Не говори никому

2 глава

Катя

Белые перья ниспадали, завиваясь в вихре северного ветра, казалось, будто облако решило расслоиться на миллион пушистых частиц, ложащиеся на ветки деревьев. Дворники старались работать в одном темпе со снегом, но с увеличением скорости, густо образовывалось полотно. Тучи насупились, отчего настроение отзеркаливалось, хотя благоговейное состояние разминало хмурость. День даже не успел наступить, как он погрузился в небольшую темень, словно ночь никуда не уходила.

Откинулась на сиденье и задумчиво постучала по панели двери пальцем.

Новогодние каникулы прошли достаточно быстро, не успев оглянуться на вещи, которые несколько минут назад мы погружали в багажник. Все выходные мы провели в деревне у мамы Миши, где было все по разумному, без напасти городского аншлага и, главное, умиротворенно. Выспаться и позабыть прихоти хаотичных дел. Подурачиться с мужем и отстоять позицию в споре со свекровью. Заснять красивые снимки природы и накататься вдоволь на санках с ребенком. Вот она чарующее познание семейства.

Где только не побывал Артурик: катался на снегоходе с местными мальчишками, ловил рыбу в прорубе, сделанной в прилежащей речке, ходил на фестиваль чудака-волшебника, дразнил девочек, провел отменно показ самого себя среди бабушек моей свекрови. Скажу, с ним сложно почувствовать себя отдохнувшей. Каждый раз куда-то вытаскивал, благо Зинаида Матвеевна (свекровь) брала на себя ответственность чаще. Хотя не с наименьшими претензиями по поводу моего воспитания сына. Что поделать, она жила в СССР и «дети были не та-а-а-кими избалованными, наглыми, требующими».

Не могу и уточнить о ведении хозяйства. Отголоски помешательства на идеальности до сих пор отдавались в перепонках. К тому же на пару – свекровь и ее сестра.

Я не хочу жаловаться, потому что начинать год с претензий ― не приемлемая традиция, вот только чертик внутри меня так и хочет выплеснуть все возмущение к этим особам наружу, обдать кипятком всю себя и позабыть меру.

Эти женщины… Дьяволы! Как только муж смог с ними вырастить? Как не стал таким же, как его мать? Ох, они меня замучили со своими требованиями в правильности ведения хозяйства каждой женщины. Да на кой черт мне это знать? Каждая достойная уважения девушка сама находит свой темп в хозяйстве и со временем вырабатывает механизм правильности, ни у кого не спрашивая.

Поэтому оказавшись в пятистах метрах от деревни, я поблагодарила бога за мою выдержку.

– Они тебя не пощадили! ― преобразовав голос, как у чудовища, пошутил Миша.

Он хохотнул, следя за дорогой.

– Я должна была зажариться в печке. Кстати, не летят ли они на своих метлах позади нас? ― Повернулась назад, якобы разглядывая через заднее стекло дорогу, хотя проверила сына, заснувший моментально после переизбытка энергии. Много и часто есть, целый день пропадать на улице, постоянно находиться в коммуникации с кем-то ― каждый тут замертво упадет.

– Кать, ты все же говоришь о моих родных.

– Прости, но они так меня достали. ― Потерла лоб, откинув состриженную в челку прядку. ― Не хочу их видеть до следующего Нового года.

– О, представь себе, они приедут к нам через месяц.

– Да?

– Мама хочет сама организовать день рождения Артурика, ― пожал плечами муж, словно ничего в этом странного нет. Почему я узнаю только сейчас?

Почувствовав укол недовольного взгляда, Миша сразу же продолжил:

– Знаю, тебе это не по душе…

Вздыхаю натужено и скрещиваю руки на груди. Ремень безопасности немного натягивается.

– Как и всегда! Твоя мама никогда со мной не учитывается. Может, у меня уже давно план составлен, постепенно к нему готовлюсь, в тайне покупаю подарки, а я узнаю от третьего лица. Такими темпами я скоро буду со шкафом разговаривать…

– Не сердись, солнце. ― Любимый кладет огромную руку на мое колено и слегка его сжимает. ― Тебе неприятно, понимаю твои чувства. Но дай ей возможность в этот раз организовать самый лучший праздник для нашего сына. Ты много стараешься для нас!

Ласковый взгляд встретился с моим.

– Тебе надо отдохнуть. Предоставь маме самой организовать вечеринку в стиле Marvel для него, ― кивает в сторону спящего сына. ― Он ― наше все. Я люблю вас и готов для вас сделать все, чтобы вы были счастливы.

Я расслабляюсь. Немного. После рождения ребенка стала очень переменчивой: могу вспылить и сразу же потерять интерес. Некоторые нарушения стали проявляться и в других формах, потому стремлюсь находить единство в себе с помощью йоги. Также в этом помогает спорт, которым увлеклась по обязательным меркам.

– Ты прав. Лишние переживания, недосказанности и накручивания тут лишние. ― Только я все равно буду разговаривать с этой женщиной. Надо же, не сказать собственной невестке. Все делает по своему принципу, упрямая! ― Спасибо.

– Я всегда с тобой, Катюша, ты же знаешь.

Берет мою руку и крепко ее сжимает. Я умиротворенно отворачиваюсь к окну, рассматривая сменяющиеся, величаво кланяющиеся снежные деревья и довольствуясь последними минутками зимней сказки. Лес в нашем районе не благоухает морозами, придающие остроту зиме, как в северных районах, куда многие москвичи ездят. Но и своя доступность устраивает: снег лежит на холмиках елей и сосен, видна кристаллизация пушистости в коль необычную пору, дороги заметены, белоснежность повсюду. Не стоит забывать, что зима ― суровый сезон, так что и минусы всегда находятся в ней. Благо спасают картины природы. И навевающие отпечатки красивого молочного зова леса.

– Пусть все будет лучше прежнего, ― безмолвно шевелю губами и закрываю глаза.

Да-а, две недели мигом пролетят, не успеешь глазом моргнуть.

Раздается снова звон колокольчика. Выглядываю и встречаю горящие глаза Василька, с озорством здравствует мне. Поистине потрясающий ребенок, родители уделяют каждой ее проблеме, занимаются, интересуются состоянием здоровья, предпочитают отдавать что-то от себя, чем возлагать родительскую ответственность на посторонних людей. Не всегда встретишь отзывчивость и искренность в людях.

Через двадцать минут практически все собрались и ждут начала утренней гимнастики, перебрасываясь впечатлениями от новогодних каникул друг между другом. Мальчики успевает даже показать карточки. Мысленно ставлю заметку: убрать эти карточки до вечера.

– В первый же день опаздывать, ни стыда, ни совести родителям, ― ворчит няня Таня, записывая разгадавшее слово в столбик в кроссворде. ― Не можете собрать ребенка, так вставайте раньше. Работа воспитателя тоже требует солидарности.

– Кажется, пришла…

Дверь открывается и в раздевалку вваливается девочка в фиолетовом комбинезоне, с огромной шапкой, что помпон кажется намного больше ее головы, и с пакетиком в руках. За ней следом вальяжно вышагивает в кожаных сапогах женщина лет тридцати, подгоняя свою дочку вперед. Для того чтобы не потерять даром времени, иду навстречу к ним, нацепляю на себя маску доброжелательной деликатности, словно меня не волнует, что они задержали мою работу.

– Доброе утро.

Дамочка отрывается от своего телефона, со скепсисом мимоходом оглядывает мой внешний вид и кривит лицо. Пожалуй, такой манеры поведения я еще не встречала. С порога тут же показать хамство, которое, в результате, не будет мною подмечено. Взмолилась всевышнему, дабы этот день не покатился в кратер вулкана.

Тоже не упускаю возможности осмотреть поближе: высокая (на пол головы точно выше меня), если брать каблуки, с укладкой, которой мучилась явно долго, благодаря этому волосы каскадом закручивались в большие локоны; макияж провокационный, глаза чересчур подчеркнуты темными тенями и подводкой, что уж говорить о ресницах с десятиметровой толщиной туши, тонкие губы накрашены в темно-перламутровую помаду, больше выделяя недостаток в искривлении лица. Опускаю глаза ниже. Ух, ты, а пальто из меха точно не на базаре куплено. Пышный, песцовый, лоснящийся. Эта внешняя грубость оттеняет достаток семьи. Интересно, каков ее характер?

Девочка стеснительно прижимается к маме, поглядывая по округе с толикой беспокойства, пусть и любопытство заставляет сиять лампочки в глазах.

– Доброе. Извините, что чуть опоздали. Я долго собирала документы на работу. ― Голос напоминает станок, который работает с твердым долголетним металлом, бесстрастный и трескучий. ― Я ― Лазарева Евгения Нильсовна. Мы тут недавно поселились в этом районе, и решили дочку записать в детский садик, а то постоянно дома. Общение тоже нужно с ровесниками, понимаете. ― Киваю. ― Ах, да. Принесла все необходимое для детского сада: сменку, спортивную форму, расческу. Более нас не предупреждали.

– Да-да, все правильно. Пойдемте вам покажу шкафчик, ― показываю рукой, чтобы пройти дальше, и они следом за мной следуют ближе к входу в группу. Обращаю внимание на притихшую девчушку, которая с нетерпением засматривается позади меня, и говорю ей: ― Запомни, пожалуйста, свое место. Твой шкафчик под картинкой… Клубники!

Она вздымает голову к верху и меня передергивает от двоякости таких ярких светлых глаз. Серебристые с окаемками цвета темной стали по сторонам радужки и с легким наброском голубизны, неописуемое представление бушующих волн в океане, среди которых лавируют моряки из «Моана». Я такие где-то видела…

Варя смотрит на свой шкафчик долго, внимательно исследует и после этого кивает.

– Как тебя…зовут? ― проглотила вставший ком и любезно ей улыбнулась.

– Ф-фаря, ― сипло пробормотала.

– У нас немного проблемы со звуком «в». Логопед сказала, что такое искривление в речи прогрессирует в этом возрасте, а если его заблаговременно корректировать, то к старшему возрасту Варя будет уже проговаривать чистокровно слова, без запинки на звук «ф», – без всякой заинтересованности резюмирует Евгения.

Ее телефон жалобно пищит, и она возвращается к просмотру своих важных уведомлений. Брови опускаются достаточно низко, давая знать, она уже деградирует в другом масштабе.

Переключившись на Варю, ибо не получится никакого сконструированного диалога по типу «я уверена, что никаких сложностей не будет», мягко ей улыбаюсь.

– Приятно познакомиться Варя. Меня зовут Екатерина Владимировна. У тебя есть друзья?

Она покачала головой.

– А умеешь заводить общение?

Активно кивнула.

– Хорошо. Давай сейчас раздевайся, проходи в группу, у нас будет гимнастика. Как раз тебя познакомлю со всеми.

Девочка резко кивает и спешит быстрее раздеться.

Я поднимаю глаза на ее маму, которая задумчиво начала перекатывать язык во рту.

– Даю гарантию, что вашей дочке будет здесь удобно. Каждый уголок обеспечен всем необходим для развивающих занятий, свободной деятельности детей. Мониторинг и уборка пыли, проветривание, мытье посуды, смена постельного белья, строго соблюдается каждую…

– Да? Что опять случилось?! – меня грубо обрывают.

Я хлопаю глазами, уставившись на негодующую Евгению Нильсовну, которая говорит по телефону, тем самым продемонстрировав щепетильность в безразличии активного участия в жизни группы. В трубке слышится монотонный голос. Вот это да. Впервые в моей практике мне доводиться видеть расфуфыренную мамочку без надобности быть с тактом, а не отворачиваться от ребенка, как пустого места. Кто она вообще такая?

– Хорошо. Еду. – Отключает телефон. Быстро наклоняется, целует в макушку дочку и уже собирается уйти, только вспоминает обо мне. – Извините, я очень спешу. Мой муж вечером заберет дочку, скажите лучше все ему.

Потрепав дочку по головке, словно оказывает какую-то услугу, взмахивает волосами и стремиться к выходу. Мне остается стоять как дура и скривить лицо в немом вопросе «Че?».

– Екатерина… – Вздрагиваю и опускаю голову на напротив стоящую девчушку.

Промаргиваю, стряхиваю с себя мысленно слой грязи, который прилип по вине гончей машины в непогоду на все тело, хотя напоминает со стороны, что меня блином ударили по лицу. Помогаю Варе договорить мое отчество:

– Владимировна, – по слогам произношу. – Екатерина Владимировна.

– Екатерина Фладимирофна, а мне понрафится здеся?

Убирает ручки за спину, опустив голову. Она практически сняла свой комбинезон, но так и не достала сменную одежду.

– Как сказать… – Заправляю прядку волос за ухо, присаживаюсь на уровне Вари, наблюдая за ее робостью, с которой нам еще предстоит работать. Все ведут себя зажато, не стремятся быть среди всех, поэтому больше всего на свете люблю работать с детьми по причине желания помочь им стать одной командой, единым целым. – Все зависит от тебя, пуговка. Посмотри на меня.

Она повинуется, делает медленно и с осторожностью.

– Ты увидишь сегодня нас впервые. Познакомишься с нами. Понаблюдаешь за активностью группы. После этого тебе дастся выбор – принять нас или же сторониться. Но я знаю, что все будет прекрасно!

– Точ-чно? – с трудом выговаривает слово.

Черт. Это самый невинный ребенок, которого я когда-либо видела. Мягкость, страх, решительность, стеснение – опасная бомба, но с ней можно совладать.

– Уверена. – Выпрямляюсь, услышав, как увеличилась громкость детских голосов, понимая, один из мальчишек снова разволновал всех остальных. – Давай до конца переоденемся и пойдем успокаивать шкодников.

Варя невинно выпячивает нижнюю губу и со всей нерасторопностью снимает с себя зимнее одеяние, одевая свободное платье. Помогая убрать вещи в шкафчик, захлопываю дверцу.

Подталкиваю ее вперед и до конца раскрываю дверь. Стискиваю зубы, как только в глаза тут же бросается оживленная кучка детей, снова не поделивших какую-то игрушку. Няня Таня уже спешит разнять драчунов.

– А ну-ка прекратили!..

– Как тебе новый ребенок в группе? – пыхтит Оксанка, дыша в телефон через рот. Сегодня «день калорий», потому не удивляет, что она уже прохлаждается в спортивном центре перед работой.

Она, как и я, тоже работает с детьми, но у нее скорее логопедическая направленность, где с каждым ребенком стремишься к определенной цели: заново научить говорить, поправить картавость, помочь ребенку выговаривать шипящий звук. Может показаться работа легкая, так как не предполагает колоссального количество детворы за один случай, вот только, сколько сил прикладываешь для достижения поставленной цели – нужно терпение и смекалка.

Обожаю ее методику. Умеет легко прошедшие уроки превратить в приключения разных букв, звуков, лишь бы ребенок понял, что нужно не оббегать произношение, а договариваться с ним и быть равным ему. Именно она мне помогала развивать речь Артурчику в четыре года, так как наш логопед из поликлиники поставила диагноз позднего психического развития. Я доверилась ей на правах подруги, и Оксана меня не подвела, наоборот, показала ее только с лучшей стороны.

– Милая, вежливая, оказалось общительной, если не судить по первой встрече, – делаю медленные шаги, осматриваясь по сторонам, этим убеждаясь в безопасности детей.

В прошлом году у одной воспитательницы ребенок сбежал: перелез через ограду и отправился в неизвестность. На уши был поставлен весь детский сад, родители немедленно явились, чтобы обговорить план обхода всех знакомых мест. По итогу, ребенка нашли на спортивной площадке, недалеко от дома, где он живет. А воспитателя отсчитали, лишили аванса и отправили дальше работать. Не можешь ты до конца быть убежденным в валентности идиллии в группе, ведь четырех-пятилетние дети обожают искать опасности из-за своей бурной фантазии. Я борюсь с ними через продуктивные виды деятельности.

– Как тебе ее родители?

Слышится «Быстрее» и частота дыхания подруги повышается.

– Я видела ее маму. На вид не очень располагающая женщина, спешит куда-то, так как речь обтекаемая, быстрая. Она мне не понравилась сразу же, в принципе, это взаимно.

– Маникюр не тот?

– Ты бы видела ее! – развожу руки и перекладываю телефон. Моя рука уже начинает леденеть. Перчатки не спасают мое плохое кровообращение. – Деловая, нарядная, надменная фифа. На ребенка в процессе общения вообще не обращала должного внимания. Мне рассказывали о проценте таких мам, не думала, что окажется действительностью.

На минуту прерываюсь. Прошу Кислую повисеть и тяжелыми шагами перебираюсь на другую часть площадки, начиная разнимать двух бойцов. Сначала выясняю причину, потом ругаю, отсчитываю, ставлю жизненные примеры исходов от таких драк, когда тебя душат, и отправляю на отдельные скамейки, с целью зазубрить на носу урок по плохому поведению.

Пересчитываю детей, долго зацепив среди них Варю, и возвращаюсь к разговору.

– Отца-то видела девочки? – свистит Оксанка. Через секунду скрипит бутылка и слышится, как она отпивает из бутылки. – Ставлю на то, что он окажется ходячим подкаченным боксером. Или реслингом. Или хоккеистом…

– Я поняла, что ты любишь эти агрессивные виды спорта, подружка, – усмехаюсь, обхватив себя. Я привыкла раз в неделю выходить в зал, чтобы остудить себя и найти баланс (да-да, у меня немного проблемы с головой). Настя и Оксана поддержали меня и сами влились в поток «сброса пользовательских настроек», что одна из них приглянулась к различным видам спорта. Конечно, в плане их состава. – Только ты не угадала. Он работает в каком-то салоне директором.

– Бу. Так неинтересно. Ужасно плох?

– Не знаю. Мне не доводилось видеть его.

– Что же ты обманываешь меня?! Я думала уже можно крест ставить! Значит, он точная копия Ченнинга Татума – со всей харизмой заядлого сексуального daddy.

– Боже. Откуда в твоей голове столько непристойных мыслей, Оксана? – смеюсь и попутно поправляю подошедшей девочке перчатки.

– Мне можно. Это вы, предательницы, погрязли в своих браках и дальше одноразового секса не видите ничего, – фыркает, и мне представляется, как она взмахивает копной волос. – По крайне мере, я умею пользоваться услугами секс-игрушек.

– Начинается… Мы с Мишей знаем толк в сексуальной жизни, потому что работаем над…

На том конце трубки зевают.

– Оксана?!

– Прости, просто узнала, что такое тоска.

Качаю головой.

– Скажу я тебе один раз, секс – это не работа. Секс – это игра, от которой у тебя постоянно ноги раздвигаются.

– Вообще, у нас разговор был про маму Вари, – уклоняюсь я и слышу смешок в трубке.

– И ее горячего отца, – воодушевленно напоминает подружка.

Видимо, Оксана устала от того, что я вечно уклоняюсь от ответа.

– Да-да-да. Надеюсь, больше никогда не встречусь с ней. Лучше я найду общий язык с ее мужем, нежели стану терпеть притворство от этой выскочки.

Уверена, обо мне Евгения думает тоже самое. Будет джекпот, окажись передо мной говорящее зеркало, которому бы нашептывала «Свет мой, зеркальце! скажи да всю правду доложи: я ль на свете всех милее, всех румяней и белее?», в ответ мне бы показали ее.

– Смотри, как бы он тебя не заколдовал.

Одно воспоминание о глазах Вари заставляют вспомнить день утренника. Я наговорила столько дурости в порыве ярости и хочется извиниться за все сказанное. Вдруг у него есть жена, дети, а я фривольно позволила поглумиться над этим человек, что считаю коварством по отношению к неизмеримому почтению.

После того вечера прошли почти целые три недели, и ни разу не видела его или машину в том дворе. Мне надо извиниться, только как?

– Глупости! Я не засматриваюсь на других мужчин.

– Ой-ой, а кто у нас жадно глотал слюни, когда выступали Деды Морозы?

– Ты имеешь в виду себя, Кислицына, – щелкаю языком, развернувшись вокруг своей оси, чтобы пойти в противоположную сторону. Ноги уже потихоньку начинают коченеть. – Кстати, как у тебя дела с тем…Купером вроде?

– Переводишь стрелки, – охает и с нажимом кряхтит в трубку. Потом слышится, как что-то падает. Наверное, она, наконец, вылезла с велосипеда. – Этот маразматик Купер из Лондона вообще не оправдал мои надежды. Он оказался циником! Представляешь, что он мне сказал прямо на свидании? «Не буду закидывать удочку раньше времени, но это судьба. Греческая красота Ахиллеса3, мудрый гуру, рассудительная акула. Ты получилась несменное вознаграждение. Но окажись здесь другая девушка, наше свидание бы закончилось на «Здравствуй». – выплюнула с отвращением девушка. – Самолюбие затмило ему рассудок. Не удивлюсь, если работает в той сфере, где власть – его еда.

– Бедная ты моя, – покачала головой, – Тебе достаются одни козлы.

– Знаю. Поэтому я все еще жду высокого, энергичного плейбоя, при этом знающий распорядок своей жизни. Тонкая натура вперемешку с неординарным мышлением.

– Куда тебе такой? – наморщила нос по-детски.

– В двадцать первом веке около семидесяти процентов мужиков это плейбои. Они дальше юбки ничего не видят.

– Ты пессимистка на максималках. Оксана, порой твоя категоричность сбивает с толку!

Как бы невзначай глаза падают на сверкающее кольцо на безымянном красном пальце.

– Зато я живу по девизу «Если плачешь – тряпка, если наобум открываешь карты – респект!». Пока мой смысл жизни – это нагуляться до того, как один придурок не захочет меня взять в жены.

Не завидую я этому «придурку». С ней он лишь испытает мигрень, пулю в задницу и неожиданно станет инвалидом с потерей памяти, слуха, зрения. Все в куче.

– А что касается тебя…

Мы вернулись к началу.

– Мыслишь, как старушка с остеохондрозом, уже пережившая молодые года. Тебе нужно сменить обстановку.

– Предлагаешь гулять? – Меня аж передернуло.

– Я не это имела в виду, но тоже не помешает.

– Спятила?

– Ты закрылась в себе. Стала зажатой. Вы с Мишей не практикуете иные методы забавности.

На это я сжала губы и промолчала.

– Дать тебе адрес секс-шопа, чтобы ты прикупила хорошее белье и некоторые штучки?

– Откажусь.

– Тогда остается последний вариант – переспи с другим.

– Измены приводят к разрушению всего, что строилось годами. Я не хочу это терять.

– И не нужно. Просто получить от этого урок и благополучно забыть.

– Мне этого не надо! – твердо отрезаю и спешу повесить трубку, как слышу:

– Поверь, твой предлог никогда не сможет спасти от вдруг охватившего стенания. Каждая уважающая себя девушка один раз в жизни нарушит систему, сделает ошибку, о которой не пожалеет, и которая принесет много боли. Хочешь получить сокровища – пожертвуй чем-то.

Приоткрыла губы, почувствовав мурашки от слов Оксаны. Ее идеи иногда доходят до крайней степени нелепости. Намек об измене мужу вводит меня в ужас, все же это грех на душу. Мне хватило ощутить на себе вкус угрызения совести, но будь это интрижка за спиной Миши – огрызки от моих ногтей не покажутся достаточными.

– Ладно, созвонимся чуть позже.

– Кать, я еще не до…

– Пока, подружка. Удачного тебе дня!

Нажала на отбой, прерывисто отдышалась, закрыла глаза, беря обратно себя в руки. Не поддаваться эмоциям. Не слушать их призыв.

После пяти вечера детей становилось все меньше и меньше. С тетей Таней мы разговаривали на всякие темы, отвлекаясь на последних минутах до ухода домой. Так я отпускаю ее намного раньше, но именно сегодня ей захотелось со мной посидеть подольше. Обсуждение на тему коммунальщиков, федералов, нашего начальства разгружало голову. Целый день был на ногах, и, сидя на стуле, слушая поутихшие голоса детей, медленно погружалась в пространственное межвременье. Так навевает на сон…

– Папочка! – спохватилась Варя, поднимаясь со своего места и мчась в раздевалку. Я следом за ней пулей пошла, гадая, как же выглядит ее отец и насколько мои подозрения в схожести характеров с женой верны, дабы разочаровать Оксану.

Но я проиграла.

Снова.

Ноги приросли к полу, стоило увидеть широкую фигуру мужчины, раскрывающий объятья и приседающий на уровне дочери. Девочка к нему подбежала и чуть ли не запрыгнула на плечи, пока мой шок преобразовывался в учащенное сердцебиение.

Он.

Он оказался ее отцом.

Не знаю, какие мысли заполонили мое сознание в эту минуту, только я не могла оторвать своих глаз от того, кого совсем недавно послала далеко и надолго, при этом поставив себя не в самом лучшем свете. Нет-нет-нет. Не может быть так, чтобы судьба шутила надо мной. Боже.

Руки подрагивали и вспотели. Сложила их перед грудью, пытаясь преодолеть временную рассеянность и показать, что так легко я не смогу пасть. Я глупо выгляжу.

Когда мужчина выпрямился и соизволил поднять на меня очи, позади меня прозвенели осколки. Взгляд пронзил стрелой, оторвал какую-то часть меня, коснувшись потаенных переживаний. Маска холодности растаяла, струйкой потекла по моей коже, которой стала оголенным нервом. Наши глаза встретились, и, хотя прочитать его мысли было невозможно, я знала, он помнит меня. Встреча оказалась на нейтральной территории.

Знакомое пальто с шарфом и непринужденная поза заставили посмотреть с другого ракурса на привлекательность молодого папы. Он до ужаса красив! Оказавшись вблизи с ним, я смотрела на него под другим углом. Смуглая кожа, всклокоченные волосы, вечно падающие ему на глаза, хмурость с безразличием, щетина, прибавляющая года, однако не уменьшающая мужскую харизму с тонкой начинкой отцовства. Взгляд опускаются на губы мужчины, вызывая различные убеждения себе, что они умеют любую девушку заводить с пол-оборота. О чем я только что подумала?

Ретировавшись, смущенно опустила глаза. Какой кошмар!

– Добрый… – прокашлялась, – вечер.

– Добрый, – хмыкнул он. Прищурился, внимательно просканировал меня, под детальным прицелом ощущаешь себя запуганным олененком, встретившийся с голодным волком. После полоснул самоуверенной ухмылкой, тут же опуская голову, словно я не замечу. Да он издевается! – Солнце, иди, одевайся. Я поговорю с твоей воспитательницей…

– Екатериной Фладимирофной, – весело щебечет ребенок без запинки и следует к своему шкафчику.

– С Екатериной Владимировной, – как мантру повторяет мое имя. Оно растекается на его языке настоящим подтаявшим пломбиром. Боже правый.

Не спеша подходит ко мне, становясь на почтительном расстоянии, только так, чтобы показать свое величие. Гигантский. Тут не уж то все два метра с моим-то сто шестьдесят: широкоплечий, гордый, неотразимый. Глаза горят живым блеском, подталкивая вместе с ним пронять роковую встречу.

Не уверена, рада ли я столкновению или же нужно бежать?

– Меня зовут Семен Олегович, – представляется мужчина, не спуская мертвый пепел с тлеющей мятежности. Судорожно вбираю в себя воздух, встряхивая головой. Не думай падать, Катя! – Не думал, что нас повторно столкнет именно в таком ключе.

– Не надо было думать, – мило улыбнулась, сделав шаг назад.

Язык мой – враг мой. Я же разговариваю как воспитатель с родителем, почему я решила дерзнуть?

Ворвавшийся в мое личное пространство запах от одеколона распалил рецепторы обаяния, что я чуть не растеряла уверенность. Мне этого не надо. Господи! В тот вечер я проклинала мужчину на чем свет стоит, неприятный и наглый, в нем не виделось ничего стоящего; а в настоящий момент волнуюсь от одного взгляда на него, тягостного присутствия, как шестнадцатилетняя девочка, столкнувшаяся впервые с парнем. Не могу подобрать слов, вечно сглатываю, дергаю пальцами свою кофту, переминаюсь с ноги на ногу. Да что со мной такое? Откуда такая стеснительность взялась?

Помню первую встречу с мужем. Мы разговорились без каких-либо запинок: шутил, помогал, интересовался, а я находилась под защитой надежного пледа, потому что с Мишей не было умалчивания. Столетние друзья встретились вновь. Непринужденность обстановки. И никакого бешеного электричества.

А перед ним, Семеном, волоски встают дыбом.

– Снова дерзишь, – делает следом за мной шаг, засовывает руки в карманы брюк, представ передо мной с иголочки восходящим жгучим солнцем. Где мой крем от загара?

– Когда мы успели перейти на «ты»? – приподнимаю подбородок.

Я его не боюсь.

– Ты сама в прошлый раз обозначила наши рамки, истеричка, – шепчет Семен Олегович. – Ничего не хочешь сказать?

– Не понимаю, к чему ты клонишь…

Облизывает нижнюю губу, подчинив проследить за этим с завораживающим интересом, и хрипло выговаривает:

– Извиниться.

Пару дней назад я бы вступила на тропу честности, ибо пытливость съедает всю без остатка, но мизантроп во мне стремиться отдать дань порокам. Я не могу вымолвить ни слова, внутренняя агония мешает доставить удовольствие этому заносчивому типу радость от главной роли в ситуации. Никак… Бесята в зрачках торжествуют из-за влияния, которое оказывает на меня одно пребывание в помещении мужчины, им нравится куражиться, играть в крестики-нолики, гнать лошадей за пределы разумного…

– Варя, ты одеваешься? – перевожу внимание на его дочку, обходя стороной, подхожу к моей воспитаннице, которая с усердием натягивает сапоги.

Сбегать проще.

– Угу, – кивает.

Помогаю ей надеть остальные вещи, убрать в шкафчик по нужным отсекам сменку и осматриваю наличие опрятности. Поправляю шарфик, завязываю шапку, полностью отгородившись от прожженного взгляда, что направлен на меня. Это мешает концентрироваться на работе своих рук, будто совсем не мои, ошибаюсь или цепляюсь, про себя пятый раз ругаясь.

– Я хотела предупредить, чтобы вы завтра привели Варю до 8.20, так как рано будет кружок «Буквоежка». Вы же записывали ее туда? – говорю без запинки, а сама съежилась. Не смотри на него. Не смотри.

– Хорошо, – беспечно бросает и встает рядом. Тише добавляет: – Мы не закончили…

По-моему, разговор давно себя исчерпал.

– Пойдем, Варя.

Вспоминаю и бросаюсь обратно к барной стойке, прихватив документы, которые нужно ознакомиться и подписать. Также несколько памяток по моей образовательной программе.

– Подождите, Сем-мен Олегович. – Произносить на деле сложнее, нежели крутить у себя в голове. Мужчина разворачивается, заполняя все пространство удушающим присутствием.

– Тут нужно некоторые бумаги подписать. Также даю вам памятки для ознакомления с группой. Во-от, – тяну к нему дрожащие руки, затаивая дыхание. Его глаза смотрят на листочки, затем его пальцы касаются краев, где находятся мои пальцы. Кожа к коже, наши пальцы соприкасаются и необъяснимый ток прошибает вены. Время как бы замирает, где только я и он может испытать странный контраст. Сглатываю, отпускаю листы и отхожу на безопасное расстояние.

Он глядит в упор несколько секунд, потом просыпается от толчка его дочки и принимает на себя безучастное лицо, будто ничего не было.

– До свидание, Екатерина Владимировна. Приятно было познакомиться, надеюсь, у нас будет еще время ближе узнать друг друга.

Гад! Использует мой глупый трюк, бросая вызов и выводя из равновесия одновременно. Молчу, как партизан. Пусть катиться домой к своей жене и ей ставит свои точки, как положено супругу.

– До сфидание!

– До завтра, Варюша, – махнула на прощание и прижала руку к груди, провожая взглядом двух фигур. До конца двери он не оборачивался, смотрел только на свою дочь, посвятив всю вселенную ей, и за это я была крайне признательна ему. Посмотри он на меня, увидел, как пылают щеки.

Девчушка что-то начинает с воодушевлением рассказывать папе, улыбаясь и подпрыгивая на месте, пока дверь не захлопнулась и не раздался кличь колокольчика.

С раздражением взмахнула руками, топнула ногой. Да твою же мать! Каждое приключение приходится мне. Мать мужа стыдиться меня и недоговаривает многое, борюсь с методистом который месяц, устала доказывать подруге о необходимости не пуститься в потерю контроля, столкнулась с этим и буду терпеть навязчивость до конца выпуска его дочки… Целых дерьмовых два с половиной года!

Прелестное начало нового года.

– Когда ты позвонила, думали, будут просто посиделки, а ты решила напиться? – недоумевает Настя, провожая глазами мой очередной заход.

В баре народу такого не было, учитывая начало недели после праздников, многие здесь присутствовали ради поддержания рабочей атмосферы. Это место может пользоваться спросом как у молодежи, так и хваленных работников, стремящихся доделать дела в комфорте. Не было в этом баре никогда злости, неприязни или иного сбродного недомогания в виде жадничества. Существовало правило: хочешь помочь себе, помоги сначала кому-то. Мораль в том, чтобы человек оставался человеком, ведь от этого становится приятнее в первую очередь тебе. Потому сюда стремились по одной причине – спокойствие.

Молодые люди либо общались приглушенно, либо выпивали компанией. Взрослые…на то были и взрослыми, чтобы отвечать за свою взрослую жизнь. Мы же с подругами относились к числу девушек из класса сильных-независимых-замужних. Ну почти все замужние.

– Рассказывай, что случилось. – Сложив перед собой руки в замок, запальчиво заговорила брюнетка. Она походила на моего психолога. Аж стало смешно.

– Почему ты думаешь, что у нее проблемы?

– Как еще можно объяснить запуганный взгляд и возникшее желание напиться, хотя у нее еще ребенок не кормленный. Остынь, Кать. ― Оксана забирает из-под носа кружку с пивом, на что я возражаю. ― Нет! Объясни нам, ты в последний раз так пила… Никогда так не пила!

Морщусь и смотрю в одну точку на столе.

– Ты выиграла, Кислицына.

– В чем? ― непонимающе хлопает глазами.

– Он оказался копией Татума, только со смесью Тома Круза.

Поднимаю взгляд.

– Ага! Я же говорила, ― хлопает в ладоши, довольствуясь триумфом в незначительном споре. ― Стоп. Неужели тебя расстроил проигрыш?

– Не в этом дело.

Прикрываю глаза, как в темноте всплывает образ кошачьих глаз, искусно вырезающие из меня статуэтку своего высокомерия. Образ человека, не имеющей власти надо мной и в то же время владеющий сознанием любопытства. Вдобавок к смешанных чувствам добавляется одна маленькая проблемка – в прошлый раз я послала его как могла. Думаю, такое никогда мне не забыть, принимая в счет, наши постоянные встречи.

– Три недели назад поругалась с одним типом. Он чуть не задавил меня с сыном, – хмуро вступила в объяснения. – Ну как поругалась. Скорее я со своими нервами его обозвала, как умела.

– Узнаю Зуенка! – подбадривает Оксанка, на что получает неодобрительный взгляд от Настюхи. Ох, девица с огнем на голове та еще учительница со стажем, вечно не преемственная к нашему дурачеству. Интересно, дети у нее ходят по углям? – Продолжай.

– А полтора часа назад пришел забирать новую воспитанницу папа. Угадайте, кто им оказался?

– Ух, ты! Не знала, что кино может буквально оживать. Но почему ты так переживаешь? – Завидела мое поникшее состояние Настя. – Поорала ты на бедного мужика, выпустила пар, уверена, он прекрасно понял твое тогдашнее состояние. Не делать же из этого трагедию…

– Мне стыдно за свое поведение.

Перевела дыхание и продолжила:

– Но я не извинилась перед ним, потому что он напыщенно кичился придуманным им прозвищем. Истеричка!

– Ну он не ошиб…

Настя взглядом заставила Кислую заткнуться. Но та решила пойти в обход:

– Подруга, ты ему понравилась…

– Оксана! – издаю писк, подпрыгивая на месте. – Ничего не говори! Этот нахал еще смел сегодня ставить меня в ужасном положении, так что желание перед ним опуститься на колени и извиниться отпало разом. Такого несносного лицемера в жизни не встречала! Он мне не понравился! Ни капельки.

– При этом ты его сравнила с Томом Крузом? – взмахнула рукой и приподняла брови в непонимании Кислая. – Противоречишь самой себе.

Бармен спрашивает о повторении заказа, но я отмахиваюсь от него. На минуту воцаряется за барной стойкой тишина, после снова вступаю на тропу выведения своей позиции. Позиции отрицания.

– Помогла тебе победить. Раз. – Загнула большой палец правой руки, щелкнув языком. – Два. Хотела поговорить о том, что мне теперь делать. Три. Что-то пошло не по плану.

Настенька Бьянки тихо фыркнула и сразу же прикрылась безалкогольным мохитом, отводя взгляд цвета желтой травы к стеллажу с алкоголем.

– Что мне делать?

– Быть непробиваемой, холодной, черствой. Всё, как любят любые мужики. – Они смеются, и я больше стону.

– Я не собираюсь его охмурять! Вы меня совсем не понимаете. Предательницы. – С разочарованием насупливаюсь, обмахиваясь руками. За этот разговор я чересчур разгорячилась. – Я замужем, не постесняюсь повторить.

– А я вижу, как ты мучаешься. Елки-палки, мужчины – особенно настолько обворожительные – не падают с небес, Катька. Ты либо их берешь всеми руками и ногами, либо упускаешь. Давай на чистоту, тебе нужен мегагорячий секс без обязательств.

– Не думаю, что такая идея…

– Не вмешивайся, Насть! – затыкает рот строгой львице. – Подожди, скоро ты сама на себе это испытаешь.

Настя становиться бледнее обычного, правда, кончик носа моментально начинает подрагивать от подступающего раздражения. Зрачки расширяются, пальцы сильнее впиваются в стакан, норовя вот-вот расплющить в мелкие кусочки стекла. Черт, не хватало еще ссору в избу пригнать.

– Я многого наслушалась от своих клиенток-мамашей, так они рассказывают о том, что любовник – это не путь развода, а раскрепощения себя. Таким образом, они находили в себе собственное «я», распределяли аппетиты и умеряли застой в браке. От этого никто не страдал, милая моя.

– О’кей. Буду игнорировать его. Проще простого.

И потянулась за пивом, пока Оксана укоризненно качала головой. Что поделать, нравы у каждого свои. Может быть, она принимает категоричность в отношениях, как рассвет цветка, для меня избранное коварство ни с чем несравнимо с казней. В средневековой Европе за любую промашку казнили не просто путем выбора, находили предельные вердикты, подобные тому, что предлагает Кислицына. Измена. Женщину могли заточить в монастырь до конца жизни. Некоторых женщин уродовали, отрезая им нос, губы или уши. И это не самое страшное, хотя кому как. Самое страшное – женщин сжигали на костре, подобно ведьмам, считая, что огонь может очистить заблудшую, порочную душу женщины.

Девочки между собой спорят, только никакие реплики до меня не доходят. Я оказалась в своем мире. Рассматриваю картину, где огонь забирает крик девушки в гущу пекла, где ее кожа становится чем-то схожим с землей, пока вокруг собралась толпа народа, поглазеть над муками обычной простолюдинки. Они выкрикивают какие-то слова, но услышать – ей уже невозможно. Она увязла в огне.

Встряхиваю головой, отчего волосы летят на лицо, убираю за уши, тянусь к стакану и делаю несколько глотков. Фантазия к моим двадцати шести годам сделалась крайне вульгарной, наверное, причины имеют глубокий корень, относящийся к тяжелому детству. Никому такого не пожелаю.

– Ау! Вызываю планету Катю Краснову! Ты здесь, – щелкает перед моим лицом Оксанка. Я ударяю по ее руке, выпрямляясь. – Прости. Столько наговорила тебе, а ведь у тебя полно своих проблем. Ты не обижаешься?

Темноволосая кладет свою руку поверх моей, покоившейся на стойке, сжимает и с виновато-обаятельной улыбкой смотрит исподлобья, как бы напрашиваясь на милостыню. Блаженственная белозубая улыбка возникает из ниоткуда, потому что не могу ее сдержать.

Вместе пройти огонь, воду и медные трубы, вырасти, как родные сестры, строить общие планы, поддерживать, искать решения, мечтать, сочинять свою историю…

Без них не было бы меня. А их без меня.

Без них бы я не обрела свое место в этом мире.

Мы связаны крепкой дружбой. На таком примере и должны равняться другие девушки, не ограничивающие себя только в возможностях быть выше и позабыть толику единства. Каждый человек нуждается в ком-то: будь мама, папа, брат, тетя или другой. Самый главный, это друг. Вместе с ним ты встаешь на ноги и стремишься в будущее. А замена в виде денег, империи, роскоши – не приносит твердого покрова под тобой; это лишь отрезок материального обеспечения, когда на самом деле тебе нужно духовное.

– Девчонки!

Развожу руки, приобнимаю каждую и прижимаю к себе. Мы образуем круг, переплетаясь объятьями, дыханиями, улыбками, наслаждаемся обществом. Такие минуты мне кажутся бесконечностью. Не хочется никуда уходить, ничего говорить, потому что наше молчание многое объясняет.

– На сегодня тебе хватит, дорогая, – заключает Бьянки, все-таки убедив меня в гуманности решения. Да, перед мужем и сыном будет неудобно приходить пьяной. Отстраняемся друг от друга и смеемся. – По поводу твоего папочки…

– Он не мой.

– Не суть. Делай вид, словно тебя не касается он, словно между вами ничего не было. Все-таки вы друг другу чужие люди, не думаю, что он настолько лишен мозгов, чтобы с тобой флиртовать.

– Это я могу.

– Правильно.

Допустим, я с этим справлюсь. Главное, не влюбиться в него. Не смей, Катя!

Последующие дни никаких подвохов поведении Семена Олеговича не наблюдалось. Он приводил дочку, уточнял кое-какие вопросы про обучение и порядок группы, заполнял мелкие бумажки, дабы собрать полный пакет социального паспорта, но блеска в дикой необузданности попусту не было при нашем спокойном разговоре. Разговаривали умеренно, без криков, ругательств, что не было свойственно с первого раза при встрече, не исключено, что такой разлад удивлял не меня одну.

Непредсказуемость – вот что встало между нами.

Не знала, какой подвох ожидать в каждом его движении.

При его появлении каждая клеточка тела напрягалась, и мне хватало усилия говорить ровно, не запинаться, смотреть в глаза наглеца, тем временем коленки подкашивались от близости. Меня устраивало взаимоотношение воспитателя с родителем, так что хотелось видеть это в постоянстве. Жаль, только мой демон продолжал верить в несбыточную надежду, что когда-то маска закрытости лопнет и истина вырвется на свободу.

Этому не бывать, дорогой мой друг.

Пятница – день лени. Маленькая традиция нашей группы, учитывая, что каждодневная работа с детьми оставляла много сил за воротами терпимости. Занятия проводились строго по расписанию, а мелкие режимные моменты упускались из виду, позволяя обширный доступ к самостоятельной деятельности. Этот день был моим любимым, ведь завтра уже выходной, позволяющий немного сбавить груз ответственности. Когда же у нас появится еще один воспитатель, дабы совместить две группы? Полтора воспитателя на одну группу – бред, но никак не новая тенденция работы. Никто не хочет работать из-за ограничительных рамок и мам, ищущих в работе каждого персонала косяки, чтобы это выписать в письме в Министерство Образования, мэру или главе района для добавления красочности камню преткновения. Посудите сами, стремишься к одному, в итоге, появляется еще один вид работы, навешивающий волокиты в свои свободные часы. Столько бумаг, по рассказам старых педагогов, не было в советском союзе.

Потому что образование не требовало отчета, а требовало знаний.

Я забрала ближе к пяти, после ужина, сына с группы и привела в свою. Девочки и мальчики уже были знакомы с ним с младшей группы, что облегчает привыкание в присутствии кого-то постарше, хотя новенькой предстояло еще познакомиться с моим сыном. Не знаю, при мысли о том, что они смогут найти общий язык намного ближе, чем другие – меня бросало в дрожь. Иметь что-то общее с этим мужчиной не желаю!

Мамы и папы в вечер пятницы приходили рано. Не задерживали болтовней собирание, с детьми бурно обсуждали какие-то планы, подгоняли их и весело шли домой. Няню Таню отпустила пораньше, оставшись с еще пятью детьми, при этом готовя нарезки на следующую неделю. Косточки пальцев ломило от прорезывания мелких деталей, а перед глазами белые мошки летали от изнурительной концентрации.

– Да, я тебя победила! – визжит Варя, вскидывает руки вверх и громко начинает смеяться.

Поднимаю голову, и в спину медленно втыкают огромный меч.

Мой сын и Варя…играют вместе в Новогоднее приключение. С задоринкой обсуждают ход игры после ее победы, и никакая оплошность не заставляет усомниться в моем Артурике. Ей хорошо с ним. И ему с ней. Проведение параллельности. Боже мой, будет очень плохо, если они найдут эдакий общий язык, который приведет их к странному союзу. Конечно, я не люблю ломать судьбы и не стану ничего говорить о запрете общения с Варей ему, просто…для меня все это выше дозволенного. На каркала я.

– Варюша! – низкий баритон раздается над ухом.

Вздрагиваю и поворачиваю голову, всматриваясь в профиль Семена Олеговича. Волосы в снегу, глаза искрят любовью и мальчишеской беззаботностью, весь недоступный. Замечаю стекающуюся каплю по щеке, которое пропадает за воротником пальто, оттого непристойные мысли являются максимально быстро. Кладу ногу на ногу и сжимаю бедра, мысленно покусывая уснувший разум.

Не заглядывайся на него, Катя, черт возьми!

– Папочка!

Младшая Лазарева поднимается с места, позабыв о настольной игре, и бежит к отцу. Артур поджимает с досады губы, провожая ее взглядом. Ох, узнаю его чувства: когда только знакомиться с кем-то, испытывает ужасное одиночество при скором завершении общения.

– Как ты тут? – Голос постепенно стихает, так как он отходит с девочкой в раздевалку.

Несколько секунд сижу, разглядывая вырезанные цветочки, мнусь на стуле, возмущаясь тому, почему он не взглянул на меня. Вообще никакого внимания помимо приписываемого! Да почему меня должно волновать? Господи. Каждая мелочь начинает обретать смысл с иного ракурса, будто в этом мире должно все доставаться только мне. Я не эгоистка… Даже не могу объяснить охватившее переживание за то, что он не посмотрел на меня.

Я осталась сидеть на месте, продолжать вырезать цветочки, пока в дверях не возникла Варюша, прощаясь со мной. Пожелала хороших выходных, уведомив, что в понедельник нас ждет кое-что интересное, попросив сказать родителям, чтобы красиво ее приодели. Затем убежала, оставив после себя сокрушительную озадаченность.

Девочка замечательная, с ней уютно общаться. Найти бы еще общий язык с ее родителями.

Выходные ждет каждый. Согласитесь? Как только начинается очередная рабочая неделя, мы уже начинаем отсчитывать секунды, минуты, часы и дни до начала вечера пятницы, потому что… Такова система нашего мышления. Сколько не старайся о них не думать, погружаться с азартом в нынешнее дело, все равно будешь уплывать на Кудыкины горы. Нет нам покоя, от этого многие, не успев выйти с одних выходных, стремятся к другим. Их катастрофически мало.

Сладко тянусь в теплой постели, все еще хранящая терпкий запах мужа вперемешку с ночной одичалостью. Это лишний раз доказывает, что наша жизнь в постели не иссякла в шарме. Доказывать бы это подругам.

Не знаю, для чего говорила ту ересь Кислая, она ошибалась. За столько лет наша связь не утратила смысл, просто обрела иной вакуум, в котором получаешь больше стрит-флешов4, то бишь с разной амплитудой, но с одинаковым концом, ненасытно и остро. Комбинация зачетная, не каждый ее сможет оседлать несколько раз подряд.

Посмотрела в потолок, на котором кружились блики от солнца, преломляющиеся из-за вспотевшего стекла. И правда, в комнате температура была крайне высокой. Наши частые вздохи принесли хотя бы какую-то пользу.

Из кухни донося звук, словно что-то упало. Приподнялась на локтях, огляделась в поисках какой-нибудь прилежащей одежды и заметила халат на столе с компьютером справа от меня. Накинула на себя, заправила в заученном подходе кровать, постелила покрывало и пошла на поиски своего мужа.

Квартира была обширной, четырехкомнатной, включающая минимализм до такой степени, что можно гонять футбол в этих стенах. Дом отстроили еще в позапрошлом году, заселились полгода назад, а купить недостающую мебель руки не могут дойти. Не привыкла много ходить по магазинам, рассматривать один и тот же товар полчаса, приходя, в конечном счете, ни к чему. Приехал зачем-то, а уехал ни с чем. Потому все оставила на муже, который в свою очередь плюнул. Так и живем.

На стенах прихожей фотографии маленького Артурика были развешены везде, только наши со свадьбы и юношеские мелькали единожды. Остановилась у поворота на кухню и пригляделась к темной фотографии, на которой стоп-кадром запечатлен момент турслета на втором курсе. Костер. Вокруг него сидят люди. На заднем плане уплывает солнце, предвещая конец забавного дня. Краснов, одетый в одни только спортивные штаны, играет на гитаре, распевая мелодию, тем самым привлекая немало девичьих мечтательных взглядов и вздохов. Но одна мелочь не ускользает от меня, ― его потемневший взгляд устремлен только на меня, сидящей напротив него. Я беззаботно болтаю с какими-то ребятами, пью свою Coca-Cola, прислушиваюсь к голосам, песням, полностью позабывшись в этой расслабляющей атмосфере. Тогда я не знала, кто для меня станет Миша. Не видела всех его многозначных взоров, жестов, притягательных улыбок, высказывающие большее, по сравнению со словами. Для меня он был другом. Другом моих новых начинаний.

Что-то снова падает на кухне. Он собирается разломать всю мою кухню?

Оставляю позади себя фотографию, следуя к арке.

– Оставь и мне что-нибудь сломать, ― недовольно высказываюсь, заходя в освещенную коричнево-бежевую комнату.

Взгляд падает на сидящего за стулом, болтающего ногами, Артурика, который поедает свой завтрак: шоколадные шарики с молоком вдобавок молочный коктейль. Как бы от сладкого ему не стало плохо. Папы никогда не знают меры.

Оставляю на макушке сына поцелуй, треплю ему светлые волосы, возвращая приятный облик красавчика, и подхожу к мужу. Миша пыхтит над сковородкой, ложкой помешивая белки с желтками, которые подгорают от недостатка масла.

– Какой же ты скупердяй, ― закатываю глаза и бедром толкаю его, позволив мне хозяйничать на своем островке. ― Больше нужно добавлять масла, Миша.

– Ты почему не спишь? ― хмурится он, попутно вытирая руки полотенцем.

Наливаю еще немного растительного масла, перемешиваю, перчу для остроты, как каждый из нас любит, добавляю нарезанную колбасу, после уменьшаю огонь, оставляя доходить.

– Должна?

– Я хотел тебе завтрак в постель сделать, ― обессилено опускает руки и вздыхает.

Тихо хихикаю, разворачиваясь к нему лицом. Мальчик все это время наблюдает за нами, успевая набивать желудок этой гадостью. Хоть и покупаю ему Nesquik, предпочитаю домашнюю полезную еду.

– Сделаешь в следующий раз, ― утешаю кротким поцелуем и возвращаюсь к плите.

Завтрак готов, поэтому не теряю даром времени, раскладываю все по тарелкам.

– Сына, как тебе идея сегодня поехать на горку? М? ― Расставляю блюда по столам для своих мужчин, ограничившись от завтрака для себя.

– Да-да-да, ― дергаясь телом, соглашается Артур. Глазки начинают непростительно гореть. Ох, какова же череда детства волшебна, не подбрасывающая никаких разочарований. ― Папа тоже едет?

– Прости, сынок. Мне нужно подготовить машину перед отъездов в командировку. ― Мальчик поникает, тогда муж поспешно договаривает: ― Завтра обещаю ― я весь твой. Идет, Капитан Америка?

Миша выставляет руку, а младший Краснов ударяет по ней несколько раз, закрепляя свой победный куш. Улыбаюсь. Все это не сравниться с моим прошлым. Да я его толком не помню, точнее не помню годы с родителями. Отрадно знать, чем я могла насолить родителям, раз они так нагадили в моей судьбе? До обучения в колледже я искала контакт, чтобы, наконец, встретиться с ними и поговорить, но это было напрасно. Им было абсолютно на меня наплевать. Вообще мне стоило с самого начала убеждаться в этой правдивости, чем тешить не утратившийся огонек надежды иллюзиями.

Их для меня не существовало уже давно.

Потому я делаю все возможное, лишь бы не обременять жизнь своего сына. Он заслуживает больше, чем мне смогли предложить мои родители, и я это могу позволить. Я и Миша можем позволить.

Через полтора часа муж предоставил в наше пользование машину. Загрузив санки и ватрушку в багажник, почистив ее от снега, который в очередной раз всю ночь шел, ― в этом году его слишком много, ― отогрев двигатель, мы выехали со двора. До предстоящей горки езда как минимум полчаса, учитывая, если не попадем в пробки. В Подмосковье жизнь чуточку легче, но это не минует условия торможения на трассе. Облегчает лишь то, что, выехав в сторону одной деревушки, где раскатана горка для любого вида спорта, движение ровняется и ехать гораздо легче.

Всю дорогу я стараюсь успевать переключаться между криками на имбицилов за релм, и пение с сыном. Не припомню, когда именно у нас установилась такая изюминка, но в любых поездках я обожаю с ним петь различные песни. Артур даже знает некоторые песни российских певцов, благо, в пределах разумного: София Ротару, Стас Михайлов, Валерий Миладзе…

Немного странновато в нашей семейке, только у каждого свои страсти.

Паркуюсь на свободном месте с первого раза. Когда муж впервые увидел меня в деле за рулем, посчитал какой-то ненормальной, потому что ни одна женщина с идеальностью не сможет припарковаться параллельно задним ходом. Я не особо принимаю к сведению, ибо знаю, от кого-то переняла частичку мужских генов или мозгов. Без разницы.

Люди все прибывают и прибывают: родители везут на санках или ватрушках детей, дети кричат, бегают, спеша начать кататься, взрослые где-то ругаются, смеются. У всех настроение на оптимизме, как и у меня. Если месяц назад я была чем-то недовольна, то это изнеможение от долгой беготни. После выходных я снова напоминаю Цириллу5, которая ни перед чем не может устоять. Слишком много соблазнов все познать и испробовать.

– Потом мы заедем выпить горячий шоколад? ― с мольбой спрашивает сын, вставая передо мной. Облако пара, исходящее из его рта, поднимается вверх, развеваясь.

– Конечно. Нужно будет прогреть наши косточки, а то Снежная Королева тебя заморозит. ― Щипаю его за один бок, потом за второй, пока он не начинает смеяться и увертываться. ― Пойдем. А то мороз обидится на тебя, что ты не катаешься.

Горка выглядит устрашающе раскатанной. Мимо нас, когда мы взбираемся на вверх, пролетает молодая пара на ватрушке, что глазом не успеваю моргнуть. Пик склона не то что крут, но размещен на очень большой высоте. Ноги затекают от постоянного упора, дыхание сбивается, но я продолжаю поспевать за активностью ребенка. Матерь божья, в нем энергия так и хлещет. Никакой отдышки, усталости или наличия рассеянности в координации.

Верхушки деревьев окружают нас по бокам, заворачивая в кольцо и обезопасив. Конечно, для страховки здесь еще задействовали сугробы по бокам, в средине, поделив горку на две части, а то в прошлом году было куча столкновений, чуть раньше ― на смерть кто-то разбился, вылетев с площадки. Но ради безопасности я намеренно буду ездить с Артуром вместе. Не хватало больничной мигрени.

– Давай, мама. Мама!

Краснов прыгает на месте, подбадривая меня, на что хочется рассмеяться со слезами, которые моментально замерзнут.

Подкатываю ватрушку, придерживаю и залезаю на нее. Сын садится верхом, с нетерпением ожидая начала гонки. Детские забавы крайне эксцентричные, но я же их любила! Давным-давно. Когда смех еще звучал заливисто.

Скатываемся мы так несколько раз, на пятый ребенок начинает меня уговаривать прокатиться самостоятельно. Я как могу обхожу его пути наступления с убеждениями, все равно не преклонен. Точная копия Миши ― если хочется, то будет на своем настаивать. Аж бесит. Мужчины иногда настолько педантичны, иной раз думаешь, стоит ли вообще тему вопроса поднимать.

Я сдаюсь после десятого отказа. Предоставляю возможность скатиться одному, но намного ниже выбрав пункт скатывания, рассказываю на всякий случай инструкцию, если завернет его или будет намечаться столкновение, только Артур так проник в экстрим, ничего дальше склона не видит. Даже в его зрачках отражается горка, что уж тут до меня… Нацеливаюсь, слегка толкаю и сын начинает разгоняться, спускаясь вниз. Отовсюду выскальзывают другие катальщики, с искристым гоготом то крутясь, то быстро съезжая. Мимо меня пролетают санки, на которых мужчина управляет санками, а ребенок только успевает улыбаться во все тридцать два зуба.

Дети на то дети. Для них раздолье получать игривость. Если ребенок обходит свои маленькие годы, то никакого ребячества, тупоголовости, беготни, экшенов. Такие обычно видят перед собой скучное батрачество в крупных фирмах ради покорения Эвереста.

– Поберегись! ― орут позади меня.

Чт…

– Бедные селезенки!

Вскрикиваю, стоит чему-то мягкому столкнуться с ногами, затем я незамедлительно падаю назад. Крепкие руки перехватывают меня, помогают устроиться удобнее в проталине, чувствуя соприкосновение ягодиц с бедрами, а чертова большая ватрушка вовсе не намеревается останавливаться. Черт! Хватаюсь руками за одежду незнакомца, подтягиваю ноги, всматриваясь вниз. Различные молитвы уже начинают маячить в голове. Сердце набатом ударяется об ребра, меня начинает колотить. Какой придурок решил с самой высокой точки рискнуть?

Поворачиваю голову насколько возможно, и хмурюсь вдвойне. Только не он.

– Ты! ― цежу сквозь зубы, краем глаза оглядывая его взбудораженное выражение лица. ― Какого черта?

Он хохочет, взрывая бомбу ненависти.

Смотрю снова вперед, решив поберечь свои возгласы, и вовремя замечаю летящих слева детей на санках. Говорю об этом Семену, который подхватывает инициативу, второй рукой начинает направлять ватрушку к ним, чтобы произошло пересечение. Минуем пригорок, взлетая вместе, отчего я вжимаюсь в грудь мужчины сильнее, цепляясь за него, что ногти вот-вот сломаются.

Мои всхлипы и дыхание перемешиваются в свистящем потоке бьющегося об нас ветра. Остается совсем не много до конца, и мы снова взлетаем. Вместе с тем икаю и оказываюсь у него прямо на ногах, одна его рука у меня на талии, удерживая на месте, вторая ― на ручке этой штуки.

Не успеваю пискнуть, как происходит столкновение со снегом, и мы резко валимся в его пушистость. Мужчина вовремя подхватывает меня, и я оказываюсь на его груди, столкнувшись с ним нос к носу. Кладу руки на его грудь, он на поясницу, так и замерев.

Я тяжело вбираю воздух, он подо мной расплывается в полуулыбке, смотря точно в глаза. Мне нужно пошевелиться, прекратить отвечать на лиричность бесят на дне зрачка, и, черт тебя дери, убрать от себя его руки. Только я этого не делаю. Вместо этого детальнее рассматриваю черты лица: у носа есть небольшая горбинка, видимо, осталось после драки, есть две маленькие родинки внизу у правой челюсти в районе щеки, брови темнее, чем кажутся издалека, а губы…ярко-красные.

Облизываю губы и поднимаю глаза. Не издаю ни звука, боясь что-то спугнуть между нами, какое-то фатальное напряжение, тем не менее я пропадаю в нем. Или это шок?

Семен прослеживает за моим языком, отчего глаза заметно темнеют, приобретая фиолетовый оттенок. Выражение лица заостряется, появляется некое подобие ожесточенности. Как же он близок ко мне. Так не должно быть.

Затем нагло расплывается в улыбке.

– Мне понравился такой вид катания, ― заключает он с издевкой, опуская руки ниже.

Жар прошелся по шее, возвращая в реальность. Его руки практически опускаются на ягодицы, угождая внутреннему демону, но я легко противодействую этому. Упираюсь ему в грудь, приподнимаюсь, слезаю с него, из-за чего рукой зацепляю кусок снега, не провалившийся, и он падает прямо на лицо Семена. Папа Вари начинает матюгаться, протирая лицо от холода.

Сжимаю губы, дабы сдержать смех. Но все равно беззвучно смеюсь.

– Козел! Заслужил.

Поднимаюсь с колен на ноги. Отряхиваю снежинки с меха куртки и с шапки, продолжая наблюдать за самоуверенным мужланом.

– Зато тебе было приятно кататься в моих объятьях, ― все еще не теряя сноровки, выговаривает и одним толчков поднимается на ноги.

Какого черта он вообще здесь делает? Я думала, выходные существуют для того, чтобы позволить всяким непрошенным придуркам забыть обо мне. Ой, точнее мне их. А тут такое фееричное падение. И куда? Прямо в его накаченные руки!

Сглатываю, припоминая, как прижата была моя попка к его бедрам, вызывая не самые лучшие побуждения для мыслей. Мне он не интерес! Почему голова работает не в том ключе, когда именно этот рядом?

– Пошел ты! ― встряхиваю рукавицы.

– Приму это за согласие, ― паясничает, подмигнув мне.

– Ты вроде бы игнорировал меня.

– Признаюсь, было такое. ― Смущенно усмехается, поправляет шапку, после наклоняется и берет за веревку дурацкую ватрушку. ― Но после такого съезда, мне захотелось нарушить дистанцию ради кучки оскорблений. Они же у тебя приготовлены, истеричка?

– Я не собиралась ругаться…

– О, твой воинственный взгляд говорит об обратном.

– Потому что ты…ты…

– Семен, ― подсказывает, будто у меня краткосрочная память. Да чтоб тебя!

– Ты решил в очередной раз попытать удачу и чуть не задавил! Ты нормальный?!

Наклоняет голову слегка вперед и с пылким невежеством поднимает один уголок рта. Вылитый потомок демонов из чертог Ада.

– Екатерина Владимировна…

Не сдерживаю пыл, подхожу к нему и толкаю, сколько есть сил. Он ошарашено хлопает глазами, чуть не упав обратно в снег. Снова делаю шаг, толкаю, ощущая жжение в глазах от переизбытка злости. О, да я в бешенстве. Чтоб мне еще раз поехать кататься сюда, коль тут будет он с Варей. Нет, ни за что! Мне неприятно его общество, меня тошнит от него, самое главное, терпеть не могу его присутствие рядом с собой.

С чего вдруг я стала испытывать к нему неприязнь?

Начнем с того, что до дрожи в коленях красив. Во-вторых, действует на нервы. В-третьих, почти что не задавил своей машиной, а теперь ватрушкой. В-четвертых, он…

Ты хочешь его.

Чушь собачья.

Еще раз делаю выпад ради того, чтобы толкнуть, но он ловко подстраивается, неожиданно разворачивая к себе спиной. Закручивает мои руки за спину, обнимает крепко, не давая шанса сбежать. Со стороны покажется, что мы какая-то парочка, выясняющая отношения на публике, на самом деле чужие люди дерутся не пойми за что.

Брыкаюсь, кручусь, извертываюсь ― тщетно.

– Успокойся, Катюша, ― мягкость в голосе опьяняет меня. Дыхание его касается щеки, когда слегка прижимается к моему уху. ― Ты не представляешь, что можешь сделать с мужчиной в порыве злости…

Грудь опоясывает горячий чай, поднимается выше, разгоняя застрявший комок в горле.

– Пусти! Второй раз не буду повторять!

– Бойкая, ― тихо смеется и отпускает. Отхожу на достаточное расстояние, жаль, не спасет.

Семен скрещивает руки на груди. Выражение его лица лопается от самодовольства.

– Мама! Папа! ― раздаются крики наших детей. Мигом поворачиваемся к летящим взлохмаченным детям, передвигающие ноги кое-как. Недолго находимся, а уже выдохся.

– Артур!

Подбегаю к нему и осматриваю на наличие повреждений.

– Ты в порядке?

– Что может со мной случиться? ― дивится ребенок, увертываясь от моих рук. ― Мам, ты так эпишно упала в руки папы Вари, потом скатилась, что дух завораж-живало. Мы с Варей пос-спорили, упадете или доедете до коца. Представляешь, я выи-и-играл!

– Ох, ты моя непоседа. ― Безукоризненно глажу Артура по голове, поворачиваясь к притихшим Лазаревым. Семен со скучающим видов осматривается по сторонам, Варя готова взять старт наверх. ― Привет, Варюша.

– Здравствуйте, Екаф-терина Фладимирофна, ― с расстановками и переведением дыхания выговаривает девчушка. Потом переводит светлые глазки на моего сына. ― Пошли?!

– Естественно, ― пожимает плечами, как настоящий артист, придавая своим движениям эмоции. Они убегают вместе, оживленно что-то обсуждая, что не успеваю спохватиться и улизнуть вместе с ними.

Как ласка, готова зарыться в снег подальше от затянувшегося молчания. Мы снова остались вдвоем. Когда мой темперамент остыл, я уже не знала, за что следует хвататься для начала размеренной беседы. А она у меня получится? Рассматривая случаи наших столкновений, не так уж разговоры принимали смысл, всего лишь набор оскорблений и упреков.

По идеи я могу и не разговаривать с ним. Все равно мы приехали сюда не вместе и уедем тоже. Сказали друг другу здравствуй и до свидание, на этом, пожалуй, достаточно. Я права?

Точно права.

Глубоко вздыхаю, сжимаю кулаки и следую по невидимой тропинке, по которой недавно ушел Артур, оставляя мужчину наедине с самим собой.

Мы друг другу никто, ― я не устану это повторять. Ведь по факту нас ничего не держит в нынешней ситуации. Пусть думает обо мне что хочет, не велика разница. Я стремлюсь держаться от него подальше… И придерживаюсь своих устоев! Верно? Да.

Семен

Провожаю взглядом уменьшающуюся фигуру, облаченную в одинаковые по цвету куртку и штаны, довольствуясь ее мимолетным замешательством.

Девушка стойкая. Ни чета другим, с которыми мне доводилось работать и встречать на различных банкетах. Она куда размашистее в своем холодном поведении. Твою мать, да из нее сыпется град из агрессии и чувственной электростатики. Я не мог этого не увидеть! Никто бы не смог не заметить того, что бросается ярко в глаза.

Плавность, сила, борьба, разногласия с самим собой.

У женщин в арсенале припасены некоторые козыри, которые не только распаляют любопытство, они его душат.

Валяясь с ней в снегу, я не мог не отрицать возникшего вспыхивания, будто паяльником прошлись по напряженным мышцам. В частности готовому бойцу, благо, она этого не почувствовала. Наша первая встреча имела подчеркнутость, не могу не упустить, как она рассматривала меня. Я тоже успел, как следует поглазеть на столь упрямую, повернутую скандальщицу, всколыхнувшая шквал забытых эмоций за прошедшие пять лет, в которых не умел ориентироваться, потому совершал множества глупостей. На минуту почудилось, что вовсе не женат и также предаюсь своим взбалмошным утехам. Выпивка, гулянки, футбол, ежедневный секс с модельными цыпочками, приколы.

Разгильдяйство, которое не могла терпеть моя мать.

По сути, такой жизни мне не хватает. Я мало пожил ради себя и мало познал самого себя. Брак никогда не приносит смысл, лишь обременяет молодые годы, от этого я позабыл, что такое опасность.

С Катей…мне захотелось окунуться в запальчивое безрассудство. Каждое ее движение говорит об нерешительности, не желании принимать участие в качестве жены и матери, сколько бы она не орала, отрицая.

И она забавная. Мне нравится заводить. Смотреть на пролегающий зной в тенях черт. Питаться ее голосом, губами, которые так хочется чем-то полезным заткнуть. Заглядывать в зиму, притаившуюся в ее глазах. Удивляюсь, почему у нее нет магии; любого бы смогла заморозить.

Качаю головой, расставив руки по бокам, и прикусываю левый уголок рта. Думать о ней ― тупая затея. Я женат, воспитываю дочь, а мечтать о какой-то истерички, с которой знаком раз-два и обчелся ― край помешательства. Но почему мне настолько херово от ее близости?

Да уж, Семен, докатились.

Дождавшись падения лавины, плетусь следом за выскочкой. С девчонками всегда было трудно справляться, раз уж я стал отцом маленькой смышленой мастерицы. Дай это ― не нужно, купил ― не хочу, скажи правду ― лжет, жаждет одного ― уворачивается от другого. Изо дня в день приходится бороться с перестройками в сознании женщин, спасает одно ― хитрость. Один раз я своей мелкой подарил давно забытую игрушку на дне коробке, так она год не могла с ней расстаться. Моей гордости не было предела.

Теперь еще придется справляться с ней, что уж, дрессировать. Поверьте, такие дамы не поддаются с первого раза, потому что знают слабые точки, зато прилагаются иные подходы к воспитанию…

О, да! Я намерен воспитать занозу в стиле «все дозволено».

Через час дети измотались в край. Варька неслась вверх из последнего издыхания, сколько бы не уговаривал поехать отдохнуть в кафе, ее не могло ничто остановить. С сыном воспитательницы моего ребенка она нашла связь, о которой никто не мог вообразить. Даже Екатерина. Стояла в сторонке, смотрела на резвящихся детей, хмурясь сильнее и сильнее. Уже складка между бровями стала более выраженной, не удивлюсь, если к вечеру появятся морщины.

– Как-то постарела ты, Катя, ― подтруниваю над ней, пристроившись рядом и сложив руки на груди. ― Неужели терапии не помогают?

Она косо озирается, прожигает во мне дыру, хотя не убавляет мое дурачество.

– Тебе не помог заткнуть рот хирург.

– Потому что попалась женщина, посчитавшая мой голос соблазнительным…

Не смею заметить, как передергивает плечами, на секунду сняв себя холод, затем выражение лица сковывает напускная невозмутимость.

Что-то не укладывается в моей голове. С ее характером не могла бы сравниваться ни Скарлетт Йохансон, ни Камерон Диас, ни Дженнифер Коннели, потому что в ней все взято от одной по отдельности; возродилась такая гремучая смесь, не позволяющая подпускать других мужчин ближе к себе в радиусе одного шага. При этом я стою, мое плечо упирается в нее, дышим одновременно (не мог не отметить), с опаской следим за нашими детьми.

Какого черта я рядом с ней?

– Пап, ― подбегает Варька, сразу же обнимая меня за ноги. ― Я устала. И хочу пить.

– Поедем в наше любимое кафе, конфетка? ― Щелкаю ее по носу в перчатках, на что она его морщит. Варя кивает. ― Отлично. Нужно согреться, а то болеть не хочется?

Мотнув головой, выпрямляется.

– Только дафай с собой фозьмем Артура и Екафтерину Владимирофну.

Краем глаза слежу за тем, как женщина замерла, перед этим крутясь вокруг сына. Ей идея не по душе. Невольно меня подхватывает предвкушение. Моя компания ей не прельщает, но мне это в радость. Давно так не заходил дальше положенного…

– Варя, что ты, ― начинает отнекиваться Катя, прижимая к себе в знаке защиты сына, ― мы не хотим теснить вас в ваш выходной. У нас у самих другие планы…

– Мам, но я хочу! ― страдальчески противостоит Артур, запрокидывает голову. ― Поехали, поехали! Мне Варя очень нравится, с ней прикольно общаться. Пожалуйста, можно еще с ней побыть?

Ей богу, этот мальчишка умеет давить на слабость, беря в расчет глаза, как у кота. Далеко пойдет с таким кредо, предвещающий в будущем толпу искушений и слабостей.

На весомый аргумент девушка не может подобрать слов, которые бы отгородили ее от меня, поэтому смиренно поникает и отвечает ребенку:

– Хорошо, мы поедем с учетом того, что Семен Олегович не против.

Наши взгляды схлестываются.

Дети с неподдельным ожиданием уставились на меня, пока я не мог оторвать от категоричности, что зияла в потемневших чертах лица Кати. В то же время блеск ее голубых очей становился ярче, перемежался в лучистость дня, который не скрывался за ночью. Было интересно знать, о чем она думала.

– Я не против, ― пожал плечами, отчего сразу послышался восторг.

Я и Катя замерли, перекидываясь безмолвными рассуждениями между собой. Она сощурилась и тут же отвернулась, не заметив, как моих губ коснулась ухмылка.