Глава 9

Она либо была душевнобольной, либо явилась к нему как дар Божий.

Саймон прищурился и принялся пристально ощупывать взглядом Лизетт – Линетт от золотистых кудрей до подола платья. Он отметил особые ухищрения портнихи, а именно искусно выставленные напоказ кружевные нижние юбки и узкий, в талию, лиф с глубоким декольте, открывавшим роскошную грудь. Этот наряд был скроен и сшит так, чтобы представить ту, что его наденет, в лучшем виде, подчеркнув все достоинства женской фигуры. Лизетт, которую он знал, не одевалась так, чтобы возбуждать в мужчинах желание. Наряды ее всегда были очень скромны и целомудренны.

Но дело было не только в наряде, в глазах этой женщины не было вселенской муки, а в позе – постоянного напряжения.

Линетт, Лизетт.

– Близнецы, – сказал он.

У него закружилась голова от всего того, что происходило.

– Да.

«Слава Богу, – успел подумать Саймон, – я не сошел с ума». С ним не случилось раздвоения личности. Он сильно недолюбливал одну женщину, но истово желал другую. Он не любил Лизетт. Он сходил с ума по Линетт.

И вдруг, словно очнувшись от ступора, Саймон схватил Линетт за локоть и потащил назад, в гостиную. Ногой он захлопнул за ними дверь и привлек к себе. И, не: успев прийти в себя, не давая рассудку взять верх над: страстью, он схватил ее голову обеими руками и жадно овладел ее ртом.

Линетт замерла в напряжении, но уже через мгновение растаяла, вжалась в него всем телом, схватила его за запястья. Она застонала и прижалась к нему еще теснее, пышные юбки ее упирались в его лоно, заставляя его желать ее еще неистовее.

Он развернул ее спиной к двери и прижал к ней. Сгибая и разгибая колени, он терся об нее всем телом. Она вскрикнула, и язык его проник глубоко в недра ее рта, Он пил сладость ее рта, ласкал ее нёбо. От возбуждения Линетт разгорячилась, от нее сильнее запахло каким-то экзотическим цветком. Этот запах кружил ему голову, сводил его с ума. Она не пахла как Лизетт. Она была другая, особенная.

Она была его женщиной.

Линетт отпустила его запястья и положила свои маленькие ладони ему на талию. Ладони ее жгли его сквозь тонкую ткань рубашки, возбуждая желание такой яростной силы, перед которой он не мог устоять.

Еще никогда в жизни он не испытывал такой отчаянной потребности оказаться в женщине. И это случится. Случится сейчас. Ничто не могло его остановить.

Он попытался повернуть ключ в замке, но руки его дрожали и не слушались. Выругавшись сквозь зубы, Саймон повернул голову, чтобы не вращать ключ вслепую.

– Вы были любовниками? – прошептала Линетт хриплым шепотом.

Он взглянул, на нее, когда ключ повернулся в замке со щелчком. Она раскраснелась, волосы ее растрепались. Она была ослепительно хороша. Несмотря на то, что черты ее лица были точь-в-точь такими же, как у Лизетт, она совсем на нее не была похожа. Линетт была нежной и теплой в его объятиях, запах ее возбуждал, а не отваживал, и в ней ключом била страсть.

– Нет, – ответил он.

В голове у него: пронеслась мысль о том, что он мог бы задать сотню вопросов, но сейчас ему было наплевать на ответы.

– Тогда почему?

– Что – почему? – О чем, черт побери, она говорит?

Он потянулся к застежке бриджей. Она помешала ему, схватив за руки:

– Почему вы так… нетерпеливы?

Саймон засмеялся и потерся щекой о ее щеку.

– Какой элегантный способ сказать, что я веду себя как скотина во время гона.

Линетт покраснела, но рук его не отпускала.

– Обычно я веду себя более утонченно, – сказал Куинн, заставив себя отступить на шаг. – К несчастью, сейчас я потерял голову.

– Это вы потеряли голову? – Она улыбнулась, и он почувствовал теснение в груди. – Человек, на глазах у которого загорелся дом, продемонстрировал достаточно присутствия духа, чтобы организовать тушение пожара, и теперь тот же человек говорит, что он потерял голову?

– Похоть как пожар, если ее не затушить, она спалит тебя дотла. Чтобы ее утолить, тоже требуется присутствие духа и энтузиазм не меньший, чем я проявил на пожаре.

– Вы испорченный человек, мистер Куинн.

Саймон прикидывал, стоит ли соблазнить ее прямо здесь, в гостиной, или все же следует уложить ее в постель, но тут на ее безупречное лицо налетела тень грусти, и эта перемена подействовала на него так, как не могла подействовать логика.

Он сделал глубокий вдох, запустил пальцы в свою шевелюру и, приглаживая волосы, сделал попытку усмирить свои желания: желание прикоснуться к ней, попробовать ее на вкус, вдохнуть ее запах, познать ее всю.

Он жестом пригласил ее сесть.

– Как вы познакомились с Лизетт? – спросила она, усаживаясь на краешек кушетки с идеально прямой спиной и руками, деликатно сложенными на коленях.

Дочка пэра – ни дать ни взять. Теперь он понимал, откуда родом элегантность, которую он не мог не заметить в ее сестре.

Хотя непонятно, каким образом дочка пэра стала наемной убийцей.

– Нашему знакомству трудно найти определение, – пробормотал он, – но будьте уверены, романтическим оно никак не является.

Линетт покраснела, но не отвела от него взгляда.

– Прошлой ночью…

Саймон невесело усмехнулся:

– Прошлой ночью я впервые почувствовал к ней влечение. Я решил, что сошел с ума, потому что перемена была настолько резкой, что я едва верил себе. Вы не представляете, какое для меня облегчение узнать, что вы – разные женщины, а не одна в двух лицах.

– Значит, вы не знаете, что она отошла в иной мир, – тихо сказала Линетт.

– Куда отошла? – нахмурившись, переспросил Саймон.

– В иной мир. Умерла.

– Черт! Проклятие! – Куинн мерил шагами комнату. Мысли его вернулись к событиям прошлой ночи. Дежардан. Джеймс. Джеймс нес на руках женщину в желтом платье к экипажу виконта. Джеймс в окне, всем своим видом дававший понять, что ему, Куинну, здесь не место. – Когда это случилось? Сегодня днем?

Линетт нахмурилась:

– Простите?

– Когда она умерла? – медленно повторил Куинн.

У него было ощущение, что почва уходит из-под ног.

– Два года назад.

– Это невозможно, Линетт. Я видел ее живой и здоровой не далее чем вчера.

У Линетт свело живот. Она протянула руки к подлокотнику, чтобы опереться, и мистер Куинн, нет, Саймон, присел передней на корточки, озабоченно заглядывая ей в лицо.

– Я думаю, мы с вами многого не понимаем, – сказал он с явственным ирландским акцентом, мягко перекатывая слова во рту. – Пожалуй, вам стоит рассказать мне о вашей Лизетт, а я расскажу о моей.

Линетт, стараясь успокоиться, несколько раз сделала медленный вдох и выдох. За какие-то несколько минут на нее успели накричать, зацеловать до бесчувствия, и теперь сообщили, что ее сестра еще вчера была жива и здорова. Она знала, что этого не может быть, что здесь какая-то прискорбная ошибка, но в глубине души готова была поверить в чудо. Должно быть, всему этому какое-то объяснение, тем более что сердцем она ощущала с Лизетт такую же связь, как и два года назад, когда та была еще жива.

– Два года назад, – прошептала Линетт, – моя сестра погибла, когда карета, в которой она ехала, перевернулась. Там в салоне горела масляная лампа, масло пролилось, пламя попало на масло, и карета сгорела дотла.

Саймон подошел к ней и сел рядом.

– У вас только одна сестра?

– Одна. Больше у меня ни сестер, ни братьев нет.

– Какова вероятность того, что существует женщина с той же внешностью, что и у вас, но с которой вы не связаны кровным родством?

– И чтобы ее звали Лизетт, как мою сестру-двойняшку? Таких совпадений не бывает, вы же сами понимаете. – Линетт обернулась к нему лицом: – Я должна ее увидеть.

– Мне бы хотелось присутствовать при вашей встрече.

Линетт смотрела Саймону в лицо, и одно лишь его присутствие успокаивало ее. Поразительно, но, несмотря на столь непродолжительное знакомство, она чувствовала себя с ним так, словно они знали друг друга многие годы. Она целиком доверяла ему. Она знала, что Саймон не причинит ей вреда, не предаст и не подведет.

– Эта женщина не может быть моей сестрой. – Голос ее сорвался, и она прочистила горло. – Во-первых, я присутствовала на похоронах, но самое главное, мы с ней были очень близки. Не могла она не дать мне знать о себе ни разу за два года.

– Я ничего не понимаю. – Саймон потер шею. – Но я могу сказать вам, что Лизетт, которую я знаю, не…здорова.

– Нездорова?

– Она немного тронутая.

– О! – Линетт закусила губу. – Как вы с ней познакомились?

– Не стоит вам слишком глубоко вникать в мою жизнь, мадемуазель…

– Байо.

Саймон нахмурился.

– Лизетт носит фамилию Руссо. Это имя вам знакомо?

– Руссо? – Линетт нахмурилась, стараясь припомнить кого-нибудь с такой фамилией.

Увы, ей это не удалось.

– Мадемуазель…

– Прошу вас, – перебила она, – зовите меня Линетт. После вчерашней ночи… и того, что было сейчас. У двери… вы почти что… – Она густо покраснела.

Он погладил ее по щеке почти благоговейно:

– Вы ведь даже не можете произнести это вслух, верно?

Она нервно сглотнула. Он бережно поглаживал ее скулу подушечкой большого пальца, и это прикосновение странным образом отзывалось в ее теле вибрациями. Ей хотелось плакать: то ли от нежности, то ли от желания.

Он усмехнулся, и от этой его улыбки сердце Линетт затрепетало.

– Вы упомянули отца, но не супруга.

– Я не замужем.

– Ну конечно. – Саймон тряхнул головой. – Вы невинны. Вы дочь пэра.

Он произнес эти слова как приговор, приговор окончательный, который обжалованию не подлежит. Линетт почувствовала себя так, словно ей дали пощечину. Она поняла, что он оставил мысли о том, чтобы овладеть ею. Наверное, она должна была испытать облегчение, но вместо облегчения она испытывала разочарование. Сколько она себя помнила, в игре с мужчинами всегда вела она. Она дразнила, флиртовала, направляла разговор с молодыми людьми в нужную ей сторону. Но с Саймоном Куинном вести свою линию у нее не получалось. Он всегда оставался хозяином положения. И, как ни странно, она не испытывала по этому поводу никакой досады, наоборот, наконец-то она почувствовала достойного противника. Или партнера? От предвкушения приключения у нее захватывало дух. Как будто летишь на санках с горы. Словно тебя закружил и несет невесть куда вихрь, имя которому Саймон Куинн.

– Дайте мне немного времени, – сказал он, – чтобы разобраться в этом вопросе. Без меня ничего не предпринимайте. У вас нет причин доверять мне…

– Но я вам доверяю!

– Не стоит. – Опять на губах его появилась невеселая усмешка, и, не в силах преодолеть искушения, она дотронулась до его губ кончиком пальца. На скулах его заходили желваки, и голубые глаза его загорелись так ярко, что ей вдруг стало жарко.

Он поймал ее за руку и поцеловал в ладонь. По коже ее побежали мурашки: вверх по предплечью. Она невольно поежилась.

– Я никогда не имел дела с невинностью, Линетт. Я не знаю, что с ней делать. Разве что погубить ее.

– О чем вы?

– Я хочу сказать, что если вы не отойдете от меня подальше и не будете держаться от меня на почтительном расстоянии, я вас погублю. – Низкие вибрации его голоса добавляли веса его угрозе. – Вы окажитесь в моей постели, и вы обнаружите, что запутались в паутине лжи, обмана и предательства. Насколько безоблачно ваше будущее сейчас, настолько оно станет мрачным, когда уже ничего нельзя будет исправить.

– И, тем не менее, Лизетт Руссо живет в том мире, о котором вы говорите? – спросила Линетт, с вызовом вскинув голову.

– Да, она принадлежит этому миру.

– Вы английский шпион? – Она обвела взглядом комнату, как тогда, когда вошла в нее.

И вновь она не могла не отметить богатства и красоты обстановки. В цветовой гамме доминировал темно-красный цвет в сочетании с мебелью из темного ореха. Декор был выдержан в мужественном энергичном стиле, но находиться здесь было приятно не только мужчине, но и женщине.

– Я был английским шпионом, – спокойно сообщил Куинн, но смотрел он на нее при этом жестко и пристально.

– Вы хотите знать, откуда мне это известно. – Линетт улыбнулась. – Уверяю вас, никаких подковерных интриг. Вы видели со мной вчера двух женщин, так вот: одна из них куртизанка. Один ее любовник со связями сообщил ей об этом.

– Как случилось, что дочка пэра водит знакомство с куртизанкой? – Ладонь Саймона, словно невзначай соскользнула к ее плечу, и он рассеянно поглаживал ей ключицу.

Линетт хотелось одновременно замурлыкать, как кошечке, и прогнуться ему навстречу от чувственного восторга. Нервно сглотнув, она ответила:

– Моя мать познакомилась с ней у модистки, когда мои родители жили во Франции.

– Как могло получиться, что жене пэра и куртизанке модистка назначает одно и то же время для примерки? Обычно такое не допускается.

Линетт сморщила носик. Она размышляла.

И вдруг совершенно неожиданно Саймон накрыл ладонью ее затылок и прижался губами к кончику ее носа. Она вдохнула его аромат: возбуждающую смесь запаха кожи и лошадей, мускуса и табака. Она помнила этот запах: вчера ночью, в библиотеке… в этой гостиной у двери…

Тело отреагировало бурно, и Линетт застонала.

Куинн выругался сквозь зубы и пружинисто поднялся с кушетки.

– Я не могу думать, когда вы рядом, а сейчас мне как никогда необходимо, чтобы мозги работали в полную силу.

– Саймон…

– Возможно ли, чтобы у вашей матери был ребенок, о котором вы ничего не знаете?

Линетт протянула к нему руку, но, вздохнув, опустила ее.

– Нет. После того как мама родила нас с сестрой, у нее больше не могло быть детей.

– Может, она родила ребенка до вас?

– Нет.

– Вы уверены?

– Абсолютно. Но я спрошу ее об этом напрямую, если это необходимо.

– А ваш отец?

– Виконт де Гренье? Он темноволос и темноглаз. Мы с сестрой пошли в мать. Нашу мать иногда принимают за нашу сестру.

– Де Гренье? – Саймон подошел к буфету с напитками. Над буфетом висела картина маслом – ручей в лесу. Сине-зеленые тона картины добавляли комнате живости. – Я его не знаю.

– Мои родители уехали из Франции еще до моего рождения. Все эти годы мы жили в Польше.

Саймон стоял, опираясь о стенку буфета бедром, а ладонью – о верхнюю панель. В руке у него был хрустальный бокал с бренди. Их с Линетт разделяли несколько футов, и, странное дело, она ощущала себя покинутой.

– Когда ваша семья вернулась в Париж?

– Мы не возвращались в Париж. – Она нервно теребила юбки. Он смотрел на нее, как ястреб на добычу, зорко и хищно, – Мама предложила поехать в Испанию отдохнуть, отвлечься, на время забыть о постигшем нас горе. Я упросила ее сделать остановку в Париже, чтобы посмотреть город, который называют столицей мира.

– Упросила?

– Мама не любит Париж.

– Почему?

– Я не знаю. – Линетт встала. – Когда мне будет разрешено задать вам вопросы?

– Когда я закончу задавать свои.

Саймон поднес бокал к губам и сделал несколько глотков. При этом кадык его ходил ходуном. Линетт это показалось весьма эротичным, что еще больше усилило ее тревогу. Она была возбуждена, растеряна, и его надменная манера злила ее.

– Та, вторая женщина, что стояла с вами на лужайке, ваша мать? – спросил Куинн чуть хрипловато: бренди обжег ему горло.

– Да.

– Я нахожу чрезвычайно странным тот факт, что виконтесса ведет свою незамужнюю дочь на оргию.

– Это был бал-маскарад, а не оргия.

– Самая настоящая оргия! – воскликнул Куинн, обнаружив гнев, который до этого никак себя не проявлял. – И вы едва не потеряли невинность прямо на том «балу».

Линетт хотела ответить что-то резкое, в том же духе, но прикусила язык.

– Она с большим трудом дала себя уговорить, – покраснев, сказала Линетт.

Тон у нее был запальчивым, в ней говорила оскорбленная гордость.

– И все же она дала себя уговорить.

– Дала. Хотите знать почему? – сердито спросила Линетт. – Или вы предпочтете и дальше меня запугивать?

Ноздри у него широко раздулись.

– Вы совсем не кажетесь мне напуганной.

Саймон поставил бокал на буфет, а сам направился к ней упругой и хищной походкой. У Линетт перехватило дыхание от той чувственности, что он излучал. Ей вдруг показалось, что корсет слишком сильно сжимает грудь. Тело обдало жаром, и голова закружилась.

– Если вы приблизитесь еще на шаг, – растягивая слова, протянула она, – я могу вас соблазнить.

Саймон замер, широко открыв глаза, пораженный ее неслыханной дерзостью, и она улыбнулась.

– Чертовка, – хрипло прошептал он.

– Мой милый, – сказала она, прикоснувшись рукой к груди и надув губки, – вы меня раните.

Он криво усмехнулся:

– Теперь я вижу сходство между вами и Лизетт Руссо.

Улыбка ее померкла.

– Но, видите ли, несмотря на внешнее сходство, дарованное нам от рождения, во всем остальном мы с сестрой очень разные.

– Из вас двоих тихоней были вы, – безапелляционно заявил он.

– Вы ошибаетесь, – сказала Линетт. – Я была проказницей.

Она увидела, как поразил его ее ответ, и эта его реакция заставила Линетт задать встречный вопрос.

– Мадемуазель Руссо не является скромной, тихой и прилежной?

– Скромной и тихой? Нет, нисколько. Хотя она любит читать, особенно историческую литературу.

– Она замужем или вдова?

– Ни то ни другое. – Саймон опять отошел к буфету, но по нему чувствовалось, что ему не хотелось расставаться с Линетт. Или ей просто об этом мечталось? – Она говорила мне, что не любит мужчин.

– В самом деле? Как странно. – Линетт опять сморщила нос, и Саймон едва не зарычал.

– Что случилось? – в недоумении спросила она, не понимая, в чем причина его раздражения.

– Вам когда-нибудь приходило в голову, что может сделать с мужчиной женский сморщенный носик?

Линетт заморгала. Она в жизни слышала немало комплиментов, однако привычку морщить нос она всегда относила к своим минусам, никак не к достоинствам.

То, что его так возбуждал вид ее сморщенного носика и тот факт, что он злился на себя за это, показался ей трогательным. Линетт улыбнулась:

– Вам когда-нибудь приходило в голову, что делает со мной ваше дурное настроение?

– Вы играете с огнем, – предупредил он.

– Я все время играю. Флирт у меня в крови.

– Теперь нет. – Он отвернулся от нее и налил себе еще бренди.

– Что это, мой милый? Вы заявляете на меня права?

– Вы полагаете, что я имел в виду, что вы вообще больше не будете флиртовать? – Саймон повернулся к ней лицом и скрестил руки на груди. – Возможно, я имел в виду, что вы больше не будете флиртовать со мной.

Она склонила голову набок.

– Но как скучно будет жить без этого, верно?

– Сомневаюсь, что с вами когда-нибудь может стать скучно.

Чем больше она его дразнила, тем более агрессивным он становился. Она чувствовала, что похоть распирает его с каждым произнесенным ею словом, и не ровен час, он набросится на нее. Может, алкоголь и расслабил его немного, но не настолько, чтобы он стал безобидным.

Саймон Куинн не мог быть безобидным. Никогда.

Линетт вернулась к теме загадочной Лизетт.

– Вы говорите, она не любит мужчин.

– Она сама так сказала.

– А вы ей нравились?

– Сомневаюсь.

– Тогда она и вправду не в себе.

– Ну конечно, – с усмешкой сказал Куинн. – Только безумная женщина может остаться ко мне равнодушной.

Линетт рассмеялась, несколько разрядив обстановку. Хотя то напряжение, что существовало между ними до этого, отнюдь не было ей неприятно.

– Вам пора, – сказал он, выпрямляясь. – Пока я еще в силах вас отпустить.

– Так как насчет мадемуазель Руссо? Вы сказали, что отвезете меня к ней.

– Нет, – покачав головой, сказал Саймон. – Я сказал, что хотел бы посмотреть на вас вместе. Но я не сказал, что устрою вам встречу.

Линетт подбоченилась.

– Почему нет?

– Потому что Лизетт опасна и непредсказуема, как и те, на кого она работает. Я не знаю, как она отреагирует, увидев вас. И я не хочу вами рисковать ради вашей прихоти.

– Ради моей прихоти? – с сарказмом переспросила Линетт. – А если бы вы знали, что в мире есть человек, похожий на вас как две капли воды, и этот человек сейчас находится в одном с вами городе? А теперь добавьте к этому тот факт, что человека этого зовут так же, как вашего брата…

– У меня нет ни братьев, ни сестер, – сквозь зубы процедил Саймон. – У меня нет ни семьи, ни титула, ни собственности – ничего.

Линетт уставилась на него. Она понимала, что все, что он сказал, он сказал с умыслом. Существовала всего одна причина, по которой он поставил бы ее в известность о своем статусе.

– Вы наемник, – пробормотала она, повторяя слова Соланж.

– Да. – Он расправил плечи и посмотрел ей прямо в глаза. С вызовом. Словно хотел, чтобы она сама ответила себе на вопрос, хочет ли она продолжать отношения с ним после его признания.

Но, разумеется, она не собиралась от него отказываться.

– Я заплачу вам, – сказала она.

– Еще чего! За что?

– За то, что вы меня к ней отвезете. Я могу спрятаться в карете…

Одним прыжком он оказался рядом с ней, схватил за плечи и встряхнул.

– И как вы намерены мне заплатить? – глумливо протянул он.

Линетт спокойно встретила его гневный взгляд.

– Вы прекрасно знаете, что я могу вам предложить в обмен на услугу.

Он больно сжал ее предплечья и оттолкнул от себя. Она споткнулась и едва не упала.

– Будьте вы неладны. Я пытаюсь вести себя как человек чести.

– Честь – холодная партнерша в постели.

– Ваша невинность так мало стоит, что вы готовы уступить ее такому, как я?

– Может, моя сестра так дорого стоит, что я готова отдать за нее любую цену.

– Так она умерла или нет? Она не может одновременно существовать в двух мирах. – Саймон подбоченился, и рубашка распахнулась у него на груди. Линетт любовалась его загорелой кожей.

– Я видела, как ее хоронили.

– Вы видели тело?

Линетт покачала головой.

– Я хотела. Я умоляла мне ее показать. Но мне сказали, что она слишком сильно обгорела. – В глазах у нее защипало, и она быстро заморгала, чтобы прогнать набежавшие слезы. – Мама ее видела.

– Вы доверяете матери? – Тон его был нежным, и таким же нежным было выражение его красивого лица.

– В определенной степени. – Как Линетт не старалась, слезы все же полились из глаз. Она смахнула их тыльной стороной ладони. – Но я многого не знаю. И она мне многое не говорит. Не говорит, например, почему она боится Парижа.

– Боится? – Теперь Куинн был весь собран и насторожен.

– Мы остановились у Соланж. Никто не знает, где мы. Мне никому не велено открывать свое имя…

– Линетт, – пробормотал он, заключая ее в теплые объятия, – вы знали, что я был английским шпионом, и тем не менее открылись мне. Я не знаю, что мне делать поцеловать вас за это или трясти до тех пор, пока к вам не вернется рассудок.

Линетт шмыгнула носом.

– Я предпочла бы первое.

Саймон рассмеялся и прижался щекой к ее виску. Она прижалась к нему, находя успокоение в его участии.

– Вчера ночью, – прошептала Линетт, беря его за талию, – Соланж заметила наш взаимный интерес и упомянула об этом матери. Мать возмутилась.

– Мудрая женщина.

– И на это Соланж сказала: «Сдается, у дочери такой же вкус в отношении мужчин, как и у матери».

Линетт не видела его лица, но она знала, что он хмурится.

– Вы знаете, что это означает? – спросил он.

– Нет. И многое из того, что при мне говорится, я тоже не понимаю. – Она отстранилась и посмотрела ему в глаза. – Что, если эта женщина моя сестра? Или, хуже того, что, если она повстречалась с моей сестрой, заметила сходство и присвоила себе ее личность?

– Линетт…

– Я не могу этого объяснить, – выпалила она скороговоркой, пока у нее не иссякло мужество, – но я все еще чувствую с ней связь вот здесь. – Она приложила руку к сердцу. – Эта связь все такая же крепкая и сильная. Отчего она все еще там, если Лизетт умерла?

Саймон устало вздохнул и провел по ее лицу кончиками пальцев. Затем прикоснулся губами к ее разгоряченному лбу.

– Боюсь, что в своей скорби вы придумали надежду, когда таковой уже нет.

– Тогда упокойте мою надежду с миром, – взмолилась она.

Саймон запрокинул голову и смотрел в потолок, словно просил помощи свыше. Сердце его билось под ее ладонью ровно и сильно. Впервые со дня смерти Лизетт Линетт чувствовала, что у нее появилась цель в жизни, и Саймон давал ей поддержку для того, чтобы этой цели достичь.

– Как вы меня нашли? – спросил он, опустив голову и взглянув ей в глаза.

– Подслушала. – Линетт улыбнулась. – Я думаю, вы нравитесь Соланж. Она в подробностях описала ваш дом моей матери. Она очень лестно отзывалась о вашем вкусе и состоянии.

Внезапно в нем произошла перемена, которую она ощутила физически. Он принял решение.

– Отныне и впредь, – сказал он, – я требую, чтобы вы следовали наставлением вашей матери и держались подальше от шумных сборищ. Никаких больше балов. Никаких выходов в свет. – Он взял ее лицо в ладони и нежным прикосновением смягчил суровость приговора. – Каковы бы ни были причины, заставляющие вашу семью сохранять осторожность, вы можете еще больше усугубить ситуацию, если вас увидит Лизетт Руссо или кто-то, на кого она работает. Этого нельзя допустить, Линетт Вы доверяли мне, когда пришли в мой дом. И я хочу, чтобы вы продолжали мне доверять и после того, как вы покинете мой дом.

– Кто она?

– Она наемный убийца. И я не уверен в том, что убийство – самое тяжкое из ее преступлений.

– Боже мой… – Линетт затрясло. Она похолодела изнутри, холод пробился наружу, и тело ее покрылось мурашками. Она поднесла руку к его лицу, провела по его красивым губам. – Я благодарна вам за то, что указали мне путь.

Он давал ей силы и уверенность. Впервые за два года она снова стала собой. И этот драгоценный дар она получила от Саймона.

– Колдунья, – прошептал он. Глаза его потемнели от страсти. – Лучше бы мы никогда не встречались. Ничего хорошего из этого не получится. Если я и могу повести вас, то эта тропинка приведет вас прямиком в ад.

Загрузка...