Не может быть

Глава 1

Начало февраля выдалось холодным и почти без солнца. Его, пусть не греющего, но хотя бы ободряющего хотелось как никогда. Только городу достались лишь колючий, обжигающий щёки ветер, да полированные льдом дороги. Деревья кутались в роскошные снеговые манто, а люди в привычные бесформенные пуховики.

Пряча нос в накрученном наспех шарфе, Оля Смирнова брела домой. Все мысли занимала новость, которая грозила вот-вот стереть последние частицы самообладания. Держалась на привычном упорстве и силе воли. Казалось бы, должна привыкнуть к безжалостным пинкам судьбы, но на деле — ни черта. Как любой нормальный человек, она надеялась на лучшее для себя и, конечно, грезила о счастье.

Закрыв за собой дверь, она швырнула на тумбочку ключи, расстегнула пару пуговиц пуховика, размотала шарф и привалилась спиной к обитой дерматином поверхности. Запрокинув голову, прикрыла глаза, позволяя теплым слезам очертить дорожки по вискам.

"Гребаное невезение с первых минут жизни..." — смахнула слезы, возвращаясь в реальность.

Медленно сняв верхнюю одежду, разувшись, Оля прошла в комнату и присела на диван. Осталось найти в себе силы говорить ровно и не впасть в истерику.

— Куся, ты можешь ко мне приехать? — шмыгнула она носом и прогундела в трубку, заправив за уши растрепавшиеся волосы.

— Конечно… — ответила Виктория Сальская. — Лель, ты че, ревешь, что ли?

— Приезжай, а? — говорить по телефону не хотелось. Да и что она могла сказать, когда слезы душили?

— Буду через полчаса. Прекращай рыдать. Умойся и чайник ставь, — протараторила Вика и тут же добавила: — Хотя не ставь. Я привезу что-нибудь покрепче. Жди. Мчу!

Пока ждала подругу, Смирнова силилась не провалиться в состояние безысходности. Смотрела по сторонам, обводя взглядом родные стены и вдыхая привычный запах. Старые часы на стене громко тикали в тишине квартиры, отсчитывая секунды. На журнальном столике стояла рамка с совместной фотографией Оли и бабушки. Потертый ковер на полу давно потерял яркость. Сервант у стены напоминал, как давно хозяйка не вытирала пыль. Бабушка бы не одобрила…

Сальская ворвалась ураганом, водрузив на тумбочку в прихожей бутылку мартини. Внимательно посмотрела на зареванную хозяйку и принялась раздеваться.

— Когда у тебя табуретка появится? В этой конуре хрен развернешься, — скрытую черную молнию на ботфортах заело, и Вика пыхтела как паровоз и материлась. — Что стряслось? Хотя стой! Давай выпьем и ты всё расскажешь.

Так и сделали, но Олька нет-нет, да дергала соплями, предаваясь жалости к себе.

— Все, теперь говори, — Вика сделала несколько глотков, сидя на диване в гостиной с поджатыми под себя ногами.

— Мне надо родить, — всхлипнула Оля и залилась слезами. Отчаянно. Горько.

— Э-э-э, стопэ! Ты че нюни распустила?! — Вика поставила стакан на низкий столик и ткнула подругу локтем. — Я вообще не въехала про ребенка. Ты беременная, что ль?

— Кусь! — возмутилась Смирнова. — Офигела? От кого? Ветром надуло?

— Вот и я думаю… от кого? — не унималась подруга, снова прикладываясь к светлой жидкости.

— Медосмотр у нас был. Вернее, я проходила. Для работы надо, ну ты знаешь, — Вика кивнула в знак подтверждения. — Анализы мои не понравились врачу. Направил меня дальше. Обошла всех. В общем… по-женски у меня проблемы. Гинеколог сказала, что родить надо срочно и, может, тогда операция не понадобится. В противном случае после операции у меня детей не будет…

После последних слов Оля упала на грудь Сальской и зарыдала. Бубнила что-то, будто сетовала о жизненной несправедливости, но кто ж разберет в истерике.

— Может, к другому доктору сходить? Нормальному специалисту, — предложила Вика. — Знаешь, врачи тоже ошибаются. Просто сказать: «роди»… А что ты потом делать будешь? На пособие в пятьдесят рублей ребенка кормить? Красавцы, ничего не скажешь!

— За что мне все это, Кусь? — успокоившись, вздохнула Оля и икнула. — Может, правду говорят, что дети отвечают за грехи родителей…

Смирнова часто об этом думала и как-то легче ей было, что ли. Жертвенность — все лучше, чем тотальное невезение.

— Так. Ты из головы фигню выбрось, ага? Давай думать, что можно сделать, — Вика осушила свой бокал и налила еще. До краев. — Да уж, ситуевина. Короче, я денег скопила немного. Поедем завтра же к другому доктору. Если просвета ноль целых хер десятых, то будем думать о генофонде. Договорились?

— Кусь… — попыталась возразить Оля, зная, как подруга мечтает купить машину. Копит на нее уже полтора года.

— Давай только без нюней и соплей, — отрезала та, прекрасно понимая, что хочет противопоставить ей Оля.

— Как думаешь, мне смогут ЭКО сделать со скидкой? — вдруг спросила Смирнова, где-то мысленно смирившись с мыслью о родительстве и даже… тайно желая этого.

— А что, у нас в мире ебари перевелись? — удивилась Вика, опустошив второй стакан.

— Ты че… хочешь, чтоб… я… — Оля осеклась.

Даже в самых кошмарных снах она не представляла себя с мужчиной. Вернее, представляла, но только с одним, а он для нее был недоступен.

— Зачем платить за то, что тебе с радостью даст любой — только свистни?! — Вика махнула рукой, словно решила обрисовать планету.

— Не-не, — запротестовала Оля, поморщившись. — Только ЭКО! Я не собираюсь спать с первым встречным… Попадется какой-нибудь Огурцов, и вешайся потом…

Глава 2

Поездка к другому доктору ровным счетом ничего не дала. Диагноз поставили тот же и рекомендации были слово в слово: «Надо как можно быстрее родить». Точка.

В тот же день подруги заехали в центр планирования семьи, где получили полную консультацию об ЭКО и расчет стоимости, который совсем не порадовал Олю. Ей на подобное мероприятие надо год работать и не жрать.

Подруги сидели на скамейке в сквере. Ситуация казалась безвыходной, особенно для Смирновой. С ее жизнью, возможно, надо смириться с неизбежным, но как отказаться от будущего? Она все еще помнила рассказы бабушки и теплоту в голосе, когда та делилась историями своего нелегко труда в родильном отделении.

Кто-то там… наверху, явно отсыпал Оле лишних колдобин на жизненном пути, и как их обойти, она не знала.

— Так. Моих денег не хватит, — прикидывала варианты Вика. — Попробую с родителями поговорить. Ты только не раскисай, Лель. Родим. Тут больше надо думать, что тебе в декрете делать. Надо уже сейчас курсы какие закончить, чтоб могла на дому пахать.

— Я тоже о курсах думала. Может, корректором пойти? У меня всегда русский и литература были «отлично». С серьезными текстами, может, не справлюсь, но научусь. Было бы желание, — согласилась Смирнова. — Кусь, а с предками не разговаривай. Стыдно это…

— Стыдно ссать в фонтан прилюдно, а это вопрос жизни и смерти. Не гунди. И так настроение ни к черту, — Вика потерла колени, разгоняя кровь. — И встань с лавочки! На улице не месяц май. Застудишься.

Спасение утопающих — дело рук самих утопающих. Вика помогла с деньгами, а Оля записалась на прием через две недели. Медицинский центр был лучшим в городе, запись большая, но вопрос о другом учреждении даже не стоял. Если делать что-то, то только у проверенных специалистов. Вторую такую сумму Оля никогда не соберет. Ей бы накопленные подругой деньги вернуть лет за десять.

Время близилось к одиннадцати часам вечера, когда в дверь позвонили. Оля встрепенулась. Кого могло к ней принести в такой час и без звонка — непонятно. Встав с дивана, она сунула ноги в тапочки и пошла открывать.

— Кто? — осторожно спросила, на всякий случай.

— Конь в пальто! — раздался с той стороны голос Вики.

Оля быстро щелкнула замком и распахнула дверь.

— Что случилось?

Смирнова так привыкла к жизненным потрясением, что ничего хорошего от столь позднего прихода подруги не ожидала. Молилась про себя, чтоб только дома у Вики было все в порядке, потому что сама Куся жива и, вроде, здорова.

— Случилось! — выпалила та, запыхавшись, присев на многострадальную тумбу. — Воды принеси…

Оля послушно сбегала на кухню, набрала воды и принесла подруге. Та осушила стакан залпом и, еще немного отдышавшись, заговорила.:

— Короче, звезды тебе улыбнулись, подруга. Завтра выпускной. Тьфу, бля! Завтра встреча выпускников школы. Девчонки с нашего потока говорят, Державин будет. Леля! Это твой шанс не ломать целкость хирургическим путем и зачать от хорошего генофонда!

Оля стояла и не понимала вообще, о чем говорит Сальская.

— Погоди, Кусь… Ты че, с ума сошла? — подобный вариант вообще не укладывался в голове Смирновой. Никак. Она что, подойдет и скажет: «Привет, заделай мне ребенка»?!

— Оль, не тупи! — вспылила Вика. — Подумай своей головой. Когда еще такой случай выпадет? А тут и мечта твоя об Олеге исполнится, и бебик от любимого мужчины! А? Ну кто тут молодец?!

— Да как я ему скажу? Ты что?! — Оля смотрела на Вику и не узнавала в гриме. Ну что за идеи в ее голове рождаются?

— Ой, дура ты, дура, Лель. Кто о таком говорит-то? Я все устрою. Ты мне только скажи, согласна? — подруга смотрела на Смирнову так, словно от ее ответа зависела жизнь всего человечества.

— Как-то это неправильно, Кусь…

— Не ешь мне мозги! — гаркнула та и подорвалась с тумбочки, которая жалобно скрипнула, обещая в следующий раз обязательно развалиться. — Ты хочешь провести с Олегом ночь? Да или нет? Все просто.

— Хочу, — призналась Оля, а у самой ладошки вспотели от напряжения и… чего-то еще… Непередаваемого. Запретного.

— Тогда завтра будь готова к девяти вечера. Придем туда, когда все уже по полной накидаются. Ферштейн?

Оля лишь кивнула, потому что сейчас она согласилась на самую отчаянную авантюру.

— И еще… — продолжила Вика. — Посмотри сегодня что-то про секс. Да не криви ты лицо! Должна же ты знать, что и куда вставляют, и не упасть без чувств от вида члена.

Чем больше подруга говорила, тем больше Оля кусала губы. Афера уже не казалась такой сладкой и будоражащей. Все она прекрасно знала и про члены, и про что и куда вставляют, только едва думала об этом, как о завтрашнем приключении, — так сразу тошнота подкатывала.

— Так, я побежала. А ты пока с мыслью свыкайся, — победно улыбнулась Вика.

— А если я не забеременею? — вдруг поинтересовалась Оля.

— С первого раза подобное маловероятно, но прецеденты были. И вообще, у нас всегда есть план «Б», ты же знаешь. В любом случае, Лель, пусть хоть одна твоя мечта исполнится, — Вика улыбнулась и добавила: — Даже если это первый секс с таким уродом, как Державин.

— Он не урод! Огурцов — да! — запальчиво запротестовала Смирнова.

— Конечно-конечно, — в примирительном жесте Вика подняла руки ладошками вперед. — Пардон! Он же принц… — а уже в дверях добавила: — Хотя больше конь.

Смех Вики еще минут пятнадцать стоял в ушах Оли. Все было странным и неправдоподобным. Ничего, сейчас она проснется и все встанет на свои места.

Глава 3

Устроившись на кровати, Смирнова полчаса пялилась в потолок. В голове куча мыслей и ни одной конкретной. Винегрет.

Силясь уснуть, она просматривала слайды прошлого, вспоминая время, когда была полна надежд и прекрасных мечтаний.

Сейчас многое казалось нереальным. Словно было не с ней. О чем она тогда думала? Боже, смешно… и до отчаянной боли прекрасно.

Школа.

Беззаботная пора, полная предвкушений, приключений и, конечно, романтической светлой любви.

Оля зарылась под одеяло, подтянула колени почти к подбородку. Вперилась взглядом в одну точку на стене, позволяя себе устать и провалиться в долгожданный сон. А картинки из детства мелькали перед глазами…

Прошлое…

— Леля! Ты опять? — раздраженный шепот подруги у самого уха напугал Олю до онемения конечностей.

— Куся, кажется, ты меня до инфаркта довела, — пролепетала несчастная, в очередной раз застуканная за своим постыдным занятием.

Ей не надо было поворачиваться, чтобы снова увидеть праведный гнев на лице Вики Сальской.

Вот уже три года, три чертовых года Смирнова выслеживала того, кто занимал все ее мысли с шестого класса. Караулила в столовой; перебежками, прячась за деревьями, провожала домой; подглядывала из-за угла школы, вот как сейчас, стоило обожаемому субъекту выйти с пацанами на перекур. И что еще хуже, писала ему записки. Нет, не просила о встречах. В них неизменно были стихи о любви, дифирамбы и панегирики.

Подбрасывать эти писульки самой не получалось, потому что Олег Державин на два года ее старше и пересечься в кабинетах возможности не было. И тут на помощь приходили доверчивые и подкупаемые первоклашки, которые за жвачку с удовольствием таскали письма воздыхательницы старшекласснику.

— Не говори, что ты подослала к нему очередную малявку… — Вика пристроилась к влюбленной дуре за углом школы и наблюдала, как Петька из 2 «А» протягивает Державину аккуратно сложенный листок бумаги. — Олег точно тебя убьет. Прямо на своем выпускном прикончит, Лель.

— Он не знает, что это от меня, — отмахнулась Смирнова, не отрывая взгляда от любимой фигуры.

— Вся школа знает, наивная ты простота! — прошипела подруга и тут же затихла. Не хватало еще привлечь к себе внимание. Ладно Олька… про нее всем известно, но Вика не такая.

— Знал бы — уже бы убил, — резонно парировала Оля и улыбнулась.

Ее мысли были далеки от «убьет и прикончит». В ее фантазиях он подойдет, посмотрит на нее… и они уйдут в закат, взявшись за руки. Вот так все и будет.

У крыльца школы стояла компания старшеклассников. Кто-то курил, кто-то оживленно о чем-то спорил, и только Олег вел себя по-царски. Сложив руки на груди и слегка склонив голову к плечу, он молча слушал, изредка кивая.

Подружиться с ним хотели все. Одних привлекала его манера держаться по-взрослому, других же откровенно интересовало его благосостояние. Ну а как иначе? Папа известный бизнесмен, мама какая-то шишка на телевидении. Упакован будь здоров! Хулиганом парень не слыл, но врезать мог — закачаешься! Не зря бегал постоянно на тренировки по рукопашному бою. И об этом, конечно же, Оля тоже отлично знала.

— Олег, это опять тебе… — рыжеволосый второклашка сунул записку адресату, но уходить не торопился. Когда еще будет возможность постоять со взрослыми пацанами.

— Ха! Опять твоя таинственная незнакомка изводит леса планеты пустой херней? — заржал Валерка Огурцов, затягиваясь сигаретой.

Понять, почему такой прекрасный Державин дружит с таким страшным Валерой, Оля не могла. Реально. Белобрысый Огурцов хоть и носил косую челку и в плечах однокласснику не уступал, но все же был уродом: нос на половину лица, глазки маленькие, губы тонкие и зубы кривые, с постоянным желтым налетом. От никотина, наверное.

— Не незнакомка, а Олька из 9 «Б», — резонно уточнил Петя, поправив очки на переносице и махнув рукой в сторону угла, за которым притаились девочки. — Она уже всех жвачками закормила.

Вика от услышанного выматерилась, а Смирнова забыла, как дышать.

— Ну что я тебе говорила?! — прошипела подруга, забавно кривя физиономию. — Валим отсюда, пока вся эта шобла нас не застукала. Потом позора не оберемся, — затем подумала, смерила Ольгу взглядом и добавила: — Хотя тебе это уже пофигу.

— Ты иди, — сдаваться Смирнова не собиралась.

В конце концов, осталось каких-то полгода, и Олег закончит школу. Уедет. Терять драгоценные минуты, когда она может его видеть — непозволительно. Потом всю жизнь жалеть будет!

— Вот же упертая! Позвони мне вечером.

Вика не стала искушать судьбу и поспешила ретироваться, хоть для этого и пришлось обежать половину здания. Благо запасной вход никто не закрывал.

Ничто не могло заставить Смирнову покинуть своего места, если Державин находился в поле зрения. Она грезила о нем постоянно. Когда в ее душе возникло это глупое и всепоглощающее чувство — сама не знала. Может, когда он подмигнул в столовой? Или, когда помог Оле подняться, поскользнувшейся на накатанном до льда снегу у крыльца школы и рухнувшей к его ногам? А может, ветреный и несносный Амур выпустил стрелу и поразил сердце наивной школьницы ради забавы… Вика точно выбрала бы последнее. Потому что иначе как бредовым она все происходящее не называла.

Немного отдышавшись после заявления второклашки, Смирнова осторожно высунула нос из-за угла. Никто в ее сторону не смотрел. Выдохнула с облегчением.

— Ладно, — услышала она голос Олега, — пора на урок…

Пара минут — и компания рассосалась, оставив после себя лишь пару брошенных окурков.

Оля прислонилась затылком к шершавой стене школы и закрыла глаза.

«Какой же он красивый, — мысленно восхитилась она. — Голос бархатный. Глаза — омуты…»

— Это когда-нибудь прекратится? — тот самый восхваленный ею голос, раздался откуда-то сверху, и она невольно подумала, что у нее галлюцинации.

Медленно раскрыв глаза, она уперлась взглядом в Олега, который нависал над ней, расставив руки по обеим сторонам от ее лица, уперевшись ладонями в стену. Так близко она его никогда не видела. Засмотрелась. Залюбовалась. Голова закружилась от счастья.

Глава 4

Время размеренно двигалось вперед, четко отсчитывая минуту за минутой. Один день сменял другой, без права на возврат предыдущего. Оля зачеркивала очередную дату в календаре, с болью думая о дне, когда не сможет увидеть в школе того, кто прочно поселился в ее душе.

Девушка сидела с кружкой чая у окна, ожидая прихода Вики и наблюдала за сорванцами во дворе. Она и сама была бы не прочь беззаботно побегать, только компанию составить некому.

— Олюшка, — позвала бабушка, отвлекая внимание от бесконечно снующих по детской площадке детей. — Не помнишь, куда я положила свою социальную карточку? Хочу доехать до Клавдии Петровны, а то обещаю второй год, да все никак не соберусь.

— Посмотри в тумбочке. В прихожей. — ответила Оля, делая большой глоток ароматного напитка. — Привет ей передавай. Скажи, что я скучаю по ее пирожкам.

— Вам, молодым, только б жрать да гарцевать, — усмехнулась пожилая женщина, перекладывая найденную пропажу в карман теплой куртки.

Смирнова жила с бабушкой сколько себя помнила. Родителей своих никогда не видела. Когда-то предполагала, что те погибли или еще чего пострашнее с ними приключилось, но бабуля миф развеяла. Правда, не вдаваясь в подробности. Вроде как отмахнулась. Сказала, что мать ее, Олина, непутевая. Нагуляла дочь, а потом влюбилась и уехала в неизвестном направлении. На просьбу показать хоть одну фотографию мамы — бабушка фыркала. Говорила, что после ссоры все сожгла. Якобы простить не может гулящей, что Ольку бросила.

Наталья Тимофеевна — бабушка Оли — женщиной была строгой, но справедливой. Хотя внучку баловала постоянно. Бывало, прикрикнет, а через пару минут уже зовет оладушки кушать или денег сует на шоколадку. С окончания института проработала та в отделении гинекологии Центральной городской больницы. От акушерки до заведующей дослужилась. Многие в городе ее уважали и были благодарны.

Несмотря на все заслуги, зажиточной Наталья Тимофеевна не стала. Жила как все, а выйдя на пенсию – хуже многих. Перебивались они с копейки на копейку, но их идиллии это не нарушало. Любили друг друга очень. Бабушка так и говорила Оле: «Ты моя душевная радость».

Сама Смирнова внешностью пошла в отца. Так она думала. Сходства с бабушкой никакого. Та была по молодости жгуче-черной, смуглой, а Олька белокожая, с каштановыми волосами. У бабушки глаза зеленые, слегка выцветшие с возрастом, а у внучки голубые, словно серебряными нитями по радужке приправленные.

— Не шалите тут без меня. И Вике скажи, чтоб по серванту не лазила! — напутствовала женщина, выходя из дома.

И все-то она знала и замечала. Вика и правда любила по шкафам рыскать. У нее дома таких старых вещей не было никогда. Сальская из семьи обеспеченной. Не такой, конечно, как у Державина, но все же. Родители подруги амбициозные, современные, дома все по последнему веянию моды.

Как они смогли подружиться: невзрачная Оля и яркая рыжеволосая Вика — загадка. Увиделись в первом классе на линейке — и все, не отлипали друг от друга с того момента. Если Вика росла бойкой и рассудительной, то Оля слыла ее полной противоположностью. Легковерная, ранимая и вечно летающая в своих грезах. Смирнова знала, что порой эти качества доводили ее подругу до белого каления.

Так в третьем классе кто-то сказал Оле, что если мыть полы десять дней подряд, то добрая фея обязательно увидит и сделает ту принцессой. Когда наивная школьница заявила, что принцессой быть не желает, ее подловили на желаемом — сделает волшебницей. Как тогда Вика убеждала Олю одуматься! Тщетно. Вот Оля и стала бессменным дежурным на целый месяц. Мыла пол на совесть. Руками.

В пятом классе ей “открыли секрет”, мол, директор школы давно мечтает, чтобы ему в День рождения кто-нибудь спел под окнами песню его детства «Пропала собака». Но все, дескать, стесняются… а сурового мужчину жалко. Видел бы кто, как тогда Сальская тащила Смирнову из-под директорских окон… Но та лишь громче орала выученную на совесть песню. С душой. Почти рыдая от слов произведения.

И это самые безобидные розыгрыши, которым подверглась Оля. Хотя в шестом классе она дала-таки Вике слово, что будет во всем и всегда доверять только ей и никому больше.

Смирнова знала, что подруга ее влюбленности в Державина не разделяла и вообще не понимала, что она нашла в юноше. Мол, красавцем его не назовешь. Нет, смазливый, конечно, но все же. Черты лица слишком нежные, и сам он чересчур холеный, как глянцевый журнал. Романтичная дурочка только пожимала плечами на каждое высказывание об Олеге и улыбалась. Сама не знала, почему втрескалась по уши в этого старшеклассника.

В общем, все у Оли было хорошо, по ее меркам: крыша над головой, бабушка, лучшая подруга Куся и даже любимый мальчик.

… Едва за старушкой закрылась дверь, раздался звонок. Подскочив с насиженного места, девушка поспешила открыть.

— Куся, хочешь чая? – помогала Оля подруге снять верхнюю одежду.

— Ага, — скинув сапоги, Сальская прошла в комнату, словно вернулась домой.

— Сейчас, — улыбнулась Смирнова и поспешила на кухню, предоставляя Вике возможность самой себя развлекать.

Вернувшись в комнату с чаем и вазой с конфетами, Оля не удивилась увиденному. Сальская рыскала с маниакальной одержимостью по шкафам.

— Обалдеть! Мне капец как запах нравится, — приговаривала Вика, копаясь в бумагах на верхней полке самой дальней антресоли. – Стариной и чем-то нереальным. Не могу объяснить. Словно тут есть какие-то сокровища.

— Моль там есть, — усмехнулась Оля.

— О, смотри, — воскликнула подруга. – Тут свидетельство об удочерении…

Не понимая, о чем говорит Сальская, девушка подошла и взяла документ из ее рук.

— Свидетельство об удочерении Смирновой Ольги Ивановны… — зачитала она вслух. Туман в голове сгустился. — Кусь, я что… приемыш?

— Лель, так тут написано, — заметно занервничала подруга.

— А как же мне теперь…

Как-то в момент Оле стало не по себе. Пусто и горько. Будто она одна-одинешенька во всем мире. Выброшенный за ненадобностью приплод, который подобрали из жалости, а может, по другим причинам, о которых она даже не догадывалась. В груди неприятно ныло, саднило, пекло́. Слезы выступили на глазах и многое стало понятным. И про отсутствие фотографий, и про внешнее различие, и про нежелание бабушки говорить о родителях. Только как теперь жить с этим знанием – не знала.

Глава 5

Спустя три месяца после обрушившейся правды Оля более-менее успокоилась и смогла отвлечься от загоняющих в тупик мыслей.

В один из последних апрельских дней, когда на улице уже стало значительно теплее, Оля с Натальей Тимофеевной отправились в гости. К знакомым бабушки она ходила неохотно. Приходилось тихо сидеть, улыбаться. Создавать образ примерной внучки, чтоб не позорить единственного родного человека. Глаз почесать и то неловко. Она бы с радостью пропускала подобные мероприятия, но старушка обижалась. Ворчала, мол, вот приду я без внучки, а люди скажут, чегой-то, Тимофевна, Олька носу не кажет, знаться не хочет? Словом, не вариант тот самый нос воротить. Да и глядя, как Наталья Тимофеевна воодушевленно собиралась, надевала самый красивый костюм серого цвета, Смирнова лишь покорно вздыхала.

— Олюшка, захвати мои очки, — крикнула старушка из прихожей, копающейся в комнате внучке, и тут же добавила тише: — А то станет мне показывать фотографии, а я ни черта не увижу.

— Ба, а кто этот Андрей Сергеевич? — аккуратно уложив окуляры в футляр, Оля еще раз окинула свой внешний вид в зеркале прихожей.

Сносно. Барышня-крестьянка во всем великолепии. Классики аплодировали бы стоя. Тёмно-синее платье в мелкий малиновый цветочек, с пояском на талии и воротничком прилежной ученицы под горло. Платье, само собой, по колено.

Поправив складки на подоле, Смирнова покрутилась в разные стороны и одобрительно кивнула своему отражению. Бабушка, открыв двери, пропустила ее вперед и сама вышла следом.

— Он, Олюшка, очень известный человек. Бизнесмен, — ответила Наталья Тимофеевна, закрывая дверь на три оборота. До упора. — Много лет назад я принимала роды у его жены. Сложно его Лиза рожала первенца. Мальчишка крупненький, да еще ножками лежал. Намаялись тогда всей сменой, но справились. Выходили и роженицу, и мальца.

— Понятно, — вздохнула Оля.

Радовало, что сегодня скорее будут благодарить бабулю, нежели изучать ее саму как под микроскопом.

Такси остановилось у красивого трехэтажного загородного дома. Все говорило о богатстве и роскоши. Хотя, само местоположение уже говорило, что тут не простые смертные живут. Дорогое место. Статусное.

— Раз он такой крутой, мог бы за тобой машину прислать, — буркнула Оля, наблюдая, как бабушка рассчитывается с таксистом.

— Олюшка! — посмотрела та осуждающе, серьезно. — Откуда такие мысли в голове? Разве такому я тебя учила? Андрей Сергеевич ничего мне не должен. Я свою работу выполняла. А то, что пригласил нас, так это мы должны быть благодарны. Я от пятисот рублей не обеднею, а ты, милая моя, не разбогатеешь.

— Извини, — устыдилась Оля своих слов.

Правда, зачем она ляпнула не подумав?

У ворот их встретил мужчина лет пятидесяти. Некогда темноволосый, хотя сейчас на его висках была отчетливая седина. Увидев Наталью Тимофеевну, мужчина оживился, заулыбался и шагнул навстречу.

— Как же я вам рад, моя дорогая фея-крестная, — смех у Андрея Сергеевича был глубокий, низкий. — Говорил же, что отправлю за вами водителя, но вы как всегда… Все по-своему делаете. Пойдемте в дом. Ей-Богу, заждался вас и извелся!

— Ох, Андрюшенька! — засмеялась пожилая женщина. — Как был оболтусом, ты уж меня извини, так и остался.

— Это ж хорошо! Значит, не старею, Наталья Тимофеевна! — тут же нашелся с ответом мужчина.

Казалось, об Ольге все забыли. Она плелась позади радостно щебетавшей парочки и от нечего делать осматривалась. Ухоженная прикоттеджная территория с деревьями, стриженым газоном. В стороне, на лужайке, зона барбекю и беседка. В отдалении что-то напоминающее искусственный водоем.

— А это и есть ваша внучка Оля? — внезапно долетело до Смирновой, а Андрей Сергеевич оглянулся и посмотрел на нее внимательно, оценивающе.

— Да, Андрюшенька. Моя отрада на старости лет, — гордо усмехнулась старушка.

— Хороша. Настоящая красавица растет, Наталья Тимофеевна, — дежурные фразы Оля слышала часто, так что значения не придала. Лишь вежливо улыбнулась. — А мой второй оболтус как раз дома со своим другом, так что будет, кому ее развлечь, пока я вас чаем угощу или чем покрепче. Вы только скажите!

— Лучше чая, — похлопала его по руке женщина, как всегда, испытывая радость от встречи со своей прошлой жизнью. С той, где она была важна и нужна многим. Той, что была смыслом ее жизни. Пока не появилась Оля, ставшая важнее всего.

Внутри дом блистал еще большим великолепием, чем снаружи. Подобное Оля видела разве что в дорогих журналах, которые у Куси рассматривала. Все в мраморе, со вкусом. Мебель вся сделана по индивидуальному заказу, не иначе. Света много. А размеры помещения и вовсе поражали. Их с бабушкой однушка была меньше местного санузла, даже если считать с балконом.

— Олег! — крикнул Андрей Сергеевич, едва проводил гостей к мягкому и удобному дивану в гостиной. — Спустись вниз!

Чего Оля и представить не могла, так это того, что на ступенях появится ни кто иной, как объект ее обожания — Державин.

В момент все изменилось. Скучная встреча превратилась в самую желанную поездку, а вместо снисхождения она мысленно посылала в адрес бабушки хвалебные оды и море поцелуев.

Очутиться в доме Олега? Да она о таком даже не мечтала.

— Олег, познакомься. Это Наталья Тимофеевна, доктор, который спас нашу маму и помог твоему брату родиться. А это ее внучка — Оля, — улыбка с лица Андрея Сергеевича не сходила. — Давай-ка, развлеки нашу молодую гостью. Да не смей обижать!

— Здравствуйте, Наталья Тимофеевна, — вежливо произнес Олег и совсем не по-доброму зыркнул на Олю: — Ну пошли. Развлечемся…

Пока та поднималась по лестнице, следуя за Олегом, у нее внутри все переворачивалось. Кричать от счастья, прыгать, бегать хотелось так отчаянно, что даже походка пружинила. А еще появилось немного страха, ведь войти к нему в комнату… что-то совсем личное. Невозможно волнительное. Нереальное!

На самом деле спальня оказалась обычной. Разве что никаких плакатов и постеров на стенах. Большой стол у окна; мощный, судя по всему, компьютер, — потому что огромный, с лампочками и крутым дизайном, и еще куча девайсов. У стены кровать, на противоположной стене огромная плазма, у которой сидел Валерка Огурцов с джойстиком в руках.

Глава 6

Школа осталась позади. Оля все так же мечтала об Олеге и таила обиду на Огурцова, а умная и амбициозная Вика училась в престижном ВУЗе и постигала международные отношения. Хотела бы и Смирнова, как другие одноклассники, сказать, что носит гордое звание «студентка», но увы… Не все у нее сложилось хорошо и как мечталось.

Прошло два года, а ее самыми яркими, добрыми воспоминаниями остались беззаботная школьная жизнь и выпускной, на котором они с Кусей вытворили невозможное. Татухи набили!

Первый настоящий праздник. Тот, который остался в памяти каждого, как запоминающийся шаг из детства во взрослую жизнь, куда все так отчаянно стремились по наивности. Казалось, что каждый хотел выглядеть как можно лучше, статнее, привлекательнее. В общем, все явились красивые, нарядные.

Бабушка не поскупилась, и Оля чувствовала себя настоящей принцессой в длинном небесно-голубом платье с серебристыми бретелями. Завитые волосы закрывали спину. Легкий макияж подчеркивал синие глаза и делал ресницы еще длиннее и пушистее. Розовая помада поблескивала перламутром на губах, придавая объема и очарования.

Вечер выдался волшебным. Церемонию по случаю окончания школы проводили в два этапа: первая проходила в школе, где было много напутственных речей и поздравлений; вторая — в ресторане, недалеко от учебного заведения, где выпускники пили легкий алкоголь и чувствовали себя королями танцпола.

Как ни печально, но на свой выпускной Оля-таки вспомнила выпуск Державина. Когда старшеклассник пил и развлекался пару лет назад со своим классом, она следила за ним до самой ночи. Честно призналась, но Олег и Яна вполне заслуженно снискали славу принца и принцессы вечера. Державин, одетый с иголочки, в темно-синем костюме с зауженными брюками и двубортным приталенным пиджаком поверх шелковой белой рубашки, казался еще красивее. Яна подстать ему: в длинном расшитом золотыми нитями платье, что облегало фигуру как вторая кожа… Короче, Смирновой тогда шарахнуло по самолюбию в очередной раз. Домой приперлась в полночь и рыдала как дура.

Однако, на свой праздник, она выбросила хандру из печенок. Пусть вспоминала, думала, но уже не болела и одержимостью не пугала.

Как бы долго ни веселились бывшие школьники, но Сальская и Смиронова были не с ними. Вика никогда не была подвержена стадному инстинкту, а потому утащила Олю гулять задолго до полного перепития окружающих.

Тогда казалось, что весь мир принадлежит им. Странным образом внутри ревело желание показать себя. Заявить о себе! Вроде: смотри, Мир, мы идем! В воздухе пахло чем-то пьянящим, легким, или это они уже окончательно окосели от выпитого. Бродили бесцельно по городу, горланили песни, танцевали под свои же завывания, скакали как ненормальные, сняв неудобные каблуки и повесив их на руки.

Среди спящего города, наводненного опьяневшей от свободы и спиртного молодежи, подруги набрели на тату-салон. В темноте улицы лишь из панорамного окна на первом этаже лился яркий свет, а вывеска неоновыми огнями манила обратить на себя внимание.

— Нам сюда! — скомандовала Вика и подтолкнула Олю ко входу.

Грузный бородатый мастер, попивая пиво из бутылки, окинул девушек оценивающим взглядом, и понимающе хмыкнул.

— Приходите послезавтра.

— Почему? — удивилась Сальская, явно не желая проигрывать своим желаниям, да еще в первые часы взрослой жизни.

— Читаем правила, лялечки, — мастер небрежно вскинул руку, указывая на доску с прикрепленными листами.

Жирным шрифтом на одной из памяток значилось: «Пьяным клиентам не набиваю!» А ниже тонкой булавкой была прикреплена визитка: «Услуги нарколога. Вывожу из запоя. Конфиденциальность гарантирую» — и номер телефона».

— Чей-то вы пьяным на набиваете? — уперла руки в боки Вика.

Бородач закатил глаза.

— Потому что от алкоголя расплывается краска, а каждый мастер свою работу ценит, потому что каждая работа – его реклама и репутация.

Он произнес это так устало, словно по сто раз на день повторял.

— Ну-у пожа-а-алуйста, — Сальская сложила ладони в молитвенном жесте, обращаясь к мужчине и пихая Смирнову локтем, типа, присоединись, зараза, пока нас не выперли. — Это очень-очень важно!

— Только не просите набивать на животе, — вздохнул и покачал головой мастер, сделав еще глоток солодового напитка: — А то разжиреете и все труды мои насмарку. Вишенки превратятся в груши, а бабочки в фантастических чудищ из фильмов ужасов.

— А на груди слабо? — с вызовом бросила Вика, вздернув подбородок и в миг теряя облик просящей.

То ли она правда считала, что этот мужлан сисек не видел, то ли считала себя настолько особенной.

— Что будем бить, солнышко? — с долей иронии спросил мастер.

Вика быстро пролистала альбом с эскизами и ткнула плохослушающимся пальцем в рисунок:

— Кошечку!

Оле даже показалось, что подруга выбрала первую попавшуюся картинку, а Сальская пояснила не то мастеру, не то Оле:

— Буду смотреть на нее и вспоминать о своей лучшей подруге, когда выйду замуж и уеду жить на Багамы, — с самой очаровательной улыбкой Вика сгребла Ольку в свои ручки и смачно поцеловала в щеку.

— А че сразу кошку? — искренне недоумевала Смирнова. — Я не похожа на нее.

— Тьфу ты! Я совместила любимых кошек и сегодняшний день, Лель. Не заморачивайся. Сейчас не надо напрягать серое вещество. Гуляем!

— Ну, а ты чего хочешь? — хохотнул мужик, глядя на растерянную Олю.

— А мне букву «К» и маленькое сердечко… — улыбнулась она, а потом повернулась к подруге и пояснила: — Набью первую букву твоего имени на заднице, и ты всегда будешь со мной.

— Я тебя ближе к сердцу, а ты меня на заднице? — засмеялась Вика, явно нисколько не оскорбленная подобным раскладом. Знала, что сделать тату для Смирновой — уже верх неблагоразумия. — И моя первая буква «В», если ты забыла.

— Значит, будет «В», — резонно согласилась Оля, пока мастер, отойдя, готовил инструменты. — А на попе, потому что бабуля убьет, если увидит.

Глава 7

Едва Оле исполнилось восемнадцать, Наталья Тимофеевна сильно заболела. Несерьезная на первый взгляд простуда привела к осложнениям. Смирнова до сих пор не могла понять, что разбудило ее той ночью, но только едва она кинула взгляд в сторону прихожей — увидела бабушку, лежащую на полу.

— Ба! — крикнула девушка и бросилась на помощь.

— Мне бы в туалет, Олюшка, — сдавленно, через силу, тихо попросила Наталья Тимофеевна. — И вызови скорую…

Дрожащими руками Оля тогда набрала экстренную службу и сбивчиво объясняла ситуацию, искоса присматривая за старушкой. Смущать не хотела, но и оставить одну не могла. Некогда сильная женщина впервые не сопротивлялась и смиренно принимала помощь.

Пока ждали скорую, Оля вся извелась. Сидела рядом с бабушкой, гладила по руке и подтыкала одеяло посильнее — старая женщина жаловалась, что ей холодно. Взгляд она прятала, потому что глядеть не могла в глаза единственного родного человека, в котором читалась невозможная нежность, любовь, сожаление, и… прощание. Смирнову топил страх, как никогда в жизни. Словно заведенная она повторяла: «Пусть все будет хорошо». Готова была отказаться от чего угодно, сделать все что нужно, только бы бабушка выздоровела.

— Олюшка, — холодными сухими пальцами Наталья Тимофеевна сжала ладонь внучки. — Видимо, пора мне…

— Ба! Ну что ты такое говоришь? — Оля закусила до боли губу, стараясь не разрыдаться.

Сейчас надо держаться. Надеяться. Верить!

— Ты меня прости, моя хорошая…

— Бабулечка, родненькая моя, любимая, ты не говори ничего, ладно? Сейчас приедут врачи и все будет хорошо, — тараторила, смахивая предательские слезы, девушка и целовала бабушкины руки.

— Конечно, будет, моя красавица…

Бригада медиков приехала быстро. Сделали необходимые манипуляции, а потом увезли Наталью Тимофеевну в больницу с диагнозом «инфаркт».

Сутки Оля дежурила у отделения реанимации, боясь закрыть глаза. Состояние Натальи Тимофеевны было тяжелым, но стабильным, как говорили врачи.

Несколько дней девушка приезжала по часам в больницу. Привозила бульоны, разговаривала с врачами, пытливо заглядывая тем в глаза и моля взглядом сказать ей заветные слова, что бабушка поправится.

И дождалась. Лечащий врач сказал, что если динамика сохранится, то через пару дней старушку переведут в отделение кардиологии.

Оля выдохнула. Впервые за последние дни она улыбнулась, глядя в небо. Скрученное нутро отпустило и позволило дышать ровно.

Упаковав в пищевые контейнеры еду, которую разрешили Наталье Тимофеевне, девушка собиралась в больницу. После перевода бабушки из реанимации, Оля могла ее увидеть и радовалась всякий раз, думая о встрече.

— Доброе утро. Это Смирнова Ольга, — выставляя сумки с необходимыми вещами для больной в прихожую, девушка прижала плечом сотовый к уху.

Надо было уточнить, следует ли ей что-то привезти из лекарств или дополнительных вещей.

— Здравствуйте. Оля, вы одна дома? — раздался на другом конце голос врача.

— Одна… — неприятным ознобом между лопаток пробежались мерзкие мурашки по спине Смирновой. — Аркадий Игнатьевич, что-то… случилось?

— Приезжайте, Оля.

— Я хотела узнать, не надо ли каких-то эффективных лекарств…

— Нет. Ничего не привозите. Все есть.

— А вещи?

— Пока ничего не надо. Жду вас.

Все стало понятно, когда Смирнова увидела глаза врача. В первые секунды поверить не могла. Осела на пол. Мотала головой, зажимая руками рот, чтобы не завыть на все здание, раскачивалась из стороны в сторону, будто гнала чудовищную реальность.

— Ночью был приступ. Мы ничего не смогли сделать. Мне жаль. Примите наши соболезнования, — произнесенные медиком слова оглушили Олю, прошивая болевыми импульсами душу и сердце.

Для Смирновой это явилось самым кошмарным потрясением.

Полгода она не могла прийти в себя. Тосковала. Ежилась ночами без сна. Почти не ела. Не выходила из дома. Часто сидела на диване, комкая в руках какую-нибудь бабушкину вещь, а потом подносила к носу и дышала родным запахом. Корила себя за недосказанные слова любви, за редкое проявление чувств, за желания гулять, а не находиться рядом с той, кто теперь не скажет такое нужное «Олюшка», не погладит по руке, не посмотрит ласковым взглядом. Полная апатия навалилась на девушку и все валилось из рук. Только ничего не изменить. Не исправить.

Если бы не подруга, которая не отходила от Оли ни на шаг — непонятно, чем бы все закончилось. Смирнова на тот момент совсем смысл жизни потеряла.

Но время лечит. Вернее, оно притупляет боль.

Благодаря Викиной поддержке Оля взяла себя в руки, потихоньку даже начала улыбаться. Запретив себе хандрить, заняла руки и голову генеральной уборкой и стала искать работу. Теперь о ней некому позаботиться, кроме нее самой.

Удалось устроиться фасовщицей в «Семерочку». И лишь спустя два года, по стечению обстоятельств, — в период эпидемии гриппа несколько сотрудников ушли на больничный, — Олю допустили до кассы. Понятно, что не за ее трудовые навыки, просто больше посадить было некого. Девушка быстро вникала. Старалась. Вскоре осталась на новой должности, что сказалось повышением зарплаты.

Коллектив на работе, конечно, не «сахар», но Смирнова привыкла. Где надо и крепкое словцо могла вставить, а где и поорать, если в край доставали. Поднаторела. Опыта набралась. За три года кассиром все делала на автомате. Доверия к ней у руководства стало больше, и это для девушки тоже стало хорошим мотиватором в стремлении расти.

Сальская всегда была рядом.

— Еще пару лет, Лель, и ты станешь настоящей хабалкой со своим лексиконом, — стебала ее подруга. Беззлобно. Ради смеха. — И тебя сразу поставят заведующей.

— Ага, в ЦУМ — подхихикивала Смирнова.

Сама Вика тоже изменилась: стала ярче, напористей, увереннее. В выражениях не стеснялась.

График работы у Смирновой был плавающий, так что на выходных не всегда удавалось состыковаться с подругой, но иногда все же выходили гулять. По большей части все же ритм был один: работа-дом-работа. Не о такой жизни мечтала девушка, но не жаловалась.