Голова Кэтрин покоилась на плече Фредерика. Его ладонь лежала у нее на груди, и ее сердце стучало под его ладонью.
В комнате было тихо, а за окном барабанная дробь капель сменилась нежным журчанием дождевых струй. Она будет теперь вспоминать о пережитом каждый раз, как пойдет дождь. Ей казалось, что Фред спит, и она старалась не шевелиться, чтобы не разбудить его. Кэт лишь подняла голову, хотела посмотреть на огонь, но, взглянув на Фредерика, увидела, что глаза его открыты и сияют счастьем. Она погладила его по щеке.
– Я думала, ты спишь.
– Нет, я... – Он наклонился над ней и вытер еще не высохшую слезинку с ее ресниц. – Я сделал тебе больно?
– Нет, нет, ты не причинил мне боли. Ты был удивительно осторожен. А я словно от чего-то освободилась. – Кэтрин совсем засмущалась. – Я сказала глупость?
Он засмеялся.
– Успокойся, ничего глупого в этом нет. – Он смотрел, как в ее глазах отражается пламя. – Кэт, ты так прекрасна!
Она улыбнулась и поцеловала его.
– Я всегда думала то же самое о тебе. И всегда замечала, что ты невероятно нравишься девушкам.
Он удивленно поднял брови.
– Неужели? Впрочем, признаюсь, что и сам это знаю. Но я никогда не понимал направления твоих мыслей. Может быть, это и хорошо. Ведь тайна, неразгаданность всегда украшают женщину.
Кэтрин снова поцеловала его.
– Уверена, ты самый лучший мужчина на свете.
– Это приятно... в данных обстоятельствах.
– И еще я уверена, что должна нравиться тебе еще больше при таких «обстоятельствах». – Лежа рядом с ним, она слышала, как учащенно бьется его сердце. – Фред... – она наклонилась к его уху, – ты так хорош со мной, так добр, так нежен...
Она услышала тяжелый вздох, в его взгляде появилась напряженность. А глаза стали совсем темными и напомнили ей момент, когда он схватил ее там, в самолете.
– Любовь не всегда добра, Кэт. И не всегда нежна. – Его губы обрушились на ее губы с такой настойчивостью, словно он решил отбросить всю сдержанность и растерзать ее. Теперь он был нетерпелив, все заглушила страсть. – Так долго! Я хотел тебя так долго! – Она была его, и он мечтал о ней целых шесть лет!
Сверкающая полоса солнечного света упала на глаза Кэтрин. Было тепло, в воздухе дрожала алая дымка. Она медленно подняла веки и повернулась к Фредерику. Он еще спал, глубоко и ровно дыша. Она не хотела его будить, пока еще нет. Это было первый раз в ее жизни: она проснулась рядом с любимым. Кэт чувствовала полноту жизни, на душе было тепло и хорошо.
Он прекрасен, думала она, глядя на его лицо. Как он деликатно сострадал мне, слушая мой рассказ вчера ночью.
– И я люблю его! – Она не только подумала, но и прошептала это вслух. – Я всегда любила его, с самого начала и все прошедшие шесть лет, а сейчас, когда мы вместе, я люблю его еще больше.
Кэтрин вдруг обуял страх оказаться в зависимости от другого человека. Этот страх потерять свободу преследовал ее всю жизнь. Никаких требований друг к другу, никакого давления! Мы просто будем вместе, это все, что мне нужно. Она устремила глаза на его губы. Этой ночью он был сначала нежным, потом неистовым. Но барьер был разрушен. Шесть лет, шесть пустых лет! Кэтрин продолжала размышлять. Для нее не существовало ни вчера, ни завтра, а только сегодня.
Внезапно она улыбнулась, вспомнив о чудовищных завтраках, которые он съедал. Обычно они спускались в кухню, чтобы выпить кофе, а он очищал полную тарелку с едой. Кэтрин, увы, не любила готовить. Но сегодня ей захотелось преподнести ему сюрприз. Даже во сне Фредерик крепко держал ее в объятиях. Кэтрин осторожно освободилась от них. Не вставая с постели, она протянула руку и нащупала халат.
Кухню заливал солнечный свет. Первое, что она сделает, это сварит кофе. Странно, она так рано проснулась и не почувствовала обычной вялости, которую преодолевала лишь выпив кофе. Она ощущала себя бодрой, энергичной, такой, как во время концерта.
Она была счастлива, что призналась Фреду в своих чувствах и сломала барьер, разделяющий их. У нее было такое радостное настроение, что она стала напевать одну из своих любимых песен.
Фредерик проснулся, протянул руку и обнаружил, что рядом никого нет. Он вскочил и осмотрел комнату. Портьеры были раздвинуты во всю ширину, и комнату заливал солнечный свет. Ночная рубашка Кэтрин лежала на том же месте, где она сбросала ее вчера.
Значит, это не сон, он действительно лежал с ней рядом, обнимал ее, погрузив руку в ее волосы. Они были вместе всю ночь, пока она не заснула в изнеможении. Он снова взглянул на подушки. Но где... Где она сейчас, черт возьми?! Фредерика охватила легкая паника, он быстро натянул джинсы и отправился на поиски. Не дойдя до конца лестницы, он услышал ее голос.
Когда я просыпаюсь,
Я вижу твои глаза,
Но я не удивляюсь, –
Уже прошла гроза...
И сердце бьется тише,
В душе – веселый май.
Я больше не услышу:
Прощай, прощай, прощай!
Фред узнал песню, которую она исполняла на гастролях за неделю до того, как он посадил ее в машину и повез сюда. Он был голоден, и у него засосало под ложечкой. Он спустился в холл, слушая сильный, по-утреннему свежий голос, но, подойдя к открытой двери, остановился, наблюдая за ней.
Она двигалась по кухне и пела – веселая и счастливая. Кухня была наполнена утренними звуками и запахами: шумел кофейник, шипела на сковородке колбаса с салом, звенела посуда. Волосы Кэтрин, еще в беспорядке после ночи, струились по спине. Вот она потянулась к верхней полке посудного шкафа, и ее короткий халат поднялся, открывая длинные стройные ножки.
Кэтрин перестала петь и, досадуя на свой маленький рост, все же ухитрилась достать сверху блюдо, обернулась и увидела Фредерика. От удивления она уронила вилку, но умудрилась спасти блюдо.
– Фред! Ты испугал меня! – воскликнула она. – Я не слышала, как ты вошел.
Фредерик, любуясь ею, не сдвинулся с места.
– Я люблю тебя, Кэт!
– Я тоже люблю тебя, Фредди, – просто сказала она. Сейчас ей не хотелось бурных проявлений страсти.
Он нахмурился, когда Кэтрин повернулась к раковине, чтобы вымыть посуду.
– Ты говоришь таким тоном, словно ты моя сестра. У меня есть две, и я не нуждаюсь в третьей.
– Ну перестань! Я, конечно, не отношусь к тебе как к брату, Фредди. Мне трудно выразить то, что я чувствую. Я нуждаюсь в твоей поддержке, в твоем сочувствии. Ты помог мне этой ночью больше, чем я могу сказать словами.
– Это звучит так, будто я доктор. Я сказал: «Я люблю тебя, Кэт», как любящий мужчина. – В его словах прорвались сердитые нотки.
– Дорогой, ты совершенно не понимаешь, что такое чувство благодарности... Ты лишен его... – Она оборвала фразу, увидев, как у него вспыхнули глаза. Надвигалась буря!.. Он щелчком выключил газ под дымящейся сковородкой.
– Не говори мне, что у меня есть и чего нет. Я знаю, что у меня есть. – Он взял ее за плечи и потряс. – У меня есть любовь к тебе! И нечего меня за это благодарить! Я не гуманитарная организация! И не Красный Крест!
– Фред!..
Он притянул ее к себе, отстранив блюдо, которое находилось между ними. Ее охватило отчаяние – ну и характер! «Никогда не говори о любви ко мне таким постным тоном». А Фредерик между тем поднял ей голову рукой и стал целовать. Его губы были грубыми и настойчивыми.
– Мне нужно от тебя больше, чем это, гораздо больше. – Глаза его сверкали. – И я получу все, что хочу. Будь я проклят!
– Фред!.. – Она не могла перевести дыхание, ошеломленная силой его взрыва.
– Судьба постоянно загоняет меня в ловушку. Да выпусти же ты из рук это чертово блюдо! – Он употребил еще одно, более сильное выражение по поводу блюда, но она умудрилась его не расслышать.
– Ох, Фред, – Кэтрин обняла его за шею, – у тебя уже есть больше, чем «это», у тебя есть все. Я боялась, я очень боялась сказать тебе, как сильно тебя люблю. Я люблю тебя, Фред Эмбридж! – Теперь она сказала это совсем другим тоном.
Мгновенно и страстно их губы слились. Фредерик взял ее на руки я понес в холл.
– Так далеко... – прошептала она.
– Ммм...
– Спальня так далеко.
Фредерик с изумлением воззрился на нее: смотри, пожалуйста, какое нетерпение!
– Действительно далеко, – пробормотал он, меняя направление и следуя прямо в музыкальную комнату.
– Здесь мы всегда работаем вместе.
– И сейчас здесь будет звучать великолепная мелодия, – добавил он.
– Ох, Фред, а вдруг появится миссис Даймонд!
– Она убедится в правоте слухов относительно нравов людей, выступающих на сцене. Но сегодня воскресенье, и она не придет...
Прошло много времени. Кэтрин сидела на коврике перед камином и смотрела, как Фредерик шевелит кочергой дрова. Она разогрела кофе и принесла колбасу. Фред уже надел джинсы и свитер, а она все еще была в коротком халатике. Держа чашку двумя руками, она зевнула. Никогда она не чувствовала себя такой разнеженной, словно кошка, греющаяся на солнышке. Она смотрела с нежностью на любимого, в то время как он сосредоточенно глядел на горящие поленья. Но вот он повернулся и встретил ее улыбку.
– О чем ты думаешь? – Фред опустился радом с ней на коврик.
– О том, какое счастье – вот так сидеть с тобой у огня и пить кофе. – Она протянула ему чашку с кофе, поцеловав его при этом. – Все у нас теперь так, как и должно было быть.
– Именно таково твое представление о счастье? – спросил он, улыбаясь.
– Да, в промежутках между восторгом и экстазом на грани безумия.
– Хорошо, мы повторим «экстаз и безумие». Знаешь, вчера ты чуть не свела меня с ума в этой комнате.
– Вчера? О чем ты говоришь?
– Ты не можешь себе представить, как действует на меня твой голос, когда ты поешь.
Смесь невинности со страстью. Эти хрипловатые звуки...
– Ну, может быть, такова особенность моего пения? – Кэтрин поставила пустую чашку на пол. – Хочешь еще один бутерброд? С колбасой... Только она подгорела.
Фредерик оторвал взгляд от солнечного зайчика на стене и засмеялся.
– Ты сделала ее невероятно вкусной.
– Умирающий от голода мужчина не может быть разборчивым.
– А что я уже съел?
– Огромное количество яичницы, – она прищурилась, – из пяти или шести яиц. С колбасой. И еще пять ломтиков бекона. И три огромных бутерброда с джемом. – Она расхохоталась. – Это после любви ты становишься таким голодным?
– У меня здоровый утренний аппетит.
– Мне кажется, что ты мог бы съесть еще что-нибудь после всего съеденного. Хочешь еще кофе? – Кэтрин снова обняла его. – Я действительно свожу тебя с ума, Фредди?
– Да, с самого начала. Невозможно было находиться с тобой в одной комнате. Я ждал, долго ждал, когда это произойдет. И еще эта проклятая обложка на альбоме. Я был в бешенстве, я готов был бросить тебя прямо на ковер.
– Вот почему ты... – Она замолчала. – Полагаю, что теперь, когда ты нашел ко мне подход, больше я не буду доводить тебя до сумасшествия.
– Это правда. Я могу взять тебя или покинуть тебя. Все это в моей власти. – Фредерик поставил пустую чашку и взъерошил ей волосы, забавляясь тем, как у нее перекосилось лицо. – Ну я шучу, конечно! Уже полдень. Лучше будет, если мы сделаем хоть часть работы сегодня. Пойдем-ка, потрудимся. У меня есть новая идея. – Они перешли в музыкальную комнату. – Что-нибудь в этом роде. – Он сыграл на рояле несколько тактов мелодии, отработанных в том темпе, который он уже предлагал. – И немножко рока. Да. Тут нужны синкопы, повторяющие удары сердца. Вот такая идея! Резче и порывистее, вместе с хором.
Кэтрин, стоя у него за спиной, удовлетворенно улыбалась, пока он играл.
– Тогда все, что после этого нам будет нужно, это лирическая часть.
– А больше никаких нет идей? – спросил Фредерик.
– Есть, конечно. – Кэтрин села рядом с ним. – Нам надо что-то придумать, чтобы голос подруги Лолиты стал похож на писк детской куклы. Ее песни должны быть фоном для Линды Хармен. Естественно, хор и здесь должен звучать. Но о чем собственно ты думаешь сейчас?
Фредерик резко повернул ее к себе, но она уклонилась от поцелуя.
– Кэт! – Он крепко обнял ее. – Я сильно сомневаюсь, что мы сможем работать, пока ты одета так, как сейчас. Я советую тебе надеть самое непривлекательное платье.
– Я отвлекаю тебя, Фредди?
– Нет, ты меня соблазняешь! Далеко ли мы продвинемся так в работе?
– Да я и сама уже не могу справиться с собой.
– Ну и я уже на грани!
– Тогда пойду поищу непривлекательное платье.
– Позже, – сказал он и стиснул ее в объятиях, когда она попыталась встать.
– Фред, ну в самом деле...
– Позже, – повторил он и нежно увлек ее на ковер.