Шарф красный. Как будто специально. Как нарочно. Будто мало того, что меня реально подташнивает от того, что сейчас должно произойти. Так еще и шарф красный.
Красный шарф. Красные линии. Рэдфлаги, мать их. Сейчас мне надо будет завязать глаза, и это вплотную к моим красным линиям и флагам. Всем сразу.
Окидываю последним взглядом улицу перед собой. Картина вдруг кажется мне почти киношной, как будто умело выстроенный кадр. Красиво украшенная в преддверии Нового года улица, яркие огни, веселые прохожие. И медленный редкий снег. Не хватает исполнителя главной роли.
Кто я в этой сцене? Хочется верить, что режиссер. Но что-то мне подсказывает, что нет.
Нервно облизываю губы.
– Нечего мне тут давить на жалость, – раздается звонкий голос Лики. – Ты же помнишь, карточный долг – долг чести!
Еще бы я не помнила. Ведь именно от меня моя двоюродная сестра и услышала эту фразу, которая ей дико понравилась. Если бы Лика была чуть внимательней, она бы заметила, что мне и в самом деле не по себе. Я изо всех сил пытаюсь это скрыть, но получается плохо, я чувствую это. Но Лика, как и все красивые люди, слишком зациклена на себе, чтобы считывать такие знаки. А я давно привыкла со всеми своими страхами справляться без посторонней помощи.
Вот и сейчас я вляпалась абсолютно самостоятельно. И максимально тупо. Остается пожинать плоды и делать выводы.
Я имела неосторожность раскритиковать то, как Лика ведет соцсети. Но это же испанский стыд! Она, в конце концов, моя двоюродная сестра! Ее счастье, что Ленэра не слишком дружит с современными технологиями, а то Ликуше мало бы не показалось! Ну, надо же как-то следить за публикуемым контентом! Нет, никакой обнаженки, но примитивность и пафос – это еще хуже голого тела. Тело хотя бы может быть красивым. А когда обнажают слабый интеллект…
Ликуша обиделась на мои слова и сказала, что я ничего не понимаю, и что ее подписчикам такое нравится. Не понимаю, зачем я ввязалась с ней в спор, но я ввязалась. Дело кончилось пари на желание. Что если очередной ее пост наберет десять тысяч лайков, то я проиграла.
Я проиграла.
Никогда не пойму, как работают эти технологии в социальных сетях. Я в них нуб – аккаунты не веду, читаю только по работе. В общем, так мне и надо.
А теперь у меня карточный долг – долг чести. Я была уверена, что Лика впарит мне какое-нибудь публичное извинение. Но я недооценила степень фантазии моей двоюродной сестры. Или степень романтизма. Или – идиотизма. Я потерялась в определениях. В общем, Лика заявила, что я должна поцеловать первого попавшегося человека. В губы. На ее выбор.
Я взбунтовалась. Мы так не договаривались! После долгих препирательств был согласован компромиссный вариант.
И вот теперь я стою на красиво украшенной новогодней улице. И жду, когда мне завяжут глаза. Потому что таков план.
План заключается в том, что мне завяжут глаза. И когда я скажу «стоп», именно проходящий в этот момент мимо человек и станет объектом нашего пари. Ликуша даже щедро предложила мне на выбор, кого целовать – мужчину или женщину. В смысле, никаких ограничений.
Изумительная щедрость. Но целовать женщину я не собираюсь. В этой по всем статьям дикой затее такое уже перебор. Лика предложила, что она будет мне говорить, кто идет мимо нас – мужчина или женщина. Черт меня дернул вспомнить «Сирано де Бержерака», и прикол с веселой и грустной песней. Лика выслушала ликбез, открыв рот. Восхитилась. Тут же захотела взять метод на вооружение, но я взмолилась о пощаде. Только Ликушиного пения мне не хватает для полного счастья. Но ей рассказанное мною жутко понравилось. Она даже два раза переспросила, как называется книжка.
До сих пор не могу понять, как у Ленэры, при ее методическом отношении к воспитанию всего и вся, появились две такие разные внучки – одна красавица-блондинка, но «Сирано де Бержерака» не читала, а другая совсем не блондинка, и читала не только про Сирано.
В общем, Ликуша сказала, что женщин она будет сопровождать словом «минор», а мужчин – «мажор». Три класса музыкальной школы у Лики дают себя знать в самых неожиданных ситуациях. И скомандовала: «Ну, все, поворачивайся, завяжу тебе глаза».
Деваться некуда. Так, красные флаги и линии, а ну притихли. Я выдохнула и на всякий случай закрыла глаза.
Шарф оказался мягким. Темнота под ним – почти терпимой. Но сердце все равно колотится как сумасшедшее.
– Минор, – пропела Лика.
Это мимо.
– Мажор.
Я молчу. И думаю о том, что главное, чтобы «мажор» не оказался пророческим. Только избалованного малолетки мне не хватает. Господи, путь это будет милый толстенький парнишка. Прыщавый задрот в очках. Что-нибудь такое… безопасное.
– Мажор.
Я вздрагиваю. Но почему-то снова молчу. Интересно, как это выглядит со стороны? Когда я стою на улице, в мерцании новогодних огоньков, с завязанным красным шарфом глазами?
– Минор, – а потом почти без паузы: – Мажор.
Глупо это выглядит. Глупо. И вообще, у меня тут редфлаги и все такое.
– Стоп!
И я резким движением стягиваю шарф с лица. Приходится несколько раз моргнуть – оказывается, глаза успели привыкнуть к темноте.
– Ты точно не подглядывала? – присвистывает рядом Лика. – Ля, какой…
Я повторяю направление ее взгляда.
Вот черт…
Где мой ботаник?!
Он, конечно, не мажор. А, может, и да. Моя фартовая фортуна снова показала мне, на чем она вертит мои желания.
Мой… ну пусть будет «избранник», я же его выбрала, в конце концов! – стоит в паре метров от нас, перед витриной. Высокий статный брюнет. Похоже, мой ровесник. Черные волосы, лицо... непростое лицо. Как-будто достаточно грубое, но чем-то смягченное. Собственно, так, наверное, и выглядят привлекательные мужские лица. Мне оно нравится – если абстрагироваться от ситуации. Особенно завораживают черные густые брови вразлет. И как поблескивают снежинки в густой темной шевелюре.
Темное пальто ниже колен. Перчатки в руке. В общем, картина ясна. Успешный, привлекательный, с самомнением – судя по прищуру глаз и вздернутому подбородку. Холеный, но при этом в нем чувствуется что-то… как будто дикое. Как же, как же. Любить, так королеву, красть, так миллион. А если целовать незнакомца – так только такого.
Я замечаю Рустама Ватаева практически сразу – и это несмотря на то, что здесь очень много людей. Его трудно не заметить! Рустам Ватаев не потеряется ни в какой толпе. Как и его спутница. Я изучила уже достаточное количество информации о «Балашовском» и сразу узнаю ее. Это Милана Ватаева, одна из собственников агрохолдинга. У нее с Рустамом одинаковые фамилии, но она слишком молода для его матери. Впрочем, что я знаю о возможностях людей такого уровня дохода? Уходовая косметика класса «люкс», салоны красоты, пластика. Может быть, и мать. Тогда понятно, в кого Ватаев такой красавец.
Я судорожно вспоминаю инструкции Софии Ивановны, но у меня перехватывают инициативу. Кто-то из организаторов, цепко ухватив меня за локоть и что-то энергично тараторя о новом проекте нашего фонда, тащит меня в сторону фотозоны.
И Ватаевых!
Они же одни из титульных спонсоров. И давайте сделаем совместное фото, пожалуйста.
Милана Ватаева вежливо улыбается на представление меня ее королевской особе – и на том спасибо. Вблизи она, конечно… Ну, королева, да. А вот Рустам Ватаев смотрит на меня изучающе. Вежливой улыбки нет даже в зародыше.
Мы встаем втроем на фотозону, улыбаемся по команде фотографов – точнее, дежурно и широко улыбается Милана, я честно пытаюсь. Но безуспешно. Потому что неожиданно чувствую руку Рустама на своей пояснице.
Наверное, так принято при фотографировании для прессы. Наверное, другой рукой он придерживает мать – Ватаев стоит посредине, между нами. Но я едва не рухнула, когда почувствовала его руку.
И это стало началом катастрофы. Нас закончили снимать, и надо уступать место следующим. Делаю шаг и, естественно, кто бы сомневался, путаюсь в платье и каблуках. Одно цепляет другое, я теряю равновесие.
И падаю. Если бы не Ватаев.
Одна его рука снова оказывается у меня на пояснице, другая хватает за локоть.
– Осторожнее.
Боже мой, какой у нег голос. Низкий, густой. Очень мужской.
– Простите, – бормочу, обращаясь почему-то к Ватаевой. – У меня мало опыта в ношении такой одежды.
– Это бывает, – улыбается она. – А где София Ивановна?
Я цепляюсь за протянутую мне возможность диалога и в красках расписываю, как сипит моя начальница. Удостаиваюсь даже улыбки королевы «Балашовского» – кажется, вполне искренней.
Разговор переходит на наш новый проект помощи жертвам домашнего насилия. Эта беседа – в рамках поручения Софии Ивановны, и я очень довольна собой – что мне удается его выполнить. Если бы не Ватаев, молчаливой махиной возвышающийся рядом. Он не обронил ни слова. А вот его мать, оказывается, очень умная и приятная в общении женщина – если абстрагироваться от блеска бриллиантов в ее ушах и на шее.
– Рус, – она вдруг оборачивается к сыну. – Ты уже внес взнос в танцевальный фонд?
Он отрицательно качает головой.
– Самое время, – голос Ватаевой становится таким медоточивым, что я бы сразу заподозрила подвох. – Мне кажется, Рена будет не против подарить тебе танец.
– Понял, – впервые за весь разговор открывает Ватаев рот. Его взгляд проходится по мне. Лика обсыпала меня какой-то творящей чудеса пудрой для тела, а еще я самостоятельно применила по назначению дезодорант. Но сейчас, под взглядом Рустама Ватаева, чувствую, что мгновенно покрываюсь адреналиновым потом. А еще я понимаю, что он меня узнал. Узнал. Это совершенно точно. – Сейчас все сделаю.
Короткий кивок, и он уходит. Милану Ватаеву тут же перехватывает еще кто-то из жаждущих королевского внимания, а я отхожу к стене и пытаюсь отдышаться, обмахиваясь программкой. В этой самой программке, при более детальном изучении, обнаруживается то, что до этого прошло мимо моего внимания. Это именно то, о чем говорила Милана Ватаева сыну.
Танцевальный аукцион. Все танцы здесь платные. Мужчина, желающий потанцевать с дамой, должен внести деньги в специальный фонд. Благотворительный, естественно. Я поднимаю взгляд на большую информационную панель, размещенную под потолком. На ней отображается, что Рустам Ватаев, Агрохолдинг «Балашовский», только что купил танец с Реной Петровской, фонд «Ты не одна».
Приплыли. Меня купили! Меня, представительницу фонда, который как раз занимается защитой прав женщин.
Нет, конечно, все совсем не так, и это просто танец, и деньги от него пойдут на благое дело. Но есть в самой ситуации какая-то ирония. В целом, не очень добрая.
И только после этих всех философствований ко мне приходит вторая, запоздалая мысль. Мне придется танцевать с Рустамом Ватаевым!
– Рена?..
А вот и он. Это его дыхание проходится сзади по моей шее. А над залом уже плывет мелодия вальса.
Вальс, мать его, вальс!
Ленэра может собой гордится. Она это, вообще-то, всегда делает. Но тут отдельный повод. Оказывается, не зря меня кошмарили в детстве танцами и требованиями «держать спинку». Зато сейчас я не ударю в грязь лицом.
А вот снова запутаться в платье – могу. Особенно если рядом будет Ватаев.
Я медленно оборачиваюсь.
– Рустам?..
***
Наследников королевского престола воспитывают по полной программе – не знаю, что это за программа, но она точно полная. Ватаев умеет вальс безупречно. Я тоже пока не спотыкаюсь и не путаюсь. Его ладонь на моей пояснице обжигает. Пальцы, которыми он держит мою руку, кажутся клещами. Где-то под синим платьем начинают трепыхаться редфлаги. Делаю глубокий вдох, чтобы успокоиться. Прекрасно воспитанный наследник Балашовской империи опускает взгляд к источнику вдоха. А потом на меня поднимают темные-темные глаза.
– Рена, мне кажется, или мы с вами уже встречались?
***
Я долго не мог понять. Вообще впервые столкнулся с такими сомнениями.
К нам подводят красивую девушку в эффектном синем платье. Рена Петровская, представитель фонда «Ты не одна». Какие, оказывается, на благотворительные мероприятия ходят симпатичные представители. Я даже успел всесторонне оценить красавицу, и тут в какой-то момент… Она то ли улыбнулась, то ли… И я завис на ее губах. Они вдруг показались мне знакомыми.
– Я уже знаю, кто она!
Гуля с видом победителя устраивается напротив моего рабочего стола.
– Когда ты уже в декрет уйдешь? – вздыхаю. Но Гульнару не сбить с пути.
– Ты до моих родов должен жениться, слышишь!
– Обязательно.
Сестра прищуривается.
– Неужели ты, и правда, не хочешь узнать, кто она?
Я уверен, что речь идет о той самой девушке. Случайной девушке. С которой я неожиданно столкнулся на благотворительном балу. И она оказалась вовсе не чучелом. И губы у нее… Такие, что поцелуй хотелось продлить. Но не на виду у всех же.
– Ты о Рене Петровской?
Гуля ахает.
– Ты откуда знаешь?!
– А ты?
Впрочем, ясно, откуда. Милана сказала, наверняка. У них же клуб по интересам под названием: «Жени Рустама». Как будто мой холостяцкий статус мешает всем жить.
– Отец рассказал.
И вот тут у меня из пальцев выпадает ручка. А отец-то тут при чем? Уже и его привлекли?!
– А он откуда знает?
Гуля гордо задирает нос. Как всегда, когда она что-то знает, а я – нет.
– Сам у него спроси. Ну, так что, рассказать тебе все о Рене Петровской?
– Вот прямо-таки все? Что они цыгане, я знаю.
Гуля звонко смеется.
– Да лучше бы цыгане, Рус!
Все, заинтриговала. И знает это.
– Рассказывай.
– Живет с бабушкой и дядей. Бабушка – Ленэра Арленовна Петровская, кандидат исторических наук, преподает в университете. Дядя – Аир Жоржевич Петровский, подполковник спецслужб.
– А ты говорила – не цыгане!
– Что, нравятся имена? – хихикает Гуля. – Я тоже оценила! – а потом вдруг становится серьезной. – У нее мама умерла во время родов. Как у Миланы и Артура. Отец неизвестен.
Да, смеяться больше не хочется. Ни над именами, ни над цыганами, ни вообще. Это совсем невеселая история – расти без родителей.
– А какое у нее тогда отчество?
– Арленовна.
– Французы, что ли? Ленэра, Арлен, Аир, Жорж.
– Не знаю. Но мне очень нравится имя Рена. Может, дочь так назову.
– Булат не согласится.
– Чего это? Она красавица, из хорошей семьи, умница.
– Умница, которая на спор целует на улице незнакомца?
– Ты и это знаешь? – Гуля не сбавляет напора.
– А тебе об этом тоже отец рассказал?
– Нет. Это я сама ее сестру нашла в социальных сетях. Знаешь, как они там тобой восхищались?
– Не знаю и знать не хочу.
– Когда ты стал таким занудой, Рус? – морщит нос сестра. – А ты знаешь, что у Рены красный диплом? И полтора высших образования?
– Это как?
– Диплом социолога и неоконченное юридическое. Разве не умница?
– Умница была бы, если бы и второе закончила.
Гуля показывает мне язык.
– Я с ней обязательно подружусь.
– Интересно, где это?
Гульнара лишь загадочно молчит. Ладно, пусть делает, что хочет. Это ее дело.
Думая так, я совершенно не догадывался, что это будет именно мое дело.
***
Я зачем-то сначала вытираю ладони. И только потом беру в руки телефон и набираю цифры с лежащей передо мной визитки.
Мне отвечают сразу. Но удивляет не только это.
– Рада вас слышать, Рена.
Так. А откуда, собственно, Милана Ватаева знает мой номер телефона?! Хотя… Аир же говорил, что пробивали. Или у Софии Ивановны узнала. Но вносить его в адресную книгу зачем? Ладно, это потом.
– Здравствуйте, Милана.
«Антоновну» игнорирую, мне ее без отчества представили. Или из вредности.
– Здравствуйте, Рена.
Дальше пауза. Так, Рена, соберись! Ты же все обдумала!
– Милана, я принимаю ваше предложение.
– Прекрасно, – она отвечает без паузы. И почти без эмоций. – Тогда… секунду… Завтра к трем вам будет удобно подъехать?
– Да.
– Отлично. Тогда до завтра, Рена.
Я озадаченно смотрю на телефон в своей руке. Вот так вот, быстро. Я два дня думала, а мне за две минуты назначили встречу и повесили трубку.
Я и в самом деле думала над предложением Миланы Балашовой. Над советом Аира. Думала и не находила никаких причин отказаться. Я даже посоветовалась с Ленэрой, и она, как и обещал Аир, одобрила. Ну еще бы, это работа по специальности, а не какое-то «Брюс Ли». И даже София Ивановна не удивилась моему известию об увольнении, а только обрадовалась. И, оказывается, Вася готова выйти уже со следующей недели. В общем, все одно к одному.
К тому, что мне придется работать с Рустамом Ватаевым. Ну а что? Не все же мне с ним только целоваться.
На встречу с Миланой Ватаевой мне приходится собираться самой, без помощи Ликуси. Но какая-то часть из ее уроков не прошла мимо меня, и выгляжу я вполне себе прилично. Со ртом бы еще что-то сделать, он у меня слишком пухлогубый. Это явно в отца, которого я никогда не видела, и не знаю даже его имени. У бабушки губы узкие, у мамы, судя по фото – тоже. Ни у кого в нашей семье нет такого пошляцкого рта, а мне достался – на долгую память об отце.
Со ртом ничего не сделаешь, только бежевой помадой замаскировать. Для первого раза решаю не экспериментировать с одеждой, в гардеробе имеется приличный костюм из пиджака с юбкой, к нему рубашка, туфли-лодочки. Из зеркала на меня смотрит вполне себе занудная барышня в строгом дресс-коде. Эпоха джинсов и худи, похоже, миновала.
Буду относиться к этому философски. В конце концов, когда-то у меня были совершенно завиральные идеи двигать научную карьеру, были планы и наметки. Второе высшее образование оттуда родом. Все эти идеи, планы и наметки развалились в какие-то минуты, показавшиеся мне вечностью. Эти минуты где-то еще сидят во мне, но я надеюсь и верю, что когда-нибудь забуду о них.
А сейчас… Сейчас просто очередной этап жизни. Вот такой вот. Со снятым с полки дипломом. Со строгим деловым костюмом. Понимаю вдруг, что рада этим переменам. Что я засиделась в спортивном зале и кимоно. Когда-то этот зал вернул мне себя и подобие равновесия. Потом я почти два года возвращала свой долг тем, кому это было необходимо.
У меня по-прежнему что-то екает, каждый раз екает, когда вижу его высокую широкоплечую фигуру в темном костюме. С которым идеально сочетаются четкие, почти резкие черты лица. В составлении психологического портрета Рустама Ватаева я пока не очень преуспела. Первым слоем в нем считывается все то же, что я увидела при первой встрече. Надменность и сдержанность превалируют. Он настоящий наследный принц «Балашовского». Но ведь семья Ватаевых родом с Кавказа. Где южная горячая кровь, где фирменный кавказский темперамент? Может, я мыслю шаблонами? Или Рустам Ватаев не считает нужным соответствовать каким-то там шаблонам?
Я спохватываюсь и предлагаю Ватаеву сесть. Но он не торопится принять мое предложение, задумчиво смотрит на горшок на моем столе.
– Это и есть трахиандра?
Интересно, откуда он узнал? На знатока комнатных растений Ватаев не похож.
– Да. Захар Мелехов подарил.
Рустам, наконец, садится напротив меня.
– Это знак особого расположения. Надеюсь, Захар тебе не напугал таким подарком.
Как Мелехов может напугать? Напугать – этого про твоего отца. Про Самсонова. И даже... бросаю краткий взгляд на острые скулы, черные глаза и пожатые губы… даже про тебя.
– Нет, конечно. Захар не может напугать. Он добрый.
Черная бровь идеально прогибается. Похоже, слово «добрый» отсутствует в лексиконе Ватаева. И он резко меняет тему.
– Рена, ты не отвечаешь на мои вопросы.
Я и в самом деле взяла паузу. На проект бюджета Рустам, как начальник финансового управления, накидал целую гору вопросов и замечаний. Я пока разгребла только половину из них.
– Я пока не со всем разобралась, – отвечаю честно.
– Давай разбираться вместе. Время уходит. Бюджет надо принять до Нового года.
Это поначалу похоже на мое полнейшее фиаско. То, что Рустам понимает за секунду, я осознаю за пять минут его объяснений. Он ориентируется быстро и четко, я туплю. Но Рустам на удивление терпелив. Его объяснения понятны. И – о чудо – оказывается, мы все разгребли. Всего-то за… О, прошел почти час!
Осознаю, что вдруг стало тихо. И что мы с Рустамом смотрим друг на друга. Точнее, он смотрит на мои губы. Это из-за того, что я сказала очередную чушь? Или из-за… из-за тех поцелуев?
– Извини, – внезапно вырывается у меня. И на вопросительный изгиб его брови поясняю: – Извини за те поцелуи.
Ты же о них сейчас думаешь?!
Мне кажется, у Ватаева дергается угол рта. Только кажется, наверное.
– Ты извиняешься даже за то, что я поцеловал тебя?
Да, точно. На балу же это он… меня.
– Раз, два, три… Нужен третий. Для соблюдения традиции.
Я смотрю на Ватаева, кажется, позорно открыв рот. А он, как ни в чем не бывало, продолжает все с тем же непроницаемым выражением лица:
– Например, на новогоднем корпоративен. Через неделю.
Он мне сейчас поцелуй назначает?!
– Мне кажется, не все традиции… надо вот так четко соблюдать.
– И в самом деле.
Он встает, и в этот момент раздается стук в дверь. После приглашения в кабинет заглядывает Каминский.
– Меня ищешь? – оборачивается к нему Рустам.
Тот широко улыбается то ли мне, то ли Ватаеву.
– Нет, я к Рене.
Ватаев делает шаг в сторону.
– Прошу. Мы только что закончили. Жду окончательный вариант, Рена. Желательно сегодня до конца дня.
Кажется, Ватаев всегда оставляет за собой последнее слово.
За ним закрывается дверь, а я вопросительно смотрю на Каминского. Ты же все слышал. У меня срочная работа. Не тяни.
– С Рустамом непросто работать, верно?
Да вот только что было прямо все отлично. Пока мы не заговорили о поцелуях. Каминский несколько секунд ждет моего ответа, и, не дождавшись, продолжает:
– Он жесткий человек, как и его отец. Но профессионал великолепный.
Ты пришел ко мне сплетничать о Рустаме Ватаеве, Леонид? Как-то это не вписывается в корпоративную этику «Балашовского», мне кажется. В мои этические нормы – точно. Ненавижу сплетни. Все-таки жестом предлагаю Леониду сесть, но он качает головой.
– Нет-нет, я на секунду. Я просто хотел сказать, Рена, что, хотя мы с вами имеем мало пересечений по работе, вы всегда можете на меня рассчитывать. Новички должны поддерживать друг друга.
Насколько я понимаю, мы с Каминским находимся на разных ступенях служебной иерархии «Балашовского». Он выше. Но от таких слов нельзя отмахиваться.
– Хорошо. Конечно. Спасибо.
Он снова широко улыбается
– Обещаете мне танец на новогоднем корпоративе?
Да я просто нарасхват! Выдавливаю из себя улыбку.
– Разумеется.
***
Его Высочество Ватаев-младший согласовал мне бюджет. И на этом можно считать, что наши служебные контакты прекращаются до следующего года – если не случится ничего экстраординарного. И если я задержусь в «Балашовском» на год. Всякая текучка с оформлением платежей проходит уже через подчиненных Втааева. Ну и хорошо. Как-то мне неспокойно в его обществе. Мне бы еще новогодний корпоратив пережить – на котором мне поцелуй назначили. И танец. Слиться, что ли?
Не получилось. Милана строго-настрого велела мне быть. Для неформального знакомства с коллективом. Да я уже со всеми знакома! Но мой шеф неумолим, а мне по статусу не положено с ней спорить.
Я даже сдалась Ликуше. Только слезно попросила ее не делать мой рот еще более похабным, чем он есть. Лика только закатила глаза, но лицо и прическу мне собрала. Одеждой в этот раз обошлась своей, поэтому никаких каблуков, с которых можно навернуться, и никаких подолов, в которых можно запутаться. Да и вообще, строгого дресс-кода не предусмотрено, поэтому брюки, блузка и балетки. Лика одобрила.
Я смотрю на людей, которые собрались в банкетном зале ресторана, арендованного для проведения новогоднего корпоратива «Балашовского». И понимаю, что я здесь все же слегка не на месте. Тут собрался топ-менеджмент, люди, которые росчерком пера – электронного, разумеется – двигают многомиллионные сделки, определяют то, как будут функционировать предприятия, на которых работают сотни, тысячи человек. А я… Я в этом механизме довольно маленький винтик, вспомогательная служба. Более того, я не зарабатываю деньги для холдинга. Я их трачу. Правда, не без выгод для «Балашовского» – социальных, налоговых. Но все же я здесь, если говорить по справедливости, быть не должна.
Рустам Ватаев создан для того, чтобы бесить меня. Вот жила я спокойно до встречи с ним, и никто никогда меня не бесил! Я даже не знала, что такое состояние бывает. А теперь я буквально закипаю. Когда смотрю, как он смеется, разговаривая с какой-то женщиной. Они далеко от меня, но в моих ушах звучит его низкий смех. Со мной он почему-то был серьезный – серьезнее не придумать. А тут смеется, флиртует, придерживает за локоть. Кто эта курица, интересно?! Я ее не знаю.
– Рена, – раздается над ухом голос Леонида. – Я принес тебе шампанское.
Я вообще-то не просила! Но мне сейчас точно надо. Выпиваю практически залпом, Леонид смотрит на меня с веселым изумлением.
Ай, изыди! За шампанским.
Послушно исчезает, возвращается с еще одни бокалом.
– Потанцуем?
Все, что угодно, только бы не смотреть на Ватаева! На угольно-черные волосы, подстриженные волосок к волоску. На чеканные профиль и густые брови вразлет. На всегда прищуренные глаза, хотя они у него точно такие же, как у сестры – а уж глаза Гульнары я всесторонне рассмотрела. Они и нее большие и выразительные. У ее брата такие же, но сейчас он смотрит совсем не на меня, а на какую-то курицу!
Я усилием воли отворачиваюсь и кладу руку Каминскому на плечо.
– С удовольствием.
***
Они прилипли друг к другу, как два куска халвы!
Нет, мне это только на руку.
Нет, меня это дико бесит!
Когда я вижу мужскую руку на талии Рены, у меня сжимаются кулаки. Ирина, начальник эйчапров, смотрит на меня с удивлением.
– Рустам, что-то случилось?
Резко отворачиваюсь. Разжимаю кулак и протягиваю руку.
– Потанцуем?
– Давай.
Ирина Вячеславовна год назад вышла замуж. С ней мне танцевать можно. А вот на Рену с Каминским лучше не смотреть.
А не смотреть не получается. Я уже как сова – голова поворачивается во все стороны! Туда, где Рена. Будто в ней какой-то маячок, на который я настроен. И не смотреть не могу!
И праздник уже не праздник. Впрочем, для меня все корпоративы не праздник, я там на работе. Расслабляться себе не позволяю – жена Цезаря же.
А вот Рена позволяет себе. В какой-то момент вижу, что она стоит, прислонившись спиной к стене, рядом с ней Леонид. Каминский почти закрывает Рену, я делаю шаг в сторону и вижу, что у нее в руке бокал шампанского. Осознаю, что она все время с шампанским – когда бы я на нее не посмотрел.
Так. Рена производит впечатление разумной девушки. Уравновешенной. Она же работала инструктором по самообороне! Спортсменка как бы. Сейчас что?
Я смотрю, уже не таясь. Похоже, что шампанского в ней больше, чем один бокал. Значительно больше. Какого хрена происходит?!
Ко мне подходят отец и Артур. У них минутка ностальгии, они вспоминают основателя компании, деда Артура и Миланы, Бориса Петровича Балашова. И мне какого-то хрена решают устроить экзамен – насколько хорошо я знаю биографию Бориса Петровича. Да наизусть! Но отвлечься приходится. А когда минутка ностальгии перекатывается к кому-то другому, я не вижу Рены. Нигде! И Каминского тоже. Так, ты что удумал, упырь?!
Выхожу в холл ресторана. А, вот она где. Похожу ближе. Рена вскидывает на меня взгляд, а потом резко отворачивается. И чуть не теряет равновесие – я ловлю ее за локоть, а она пытается высвободить руку. И ее снова шатает.
Да что ж такое! На минуту оставить нельзя! Вспоминаю вдруг, как моя сестрица любимая вот так же в загул сорвалась, когда я за ней должен был присматривать. Отвлекся на хорошенькую с тату, и вот пожалуйста! Дело кончилось тем, что отец из Москвы в Сочи сорвался, чтобы решить вопрос. Решил. Дочь замуж выдал.
Сейчас ситуация вообще другая, но я вдруг понимаю, что чувствовал тогда отец. Этот прекрасный, мать его, пол вообще ни на секунду нельзя без присмотра оставлять!
– Куда собралась? – я крепче перехватываю вырывающийся локоть. И пытаюсь не орать. Кажется, получается не очень.
– Тебя не касается.
Ага. Как же. Боковым зрением вижу, что к нам кто-то подходит.
А вот и наш верный паж. Одежду принес. За это бить сегодня не буду.
– Рустам… – Леонид кивает мне. Оборачивается к Рене. – Рена, такси приехало.
Молча забираю из рук Каминского бежевое пальто. Думаю, это пальто Рены. С другой стороны мне уже протягивают мое пальто. Охранник сообразительный, как будто отцом выдрессирован.
– Такси приехало, да, – натягиваю на Рену пальто, свое перекидываю через руку. – Я сегодня ее такси.
– Рустам, а что, собственно…
– Хорошего вечера Леонид.
***
– Нет! Я с тобой никуда не поеду!
– Я тебя ни о чем не спрашивал.
На холодном зимнем воздухе я слегка остываю. Куда-то она собралась. С Каминским! А со мной, значит, «никуда не поеду». Как миленькая поедешь!
Запихиваю Рену в машину. Не сопротивляется. Неужели пришла в светлый разум? Дверью хлопаю излишне сильно, получается громко. Вдыхаю, оборачиваюсь к дверям ресторана. Оттуда на меня смотрят двое – охранник и Каминский.
Да, вечер кончился неожиданно. Или он только начался?.. Отворачиваюсь и иду к водительской двери.
***
В машине молчим. Я как будто успокоился. По крайней мере, орать уже не хочется.
– Куда ты с Каминским собралась, Рена?
– Тебя это не касается.
Она отвечает мне, не поворачиваясь. Краем глаза вижу, что смотрит в окно. Не вперед, не на меня. В окно. Что мы там, обиделись?
– Тебе не говорили при устройстве на работу, что служебные романы – табу?
– Вот ты это правило и соблюдай.
Бьет прямо прицельно. Как будто знает. Как будто что-то знает обо мне. И я от этого начинаю закипать.
– Сколько ты выпила?
– Тебе это не касается.
– Повторяешься.
– Так ты с первого раза не понимаешь.
И со второго тоже. Я этого вообще не хочу понимать. Я не хочу понимать, зачем Рена куда-то собралась с Леонидом.
Дальше мы снова едем молча. И чем ближе мы к моему дому, тем больше на смену раздражению приходит другое чувство.