Глава 11. Срыв

Приезжаем в больницу, когда небо уже светлеет. Дождь плачет за меня, Женька всё так же плох. Врачи говорят на каком-то своём языке, а у меня звон в ушах, ничего не понимаю и слышу через слово.

Женьку увозят куда-то вглубь коридора, меня не пускают. То ли от нервов, то ли оттого, что я схожу с ума, но сейчас эта приёмная кажется мне зубастой пастью, а коридор, в котором скрывается каталка с братом — глоткой. Мама отписывается, чтоб я шла домой и прибралась там и… всё.

Не знаю, сколько времени я стою посреди приёмной с телефоном в руке. Хочется какого-то завершения, итога, но что тут подытожишь? Даже для финальных титров слишком рано. Выдыхаю и плетусь к выходу.

Утро встречает липкой сыростью. Небеса будто злятся на меня, зарядив такой ливень, что на нашей улочке опять будут захлёбываться машины, а грязь не высохнет до зимы. Мелькает шальная мысль вызвать такси, но я смеюсь с себя. Такси? Как мелко. Надо сразу Артёма. Впрочем нет, лучше сразу вертолёт!

Зонта у меня нет, но вымокнуть уже и не страшно. Просто иду в сторону остановки, а когда дохожу, не сдерживаюсь и хохочу в голос. Как же кстати у остановки решили сделать ремонт, сняв прозрачный козырёк.

Удача, всё же даёт мне послабление, и автобус приезжает быстро. Почти пустой, но сесть на тканевое сидение я не рискую. Стою поближе к выходу, так что каждый раз, когда открывается дверь, меня передёргивает от холода.

Путь домой как в тумане. В подъезд захожу уже совсем мокрая. Втайне опасаюсь, что сейчас на площадку выйдут абсолютно все соседи, с которыми придётся поругаться за ночной шум, но всё обходится, так что я запираюсь и сползаю по двери, сжимая голову руками.

В сумке чирикает телефон, и я спешу достать его. Вдруг мама? Что с Женькой?


«Доброе утро. Разогрей пирожные перед тем, как съесть»


Ему очень идёт то, как я записала номер. Маньяк из магазина беспокоится о моём завтраке. Как это мило.

Ничего не отвечаю и роняю телефон перед собой. Прочёсываю мокрые волосы пальцами и сжимаю виски. Мне нужно что-то предпринять, чтобы всё исправить.

Эти душегубы, как их называет мама, не первый раз приходят к нам домой, но впервые это закончилось вот так. Идиоты. Не понимают, что Женька и собирает большую часть наших ежемесячных платежей, а теперь…

Он говорил, что заказчик тянет в этот раз. Мы собирались заплатить в конце недели, а теперь не знаю как. Женька вне игры на какое-то время, а наших с мамой доходов не хватит, чтобы всё выплатить, даже если мы откажемся от еды в этом месяце.

Вздрагиваю, когда телефон звонит. Сердце стучит чаще, неужели он? Чёрт, как мне говорить? Догадается же, что что-то не так. Не хочу, чтобы знал. Если что, скажу, что это всё ещё из-за тех придурков!

Но когда я переворачиваю телефон, то вижу имя босса и пугаюсь ещё сильнее.

— Д-да, Светлана Валерьевна? — невнятно отвечаю я, чувствуя, как меня начинает колотить. Не только от холода и мокрой одежды.

— Здравствуй, Марина. Ничего не хочешь мне сказать?

О, очень. Мне нужно выпросить, аванс, чтобы отжать этим ублюдкам, а то мало ли что…

— Эм… ну…

— Марина, это что такое? — в её голосе звякает металл. — Когда я тебя нанимала, то видела в тебе кроткую и приличную девушку, а теперь что случилось?!

Я непонимающе хлопаю ресницами.

— Эм… Ничего не изменилось, Светлана Валерьевна…

— Да что ты говоришь. На работу сегодня выходила?

— Д-да… Я ушла раньше. Кое-что случилось. С братом. Извините, пожалуйста. Он в больнице сейчас.

— Мне всё равно, какие у тебя были причины! Объясни-ка, кто давал тебе разрешение на распитие спиртных напитков на рабочем месте?! Право громить магазин?! Кого сюда приводила? Ты точно не ошиблись с поиском работы?

Меня будто током бьёт.

Чёрт.

Я не прибралась. Оставила там на столе и на диване всё, что принесли эти… посетители. И разбитые горшки… Чёрт, почему я не подумала о том, чтобы навести порядок, прежде чем поехать с Артёмом?!

— А цветы испорченные? Ты в своём уме?! Целая партия на помойку! Это катастрофа, Марина!

Второй похожий на пощёчину удар. Я не разобрала непригодившийся букет. Была ночью в таком шоке, что в голове и мысли не возникло, что нужно так сделать. Боже мой. Розы точно завяли. Лепестки потемнели, многие заломились и потеряли товарный вид.

Чёрт. Убытки…

— Светлана Валерьевна, позвольте объяснить… Ночью кое-что случилось и я…

— Оставь и не позорься! Знаешь, Марина, я на многое закрывала глаза в твоей работе, но это — уже сверх наглости. Мы не можем открыть магазин, девочки прибираются и пытаются отмыть тут всё. Мне пришлось вызвонить Олю, чтобы тоже пришло помочь. Это кошмар!

— Я могу объяснить, — вскакиваю на ноги. — Дайте мне полчаса, я переоденусь и прибегу помочь…

— Нет, марина. Тебе здесь лучше больше не появляться.

Оу. Это было больнее, чем предыдущие два выпада.

— В… каком смысле?

— Ты здесь больше не работаешь. После этого погрома, следов человеческой жизнедеятельности за диваном, я вынуждена тебя уволить. Заявление о порче имущества писать не буду, но на глаза мне больше не показывайся.

Пальцы дрожат. За шиворот будто миску снега высыпали, а в голосе стучит всего одна мысль: что дальше? Те мужчины теперь за маму возьмутся? Или за меня?

Вспоминаю о предложении скинуть немного с суммы долга, меня передёргивает.

— Светлана Валерьевна, — голос срывается. — Прошу вас, мой брат в больнице. Мне сейчас очень нужны деньги. Я не могу потерять работу.

— Значит не нужно было громить мой магазин, — резко вскрикивает она и бросает трубку.

Ещё некоторое время я стою, держа его у уха, а после кричу и швыряю в стену.

Кричу снова. Не помогает. Пинаю сумку, бью кулаком по стене, кричу опять. Соседи слышат, но мне плевать уже.

Неудачница. Какая же я неудачница, боже… Почему всё так? И, главное, что мне теперь делать?

Телефон, отлетевший в угол, снова чирикает входящим сообщением, но у меня нет ни сил, ни желания читать, что там. Силы оставляют, и я ложусь на пол, подтянув к груди колени.

Загрузка...