(Не)приемный папа (СИ)

(Не) приёмный папа Ева Бран

Глава 1

Дмитрий

— Как ты могла так поступить?! — я в бешенстве. Сейчас сам себя не контролирую — крайняя степень срыва башки. Эта кукушка бросила своего ребёнка! Нашего ребёнка! Моего…

Я узнал о том, что у меня есть дочь абсолютно случайно и не понимаю, как назвать сложившуюся ситуацию. Проведение? Абсурд? Извращённая насмешка вселенной?

Месяц назад просто остановился рядом с детской площадкой, чтобы купить себе кофе. Увидел, что мальчишки задирают маленькую девочку, которая просто стояла, прижимая к себе потрёпанного медведя и плакала.

— И кудааа смотрят нянечки? — бухчу себе под нос, решив, что передо мной игровая площадка детского сада. Никогда не хотел иметь детей. От них одни проблемы. Они болеют, плачут, требуют постоянного внимания. Короче, дети и я — это два разнонаправленных полюса.

Но сейчас отчего-то захотелось заступиться за насупленную, хлюпающую носом малявку. Не из-за внезапно проснувшихся тёплых чувств к спиногрызам. Просто из соображений о справедливости. Трое на одного — нечестно.

— Эй, — подхожу к компании, которая стоит возле самого забора. — Вы чего на неё напали?

— Она мямля! — веселятся мальчишки, тыкая пальцем в девочку. Та надрывно всхлипывает и утыкается носом в замусоленного медвежонка. Пацаны сами не намного старше девчонки. Лет по семь. А всем известно, что дети весьма жестоки к себе подобным.

— А вам не говорили, что обижать девочек — последнее дело? И кто вас только воспитал таких?

— Никто нас не воспитывал, — отвечает самый бойкий из троицы. — Дядя, это детский дом, — пацан махает рукой в сторону серого здания.

В груди неприятно режет, когда понимаю всю жестокость ситуации. Никому ненужные дети.

— Отошли от неё быстро! Иначе дядя пойдёт к тётям и расскажет, как вы себя ведёте.

— Ябеда! — веселятся пацаны, ничуть не пугаясь моей угрозы. Смотрю на эту шайку с раздражением и решительно шагаю к калитке.

— Здравствуйте. Можно поговорить с вашей заведующей?

— Вам зачем?

Понимаю, что на территорию детского дома так просто меня не пустят. Глупость какая — взрослый дядька решил вступиться за малышку. Ещё подумают, что извращенец.

— Мне по поводу усыновления, — вру, не моргнув глазом.

— Заведующей сейчас нет. Я позову её зама.

Киваю и жду, медленно попивая кофе. И какого хрена полез, спрашивается?

Через несколько минут вижу, как по дорожке семенит миниатюрная фигурка. Девушка зябко кутается в серое пальто, накинутое второпях на тонкую невзрачную блузку. Хмыкаю себе под нос. Типичная училка.

При ближайшем рассмотрении девушка оказывается гораздо моложе, чем мне представлялось.

— Здравствуйте, — сдержанно кивает, пытаясь поправить растрёпанные волосы. — Что вы хотели?

— Поговорить, — приветливо улыбаюсь, смотря в синие уставшие глаза.

— Проходите, — девушка нажимает на кнопку, и калитка распахивается, пуская меня на территорию. — Мне сказали, что вы кого-то усыновить хотите.

— Почему усыновить? Может, удочерить? — иду за училкой по дорожке, усыпанной сухими листьями.

— Эм, — она запинается. — А почему вы один?

— В смысле? — не догоняю вопроса.

— Жена ваша где? Обычно детей не отдают в неполные семьи.

— Постойте, — торможу девушку перед самым входом, хватая за плечо. Она вздрагивает и останавливается как вкопанная. — Извините, — убираю руку, засовывая в карман пальто. — На самом деле я по поводу одной конкретной малышки. Вернее ситуации. Блин, не знаю, как так сказать, чтобы вы не решили, что я маньяк, пускающий слюни на маленьких девочек.

— А вы попытайтесь, — училка с подозрением смотрит на меня, заправляя за ухо медный локон.

— На самом деле я никого не собирался удочерять. Просто стоял, пил кофе и увидел, как трое мальчишек кидаются на испуганную девочку. Решил вступиться. Глупо?

Училка охает и убегает, оставляя меня в растерянности. Стою, жду, рассматривая унылые стены не менее унылого строения. Успеваю допить кофе и выкинуть стаканчик в рядом стоящую урну. Появляется девушка в компании той самой зарёванной малышки. Ведёт её за руку, что-то тихо говорит и гладит по голове.

— Спасибо, что не прошли, — обращается ко мне. — Варенька, скажи дяде спасибо.

Девочка поднимает свои светло-карие глаза и тихо шепчет: «спасибо». Практически одними губами. И на этих губах у меня сейчас сосредоточено всё внимание. Сверху справа я вижу родинку точь в точь как у меня. И глаза как у меня. Чёрт! Что за бред? У меня не может быть детей! Но сердце почему-то лихорадочно заходится в груди.

Присаживаюсь на корточки и киваю на её игрушку.

— Классный у тебя медведь.

Девочка несмело улыбается, прижимая игрушку крепче.

— Если они опять будут тебя задирать, то зови меня. Разберёмся с этими хулиганами.

— А как тебя зовут? Вас, — поправляется девчушка, глянув на свою воспитательницу.

— Дмитрий, — протягиваю девочке ладонь для рукопожатия.

Она нерешительно вкладывает свою ручонку и кивает, а я второй рукой поправляю сбившуюся шапочку с большим пушистым бубоном. Делаю это так, чтобы в пальцах осталось несколько волос малышки. Девочка ойкает, а я извиняюсь, за то, что такой неловкий.

— Иди, Варенька, я сейчас, — подталкивает училка девочку к двери. Та бросает на меня ещё один печальный взгляд и убегает.

— Не надо обещать обездоленным детям того, что не сможете выполнить. Девочка теперь будет ждать вас как защитника, — с укором выдаёт воспитательница.

— Как вас зовут? — игнорирую грозную нотацию.

— Ксения, — сухо представляется девушка.

— Впредь буду знать, Ксения. А то у меня ноль опыта в общении с детьми. Особенно такими.

В машине осторожно кладу волоски в пенал из-под дизайнерской ручки. Я точно спятил, раз собрался делать тест ДНК.

Не давая себе шанса передумать, прямым ходом еду в клинику. Заранее уверен, что результат будет отрицательным. Списываю свой порыв на временное помутнение. Но через пятнадцать дней на руки получаю бумаги, где чёрным по белому значится, что Варя моя дочь. С вероятностью 99 целых 96 сотых.

Я держу в руках результаты и ощущаю, как земля уходит из-под ног. В груди творится нечто невообразимое. Странная химическая реакция, вызывающая ядерный взрыв с прямым попаданием в голову.

Катя клялась, что прервала беременность! Но по возрасту Вари всё совпадает. Только она может быть матерью этого ребёнка!

Срываюсь с места с характерным визгом резины по асфальту, и несусь к своей бывшей. Расстались мы тогда нехорошо. Я подозревал её в измене с моим близким другом. А когда Катя сказала, что беременна от меня, посоветовал предъявить всё Руслану. Она клялась, что ребёнок мой, но я не верил. Посоветовал избавиться от ребёнка, если не хочет обременять Русика. Даже денег грозился дать.

И сейчас я жму на кнопку звонка её квартиры, надеясь, что Катя не переехала.

— Ты? — глаза девушки округляются.

— Я. Что ты сделала с нашей дочерью? — я ещё надеюсь, что всё окажется каким-то бредом.

— Сдала в детский дом, — обрушивает мой мир Катя. Она произносит эти слова абсолютно ровным голосом, без намёка на эмоции.

— Как ты могла так поступить?! — я в бешенстве. Сейчас сам себя не контролирую — крайняя степень срыва башки. Эта кукушка бросила своего ребёнка! Нашего ребёнка! Моего…

— Не ори на меня! — вспыхивает девушка. — Тебе не нужен был этот ребёнок. Ты свалил в закат, решив, что я нагуляла его с Русланом. Ты не имеешь права читать мне нотации и кидать упрёки.

— Но это же твоя дочь… — не могу воспринять весь цинизм этой женщины. — Ты могла бы подать на экспертизу после её рождения.

— Не могла! Я была в крайне бедственном положении. Мама тогда умерла, а я брюхатая. На работу не берут, денег взять неоткуда. А врачи запретили делать аборт, сказав, что я могу умереть. У меня там какая-то патология. Ребёнок родился слабым. Мне сказали, что я намучаюсь с ней, бесконечно таскаясь по больницам.

— И ты просто её выкинула, как бездомного щенка? Это человек! Это твоя дочь! Что ты за женщина после этого?!

— Не тебе меня упрекать, — Катя сжимает губы и порывается закрыть дверь. — Вали отсюда и больше никогда не приходи.

Слышу, как в квартире раздаётся пьяный вопль, и только сейчас замечаю, что Катя выглядит потрёпано. Понимаю, что она пьёт и её действительно насрать на собственного ребёнка.

Какой выдержки мне стоит не приложить эту дрянь о дверной косяк, одному богу известно. Но я понимаю, что и сам хорош. Катя в чём-то права.

И только в машине позволяю себе выплеск эмоций.

— Чёрт, чёрт, чёрт! /Запрещено цензурой/! — бью руками по рулю, не заботясь о том, что может выстрелить подушка безопасности. Что за /запрещено цензурой/?

Успокоиться удаётся только спустя полчаса. Я принял решение. Кажется, ещё тогда, когда увидел печальные карие глаза и родинку над губой.

Несусь к детскому дому, вызываю Ксению, а когда вижу её строгий взгляд, сую под нос девушке бумаги с ДНК тестом. Она внимательно читает, хмурится, а потом ошарашенно смотрит на меня.

— Я забираю Варю, — выдаю безапелляционно. — Собирайте её вещи.

— Но это так не делается, — лопочет Ксения, возвращая мне листы.

— А как делается? — я сейчас готов на всё, но только чтобы дочь не оставалась больше здесь ни минуты. И не потому, что у меня резко проснулись отцовские чувства. Просто вся эта ситуация, трындец, какая дикая. Я даже не знал о Варе, не догадывался, что где-то есть частичка меня, которая отчаянно нуждается в папе, которую бросили, предали.

Или всё же проснулись отцовские чувства? В любом случае, об этом я буду думать позже.

Ксения заводит меня внутрь и начинает монотонно рассказывать о всех процедурах усыновления. Какие бумаги я должен предоставить и прочее.

— А ещё детей более охотно отдают в полные семьи, — подытоживает она. — У вас есть жена?

— Нет, — хмурюсь, вспоминая о Светике. Мы уже давно вместе, и она даже живёт в моём доме, но как свою жену я её никогда не рассматривал.

— А без женитьбы никак?

— Если служба опеки посчитает вас благонадёжным отцом для девочки, то…

— Благонадёжным? — я чуть не ржу от абсурда. — Да я её отец по крови!

— Можете предъявить права через суд. Сказать, что не знали о ребёнке. Но всё равно, это не происходит быстро.

— Ясно. Вы хотя бы можете пообещать, что не отдадите малышку в другую семью?

— Напишите заявление о намерении удочерить… — мне под нос суют бланк, который я несколько раз перечитываю, пытаясь вникнуть в смысл. С третьей попытки получается, и я медленно заполняю все графы.

— Могу я увидеться с Варей? — отдаю бланк.

— Лучше преждевременно не давать малышке надежды.

— Да что вы за люди такие? — буквально взрываюсь, ударяя кулаками по столу.

— Лучше не проявлять агрессии. Ведите себя сдержанно, иначе вам могут отказать в удочерении, — поджимает губы училка. Хочется разбить всё в пределах видимости. Колошматит не по детски.

— Я вас прекрасно понимаю, — устало вздыхает молодая женщина. — Но вы просто не знаете местных правил. Если Варю вам не отдадут, то девочке придётся гораздо хуже, чем сейчас. Она и так отпора никому дать не может, её задирают постоянно. А если дети будут считать, что её передумали брать, жизнь малышки превратится в настоящий ад.

Пока училка рассказывала о местных порядках, у меня неприятно ныло в груди. Мою дочь здесь изводят с самого рождения, а я живу всё это время в своё удовольствие и ни сном, ни духом…

Тут дверь неожиданно открывается и в кабинет вбегает Варя

— Тётя Ксюша! — вскрикивает она и утыкается взглядом в меня.

— Привет, — улыбаюсь. — Как поживает твой медведь?

— Его мальчишки забрали! — всхлипывает девочка и переводит умоляющий взгляд на Ксению.

— Сейчас разберёмся, — девушка срывается с места и убегает вместе с моей дочерью, а я тут же набираю знакомого юриста.

— Привет, Слав. Мне помощь твоя нужна, — морщусь, представляя, как буду рассказывать о сути дела. Но всё оказывается легче, чем мне думалось. Славик даже пару раз матерится, когда выслушивает меня.

— Таких кукушек сажать надо, — зло говорит, когда я замолкаю. — Сделаю всё, что в моих силах. Но воспитательница права. Детей охотней отдают в полные семьи.

— Светик не тянет на роль мамаши. И на роль моей жены тоже, — морщусь.

— А чего ты тогда с ней носишься уже год?

— Не знаю. Лень искать кого-то другого. Ты же знаешь, сколько у меня работы. Я дома появляюсь только, чтобы помыться, поспать и удовлетворить мужские потребности. На эту роль Светик подходит идеально.

— А как ты собираешься ребёнка воспитывать с таким графиком?

— Не думал ещё. Найму нянечку. Всё лучше, чем в детском доме. Маму, в конце концов, вызову.

— Да, чувак, прижало тебя конкретно. Но я сделаю всё, что в моих силах. У меня тут как раз должник есть, который связан со службой опеки. Думаю, удастся всё уладить дней за десять. А ты пока комнату для дочери приготовь, вещи купи. У неё наверняка ничего своего нет.

Благодарю Славу и поднимаюсь, чтобы уйти, когда в дверях появляется расстроенная Ксения.

— Я приду за дочерью дней через десять.

— Но так быстро…

— У меня есть связи, — говорю коротко и выхожу. Мне ещё разговор со Светиком предстоит. Полный /запрещено цензурой/!

Глава 2

Ксения

Когда вижу Дмитрия на пороге детского дома во второй раз, глазам своим не верю. Что он здесь забыл? Будет заливать, что привязался к ребёнку, которого видел единожды? Пожалуй, в таком случае я точно посчитаю его извращенцем и сообщу в нужные органы. Но мужчина ввергает меня в шок, вручая бумаги с тестом на отцовство.

А я ведь сразу отметила его сходство с Варей. Девочку буквально вылепили по его образу и подобию. Только слепой не мог бы этого заметить. Но я всё списала на случайное совпадение. А оказалось, мужчина тоже это подметил и не поленился сделать тест.

Внимательно слушаю его историю, более подробно разглядывая Дмитрия. Ухоженный, явно небедный. Пальто, которое он небрежно кидает на спинку стула, наверное, стоит как моя полугодовая зарплата. Девочке явно выпал счастливый билет, сказали бы многие, но я не верю в столь удачные совпадения.

Из-под рукава водолазки выглядывает край цветной татуировки, на котором задерживается мой взгляд. Никогда не любила разрисованных мужчин, но тут почему-то оторваться не могу, разгоняя воображение до неприличных пределов. Что у него под этой тонкой кофтой? Дмитрий явно следит за собой, не брезгуя спортивным залом. Об этом явственно говорят очертания его фигуры.

Я рассказываю заученную наизусть процедуру усыновления, а сама думаю, как бездетный холостяк, который явно привык жить в своё удовольствие, собрался справляться с воспитанием детдомовки? У Вареньки очень покладистый характер, но жизнь здесь и на неё наложила неизгладимый отпечаток. К воспитанию таких детей нужно подходить с большой ответственностью и безмерным терпением, которым Дмитрий явно не отличается.

Когда что-то происходит не по его, в светло-карих глазах вспыхивает настоящее бешенство. Мне даже не по себе становится. Я так привязалась к этой болезненной девочке, что сердце рвётся. Своих детей к двадцати семи годам бог так и не дал. Мы с мужем уже несколько раз пытались. Я перенесла четыре выкидыша и получила на руки неутешительный прогноз от врачей.

Уже не раз просила Костю подумать об удочерении Вари, но он категорически против. Ему своих детей хочется. Сказал, чтобы лечилась, и будем пробовать ещё раз.

И теперь Вареньку заберёт этот молодой мужчина, а я даже знать не буду, как она там…

Когда прихожу домой, наконец, перестаю себя сдерживать, начиная тихо плакать.

— Что стряслось? — на кухне появляется муж.

— Варю забирают, — говорю со всхлипом.

— Но это же хорошо для ребёнка?

— Я боюсь за неё. Я успела полюбить девочку!

— У нас будут свои дети, — отрезает холодно Костя, начиная злиться. — Зачем нам чей-то выродок?

— Как ты можешь так говорить о детях?! Они не виноваты в том, что их бросили! А Варенька…

— Хорошо, что эту девчонку забирают. Мне надоело о ней слушать, — окончательно выходит из себя Костя и оставляет меня в одиночестве. Сердце рвётся на части, душа ноет и всю меня затапливает тоска и чувство одиночества. Я живу под одной крышей с мужчиной, которого полюбила, но иногда мне кажется, что мы совершенно чужие люди.

Но это пройдёт. Постепенно обида уляжется, перемелется и утрамбуется. Варю заберёт этот импозантный мужчина с лёгкой небритостью и цветными татуировками, а мой мир снова будет тихим и спокойным. Я отпущу эту девочку, пожелав ей большого счастья и искренне за неё порадуюсь. Не каждому ребёнку выпадает шанс обрести семью. А у Вари ещё и настоящий папа будет…

Наливаю себе зелёного чая и долго сижу у окна, думая о малышке. Ведь я часто представляла, как она называет меня мамой, как прижимается крепко, когда я читаю ей сказку на ночь, как мы вместе готовим что-нибудь вкусненькое и ждём Костю с работы.

Утром обнаруживаю Варю заплаканной. Да сколько можно?!

— Кто тебя обидел? — глажу девочку по волосам, вытирая слёзы.

— Они сказали, что я никому не нужна! — всхлипывает малышка. — Что такая мямля и плакса… — девочка надрывно всхлипывает. — Что меня не возьмууут! — не выдерживает ребёнок, тоскливо протягивая последнее слово, и утыкается мне в живот.

И я не выдерживаю. Проклиная себя за слабость, сама нарушаю правила.

— Помнишь дядю Диму? — отрываю малышку от себя, вытирая мокрые щёчки. Девочка кивает. — Он заберёт тебя совсем скоро. Этот дядя хочет стать твоим папой, — грустно улыбаюсь. Я даю девочке такую необходимую надежду на светлое завтра. На то, что она действительно кому-то нужна.

— Правда? — шепчет Варя, и в её глазах загорается огонёк надежды.

— Правда, — шепчу, приглаживая растрепавшиеся тёмно-русые волосы с рыжеватым отливом.

— Он станет моим папой? Я ему нужна?

— Очень нужна, — киваю уверенно.

— И будет любить?

— Обязательно, Варежка. Сильно-сильно.

— А у него есть жена?

— Нет. Он один.

— Тогда ему нужна мама для меня, — доверчиво шепчет малышка. — Ты будешь нашей мамой?

— Варенька, — сама не удерживаюсь от всхлипа. — У меня же есть муж. Я не могу…

— Брось его. Ты всегда грустная. Значит, он плохой муж и тебя совсем не любит, — бесхитростно изрекает малышка. Поражаюсь, как только в её голову могло прийти подобное. — А дядя Дима будет хорошим, раз даже я ему нужна.

— Муж меня любит. А грустная, потому что за вас всех сердце болит. Понимаешь?

Варя серьёзно кивает, прижимая замусоленного медвежонка к себе.

— Я оставлю тебе Потапыча. Чтобы он помогал и утешал.

— Варюш, Потапыч будет скучать по своей маленькой хозяйке.

— Если у меня будет папа, то мне больше не будет так одиноко, грустно и страшно. А ты грустишь. Тебе он нужнее.

Я глажу ребёнка по голове, пытаясь сдержать эмоции, которые разрывают изнутри. С улыбкой беру игрушку и благодарно киваю. А потом буквально выбегаю из комнаты, начиная рыдать на бегу.

И потом ещё полчаса не могу остановиться. Начальница уже и выговаривала строго и жалела и просто сочувствовала по-женски. Но мне от всего этого только хуже. Я смотрю на замызганную игрушку, а внутри настоящая война происходит. Выжигает, разрывает, искалечивает. Почему так тошно?

А через десять дней приходит Дмитрий с бумагами об удочерении.

— Приведите Варю, — просит, отдавая мне документы. — Вы её вещи собрали?

— У неё нет вещей, — шепчу почти безжизненно и иду за девочкой.

По дороге заставляю себя не плакать. Для малышки это самый радостный день в её жизни. Нехорошо его омрачать.

— Варенька, за тобой папа приехал, — заглядываю в спальню.

Малышка вихрем срывается с кровати и несётся к двери.

— Я вам говорила?! Говорила?! Я нужна! Я папе нужна! — кричит она, оборачиваясь. В детских глазах зависть. Все тут хотят быть кому-то нужными.

Беру малышку за руку и веду в кабинет к заведующей. Мужчина стоит спиной к двери. Статный, статусный. Тёмно-серое приталенное пальто сидит как влитое.

— Он, правда, будет меня любить? — шепчет Варя, испуганно глядя на большого незнакомого мужчину. В последний момент ребёнок пугается и начинает сомневаться.

— Правда, — шепчу в ответ, надеясь, что так и будет.

Дмитрий поворачивается и улыбается дочери. Она мнётся, не решаясь к нему подойти. Тогда мужчина присаживается на корточки и распахивает объятия.

— Пойдём домой? — говорит просто. Но в этих двух словах целая вселенная для ребёнка. Варя срывается с места и несётся к нему, утопая в крепких объятиях. Утыкается ему в грудь и шепчет, что давно мечтала пойти домой.

Я всё же не выдерживаю. Начинаю реветь и выбегаю за дверь. И почему-то хочется, чтобы эти сильные руки вот так же обняли меня и прижали к груди, а бархатный чуть хриплый голос прошептал в макушку, что я нужна и пригласил пойти домой.

— Ксения Михайловна, возьмите себя в руки, — появляется заведующая. — Отдайте Дмитрию Николаевичу медицинскую карту Вари и верхнюю одежду.

Я молча киваю, лихорадочно пытаясь утереть слёзы.

— Пойдёмте, — хриплю, когда мужчина появляется на пороге, держа маленькую детскую ручку в своей крепкой большой ладони.

Мы молча идём в мой кабинет, где я дольше, чем нужно, роюсь в папках. Неосознанно тяну время.

— Вот, здесь всё. Прививки, анализы, диагнозы.

— Моя дочь серьёзно больна? — хмуро спрашивает мужчина.

— Да нет. Просто здоровье слабое.

Дмитрий сдержано кивает, а я вижу огромные испуганные глаза Вари.

— Эй, ты чего? — наклоняюсь к девочке, гладя по голове.

— Вдруг он передумает из-за моего здоровья? — шепчет ребёнок мне на ухо.

— Не передумаю, — смотрит на неё Дмитрий, рассеивая детские страхи.

— Можно я навещу Варю? — выдаю на эмоциях. Знаю, что мне, скорее всего, откажут, но я просто не в состоянии вот так её отпустить.

— Конечно, — неожиданно легко соглашается мужчина и пишет мне адрес и телефон на листке бумаги.

Я провожаю их до выхода, а потом долго ещё машу рукой, стоя у забора и наблюдая, как Варя устраивается в детском кресле на заднем сидении шикарной иномарки. На душе так тоскливо, что хоть волком вой, но я улыбаюсь маленькой девочке и от всей души желаю ей хорошего папу.

И одному богу известно, как тяжело мне даётся первая неделя. На следующий же день хочется бросить всё, сорваться и нестись в дом к Дмитрию. Но я уговариваю себя, что им нужно дать время. Сейчас для них и так всё сложно, происходит притирка, а тут ещё я буду лезть. Нет!

Но на восьмой день я всё же отваживаюсь позвонить.

— Здравствуйте, — прокашливаюсь, пытаясь придать голосу твёрдости. — Это Ксения Михайловна.

— А, училка, — раздаётся смешок. — А я думаю, что за незнакомый номер.

В первый момент совершенно теряюсь, мычу что-то нечленораздельное, пытаясь сообразить, как на эту наглость ответить.

— Что вы себе позволяете? — наконец, выдаю.

— А что такого? Я же вас не учителкой назвал, а всего лишь училкой.

— Это хамство. Вы не имеете права так со мной разговаривать. — Хочется обиженно крикнуть, что я не заслужила, мне до чёртиков обидно и отчего-то хочется, чтобы он назвал меня просто по имени. Неофициально. А потом пугаюсь, что мужчина сейчас пошлёт меня к чёрту со своими претензиями, бросит трубку, и я больше никогда не увижу Вареньку.

— Не обижайтесь, Ксения, — он будто слышит мои мысли. — Просто мы с Вареником играем, и я не успел переключиться на деловой лад. Не хотел вас задеть.

— Играете? — тут же прощаю все обиды. — А во что?

— В принцессу и рыцаря. Мне только что пришлось расправиться с самым настоящим драконом!

— Ого! А кто изображал дракона?

— Акбар. Это мой тибетский мастиф.

— Наверное, у вас весело. А я звоню как раз узнать, как дела у Вареньки. И почему Вареник?

— Приезжайте. Вы же, кажется, хотели. Мы вас накормим вкусно и заодно всё расскажем. Да, Вареник?

— Да! — звучит радостный визг на заднем плане, и я сама начинаю смеяться как дурочка.

— А это будет удобно? Правда?

— Более чем. Варя всё время о вас говорит. Она скучает. Думаю, и вы тоже, раз звоните.

— Очень, — тихо шепчу. — Тогда на выходных? Можно в субботу днём?

— Мы как раз собирались с Варей за продуктами. Можем вас забрать. А то вам тащиться к нам точно не с руки.

— Хорошо, — сквозь улыбку соглашаюсь, и мы назначаем место встречи.

Глава 3

Дмитрий

Всю дорогу до дома молчим. Я не знаю, о чём говорить с ребёнком. Совершенно. Но Варя, кажется, не замечает моего напряжения. Она с восторгом смотрит в окно, и у меня складывается впечатление, что девочка хочет обнять весь мир.

Дома нас ждёт моя мать. Да, Светусик устроила скандал и ушла с гордо поднятой головой, заявив, что ей только детдомовки не хватало. Перемалываю в голове наш разговор и недоумеваю, как я жил с этой капризной женщиной столько времени.

Хотя, чего лицемерить? Нам вместе было просто удобно. О любви речь не шла ни с одной из сторон. А как на голову Светика свалилась новость о настоящей родной дочери, которой теперь будет доставаться львиная доля моего внимания, она рассудила, что это не для неё. Светик всегда говорила, что рождена быть королевой. А, как известно, королевы не могут довольствоваться только частью. Им нужно всё без остатка, желательно, чтобы это всё было приправлено слепым обожанием.

— Почему ты не посоветовался со мной?! — негодует она, когда я ставлю её перед фактом. У меня есть дочь, и я намерен забрать её из детского дома.

— В смысле? Я должен был спросить разрешения удочерить собственного ребёнка?

— Естественно! Детдомовцы — это обуза, тяжкое бремя. Я не готова его нести!

— Тогда вали отсюда, — выдаю зло и прохожу мимо надувшей губы женщины. Выглядит безобразно, если честно. Накаченные гелем губы, которые ещё и надуваются в обиде. Светик похожа на девушку-рыбу из мультика. Помнится, была в нём фраза: «Оставайся мальчик с нами, будешь нашим королём». Никогда не мог запомнить названия этого шедевра.

— Как ты со мной разговариваешь?! — истерично кричит Светик, заламывая руки.

— Ты ещё спроси, кто мне важнее — ты или родная дочь, — цежу, стараясь отойти от разбушевавшейся женщины как можно дальше, чтобы меня не задело осколками от взрыва её негодования.

Светик раздражённо фыркает и удаляется, с таким видом, как будто я упускаю настоящее сокровище и ещё обязательно одумаюсь и приползу к ней на коленях. А ещё лучше — на брюхе. Эта девушка типичная жертва современных социальных сетей с дебильными высказываниями в духе: «надо знать себе цену», «мужчина, как поезд. Если ушёл один, обязательно придёт другой» и прочего в том же духе.

А по факту активно взращиваются пустоголовые куклы с накаченными губами, которые при ближайшем рассмотрении ничего из себя не представляют. Да и при довольно далёком рассмотрении тоже. Они могут исполнять роль постельных кукол, тем более, что и внешность имеют соответствующую. Но с ними точно нельзя создавать ячейку общества. Истеричные стервы, которые даже яичницу не могут приготовить, потому что «у них маникюр».

И я жил с одной из них, пока мне было удобно. Пока, кроме раздвинутых ног меня ничего не интересовало.

— Варь, это твой новый дом, — выныриваю из неприятных воспоминаний, заезжая во двор коттеджа. Я живу на окраине города в элитном посёлке закрытого типа. Это престижно и просто комфортно лично для меня.

Навстречу нам спешит мохнатое чудовище по кличке Акбар. У девочки глаза на лоб лезут то ли от страха, то ли от восторга.

— Не бойся, Варя, Акбар воспитанный пёс и не питается маленькими девочками, — улыбаюсь, отстёгивая малышку.

Пёс внимательно наблюдает за мини человеком. Раньше он с подобными не общался.

— Акбар, Варе очень нужна защита. Ты справишься? — серьёзно обращаюсь к собаке. Иногда мне кажется, что эта мохнатая гора имеет человеческий мозг. Акбар раздумывает несколько секунд, а потом подаёт лапу Варе в знак своего покровительства и дружбы.

Девочка берёт её обеими руками и смеётся, когда пёс размашисто лижет её в щёку. Теперь малышка вся в слюнях, но, похоже, ей нравится.

Многие бы не на шутку перепугались, увидев такое знакомство, но в своей собаке я уверен на все сто. Он никогда не тронет человека без моей команды. И, не потому что я его бил, а потому что мы просто понимаем друг друга.

Акбар провожает нас по дорожке до самой двери, где ожидает моя мама.

— Здравствуй Варенька, — улыбается она вмиг сжавшейся девочке.

— Это твоя бабушка, — присаживаюсь на корточки, пытаясь успокоить ребёнка. — Она будет сидеть с тобой, пока я буду на работе.

Варя кивает и нерешительно улыбается незнакомой женщине. Не так я представлял детдомовских детей. Мне казалось, что они более нелюдимы и неконтактны.

Заходим в дом, и я сразу веду малышку наверх в её новую комнату.

— Это твоя спальня, — открываю дверь и запускаю малышку внутрь. За две недели умудрился из гостевой сделать детскую. Выбирал всё на свой вкус в надежде, что дочке понравится.

Долго метался между розовым и персиковым цветом, искренне считая, что это лучшее решение для девочки. Но почему-то мне всё это зефирное великолепие было поперёк горла. В итоге остановился на мятном. А мебель и текстиль подобрал бежевых и белых цветов. Но в таком виде комната выглядела чуть ли не стерильно, поэтому в ней появились яркие детали в виде мягких тканевых игрушек, подушек и прочих милых мелочей.

Я даже шалаш ручной работы заказал и украсил его гирляндой.

Варя застыла на пороге, боясь сделать шаг.

— Это, правда, всё мне?

— Правда, всё тебе, — подталкиваю девочку внутрь. — Нравится?

— Очень, — восхищённо шепчет малышка и делает нерешительный шаг к небольшой скамейке, на которой сидит пузатая голубая кошка с большими пуговичными глазами и хитрой улыбкой. — Можно я назову её Плюшкой?

— Конечно. Это же твоя кошка. Называй, как хочешь. И давай я тебя переодену? Ты не против?

У меня было ощущение, что я ступаю по минному полю. Неверный шаг — взрыв.

— Я сама могу, но вы не взяли мои вещи, — теряется девочка, только сейчас обнаружив, что мы не захватили её скромный скарб.

— Здесь есть всё, — открываю дверцу небольшого шкафа, который заполнил до самого верха. Про себя отметил, что Варя обращается ко мне официально на «вы». Нет, а чего я, собственно, ожидал? Понятное дело, что я для девочки ещё совершенно чужой дядя.

С одеждой для Вари я уже не мог положиться на себя. С гардеробом мне помогала мама.

Девочка застыла, смотря на шкаф, как на очередное чудо.

— Вот, думаю, это подойдёт, — достаю и протягиваю ей домашнее тёплое платье и хлопковые лосины. — А потом спускайся вниз, мы будем ужинать.

С этими словами оставляю дочь в комнате одну. Как только выхожу в коридор, резко выдыхаю, только сейчас осознавая степень своего напряжения.

Мама с тревогой ожидает меня на кухне.

— Ну, как она?

— Вроде бы нормально, — со вздохом сажусь на стул и тру переносицу. — Не думал, что так буду бояться маленьких девочек, — усмехаюсь невесело.

— Скоро обтешешься, — мама как в детстве трепет меня по волосам. — До сих пор поверить не могу, что у тебя есть дочь. Это надо же, какие жизнь иногда выверты делает. Кстати, Димуль, я смогу побыть только недели три. Потом тебе придётся обратиться за помощью к няне. Ты же знаешь, что отца опасно надолго оставлять одного с его скачками давления и кардиостимулятором.

— Спасибо и на том, — вздыхаю. — Хоть первое время будет не так стрёмно.

— Может Варю в садик отдать? Есть частные очень неплохие.

— Нет. Я не думаю, что это хорошая идея.

— Как знаешь.

И тут на кухне появляется Варя. Стоит в дверях, не решаясь зайти.

— И чего жмёмся? — улыбается мама, протягивая руку девочке. — Ужинать будем?

Варя кивает и взбирается на стул.

— Кашу или вареники?

— Вареники! — тут же решительно выдаёт девочка. — Я их ещё не пробовала, — добавляет тихо, испугавшись собственной решимости.

— Значит, вареники, — мама, посмеиваясь, накладывает своё фирменное блюдо и ставит перед девочкой. — Пробуй. Твой папа всегда обожал вареники с творогом.

Малышка косится на меня, а я ей подмигиваю и киваю.

— Это очень вкусно! — делится она, как только откусывает первый кусочек. — Теперь это и моё любимое блюдо, — непосредственно добавляет ребёнок.

— Ты сама как вареник, — смеётся мама, и мы все понимаем, что прозвище тут же срастается с малышкой намертво.

После ужина новоявленная бабушка ведёт внучку купаться. Хорошо, что мне не приходится этого делать. Как-то стыдно, что ли. Пытаюсь осознать, что теперь в моём доме живёт самая главная женщина моей жизни, и пока не получается. Мозг воспринимает информацию, но на этом всё. Просто надо привыкнуть. А ещё свыкнуться с тем, что от меня зависит маленький человек. Зараза, это до чёртиков пугает. Раньше я отвечал только за Акбара, а Варя — это целый человек! Но я справлюсь. Я обязан это сделать.

Готовлюсь к тому, чтобы сесть за проект, как привык — мне всегда лучше работается по ночам. Но приходит мама и говорит, что Варя просит дядю Диму. Для меня это странно. Девочке, по идее, должно быть комфортно с бабушкой, а не со страшным, разрисованным дядей Димой.

Но я послушно иду в спальню дочери. Она лежит под молочным одеялом, прижимая к себе мягкого кота. Присаживаюсь на край кроватки и складываю руки на коленях, как школьник.

Если бы кто-нибудь когда-нибудь мне сказал, что я буду пасовать перед слабой женщиной, то я бы послал умника на три буквы. А сейчас так и есть. Я пасую. Я совершенно растерян, но усиленно стараюсь не подавать вида.

— Что, Вареник?

— Ты меня, правда, не вернёшь? — начинает девочка.

Не понимаю, к чему этот вопрос. Выяснили же вроде бы всё.

— Не верну, — уверяю ребёнка. — А что такое?

— У меня животик болит, — жалуется малышка.

Ну, приплыли. И я дурак! Говорили же мне, что у Вари здоровье слабое, а я накормил её тяжёлой пищей на ночь. Вместо проекта, пожалуй, нужно заняться медицинской картой ребёнка и внимательно изучить диагнозы.

— Сильно болит?

— Не очень. У меня бывает иногда.

— Точно? — пытаюсь понять, не преуменьшает ли девочка из-за страха отказа от неё. А меня внутри бомбит. Я, /запрещено цензурой/, просто в панике! У ребёнка болит живот, и я нефига не понимаю, что с этим делать.

— Тебе давали какие-нибудь лекарства, когда болел животик?

Малышка отрицательно мотает головой.

Фух. Это же хорошо, верно? Если не давали лекарств, значит, не всё так серьёзно, как я себе напридумывал.

— Почитать сказку? — предлагаю первое, что приходит в голову. Решаю отвлечь ребёнка.

Варя радостно кивает и прижимает кота ещё крепче.

— Так, — беру с полки большую книгу сказок. — Про Золушку пойдёт?

— Пойдёт, — улыбается Варя, а я понимаю, что эта сказка для неё сейчас практически воплотилась в жизнь. Ненужная никому девочка обрела не принца, а папу. Но для ребёнка это даже лучше, важнее.

Я сажусь в кресло в изножье кровати и начинаю с выражением читать, чувствуя себя последним дебилом. Но Варе нравится, а это главное. Через двадцать минут малышка к моему великому облегчению засыпает.

Оставляю включённым ночник и тихонько выхожу из спальни.

— Ну, что?

— Живот болел. Но уже вроде бы всё нормально. Заснула, — говорю шепотом.

— Тебе бы девочку хорошему врачу показать. А то, что в детском доме? Наверняка всё на «отвали» делали. Особо никто не углублялся.

— Обязательно свожу. Только проект закрою. Ты же знаешь, у меня сроки горят. Заказчик уже бьёт копытом. У меня эта бумажная волокита с усыновлением и так много времени отняла.

Вспоминаю, как Слава мне долго объяснял все правовые тонкости. Я хотел доказать отцовство через суд, но оказывается, это гораздо дольше по времени. В итоге остановились на стандартном усыновлении. Подтвердив своё финансовое положение, доказывающее мою состоятельность быть отцом-одиночкой, стал ждать документы. Славик обстряпал всё в максимально сжатые сроки. И на том спасибо. А Варе, какая, по сути, разница? Главное, что она обрела свою семью. Пусть и в лице одинокого циничного мужика. Но всё лучше, чем в детском доме. А я научусь. Обязательно научусь быть папой. Пока даже это слово звучит для меня инородно.

До глубокой ночи сижу с чертежами, а у самого то и дело перед глазами лицо училки маячит. Обычная серая мышь. Никогда на таких не смотрел. Хотя, надо признать, глаза у девушки красивые. Но на пальце я заметил обручальное кольцо. Значит, училка замужем.

Да и чего я думаю на этот счёт? Мне оно надо? Ну, пообещал в гости пригласить. Так, то исключительно ради Вари, да и Ксению пожалел. Я понял, что она сильно привязана к девочке. Странно. Почему при такой любви к сироте, она её сама не удочерила? Или это у Ксении ко всем столь тёплое отношение? Для меня это полнейшая дикость. Я и своих-то детей заводить не хотел, а тут любовь к чужим.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 4

Ксения

В пятницу за чаем говорю мужу, что завтра поеду проведать Варю. И зачем-то ссылаюсь на рабочие правила. Мол, я должна удостовериться, что у девочки всё в порядке. Плановая проверка.

И даже при таком раскладе муж морщится и выражает своё недовольство.

— А другого отправить не могли? Почему именно ты?

— Я сама вызвалась, — решила хотя бы частично говорить правду.

— Я так и думал, — раздражение мужа растёт с каждой минутой. — Нет, чтобы выходные хотя бы мне посвятить, ты пытаешься и это время заполнить своей работой. Что в ней такого хорошего, что ты предпочитаешь её мне? Зарплата смешная, нервотрёпки хоть отбавляй. Просвети меня, Ксюш. А то я совершенно ничего не понимаю.

Я хотела сказать, что мне нравится возиться с детьми, давать им хоть немного заботы и тепла, которого они лишены. Мне нравится быть нужной. По-настоящему нужной. Хотела всё это сказать, но поняла, что только больше разозлю мужа. Он не поймёт моих душевных порывов. Костя привык всё мерять деньгами, выгодой, а если что-то не вписывается в эти мерки, то сразу становится глупым и бесполезным. Наверное, отчасти он и меня саму такой считает.

— А кому я нужна с образованием учителя социолога? Меня даже в институт не взяли на полставки. Сказали, что опыта нет. А где мне этот опыт взять? — смотрю на мужа устало. Я знаю, что его такой ответ устроит. Никому не нужная, жалкая бедняжка, которую он великодушно пригрел и кормит, одевает, давая деньги со своего барского плеча.

В какие-то моменты я искренне верю в свою несостоятельность. И чем дальше, тем больше. Костя тонко проводит психологическую работу по обесцениванию меня как личности. И, как не прискорбно, я это понимаю, но лишь сильнее погружаюсь в порочный круг зависимости от него и его мнения.

В субботу сама не своя. И я не понимаю, почему у меня в душе всё горит и переворачивается. Долго кручусь перед зеркалом, критически оценивая свой внешний вид. Я уже сменила третий наряд, пока муж обедал на кухне. Переодеваться ещё раз было рискованно. Мне хотелось избежать ненужных неудобных вопросов, а они обязательно последуют, если Костя заподозрит, что я специально наряжаюсь.

Но мне не хочется выглядеть слишком уж жалко. Хотя, как ни крути, рядом с Дмитрием в любой своей одежде я так и буду выглядеть.

Издаю страдальческий вздох, рассматривая в зеркале уставшую грустную женщину. Кожа серая, волосы тусклые, а фигура прямо кричит о том, что я хочу казаться незаметной. За несколько лет спина ссутулилась, создавая ощущение, что я работаю не с бумагами да маленькими детьми, а как минимум неподъёмные тяжести дни напролёт таскаю.

Мне ужасно не нравится то, что я сейчас вижу. Эта женщина не может быть мной! Почему я раньше не замечала, насколько изменилась? Может быть, это из-за моих проблем со здоровьем? Всё же несколько выкидышей за два года — это не шутки.

Пока с тяжёлым сердцем рассматриваю ту тётку, в которую я превратилась, в комнату заходит муж.

— Что-то ты слишком долго собираешься. Как на свидание, честное слово.

— Скажешь тоже, — отмахиваюсь нервно, хватаю с полки сумочку и бегу в коридор. — Я постараюсь недолго.

— Уж постарайся. Я хочу вечер со своей женой провести. Займёмся заделыванием потомства, — подмигивает муж, а мне становится неприятно.

И даже не знаю почему. Сегодня впервые посещает мысль, что я не хочу детей. Я устала. Устала бояться, что снова придётся оплакивать не родившегося малыша, устала видеть разочарованное лицо мужа, который чуть ли не впрямую каждый раз говорит, что я ущербная. Женщина, которая не может продолжить род, выполнить свою природную функцию. Устала от боли физической и душевной, от больничных стен и сочувствующих взглядов медицинского персонала и знакомых.

Быстро надеваю любимое серое пальто, удобные ботинки на невысоком каблуке, обматываю голову палантином и выхожу из дома.

На улице становится немного легче. Мысли уже текут совершенно в другую сторону. Сейчас я увижу Вареньку! И Дмитрия. После воспоминания об этом мужчине сердце делает кульбит, заставляя глубоко вздохнуть. Отгоняю опасные мысли, говоря себе, что не имею на них права. Во-первых, по причине моего статуса замужней женщины. А во-вторых, такой мужчина никогда не посмотрит на такую, как я. «Училка» — так он меня назвал и так воспринимает.

В груди неприятно жжёт от этих воспоминаний. Но, по правде, если не тешить себя пустыми иллюзиями, он прав. Я самая настоящая серая училка. Не учительница или преподаватель, а именно так — уничижительно. И зеркало сегодня красноречиво подтвердило это обидное определение.

Стою на обговоренном пятачке, буквально трясясь от предвкушения. В душе смешалось много чего, преобразовывая эмоции в настоящую неконтролируемую химическую реакцию.

— Здравствуйте, Ксения Михайловна, — рядом тормозит тёмно-серый полуджипп, из окна которого улыбается Дмитрий.

— Здравствуйте, — киваю, сжимая сумочку двумя руками. И снова я смотрю в эти светло-карие глаза не в состоянии отвести взгляд и пошелохнуться. Они будто парализуют меня, вызывая в теле весьма странные реакции. Сердце стучит как безумное.

— Тётя Ксюша! — из дурмана меня вырывает голос Вари.

— Привет, солнышко! — улыбаюсь и выдыхаю с облегчением, видя, как девочка мне радостно машет через стекло.

— Садитесь, — кивает Дмитрий, и я медленно погружаюсь в его аромат, которым окутан весь салон авто. Лёгкие жжёт, голова идёт кругом. Я готова вдыхать этот запах вечно. — Вы не замёрзли?

— Не успела, — качаю головой, разматывая палантин и спуская его на плечи.

— Жаль. А я хотел вас чаем напоить с вкусной выпечкой. Мы хотели, — тут же поправляется. Мужчине в новинку ассоциировать себя с ребёнком.

— Если так, — поворачиваюсь к Варе, — то я очень сильно замёрзла. Даже зубы стучат!

Девочка хихикает, забавно прикрывая рот двумя ладошками. Странно. Прошла всего неделя, а Варя незримо изменилась. Но описать эти изменения не получается. Мне кажется, у неё даже глаза светиться начали.

— Как ты, Варежка?

— Хорошо, — улыбается девочка. — Я с Акбаром подружилась! Знаешь, какой он большой и лохматый? Настоящий медведь! И он теперь со мной играет и охраняет меня от всех-всех плохих людей. Теперь никто не будет меня дразнить и обижать.

— Это очень хорошо, — киваю, чувствуя, как к горлу подступает комок.

— А ещё мне дядя Дима комнату сделал! Только мою, — продолжает делиться впечатлениями малышка. — Там даже шалаш есть. Я вам покажу!

— Обязательно. Первым делом пойдём смотреть твою комнату, — улыбаюсь, отмечая, что девочка не называет Дмитрия папой.

— И у меня теперь есть бабушка! Самая настоящая. Она для меня готовит разные вкусные вещи.

После этой фразы Дмитрий рассказывает, как Варя стала Вареником. А я слушаю и отмечаю, что меня незримо окутывает тепло, и от этого ощущения хочется постоянно улыбаться. Эти двое ещё не привыкли друг к другу, а уже настоящая семья.

— Бабушка — это здорово, — говорю, думая, что о других женщинах Варя ещё ни словом не обмолвилась.

Машина заезжает в элитный посёлок, и я буквально открываю рот, от представших передо мной видов. Каждый дом — настоящее произведение искусства. Везде ландшафтный дизайн, которым можно любоваться вечно. Интересно, кем Дмитрий работает?

И неожиданно мужчина тут же отвечает на мой мысленный вопрос.

— А вот тот дом я проектировал, — указывает вправо. — И этот, — мы проезжаем двухэтажный особняк.

— Очень красиво, — рассматриваю строения. И ничуть не лукавлю. Это не классические дома, а нечто очень стильное, эксклюзивное. Я такие коттеджи только в кино видела. — Вы проектировщик? — задаю ужасно глупый вопрос.

— Дизайнер-проектировщик, — улыбается мужчина, сворачивая во двор одного из особняков. — Вот мы и дома.

Он отстёгивает Варю и достаёт пакеты из багажника, а я замираю от страха, потому что к нам бежит настоящая мохнатая гора.

— Не бойтесь, — Дмитрий треплет пса за ухом. — Акбар вас не тронет. Вы моя гостья, и он это понимает.

— Это хорошо, — говорю дрогнувшим голосом, наблюдая, как Варя целует псину в чёрный нос. — А вы в курсе, что девочке нельзя давать жирную, тяжёлую пищу? — шепчу, чтобы малышка не услышала. — Вы карту её медицинскую читали?

— В первый вечер не успел, но уже ознакомился и в курсе.

— Это хорошо.

— Не волнуйтесь, я со всем разберусь. Не сразу, но со временем всё наладится. Кстати, я Варю записал в частную клинику на обследование. Через месяц мне будет известно абсолютно всё, что происходит у неё в организме. А ещё планирую дочь к психологу сводить.

— А что случилось? — тут же напрягаюсь.

— Просто мне так спокойнее будет. Да и я не знаю, как сказать девочке о том, что я её настоящий папа. Возможно, специалист поможет мне в этом, да и вообще.

Отмечаю, что мужчина ведёт себя очень мудро и предусмотрительно. Воистину, первое впечатление обманчиво. Изначально Дмитрий показался мне вспыльчивым и импульсивным. И я искренне считала, что такому мужчине нельзя доверять ребёнка, особенно такую хрупкую и ранимую девочку, как Варя. Но после его слов о врачах, я заметно расслабляюсь, пребывая под приятным впечатлением.

Малышка заскакивает в дом и тянет меня за руку к лестнице. Я даже оглядеться толком не успеваю.

— Варя, дай Ксении Михайловне раздеться и сама разденься, — строго замечает Дмитрий, а я снова ловлю себя на глубоком удивлении.

Он выстроил правила, которые девочка должна соблюдать. Не балует дочку, хотя именно этого и стоило ожидать. Многие приёмные родители совершают тотальную ошибку ещё на пороге — они начинают баловать ребёнка, скатываясь во вседозволенность. Лишь бы понравится и быстрее войти в доверие. Но это лишь приводит к тому, что ребёнок садится на голову, умело манипулируя взрослыми.

Варя тут же тормозит, быстро разувается, снимает бежевый пуховик с розовым мехом, аккуратно запихивает в рукав шапочку в виде зайца и шарф, ждёт, пока Дмитрий поухаживает за мной, а потом чуть ли не пританцовывая от нетерпения, тянет меня следом.

— Посмотри, какая красота! — влетает в свою комнату и останавливается на середине. — Как у настоящей принцессы!

— Да, — улыбаюсь, оглядывая детскую и подмечая детали. Ещё раз убеждаюсь, что Дмитрий настоящий профессионал своего дела. Даже спальню для дочки он выполнил с безупречным вкусом. Не каждая мамочка так грамотно подберёт цвета, мебель и прочее. — Как у принцессы, — киваю, подтверждая, что Варе несказанно повезло.

— А теперь пойдём пить чай! — малышка хватает меня за руку и тянет вниз. — Мы с дядей Димой купили торт! Специально для тебя.

— Для меня? — переспрашиваю с удивлением.

— Да. Ты же любишь торты? Я очень! Оказывается, они вкусные. Только дядя Дима берёт для меня без крема.

— Что же это за торт без крема? — улыбаюсь.

— Специальный. С йогуртом. Чтобы у меня животик не болел, — поясняет Варя и деловито топает на кухню.

Там уже хозяйничает Дмитрий, расставляя чайный сервиз и выставляя выпечку. На мужчине тонкий хлопковый джемпер, сквозь который просвечивает вся телесная роспись, коей оказывается очень много. Все руки забиты татуировками, переходящими на верхнюю часть спины. До озноба хочется рассмотреть все картинки детально, понять какие они на ощупь. Мне всегда казалось, что татуировки должны оставлять на коже неровности и шероховатости.

Чтобы не думать на столь щекотливые темы и не распалять своё не в меру распоясавшееся воображение, села за стол и постаралась полностью сосредоточиться на Варе.

— А с бабушкой твоей можно познакомиться?

— Она уехала на выходные, — тут же сообщает малышка, подвигая к себе кусок торта.

— Вареник, ты руки мыла? — поворачивается к нам Дмитрий, выставляя на стол заварочный чайник.

Девочка замирает и мотает головой.

— А ну марш в ванную, — наигранно строго говорит мужчина, но почему-то и мне хочется сорваться с места и нестись вместе с Варей, мыть руки. Что я благоразумно и делаю, только чтобы не оставаться с Дмитрием наедине.

Глава 5

Дмитрий

Ксения выглядит немного нервной. Она то и дело, теребит свой шарф, заправляет за ухо, выбившуюся из пучка слегка волнистую прядь волос. На солнце, попадающем сквозь лобовое стекло автомобиля она отливает бронзой. Рассматриваю Ксению исподтишка. На вздёрнутом остром носике, как лисички в осеннем лесу, рассыпались веснушки. И это девушку ничуть не портит. Обычно мне не нравятся веснушчатые лица, но Ксении неожиданно идёт. Особенно контрастно эти солнечные поцелуи выглядят на белой коже.

Девушка напряжённо о чём-то думает, сведя тонкие брови к переносице. Не надо быть психологом, чтобы понять, что Ксения крайне закомплексованная личность. Раньше я любил играть с такими девочками. Мы с парнями выбирали самую забитую ботаничку на потоке и делали ставки, как быстро кто-то из нас сможет затащить мышку в постель.

Наверное, Ксению я уложил бы всего за несколько дней. Она думает, что я не замечаю её взгляды, брошенные вскользь. И эти взгляды красноречивее откровенных признаний. Они, как голодные бездомные кошки, которые очень хотят подойти к добыче, но отчаянно бояться попасть в неприятности.

Но сейчас мне совершенно не хочется игр в жертву и охотника. В своё время я наигрался чужими жизнями, и теперь меня настигли последствия тех жестоких игр. Но хуже всего то, что они настигли ни в чём не повинную девочку.

В доме Ксения продолжает жаться и пытаться спрятаться от меня. Даже смешно становится. А вот на Варю девушка смотрит по-особому — с нежностью и любовью. Видимо, у них с моей дочерью успела образоваться глубокая эмоциональная привязанность. И мне совершенно не хочется лишать ни одну из них этой связи.

День проходит настолько уютно, что неожиданно ловлю себя на мысли, что хочу этого обволакивающего тепла всегда. Раньше молодость в жопе играла, я искал приключений, острых ощущений, драйва. Таскался по вечеринкам, цеплял девчонок, потом завёл себе Светика. Именно так. Иногда мне кажется, что я воспринимал эту женщину, как мою ручную собачку. Капризную, кусачую. Своеобразный тойтерьер. Маленький пёсик с противным характером.

Мне было прикольно. Я строил из себя серьёзного бизнесмена, решающего все проблемы по щелчку пальцев, а дома меня ждал капризный тойтерьерчик, наполняющий жизнь острыми эмоциями.

А потом появилась Варя, и мне кажется, я в один миг повзрослел. Больше стали не нужны жизненные встряски. Я почувствовал ответственность за кого-то. Кого-то намного более важного, чем я сам.

После того, как Светик с пафосом хлопнула дверью, я полагал, что мне не захочется строить отношения с женщинами. Нет, конечно, я отдаю себе отчёт, что во мне есть нормальные физические потребности взрослого мужчины. Но появилось отчётливое осознание того, что не хочу приводить в свой дом абы кого, и чтобы Варя это видела. Я не отвергал мысль о любовницах, но теперь только за периметром дома, в котором живёт моя дочь.

А сейчас, глядя на Ксению, понимал, что такую женщину рядом иметь бы очень хотелось. Мягкую, не истеричную, наполненную внутренним светом. С такой женщиной хорошо и уютно. А ещё такие женщины, как правило, бывают очень страстными любовницами, если удаётся их раскрепостить.

Как только мысли потекли в опасном направлении, тут же постарался переключиться на что-то другое. Нельзя себе такого позволять. Ксения замужем и никогда этого не скрывала. Но почему она бросает в мою сторону настолько обжигающие взгляды, что шкура дыбом становится?

Или я себе напридумывал? Да нет же! Опытный мужчина никогда в таком не ошибётся. Но в этих взглядах читается не только жадность до красивого мужского тела. В них есть ещё что-то. Эту эмоцию мне не удаётся разгадать, но неожиданно очень хочется.

И я позволяю себе небольшую вольность — касаюсь её руки, когда забираю блюдце, чтобы поставить в раковину. Мимолётное скольжение кончиками пальцев, от которого Ксения вздрагивает, как от разряда тока. Её лицо начинает пылать, придавая женщине невероятного очарования.

Делаю вид, что ничего не заметил.

— Вареник, дуй к себе. Помнишь, что у тебя по расписанию тихий час?

— Но я хочу побыть с тётей Ксюшей, — начинает канючить ребёнок. Обычно она такого себе не позволяет.

— Тётя Ксюша тебя дождётся, и мы вместе поедем отвозить её домой. И возьмём обещание, что она к нам ещё не раз приедет. Договорились? Но режим дня я тебе нарушать не разрешаю.

— Хорошо, — соглашается Варя и покидает кухню.

— Вы молодец, — звучит тихая похвала в мой адрес. — Неожиданно правильно ведёте себя с дочерью. Вас кто-то научил?

Пожимаю плечами и присаживаюсь напротив Ксении.

— Само как-то выходит. Я просто делаю так, как считаю верным. Вот и всё. Вы же знаете, что у меня нет опыта общения с детьми. И признаюсь честно, это чертовски сложно! Иногда мне кажется, что я ступаю по минному полю. Не всегда получается обходить снаряды.

— Что вы имеете в виду?

— Давайте перейдём на «ты», если вы не против?

Ловлю лёгкий кивок и смущённую улыбку одними уголками губ.

— Только обещай не смеяться, — смотрю серьёзно прямо Ксюше в глаза. Женщина кивает и торопливо убирает непослушный локон за ухо.

— Я до обморока боюсь налажать, — признаюсь.

— И почему я должна над этим смеяться?

— Взрослый мужик боится маленькой девочки. Разве не смешно?

— Отнюдь. Ведь вы, — Ксюша запинается. — Ты боишься не Вари, а ошибок, которые можешь совершить, её реакции на эти ошибки. Но ты никуда от них не денешься. Это нормально — совершать ошибки. Все родители их совершают.

— Теперь мне намного легче, — улыбаюсь. — Ещё торта?

— Если я съем ещё хоть крошечный кусочек, то лопну! — смеётся Ксюша, а у меня в душе её смех мягкими вибрациями разливается.

— Недавно Варя уронила и разбила статуэтку. Пока это самый сложный эпизод в нашем совместном проживании, — продолжаю делиться своими переживаниями.

— Почему? Она поранилась?

— Нет, слава Богу! Но Варя так плакала. Я её не мог успокоить часа два. Даже врача вызывать пришлось.

Мысленно перенёсся в тот день. Мы в очередной раз играли с Вареником в принцессу и бравого рыцаря спасителя. Эта игра у неё была любимой. И в момент побега от дракона Варя налетела на журнальный столик и уронила статуэтку. Та с оглушительным звоном разлетелась на мелкие кусочки, ударившись о кафельный пол. У меня сердце на несколько секунд остановилось, потому что испугался, что дочка поранилась.

Девочка замерла, а потом разрыдалась, сжавшись в комочек. Она обхватила себя тоненькими ручками и тряслась, как осиновый листок на ветру, всё время повторяя, что сделала это нечаянно, что не хотела, и чтобы я не возвращал её.

Я подхватил малышку на руки, отнёс в спальню, пытался успокоить, уверить, что я не сержусь и не верну её обратно. Ни за что на свете. Но такое ощущение, что Варя просто меня не слышала. Она вцепилась ручонками мне в джемпер и дрожала, не прекращая рыдать.

Мама вызвала скорую. Врачи вкололи малышке успокоительное, выслушали всю историю и настоятельно рекомендовали записать девочку к психологу. Я и сам думал это сделать, но этот инцидент заставил позвонить специалисту безотлагательно.

— Бедная девочка, — Ксюша тяжело вздыхает и прячет глаза. Кажется, она снова собирается плакать.

Следующее своё действие я объяснить не смогу, даже если попросят. Всё произошло спонтанно и на инстинктах. Я встаю, подхожу к Ксюше и глажу её по плечу.

Она сначала замирает, а потом вскакивает со стула и шарахается в сторону.

— Не надо, — бормочет.

— Я тебя напугал? Просто хотел утешить. Извини.

— Я замужем, — зачем-то говорит она, хватаясь за место, где за несколько секунд до этого была моя рука.

— Я знаю. Извини.

Понимаю, что эти слова предназначались мне только отчасти. Женщина хочет убедить в чём-то саму себя. Следующий час проходит в напряжённом молчании. Я пытаюсь несколько раз завести разговор, но Ксюша отвечает односложно и старается даже не смотреть в мою сторону. Листает что-то в интернете, уткнувшись в телефон.

Понимаю, что сейчас лучше её не трогать, поэтому начинаю заниматься уборкой. Сгружаю посуду в машинку, убираю продукты в холодильник, но то и дело поглядываю на женщину. Пару раз ловлю её испуганный взгляд, но тут же отворачиваюсь, чтобы не смущать.

Такое ощущение, что Ксюша чувствует себя вором, которому даже смотреть на других мужчин нельзя.

А потом у неё звонит мобильный и происходит очень интересный разговор, судя по всему, с мужем.

— Костя, Варя спит. Я обещала ей дождаться и попрощаться. Нет, не могла. Не кричи на меня, пожалуйста, — Ксюша хмурится и устало трёт переносицу, а потом как-то сдувается, осовывается и отключает мобильный.

— Что-то случилось? — интересуюсь, хотя понимаю, что не стоит лезть в семейные разборки.

— Нет. Просто Костя психует из-за того, что меня дома в выходной день нет, — говорит Ксения устало.

— Я пойму, если ты больше не приедешь. Не стоит ругаться с мужем из-за нас.

— Что ты! Я скучаю по Варежке. Скоро Костя в командировку улетит. Он и знать не будет, что я вас навещаю. Всё в порядке.

— Угу, — соглашаюсь, понимая, что хочу видеть Ксению у себя в гостях как можно чаще. Дебил. Самый настоящий дебил.

А потом мы везём Ксению домой, и Варя буквально вцепляется в неё клещом, вытрясая обещание приехать как можно раньше.

— Нельзя так себя вести, — журю дочь, оттаскивая от бывшей воспитательницы. — У тёти Ксюши своя семья.

— У неё плохая семья, — насуплено выдаёт ребёнок. — С нами тёте Ксюше будет лучше. Переезжай к нам! — непосредственно просит Варя, обнимая Ксению за руку.

— Дядя Дима и так в свою жизнь одну капризную женщину пустил, — пытается отшутиться она. — Ещё одну ему не потянуть.

— Какую женщину? — спрашивает Варя, не понимая, что речь о ней.

— Свою дочку, — улыбается Ксюша, гладя девочку по волосам.

— А теперь ему нужна жена, — авторитетно заявляет малышка. — Хорошая, добрая и заботливая. Чтобы нас любила.

— Только обжилась, а уже строить пытается, — картинно закатываю глаза. — Женская натура неисправима, — смеюсь, пытаясь разрядить обстановку. — Вареник, если будешь себя так вести, то тётя Ксюша больше не приедет. Возьми себя в руки!

Варя отступает от Ксении и хлюпает носом.

— А это уже совсем не честно! Пускать в ход секретное и самое мощное женское оружие просто не по правилам! — щёлкаю малышку по носу. — Говори тёте Ксюше до свидания и дуй к машине.

Варя ещё раз хлюпает носом, машет рукой и понуро бредёт к автомобилю.

— Я приеду через две недели, — обещает Ксения, кутаясь в палантин. — Я вам позвоню.

Киваю и иду за дочкой.

Глава 6

Ксения

Домой возвращаться совершенно не хотелось. Ещё не выветрился неприятный осадок разговора с мужем. Поднимаюсь по ступенькам (старый лифт снова сломался, устроив вынужденный фитнес всему подъезду), а сама готовлюсь морально к очередному скандалу.

— Ну, и чего так долго? — звучит с порога, подтверждая мои ожидания. Костя стоит в дверях зала и сверлит меня недовольным взглядом.

— Варя соскучилась и не хотела домой отпускать, — отвечаю устало. Совершенно нет настроения устраивать на ночь разборки. Мне хочется принять душ и завалиться спать.

Благо муж лишь недовольно фыркает и скрывается в зале, включая телевизор. А я бреду в спальню, снимаю одежду, утыкаясь носом в каждую вещь и вдыхая аромат туалетной воды Дмитрия, затем набираю ванну с пеной и погружаюсь в мир грёз. В моих мечтах он. Я представляю Диму в одних брюках, сидящих низко на бёдрах. Он поворачивается ко мне, прожигает своим взглядом, я дотрагиваюсь кончиками пальцев до его щетины, спускаюсь ниже… к татуировкам на мускулистых плечах. Скольжу по ним пальцами.

Я не знаю, что у мужчины выбито на теле. В мох фантазиях абстрактные вензеля. Дима ловит меня за запястья, целует их по очереди, а потом прижимает меня к себе. Картинка такая яркая, такая возбуждающая, что непроизвольно издаю стон. Я начинаю себя гладить, представляя, что это делает он. Его длинные музыкальные пальцы, выводят узоры на моей коже, дотрагиваются до самых потаённых мест. Я наблюдаю за этими руками без стеснения, желая ещё и ещё. В своих фантазиях могу себе позволить быть бесстыдной.

Какой Дима в постели? Нежный и чуткий или грубый и властный? Всегда хотела испытать, каково это — быть с властным мужчиной, который знает, как подарить женщине удовольствие.

За своими грёзами не замечаю, как открывается дверь ванной, впуская моего мужа. Я всё ещё в сладких фантазиях. Мне кажется, что это пальцы Димы скользят по моим бёдрам. Я выгибаюсь им навстречу и чуть не произношу его имя. Вовремя спохватываюсь, понимая, что это муж касается меня. И отчего-то сейчас хочется сбросить его руки со своего тела.

Но он скидывает одежду и забирается ко мне, усаживая бёдрами на себя. Муж никогда не любил прелюдии. Его хватало максимум на пять-семь минут, а мне этого всегда было недостаточно, чтобы нормально возбудиться. Поэтому, как правило, самое начало интима всегда отзывалось во мне болью. Так произошло и сейчас. Даже несмотря на то, что я сама себя успела распалить.

Но раньше, во время процесса, мне всё же удавалось если не дойти до пика, то хотя бы получать какое-то удовольствие от действа. А сейчас я просто терпела. Во мне будто что-то сломалось. Я поняла, что уже не люблю своего мужа, что не хочу делить с ним постель и детей от него тоже не хочу.

Я устала от постоянных упрёков и скандалов. Раньше жила по инерции, не задумываясь о многом. Вернее, не позволяя себе думать. Ведь уйти мне было некуда. Я боялась остаться одна, со своей нищенской зарплатой, без жилья и какого-то просвета в будущем. Мне казалось, что у нас нормальная среднестатистическая семья, что всё как у всех.

Но рано или поздно наступает перелом, глаза открываются, терпение заканчивается. У меня он наступил в эту минуту.

Муж застонал, достигая пика, и я тут же выскочила из ванны. Хотелось вытереться. Я чувствовала себя испачканной.

— Кость, скажи. Ты любишь меня? — спросила спокойно, когда закутывалась в полотенце.

— К чему этот вопрос?

— Просто ответь.

— Наверное, люблю, — пожимает он плечами, вызывая у меня нервный смешок.

— Наверное, — тяну я тихо и выхожу из ванной.

Муж не приходит в спальню. Он удовлетворил свою потребность и отправился смотреть свой сериал, поэтому меня ничего не сдерживает. Ложусь на кровать, обнимаю подушку и реву. Реву долго и со вкусом, пока в груди болеть не начинает. Мне себя жалко, а ещё я боюсь. Впервые в жизни я боюсь забеременеть. Раньше ждала, надеялась, строила планы, молилась. А теперь всё выгорело. Мне до дурноты страшно. Я не хочу снова проходить через боль душевную и физическую.

Но если признаться совсем уж честно, хотя бы перед самой собой, я и рожать боюсь. Ребёнок привяжет меня к мужу, отрежет пути к отступлению, а я поняла, что не хочу больше. Да, многие уходят от мужей, имея на руках даже не одного ребёнка, но для меня это дико страшно. Имея только маму пенсионерку с крохотной однушкой, я не могу себе позволить нести туда ребёнка.

Никогда не думала, что стану пить противозачаточные, но теперь эта мысль не давала мне покоя. Как только Костя уедет в командировку, первым делом пойду к врачу и попрошу выписать таблетки.

Засыпаю, ощущая себя разбитой и жалкой. А ночью мне снится Дима. И этот сон ещё жарче моих вечерних фантазий.

Две недели тянутся вечно. К врачу я уже записалась, решив для себя всё окончательно. Больше никаких мук, слёз и страха. Я начинаю новую жизнь. Жизнь, которая будет зависеть только от меня.

Для того чтобы круто всё изменить, нужен человек. Будет это ребёнок, нуждающийся в защите и ради которого вы горы свернёте. Или любимый мужчина (женщина), которые покажут, что до этого ваша жизнь была лишь серым подобием настоящего, театральной сценкой, которую играют плохие актёры, и которая насквозь пропитана фальшью. А может быть недруг, который превратит вашу жизнь в ад, подарив тем самым нужный пинок и силы для преодоления себя.

И у меня появился такой человек. Пусть косвенно, но именно Дмитрий дал толчок для перелома внутри, для того, чтобы глаза мои открылись, а мозг начал работать в другую сторону. И, возможно, мне не суждено быть с ним вместе…

Да кого я обманываю? Конечно, не суждено! Где я и где он? Разный статус, разное отношение к жизни. Да, банально внешне я точно не могу ему понравиться. И эти мысли расстраивают. Но всё равно, Дима дал необходимый для меня толчок, и я ему за это благодарна.

Кстати, он сам мне недавно звонил, чтобы передать трубку Варежке. Она что-то щебетала, делилась новостями, а я улыбалась и чувствовала себя самой счастливой просто от того, что услышала его голос.

На мгновение мне показалось, что он позвонил, потому что тоже хотел меня услышать. И я позволила себе минутку счастья, прежде чем себя одёрнуть и надавать тумаков за то, что продолжаю жить по-старому, выстраивая иллюзии и обитая внутри них.

Нет, надо менять свои установки и дурацкие привычки.

****

— Вам нельзя противозачаточные. Вы беременны, — обрушивается на меня новость, сминая, как лёгкую бумажную фигурку.

В голове появляются мысли об аборте, но я знаю, что не смогу так поступить со своим малышом. Даже зная, что, скорее всего, мне не суждено будет его выносить. И врач подтверждает мои мысли, безжалостно режа по больному.

— Ксения, вам бы подумать о том, чтобы прервать беременность. При ваших показателях…

Меня всегда поражал цинизм гинекологов. Хотя, за многолетнюю практику в этой области, наверное, они обрастают непробиваемым панцирем из безразличия к чужой боли. Иначе не выжить.

— Нет! Я не буду избавляться от ребёнка!

— Вы меня просто выслушайте, хорошо? — смягчается врач, приспуская очки и окидывая меня уставшим взглядом. — У вас очень плохие показатели. За последний год два выкидыша. Этот раз может стать тотальным для вашей жизни. Подумайте о суррогатной матери, об усыновлении, в конце концов. Вы же не хотите умереть?

Меня оглушили. Сначала раздался мощный взрыв в голове, проходя разрушительной волной по всем внутренностям, а потом наступила контузия. Я сложилась пополам и заскулила как раненное животное.

— Ну, что вы, Ксюша! Даш, воды принеси! — суетится врач.

— Муж не хочет усыновлять, — продолжаю скулить. — А денег на суррогатную мать нет. И я сама уже не знаю, хочу ли этого ребёнка. Мне страшно! — вцепляюсь в руку пожилой женщины, как будто она может разрешить мои терзания или утешить, как родная мать.

И тут раздаётся звонок мобильного. Я трясущимися руками лезу в сумочку и отупевшим взглядом смотрю на экран — Дима. Зачем он звонит сейчас? Это невыносимо!

— Алло, — отвечаю слабым голосом.

— Ксюша, мы с Вареником хотим пригласить тебя на прогулку. Слышал, ты не занята сегодня. Вроде бы даже приехать собиралась.

— Я, наверное, не смогу, — отвечаю тихо, пытаясь контролировать рыдания.

— Что случилось? — голос Димы меняется. — У тебя всё в порядке?

— Нет, — просто не могу сейчас солгать. Слёзы катятся по щекам, капая мне на колени.

— Где ты? Я приеду сейчас!

Диктую адрес, находясь в автономном режиме. Зачем Диме мои проблемы? Я не хочу, чтобы он вникал во всё это. Но чувствую, что если сейчас останусь одна, то могу не выдержать.

Сижу на лавочке перед консультацией, уткнувшись взглядом в одну точку. Даже не сразу замечаю подъехавшую машину. Реагирую только, когда дверца хлопает.

— Ксюша, — он торопливо подходит ко мне и присаживается на корточки. — Как ты? Что произошло?

Горестно вздыхаю и тереблю край палантина.

— Пойдём в машину. Ты дрожишь.

Дима помогает встать и приобнимает, ведя к автомобилю. А я только после его слов понимаю, что меня трясёт.

Мужчина заводит мотор и включает печку, ожидая, когда я расскажу ему о причине своего состояния. Прикусываю внутреннюю сторону щеки и долго смотрю в окно. Дима не лезет. Он деликатно молчит, давая мне собраться с мыслями.

— Я беременна, — выдаю глухо охрипшим голосом. Замираю и жду реакции с его стороны.

— Но, мне кажется, что ты совсем не рада.

— Да. Но ты не подумай, что я не хочу детей! Хочу! Хотела… — поправляюсь, так и не решившись взглянуть на Диму. — Просто за последние два года я четыре раза теряла детей, — обрубаю единственный шанс быть с этим мужчиной. Смешно, что у себя в голове я всё ещё на что-то надеюсь, хотя логически вывела не меньше десятка обоснований, что я Диме совершенно не нужна. А теперь он точно не посмотрит в сторону больной, ущербной женщины.

— А что говорят врачи?

— Советуют избавиться от… — запинаюсь, не в силах выговорить конец предложения. — У меня показатели плохие.

— А муж?

Я не могу сдержаться от горькой усмешки.

— Он помешан на своих детях. Ему плевать на моё здоровье. А я лечилась и всё равно эти показатели… Я боюсь! — наконец, не выдерживаю и начинаю содрогаться всем телом. — Я больше не хочу боли!

— Ксюша, — Дима тянется и укутывает меня своими руками, прижимая к груди. — Я не знаю, что нужно говорить в таких случаях. Мне кажется, любые слова будут нелепыми на фоне того, что тебе приходится переживать. Знаю одно, тебе точно сейчас необходимо немного отвлечься. Составь нам с Вареником компанию на прогулке.

Только сейчас соображаю, что Дима приехал без дочки.

— А где Варя?

— Она с мамой осталась. Когда я услышал твой голос, то понял, что ребёнок будет здесь не совсем уместен. Так что, составишь нам с Вареником компанию?

— Составлю, — вздыхаю, не имея ни малейшего желания покидать эти уютные успокаивающие объятия.

Дима мягко гладит меня по голове, заставляя почувствовать себя маленькой девочкой. Наверное, я сейчас выгляжу как Варя, когда та разбила статуэтку. Жалкая и перепуганная от мыслей, что никому не буду нужна.

Глава 7

Дмитрий

Не знаю, кто из нас больше ждал встречи с Ксюшей. Варя всё время о ней спрашивала и просила позвонить, и я сдавался под её напором, даже не отдавая себе отчёта, что самому предлог нужен был. Я хотел слышать её мягкий голос с лёгкой хрипотцой, такой несвойственной женщинам.

А когда начал понимать, что слишком часто думаю об училке, то стал себя контролировать и одёргивать. Ксения замужем, и я не имею права разевать на неё свой похотливый рот. И всё равно, как долбаный кретин ждал, когда её муж уедет в командировку, чтобы она могла навестить нас с Вареником.

А когда позвонил, чтобы пригласить на совместную прогулку, то сразу понял, что стряслось что-то. Бросил всё и примчался, оставив дочку на попечение матери. Благо сегодня она ещё была у нас. Няню для Вари так и не нашёл. Ничего с собой не мог поделать — боялся оставлять девочку на чужую женщину.

Выглядела Ксюша жалко. Скукоженный серый комочек с отрешенным взглядом. Она тряслась и почти ни на что не реагировала. Внутри неприятно грудину обожгло. Захотелось укрыть эту маленькую несчастную женщину от всего на свете. Видеть снова тихую светлую улыбку в её глазах.

А когда она рассказывает о своём положении, то совсем фигово становится. Я знаю, что не всё на меня вываливает — только какую-то часть, потому что невыносимо разрывает изнутри, потому что невозможно это держать в себе. А я, видимо, просто вовремя подвернулся под руку. Иногда чужому человеку выплеснуть свои беды гораздо проще. А Ксюше явно надо было выговориться.

Постепенно получается её немного успокоить. Она так доверчиво жмётся ко мне, как маленький ребёнок. Будто защиты ищет. А я бы и хотел эту защиту дать, да только не знаю как, и примет, она её от меня или нет?

Всё, что могу сейчас сделать — это немного отвлечь Ксению от её горестных мыслей. Мы едим за Вареником, берём Акбара и идём гулять по тихим переулкам частного посёлка. Варя носится вокруг нас, собирает какие-то декоративные веточки, ягоды с разнообразных кустарников, уцелевшие ещё разноцветные листья и тащит это всё Ксюше. В итоге у неё в руках внушительный осенний букет образовывается.

Я достаю телефон и фотографирую их с дочкой в обнимку. Мать снарядила нас термосом с горячим чаем и свежими булочками. Мы находим небольшую полянку на краю леса (успели уже за периметр посёлка выйти) и садимся перекусить.

— Как у вас здесь хорошо, — вздыхает Ксюша, закрывая глаза и подставляя лицо под скупые осенние лучи солнца. — Всегда хотела ближе к природе жить.

— А что ты скажешь, если я тебе работу няни для Вари предложу? — вырывается у меня.

— Что? — Ксения недоумённо распахивает свои васильковые глаза и с вопросом смотрит на меня, будто пытаясь удостовериться, что не ослышалась.

— Я просто подумал… Извини, наверное, твой муж против будет.

— Наверное. Точно будет, — грустно шепчет она, отворачиваясь к лесу.

Повисает напряжённая тишина. Варя носится с Акбаром неподалёку, кидая собаке палку и искренне радуясь, когда он вручает ей снаряд, пачкая всю слюнями.

— Но тебе бы самой хотелось? — трогаю Ксюшу за плечо.

— Спрашиваешь ещё. Я так люблю Варю, да и давно мысли были уйти с нынешней работы. Я люблю детей, но там мне тяжело. Именно из-за этой любви. Я думала, что справлюсь, но не выходит.

— А если я предложу хорошую зарплату, перекрывающую нынешнюю в пять раз? Муж не поменяет своё мнение?

— Не знаю, — Ксюша обхватывает себя руками и о чём-то напряжённо думает. — Я сейчас в подвешенном положении. Мне очень лестно, что ты предложил такую ответственную работу, но я… слишком много этих самых «но», Дмитрий. И самое большое из них — дальнейшие перспективы. Варя вырастит, и ей больше не нужна будет няня. А у меня, кроме опыта работы в детском доме, совсем ничего за плечами.

— Но это очень хороший опыт. А с моими рекомендациями ты сможешь легко устроиться няней в любую обеспеченную семью.

— Я подумаю, — тихо говорит Ксюша, поворачиваясь ко мне.

— Если нужно поговорить с твоим мужем, чтобы проблем не было…

— Нет-нет! — перебивает она. — Тогда их ещё больше будет. Он ревнивый. Очень. Точно напридумывает что-нибудь.

Мы ещё долго гуляем по опушке леса, вдыхая сырые ароматы осени. Даже грибы находим, которые аккуратно собираем в опустевший пакет.

— Мама обрадуется. Отец очень любит грибы, а у них в той полосе такие не водятся.

— А где они живут?

— В Ростовской области.

— Ого! Далековато.

— Да. Я переехал в Москву давно. Сначала в институт архитектурный здесь поступил, а потом так и осел. Знакомства неожиданно завелись, которые помогли выйти на хороший заработок.

— Думаю, не только в знакомствах дело. Я видела твои дома. У тебя талант.

— Спасибо, — хмыкаю, принимая очередной гриб от Вари. Девочке нравится новая забава. В итоге через полчаса у нас образуется полный пакет.

— Наверное, мне пора, — улыбается Ксюша, но улыбка выходит безрадостная.

— Мы тебя не отпустим, пока ты не попробуешь маминой жареной картошки с грибами, — подмигиваю ей. — А потом сам тебя домой отвезу. Тебе сейчас не нужно торопиться. Ведь так?

Ксения нерешительно кивает.

— Вот и хорошо.

Уже на подходе к дому у Ксюши звонит мобильник. Она отходит в сторону и тихо что-то говорит в трубку. Разговор скупой и короткий и от него лицо женщины снова становится безжизненным. Разговор-туча, которая стёрла все солнечные отблески.

— Всё в порядке?

Ксюша ссутуливает спину, будто хочет казаться ещё меньше, чем она есть, и коротко кивает. Понятно, это не моё дело. С чего я возомнил, что мы хотя бы на дружескую фазу успели перейти?

Оставляю дочку с матерью, а сам везу Ксюшу домой. Вижу, что не стоит настаивать на совместном ужине. Женщина вымотана и держится из последних сил.

— Ксюш, ты главное не замыкайся в себе. Если какие-то трудности или просто настроение паршивое — звони. Разберёмся. Договорились? — и почему мне хочется помогать этой забитой жизнью женщине? Своих проблем мало?

— Угу. Только, не думаю, что это правильно, — тихо говорит она, накидывая палантин. — Я и так сегодня глупость совершила, позвонив тебе.

— Почему? — останавливаю, хватая за руку, и не позволяю покинуть машину. Ксюша замирает и во все глаза смотрит на меня.

— Ни к чему чужому мужчине проблемы посторонней для него женщины.

— Ты не посторонняя, — говорю вполне искренне. — Ты любишь мою дочь. Защищала её, когда меня рядом не было. Ты ей почти матерью стала, поэтому я хочу, чтобы ты и дальше рядом была. Я очень благодарен тебе.

Ксения грустно кивает и деликатно вытаскивает свою руку из моего захвата. Отпускать её не хочется, но приходится.

— Просто не замыкайся в своих горестях, — говорю на прощание.

Ксюша опускает голову и бредёт к подъезду. Такая маленькая и несчастная, что в грудине что-то лопается. Зараза!

Выскакиваю из машины и бегу следом, нагоняя её уже в подъезде. Хватаю за руку, разворачиваю к себе и целую. Просто губами к губам прикасаюсь и замираю, ожидая, что сейчас мне прилетит по морде.

Но она закрывает глаза, судорожно втягивает воздух, дрожа всем телом, а потом сама разрешает поцеловать себя по-настоящему. Губы приоткрывает, позволяя углубить поцелуй, и обмякает в моих руках.

Впервые у меня так крышу сносит. От обычного, мать его, поцелуя. Но даже не в нём дело. Я чувствую себя нужным, особенным. Раньше мной пользовались, впрочем, как и я. Женщины искали выгоду, велись на деньги. Ещё раньше просто на смазливую морду и дерзость.

А теперь всё было иначе. Ксюша видела во мне мужчину — защитника. И, чёрт! Это подкупало, это заставляло идти за ней, как собачонке на привязи. Мужчина всегда хочет почувствовать себя рыцарем, несокрушимой скалой, способной на всё. И если женщина ему даёт это чувство, то всё — он пропал.

Я пропал! Я утонул в Ксении, как в бездонном океане, наполненном нежностью.

— Это неправильно, Дим, — шепчет она, отрываясь от моих губ. — Я беременна, я замужем. Отпусти.

— Ты сама-то хочешь уйти?

— А что значат сейчас мои желания? — горько усмехается она, поднимая на меня, наполненные душевной мукой, глаза.

— Только это и важно, Ксюш.

— Костя не отпустит. Я ношу его ребёнка, — Ксюша гладит меня по щеке. — Ещё вчера я бы отдала всё за такие слова от тебя. Даже признаваться стыдно, но я влюбилась в тебя почти с первого взгляда. И ведь решила уже, что уйду от мужа. Я больше не в состоянии терпеть его тиранию. Ещё вчера вечером пыталась найти выход из своего сложного финансового положения. Работа малооплачиваемая, идти по сути некуда. Но я была счастлива от своей смелости, от того, что приняла для себя переломное решение. И вдруг ты с таким заманчивым предложением, которое решает львиную долю моих проблем, но ещё сегодня мне сказали о малыше. Куда я теперь пойду, Дим? — по щекам Ксюши катятся крупные слёзы.

— Не усложняй. Я приму тебя с ребёнком. Всё будет хорошо.

— Это сейчас ты так говоришь, а потом? Что будет потом? Я насмотрелась на женщин, которые бросались в омут с головой, наплевав на всё. А после оставались у разбитого корыта. На них сыпались упрёки о том, что они содержанки, да ещё и чужой ребёнок на шее у мужчины. Я так не хочу. Я так не смогу!

— Ксюша, прекрати. Я никогда так не поступлю.

— Потому, что я нужна Варе?

— Потому, что ты нужна мне. Мне с тобой хорошо. Просто рядом находится, понимаешь? Я не могу объяснить лучше, уж прости. Просто обещай, что подумаешь, ладно?

— Хорошо, — шепчет она, а я не сдерживаюсь и ещё раз жадно её целую. На губах до сих пор привкус маминых булочек с корицей. Он кружит голову и наполняет теплом.

— Нас увидеть могут, — отстраняется Ксения, когда где-то в подъезде раздаётся хлопок двери. — Не хочу, чтобы соседи сплетничали. Уходи, Дим.

— Позвони мне. Обязательно. Слышишь?

Ксюша кивает и поднимается по лестнице. Не оборачивается, хотя мне безумно хочется увидеть ещё раз её пылающие щёки и лихорадочный блеск в глазах.

И не думает же она, что я так просто сдамся? Сама ведь сказала, что любит. Ухмыляюсь своим мыслям и выхожу из подъезда, решив бороться за эту женщину до победного конца.

Глава 8

Ксения

Как только оказываюсь дома, перестаю сопротивляться сметающему урагану чувств. Сползаю на пол и начинаю плакать. Я должна сейчас себя чувствовать самой счастливой, но этого нет. Вместо счастья, прожирающая насквозь безысходность. Сейчас мне почти хочется, чтобы беременность пошла по предыдущим сценариям. Это ужасно, и я начинаю себя ненавидеть за такие мысли.

Но и броситься в омут с головой не могу. Я здраво оцениваю свои шансы с Димой. Приживалка с чужим ребёнком на шее. Это только в сказках бывает счастливый конец, а в жизни всё иначе. Есть исключения, конечно, но они касаются любви. Настоящей, искренней, всеобъемлющей. Если мужчина любит, то примет женщину любой. И моя проблема заключается как раз в том, что я не верю в любовь Димы.

Я ему удобна, у него есть благодарность, которую он может принимать за любовь. Слишком мало мы знакомы, чтобы говорить о каких-то глубоких чувствах. Бывает, конечно, любовь с первого взгляда. Но, как мне кажется, это не Димин случай. Возможно, мой, но не его. Что уж говорить, если я сама потерялась в собственных чувствах! Как я могу здраво оценивать ситуацию и чужое к себе отношение?

Встала и, покачиваясь, побрела в спальню. Сегодня даже ужинать не хотелось. Вообще ничего не хотелось, кроме как вырубиться и ни о чём не думать.

Утром едва хватает сил, чтобы приползти на работу.

— Ксюш, что с тобой? — начальница сразу отмечает мой «цветущий» вид.

— Нездоровится, — отмахиваюсь, стараясь побыстрее скрыться с её глаз.

— Ты не знаешь, как там Варя? А то служба опеки собралась отправлять проверку…

— У Вари всё отлично. Она счастлива.

— Значит, ездила, — по-доброму вздыхает женщина. — Иди уже, горе моё, — машет она рукой, отправляя меня на обход.

С начальством мне повезло. Антонина Владимировна относится ко мне, как к дочери, искренне переживает за меня. Наверное, именно поэтому ещё не уволила такого ненадёжного сотрудника. Кто ещё будет терпеть, когда его подчинённый по месяцу-полтора валяется в больнице? И это не один раз в год.

Погладила свой плоский живот и тихо прошептала:

— Малыш, ты уж не обижайся на маму. Ты ни в чём не виноват. Я уже тебя люблю и жду. Главное расти, сил набирайся и появляйся на свет здоровеньким.

Через несколько дней я примиряюсь с ситуацией. Мне кажется, уже все слёзы выплакала. Дима звонил пару раз, но я не брала трубку. Так лучше. С глаз долой, как говорится.

Но, оказывается, что мужчина и не собирается так легко сдаваться. По утрам от него начали приходить милые сообщения с пожеланиями доброго утра и разными смешными картиночками. А ещё через неделю мой телефон ломился от анимаций с котятами, енотами и прочими забавными зверушками, трогательно что-то обнимающими.

— «Мы с Варей скучаем», — каждый раз гласила подпись.

Я смеялась сквозь горькие слёзы, прижимая телефон к груди. Этот несносный мужчина решил взять меня измором? И, похоже, они с Варежкой создали коалицию. Теперь от них приходили фото с умильными рожицами. Иногда по пять штук в день.

— «Мы скоро умрём от тоски по тебе», — подписывал Дима снимки, каждый раз вызывая во мне эмоциональный взрыв. Он волной проходил по рёбрам, норовя разворотить грудную клетку. Долго я смогу выдержать эту осаду?

— «Дима, пожалуйста, не надо. Скоро Костя вернётся. Не хочу, чтобы он наткнулся на твои сообщения и подумал не Бог весть что», — наконец написала, добровольно лишая себя лучика солнца, который шёл рука об руку с ядерным внутренним взрывом.

— «Ты невероятная женщина, Ксю. Я хочу, чтобы ты была моей. Хочу целовать тебя по утрам и вечерам. Хочу, быть поводом для твоей улыбки».

— «Вы с Варей и так повод для моей улыбки. Но, прошу, не усложняй».

— «Почему ты не хочешь дать мне шанса?»

— «Потому что это шанс потом может стоить мне очень многого, Дим».

— «Ты настолько не доверяешь мне?»

— «Я уже разучилась доверять даже самой себе».

— «Ксю, я люблю тебя».

Прочитав такие простые и бесхитростные три слова, буквально ухнула головой вниз с обрыва. Я смотрела на экран и не могла ничего написать в ответ. Вернее, у меня было столько слов, что я просто терялась в этой мешанине, которая царила у меня в голове.

— «Я позвоню, возьми трубку, пожалуйста».

И тут же раздаётся звонок.

— Дима…

— Ксюш, я понимаю, что тебе страшно.

— Не понимаешь.

— Мне плохо без тебя. Именно мне. Я сейчас не буду давить, и прикрываться Варей.

— Ты лишаешь меня кислорода, не даёшь пережить всё, забыть тебя.

— Я не хочу, чтобы ты забывала меня! Я хочу, чтобы ты была рядом! Я как одержимый. Каждую ночь, ложась в постель, представляю рядом тебя. Как прижимаю к своей груди, как ты льнёшь ко мне, словно маленький котёнок.

— Медовые речи, — хмыкаю, вспоминая своего первого мужчину. Мы ещё были студентами первого курса. Боже, как он вился вокруг, как распинался о любви, какие комплименты говорил. А как только добился своего, то сразу потерял всякий интерес. А потом в моей жизни появился Костя, и я повелась на его сдержанность. Решила, дурочка, что это поведение настоящего мужчины. А теперь понимаю, что он выбрал меня из соображений удобства. Положительная робкая девочка, которая должна стать идеальной женой.

— Дядя Дима, — услышала хныканье на заднем фоне. Месяц прошёл, а Варя так и не начала называть его папой.

— Что, Вареник?

— У меня животик болит, — тихо жалуется девочка, а потом слышится какая-то возня.

— Ксю, я ещё позвоню. Пойду Вареника укладывать. Что-то она сегодня весь день на животик жалуется. Завтра у нас запись к врачу, хоть узнаю, что к чему.

— Передавай, что я её люблю.

— Передам.

А на следующий день приехал Костя. Услышав новость о беременности, даже не поинтересовался прогнозами врачей и моим состоянием. Воспринял всё как должное, как будто — это что-то в порядке вещей, и у нас уже десятеро по полкам.

Честно, я всё ещё ждала от него какого-то участия, что ли? Чтобы с тревогой заглянул в глаза, спросил, не болит ли чего. Но сегодня окончательно поняла, что ему плевать. Он зациклен только на себе.

И к вечеру уже была практически готова послать всё к чёрту и броситься к Диме в объятия, но он не позвонил. И даже не прислал обычное сообщение с милыми рожицами. Неужели решил прислушаться к моей просьбе? Внезапно от этой мысли накатила горечь.

Еле дождалась утра, чтобы позвонить самой. Не дети уже, чтобы в молчанку играть и обижаться непонятно на что.

— Привет, — выдохнула в трубку, стоя под мелким моросящим дождём возле подъезда.

— Привет.

Голос у Димы звучит замученно.

— Что-то случилось?

— Пока рано говорить. Мы с Варей вчера на обследование ездили. Всё не очень радужно, если в общих чертах.

— Что с ней?

— Врождённое заболевание печени. Я ещё сам не до конца понял. Требуются дополнительные анализы. Вот, как раз собираемся в клинику.

— Я приеду!

— Не надо, Ксю. У тебя работа. Всё в порядке, мы не при смерти. Как будет что-то известно, я сразу наберу.

Я подозревала, что у девочки что-то серьёзное! Просила Антонину Владимировну договориться о сложном обследовании. И она пыталась, но вся эта бюрократия, будь она неладна! Никому не нужны детдомовцы, а тем более больные. Это обуза для государства. Никто и палец о палец не ударит, чтобы помочь ребёнку с обследованием или путёвкой в санаторий при острой необходимости.

И теперь я винила себя. Не зная ещё диагноза, я корила себя, что не была достаточно настойчива. Надо было ночевать под министерским кабинетом. Что угодно сделать, но добиться этого чёртова направления!

Весь день варюсь в собственном адском котле из чувства вины и тревоги за девочку. Несколько раз порываюсь позвонить, но в последний момент откладываю телефон. Дима обещал сам, как только будет что-то известно.

Звонок меня настигает в автобусе по дороге домой. И хорошо, что в этот момент я сижу, иначе точно упала бы.

— У Вари врождённый порок печени, если упростить, — без приветствия сообщает он. Как кувалдой по голове. — Метаболическая патология. Требуется пересадка, а я не подхожу! — выдыхает Дмитрий, и я буквально ощущаю его растерянность, боль и бессилие.

— Почему? Ты же отец, — единственное, что могу сейчас произнести.

— У меня другой резус крови — отрицательный. Орган может не прижиться.

— Как срочно нужна операция?

— В течение пары месяцев. Печень уже в ужасном состоянии. Она отравляет весь организм. Оказывается, Варя не жаловалась, терпела до последнего, чтобы не беспокоить меня. Ты понимаешь, Ксю? — голос Димы срывается, и я слышу судорожный вздох.

— Сложно найти донора?

— Как мне сказали, довольно проблематично. Там очередь на год вперёд! У Вари нет столько времени, — хрипло говорит Дима, и я вдруг понимаю, что он на грани истерики.

— Я сейчас приеду, — отвечаю решительно, выскакиваю на ближайшей остановке и несусь на такси к ним.

Костю оповещаю обо всём по дороге в клинику. Он злится, чего я в принципе и ожидала. Но мне плевать на его недовольства. Впервые в жизни мне плевать… Потом звоню на работу и обрисовываю ситуацию. Благо начальница всё понимает и без вопросов даёт мне отгул на следующий день.

Залетаю в клинику, коротко объясняю администратору, кого ищу, а потом лечу по коридору в нужную палату. В ней на белоснежных простынях, утыканная трубками лежит Варежка. Она прижимает к себе матерчатую кошку и со страхом смотрит на отца. Дима сам в панике. Я это вижу. Он сидит на стуле рядом с кроватью и держит дочку за худенькую пожелтевшую ручку.

— Всё резко ухудшилось. Буквально за два дня, — шепчет он, смотря покрасневшими глазами на дочь.

Подхожу и кладу руку ему на плечо.

— Всё будет хорошо. Варя поправится, — тихо говорю. — Да, Варежка? Мы же поборемся со злым драконом? Рыцарь обязан его победить и спасти принцессу, правда?

Девочка с улыбкой кивает.

— Можно тебя на пару слов? — обращаюсь к растерянному Диме и выхожу с ним в коридор. — Как определяют пригодность для донорства?

— Надо сдать кровь, — он устало растирает лицо ладонями. — Ксю, мне страшно, — выдыхает этот сильный мужчина. — /Запрещено цензурой/, как страшно!

— Ты думаешь, что Варе меньше? Она видит, в каком ты состоянии. Соберись и заходи к дочери с улыбкой, в полной уверенности, что всё обойдётся. Дети всё чувствуют. Ей сейчас нужна непробиваемая стена в лице тебя. Стена, за которую она сможет держаться.

— Варя боится, что я её брошу. Мы ходим к психологу уже пару недель. /Запрещено цензурой/! — в сердцах выдаёт мужчина, ударяя кулаком о стену.

— Тем более. Дай ей уверенность в светлом завтра. Я буду с вами. С тобой буду, но сейчас ты должен собраться.

— Откуда в тебе столько силы? — Дима смотрит на меня больными глазами.

— Я привыкла бороться, — пожимаю плечами. — Возвращайся к дочери, а я принесу нам кофе и что-нибудь поесть. Уверенна, что ты голодный.

— Не знаю. Я сейчас не чувствую голода.

Кивнула и пошла к больничному кафе, которое попалось мне по дороге к палате. Всё же, частные клиники отличаются от государственных. Просто небо и земля.

Глава 9

Дмитрий

После истории с разбитой статуэткой начал поиск хорошего детского психолога. Оказалось, что это не такая уж простая задача. В итоге нашёл по рекомендации через знакомого.

— Варь, сегодня мы пойдём к одной тёте, которая научит тебя не бояться, — не смог подобрать более подходящего определения. Как объяснить ребёнку, что ему необходим психолог?

— Я не боюсь, — храбро заявляет Варя, поджимая губы и утыкаясь носом в Плюшку.

— Да, ты у меня очень храбрая девочка. Я даже сам иногда завидую твоей смелости, — присаживаюсь на корточки, заглядывая дочери в глаза. — Но все люди чего-то боятся. Это нормально. Понимаешь?

— И ты? — шепчет Варя.

— И я, — улыбаюсь, кладя руки на маленькие острые плечики.

— И тоже ходишь к тёте?

— Сейчас не хожу. Но, ты знаешь, пожалуй, я составлю тебе компанию.

— А чего ты боишься? — интересуется ребёнок, во все глаза, смотря на меня.

Как ей объяснить, что взрослый и большой дядька боится каких-то элементарных вещей? Например, невзначай задеть чувства своей дочери. По идеи, в глазах Вари я должен быть несокрушимым богатырём, который не должен ничего на свете бояться.

— Если я скажу, то ты будешь надо мной смеяться, — подмигиваю девочке.

— Не буду! — торжественно обещает она и даже начинает на носочках пружинить от любопытства.

— Я боюсь пауков, — страшным шепотом сообщаю ребёнку.

Она делает большие глаза и улыбается.

— Я тоже боюсь пауков, — доверяет мне свою тайну. — И тётя научит их не бояться?

— Она попробует.

— Тогда ладно, — наконец, соглашается Варя. — Плохо, когда всего боишься. Я бы хотела стать храбрее.

— Вот и молодец. Это будет наше сражение со страшными монстрами. Давай представим, что мы попали в волшебный мир с заколдованными жителями. Злой колдун наложил на них проклятие из-за того, что они были храбрыми. Он был очень-очень трусливым, как маленький мышонок. И тогда из зависти он заколдовал всех жителей волшебной страны. И только нам под силу снять проклятие, показать, что храбрость не умерла, что им просто нужно бороться, и тогда чары злого волшебника спадут.

— Ух ты! Мы будем самыми настоящими волшебниками?

— Конечно, — подмигнул Варе и отправил её одеваться.

Фух! Кажется, ещё один метр минного поля пройден, и даже руки с ногами на месте.

Вероника Сергеевна оказалась женщиной примерно моего возраста. Она поздоровалась с Варей и попросила её посидеть в приёмной, поразвлекать секретаря, на что девочка охотно согласилась. Кажется, у моей дочери лучше получается находить общий язык со взрослыми, нежели с детьми.

— Слушаю вас. Расскажите всё подробно, а то из разговора по телефону сложно составить полную картину.

Я поведал всю историю обретения мной Вари с самого начала. Упомянул о её неспособности давать отпор и о страхах, которые успели показать себя во всей красе.

— Я хочу рассказать дочери, что она моя родная, что я никогда не отдам её, несмотря ни на что. Но мне страшно. Я боюсь её реакции. Боюсь, что она не простит меня за то, что провела пять с лишним лет в детском доме. Ребёнку ведь не объяснишь всего. Варя будет считать меня предателем!

— Это хорошо, что вы ставите во главу всего чувства Вари. Вы молодец, что привели её к специалисту. Я попробую помочь. Вам нужно будет посещать сеансы два раза в неделю. С моим секретарём обсудите удобное для вас время. А сейчас зовите свою дочь.

Варя боялась одна заходить в кабинет к незнакомой тёте, но я напомнил ей о великой миссии спасения сказочных жителей, и малышка уверенно шагнула через порог.

Оказалось, что самое подходящее для меня время — это восемь вечера по будням. С натяжкой буду успевать забирать Варю и привозить её сюда после работы, но вариантов не было. Придётся научиться делать почти невозможные вещи.

Скоро ещё и мама уедет, а я так и не нашёл, с кем буду оставлять Варю. Самым подходящим решением пока что была мама друга. Она жила одна и была не против присмотреть за ребёнком. Это выход на какое-то время, но мне нужно срочно искать альтернативу.

Через час дочь выходит из кабинета, неся в руках ворох рисунков.

— Ух ты, — пытаюсь заглянуть, что там. — Кого рисовали?

— Страхи, — важным шепотом отвечает Варя, прижимая листки к груди. — Оказывается, они живут внутри меня, и я их могу нарисовать. Придумать каждому внешность. Здорово, правда?

— Правда. А потом, что ты с ними будешь делать?

— Я ещё не знаю. Пока они вредничают и не хотят со мной разговаривать. Но Вероника Сергеевна пообещала, что они обязательно расскажут, как с ними общаться.

— Здорово. Говори Анжелике Сергеевне «до свидания» и поехали кормить Акбара. Он, наверное, готов уже начать питаться маленькими девочками.

Варя звонко смеётся, прикрывая рот ладошкой.

— Акбар не ест маленьких девочек, даже если голодный!

— Но проверять мы не будем, — подмигиваю дочери, застёгивая молнию на пуховичке.

— А тётя Ксюша скоро к нам приедет?

— Надеюсь, что скоро, — беру дочь за руку, выводя из приёмной.

— Дело в том, что тётя Ксюша живёт со злым драконом, который не хочет выпускать её из башни, чтобы она приехала в гости к маленькой принцессе.

— Дракон, это муж что ли? — тут же догадывается сообразительный ребёнок.

— Угу.

— Тогда отважный рыцарь должен с ним сразиться и победить. Он должен спасти несчастную принцессу от злобного дракона, — и Варя с хитринкой смотрит на меня.

— И в кого ты такая умница? — улыбаюсь.

— Сама в себя, видимо, — пожимает плечами Варя.

«Точно уж ни в свою мамашу», — зло думаю про себя, пристёгивая дочку в детском кресле.

Теперь я сам себе напоминаю загнанную лошадь. Никогда ещё мой график не был настолько безумным, даже когда приходилось вести параллельно несколько сложных проектов. Отвожу Варю к Вере Петровне, затем еду в строительную компанию, встречи с заказчиками, забираю дочь, психолог, ночные заседания с чертежами и так по кругу.

И, несмотря на это, мы с Вареником умудряемся взять Ксюшу в осаду. Дочка сама подсказывает, что лучше отправить её любимой воспитательнице в качестве «доброго утра». Девочка с радостью восприняла идею заполучить тётю Ксюшу себе в безграничное пользование.

Я сразу сказал дочке, что есть шанс проиграть эту битву. Что мы можем не отвоевать для себя маму, но попытаться нам никто не может запретить.

— Она очень хорошая. Ты правильно всё решил. Такие мамы на дороге не валяются, — глубокомысленно изрекает ребёнок, транслируя такую серьёзность, что невольно расплываюсь в улыбке. Попутно отмечаю, что дочка неосознанно перешла на «ты» и от этого радостью затапливало всю грудину. Да, пока ещё не папа, но уже и не чужой дядька.

Теперь наше утро начиналось с ритуала «порадуй тётю Ксюшу». Мы искали милые картинки и видео, делали совместные фото и строили планы завоевания сердца нашей будущей мамы.

— Ты должен подарить ей цветы, — Варя упирается кулачками в бока. — Все женщины любят цветы, — хвастается своими познаниями в женской психологии моя маленькая девочка.

— Ты права, — улыбаюсь. — Как только тётя Ксюша приедет к нам в гости, обязательно подарю ей шикарный букет. Сама выберешь.

Варежка с готовностью кивает и смешно морщит лобик. А потом становится не до любви с романтикой. Замечаю, что дочка всё больше сидит где-нибудь в укромном уголке и старается не участвовать в подвижных играх, хотя я всё время ей предлагаю.

На мои вопросы о том, болит ли у неё что-то, она всё время отрицательно вертит головой, но я замечаю, как в глазах дочери мелькает страх. Мне это чертовски не нравится. Готов сорваться к врачу хоть сейчас, но успокаивает мысль о том, что у нас запись всего через два дня, и за это время ничего критичного не должно произойти.

В вечер накануне поездки в клинику, Вера Петровна экстренно вызывает меня с работы. У Вари произошёл приступ. У дочери так болел живот, что даже скорую пришлось вызвать, когда домой приехали. И врач указывает на то, что у Вари кожные покровы имеют желтоватый оттенок. Это ещё не сильно бросается в глаза, поэтому я списывал на смуглость. Ведь и сам не белокожий. Но всё оказалось гораздо страшнее.

— Когда будете проходить обследование, скажите врачу, чтобы особое внимание уделил печени, — тихо говорит фельдшер, когда мы выходим из детской. — Хотя, если он грамотный специалист, то и сам всё поймет, без подсказок. У вашей дочери начинается желтуха, и причин этому может быть множество.

Никогда я ещё не испытывал такого страха, как в утро обследования. Уже по дороге в клинику, буквально трясёт. Пытаюсь не выдать своего состояния, напугав Варю ещё больше. Она и так сжалась на заднем сидении в комочек и затравленно смотрит на меня.

— Ты помнишь, что я с тобой? Что мы сражаемся со страхами?

Девочка насуплено кивает, прижимая к себе кошку.

— Вот и молодец, — улыбаюсь сквозь силу, чувствуя, как выворачивает все внутренности.

Пока Варенику делают УЗИ, МРТ и берут различные жидкости на анализ, мечусь по кабинетам, как дикий зверь, пойманный в клетку. Варя стоически выносит все процедуры, стараясь, лишний раз даже не морщиться. Моя маленькая храбрая девочка. И пусть все, включая её саму, думают иначе, но мне кажется, что этот ребёнок храбрее взрослого большого дядьки, который готов в обморок от страха грохнуться.

То и дело прошибает холодный пот, когда вижу врача со снимками.

А сам выдаю напряжённую улыбку, пытаясь скрыть нервяк, когда Варя с надеждой смотрит на меня.

— Всё будет хорошо, — шепчу одними губами, когда девочка лежит в аппарате МРТ.

А потом мир обрушивается, погребая меня под руинами. У моей дочери врождённый порок печени. И ей ещё сильно повезло дожить до такого возраста без операционного вмешательства.

Колошматит, разрывая на части изнутри. Сейчас я готов перевернуть этот чёртов обрушенный мир, чтобы спасти своего ребёнка, но оказывается, что моего желания для высших сил слишком мало. Я не подхожу в качестве донора. Что за /запрещено цензурой/?

Варю экстренно госпитализируют, подключая к аппаратам. Нахожусь в прострации, не в состоянии переварить произошедшее. Помню, что звонил маме и рассказывал о случившемся, убеждал не приезжать. Пытался говорить максимально непринуждённым тоном, чтобы не пугать её.

А с Ксюшей не выдержал. Внутреннее состояние выплеснулось наружу, заставляя издавать хрипы вместо слов. Эмоции перекрыли горло, не позволяя выдавать нормальную речь. Врачи только что сказали, что у Вари очень мало времени, а найти донора сложно, иногда на это требуется не один месяц.

Дышать тяжело. Заставляю себя втягивать воздух с хриплым свистом.

— А если поискать за рубежом?

— Мы попытаемся, но хотим предупредить, что это очень дорого, да и не факт, что у них найдётся подходящий донор.

— Деньги не имеют значения, — выдаю глухо, прикидывая, сколько стоит мой дом и машина.

— Хорошо, мы будем держать вас в курсе. Но вы всё же рассмотрите вариант с матерью девочки, — говорит врач. Он знает, что она сдала Варю в детский дом, что шансов на то, что она захочет помочь дочери, почти нет, но… — Или ваши родители, братья сёстры?

Качаю головой, до боли сжимая кулаки. Родители уже не в том возрасте, чтобы переносить общий наркоз. Отца он точно убьёт, да и мама уже не блещет здоровьем. Менять одну жизнь на другую? Я не готов к этому. Просто, /запрещено цензурой/, не готов!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 10

Ксения

Вместо того чтобы идти к кофейному автомату, сворачиваю к регистратуре.

— Подскажите, пожалуйста, как можно сдать анализы на совместимость?

— Вы хотите стать донором? — интересуется молоденькая медсестра.

— Да.

Я сама пока не понимаю логики своих поступков. Вся эта ситуация меня прибила к земле и не позволяет голову поднять. Созерцаю тьму вокруг себя, не зная, как из неё выбраться. Диму успокаивала, а сама готова в океан безысходности провалиться. Волны, одна за другой захлёстывают, не позволяя сделать спасительный глоток воздуха.

Если я получу положительный результат, то, как буду действовать? У Вари нет возможности ждать девять месяцев, пока я буду вынашивать ребёнка, а пойти на операцию, будучи беременной, означает одно — смерть не родившегося ещё малыша. У меня и так показатели ужасные.

Да, врачи не дают надежды, страша неутешительными прогнозами, но это не отменяет надежды. Только на ней я и держалась последние два года. Смогу я собственноручно подписать приговор своему, не родившемуся малышу, спасая Варину жизнь?

— Пойдёмте, — вырывает меня из горьких мыслей голос медсестры.

Механически переставляю ноги, следуя по длинному коридору за девушкой. Она приводит меня в процедурный кабинет и даёт указания полной улыбчивой женщине.

— Вы кому-то конкретному донором стать хотите или в принципе? — уточняет женщина, беря из рук девушки анкетные листы.

— Васильевой Варваре Дмитриевне.

— Ясно, — женщина делает пометки на листах, а потом просит закатать рукав.

Заторможено смотрю, как контейнер заполняется густой тёмной кровью.

— Результат будет через пару дней, — кивает женщина, даёт мне ватку и начинает заниматься пробирками.

Выхожу в коридор и прислоняюсь спиной к стене, пытаясь продышаться и взять себя в руки. Немного успокоившись, иду, беру кофе, бутерброд и возвращаюсь в палату Вари. Она уснула, а Дима сидит рядом и воспалёнными глазами смотрит на дочь.

— Извини, там очередь была, — вручаю ему стаканчик с бутербродом. — Ты бы съездил домой, обмылся, вещи взял для неё и для себя. Я так понимаю, что Варя здесь надолго.

— Не могу её оставить, — шепчет мужчина, так и не притронувшись к еде.

— Дим, — мягко кладу руку ему на плечо. — Я побуду с ней, всё будет хорошо.

— А если она проснётся, а меня нет рядом? Ведь Варя боится, что я её брошу…

— Неужели ты думаешь, что я не смогу объяснить Варежке, что её папа поехал за вещами? — покачала головой и провела пальцами по затылку мужчины, ероша волосы и пытаясь прикосновениями его немного успокоить. С детьми всегда этот трюк срабатывал. На Диму, похоже, тоже подействовало, а вот на меня прикосновение к нему произвело обратный эффект. По телу разряды бежали, поднимая дыбом все волоски.

Он поймал мою руку и поцеловал в ладошку, уколов двухдневной щетиной.

— Я ещё на работу заеду, обрисую ситуацию. Не знаю даже, как быть. Отпуск мне дадут, но небольшой — пару недель. Если я не появлюсь в фирме дольше, то меня просто уволят. Им неинтересно держать ненадёжного сотрудника. Сроки по сдаче проектов никто не отменял.

— Улаживай всё, бери отпуск, а потом мы вместе что-нибудь придумаем, — мягко улыбаюсь, гладя Диму по колючей щеке.

— Спасибо, — хрипло шепчет, прикрыв глаза. Вздыхает тяжело, замерев на несколько секунда. А потом быстро собирается и уходит.

Опускаюсь в кресло и напряжённо обдумываю ситуацию. Сейчас Диме нужна няня для Вари, как никогда. Он не может позволить себе в данный момент потерять высокооплачиваемую работу. И я принимаю это решение. Да, не советуюсь ни с мужем, ни с мамой. Можно было бы у подруги совета спросить, но в силу обстоятельств, их у меня ни одной.

Чуть больше десяти лет назад мы переехали с мамой из Молдавии. Это была чужая нам страна. Бабушка вышла там замуж, полюбив приезжего. Но нам так и не удалось там прижиться. А после смерти отца и бабушки с дедушкой, мама вернулась в Россию. Благо здесь осталась однушка. Бабушка благоразумно не стала её продавать.

В Молдавии было тяжело. Работы нет, соответственно, как и денег на нормальную жизнь. Мы едва сводили концы с концами. Иногда даже есть, было нечего. Спасала бабушкина квартира. Хоть какие-то деньги за сдачу жилья. На них и купили два билета до Москвы.

Но никто нас в России не ждал. Маме едва удалось устроиться уборщицей на швейную фабрику в Химках. А теперь ещё и квартиру необходимо было оплачивать. Благо жизнь нас приучила быть цепкими. Мама за полгода обучилась шитью и сменила тряпку и швабру на место за машинкой. Не сказать, что денег стало сильно больше, но теперь хоть на еду хватало. Я тоже старалась подрабатывать, где только получалось. На автомойках, на улицах листовки раздавала, потом каким-то чудом в кондитерский цех устроилась, где требовалась девушка на украшение тортов в ночную смену.

Из кондитерской удавалось взять кое-какой еды, что было хорошим подспорьем. Мама настаивала на том, чтобы я пробовала поступать хотя бы в техникум, но мне было невдомёк, как я смогу совмещать работу с учёбой. На мамину скромную зарплату нам было просто не выжить.

Но судьба вмешалась в нашу почти наладившуюся жизнь, внося свои коррективы. Идя с ночной смены домой, я нарвалась на насильника. Как потом оказалось, это был постоянный клиент кондитерского цеха, который пару раз видел меня мельком в зале. Приметил, даже знаки внимания стал оказывать, но я несколько раз дала ему отворот поворот.

Мужчина был на тридцать лет старше — целая пропасть. И его отказы сопливой девчонки сильно разозлили. Ведь он мне золотые горы обещал. А я, нищебродка, посмела нос от него воротить. Вот и встретил он меня в сквере.

Потом испугался содеянного, откупился местом в институте. Как рассматривать этот эпизод моей жизни? Как нечто ужасное или шанс, который дала мне вселенная? Подумаешь, несколько месяцев по врачам таскалась, зато теперь у меня было место в московском институте.

Вспомнив об этом, хмыкнула, прикладывая руки к ещё плоскому животу.

А потом была работа дворником, чтобы хоть как-то помочь маме. Она не справлялась. Втайне от меня по ночам шила левые заказы. Думала, что я сплю и не слышу. Но денег всё равно не хватало, поэтому я и устроилась дворником. Вставала в четыре утра, мела улицы, чистила снег, потом бежала в институт, а вечером мыла подъезды. Так я окончательно потеряла женское здоровье. Однажды просто присела передохнуть, потому что от усталости ноги подкашивались, и в глазах темнело, да так и уснула на лестничной площадке.

Меня разбудил мужчина, возвращавшийся домой с вечерней смены. Но я уже просидела на стылом бетоне несколько часов. В итоге застудила все женские органы, мочевой пузырь и почки. Долго лечилась, но мне сказали, что теперь это хроническое, и скорее всего, ставит на мне крест, как на матери. Но я пыталась вопреки прогнозам врачей. Пыталась…

Варя проснулась часа через два после Диминого ухода.

— Привет, — улыбаюсь девочке, которая тут же напрягается, не увидев папу рядом. — Выспалась? — беру маленькую пожелтевшую ручку в ладони.

— А… — малышка запинается и с беспокойством осматривает палату. — Папа?

Похоже Варя впервые назвала Диму папой, и как назло того не было рядом.

— Папе надо было съездить домой. Он попросил меня посидеть с тобой. Ты же на него не сердишься?

Девочка с грустным видом качает головой.

— А ты кушать хочешь? Давай я тебе что-нибудь принесу? Спрошу у врача, что тебе можно и выберу самое-самое вкусное.

— Не хочу, — вздыхает Варя, прижимая к себе Плюшку.

— Эй, так нельзя. Надо кушать обязательно.

— Меня тошнит, — начал хныкать ребёнок, а у меня в груди волна боли поднимается, захлёстывая с головой.

— Ладно, тогда поешь, как папа вернётся.

— Я домой хочу, — всхлипывает Варя.

— Ты обязательно пойдёшь домой, как только поправишься. И я пойду с тобой. Решила согласиться на предложение твоего папы присматривать за тобой.

Девочка, было, встрепенулась, но потом снова сникает, сжимая свою мягкую игрушку.

— Только присматривать? Ты не хочешь стать моей мамой?

— Очень хочу, Варежка, но если бы всё в мире подчинялось нашим желаниям…

— А что сложного? Брось мужа и живи с нами, — непосредственно изрекает ребёнок.

Легонько смеюсь, гладя Варю по голове.

— Вот, вырастишь и поймёшь. А пока давай-ка я тебе сказку расскажу?

И мне ещё часа два приходится выдумывать разные волшебные истории о том, как храбрая принцесса сражается с разнообразными монстрами, и, конечно же, их побеждает. А как иначе?

Наши волшебные приключения прерывает врач, который пришёл, чтобы отключить несколько аппаратов.

— Как наша маленькая храбрая пациентка? — улыбается он Варе.

— Нормально, — бурчит девочка совсем по-взрослому, наблюдая, как врач проверяет датчики и вкалывает какие-то лекарства в капельницу.

— Это хорошо. Так, теперь ты можешь вставать, но ходить с капельницей, уж прости, — грустно улыбается мужчина и зовёт меня в коридор.

Выходим, плотно закрываем дверь и на всякий случай отходим подальше, чтобы Варя не слышала нашего разговора.

— Вы кем Варваре приходитесь?

— Няня. А вообще я её бывшая воспитательница из детского дома. Дмитрий Николаевич предложил присматривать за девочкой, и я согласилась.

— Это хорошо. Значит, я сейчас пришлю к вам медсестру с подробными инструкциями и схемой питания. Всю еду будете брать в больничной столовой. Дмитрий Николаевич уже всё оплатил.

Я грустно киваю и возвращаюсь в палату.

— Варя, доктор сказал, чтобы ты обязательно покушала.

— Но я не хочу.

— А папу расстраивать ты хочешь?

Девочка мотает головой, утыкаясь носом в Плюшку.

— А он сильно расстроится, если ты не будешь кушать. Тебе силы нужны.

Девочка тяжело вздыхает, но не спорит, послушно поглощая принесённую мной овсянку на воде с добавлением фруктового пюре. Бедный ребёнок! Ей эту гадость ещё долго есть придётся.

Дима приходит ещё через пару часов. К тому моменту Варя уже поужинала отварной перемолотой куриной грудкой и снова заснула.

— Спасибо, — тихо говорит он, выслушав отчёт. Мужчина приехал с небольшой спортивной сумкой, явно собираясь жить в больничной палате.

— Я решила согласиться на твоё предложение, — тихо говорю, глядя, как Дима едва касаясь, гладит дочь по голове.

Он непонимающе смотрит на меня.

— Я буду няней для Вари. Тебе нужно работать, за домом присматривать. Кстати, а на кого ты собаку оставил?

— Сосед обещал присмотреть за Акбаром. Давай выйдем.

Я не понимаю, что не так. Дима должен был обрадоваться моему согласию, а он сейчас напряжённо вглядывается мне в глаза и медлит. По его лицу ходят желваки, выдавая крайне нервное состояние мужчины.

— Что сказал муж по поводу твоего решения?

— Он ещё не знает, — опускаю глаза.

— А если Варе не найдут донора? — хрипит мужчина едва слышно. — Всего два месяца, — Дима судорожно втягивает воздух и шумно сглатывает.

Повинуясь порыву, обнимаю его, прижимаясь всем телом и кладя голову ему на грудь. Рядом с ним я чувствую себя Дюймовочкой.

— Найдут. Обязательно найдут! — говорю как можно твёрже.

— Просто. Я не знаю, Ксюш. Мне ужасно страшно, — Дима обнимает меня в ответ, утыкаясь носом в макушку. — Я взял на работе двухнедельный отпуск, но как представлю, что надо будет возвращаться и оставить Варю… А если это её последние дни? — сдавленно говорит Дима, напрягаясь всем телом. — Я с ней должен быть! Она и так была одна слишком долго. Не могу её оставить… — хрипит, выталкивая каждое слово с большим усилием.

— Не думай даже об этом. Всё будет хорошо. Тебе сейчас нельзя работу терять. Я буду с Варей днём, а ты ночью. Мы справимся. Слышишь?

— Угу, — сдавленно выдыхает Дима, буквально заставляя себя выпустить меня из объятий.

— Хорошо. Только боевой настрой, помнишь? Я улажу все дела за несколько дней. Постараюсь навещать вас по мере возможности. Звони, если что-то понадобится. Купить что-то или ещё чего.

На этом мы с Димой прощаемся, и я еду домой. Мне предстоит очень нелёгкий разговор с Костей.

Глава 11

Ксения

Домой приезжаю выжатая до основания. В голове беспокойный рой мыслей мечется, не давая расслабиться ни на минуту.

— Ты поздно, — Костя встречает меня холодно и с нескрываемым раздражением смотрит в упор. Честно говоря, совершенно нет сил, ещё с ним выяснять отношения.

— Сидела с Варей, пока Дмитрий ездил домой за вещами.

Муж сжимает губы в тонкую линию, но молчит.

— Кость, я решила уволиться с работы и принять предложение Дмитрия.

— Это ещё что за новости?

— Ему нужна няня для дочери. А сейчас как никогда. Он мне ещё раньше предлагал, обещал большую зарплату, но я отказалась. А теперь просто не могу…

— Какого чёрта?! — тут же вскидывается Костя. — Ещё не хватало, чтобы ты каждый день с этим мужиком в одном доме тёрлась!

— Ты же сам говорил, что мне надо искать другое место. Если я стану частной няней — это лучшая перспектива для меня.

— Вон, как ты всё вывернула?

— Я не понимаю, — тру устало виски, прикидываясь дурочкой. Естественно, всё я прекрасно понимала и была готова к подобным выпадам в мою сторону.

— Под предлогом перспектив, решила богатого мужика охмурить? — цедит Костя, сжимая кулаки. — А ты, не забыла, что беременна? Или это уже не проблема? Этот Дмитрий знает о твоём положении?

— Знает, — киваю устало и плетусь на кухню, чтобы хоть что-то в рот закинуть. — Не выворачивай всё наизнанку, Кость. Я хочу быть с Варей в трудное для неё время, а тут ещё и такое предложение выгодное. Можно неплохие деньги заработать.

— Ты просто прикрываешься этим ребёнком, — шипит Костя, следуя за мной по пятам.

— Хочешь сказать, и раньше прикрывалась? Это обычное совпадение. Расслабься, я тебя прошу. И не придумывай разной ерунды. В любом случае, я уже всё решила. Завтра пойду документы с прежнего места работы забирать.

— Вон как. Ты даже со мной не соизволила посоветоваться. Всё сама решила. Тебе плевать на моё мнение?

Хотелось честно ответить, что именно плевать, но я промолчала. Отвернулась к микроволновке, разогревая вчерашний суп.

— Кость, не нагнетай. Это обычная работа, только за неё платить будут в разы больше. Дмитрию не дадут длительный отпуск, ему нужна няня и срочно. А Варя мне доверяет, и я её очень люблю, — добавила тихо.

Костя психанул и вышел из кухни. Я стала привыкать, есть дома в гордом одиночестве.

Хоть и была вымотана, но заснуть никак не могла. Вязкие безрадостные мысли затягивали сознание в настоящее болото. Перед глазами всё время Варино пожелтевшее личико стояло, а потом картинка сменялась на покрасневшие глаза Димы, его напряжённые плечи и потерянный вид.

Измаявшись, смогла уснуть только к двум ночи. И сон не принёс никакого облегчения. Меня мучили тягостные сновидения, наполненные размытыми беспокойными образами и детским плачем. Встала с сильной головной болью, которая разрывала голову на части. И таблетки в моём положении пить нельзя…

Кряхтя, начала собираться на работу. Муж продолжал делать обиженный вид и показывать своё раздражение по каждой мелочи.

Я тоже молчала, не пытаясь оправдаться или просто сгладить углы. Мне надоело это делать за несколько лет супружеской жизни. Раньше пыталась, понимая, что мужчина может быть резким, категоричным и упёртым. Женщина должна уметь подстраиваться и гасить конфликты. Мне всегда об этом мама говорила, и я прислушивалась.

Наверное, это правило работает, когда любишь человека. А когда он становится безразличен, то любая надобность в гашении конфликта, отпадает сама собой. Кроме раздражения он уже не вызывает ничего.

На работе всё прошло гораздо лучше, чем мне думалось. Начальница не стала даже на отработке положенных двух недель настаивать, входя в положение.

Мы ещё около часа пьём с ней и другими нянечками чай, и мне постепенно удаётся прийти в себя. Антонина Владимировна всё про Варю расспрашивает. Видно, что интересуется не ради праздного любопытства. Действительно за девочку волнуется.

— Бедная Варюшка. Если бы только знать, что всё настолько серьёзно…

— Вы знаете, я думала над этим, себя корила. А потом поняла, что ничего бы мы не смогли сделать. Даже если диагноз вовремя поставили, то вряд ли кто-то искал бы донора для детдомовки. Начальница тяжело вздыхает, соглашаясь с моими словами.

— Ты заглядывай к нам, Ксюш, — Антонина Владимировна обнимает по-матерински на прощание, гладя по спине.

— Обязательно, — глаза снова на мокром месте. — Спасибо вам за всё, — шепчу хрипло.

— Если вдруг что, ты возвращайся, — Антонина Владимировна не озвучивает, что у меня с новой работой сможет не сладиться. Боится сглазить.

— Угу, — киваю, улыбаясь через силу. — Я вам так за всё благодарна. Вы мне как мама были.

Вижу, что у Антонины Владимировны тоже глаза на мокром месте. Ей бог своих детей так и не дал. Возможно, поэтому она с такой отдачей к своей работе подходит. Пытается найти выход материнскому инстинкту. Мы с этой женщиной во многом похожи. Она также сильно любит детей и тоже так и не решилась никого усыновить. Всегда говорила, что муж не хочет, да и в детском доме она может сполна себя реализовать. А потом с мужем их дороги разошлись, но возраст для усыновления уже не тот был. Мы друг друга понимали как женщина женщину. Как две души, жаждущие материнства, но до сих пор так и не получившие этого.

Ну, вот и всё. Я сделала шаг навстречу новой жизни, закрывая за собой двери детского дома. После прощания с Антониной Владимировной ещё битый час не могла покинуть уже бывшее место работы. Зашла с детками попрощаться, да так и застряла. Они не хотели отпускать. На все мои обещания, что я буду их проведывать, только носами хлюпали и обнимали крепко, не желая, чтобы я уходила.

Сердце рвалось в клочья, но глубоко внутри, каким-то шестым чувством я понимала, что сделала правильный выбор.

После обеда поехала в больницу и застала там просто умильную картину. Варя сидела на кровати, обложенная подушками, как на троне. На голове её красовались кошачьи ушки, украшенные блёстками, а Дима делал своей маленькой принцессе маникюр. Маникюр! Вокруг него стояло несколько тюбиков с лаками и ещё куча разных приспособ.

— Ничего себе, — улыбаюсь, рассматривая это действо. — Да тут настоящий салон красоты!

— Мы решили немного прийти в себя, — кивает Дима, сосредоточенно докрашивая детский мизинчик. — Блин, как вы это делаете? — пыхтит, пытаясь стереть лак, попавший на кожу. — Это же ювелирная работа!

Варя подносит руку к лицу и придирчиво рассматривает.

— Надо добавить блёсток, вздыхает она. — Тогда будет лучше.

— Всё настолько ужасно? — сокрушённо спрашивает Дима и пару секунд оценивает свою работу. — Да, блёстки точно нужны, — наконец, выдаёт вердикт, а я смеюсь. Так тепло на душе становится, что словами не передать. Наверное, это самое трогательное, что я когда-либо видела в жизни.

— Ничего, — утешает Варя отца. — Ты скоро научишься.

— А давай тебе тётя Ксюша в следующий раз маникюр сделает? — пытается откреститься мужчина от такой перспективы.

— Не-а. Ты будешь делать, — категорично заявляет ребёнок. — Тебе же опыта надо набираться.

— По-мо-ги-те, — одними губами шепчет Дима, поворачиваясь ко мне, и мы все вместе хохочем.

Кто-то скажет, что в такой ситуации не до веселья, но это будет неверно. Если зацикливаться на неприятностях, на негативе, то от этого никому лучше не станет. Напротив, негативная энергетика будет ещё сильнее усугублять ситуацию. Это правильно, что Дима нашёл в себе силы и придумал, как отвлечь Варю, да и сам немного отвлёкся.

— Варенька, ты кушала? — интересуюсь у девочки.

— Угу, — вздыхает она. — Папа заставил, хотя мне не хотелось.

И так у неё естественно и непринуждённо вылетает слово «папа», что я улыбаюсь, а Дима замирает на несколько мгновений, словно не веря в услышанное. Видимо, Варя впервые сказала при нём это важное слово.

— А папа ел? — интересуюсь, потому что вижу, как у Димы лицо меняется. Его нужно срочно спасать.

— Не-а, — мотает Варя головой. — Он от меня не отходил.

— А лак где взяли?

— Медсестра одна принесла. Папа попросил. Тут магазин недалеко есть.

— Тогда, если ты не возражаешь, я отведу твоего папу в столовую. А то он скоро в обморок голодный упадёт. Мы же этого не хотим? Нам папа крепкий и сильный нужен?

— Не хотим, — кивает малышка, и я жестами зову Диму в коридор.

Как только он вне палаты оказывается, сразу роняет лицо в ладони и какое-то время так стоит. Напряжённо, молча, застыв каменным изваянием. Трогаю его за плечо.

— Она меня папой назвала, — глухо говорит он, а после убирает ладони от лица. Вижу, что глаза у него покраснели. Мужчину буквально выворачивает от сильных эмоций. Я этот внутренний ураган кожей ощущаю.

— Я рада. Очень рада, — тихо шепчу.

Мы застываем в нескольких сантиметрах друг от друга. В глазах у обоих океан невысказанных эмоций. Здесь не место и не время и мы оба это понимаем, поэтому просто смотрим, не разрывая зрительный контакт, пытаясь всё сказать без слов.

Дима поднимает руку, чтобы коснуться меня, но потом опускает её, сжимая кулак и выдавая протяжный вздох.

— Пойдём полдничать? — пытаюсь разрядить обстановку.

Мужчина молча кивает, и мы идём по длинному светлому коридору, пропахшему лекарствами и безнадёгой. Здесь совершенно не место детям. Они должны бегать по дому, шкодничать, звонко смеяться и радоваться жизни, а не лежать в унылой палате, мучаясь от боли. Это несправедливо! Неправильно!

Чем малыши за столь короткий промежуток времени могли разгневать Создателя или Вселенную? Я не знаю, кто за это отвечает…

А Варя? Она и так вынесла уже слишком многое. Предательство матери, тяжёлые пять с лишним лет в детском доме…

— Ксюш, — Дима останавливает меня, разворачивает резко и прижимает к себе. — Эй, ты чего?

Только сейчас понимаю, что вздрагиваю, а по щекам катятся крупные слёзы.

— Это несправедливо, — шепчу ему в грудь. В его объятиях чувствую себя совсем малюсенькой.

Дима лишь вздыхает тяжело, гладя меня по волосам.

— Знаешь, когда Варя сегодня уснула, я долго смотрел на неё. Такую маленькую, жалкую… В груди снаряды рвались. Никогда не думал, что можно добровольно желать себе тяжёлой болезни. А ещё никогда в Бога не верил. Но сегодня я впервые молился. Как мог, своими словами. Просил его, чтобы он не мучал мою девочку, чтобы лучше меня наказал за все прегрешения, но не отыгрывался на ребёнке. Я всё готов отдать, лишь бы Варя поправилась. Всё… Понимаешь?

— Не зря она тебя папой назвала. Ты им стал. Ты полюбил Вареньку по-настоящему. И знаешь, пока нас не касается горе, мы не задумываемся о своих поступках. Не думаем, что Вселенная ответит через детей, ударит по самому больному, самому дорогому. А потом уже поздно становится, приходит время расплаты.

— Но она ведь не виновата ни в чём! — срывается Дима на хрип.

— В этом и заключается вся чудовищность ситуации.

В столовой оказалось безлюдно, что порадовало. Хотелось тишины. Мы с Димой взяли по порции пюре с котлетой и салатом, но оба ели без аппетита, хотя еда на удивление для больничного общепита оказалось вкусной.

— Я уволилась. Меня даже отрабатывать не заставили, — говорю мужчине, наблюдая, как он ковыряется вилкой в почти полной тарелке. — Дим, ешь. Тебе силы нужны.

— А сама-то? — хмыкает он, кивая на мою порцию.

— Подташнивает, — вздыхаю и отпиваю компот. — Если нужно, то я завтра смогу с Варей посидеть.

— Было бы неплохо. Несколько часов. Я смотаюсь домой, помоюсь. А то на бомжа становлюсь похож. Зарос весь.

— Не преувеличивай, — смеюсь.

— Что слышно с донором?

— Ищут. Пока глухо, — голос Димы на скрежет металла похож. Вздыхаю, утыкаясь в тарелку.

На следующее утро меня снова ожидает перепалка с мужем. Похоже, придётся привыкать к такому «доброму утру». Настроение и так хуже некуда, а Костя, такое ощущение, специально старается его на небывало низкие отметки опустить.

Но к обеду мне удаётся собрать себя в кучу, и в больницу я уже прихожу в относительно уравновешенном состоянии. Не хватало Диме ещё моих истерик.

Варя спит, поэтому он быстро уходит, надеясь, что дочка не будет волноваться по поводу его долгого отсутствия. Пользуюсь моментом и иду в регистратуру, чтобы узнать результаты анализов.

— Здравствуйте, — называю медсестре данные. Она роется в бумагах, а потом кивает.

— Да, пришли ваши результаты.

— И что там? — интересуюсь дрожащим голосом. У самой смелости не хватает прочитать.

— Вы полностью подходите, — говорит девушка, изучая листы.

Чувствую, как пол под ногами начинает плыть. Руки скользят по стеклу кабинки в попытке найти опору. Но у меня не получается, и я проваливаюсь в темноту.

Глава 12

Дмитрий

Всё нутро дыбом становится, как представлю, что надо к бывшей ехать. Знаю, что затея бесполезная, но должен цепляться за любую возможность. За два дня никаких подвижек с поиском донора. Не нашлось подходящих людей ни у нас, ни за рубежом.

Думал, что больше никогда не буду стоять у дверей этой кукушки, но жизнь распорядилась иначе. У неё оказалось специфическое чувство юмора с чёрным подтекстом.

— Что тебе надо? — зло интересуется Катя, как только видит меня на пороге.

— Пришёл поговорить по поводу нашей дочери. Кстати, её Варя зовут, — пытаюсь унять стихию внутри себя.

— Мне не интересно. И, кажется, мы уже выяснили всё ещё в прошлый раз.

— Твоя дочь больна! — не даю закрыть перед своим носом дверь.

— Я знала об этом ещё в роддоме, поэтому и отказалась от неё, — цинично отвечает Катя и продолжает попытки закрыть дверь. Не даю ей этого сделать.

— Что ты за тварь? Твой ребёнок умирает! Девочке срочно нужен донор. Я не подхожу, — выдыхаю сквозь стиснутые зубы. — Ну, хочешь, я заплачу? Большие деньги. Тебе ведь они нужны?

Катя останавливает свои попытки закрыть дверь и теперь уже с интересом смотрит на меня. Какой же надо быть циничной, продажной дрянью? У этого человека вообще душа есть?

— Сколько? — только и выдаёт она.

— Называй сумму, — борюсь с собой из последних сил, чтобы по роже этой гадине не съездить. Нельзя опускаться до её уровня. Дочери это не поможет.

— Э-э-э, нееет! Сам называй. А то я не в курсе, сколько нынче богатенький папочка готов за жизнь кровиночки отвалить.

— Стоимость твоей квартиры, — цежу. — Сможешь ремонт сделать или купить новую — лучше.

Катя смеётся неприятно, а потом кивает.

— Ладно. Уговорил. Что надо делать? Почку ей отдать или ещё что?

— Часть печени, — не узнаю собственный голос. Он больше скрежет напоминает. Металлическим прутом по бетону.

— Ещё путёвку в санаторий оплатишь. Должна же я потом здоровье восстановить, — нагло начинает торговаться Катя, хотя видит, что я еле сдерживаю себя.

— Хорошо.

— Куда надо ехать?

— Собирайся, я отвезу. Надо сначала сдать анализы на совместимость и пройти обследование.

— Я её мать. Естественно пригодна для донорства.

— Не мать ты ей, — выдыхаю зло. — Жду в машине возле подъезда. Собирайся.

С этими словами разворачиваюсь и начинаю спускаться по лестнице. Перед глазами багровая пелена. Одному только богу известно, каким усилием воли могу заставить себя немного успокоиться. Приваливаюсь спиной к холодной бетонной стене на площадке между этажами и начинаю глубоко дышать. Хочется крушить всё, до чего руки могут дотянутся, но я сдерживаюсь. Нельзя. Ради Вари я должен держаться. У неё есть только я. Если идти на поводу у эмоций, ничем хорошим это не закончится.

Воздух вокруг меня словно загустевает, приглушая звуки и краски внешнего мира. Вдох-выдох. Только это простое действие. Про себя веду отчёт вдохам, а потом перед внутренним взором печальные глаза Ксюши возникают. И каким-то чудом мне удаётся взять себя в руки. Даже образ этой женщины действует на меня благотворно.

Почему мы с ней встретились при таких обстоятельствах? Хотя именно они и послужили толчком. К чему? Мы по-прежнему чужие люди. Сворованный поцелуй ничего не значит. Но так хочется верить в светлое завтра. Что весь этот ужас закончится, Варя выздоровеет, а Ксюша станет ей мамой, а мне любимой женой.

Когда ты бредёшь вслепую, продираясь сквозь кромешный мрак, окутывающий со всех сторон, то чтобы не сойти с ума, тебе просто необходим лучик света. Мысли о счастливой семье со здоровой дочерью и любимой женщиной стали для меня таким лучиком.

Катя выходит довольно быстро. Только продышаться успеваю. На ней потрёпанная старая куртка явно с рынка. Даже дешёвым магазином тут не пахнет. И джинсы под стать. Замызганные и застиранные до дыр. И это не те потёртости, что вошли в моду. А именно выношенная до неприглядного вида вещь.

От Кати пахнет табаком и перегаром. Кривлюсь, стараясь инстинктивно отстраниться. Как она умудрилась так опуститься за шесть лет? Неужели эта женщина сама себе не противна?

— Что, боишься замараться? — будто читает мои мысли. Хотя, наверное, у меня всё на лице написано.

Молчу. Понимаю, что если открою рот, то могу не сдержаться. А ведь Катя была красавицей. Многие за ней по пятам ходили. А сейчас её шелковистые платиновые локоны превратились в паклю, лицо выдаёт первые признаки увядания, хотя Кате ещё и тридцати нет, ногти изгрызаны, да и вообще руки выглядят ужасно неухоженными.

— Если бы ты знал, каково мне пришлось, то не смотрел бы так осуждающе-брезгливо, — холодно говорит она, отворачиваясь к окну.

Совершенно не хочу знать подробности её жизни. Этой женщине нет оправданий и точка.

В больнице настаиваю на том, чтобы Кате провели полную диагностику печени. Надо исключить все риски для Вари. А если учесть, какой образ жизни ведёт Екатерина, то не удивлюсь, если орган окажется непригодным для пересадки.

У неё берут кровь, делают МРТ и говорят, что все результаты будут послезавтра. Даже не предлагаю зайти к дочери. Зачем? Она даже имени её знать не хотела.

— Пойдём, отвезу тебя домой, — говорю сухо и шагаю к выходу. Катя на несколько мгновений замирает, мнётся, но в итоге молча идёт следом.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Ксению застаю спящей в кресле. Варя тоже мирно посапывает, обняв Плюшку. От чего-то мне кажется, что за несколько часов, что я отсутствовал, что-то произошло. Ксюша будто выгорела. Кожа бледная, губы даже во сне, сжаты в тонкую линию.

Трогаю её за плечо, веду кончиками пальцев по нежной шее, заправляю прядь волос, выбившуюся во сне, за ухо. Ксюша глубоко вздыхает и распахивает глаза.

— Как Варя? — тихо спрашиваю.

— Всё стабильно. Приходил врач, назначил какие-то новые препараты. Бланк на тумбочке лежит, — кивает Ксюша в сторону документов.

— Посмотрю. А ты как?

— Нормально, — тихо говорит Ксюша и отводит глаза. Мне кажется, она ещё плотней губы сжимает и вся напрягается.

— Ты выглядишь уставшей. Правда, всё в порядке?

— Угу.

Она поднимается и начинает собираться.

— Я покормила Варю. Теперь перед самым сном дашь её йогурт и яблочное пюре.

Молча наблюдаю за Ксенией. Её, обычно плавные движения, сейчас резкие и какие-то дёрганные.

— Ничего не хочешь мне сказать?

Она качает головой, накидывая пальто. Не верю. Чувствую, что с ней что-то не так, поэтому притягиваю к себе и крепко обнимаю.

— А если я тебя не выпущу, пока не расскажешь? — шепчу в макушку, вдыхая её запах. Ксюша замирает, напрягается в моих руках, а потом поднимает бледное лицо, смотря на меня большими печальными глазами.

— Дима, — вздыхает. — Не надо. Правда, всё хорошо. Просто устала и недомогание из-за беременности.

Чёрт! Уже успел забыть. А ведь я знаю, какие у Ксюши проблемы по этой части.

— Не надо было тебе соглашаться на моё предложение. Я эгоист. Не место тебе здесь в таком положении.

Ксюша поднимает руку и кончиками пальцев касается небритой щеки. Не могу удержаться, наклоняюсь и целую её. Кто для кого сейчас опора — не разобрать. Мы тонем друг в друге, сплетая наше дыхание. Как же хочется назвать эту маленькую, хрупкую, уютную женщину своей. До ломоты в костях и скрежета зубов. Прижать к себе и не отпускать, покрывая поцелуями каждый сантиметр тела. Но я не могу. Она не разрешает называть её своей.

Навыдумывала себе каких-то преград! Да нет их /запрещено цензурой/. Эта женщина погрязла в своих страхах и стереотипах, мучая нас обоих. И давить на неё я не имею права.

Неужели она не понимает, что есть только два любящих человека, а остальное можно преодолеть? Не верит в мои чувства, в серьёзность намерений? Как бы я хотел развеять все её страхи и сомнения, но сейчас просто не до этого. Реально, мать его, не до этого. Варя на первом месте. Как только вытащу дочку, сразу в такую осаду возьму эту несносную женщину, что она просто не в силах будет противиться. Плевать на мужа! Сдастся как миленькая. И ребёнок для меня не помеха. Будет у Вари братик или сестричка. Главное, чтобы Ксюша рядом была.

Она мягко высвобождается из моих объятий и неровной походкой идёт к выходу.

— Завтра врач разрешил погулять с Варенькой, — говорит от двери. — Если хотите, погуляем вместе. К какому времени мне прийти?

— Часам к девяти сможешь? У меня есть важные дела.

Ксюша коротко кивает и выходит, оставляя меня в странном ступоре. Вот, чувствую подвох, но понять не могу, чего ждать.

Вечером долго читаю Варе сказки, мы даже общую выдумываем. Продолжаем развивать тему про двух бесстрашных героев. Теперь они угодили в чёрный страшный лес, где все деревья высохли, а трава стала серой из-за вредоносной магии.

— Но герои обязательно выберутся? — спрашивает Варя. Мне кажется, она понимает подтекст сказки, но мне не признаётся.

— Естественно! Это же настоящие храбрые воины, которые справятся с любыми трудностями! — бодро заверяю её, хотя скулить от боли хочется, глядя на эту пожелтевшую крошечку.

— Надо придумать героям награду. Что они получат, если смело пройдут все испытания и одержат победу?

Пожимаю плечами, подбирая достойную награду для храбрецов, но Варя меня опережает.

— Давай, они найдут королеву, и она согласится жить с ними?

— А королеву как назовём? — пытаюсь сделать вид, что не врубаюсь.

— Ксюшей, — шепчет малышка, утыкаясь носом в Плюшку. Игрушка сменилась, привычка осталась.

Хочется волком выть от этой робкой надежды в голосе дочери.

— Герой обещает, что сделает всё возможное, чтобы королева дала согласие.

Глаза дочери зажигаются радостью. Всё отдам, наизнанку вывернусь, но сделаю так, чтобы это выражение не уходило с лица дочери.

— Хочешь пройтись? — предлагаю. Варя и так пролежала на койке несколько дней, не вставая. И после робкого кивка, помогаю малышке встать.

Мы двигаемся очень медленно. Видно, что у Вари сильная слабость. Но она отважно движется вперёд, пыхтя как маленький ёжик. Такая крошечка и такая храбрая и терпеливая.

Мы идём до конца коридора, где стоит автомат с разными вкусностями, в котором я покупаю Варенику апельсиновый сок. Врач напутствовал поить её сладким. Вроде бы для печени сахара полезны.

Мы садимся на лавочку, и Варя долго цедит маленький пакетик, рассматривая местную обстановку. И тут к нам навстречу выходит мама с девочкой её возраста. Та ещё худёй Вари и очень бледная. Идёт, держась за стеночку, а в глазах женщины слёзы, которые она сдерживает огромным усилием воли, чтобы дочку не пугать.

Подходят к нам и присаживаются рядом. Девочки сразу находят общий язык и отвлекаются от своих болезней. На удивление Варя проявляет коммуникабельность, хотя мне казалось, что в детском доме она была почти изгоем из-за своей робости.

Возможно, общая беда сроднила малышек.

— Так необычно видеть в этих стенах папу, — тихо говорит женщина. — Мария, — представляется.

— Дмитрий. Да, у нас нет мамы, — пожимаю плечами.

Мария сокрушённо качает головой, но не лезет в душу.

— А у нас вот, папы больше нет, — а своей болью женщина решает поделиться. — Ушёл, когда совсем туго стало. Не выдержал. Я его не виню, но иногда от безысходности выть хочется, — с тоской смотрит на свою дочь. — У Гали рак желудка, — шепчет побелевшими губами. — Третья стадия. Сначала хотели в хоспис отправить, но вроде бы инновационный метод лечения появился. Мы ухватились, хотя пришлось квартиру продать. Но это ничего! Главное доченьку вытащить, — тараторит женщина. — А у вас что?

— У Вари врождённая патология печени. Сейчас потребовалась пересадка. Донора ищем.

Мария кивает, глядя с грустной улыбкой на беседующих детей.

— Вы большой молодец, что не оставили доченьку. Для большинства мужчин болезнь ребёнка — это неподъёмный груз. Разная психология.

— Не в психологии здесь дело, а в гнилом нутре и неспособности держать удар, — отрезаю холодно, хотя понимаю, что Мария пытается оправдать бывшего мужа, чтобы самой не так больно было.

— Возможно, — тихо отвечает она.

Мы сидим ещё около получаса, а потом расходимся по палатам. Каждый со своей но такой общей болью.

Глава 13

Дмитрий

Как только Ксюша приходит, несусь в регистратуру, чтобы узнать результаты анализов. Меня встречает лечащий врач Вари и зовёт к себе в кабинет. Изнутри бомбит так, что руки трясутся. Успокаиваю себя, пытаясь убедить, что вести хорошие. Но врач обрубает мои надежды. Ощущение, что удар под дых получил. Даже глаза слезиться начали.

— Екатерина Андреевна не подходит, — выбивает почву из-под ног. — У неё цирроз. Ранняя стадия, но и речи быть не может о пересадке заведомо повреждённого органа. По остальным показателям она подходит, но свою печень Екатерина сгубила. Скорее всего, это давний процесс. Возможно, во время беременности Екатерина злоупотребляла, поэтому у Вари такие проблемы.

Ярость застилает глаза, когда до сознания доходит произнесённая врачом информация. Хочется ехать немедленно к этой гадине и свернуть ей шею. Сама угробила ребёнка, бросила, а потом пыталась выторговать за жизнь дочери побольше бабла. Если существует Ад, то эта дрянь будет гореть в самом последнем круге.

— Можно мне получить анализы на руки? — говорю деревянным голосом, чтобы не выдать своего эмоционального состояния.

— Да, конечно, — врач протягивает мне несколько листов и снимок МРТ.

— Продолжайте искать. Я отдам любые деньги, — забираю бумаги, пытаясь игнорировать сожалеющий взгляд врача. Мы справимся! К чёрту его жалость! Пусть прибережёт её для тех, у кого нет надежды.

Возвращаюсь в палату и начинаю одеваться. Молча, сосредоточенно. Стараясь своим видом не напугать дочь.

— Дим, что-то случилось? — Ксюша смотрит настороженно. — Ты куда?

— Я отлучусь ненадолго, — улыбаюсь Варенику. Надеюсь, вышел не звериный оскал. — Срочные дела.

— А как же прогулка? Нам самим?

— Нет. Я скоро приеду, и мы погуляем все вместе. Договорились? — целую дочку в лоб и резко выхожу из палаты.

К квартире Кати поднимаюсь по ступеням, игнорируя лифт. Мне нужно хоть немного выбиться из сил. Расчёт на это. Но не помогает. В глазах плывёт не из-за марш броска на седьмой этаж, а от эмоций, бурлящих в груди и обжигающих внутренности ядом.

Как только Катя открывает дверь, швыряю бумаги ей в лицо.

— Ты угробила дочь ещё в утробе! — срываюсь на рык, сжимая дверной косяк до хруста в пальцах. — Давно бухаешь?

Катя смотрит со страхом на меня и пятится в квартиру. Да, наверняка я сейчас кого угодно своим видом напугаю. Кажется, что даже пар из ноздрей валит.

— Меркантильная дрянь, — цежу и пинаю ближайший к себе лист. — А знаешь, я рад, что у тебя цирроз. Надеюсь, ты будешь долго мучиться, думая о своей дочери. О том, на какие страдания её обрекла, и что это расплата за твои злодеяния, за предательство!

От души шарахаю дверью, желая выломать её с петель. Но она остаётся на месте. Только штукатурка сыплется на пол с сухим шелестом. Пялюсь на дверь ещё несколько секунд, раздираемый желанием открыть её, залететь в квартиру и отдубасить Катю. Бить женщин — последнее дело. Но она не мать, не женщина, и даже не человек!

Делаю резкий выдох и медленно спускаюсь на первый этаж. Надеюсь, наша встреча была последней. Хмыкаю, испытывая чувство дежавю.

В клинику приезжаю почти в уравновешенном состоянии. Злость затолкал глубоко внутрь, утрамбовал и положил поверх чугунную плиту. И ощущения в грудине похожие. Тяжесть и холод. Делаю глубокий вдох, приваливаясь спиной к стене. Ещё один и ещё. А потом надеваю на лицо маску спокойствия и захожу в палату. Девочки занимаются раскрасками. На большом листе розовый единорог с радужным хвостом и гривой, с которых срываются золотые звёзды.

— Очень красиво, — улыбаюсь, гладя дочку по голове. — Пойдём гулять? — произношу, как мне кажется, излишне бодро, но Варя не замечает фальши, увлечённая раскраской. А вот Ксюша смотрит серьёзно. Тонкие брови хмурятся, образуя складочку на лбу.

— Пойдём! — весело отзывается Варя, и я начинаю её одевать. Только бы не смотреть на Ксюшу, не выдать своё состояние.

— Может, взять кресло? — кивает она в угол, где стоит инвалидная коляска.

— Моя дочь не инвалид! — отрезаю зло. — Мы сами справимся. Правда, Вареник?

— Конечно, — тихо шепчет Ксюша, а я понимаю, что обидел её своим тоном. /Запрещено цензурой/!

— Извини, — вздыхаю тяжело.

Она молчит, наматывая на голову палантин. Подхватываю Варю на руки, и мы идём в парк. И когда Варя отвлекается на белку, скачущую по сосне, Ксюша становится передо мной, заглядывает в глаза и тихо спрашивает:

— Что произошло? Только не отпирайся, я вижу.

Утопая в васильковом поле её глаз, выкладываю всю историю с Катей. Голос сипнет и срывается, эмоции упорно пытаются поднять чугунную плиту. Они шкребутся, кидаются на неё снизу, как обезумевшие звери, вызывая вибрации внутри меня.

Ксюша молча слушает, а потом берёт в свои руки мои сжатые до побелевших костяшек, кулаки, прижимает к своей груди и шепчет, что гордится мной. Что я самый лучший отец на всём белом свете. И что Варя обязательно поправится. Иначе и быть не может.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Мы почти час гуляем по больничному парку. Варя знакомится ещё с одной девочкой. Они медленно собирают шишки — из-за болезни быстро передвигаться не получается. Кормят белок семечками и звонко смеются. Ксюша специально сбегала за пакетиком. На лицах малышек неподдельный восторг отражается, когда рыжие проказницы проворно выхватывают из маленьких ладошек чёрные семена.

— Пап! — поворачивается Варя и смеётся заливисто, а у меня нутро выворачивает от противоречивых чувств. Показываю два больших пальца с бодрой улыбкой и быстро отворачиваюсь, чтобы отдышаться. В глазах резко тёмные пятна проступают.

— Дима? — Ксюша встревоженно трогает меня за плечо.

Мотаю головой и запрокидываю лицо к небу. Долго моргаю, глубоко дыша. Мужчине не пристало плакать, особенно перед женщинами.

Ксюша укладывает голову мне на грудь, поднимает руку и запускает тонкие пальцы в волосы. Ерошит их. Приятно. Светик никогда не гладила меня по голове. И вообще была не ласковая. А Ксюша льнёт, как мягкая кошечка, отдаёт своё тепло и нежность. Чёрт! Я даже не задумывался, чего всё время был лишён. Как приятно получать незамысловатую ласку от женщины. Не постель, а нечто другое, даже более интимное, ценное.

Перехватываю её руку и целую в ладошку, улавливая, как у неё сбивается дыхание. Отзывчивая. Мозг так измотан, что находит спасение — представляет Ксюшу обнажённой в моих объятиях. Чёрт! Как же всё сложно.

— Спасибо, — шепчу хрипло. — Моё предложение остаётся в силе.

— Какое? — Ксюша явно прикидывается, делая вид, что не понимает.

Качаю головой и улыбаюсь.

— Завтра домой надо съездить, проведать Акбара, — перевожу тему.

— Конечно. Я всего лишь Варина няня. Можешь передо мной не отчитываться о своих передвижениях.

Эти слова задевают, но я не подаю вида. Возвращаюсь к дочери, беру её на руки и несу обратно в палату.

А через неделю приходится вернуться на работу. Срочный проект, и заказчик требует меня. Теперь мотаюсь с работы в больницу, изредка удаётся заехать домой, проведать собаку. Акбар тоскует, но я ему говорю, чтобы потерпел. Что скоро мы вернёмся домой.

Мама порывается приехать, но я её снова убеждаю, что в этом нет необходимости.

— Ксюша с ней с утра до вечера. Мы справляемся, — отвечаю на длительную мамину тираду. Она волнуется, что мы плохо питаемся. Мама в своём репертуаре.

— Ксюша, — вздыхает она. — А как Ксюшин муж ко всему относится? Я ведь понимаю, чувствую, что ты влюбился в эту женщину. А сама Ксюша?

— Ма, не до этого сейчас, ей богу.

— Ладно, — соглашается она с тяжёлым вздохом. Но если вдруг понадобится помощь, немедленно звони.

— Договорились.

Следующий месяц превращается в день сурка. Ксюшу вижу всего полчаса в день, но даже не пойму, что испытываю по этому поводу. И испытываю ли? Меня будто законсервировали, превратили в бесчувственную машину, выполняющую определённые функции. Работа, больница, капельницы, кормление дочери через «не хочу». Её всё чаще тошнит, она уже почти не поднимается, затухая на глазах. Теперь я сплю на её кровати с пластиковым контейнером в руках. Вернее, даже не сплю, а нахожусь в полудрёме, чтобы если Варю начнёт тошнить, тут же повернуть её в нужную позицию и подставить судок.

Не понимаю, как в состоянии зомби умудряюсь удачно закрыть проект. Начальник даже ещё две недели отпуска мне выписывает в качестве премии.

Донора так и не нашли. Дни Вари на исходе. Даже не знаю, как смириться. Не хочу! Не могу! Я только обрёл её. Да, неожиданно. Да, не хотел детей. Но ведь я не мог её обрести таким мистическим образом, чтобы, спустя несколько месяцев, потерять! В чём тогда был смысл?

Паркуюсь возле больницы и сижу пару минут в машине, пялясь бездумно на тротуар перед собой. По нему идут папа с дочкой. Девочка старше Вари года на два. Мужчина несёт пушистую ёлку, а девочка держит в руках сувенир года. Милый тигрёнок синего цвета. Варенику бы понравился.

И только сейчас до меня доходит, что уже 31 декабря. Что это первый новый год для моей девочки, который она проведёт с папой. Что, мать его, за несправедливость?!

Выскакиваю из машины, и словно шальной несусь вдоль по улице к ближайшему ёлочному базару. Там покупаю небольшую ёлочку в кадке, игрушки на неё и точно такого же синего тигрёнка.

Захожу в палату со всем праздничным добром и демонстрирую Варе.

— Украсим? — улыбаюсь дочери. Она уже не может. Слабость не даст ей участвовать в украшении ели. Даже тигрёнка она едва может к себе прижать. Но улыбается, утыкаясь в него носом.

— Как назовём? — спрашиваю, видя, что Ксюша еле сдерживается, чтобы не заплакать.

— Тигруля, — шепчет Варя.

— Пусть будет Тигруля, — соглашаюсь. — А теперь руководи. Мы с тётей Ксюшей будем вешать игрушки, а ты говори, куда какую.

В итоге ёлочка получается довольно милой.

— А подарки? Под ёлку положено класть подарки, — говорит Варя.

— А что ты хочешь, чтобы дедушка Мороз принёс?

Малышка задумывается, а потом тихо выдаёт:

— Твою улыбку и маму.

Не выдерживаю, вылетаю в коридор и сползаю по стене, садясь на корточки. Даже в таком состоянии ребёнок просит не избавления от мук, а маму. Про себя выстраиваю даже не трёх а десяти этажную матерную конструкцию. Дышу порывисто, чувствуя щемящую боль за грудиной.

Ксения появляется спустя минуту. У неё встревоженное лицо и подрагивающие пальцы. Губы сжаты в тонкую полоску. Садится рядом на корточки и тяжело вздыхает.

— Я загадала на Новый год донора для Вареньки.

— Думаешь, деду Морозу под силу исполнить твоё желание?

— А давай письмо ему напишем и вместе попросим. Каждый выскажет все свои желания, а потом отправим ему. Надо верить в чудо.

— Я уже ни во что не верю, — голос свой едва узнаю.

— А вот это плохо. Не правильно. До последнего верить надо.

Поднимаюсь, собрав себя в кучу, и захожу в палату. Варя не должна видеть меня в таком состоянии. Я не имею права раскисать.

— Пишем письмо дедушке Морозу? — беру лист бумаги.

И мы пишем. Заказываем счастливую здоровую семью с мамой и лохматым драконом и кладём письмо под ёлку. А утром мне говорят, что донор нашёлся. Я не верю своему счастью. Звоню Ксюше, чтобы поделиться радостью. Она взяла выходной. Первое января. Я её понимаю.

Ксюша радостно говорит, что она знала, что не зря мы писали письмо.

— Я начинаю верить в чудеса, — улыбаюсь как дурак.

— Это правильно, — тихо говорит она. Видимо не хочет, чтобы муж наш разговор слышал. Поздравляем друг друга с праздником, а потом я иду к врачу. Он сегодня, вопреки всему на дежурстве.

— У вас бывают выходные? — интересуюсь с улыбкой. Теперь у меня появился для неё повод.

— Какие выходные? У меня пациенты. Болезни не знают выходных, — вздыхает врач.

— Кто донор? — задаю интересующий вопрос.

— Он пожелал остаться неизвестным. Главное мы спасём вашу девочку. Завтра утром назначена операция. Когда прихожу обратно, застаю в палате маму и папу.

— С новым годом! — кричат они, и мы пытаемся улыбнуться. Видим, что фальшиво выходит, но всё же.

— Вот, приехал на внучку посмотреть, — отец подходит к Варе и осторожно надавливает её на кончик носа. — Вся в папку. Красавица, — озорно подмигивает ребёнку. — Я твой деда.

Варя смотрит на пожилого мужчину огромными глазами и нерешительно улыбается.

— А у меня хорошие новости! — говорю громко. — Дедушка Мороз решил исполнить сразу два желания. Моё и Вареника.

— И что же вы загадали? — интересуется мама.

— Я, чтобы дочка выздоровела, а Варя мою улыбку просила. Видимо, эти два желания шли в комплекте.

— А маму он тоже нам подарит? — впервые за долгое время оживает малышка. Вера в чудеса коснулась и её.

— Наверное, с мамами напряжёнка. Он же нам хорошую выбирает, — шучу.

— У нас уже есть хорошая. Ты ему напиши. Пусть её нам подарит.

— Я попробую договориться, — улыбаюсь.

Мама остаётся с Варей, а я везу отца домой. Заодно собаку проведаю и помоюсь нормально. Я рад, что донор нашёлся. Это реально новогоднее чудо. Только непонятно, почему он решил остаться инкогнито. Да я за спасение жизни дочки его озолотил бы. Есть же на свете хорошие люди. Храни их господь.

Глава 14

Дмитрий

Эту ночь с Варей проводит бабушка, а я слоняюсь по дому, хотя надеялся нормально поспать. Уже не помню, когда высыпался. Акбар следует по пятам и жалобно поскуливает. Он скучает, а ещё не понимает, почему его все бросили и куда делись весёлые игры с маленькой хозяйкой.

— Скоро Вареник приедет домой, — треплю собаку по мохнатой голове. — И снова ты будешь страшным драконом, от которого принц должен спасти принцессу.

В голову лезут беспокойные мысли, которые неприятным осадком осыпаются в грудную клетку. Мне страшно. Я боюсь, что операция пройдёт с осложнениями. Снова ощущаю ноющую боль за грудиной, но привычно от неё отмахиваюсь.

А ещё думаю о Ксюше. До ломоты обнять её хочу, прижать к себе, почувствовать живительное тепло. Но она не появляется в клинике и на следующее утро. Варю увезли на операцию. Мы с мамой сидим в палате и молчим. Ожидание — хуже пытки. А Ксюша даже трубку не берёт. Звонил раза три, но безрезультатно. Это напрягает. Что могло произойти? Она всё не перезванивает.

Мысли всплывают разные. Если бы не Варина операция, я бы сорвался и понёсся её разыскивать. Не может человек просто так пропасть без каких-либо объяснений. Тем более, это не в характере Ксюши. Но Варю я оставить не могу.

Операция затягивается. Уже прошло пять часов. Волнение с каждой минутой нарастает, сжимая грудину ледяными тисками. Врач появляется спустя семь бесконечно долгих часов. Мне кажется, я за это время на несколько лет постарел.

— Операция прошла успешно, — говорит врач, а я выдыхаю, ощущая, как тело расслабляется, и подгибаются колени. Падаю обратно на стул, растирая лицо ладонями.

— Спасибо! — хриплю, понимая, что голос от переизбытка чувств отказывает.

— Через несколько дней мы переведём Варю из реанимации обратно в палату. Пару дней она будет под присмотром персонала. Отдохните пока. Вы измотаны. Попейте вот это, — врач пишет на листке название препарата. — Это что-то типа витамин. Общеукрепляющий препарат. Вам сейчас не повредит.

Киваю и прячу лист в карман.

— Когда я могу проведать дочь?

— Завтра утром. Я вас позову.

С этими словами врач уходит. Мама подходит и прижимает мою голову к животу, гладя по волосам.

— Слава Богу, — шепчет.

Снова пытаюсь позвонить Ксюше, но на этот раз электронный голос сообщает, что телефон абонента выключен. Меня простреливает нехорошее предчувствие. Раскалённой спицей грудину насквозь пронзает.

— Мам, ты езжай домой. Я такси вызову.

Она как раз закончила разговор с отцом.

— Я пока здесь побуду. Не могу Варю оставить одну.

— Ты поспи обязательно, родной. На тебя смотреть больно.

— Угу, — не собираюсь спорить с мамой, хотя сам намереваюсь броситься на поиски Ксюши. Мама попыталась узнать, где она, но я быстро свернул разговор. Нечего ещё ей нервничать.

Как только остаюсь один, обзваниваю все скорые на предмет поступления к ним Ксении. Благо знаю её полное имя. Радует то, что похожих женщин в списках не находится. Тогда звоню знакомому из органов и прошу пробить номер квартиры. Облегчает задачу то, что номер дома и улицу я знаю.

После того как получаю нужные данные несусь к Ксении домой. Не представляю, что буду говорить, если откроет её супружник. Но мне жизненно необходимо удостовериться, что с Ксю всё в порядке.

Благо от клиники до её дома не очень далеко. Меня ведёт так, будто я алкоголя прилично накатил. Недосып и нервное перенапряжение сказывается на реакции. В голове гул и туман. То и дело промаргиваюсь, чтобы пелена с глаз ушла.

Народ празднует. Второе января, дороги ещё не заполнились машинами под завязку. И это тоже радует. Парковаться приходится почти за квартал до Ксюшиного дома. Иду по заснеженной улице, вдыхая морозный воздух. Вокруг невероятная красота и тишина. Оценил бы, если бы не находился в таком состоянии.

Поднимаюсь на этаж и долго звоню в квартиру, но никто не открывает. Нехорошее предчувствие всё отчётливее сжимает рёбра. Пытаюсь успокоить себя тем, что Ксюша с мужем могли куда-то уехать на выходные. Но неужели бы она не позвонила и не предупредила меня?

Простояв под дверью не меньше десяти минут, наконец, решаю уйти и тут сталкиваюсь с молодым и крайне нетрезвым мужчиной.

— Что вам здесь нужно? — интересуется он заплетающимся языком.

— Я ищу Морозову Ксению Михайловну.

Мужик неприятно окидывает меня злым взглядом с ног до головы.

— А вы кто?

— Дмитрий Васильев. Ксения работает няней у моей дочери.

— Это ты, — выплёвывает. — Из-за тебя моя жена потеряла ребёнка!

И с этими словами мужик бросается на меня. Спасает практически полная его невменяемость, так как с реакцией у меня сейчас проблемы. Уворачиваюсь, хватаю его за грудки и хорошенько встряхиваю. На моём фоне Костик выглядит мелко и жалко. Он упирается, трепыхается, но все его попытки съёздить мне по морде, заканчиваются неудачей. Похоже на барахтанье большого жука.

— Где Ксюша?! — встряхиваю его как можно сильнее.

— А ты что, не знаешь? — выдавливает с пьяным истеричным хохотом. — Выродка твоего спасает!

После этих слов в грудине лопается натянутая до предела пружина. От души впечатываю ему в лицо кулак, бросаю Костика на пол, разворачиваюсь и ухожу, не обращая внимания на его ругань вслед. Спускаюсь на ватных ногах к машине и буквально валюсь на сидение.

Ксюша…

Но почему? Почему она мне ничего не сказала?! /Запрещено цензурой/! Задыхаюсь, ощущая, как вся грудина огнём горит. В глазах пляшут тёмные пятна.

Буквально на автопилоте доезжаю до клиники и сразу несусь к лечащему врачу Вари.

— Донором для моей дочери стала Морозова Ксения Михайловна? — спрашиваю с порога. Не до приветствий сейчас.

— Откуда вы?.. А, впрочем, не важно. И раз уж вы узнали, то я не буду скрывать. Да, она спасла вашу девочку.

— Могу её увидеть? — выдыхаю. Боль за грудиной усиливается. Непроизвольно хватаюсь рукой в районе сердца.

— Она в реанимации. В критическом состоянии. Во время операции у Ксении Михайловны произошёл выкидыш. Большая кровопотеря. Мы сделали всё возможное.

В глазах окончательно темнеет, и я проваливаюсь в темноту.

Прихожу в себя и не могу сразу сообразить, как я здесь оказался. Лежу в Вариной палате, к руке тянутся трубки капельницы. Отрешённым взглядом скольжу вдоль них к месту крепления. Почему в меня воткнули эту штуку? В груди болит уже не так сильно. Зачем всё это?

— Сыночек, — ко мне подходит мама.

— Что произошло?

— Я Семёна Сергеевича позову! — мама не торопится мне отвечать.

Зато от врача я узнаю, что у меня было предынфарктное состояние. И спасло только то, что я оказался в больнице и мне смогли оказать экстренную своевременную помощь.

— Вам нельзя нервничать, — качает головой врач. — Понимаю, что ситуация патовая, но вы всё же постарайтесь. У Вари кроме вас нет никого.

— Сколько я провалялся без сознания?

— Пару часов. Но я бы настоятельно советовал оставаться в покое хотя бы ещё сутки. Не вставайте без крайней нужды. Мы назначили интенсивную терапию. Всё должно быть хорошо.

— А Ксюша?

— Не очнулась ещё. Но прошло мало времени с момента операции. Мы неусыпно следим за её состоянием. Делаем всё от нас зависящее. Не волнуйтесь, — ещё раз просит врач.

Киваю и прикрываю глаза. Легко сказать «не волнуйся». Как я могу оставаться спокойным, зная, что Ксюша находится на волоске от смерти? Она пожертвовала всем ради Вари. Родная мать потребовала денег взамен на донорство, а чужая женщина отдала всё, что у неё было. Она ведь знала, что в её положении операция слишком опасна. Именно поэтому и не сказала мне! Чтобы я не чувствовал своей вины, не отговаривал, не стоял перед выбором!

Сжал кулаки, пытаясь выровнять дыхание. Ксюша сотворила чудо для меня с дочкой. И это чудо стоило ей слишком дорого.

Ощутил, как тёплая ласковая рука ложится мне на голову и мягко гладит по волосам.

— Сыночек… — шепчет мама со слезами в голосе.

— Извини, что я заставляю тебя волноваться, — говорю хрипло, не открывая глаз. Накатывает такая усталость, что не могу отяжелевшие веки поднять. — Не говори ничего отцу. Ему нельзя нервничать.

— Что ты такое говоришь? Отдыхай, мой хороший, — шепчет мама. И я проваливаюсь в сон.

Вскидываюсь неожиданно, будто что-то внутри щёлкнуло. Мама спит в кресле. Тихо, чтобы её не потревожить, тянусь к тумбочке за телефоном и смотрю время. Три часа ночи. Меня ведёт от слабости, но я поднимаюсь и на ватных ногах тащусь в коридор. Путь до ресепшена занимает несколько минут. Такое ощущение, что продираюсь сквозь густое желе. Одышка жуткая.

— Слушаю, — девушка смотрит на меня сонными глазами.

— Покажите, пожалуйста, палату Васильевой Варвары и Морозовой Ксении.

Девушка роется в бумагах.

— Но они в реанимации.

Протягиваю пару крупных купюр.

— Мне очень нужно их увидеть.

— Хорошо, — кивает медсестра. — Только недолго.

Плетусь за ней, обливаясь потом. Чувствую себя овощем. Бесит!

Первым делом иду к дочери. Оказывается, она уже пришла в себя и хныкала, зовя меня. Дыхательную трубку у неё уже вытащили, и малышка упрашивала медсестру позвать папу. Видимо, женщина была в курсе моего состояния, потому что уговаривала девочку подождать до утра.

— Я здесь, Вареник, — улыбаюсь, шагая внутрь. Сажусь рядом с дочерью и начинаю гладить по голове. — Теперь всё будет хорошо, — шепчу. — Только потерпеть немного надо. Но ты же сильная девочка?

Сижу с дочерью пару часов, пока она не засыпает. Персонал входит в положение и вопреки правилам, не выгоняет меня из палаты. Прошу медсестру позвать сразу, как Варя проснётся, и иду к Ксюше.

Она вся утыкана трубками и датчиками. Цвет лица почти не отличается от белых простыней. Беру в руку маленькую ладошку и долго перебираю холодные тонкие пальчики. В голове ворох мыслей, а в грудине эмоциональный шторм. Надо ли что-то говорить сейчас? Слышит ли она меня? Роняю голову, утыкаясь лбом ей в плечо. Сижу так, пока меня медсестра не просит покинуть палату. Уже расцвело, и пришёл врач, чтобы проверить показатели Ксюши.

— Я вам что говорил? — он смотрит на меня строго и качает головой. — Хотите дочку сиротой оставить? Марш в палату и не смейте подниматься, пока я вам не разрешу, — отчитывает он меня как школьника.

Добравшись до кровати, буквально падаю плашмя и тут же засыпаю.

А просыпаюсь уже ближе к полудню. Мне снова воткнули капельницу, а я даже не заметил. Мама пытается покормить, но кусок в горло не лезет. Запихиваю отварную курицу с салатом через силу, только чтобы её не расстраивать.

— Врач ничего не передавал?

Она качает головой, поджав губы.

— Ксюша спасла Варю, — говорю хрипло, не узнавая свой голос. — Сейчас она на грани жизни и смерти. Потеряла своего ребёнка. Большая кровопотеря.

Мама охает, прижимая кончики пальцев к губам.

— Мальчик мой… — начинает плакать. — За что же судьба так тебя наказывает?

— Меня есть за что. А вот, чем Ксюша перед ней провинилась? Более светлого и сердечного человека я в жизни не встречал, — глаза печёт, в груди снова нарастает боль.

— Перестань, Дим. Если с тобой что-то случится… Постарайся успокоиться. Я позову врача.

Мне снова делают какой-то укол, и я отрубаюсь.

Глава 15

Дмитрий

На этот раз выныриваю из забытья с трудом. Еле разлепляю глаза и пару минут собираю мысли в кучу. Нахожусь в палате один. Осмотревшись, понимаю, что за окном день. Сколько я был в отключке? Как там мои девочки? Ксюша моя! Только моя. Из больницы она поедет ко мне домой. Не позволю ей выслушивать упрёки от мужа.

Даже мысли не допускаю, что она может не очнуться. Ксюша всегда говорила, что нужно верить и надеяться до последнего. Но сейчас я не верю. Я безапелляционно заявляю Вселенной, что по-другому не может быть!

Осторожно встаю, ловя своё тело в пространстве. Ощущать себя настолько слабым не привык и это ужасно злит. Как только карусель в голове немного останавливается, иду к Варенику. Там застаю свою мать. Она тихо беседует с девочкой, гладя её по голове.

— А вот и папа, — улыбается, оборачиваясь. — А ты боялась.

— Поспал? — интересуется дочка.

— Поспал, — улыбаюсь. — Как себя чувствуешь?

— Бок болит, — печально вздыхает Варя. — Но врач сказал, что это нормально и скоро пройдёт. Я ему верю.

В очередной раз поражаюсь взрослости своей девочки. Не плачет, не жалуется. Эта кнопка привыкла терпеть.

— Конечно, всё пройдёт, — киваю, проводя кончиками пальцев по впалой щёчке.

— А где тётя Ксюша? — задаёт неудобный вопрос ребёнок.

— Она не может сейчас прийти. Приболела.

— Сильно? — тут же напрягается Варя.

— Нет, малыш, — вру, чтобы не расстраивать дочь. — Скоро вы обязательно увидитесь с тётей Ксюшей.

Надеюсь, что мои слова не станут обманом.

— Ты иди, сынок, — мама тут же догадывается о моих мыслях. — Отдохни. Мы с Вареником тут справимся.

С благодарностью смотрю на мать и тут же направляюсь в палату к Ксюше. Она по-прежнему лежит без сознания. Присаживаюсь рядом и беру её руку в свои ладони. Грею холодные пальчики, всматриваясь в белое лицо. От медсестры узнаю, что муж за два дня не приходил её проведать. Этому козлу плевать на свою женщину. Уже не его. Мою!

Но как так можно? Прожить с человеком несколько лет и бросить в столь трудную минуту?

Хотя, не мне судить кого-то. Да, я могу негодовать по поводу поступка Кати или презирать Костю. Но когда-то давно, я тоже отвернулся от одной женщины. Просто вычеркнул её из своей жизни, окрестив предательницей. К чему это привело? Так что, я не вправе осуждать Костю. Но если он причинит Ксюше боль, урою. И не посмотрю, что сейчас не в лучшей форме.

Так глубоко задумался, прижавшись подбородком к тонким пальчикам, что не замечаю, как дрогнули Ксюшины ресницы. Зато едва ощутимое движение мышц на руке, улавливаю. Напрягаюсь, всматриваясь в бледное лицо. Стон, сорвавшийся с Ксюшиных губ, подкидывает меня, заставляя действовать.

Выскакиваю в коридор и зову медсестру. Меня тут же выпроваживают из палаты, где начинается суета. Сажусь на скамейку в коридоре и просто жду. Мне кажется, что в камень превращаюсь, так напрягаются мышцы. Она пришла в себя… она будет жить.

Выдыхаю резко, ощущая, как обруч, сдавливающий последнее время грудную клетку, немного ослабевает. Врач выходит, спустя полчаса.

— Она вас хочет видеть, — улыбается.

Срываюсь и заскакиваю в палату. Все трубки убрали, оставив только капельницу. Стою молча, ожидая, пока медсёстры выйдут. Они понимающе кивают и оставляют нас наедине.

Тону в синеве глаз. Таких родных, любимых, необходимых. Ксюша молчит, окатывая меня волной разнообразных эмоций. Они так быстро сменяются, что основную уловить не могу. Да это и не нужно. Самого колбасит, топит, утягивает в водоворот.

Медленно подхожу к кровати и опускаюсь перед этой отважной, самоотверженной женщиной на колени. Утыкаюсь лбом в её плечо и надрывно дышу. А она запускает дрожащие пальцы мне в волосы. Чувствую, насколько рука слабая, каких усилий стоит этот жест моей невероятной женщине. Ловлю её пальцы, переплетая со своими и целую.

— Спасибо, — выдыхаю. Не понимаю, что ещё можно сказать, но знаю, что Ксюше слова не нужны. Она меня всегда читала, чувствовала…

— Как Варенька? — шепчет скрипучим голосом.

— Всё хорошо. Не напрягай себя. Просто поправляйся.

— Ты похудел, — шепчет эта невероятная женщина. В таком положении о других думает.

— Это дело поправимое. Откормишь, — смеюсь.

— Дай, пожалуйста, телефон, — просит она.

Еле удерживает в дрожащих пальцах тонкий гаджет. Включает и тяжело вздыхает.

— Ксю?

— Мама, — шепчет она. — Мамочка приехала, а Костя её из дома выгнал. Рассказал о том, что я стала донором, и даже адрес больницы не дал, — по щекам Ксюши начинают катиться слёзы. — Надо ей позвонить, — она лихорадочно тыкает в экран гаджета.

— Он козёл, маленькая, — ловлю её руку и глажу по голове. — И это ещё слишком мягко сказано. Успел познакомиться, — поясняю, когда Ксюша дарит вопросительный взгляд. — Где твоя мама? Я привезу. Ты позвони, успокой и скажи, что я за ней приеду.

Ксюша диктует адрес и с мольбой смотрит на меня.

— Не говори ей про ребёнка. Если она не знает, то не говори.

— Хорошо, маленькая. Отдыхай.

Оставляю Ксюшу и иду за одеждой. За руль не сяду — я не кретин. Вызываю такси, объясняя маме ситуацию на ходу, и мчусь за будущей тёщей.

Женщина встречает меня на пороге квартиры. Благо живёт на первом этаже, поэтому кое-как дохожу. Пытаюсь сделать вид, что всё в порядке, но на лбу испарина выступила и это замечают.

— Вы Дмитрий? — интересуется женщина, смотря с тревогой. Такие же глаза как у Ксюши. — Галина Алексеевна, — представляется маленькая сухонькая женщина с печальными васильковыми глазами.

— Очень приятно. Я вас отвезу в больницу, — киваю, делая несколько глубоких вдохов.

— Вам нехорошо? — тут же всполошилась женщина, заглядывая мне в лицо.

— Всё нормально. Пойдёмте. Нас ждёт такси.

Садимся в машину, и повисает неловкое молчание. Я не знаю, что говорить Галине Алексеевне. Даже, куда глаза деть не знаю. Понимаю, что не заставлял её дочь рисковать своей жизнью, но всё равно вину чувствую.

— Ксюша мне всё рассказала, — она первая разрывает вязкую тишину, нарушаемую только шумом мотора. — И я понимаю её поступок. Только душа болит за мою девочку. Костя обозлён. Он сказал, что на порог её больше не пустит. Что я вырастила распутную предательницу, — Галина Алексеевна всхлипывает.

— Я успел познакомиться с Костиком, — хмурюсь, вспоминая это недоразумение. — Впечатление он оставляет отвратительное. Мне кажется, Костя никогда не любил Ксюшу. Такие люди, кроме себя вообще никого любить не способны.

— Почему вы так решили?

— Потому что он требовал родить, зная, что Ксю может умереть. Она вскользь упоминала, никогда не жаловалась, вы не подумайте. Просто у меня есть глаза, уши и анализировать я умею. Костик сделал из неё запуганную, неуверенную в себе тень. Рядом с любящим мужчиной женщина никогда не будет так выглядеть.

— Вы так ласково говорите о моей девочке, — Галина Алексеевна пристально смотрит мне в глаза. — Любите, — делает вывод.

— Люблю, — не вижу смысла отпираться. — Уже несколько месяцев прошу от мужа уйти, а она всё в семью с ним играет. Такой порядочной женщины я ещё никогда не встречал.

— А она вас? — тихо спрашивает женщина.

— Как-то обмолвилась, что влюбилась с первого взгляда, — хмыкаю. — Но потом бегала от меня, как заяц.

— Возможно, не так говорили?

Пожимаю плечами и вздыхаю.

— Думаю, Ксю просто боялась довериться.

— Ксю… — Галина Алексеевна задумчиво улыбается. — Её так только покойный отец называл.

В машине снова тишина воцаряется. Думаем, каждый о своём до самой больницы. А потом женщина готова буквально на бег сорваться, но только из меня сейчас спринтер такой себе.

— Дмитрий, что с вами? — повторяет свой вопрос Галина Алексеевна, замечая, как меня пошатывает.

— Сердце. Плохо стало, когда про Ксюшу узнал. Врач строго-настрого запретил вставать, но я не мог всё так оставить. Если он узнает, что я уже по городу круги наматываю, то самолично убьёт, — смеюсь.

— Ох, — Галина Алексеевна останавливается и качает головой.

— Только Ксюше не говорите. Не нужны ей сейчас лишние волнения.

— Да-да, конечно, — женщина кивает, максимально замедляя шаг.

Довожу её до палаты, а сам к дочери иду. Ни к чему им сейчас третий лишний. Думаю, Ксюше о многом нужно с мамой поговорить.

Варя спит, поэтому просто сижу рядом. Отпускаю маму домой, уверяя, что теперь сам справлюсь.

— Тебе тоже отдых нужен. Не девочка уже, — пытаюсь выгнать родительницу. — Да и папа может начать волноваться. Ему нельзя, ты же знаешь. Мне уже лучше.

Мама ласково гладит по голове, ероша отросшие волосы. Даже к парикмахеру некогда было заскочить. Да и не думал об этом.

— Ты у меня такой взрослый стал. Сам папа, — шепчет мама, наклоняясь и целуя в макушку. — Горжусь тобой, сынок.

Глажу её по обветренной руке и улыбаюсь. На душе впервые за долгое время спокойно становится.

Мама уходит, а я ещё какое-то время сижу с дочкой. Так и не дождавшись её пробуждения, иду к Ксюше. Предварительно прошу медсестру позвать меня, как только Варя проснётся.

Галина Алексеевна сидит рядом с дочерью, но тут же подскакивает, как только я захожу.

— Вам поговорить надо. Я в коридоре подожду, — и поспешно выходит.

Вижу, что Ксюша глаза прячет и не решается начать разговор. Что её смущает?

Присаживаюсь рядом, глажу по спутанным волосам, потом наклоняюсь и мягко целую в лоб, слыша её тихий вздох.

— Дима… — шепчет она. — Я теперь долго в себя приходить буду. Не смогу нормально работать. Придётся к маме пока переехать. Не знаю, как дальше. Костя запретил возвращаться домой, — выдаёт скороговоркой.

Вижу, что ей жутко неловко говорить всё это. Неужели она до сих пор думает, что нужна мне только в качестве няни для Вари?

— Из больницы ты поедешь ко мне. Без возражений, — вижу, что пытается новые отговорки выдумать.

— Я почти инвалид, — шелестит она, а по щекам слёзы катятся.

— Что ты такое говоришь? И что напридумывала себе?

— Врачи… они… сказали, — каждое слово Ксюша выталкивает из себя с неимоверным усилием. — Они сказали, что в следующий раз я могу умереть. В этот раз им чудом удалось мне женские органы сохранить. Они советуют поставить спираль, а ещё лучше — стерилизоваться. Чтобы наверняка.

— Я сейчас готов им головы посворачивать, — злость накатывает разрушительной волной. Как они посмели такое в лоб говорить, когда Ксюша только-только в себя пришла? — Я тебе не позволю идти на такую операцию! С ума все сошли?! Да лучше сам стерилизуюсь. У мужчин это всё проще и безболезненней. Но тебе больше мучиться не позволю!

— Ты… после того, как узнал, что я неполноценная женщина, всё равно хочешь быть со мной? — выдаёт она с таким неверием, что мне хочется головой о стену биться. Костя урод! Самая настоящая тварь. Что он вбил этой женщине в голову?

— Ксюш, ну что ты такое говоришь? — заставляю себя говорить спокойно и ласково. Её сейчас нельзя пугать своими гневными вспышками. — Я люблю тебя. Мне неважно, можешь ты родить или нет. Ну, суррогатную мать наймём, если ты так хочешь своего. Да? Только не замыкайся в себе, я тебя прошу.

И впервые Ксюша оттаивает, доверяется. Берёт мою руку в свои ладони и прижимается щекой, прикрывая глаза. Глажу её большим пальцем, пытаясь своей нежностью укутать, как в кокон. Обнимать боюсь, чтобы боль не причинить по неосторожности.

А потом Ксюша снова напрягается.

— Мама… — отводит глаза. — Ей далеко ездить. Можешь договориться, чтобы маме позволили здесь ночевать?

— Я предлагаю вариант лучше. Тебе найму сиделку, а мама пусть живёт в моём гостевом домике и с моими родителями в клинику приезжает. У неё живности нет? Может переехать? Да и тебе потом помогать — после выписки.

— Правда? А она не стеснит тебя? — в Ксюшиной интонации снова недоверие и опасение.

— Ксю, — качаю головой. Сколько же придётся работать над нашими отношениями, над её отношением к себе и доверием.

— Спасибо, — шепчет она.

Вижу, что держится из последних сил. Глаза у неё явно слипаются.

— Отдыхай. Я завтра зайду. Пойду обустройством твоей мамы заниматься.

Глава 16

Ксения

Понимаю, что оттягивать уже нет возможности. Варе остались считанные дни. Мечусь, как загнанная в клетку. Жирную точку в моих терзаниях ставит гинеколог. Да, у меня всё пошло по предыдущим сценариям. Малыша сохранить не получится. Меня порываются экстренно отправить на операцию, но я подписываю отказ и иду оформлять документы на донорство. Прошу врача не говорить Диме. Не хочу, чтобы он чувство вины испытывал. Это только моё решение и мне с ним жить. Не знаю, как умудряюсь делать весёлый вид весь следующий день. Живот тянет, и я боюсь, что не дотерплю до операции. Корю себя, что тянула слишком долго, и теперь моя нерешительность может стоить жизни сразу двум деткам. Но я улыбаюсь.

Даже ёлку вместе украшаем. И, вопреки всему, мне хорошо. Я надеюсь, что сохраню жизнь его дочери. Подарю им то, что судьба уже один раз отняла. Семью. Любящую и счастливую. А если не получится с ними рядом быть, то пусть так. Главное Варенька будет здорова.

Врач долго обрисовывает риски, узнав о моём положении, пытается отговорить, но я стою на своём. Показываю ему результаты последнего обследования и медицинскую историю. Мужчина поджимает губы и качает головой. Он всё понимает.

— Жаль, что вы только сейчас мне всё рассказали, — хмурится. — Если бы чуть раньше. Я знаю клинику, где чудеса творят по женской части. Там отличный санаторий рядом. Вам бы дали шанс стать матерью. Но сейчас…

— Я стану. Отчасти, — улыбаюсь грустно. — Для Вари. Подарю ей жизнь. Пусть, я и не родная ей по крови…

— Вы невероятная женщина. И очень храбрая, — вздыхает мужчина. — Я вызову лучших специалистов. Обещаю, сделать всё возможное.

Киваю и выхожу из кабинета. А потом мы пишем письмо деду Морозу. Я знаю, что желание Димы сбудется, но хочу, чтобы он узнал именно первого числа. Чтобы в чудеса верить начал. Ему это сейчас необходимо.

Пытаюсь запомнить каждую его чёрточку. Заросшие исхудавшие щёки, ореховые печальные глаза, растрёпанные волосы, вязь татуировок, выглядывающих из-под закатанных рукавов. Насмотреться не могу, надышаться.

А потом еду домой и рассказываю о своём решении мужу. Просто перед фактом ставлю. Знаю, что неправа, что надо было раньше поговорить, но сейчас накатывает такое безразличие к нему, что даже удивительно.

Наверное, наш скандал все соседи слышали. Вернее, самую отборную ругань в мой адрес под залпы салюта. Здесь были и упрёки в измене и оскорбления и вообще, столько грязи в свой адрес услышала, что на всю жизнь хватит.

Я не плакала, просто молча собирала сумку. Даже поспать он мне не дал. Напился и крушил квартиру. Хорошо, хватило совести на меня руку не поднять. Я этого сильно боялась. Перед операцией нельзя рисковать здоровьем. Я и так в очень шатком положении.

В итоге перешагнула порог в семь утра, услышав вслед, что не имею права возвращаться. Ну и пусть. Честно говоря, я думала, что мне это уже будет ни к чему. Я трезво оценивала ситуацию и свои риски.

Маму предупредила, чтобы она не приезжала. Что мы с Костей поругались. Долго порывалась рассказать о причине, но не смогла. Понимала, что поступаю нечестно в отношении неё. Я должна была дать ей шанс хотя бы попрощаться со мной. Но не хотела, чтобы она переживала в праздники. Просто написала ей письмо и попросила врача отдать, если я не проснусь после наркоза.

Пообещав позвонить, как только дома всё уляжется, села в такси и поехала в клинику.

Но мама не вняла моим просьбам и примчалась в гости. Видимо, сердце чувствовало, что-то неладное…

А первого числа, находясь уже в больничной палате, я разговаривала с Димой. Впитывала его радостный голос и держалась из последних сил, чтобы не расплакаться. Как мне сейчас хотелось оказаться в его объятиях, но я не могла. Глупо было бы говорить, что мне совершенно не страшно. Но я решила пережить эти сутки в одиночестве. Так уж сложилось. А дальше только небесам решать, как распорядиться моей жизнью.

Когда лежала в операционной и смотрела, как мне вводят наркоз, представляла глаза Димы и улыбку Вареньки. Пусть это будет последним, что я увижу, хоть и мысленно.

А потом наступила темнота, которая сменилась странным туманом. Это после я буду анализировать, всё, что увидела, находясь в коме. А сейчас мне было хорошо. Так легко! Никакой боли, страха и обид. Я летела, ощущая за спиной крылья. Летела на свет, где видела лицо папы.

И так мне хотелось побыстрее оказаться в его объятиях, сказать, что я очень сильно скучала, но он покачал головой, будто не подпуская к себе. Я остановилась и с непониманием посмотрела на него. Неужели он не скучал? Не хотел увидеться?

А потом я услышала странные приглушённые голоса. Мужской, настойчивый. Он приказывал мне вернуться, говорил что-то о Диме и Варе.

— Девочка, борись, — шептал он, а меня рывками кидало в туманном пространстве. Толчок, ещё толчок. Дима…

Мысль о нём разливается теплом, и я вдруг становлюсь тяжёлой и лечу вниз просто с невероятной скоростью. Темнота. А потом пространство вновь наполняется звуками. Я улавливаю тихий монотонный писк приборов, шипение, дискомфорт в горле и тёплые руки, держащие мои пальцы.

А потом улавливаю запах, пытаюсь пальцами пошевелить, сказать, что я вернулась к нему, но мешает трубка. Теперь я знаю, что после смерти мы не уходим в пустоту. Но на той стороне мне дали понять, что я ещё нужна здесь, нужна им.

Мне снова дают возможность самой дышать и говорить. Горло дерёт, но я пытаюсь. Вижу осунувшееся бледное лицо Димы. Под глазами у него синяки.

— Как Варенька? — первое, что удаётся выдать скрипучим непослушным голосом.

Как только узнаю, что с ней всё в порядке, сразу невероятное облегчение испытываю. Дима стоит передо мной на коленях и целует пальцы. Зачем? Не нужно этого всего. Но ощущаю такую слабость, что даже сопротивляться не получается. Хочу, чтобы он встал. Ни к чему это, но получается только пальцы в отросшие волосы запустить и просто молча наслаждаться его присутствием.

Я знаю, что потеряла ребёнка, но боли не чувствую. Она появляется позже, когда врачи озвучивают предложение о стерилизации. Говорят, что для моего здоровья противозачаточные вредны, а другие средства контрацепции не дают сто процентной гарантии. Да и таблетки иногда осечки дают. Вот теперь больно. Внутри снаряды рвутся.

Пока Димы нет, плачу. Скулю, как побитая собака. Физическая боль иногда ничто по сравнению с душевной. Как я озвучу ему всё то, что услышала от врачей?

Мама говорит, что если мужчина любит, то ему всё неважно. Он возьмёт меня любой, лишь бы рядом была. А я до конца не верю в её слова, пока Дима не озвучивает предложение о суррогатной матери, а потом не предлагает вместо меня под нож лечь. Мужчина готов пойти на такую процедуру! И тут мои барьеры осыпаются песком. Я понимаю, что любит, что хочет, чтобы рядом была, несмотря ни на что.

Впервые в жизни чувствую себя нужной кому-то, кроме мамы. И это настоящее счастье, которое всю боль перекрывает. Когда препараты перестают действовать, вспоминаю его слова и выражение глаз в этот момент, и сразу легче становится. Никаких болеутоляющих не надо. Дима приходит каждый день утром и вечером. Подолгу сидит рядом, рассказывает про деда Мороза. Признаётся, что сказал Варе о том, что дедушка исполнил её просьбу о маме. И не просто о маме, а о самой замечательной маме на свете, по имени Ксюша.

— Ты извини, если события тороплю, — улыбается он. — Но так хотелось Вареника порадовать. Она настолько стоически всё переносит, терпит…

— Не переживай. Только хочу спросить: это такое предложение о замужестве сейчас было?

Дима хмыкает, ероша волосы.

— Прелюдия к предложению.

— Тогда ладно, — смеюсь.

На самом деле мне не нужны пламенные речи и преклонение колен. Дима и так уже стоял на них передо мной. Я просто не понимаю, как себя вести. Выписка уже скоро, а я в панике. Мама сказала, что приняла предложение пожить в гостевом доме. Она сейчас ближе ко мне хочет быть, помогать. И всё так странно, непривычно и пугающе.

Дима успокаивает на счёт своих родителей. Говорит, что они будут счастливы принять такую невероятную женщину в свою семью. Да и мама его заходит иногда. Приносит фрукты, интересуется состоянием. Но как-то всё… непонятно как происходит. Не так женщин вводят в семью.

А через три недели наступает долгожданный момент выписки. Мы с Варежкой идём по длинному коридору, взявшись за руки. Она хоть и осталась такой же худенькой, но цвет кожи стал нормальным. «А мясо нарастёт», — как любит выражаться моя мама. Врач провёл все анализы и сказал, что орган прижился прекрасно. Нужна, правда, длительная терапия, но с этим мы справимся. Самое страшное позади.

На пороге клиники нас встречает Дима. Он держит огромный букет из роз и целое облако из воздушных шариков. Варя в восторге. Мы вместе выпускаем белые шары в небо и загадываем желание. Не знаю, что загадала она с папой, а я попросила у неба сына от любимого мужчины. Да, вот такая я странная. Ещё верю, вопреки всему.

Страшно, конечно, но с Димой я готова попробовать. Чуть позже, конечно. Тем более, врач дал мне адрес чудо-клиники.

Но пока я решила просто наслаждаться счастьем, попытавшись откинуть все страхи. Шаг за больничные стены — это шаг в новую жизнь. И он весьма тяжёлый, хотя я вступаю в новую реальность с любимым мужчиной.

Оказывается, что он комнату отдельную для меня приготовил. Я благодарна. Не знаю, как бы себя чувствовала, посели он меня в свою спальню. Мне нужно время и личное пространство. Да и не ощущаю я себя сейчас красивой и желанной женщиной. Худая, бледная, со свежим бордовым шрамом. Испытываю страх, представляя, что он меня увидит такую обнажённой.

Больше всех нашему прибытию радуется Акбар. Даже мне перепадает от общей бури эмоций. Пёс подходит и облизывает мне руку. Смеюсь и треплю пса по лохматой голове.

Но больше всего он рад Варе. Посматривает на Димку искоса, помня, что он приказал быть осторожным, а сам тычется слюнявой мордой в руки маленькой хозяйки. Варя хохочет и целует псину в нос.

— Вареник! — Дима тут же строго смотрит на дочь. — Ты помнишь, что врач сказал?

Нам выдали строгие инструкции по поводу чистоты, чтобы девочка не подцепила случайно какую-нибудь инфекцию.

— Я забыла, — вздыхает ребёнок.

— Никаких поцелуев с собакой ещё как минимум полгода. Или я вас друг от друга изолирую, — строго обещает Дима.

— Угу, — соглашается Варя, опустив нос. — Слышал Барик? — смешно сокращает собачье имя. — Нам запретили целоваться. Придётся потерпеть.

Собака смешно фыркает и трусит к крыльцу, будто поняв все слова.

А потом Дима показывает мне комнату.

— Не думал, что когда-нибудь пригодится, — улыбается, подходя ближе. Мы впервые остались наедине и это ужасно нервирует. Я не знаю, как себя вести с ним. — Даже жалел, что спроектировал так много комнат.

Его горячие ладони ложатся мне на талию. Осторожно, почти невесомо. Понимаю, что он боится ненароком сделать мне больно.

— Ты побрился, — улыбаюсь, проводя пальцами по гладковыбритой щеке.

— Не нравится?

— Непривычно тебя таким видеть. Но это лучше, чем двухнедельная борода, — смеюсь.

А он наклоняется и целует, выбивая почву из-под ног. Не сдерживает себя. Заявляет, что теперь я полностью принадлежу ему. Поцелуй напористый, глубокий, жаркий, требующий полной капитуляции и в тоже время бережный, обещающий невероятные эмоции, если я доверюсь, откроюсь этому невероятному мужчине. У меня идёт кругом голова. Никто и никогда не целовал меня так.

У меня сбивается дыхание, а ещё кажется, что я совершенно не умею целоваться. Отвечаю как-то неуклюже и стесняюсь сама себя.

— Моя девочка, — шепчет, отрываясь от моих губ и заглядывая в глаза.

Отвожу взгляд, пытаясь скрыть неловкость.

— Мне бы в душ. Я о ванне мечтаю уже месяц.

— Конечно. Жду тебя на кухне. Мама там что-то вкусненькое к вашему приходу приготовила.

Когда Дима выходит, с облегчением выдыхаю. Мне безумно хочется всё время быть в его объятиях. Они дарят уверенность и чувство защищённости. Но открыться Диме до конца не получается. Понимаю, что барьер сама выстроила, а поделать ничего не могу. От мужчин слишком много зла видела. И воспринимаю его ещё чужим, хотя через многое прошли вместе. Люблю безумно, но пытаюсь держать на расстоянии. Привыкла дистанцироваться.

Глава 17

Дмитрий

Не верю, что пережил этот кошмар. Мы все пережили. Везу своих девочек домой, а грудную клетку счастье распирает. Выдержали, справились. Теперь все будет хорошо.

Немного напрягает поведение Ксюши. Жмётся, как перепуганный зайчонок. Что мне ещё надо сделать, чтобы она перестала шарахаться? Я не понимаю. Мама говорит, что нужно терпение. Выхожу из комнаты и сжимаю пальцы в кулаки. Я не настаиваю на физической близости. Сам боюсь сейчас Ксюшу в этом плане трогать. Но меня задевает её отчуждённость. Как будто ничего не изменилось с момента нашего знакомства.

На кухне Ксюша появляется спустя целый час. Видно, что ей неловко. А мне по кайфу. Чувствую, что сейчас у меня настоящая дружная семья, хотя ещё полгода назад даже не задумывался об этом. И мама её влилась как-то незаметно. Они с моей родительницей и пироги вместе стряпают, и обсуждают разные житейские вопросы. Сдружились сразу. Хотя Галина Алексеевна тоже поначалу стеснялась, но мои родители смогли вытащить женщину из панциря.

От неё я узнал историю из прошлого Ксюши. Без подробностей, но в душе нехорошо царапнуло. Сколько уже моей девочке пришлось пережить?

Смотрю на неё, как улыбается неловко, как глаза опускается, как нежно на Варю смотрит и кайфую. Хотя Новый год уже прошёл, но мы решили к приезду девчонок украсить дом. Сейчас на кухне выключен центральный свет, и мягко перемигиваются огоньки гирлянд.

Вечер проходит душевно. Родители корректно не поднимают тему свадьбы, да и наших отношений в принципе. Это я их попросил. Достаю небольшую коробочку и протягиваю Ксюше.

— Мы с Вареником уже получили подарки от дедушки Мороза, а твой задержался, — улыбаюсь.

— Не стоило, — она удивлённо смотрит на коробочку.

— Ты открой. Надеюсь, дедушке удалось угодить.

Ксю поднимает крышку и достаёт небольшой свиток, перевязанный красной ленточкой.

— Что это? — её брови ползут вверх.

— Развязывай, — подмигиваю.

Ксюша освобождает бумагу от ленты и пробегает глазами по тексту. Наблюдаю, как по её лицу пробегают разные эмоции, сменяя друг друга. Пальцы девушки дрожат, на глазах выступают слёзы.

— Как тебе удалось? — шепчет, поднимая взгляд.

— Связи, — хмыкаю. — Решил, что тебе не захочется встречаться с бывшим.

— И он так просто дал мне развод?

— Да, — пожимаю плечами, вспоминая, как уведомлял Костю. Он рвал и метал. Оскорбления в сторону Ксюши сыпались как из рога изобилия. Пришлось пару раз вмазать по морде. Честное слово, хотел всё уладить спокойно.

Так как совместно нажитого имущества у них не было, в суде развели без лишнего шума. Нужна была подпись жены, но мой друг уладил этот момент.

Предложение решил делать позже. Нужно дать Ксюше время, чтобы все переживания улеглись.

— Спасибо, — шепчет она, вытирая со щеки, скатившуюся слезинку.

— Принцессу освободили от злого дракона? — хитро прищуривается Варя.

— Освободили, — шепчет Ксюша, убирая бумагу в коробочку.

— Это же здорово! — радуется ребёнок, хлопая в ладоши.

После ужина захожу к Ксении.

— Я не перегнул? Возможно, тебе самой нужно было всё уладить?

— Нет-нет, я благодарна, — мотает она головой. — Не хотела больше видеться с Костей. Он мне столько ужасных вещей наговорил… Спасибо тебе за заботу.

Она садится на кровать, складывая руки на коленях.

— Я вижу что-то не так. Ксюш? — подхожу ближе и присаживаюсь перед ней на корточки.

— Я благодарна за всё, но чувствую себя приживалкой. Наверное, это неправильно — начинать отношения с таких чувств, но ничего с собой поделать не могу.

— Просто всё слишком быстро изменилось. Твоя жизнь кардинально поменяла курс. Ты растеряна, не привыкла, что о тебе заботятся. Ты постоянно жила с чувством вины и ощущением, что должна что-то кому-то. Я прав?

— Наверное, — тяжело вздыхает, комкая край туники. — Ты накупил мне столько вещей, — тихо говорит. Почти жалобно. Как будто ей стыдно. Ну, что за фигня?

— Ксю! Сейчас ты только подтвердила мои слова. Прекрати, пожалуйста. Мне хотелось сделать тебе приятное. Это лишь малая часть от того, что ты сделала для нас с Вареником. И это я чувствую себя обязанным.

Зря я это сказал. В тот же мгновение лицо Ксюши вмиг посерело, а взгляд опустел. Будто она внутрь себя погрузилась.

— Эй! Я не то хотел сказать. Не накручивай себя, не придумывай того, чего нет. Я действительно хотел сделать приятное любимой женщине.

Ксюша отмирает и кивает. Но выглядит это как-то механически. Пытаюсь погладить её по руке, коленям, но она закрылась. Выставила между нами невидимую стену. Время. Нужно дать ей время.

— Ладно. Если что-то понадобится, обращайся в любое время дня и ночи. Договорились, маленькая?

Она снова кивает. Мягко целую её в лоб и оставляю одну. /Запрещено цензурой/, как бомбит. Костя законченный гавнюк. Это надо было так заремизить женщину.

Да, не так всё идёт, как представлялось в моей голове. По идее, два влюблённых человека должны примагничиваться друг к другу, но Ксюша ведёт себя всё также отчуждённо. Она много времени проводит с Варей. Они играют, лепят снеговиков, рисуют, читают и много смеются. Даже ревновать начинаю. Только понять не могу кого к кому сильнее. Я будто за бортом остался. В больнице среди чужих людей мы ближе были, чем сейчас.

Пытаюсь анализировать, но нефига, блин, не получается! А если Ксюша поняла, что ошибалась по поводу своих чувств ко мне? Что если она настолько устала от тирании мужа, что приняла за любовь глоток свежего воздуха? Или она увидела во мне своеобразного рыцаря, который совершил благородный поступок, забрав дочь из детского дома, а потом всё улеглось, разложилось по полочкам? Возможно, Ксюша любит только Варю, а ко мне испытывает благодарность?

Но, чёрт! Я уже не могу её разлюбить! Шкура дыбом становится от того, что она находится рядом. Хочу касаться её, целовать. Но она будто отгородилась. Даже мои родители заметили. Совместные завтраки и ужины — вот, то время, что мы проводим вместе. Мне сейчас приходится работать на износ, чтобы выторговать у начальства дополнительную неделю отпуска весной. Как дурак планировал свадьбу и путешествие. Неважно куда. Главное вдвоём. А может никакой свадьбы и не будет?

Через месяц родители начинают прозрачно намекать, что в наших отношениях что-то не так. К Ксюше относятся хорошо, но ведь они не слепые. И чтобы избежать конфликтов в будущем, отправляю их с отцом домой.

— Я вам благодарен за всё, но теперь мы сами, — говорю на семейном совете. — Нам надо немного без посторонних глаз побыть.

— Это мы-то посторонние? — поджимает губы мама.

— Ма, не передёргивай. Ты же знаешь, что я вас люблю и очень благодарен за помощь и поддержку. Но для Ксюши вы действительно посторонние. Возможно, ей тяжело сразу влиться в семью. Я не знаю! — срываюсь, наконец.

— Дим, я вижу, как она украдкой смотрит на тебя, — говорит отец. — Ты правильно поступаешь. Я давно Вере говорю, что пора нам и честь знать. Что надо вам пространство освободить. А она упёрлась. Переживает за ваше здоровье.

— Ладно, я поняла, — вздыхает мама. — Послезавтра уезжаем. Сговорились против меня, — бурчит.

Улыбаюсь, ощущая вспыхнувшую надежду после слов отца.

Специально выходные освобождаю и прошу Галину Алексеевну, чтобы она дала нам два дня наедине. Женщина относится с пониманием.

— Ксюша не делилась с вами переживаниями? — пытаюсь узнать, что на душе и в мыслях у моей любимой женщины.

Галина Алексеевна качает головой.

— Димочка, сама у неё спрашивала, но молчит дочка. Говорит, что всё нормально. Просто она привыкнуть пытается.

Для меня подобное необычно. Как правило, к хорошему быстро привыкают. Другие женщины на меня буквально охотились, чтобы заполучить в своё пользование, а тут… Хотя Ксюша не обычная. Эта женщина особенная.

А вдруг она близости со мной боится после случившегося? От собственных метаний тошно. Пытаюсь пар выпустить на тренировках после работы. Врач разрешил возвращаться в привычный ритм. Опасность инфаркта миновала. Последнее обследование показало, что я в норме. Но напутствие по поводу спокойствия, от врача я всё же получил.

Сегодня мы ужинаем втроём. Я только что приехал. Сразу в душ отправился, чтобы последствия работы в спортзале с себя смыть. Решил, что хватит. Перехожу к другой тактике. Времени для привыкания я дал Ксюше достаточно.

Намерено не надеваю майку. Прихожу на кухню в одних домашних брюках. Глаза у Ксюши расширяются, она ими растерянно хлопает и поспешно отворачивается.

— Как день прошёл? — интересуюсь бодро, делая вид, что ничего не заметил. — Чем мои девочки занимались? — намеренно так впервые к ним обращаюсь, подчёркивая, что они обе мои.

— Мы лепили из пластилина! — радостно делится Варя. — Я медведя сделала! Показать?

— Конечно! Тащи сюда своего медведя.

Варя уносится, а мы с Ксюшей наедине остаёмся. И неожиданно теряюсь. Я не понимаю, что предпринять. Дожили! Чтобы я не знал, как женщину обольстить. Определённо, Ксюша все мои настройки сбила. Спросить, можно ли поцеловать? Глупо. Нагло вторгнуться в её пространство и без спроса прижать к себе? Рискованно. Она не оттолкнёт — не тот характер. Но хочет ли этого?

Пока соображаю, как поступить, возвращается Варя.

— Вот! — радостно тычет мне под нос гибрида из снежного человека и Акбара.

— А чего у медведя передние лапы такие длинные? — смеюсь.

— Чтобы по деревьям удобнее было лазить.

— Ты знаешь, я склоняюсь к тому, что твой зверь больше похож на гориллу. Если бы не круглые уши. Над достоверностью надо ещё поработать, но ты молодец. Завтра слепишь для меня лисичку? — улыбаюсь. Помню, что психолог советовал говорить с девочкой честно и открыто. Для Вари это важно.

— Слеплю! — бодро кивает она, совершенно не обидевшись на мои слова про сходство.

— Отлично! Чем больше практики, тем круче будет результат.

— Тётя Ксюша мне тоже самое сказала.

Жалею, что нельзя с дочкой в подвижные игры поиграть. Она их любит, но врач пока запретил. Да и Ксюшу можно было бы втянуть. А так придётся искать другие методы раскрепощения, без пособничества Вареника.

Мы ужинаем салатом из свежих овощей и запеченным мясом индейки с пюре. Всё максимально нежирное. Мне даже на руку такая диета. Быстрее физическую форму восстановлю. А потом пьём чай с полезными сладостями. Специально своим девочкам привожу пастилу и зефир домашнего производства.

Ловлю на себе воровитые взгляды Ксюши. В этом вся она. Как только людей меньше стало, сразу немного отмерла. Появляется надежда, что я себя просто накрутил.

— Всё было очень вкусно, — хвалю девочек.

— Мы с тётей Ксюшей вместе готовили! — хвалится Варя. — Она меня учила.

— Теперь я уверен, что не умру с голоду. У меня появилось сразу две хозяюшки, — подмигиваю Варенику.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍- Мы не дадим тебе голодать, — кивает она с серьёзным видом. И впервые Ксюша открыто смеётся в моём присутствии.

Глава 18

Ксения

Когда Димины родители уезжают, вздыхаю с облегчением. Всё время чувствовала себя не в своей тарелке в их присутствии. Не знала, как себя вести. Я ещё и не хозяйка в доме и не обычный гость. В каком-то подвешенном состоянии без определённого статуса.

Зато наслаждаюсь общением с Варей. Тем более, по большей части мы с ней предоставлены друг другу. Дима пропадает на работе. Возвращается поздно вечером уставший. Неудобно его напрягать и требовать внимания к своей персоне. Я не представляю, какие мысли у него в голове. Только благодарность за спасение дочери? Он ведь сам сказал… Хотя до этого его слова об операции… Я запуталась, потерялась!

Ведь в остальное время Дима ведёт себя отчуждённо. Ко мне не заходит, не ищет возможности поговорить, обнять, поцеловать. Вечерами в своей постели чуть не плачу. Мне хочется, чтобы он к себе прижал. Почувствовать его тепло, его дыхание, окунуться в его запах хочется. Но я не решаюсь ему об этом сказать. Навязываться боюсь. Наверное, такое положение вещей его полностью устраивает.

Пару раз порываюсь плюнуть на всё и пойти к нему в спальню. Подхожу к двери и замираю, слушая гулко бьющееся сердце. Не готова вот так мужчине предложить себя. Да и всё ещё стесняюсь своего внешнего вида. Хоть я немного и поправилась, но на животе по-прежнему безобразный шрам тёмным рубцом выделяется.

Днём нахожу отдых в общении с Варежкой. Дима установил во дворе качели, и я беру плед и катаю девочку. Потом мы лепим снеговиков, гуляем с Акбаром. Варя в восторге, каждый раз, когда он ей послушно палку приносит.

Первое время родители здорово помогали, конечно. У меня не хватало сил уделять много времени ребёнку. Я чувствовала ужасную слабость и уже к обеду валилась с ног. Но недели через две хорошего питания и покоя, полностью пришла в себя. Вот тогда-то меня и начали посещать назойливые тревожные мысли о Диме и наших с ним отношениях.

А сегодня я с особым трепетом ждала его возвращения. Теперь в доме нет его родителей. Наберусь ли я смелости поговорить с ним, прижаться к нему? Вспоминаю наши немногочисленные поцелуи, и в жар бросает. Еле удаётся сосредоточиться на приготовлении ужина. Смешно, но за мной сейчас Варя присматривает. А у меня всё из рук валится.

В итоге накручиваю себя к вечеру основательно. И Дима ещё подливает масла в огонь, появляясь на кухне без майки. Впервые вижу его обнажённый торс. Разноцветное полотно татуировок тянется от запястий к плечам, уходя частично на спину и грудь. Яркие цветы, черепа, оскаленные морды животных. Я, как зачарованная скольжу взглядом по его телу. Сама пугаюсь того, как откровенно его разглядываю. Хорошо, что Дима в этот момент занят — достаёт из холодильника сладости.

Любуюсь рельефом его мышц, наслаждаясь совершенством тела. Даже в своих фантазиях не представляла его таким красивым. Волоски по всему телу дыбом становятся.

«Подойди ко мне, прикоснись и дай мне прикоснуться, поцелуй, обними!» — Кричу мысленно. Но он не делает этого. Чувствую, как стоит за моей спиной. Сердце заходится в бешенном ритме. Я жду, но ничего не происходит. Он молча дожидается возвращения Вари.

Хочется взвыть от разочарования и обиды, но я сдерживаюсь. Невольно начинаю думать, как быть дальше. Мама сдала квартиру на год с одобрения Димы. Так было выгоднее. Значит, уйти нам некуда. А жить с ним в одном доме в качестве няни для Вари я не готова. Просто с ума сойду!

Я согласилась на эту должность находясь замужем, зная, что буду покидать Димину территорию, как только он вернётся с работы. А сейчас не смогу так.

Как только они с Варей уходят, чтобы провести время вместе, я быстро убираю со стола и несусь к себе. Сворачиваюсь в постели калачиком и реву. Мне просто необходима разрядка.

Успокаиваюсь нескоро. Дима уже успел Варежку уложить. Сказки на ночь она признаёт только от него. Слышу, как дверь в его спальню хлопает, и натягиваюсь в струну. Пытаюсь решиться на что-то. Долго, мучительно, выгрызая себя изнутри. Кидаюсь к шкафу, лихорадочно роюсь в нём, выбирая самый красивый комплект белья. В жар бросает от мысли, что всё это мне Дима сам покупал. Облачаюсь в вишнёвый почти невесомый комплект, который затейливой паутинкой ложится на тело. Сейчас даже сама себе нравлюсь. Если бы не шрам… Накидываю лёгкий шёлковый халатик и шагаю за дверь.

В итоге моей смелости хватает на то, чтобы выйти в коридор и замереть там истуканом. Почему так страшно? Не покусает же меня Дима, в конце концов. Но не этого я боюсь. Мне страшно услышать, что я ему нужна только в качестве няни. Увидеть в глазах, что не любит, а испытывает лишь благодарность. Недостаточно мне её! От него недостаточно…

Пока слушаю гулко бьющееся сердце и метаюсь в раздирающих на части мыслях и эмоциях, не улавливаю Димины шаги. Дверь передо мной распахивается настолько внезапно, что я вздрагиваю.

— Ксю? — его голос обволакивает. Колени невольно начинают слабеть. — Я уложил Варю. Или тебе что-то нужно? — смотрит с тревогой.

Хочется закричать: «Да! Ты мне нужен!». Но я молчу, закусывая губу и отводя взгляд в сторону. Сейчас на Диме майка, но слишком много я уже увидела. Теперь воображение не поддаётся контролю.

Он подходит и застывает в шаге от меня.

— Что случилось? — интересуется хрипло.

У меня бегут мурашки. Ощущение, что язык парализовало. Вскидываю взгляд и замираю.

«Прочитай по глазам. Умоляю! Только не уходи!»

И Дима понимает. Он мягко притягивает меня к себе, замирая в паре сантиметрах от губ. Будто спрашивает: «Можно ли?» Это странно. Не похоже на него.

Его дыхание учащается, но он медлит, не сводя с меня взгляда. И я тянусь к нему сама. Запускаю пальцы в волосы, надавливаю на затылок. Я слишком маленькая, чтобы дотянуться. Мне нужна помощь.

С протяжным стоном Дима припадает к моим губам. Руки жадно по телу блуждают, оставляя почти ожоги, так мне горячо. Льну к нему, исследую пальцами новые территории. Грудь, пресс. Ныряю под майку, ощущая, как Дима вздрагивает, всем телом напрягается, стонет мне в губы. Предохранители горят, осыпая нас двоих искрами.

— Варя, — бормочу, улавливая связную мысль.

Дима тут же на руки меня подхватывает и несёт в свою спальню, не разрывая, сводящего с ума поцелуя. Ставит на пол, дверь на замок закрывает, а я в это время приваливаюсь спиной к стене, чтобы опору найти. Мир под ногами шатается, норовя окончательно лишить равновесия.

Дима замирает в нескольких сантиметрах, блуждает голодным взглядом по телу, заставляя мурашками покрываться и часто дышать. Кажется, что сердце вот-вот испуганной птицей наружу выпорхнет. Интимность момента зашкаливает. Жар между нами вязким становится, сплетаясь с частым рваным дыханием.

Хочу законсервировать это мгновение, янтарной смолой залить и сохранить в памяти, поставив на полочку, как удивительную драгоценность.

Дима поднимает руку и ведёт кончиками пальцев от скулы к ключице. Нежно, едва касаясь, не разрывая зрительного контакта. Остро и сладко. Не выдерживаю этого взгляда и прикрываю глаза.

— Ксюша, — хриплый шёпот, разливается внизу живота тягучим теплом. Острым разрядом по телу проносится. — Посмотри на меня.

И я смотрю. Смотрю, как он медленно халат с плеча спускает, сглатывает тяжело, воздух жадно втягивает, оглаживая оголившийся участок кожи. Почти невесомо, оставляя за пальцами пылающий след.

Второй рукой поясок развязывает, и шёлковая тряпица падает к моим ногам. Хочется руками шрам закрыть. Неловко и страшно от мысли, что я некрасивая. Тянусь к его майке, помогая снять. Хочу видеть его тело. Он отбрасывает одежду в сторону и снова голодным взглядом по мне скользит.

Руками непроизвольно пытаюсь себя прикрыть, обхватывая рёбра. Но мою оборону мгновенно разносят в щепки. Дима нежно берёт за запястья и разводит мои руки в стороны. Опускается на колени, продолжая смотреть прямо в глаза. От интимности и необычности момента колотить начинает. Хватаю воздух ртом, но зрительный контакт не разрываю. Ничего не видела более эротичного, чем эта сцена. Даже представить не могла, не говоря уже о том, чтобы испытать когда-то.

Дима медленно проводит губами по животу, обдавая его горячим влажным дыханием, а потом по тому же маршруту кончиком языка скользит. Из моей груди глухой стон вырывается. Боже, как невыносимо прекрасно!

Мои запястья до сих пор в плену, руки заведены за спину во избежание препятствия сводящим с ума действиям. Губы Димы мягко на послеоперационный рубец ложатся. Я замираю и всхлипываю.

— Ты невероятно красивая, — шепчет он. — Просто /запрещено цензурой/, какая красивая.

Удивительно, но именно крепкое выражение из уст Димы заставляет меня поверить в его искренность и расслабиться. Мои руки тут же получают свободу, и пальцы зарываются в его жёсткие волосы. Хочу на кровать переместиться, но Дима не даёт, продолжая придавливать меня к стене. Его пальцы поддевают моё бельё и мучительно медленно тянут вниз. Я понимаю, что Дима собирается делать, и тут же густо краснею. Ещё никогда мужчина не ласкал меня так. Пошло, бесстыдно, невероятно чувственно и красиво. От наслаждения к облакам воздушным шариком улетаю.

Никогда не думала, что может быть так прекрасно. Впиваюсь в его плечи пальцами, пока меня разносит на части от наслаждения. Ноги не держат, превратившись в желе.

Дима отрывается от моего тела и улыбается. Выражение лица настолько довольное и порочное, что тут же вновь спичкой вспыхиваю. Он подхватывает меня на руки и переносит на широкую кровать. Укладывает бережно и нежно гладит. Ощущение, что продолжать не собирается.

Сама тянусь к нему, оглаживаю руки, плечи, грудь, отмечая, что татуировки совсем не чувствуются под пальцами. Кожа гладкая, горячая. Придвигаюсь ближе и начинаю покрывать его тело поцелуями, впитывая в себя сводящий с ума запах этого мужчины. Мне мало. Слишком долго я ждала его. Опускаюсь губами по мускулистому животу и на мгновение замираю возле резинки брюк. Мне приходилось так ласкать мужчину, но я всегда ощущала брезгливость. А сейчас безумно хотела это сделать.

Дима мне не препятствует, внимательно наблюдая за моими действиями и заставляя краснеть, как невинную девицу. Впервые я наслаждаюсь этим процессом, ловлю его стоны и надрывное дыхание и получаю наслаждение. Вижу, как он пальцами в матрас впивается и хочу, чтобы его руки на моей голове оказались. Но Дима будто сдерживается, боится меня напугать своим напором.

Довожу его до кульминации и стыдливо прячу лицо за волосами.

— Иди сюда, — он поднимает меня, укладывая животом на себя. — Люблю тебя, Ксю, — целует меня глубоко и жадно, крепко прижимая к себе. — А теперь нам бы в душ не мешало сходить, — издаёт смешок.

И мы идём вместе. Стоим под горячими струями, тесно прижавшись друг к другу. Нет сил, оторвать своё лицо от его плеча. Слушаю стук сердца и впервые чувствую себя безумно счастливой. Интересно, сколько таких «впервые» будет у меня с этим мужчиной?

После душа в кровать возвращаемся, но Дима только укутывает меня одеялом, прижимая к себе спиной, и в плечо носом утыкается.

— А как же?.. — пытаюсь озвучить, что мне хочется продолжения, но стыдно.

— Спи, маленькая, — хмыкает.

— Но я хочу.

И, действительно, безумно хочу. Я знаю, что с этим невероятным мужчиной мне не будет больно. Скорее, невозможно прекрасно. Он смеётся обволакивающе и резко поворачивает меня к себе лицом.

С ума сойти, у этого мужчины даже смех сексуальный!

Глава 19

Дима

Уложив Вареника, прихожу к себе в спальню и начинаю круги нарезать. Неосознанно. Размышляю над дальнейшими действиями. Что мы ка дети малые по углам жмёмся? Ну, Ксюша понятно — она стесняется. А я? Как сопливый пацан, честное слово!

Вырываюсь в коридор с намерением к ней идти, и вижу Ксюшу. Стоит растерянная и не знает, куда глаза деть. В следующее мгновение во взгляде страх проскальзывает. Вот и сходил в гости, /запрещено цензурой/!

— Ксю? Я уложил Варю. Или тебе что-то нужно? — пытаюсь понять, что у этой женщины на уме. Знает же, что дочку я всегда сам укладываю. Тогда зачем в сторону её спальни идёт? Или моей? Она поднимает глаза и смотрит на меня странно. Теперь во взгляде нет страха. Что-то другое. Будто призыв.

Губу закусывает, дышит часто. И я срываюсь. Гори всё синем пламенем! Когда к себе её прижимаю, ощущаю, что она с жадностью мои ласки принимает, не потому что знает о неизбежности физических отношений между нами, а потому что сама хочет меня.

Стонет, вздрагивает, льнёт. У меня мозг плавится. Хочу её всю, но боюсь больно сделать. Не желаю больше ни секунды быть причиной её страданий. А вдруг после всего, что ей пришлось пережить в связи с беременностью, физический контакт для неё болезненным будет? Чёрт!

Вижу, что она зажимается. Понимаю, что причина в свежем шраме. Да мне плевать на него! Я этой мелочи даже не замечаю. Она безумно красивая. Как я не рассмотрел этого при первой встрече? Естественная, нежная, трепетная.

Второй раз в жизни перед женщиной на колени встаю. Перед одной и той же. Она заслуживает, чтобы перед ней приклонялись, о ней заботились, любили искренне и доставляли удовольствие.

С ума сойти, какая она отзывчивая. Большим усилием воли заставляю себя сдерживаться, чтобы к полноценной близости не перейти. И тут Ксюша меня удивляет. Все внутренности скручивает, когда её губы на мне смыкаются. В голове короткое замыкание. Готов с цепи сорваться, но нельзя её пугать. Картина, которую наблюдаю, зашкаливает в своём эротизме. Не из-за самого действия, а из-за эмоций женщины, которая стремится доставить мне удовольствие. Как мило она стесняется, как сама возбуждается от процесса, как на меня смотрит. Шкура дыбом становится.

И после разрядки, наконец, немного легче становится. Перестаю чувствовать себя одержимым подростком со взбесившимися гормонами. Но снова эта невероятная женщина меня удивляет. Сама просит о продолжении. Чёрт! Да я только за, но как же стрёмно, /запрещено цензурой/!

Тянусь за пачкой резинок. Купил заранее, чтобы впросак не попасть. Ксюша смотрит как-то странно. Не могу понять этот взгляд.

— Что-то не так?

— Ты об этом подумал? — шепчет. — Не надо, Дим. Я таблетки пью.

— Таблетки не дают сто процентной гарантии. Так будет в два раза надёжнее.

Нависаю над ней, заглядывая в глаза.

— Тебе, правда, можно?

— Что?! — удивляется. — Так, вот в чём причина твоего поведения, — улыбается и сама притягивает меня. — Можно, Дим.

И всё равно стараюсь быть максимально осторожным. Всё делаю очень медленно, наблюдая за Ксюшиной реакцией. Ловлю её стоны, понимая, что они вызваны не болью, и немного расслабляюсь.

Моя. Эта женщина полностью моя. Внутри всё от какого-то детского восторга переворачивается.

— Выходи за меня, — выдаю, когда мы уставшие, наконец, друг от друга отлипаем.

Ксюша охает и легонько смеётся. Так мягко, уютно.

— Выйду. Ты уже не первый раз зовёшь. Наверное, хватит с тебя.

Притягиваю её к себе, укутывая в объятиях. Я сейчас самый счастливый мужчина на свете!

Следующим утром, пока Ксюша спит, подговариваю Вареника, чтобы она помогла мне сюрприз для будущей мамы сделать. Дочка в полном восторге от новости и тут же на всё соглашается. Её задача состоит в том, чтобы привести Ксюшу на поляну за жилым посёлком, где мы однажды гуляли.

— Завтра к шести вечера. Договорились?

— А если она не захочет? — сомневается Варя. — Темно уже будет.

— Ну, скажи, что я попросился вместе с вами погулять и с работы сразу туда приеду.

— А она не заподозрит? — размышляет Варя. Её глаза буквально горят предвкушением.

— Может быть и заподозрит. Но от этого сюрприз не станет менее ярким. Держи, — протягиваю девочке маленькую бархатную синюю коробочку. — Это ты дашь тёте Ксюше, когда я фейерверки зажгу. Договорились?

Дочка кивает, с восторгом глядя на кольцо с голубым бриллиантом. Заранее выбрал, а потом сомневаться начал, да так и не подарил Ксюше.

— А ещё скажешь кое-что, — шепчу на ухо Варе нужные слова.

Вареник хлопает в ладоши и часто-часто кивает.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

А потом мы с дочкой сами готовим завтрак. Она мной руководит как настоящий шеф повар. Ксюша её за месяц многому научила, а так как девочка у меня не по годам развитая и взрослая, то схватила она быстро. И теперь с серьёзным видом командовала мной.

— Пап, ну ты же неправильно делаешь! — качает она головой. — Надо сердечко нарисовать и вот здесь клубнику, чтобы красиво было. Мы, женщины, любим, чтобы красиво. Понимаешь?

— Понимаю, — смеюсь, рисуя на гренке сердечко взбитыми сливками.

— А ещё тётя Ксюша любит немножко корицы в кофе и две ложки сахара.

— Угу.

— Жалко, что цветов нет. Завтрак в постель нужно с цветами. Так романтичнее.

— Откуда такие познания? — приподнимаю брови.

— Мы фильмы с тётей Ксюшей смотрим, — заявляет Вареник и кладёт самую большую клубнику в рот.

— Что же это за фильмы такие? — качаю головой.

— Про принцесс.

Расслабляюсь, понимая, что каждый думает в меру своей распущенности. Как я мог решить, что Ксю будет показывать непристойные фильмы маленькой девочке?

— Вас с детства учат, как манипулировать мужчинами? — смеюсь, выставляя перед Варей тарелку с диетической кашей.

— А как без этого? Вы же совсем беспомощные. Вами руководить нужно, — пожимает Варя плечами.

— Это в смысле «беспомощные»?

— Ну, в плане всякой красоты.

— А-а-а, — радуюсь, что суть именно в этом. Уже хотел поговорить с Ксюшей на счёт тлетворного влияния телевизора на детский неокрепший ум.

— Ты иди, а то она проснётся и все старания коту под хвост!

— А это выражение, ты где услышала?

— Деда так говорить любит, — хихикает дочка.

— Точно. Как я мог забыть о любимых дединых выражениях?

Беру поднос с завтраком и иду в спальню. Ксю только-только проснулась и мило потягивается в кровати. Замираю на пороге, любуясь своей женщиной. Как маленькая нежная кошечка. Одеяло сползло с груди, заставляя меня шумно сглотнуть.

— Мы с Вареником тебе завтрак приготовили, — наконец отмираю.

— О-о-о, — Ксюша забавно трёт глаза и улыбается. — Это так мило!

— А ещё она меня учила, как красиво за женщиной ухаживать. Теперь мне точно не светит ударить в грязь лицом.

— Да, её любимые мультики про всяких принцесс, — смеётся Ксю, откусывая кусочек гренки.

— Надо урезать ей просмотр этих фильмов. Не хватало мне капризной принцесски. Эти фильмы хорошему точно не научат.

— Думаешь? — Ксюша хитро смотрит на меня, склонив голову на бок.

— Ты ей побольше советских мультиков и фильмов включай.

— Есть, мой генерал! — дурачится Ксю и даёт мне откусить от гренки, а потом сексуально слизывает сливки с моих губ. Естественно на этом мы уже не можем остановиться. Целуемся, как безумные.

— Совместный душ? — коварно предлагает самая невероятная женщина.

— Могла бы и не спрашивать, — хватаю её на руки и несу в ванную. Мы стоим под горячими струями и просто касаемся друг друга и целуемся как подростки. Уютно. Как же уютно рядом с ней!

Мы в обнимку спускаемся на кухню, где я заговорчески перемигиваюсь с Варей за спиной у Ксюши. Настроение просто превосходное. Давно не чувствовал такого подъёма.

На перерыве делаю несколько звонков и договариваюсь с праздничными агентствами о сюрпризе для Ксюши. Хочу наполнить её жизнь положительными эмоциями. Слишком много она страдала. Хватит с неё! Хочу видеть в глазах любимой женщины только радость.

На поляну вечером еду в предвкушении. Купил огромный букет белых роз, которые сейчас благоухали на весь салон. Днём начинал идти снег, и я дико переживал, что он сорвёт мероприятие. Но метели не последовало. Напротив, к вечеру тучи полностью ушли, открыв звёздное небо. Это предвещало сильный мороз, но надеялся, что мы не успеем замёрзнуть.

На поляну приехал за сорок минут до начала. Организаторы как раз заканчивали приготовления. Потом последовал короткий инструктаж, что и когда нажимать, чтобы запустить фейерверк. Надеюсь, Акбар не сильно испугается. Вообще, он всегда довольно спокойно относился к салютам.

За двадцать минут до прихода моих девчонок, организаторы скрываются из вида. По договору они будут неподалёку на всякий случай, но интимность момента портить не должны.

Ксюша с Вареником и Акбаром появляются практически минута в минуту. Я нажимаю на кнопку, зажигая за спиной два огненных сердца, и иду к ним. Протягиваю букет своей женщине. Её глаза светятся счастьем. Она забирает цветы и утыкается в них носом, а я киваю Варе. Теперь её выход.

Дочка достаёт коробочку с кольцом и открывает.

— Ты станешь нашей мамой? — шепчет, потому что голос от волнения срывается. Варя сейчас такая милая в своём розовом дутом комбинезоне и пушистой белой шапочке. Как ангелочек.

Ксюша начинает плакать и молча кивать, а я с улыбкой надеваю на её палец кольцо и целую под гавкание Акбара и вопли радости Вареника.

Глава 20

Ксения

Никогда для меня не делали ничего настолько приятного. Волшебного! Я смотрю на салют и сама улетаю залпом в небо, рассыпаясь на тысячи ярких разноцветных звёзд. Хочется надеяться, что Дима никогда не сделает больно. Я ещё способна верить мужчине. Даже удивительно…

Смотрю в его глаза, где вспышки фейерверков отражаются, и ощущаю себя самой счастливой на свете. В этот самый момент я начинаю верить в судьбу. Ведь ещё несколько месяцев назад мечтала, что стану мамой для Вареньки, но даже представить не могла, что это случится с другим мужчиной. Что я влюблюсь с первого взгляда, как глупая девчонка. А главное, что тоже стану любимой. Рядом с Димой я это чувствую. Он любит и не даст в обиду.

Каждая женщина мечтает найти такого мужчину. Защитника, опору. Того, кто будет смотреть с обожанием даже на недостатки. Как-то раз я читала статью психолога в городской газете. Там она подробно рассматривала отношения в семье и поступки мужчин в отношении женщин. Много правильных вещей было написано. Мне бы тогда проанализировать и сделать выводы, но я предпочла закрыться. Прозревать больно. Понимать, что тебя не любит собственный муж — крайне неприятно.

Но больше всего мне запомнилась финальная фраза. «Какой бы ты хорошей не была, если тебя не любят, то ты хоть в лепёшку расшибись, всё равно человек найдёт, к чему придраться. И какой бы ты не была плохой, если тебя любят, за тебя будут держаться, хвалить и принимать с любыми недостатками, превращая их в милые особенности».

Интересно, видит ли Дима мои недостатки? Ведь я поначалу его испугалась, несмотря на то, что он мне понравился. Его вспыльчивость меня настораживала. А потом я начала воспринимать эту черту характера, как нечто чертовски привлекательное, придающее Диме брутальности и мужественности.

Наверное, психолог во всём права. Так оно и есть.

Домой мы приехали продрогшие, но очень счастливые. Варя, как только разделась, побежала наверх за лисичкой, которую просил слепить папа. На этот раз у неё вышло более похоже. А я стояла в холе и просто смотрела счастливыми глазами на Диму, даже забыв снять шапку. Мы будто склеились взглядами на несколько минут. И если бы не ребёнок, бегающий по дому, точно начали срывать друг с друга одежду.

У нас даже дыхание сбилось. Ещё мгновение и воспламенимся.

— Я буду ждать тебя вечером, — говорю тихо, боясь нарушить магию, рождающую искры между нами.

Увидела, как глаза Димы потемнели, и шумно сглотнула, ощущая слабость в ногах. По телу разлился жар, который, казалось, легко может испепелить одежду на мне. Как дожить до момента, когда Дима прочитает ежедневную сказку Варенику?

— Съем тебя, маленькая, — хрипло отвечает он, подкидывая поленьев в мой внутренний костёр.

— Смотри! — летит Варя, протягивая свой рыжий шедевр для оценки.

— Круто, — хвалит дочку Дима. — Это уже похоже на лису. Молодец.

— Мне тётя Ксюша немножко помогла, — признаётся малышка.

— У вас здорово получилось, — лукаво улыбается Дима. — Продолжим заполнять зоопарк? — подмигивает дочке.

— Да!

— Тогда на очереди у нас сова. Что скажешь?

— Я люблю сов! Они красивые! — кивает Варежка. — А мы будем праздновать? — резко меняет она тему.

— Обязательно. Только мы сейчас с тётей Ксюшей переоденемся и сразу придём праздновать. Кстати, ты тоже пойди, надень домашнее платье.

— А бабу Галю позовём?

— Конечно, — улыбается Дима.

— А когда свадьба? — продолжает засыпать отца вопросами Варя.

— Как смотришь на то, чтобы назначить это событие на середину апреля?

— Так нескоро, — тут же мило огорчается малышка, тяжело вздыхая.

— Но вам ведь надо тщательно приготовиться. А как же выбор платья, украшения зала и всего прочего? — Дима как всегда знает, что сказать дочери. — Ты же поможешь тёте Ксюше быть самой красивой в этот день?

— Я? — выдыхает с благоговением Варя.

— Ну, а кто же ещё? Ты же у нас эксперт в деле принцесс.

— Я выберу самое красивое платье! — радуется девочка, а я понимаю, что Дима меня конкретно подставил. Ведь теперь мне придётся отбиваться от предложений в виде необъятных юбок и разного рода блестяшек, чтобы быть как самая настоящая принцесса.

Отмечаем помолвку в узком семейном кругу. Бывший муж не любил, когда мама приезжала в гости. Всё время ворчал и был чем-то недоволен, поэтому я до сих пор напрягалась, когда она заходила из гостевого дома в основной. Ждала, что Дима тоже будет недоволен. Всё же, он привык жить холостяком, а тут сразу три новые женщины в его холостяцкой берлоге.

Не знаю, проживали ли с ним до этого женщины. Честно говоря, думать об этом было неприятно. Да и не моё это дело. К прошлому нельзя ревновать, иначе всё с самого начала покатится под откос.

Дима как-то сам пару раз обмолвился, что раньше был холостяком до мозга костей, но теперь всё изменилось, и мне этого признания достаточно.

— Ксю, что с тобой? — он разливает сок по бокалам и замечает мою скованность.

— Ничего, — пытаюсь улыбнуться беззаботно.

— Ты напряжена. Я что-то не так сделал?

Вопрос застаёт врасплох. Он думает, что ведёт себя неправильно? Перевожу взгляд на маму. Она тоже сидит с напряжённой спиной, хотя старается делать беззаботный вид. Годы общения с Костей не прошли даром и для неё.

— Правда, всё нормально, — улыбаюсь, отпивая сок.

По выражению лица Димы понимаю, что не поверил и точно устроит допрос с пристрастием, но позже. А ещё пытаюсь уловить в мимике хоть какой-то намёк на недовольство от присутствия моей мамы. Но его нет. Он мило беседует с будущей тёщей, обсуждая, как лучше организовать торжество.

— Приедут только родители, и ещё будет пара друзей. Вы не переживайте, свадьба планируется очень тихой, ламповой, семейной. Я не хочу показухи. Просто поделюсь своей радостью с самыми близкими.

— Это хорошо, — кивает мама. — А то я и так стесняюсь. Мы с дочкой привыкли жить очень скромно, — она запинается и опускает глаза.

Понимаю, что мама боится ударить в грязь лицом перед обеспеченными гостями.

— Не переживайте по этому поводу, — успокаивает её Дима. — Или вы думаете, что я буду стесняться матери собственной жены? — удивление его настолько искреннее, что все мои страхи развеиваются по ветру пеплом.

Мама молчит, но вижу, что и она заметно расслабляется.

— Кстати, присмотрите за Варенькой, пока мы будем в свадебном путешествии? Если вас затруднит, то я могу маму попросить остаться на пару недель.

У моей родительницы от изумления округляются глаза.

— Вы считаете, что я могу отказаться сидеть с внучкой, живя в вашем доме?

— Я понимаю, что у вас есть своя жизнь, в которую может не вписываться маленький ребёнок, — пожимает плечами Дима.

Я сама сейчас в шоке от его слов.

— Да какая у меня личная жизнь? Моя единственная радость и смысл существования — это дочка. А теперь ещё и внучка, — мама улыбается Варе.

— Хорошо, — кивает Дима, помогая дочке почистить апельсин.

— А куда вы собираетесь поехать?

— Я планировал обсудить этот вопрос с вашей дочерью. Мне неважно, главное, чтобы Ксюше запомнилось.

Всё. Диме удалось-таки довести маму до слёз умиления. Идеальный отец, муж и зять. Мне кажется, она теперь его любить больше чем меня будет. Немного удивительно и радостно от осознания, что семья бывает такой — дружной. У нас с мамой до смерти отца тоже была такая, но я уже забыла, каково это. Как будто моё детство — совершенно другая, очень далёкая жизнь посторонней девочки.

Мы сидим до позднего вечера, обсуждая предстоящее мероприятие и выслушивая предложения Вареника по поводу платья невесты. Как я и предполагала, оно по её представлениям обязательно должно быть необъятным и блестящим, чтобы ослепить и сразить наповал всех.

Представляю, как сложно мне будет отстоять свой выбор. Совершенно не хочется пышных юбок и прочей помпезности.

Перед тем, как идти укладывать Варю, Дима дарит мне настолько красноречивый взгляд, что ноги подгибаются. К лицу тут же кровь приливает, а низ живота начинает сладко ныть.

Готовлюсь к его приходу очень тщательно. Душ с фруктовым гелем, шикарное кружевное бельё, надев которое впервые в жизни ощущаю себя порочной и невероятно сексуальной женщиной. Дима накупил мне много разных комплектов, и они просто сногсшибательные. Но сегодня я выбрала чёрное кружево. Укороченный корсет, скрывающий шрам и просто безобразно откровенные контурные трусики с чулками.

Когда Дима заходит в комнату и видит меня во всём этом великолепии, лежащей на кровати, он с рыком майку с себя стаскивает и одним рывком возле меня оказывается.

Я ожидаю голодной атаки хищника, но получаю совершенно противоположное. Этот невероятный мужчина затевает эротическую игру. Заставляет меня разные позы принимать, а сам целует в совершенно неожиданных местах, коллекционируя мои стоны. Тихие, удивлённые, хриплые, просящие. Глазами меня пожирает, руками, губами, как и обещал.

И сегодня я получаю ответ на, мучавший долгое время меня вопрос. Дима чередует мягкость и нежность с грубостью и напором. Жёстко наматывает волосы на кулак, заставляя прогнуться, но любит меня невероятно нежно. Это что-то запредельное!

В первую ночь он осторожничал, боясь причинить мне боль, но сейчас!.. Мне казалось, что я в порочном раю, если эти определения в принципе можно поставить рядом. Я взрывалась удовольствием в его руках, глуша крики поцелуями.

— Мне никогда не было так хорошо, — простонала, устраиваясь у него на плече.

— Все женщины это говорят мужчинам, чтобы поднять их самооценку, — хмыкает Дима, гладя меня по бедру.

— Возможно. Но я вкладываю в эти слова немного другое. Раньше близость с мужчиной ассоциировалась у меня только с болью. Я знала, что это неправильно, что бывает иначе. Но у меня не было.

Дима приподнимается на локте, заглядывая в глаза и говоря взглядом, что он расценивает мои слова, как неудачную шутку.

— Муж делал тебе больно? — хрипло спрашивает он, поняв, что я и не думала шутить или лукавить.

Закусываю губу и киваю.

— Он не заморачивался на прелюдию, — отвожу глаза. Неправильно в постели с мужчиной говорить о других отношениях.

— Боже, Ксю, — выдыхает Дима, притягивая меня к себе. — Почему ты его терпела?

— Я пыталась убедить себя, что у нас нормальная, благополучная семья, а всё остальное — это незначительные мелочи. Ведь семейная жизнь складывается не только из ванили и сахара.

— Угу, — как-то угрюмо отвечает Дима. — Ещё в ней есть место перцу, да и без соли было бы пресно. Но то, что рассказываешь ты, не похоже на приправу. Скорее, это протухшая еда, которая опасна для жизни. И ты отмахивалась от осознания, что день за днём себя травишь. Я прав?

— Да. Да, Дима! Прав. Но легко рассуждать, когда есть отходные пути. А когда их нет?

— Глупости. Ты могла уйти к маме, в конце концов. Неужели бы она тебя выгнала?

— Не выгнала, конечно. Но мне было стыдно, — неожиданно осознаю. — Я хотела доказать, что у меня получится создать нормальную семью. Не хотела признаваться в своей несостоятельности.

— Ты серьёзно? В чём твоя несостоятельность?

Вот мы и подобрались к моим недостаткам и вопросу, видит ли их Дима.

— Невозможностью стать матерью, устроиться на нормальную работу, испытать удовольствие в постели с мужчиной… Я ощущала себя жалкой и ущербной. До сих пор ощущаю, — признаюсь неожиданно и начинаю реветь.

Глава 21

Дмитрий

Отзывчивость Ксюши сводит с ума. Каждый её стон — разряд электричества под кожу, а последовавшее признание — ударная волна по телу. Она ни с кем не испытывала удовольствия. Я первый! Чёрт!

А следующие слова заставляют глубоко втягивать воздух сквозь зубы, чтобы немного утихомирить бушующее внутри море. Глажу Ксюшу по спине, крепко прижимая к себе. Как до неё донести, что она не ущербная? Как вытащить из головы, укоренившиеся там неправильные установки? Она почти всегда была одна против всего мира. Жизнь заставила рано повзрослеть и показала свои не лучшие стороны. Вгрызлась зубами в ещё неокрепшую душу, норовя растерзать.

Но эта девочка не сдалась, не сломалась, сохранив свет внутри. Пройдя через страшные испытания, она осталась доброй, ласковой и неравнодушной. Не зачерствела, не озлобилась.

Ей никто никогда не помогал, кроме матери. Эти две маленькие женщины, словно два тонких деревца, стоящих посреди огромного голого поля, терзаемые всеми ветрами, но не ломающиеся.

— Ксюш, — хочется каждую слезинку поцелуем собрать, но она прячет лицо, стесняясь своего внезапного откровения. — Ты больше не одна, — не нахожу лучших слов. Мне сейчас кажется, что они самые правильные.

И внезапно она затихает. Сопит забавно и напоследок всхлипывает надрывно, расслабляясь. Глажу её и баюкаю, как маленького ребёнка. Только что от нас огненные искры снопами в стороны разлетались, а сейчас просто тепло и тихо. Даже дыхание хочется затаить, чтобы не спугнуть этот момент единения. Не телами — душами.

— Наверное, я всю жизнь ждала этих слов, — шепчет едва слышно. — Сейчас для людей слово «любовь» обесценилось. Когда мужчина хочет затащить женщину в постель, для него ничего не стоит произнести эти три слова. Они превратились в пустышку. «Ты больше не одна» — гораздо весомее, значимее. Понимаешь?

— Понимаю, — шепчу ей в макушку, вбирая в себя её аромат.

— Я тебе верю, — неожиданно добавляет она.

Так и засыпаем, соприкоснувшись душами.

Следующие месяцы летят галопом, перепрыгивая через день. Девочки по уши в предсвадебных приготовлениях. Мы обсуждаем ресторан, праздничную программу, меню. Ксюша упорно пытается меня склонить к скромным посиделкам дома.

— Дим, мне неудобно. Ты столько денег потратишь. Зачем это всё? Я чувствую себя некомфортно.

— Ксю! Ещё не хватало, чтобы ты уборкой после свадьбы занималась. Прекрати, пожалуйста.

— Но ещё плате, кольца, мастер красоты…

— И свадебное путешествие. Один раз живём! — подмигиваю ей. — Ты определилась, куда хотела бы поехать? Уже сроки горят, пора покупать путёвки.

— Я хочу побывать в одном месте… — Ксюша закусывает губу. — Оно находится в Кабардино-Балкарии, — неожиданно выдаёт. Смотрит с улыбкой на моё вытянутое лицо и добавляет. — Гора Уллу-Тау. Только сначала, если можно, я бы хотела лечь в клинику, которую посоветовал Варин лечащий врач. Он сказал, что там по женской части чудеса творят. Я посмотрела их сайт… курс лечения — месяц. Я как раз успею до свадьбы. Мама присмотрит за Варенькой, — выдаёт Ксюша скороговоркой.

— Так, а теперь подробнее. Я что-то не уловил связи. Клиника не подождёт до нашего приезда из свадебного путешествия?

Ксюша поджимает губы и мотает головой.

— Можно я потом всё объясню?

— Что за интрига?

— Так надо. Ну, пожалуйста, Дим! — смотрит умоляюще.

— О лечении могла бы и не просить. И давай так. Сначала мы едем к твоей этой горе, раз тебе так хочется, а потом на Крит? Ты была хоть раз на море?

— Только в Крыму один раз.

— Тогда решено. А можешь в клинику на дневной стационар устроиться?

— Ну, она на другом краю Москвы. Ездить далеко. Не проживёшь месяц без меня? — лукаво улыбается.

— Не хотелось бы. Кто меня по ночам согревать будет? Я же от тоски помру.

— Обещаю приезжать на выходные. Наверное, так можно будет, — смеётся она тихонько и треплет меня по волосам. Как кот голову под руку подставляю, прося не останавливаться.

А на следующий день, не откладывая, Ксюша ложится в клинику. К чему такая срочность, не понимаю. Навязчивая мысль в голове крутится, и я открываю ноутбук, вбивая в поисковик — «Гора Уллу-Тау». И мне тут же всё понятно становится. Это место славится тем, что излечивает от женских заболеваний и бесплодия. Эту гору ещё называют «Божья гора» и поговаривают, что на ней живут ангелы.

Получается, Ксюша не отказалась от мысли родить самостоятельно. Надо будет наведаться в клинику и обстоятельно поговорить с её лечащим врачом. Не удивлюсь, если эта несносная женщина от меня диагноз скроет и подвергнет свою жизнь опасности. Я должен понимать все риски.

И если врач не даст никаких утешительных прогнозов, то придётся самому лечь на операцию перед путешествием. Естественно втайне от Ксюши, чтобы не омрачать медовый месяц. Но подвергать её риску, я не буду не под каким соусом.

Месяц, что Ксюша находится в больнице, тянется вечность. Меня буквально физически ломает, так хочется к ней прикоснуться. Выходные не спасают. Ксю, хоть и приезжает на побывку, но интим под запретом. На время лечения никаких физических контактов.

— Я с ума сойду, — стону, когда целую её перед сном. Нутро горит, мышцы в болезненном спазме скручиваются. Хочу свою страстную девочку.

— Зато во время медового месяца можно будет не сдерживаться, — смеётся она и тянется к моему паху. — Давай, я помогу тебе расслабиться.

Рвано выдыхаю сквозь стиснутые зубы, когда она меня обхватывает. А сама бесстыдно в глаза смотрит. Крышу сносит напрочь. Ощущаю себя пьяным — в голове мутится всё. Остаются только ощущения.

Окончательно теряю связь с реальностью, когда Ксюша руку губами заменяет. Мне кажется, что сейчас сдохну от удовольствия. Не выдерживаю и начинаю ей на затылок давить, находясь в дурмане. Наверняка больно за волосы хватаю, подаваясь бёдрами вверх. Она стонет, и это становится финальным выстрелом прямиком в голову. Искры из глаз. Даже отодвинуть её не успеваю.

Она вытирает губы тыльной стороной ладони и смотрит на меня пьяно. Рывком поднимаю её вверх и целую. Это безумие какое-то. На её губах свой вкус ощущаю.

— Ты меня с ума сводишь, — выдыхаю.

Ксюша улыбается, отрываясь от моих губ и томно облизывается.

— С тобой я становлюсь развратной, — мурлычет. — Никогда не думала, что во мне это есть.

Замечаю, что Ксюша с каждой неделей всё радостнее становится. Даже песенки под нос напевает, когда они с Вареником стряпают на кухне.

— Хорошие новости? — обнимаю её со спины, прижимая крепче.

— Врач говорит, что я смогу стать мамой. Просто меня лечили неправильно. Запустили всё.

— Он не торопится с выводами? Будет больно, если надежды не оправдаются.

— Я ему верю, — Ксюша поджимает губы. В глазах неприятная эмоция проскальзывает. Она каменеет в моих руках.

— Надеюсь, что он прав, — целую её в шею. После этих слов Ксю заметно расслабляется.

— А мы платья выбрали сегодня! — вклинивается Варя. Она сейчас занимается салатом. Нож мы ей не доверили, но поручили руками нарвать зелень в миску.

— Красивые?

— Очень! — Вареник в восторге.

— С пышной юбкой и блёстками? — смеюсь, вспоминая, как они с Ксюшей воевали.

— Нет, к сожалению. Невеста сопротивлялась, — вздыхает дочка. — Но они тоже очень-очень красивые. А моё пышное и с цветочками!

— Не терпится увидеть, — улыбаюсь.

Пока Ксюша занимается своим здоровьем, я решаю организационные вопросы. Благо Галина Алексеевна полностью взяла на себя заботы о Варе. Она понемногу адаптирует малышку к обществу. Водит гулять на детскую площадку. Дочка недавно хвасталась, что у неё подружка появилась. Но вечер неизменно только мой.

Я сажусь в кресло и читаю Варе сказку. Это стало традицией. А ещё по выходным мы втроём с Ксюшей осваиваем настольные игры. Вареник жульничает. Хитрюга. Получается это у неё с детской простотой, но так забавно наблюдать за её манипуляциями, что мы с Ксюшей закрываем на глаза на её неумелые махинации.

К психологу пока не ходим. Вроде бы в этом пока что нужды нет. А я всё думаю о том, как дочери правду рассказать. Хочу, чтобы она знала, что я её настоящий папа. Но чувствую, что время ещё не пришло. Или просто оттягиваю момент, потому что боюсь её реакции.

Кстати, хоть глаза у Ксюши и светятся счастьем после лечения, но я всё-таки сам еду в клинику, как и собирался.

— Здравствуйте, — захожу к заведующему отделением. Напрягаюсь от того что женским врачом оказывается весьма молодой и симпатичный мужчина. Блин, да я ревную сейчас!

— Чем могу? — мужчина окидывает меня внимательным взглядом.

— Я по поводу Ксении Морозовой хотел поговорить.

— А кто вы ей будете?

— Через две недели стану официальным мужем.

— Что ж. В таком случае, я вас внимательно слушаю.

— Михаил Сергеевич, я думаю, вы в курсе истории её болезни, — дожидаюсь кивка врача. — Так вот. Ксюша очень хочет родить и говорит, что после лечения она сможет это сделать. Светится вся.

— А вы хотите или не хотите ребёнка? — врач прищуривается.

— Я хочу, чтобы она была счастлива, жива и здорова. Она вам рассказала о последней беременности?

— Я в курсе, — коротко отвечает мужчина. — Хорошо, что вы печётесь о своей жене. Редко такое встретишь, если честно. Печально, на самом деле. Давайте я вам всё без украшательств расскажу, а вы сами решите, как поступить.

Я киваю коротко.

— У Ксюши есть шанс выносить здорового малыша. Мы подтянули её показатели до допустимых значений. Воспалительного процесса больше нет, органы восстановились. Но ей необходимо будет всю беременность провести у нас в клинике под наблюдением специалистов. А ещё подписать бумаги при поступлении о том, что если мы сочтём беременность опасной для её жизни, то по своему усмотрению прервём её. Иначе мы никаких гарантий о сохранности её жизни дать не сможем. Обсудите всё с женой. Но попробовать можно. Только чуть позже. Пусть организм немного в норму после операции придёт.

— Я вас услышал, — кивнул, поблагодарил врача и вышел.

А после выписки Ксюши, всё закрутилось подобно смерчу. Мы постоянно куда-то мотались. То за покупками, то на примерку, то на дегустацию, то на утверждение пиротехнического шоу. Ксюша выглядела виноватой. Как будто это она меня просила о свадьбе. Зато Вареник была в восторге. Она принимала участие буквально во всём. Даже букет невесты без её одобрения не обошёлся. Но Ксюша была этому только рада. Она души в Варенике не чаяла.

Приватности судьбы. Родная мать выкинула девочку, как бессердечные люди щенят выбрасывают. А чужая женщина полюбила малышку как родную.

Глава 22

Ксения

Просто нереально нервничаю. Визажист с парикмахером уже второй час вокруг меня пляшут, а я никак поверить не могу, что это со мной происходит. Выхожу замуж за невероятного мужчину. Чувствую себя принцессой. Тлетворное влияние Вареника с её охами и вздохами. Или я сама всегда о таком мечтала?

С Костей у нас не было пышного торжества. Я надела простое белое платье, мы тихо расписались и также тихо отметили с родственниками. Бывший муж настаивал на том, что «банкет и вся эта свадебная мишура — бессмысленная трата денег. Лучше их на путешествие потратить или что-то полезное для дома и семьи». Он мне тогда кухонный комбайн купил и свозил в Крым.

А что самое печальное, я была уверенна, что он прав и что муж мне достался хозяйственный и экономный. Заботится о благе семьи. Как же я заблуждалась, принимая банальную жадность за рассудительность, а нелюбовь за хозяйственность.

Трогаю дрожащими пальцами кружево, разложенное на груди и улыбаюсь. Я так себе нравлюсь сейчас! Никогда такой красивой не была. Мама тихонько пускает слезу, сидя на соседнем стуле.

— Мам, ну ты чего?

— За тебя радуюсь, Ксюнечка, — шепчет. — Ты светишься, как солнышко. Наконец, рядом с тобой настоящий мужчина, а не этот… — мама поджимает губы, не произнося нелестных эпитетов в адрес моего бывшего. Рядом Варя, а она всё впитывает как губка.

— Дракон, — подсказывает малышка, расправляя мне фату по плечам.

— Гадкий, злобный дракон, — поддерживает её мама.

— А теперь очередь маленькой принцессы, — улыбается парикмахер, усаживая Вареника на стул. Малышка замирает и огромными глазами смотрит в зеркало на своё отражение. Понимаю, что ей ничуть не меньше волнительно, чем мне.

И уж Варя на своём платье оторвалась по полной программе. Мы выбрали самую пышную юбку из десятков слоёв фатина, украшенных нежными цветами. И сейчас парикмахер завершала воздушную причёску тонким ободом с миниатюрными хрупкими соцветиями в тон платья. Цветы выглядели как живые, а Варя была похожа на настоящую маленькую фею.

Хотя мы и проживали с Димой в одном доме, но на регистрацию отправлялись в разных машинах, чтобы соблюсти традиции. Будущий муж настоял, а я подозревала, что он просто что-то задумал, и трепетала в предвкушении. С этим мужчиной моя жизнь превратилась в настоящую сказку!

Наша маленькая женская команда расположилась в белом дорогом автомобиле. От лимузинов Диму удалось отговорить. Вот это уже было совсем лишним. На улице светило весеннее солнышко, и я любовалась расцветающими местными палисадниками. После долгой зимы зелёная травка радовала глаз своей яркостью, а распустившие нежные лепестки первоцветы, пробуждали в душе что-то совсем уж волшебное. Хотя сегодня, я, наверное, и на серый талый снег так бы реагировала.

Кафе мы сняли с большой зоной для отдыха, расположенной на открытом воздухе. И сейчас я стояла напротив цветочной арки — входа в импровизированный коридор. А там — на другом конце, стоял ОН. Невероятно красивый, любимый и желанный мужчина, которому удалось кардинально изменить мою жизнь и дать почувствовать себя самым настоящим сокровищем.

И ведь ничего особенного он не делал, если рассудить. Не заваливал цветами, не говорил каждый день комплименты и не признавался постоянно в любви. Но я ловила его взгляд, подаренный мне за ужином или во время совместной прогулки с Вареником, и тонула в счастье. Эти взгляды были особенными, говорящими. Кричащими о том, что я — это невероятное важное существо для этого мужчины.

А ещё поступки. Дима мог помыть посуду после ужина, хотя приходил с работы поздно, а я сидела весь день дома. Позволял мне подольше поспать в выходные, готовя для нас с Вареником завтрак. Из таких вот мелочей и складывается счастье и понимание, что тебя любят.

Смотрю на своего мужчину, ожидающего меня на противоположном конце коридора, и сердце в груди невероятные кульбиты совершает. То затаивается, не веря в своё счастье, то несётся галопом, норовя выпрыгнуть из грудной клетки. Ему навстречу рвётся, чтобы слиться с его сердцем ударами и звучать в унисон.

Варя подхватывает ажурную белую корзиночку и идёт передо мной, разбрасывая кремовые лепестки роз. А я следом шагаю. Стараюсь это делать медленно и грациозно, хотя нестись стремглав хочется. Всюду незнакомые лица, устремившие на меня взгляды. Они оценивают, рассматривают, как бактерию под микроскопом. Хотя людей и немног — всего человек двадцать, но для меня сейчас это настоящая толпа.

Хочется, чтобы Дима закрыл меня от этих взглядов. Обнял и заслонил ото всех. Вспоминаю, как он Варю из детского дома забирал. Как распахнул свои объятия, а она доверчиво к нему прижалась и носом в грудь зарылась. Также хочу. Не нужна мне эта свадьба.

Когда подхожу к своему мужчине, в глазах всё расплывается. Буря эмоций просто сметает. Вот он; стоит такой красивый. В тёмно-сером костюме и белоснежной рубашке. Непривычно гладко выбрит и смотрит на меня с восторгом, в котором растворяется тёплыми сливками нежность.

Не особо вслушиваюсь в слова регистратора. Женщина старается, выделяет слова торжественной интонацией, но для меня они не важны. Только мужчина, стоящий напротив и окутывающий меня своим волшебным сильным запахом.

Отмираю только на словах: «Вы можете поцеловать невесту». Даже кольцо ему на палец как будто в трансе надевала. А сейчас его горячие губы на моих, его дыхание врывается в лёгкие живительным эликсиром. Теперь я официально его женщина.

Гости взрываются аплодисментами, а я жмусь к Диме, как маленькая, внутренне прося ни на минуту меня из объятий не выпускать.

Организаторы торжества, дождавшись, пока все гости нас поздравят, выносят большую коробку, перевязанную белыми лентами. У Вари вмиг глаза любопытством загораются. Видимо, она не в курсе, что Дима приготовил. Я была права по поводу сюрприза. Не зря он чуть раньше в кафе уехал.

Коробка на удивление лёгкая.

— Только не тряси, — шепчет он мне на ухо.

Осторожно развязываю бант и открываю крышку. И тут же в воздух взмывают разноцветные бабочки. Они кружат над нами, садясь на голову, плечи, одежду. Варя визжит от восторга, но насекомых настолько осторожно трогает, что умиляюсь.

— Мама смотри! — выкрикивает она, а у меня мир из-под ног уходит. Я пытаюсь улыбнуться, но не получается. Вместо этого слёзы по щекам градом. Плевать на макияж, на то, что незнакомые люди вокруг. Варя назвала меня мамой!

Успокаиваюсь только спустя несколько минут. Приходится идти в туалет, чтобы устранить с лица подтёки от туши. Этот день я никогда не забуду.

А когда выхожу в зал, попадаю в новое волшебство. Зал окутывает клубами дыма. В центре стоит мой муж с микрофоном в руках и вдруг начинает петь. Никогда не слышала, чтобы Дима хотя бы под нос себе что-нибудь мурлыкал, а тут…

К горлу вновь ком подкатывает. Песня настолько красивая, что снова рыдаю. Все подумают, что Дима в жёны плаксу взял. Стою, прижимая ладошки к щекам, и утопаю в бархатном голосе мужа. Он невероятно красиво поёт. Тембр голоса обволакивает, скользя лаской по моей коже.

— Я люблю тебя, самая невероятная на свете женщина, — говорит, когда заканчивает петь, а я срываюсь, преодолеваю несколько, разделяющих нас шагов, и повисаю у него на шее. Дима кружит меня, оторвав от пола и целует.

— Мне не надо было сегодня красить глаза, — шепчу хрипло.

Он смеётся легко и увлекает меня в свадебный танец. Мы кружимся в белых облаках, а рядом носится Варя. Мне кажется, кто-то из нас сегодня буквально захлебнётся от восторга. Подозреваю, что Дима хотел нас обоих порадовать. У него это получилось.

Я захмелевшая без шампанского. Нет! Абсолютно пьяная от счастья. И уже даже незнакомые люди не напрягают. Дима постепенно меня знакомит со всеми. И с другом, который помог без лишней волокиты Варю из детского дома забрать, и с мужчиной, который мне заочный развод оформил. Я им безмерно благодарна.

— Повезло тебе, Димас, — хлопает друг по плечу моего мужа. — Жену себе оторвал, что надо! Красотка такая, — он мне подмигивает, а Дима в шутку грозится, что морду набьёт, если он ещё хоть раз мне такие знаки внимания окажет.

Все смеются, а я растекаюсь сладким сиропом. Не думала, что мужчины считают меня красивой. Зачем бы другу Димы врать? Считал бы иначе, промолчал бы. Правильно?

Не замечаю, как этот волшебный день к концу подходит. Я устала, ноги нещадно гудят, хочется поскорее снять платье, но готова повторить всё с самого начала.

А дома Дима продолжает исполнять роль моего личного волшебника. Он сам бережно освобождает меня от свадебного облачения, распускает волосы, подхватывает на руки и несёт в душ.

— Буду любить тебя, — шепчет. — Нежно, неторопливо, жарко.

Мне уже от его слов жарко! Я вздыхаю шумно, прижимаюсь к нему и веду ладонями сначала по мускулистым плечам, а потом по сильной спине. Впитываю Диму всеми органами чувств и мне мало. Его поцелуи мёдом по телу растекаются. К звёздам улетаю, растворяясь в его ласках.

Варю сегодня мама к себе забрала. Она согласилась без папиных сказок на ночь побыть. Димины родители тоже расположились в гостевом доме, чтобы "новобрачным не мешать". А ещё накануне состоялся серьёзный разговор о нашем с ним отъезде. Вареник отнеслась с пониманием. Только просила, чтобы мы побыстрее возвращались и обязательно привезли ей подарок.

Утро продолжает волшебную сказку. Оно неторопливое, томкое, нежное и уютное. Мы не спешим подниматься, даря друг другу поцелуи и прикосновения, которые постепенно перерастают в нечто очень порочное.

— Всегда будет тебя мало, — шепчет Дима, утыкаясь носом мне в шею. И я согласна с его словами. Мне тоже будет его всегда мало.

Неспешно завтракаем и прощаемся с Варей и родителями. Чемоданы собрали ещё пару дней назад. Я в предвкушении. Внутри трепет, как только подумаю о том, в какое необычное место скоро попаду. Полёт проносится одним мгновением. Прилипнув к иллюминатору, рассматриваю, проносящиеся далеко внизу ландшафты, а потом любуюсь на облака. Кажется, протяни руку и дотронешься. Чувствую себя восторженным маленьким ребёнком. Дима улыбается, глядя на меня.

Аэропорт Нальчика встречает свежестью. На стоянке уже дожидается арендованный внедорожник с гидом, который должен нас домчать до горного альпинистского лагеря у подножия знаменитой горы. Дорога настолько живописна, что я продолжаю пребывать в своём восторженном состоянии. Машина двигается вдоль ущелья, обильно поросшего буйной растительностью. Иногда нам показывается серебристый бок реки, а воздух настолько сладкий, что хочется законсервировать его в банке, чтобы потом иногда украдкой открывать её и вновь оказываться здесь.

Глава 23

Ксюша

Через полтора часа мы оказываемся в живописном альпинистском лагере. Деревянные домики гармонично вписались в местный ландшафт, приютившись на небольшой поляне. В нашем распоряжении целый двухэтажный особняк!

— Экскурсия к подножию горы состоится завтра в десять утра. Будете совершать восхождение?

— Нет, — улыбаюсь. Какой с меня скалолаз? Я ехала сюда за другим. — Дело в том, что я прочитала о чудесах, которые происходят, если совершить поездку к этой удивительной горе.

— А-а-а, — мужчина понимающе улыбается. — Да, Мать-Гора исполняет желания. Мне много разных удивительных случаев местные жители рассказывали. Отдыхайте пока. Кстати, здесь очень вкусно готовят. Асият — волшебница! — Бисо (так представился нам мужчина) складывает пальцы щепотью и причмокивает, качая головой. — Её гедлибже самое вкусное во всей Кабардино-Балкарии!

Мы улыбаемся и клятвенно обещаем попробовать абсолютно все блюда местной знаменитой поварихи. На этом нас оставляют одних. Дима тут же затягивает меня в объятия и целует. А потом мы осматриваем дом. Я бы описала его, как охотничий, но слишком уж он большой!

Интерьер простой и уютный, без излишеств. Мне безумно нравится. Но самая изюминка расположена на втором этаже. Просторный деревянный балкон с плетёными креслами и небольшим столиком. А вид какой! На нас смотрит Уллу-Тау во всей своей красе, гордо демонстрируя свои широкие снежные бока.

— Как же здесь красиво! — тяну восторженно, закрываю глаза и втягиваю местный волшебный воздух.

— Угу, — Дима обнимает меня сзади, укладывая подбородок на макушку. Мой личный Гуливер. Нежусь в его объятиях и представляю, что скоро мы вот так же будем стоять у себя дома на террасе, только муж будет обнимать меня и малыша внутри. Усиленно визуализирую себя округлившейся. Каждую минуту буду посылать этот образ горе, чтобы она точно меня услышала.

Вечер проводим на этом самом балконе, укрывшись пледами и уплетая шедевры местной кухни. Нам принесли хычины и травяной чай с мёдом. А больше и не надо было ничего. Лепёшки оказались очень сытными и вкусными. Никогда ничего подобного не ела.

Мы наблюдаем, как группа альпинистов разводит костёр во дворе. Они что-то на нём жарят, играют на гитаре и поют песни. В воздухе витает счастье и умиротворение. Оно окутывает невесомым покрывалом и заставляет улыбаться.

— Иди ко мне, — Дима поднимается, подхватывает меня на руки и усаживает к себе на колени, укутывая нас одним пледом. А потом мы греем озябшие пальцы об одну чашку с чаем, отпиваем маленькими глоточками пряный сладкий напиток и целуемся. И наши поцелуи ничуть не уступают в сладости и пряности местному чаю.

И ночь продолжает затянувшуюся для меня сказку. А утром мы завтракаем густым айраном вприкуску с местной сладкой выпечкой, которая называется лакумы. Это такие небольшие жаренные в масле квадратики теста. Очень воздушные, пряные, и сытные. Румяная выпечка пропитана домашней сметаной, которая придаёт ей потрясающий сливочный вкус.

Бисо приезжает к десяти, как и обещал.

— Сегодня такая погода! Грех на машине. Я вас поведу шикарной живописной тропой. Правда придётся пешком три часа туда и ещё больше обратно. Но поверьте, оно стоит того!

— Мы не против, — улыбаюсь, наблюдая за активной жестикуляцией нашего гида.

— Итак! — начинает Бисо нашу экскурсию прямо от порога. — Лагерь, в котором вы живёте, является самым высокогорным на Кавказе. Целых 2400 метров над уровнем моря. А построен он в далёком 1936 году.

Примерно через двадцать минут мы покидаем лагерь, и окружающий пейзаж настолько резко меняется, что дух захватывает! Хвойный лес, пересекаемый быстротечной речушкой, остаётся позади, а перед нами распахивается безграничный простор и сторожащие покой здешних мест скалы и горы-великаны. Река продолжает петлять и бурлить, заполняя окружающее пространство рокотом. Поначалу даже других звуков не различить, такая она громкая и непоседливая.

— Эта река называется Адыр-Су, — продолжает свой рассказ Бисо. — Она берёт своё начало высоко — в ледниках горы Уллу-Тау.

Мы идём по каменистой тропе вдоль реки, а перед нашим взором распахиваются пейзажи из «Властелина колец». Склоны небольших гор, поросшие изумрудным ковром растительности, которая придаёт им мшистый вид. Кажется, коснись зелёного бока, и рука утонет в мягкости мха. Но нет, это травы и мелкий кустарник так выглядят издали.

А дальше начинают тянуться альпийские луга. Голубые соцветия незабудок и жёлтые головки одуванчиков утопают в изумруде. Так красиво, что плакать от переполняющих душу эмоций хочется. Мы с Димой молча переплетаем пальцы. Здесь даже лишнего слова говорить не хочется. Гармония и единение с природой затапливают всё естество. Впервые такое умиротворение чувствую, что даже странно. Кажется, что сама природа говорит со мной. И Мать-Гора, которая тянется заснеженными склонами к Солнцу. Она смотрит на маленького человека у своих ног и улыбается мудро.

— У нас говорят, что Эльбрус — это отец Кавказа, а Уллу-Тау его мать. Всё это место пропитано женской энергетикой, нам мужчинам не совсем понятной. А вот и женский камень, — Бисо останавливается у небольшого валуна с выемкой сверху. — Положите на него руку, прикройте глаза и попросите о самом главном. Он услышит. А потом положите в выемку маленький камешек. Говорят, что даже пол ребёночка можно загадать, — хитро щурится мужчина и деликатно отходит.

Присаживаюсь на корточки и глажу шершавый камень. Мне кажется, он вибрирует под моими ладонями. Я обращаюсь к нему мысленно, как к живому и прошу сыночка. А потом в порыве обнимаю валун, и слёзы катятся из глаз. Дима молчит, не нарушая сакральности момента. Когда распахиваю глаза, вижу, как он задумчиво смотрит вдаль на Мать-Гору. И почему-то мне кажется, просит не ребёнка, а счастья для меня и нашей семьи. Наверное, за столь короткое время я успела хорошо его изучить.

Продолжаем путь в тишине, но как только преодолеваем пару километров, Бисо продолжает рассказ:

— Гора Уллу-Тау — это одно из самых загадочных мест Кавказа. Из уст в уста многие поколения передают легенду о её необъяснимой силе. Это гора исполняет самые заветные желания. Не только матери просят у неё деток, но и мужчины приходят со своими чаяниями и надеждами. Ей под силу многое. Говорят, что на вершине Мать-Горы живут ангелы, они всё слышат и помогают людям, которые приходят сюда просить о самом сокровенном. Гора заряжает положительной энергетикой, исцеляет неизлечимые болезни, дарит умиротворение измаявшейся душе. А вот это уже мужской камень, — Бисо кивает на плоский валун, на котором горкой лежат мелкие камешки. Теперь ваша очередь, — обращается он к Диме.

— У меня уже всё есть. Я невероятно счастливый человек, — он с теплотой смотрит на меня. — Не о чем просить.

— Тогда поблагодарите высшие силы. Не многие могут сказать такие слова. Вы не только счастливый человек, но и мудрый. Негоже гневать небеса жадностью.

Дима улыбается, но всё же идёт к валуну, находит небольшой камушек, держит несколько минут в ладонях и укладывает поверх остальной кучи.

И ещё какое-то время мы бредём по скалистым тропам, любуясь местными красотами, пока не выходим на небольшую поляну. Здесь всюду возвышаются причудливые каменные сооружения в виде разномастных пирамидок.

— Люди просят, — кивает Бисо. — О самом сокровенном. Само-самом! И вы попросите. Это Поляна желаний. Только просить надо не для кого-то, а только для себя. Я вас оставлю наедине со своими мыслями и природой. С тем, зачем вы пришли сюда. А сам погуляю в стороне. Посидите, помечтайте, впитайте силу этого места.

С этими словами гид уходит дальше по тропе, насвистывая под нос какую-то песенку.

Мы с Димой молча переглядываемся и, не сговариваясь, устремляем взор в заснеженные выси. Как же здесь красиво! Как дышится легко, как спокойно на душе.

Бродим, рассматривая каменные сооружения, а потом сами добавляем пирамидку к общей массе. Складываем её вместе, глядя с улыбкой друг на друга. Каждый просит для себя и о своём, но мы знаем, что эти желания несут счастье нам обоим. А потом мы просто сидим и думаем каждый о личном. У меня даже складывается ощущение, что я будто проваливаюсь куда-то. Постепенно смолкает шум реки и пение птиц, стихает ветер, а перед внутренним взором образуется яркий золотистый свет, который пронизывает всю меня, согревает, успокаивает и заряжает, как батарейку. Невероятные ощущения!

А потом мы идём назад. Каменная тропа постепенно переходит в относительно ровную утоптанную дорожку, которая не выворачивает стопы, неожиданно выпрыгнувшими булыжниками. А скоро и лес показывается, где раскинулся лагерь. Бисо говорил, что мы пробудем в пути не меньше шести часов. Но я буквально не ощутила прошедшего времени. Как будто мгновение прошло. Только ноги говорят о том, что мы протопали приличное расстояние. Да ещё желудок ворчит. Ведь мы только бутербродами с чаем перекусили пару часов назад.

А в лагере неспешность и вкусные запахи. Асият накрывает общий стол. Он ломится от угощений. Мы садимся с шумной компанией молодёжи, знакомимся, радуемся, что все приехали сюда, а потом вместе поглощаем сытный гедлибже из курицы, тушёной в сметанно-чесночном соусе. Кусочки буквально таят во рту. Мужчины лакомятся жул-бауром — бараниной, завёрнутой в жировую сеточку и запечённой на углях. Для женщин такое блюдо слишком жирное и тяжёлое. А запиваем всё морсом из облепихи и кизила.

Всё-таки кухня страны оставляет одно из самых ярких впечатлений во время путешествий.

После ужина звоним домой и долго разговариваем с Варей, рассказывая ей, что видели и что нам понравилось. Потом она вытрясает с нас обещание куда-нибудь поехать всем вместе, и мы, конечно же, его даём. Неважно куда — главное дружной семьёй.

А потом мы с Димой принимаем совместный душ и заваливаемся спать. Только сейчас понимаем, как оба устали. В сон проваливаемся мгновенно. И мне снится сын. Дима держит крошечный комочек на руках, прижимая к груди, и с такой нежностью и любовью смотрит на него, что я начинаю плакать. И просыпаюсь от слёз счастья, понимая, что Мать-Гора услышала мою просьбу и пообещала исполнить.

Мне так радостно, что тут же хочется с Димой поделиться. За окном уже светло, и я тянусь к нему, глажу по груди, целую в колючую щёку, а как только он глаза распахивает, сразу в губы.

Рассказать про сон не успеваю, потому что Дима тут же на меня набрасывается, и дальше нам не до разговоров. На мои протесты по поводу контрацепции, упрямо мотает головой.

— Врач сказал, что тебе ещё восстановиться надо, — шепчет, целуя в висок. Не хочу сейчас с ним спорить. Если гора пообещала нам сынишку, значит, так оно и будет. И никакие перестраховки не спасут.

Глава 24

Мы еще пару дней наслаждаемся местной природой, уединением и умиротворением, а потом отправляемся на Крит. Наш отель находится в городе Ханья. И, о Боже, как же здесь красиво!

После горной прохлады контраст потрясающий. В нос ударяет солёный воздух, а щёки тут же загораются румянцем от жаркого солнца. Повсюду пальмы и цветы. Я, как маленькая девочка, тут же подбегаю к ближайшему исполину и прошу Диму меня сфотографировать. Мы селимся на втором этаже отеля, и из наших окон видно бирюзовое море. Не терпится сразу же отправиться на пляж. Я даже пританцовываю, пока иду из душа Диму. Это сказка! Я попала в сказку!

По пути на пляж мы покупаем местных фруктов и свежевыжатый сок. Впервые вижу мушмулу. Раньше даже на картинках не встречала. Закидываю небольшие плоды в рот и издаю стон от феерии вкусовых ощущений. Смесь земляники, абрикоса и яблока. И все оттенки сразу не распознаешь, поэтому смакуешь плоды, наслаждаясь их кисло-сладким освежающим вкусом.

А какой апельсиновый сок! Это совершенно не похоже на то, что я пробовала как-то раз в ресторане, хотя официант утверждал, что апельсины отжали только что. Но по сравнению с местным соком, тот — это самый настоящий суррогат.

Подставляю лицо тёплому ветру и жмурюсь. Дима пользуется моментом и, прижав меня к себе, мягко целует. Поцелуй с привкусом ягод и моря. Это восхитительно!

Мы до вечера нежимся на пляже, расположившись на лежаках под большим зонтом, а вечером идём в местный небольшой ресторанчик. Столики вынесены на открытый воздух и окружены кадками с цветами. Пространство вокруг освещают гирлянды из обычных лампочек, но они создают невероятно уютную атмосферу.

На маленькой импровизированной сцене играют местные музыканты. Нежные звуки скрипки зовут посетителей танцевать, и мы с удовольствием поддаёмся этому зову, пока наш заказ готовится.

Обнимаю мужа и кладу голову ему на грудь. Мы качаемся плавно, будто на волнах, и просто отдаёмся ощущениям. Беззаботная нега накрывает с головой, растекаясь в груди мягким счастьем.

— На завтра я запланировал небольшую экскурсию, — говорит Дима, когда мы приступаем к ужину. Нам принесли запечённую на углях рыбу со свежим салатом. Всё просто тает во рту.

— Продолжаешь меня удивлять? — улыбаюсь.

— Просто хочу наполнить тебя яркими, радостными воспоминаниями.

— Мне кажется, что я уже до краёв наполнена. Никогда не чувствовала себя так… — запинаюсь. — Дим, я невероятно счастлива.

Муж улыбается, пристально рассматривая меня. Как будто впервые. От его взгляда мурашки по всему телу и волоски дыбом.

— И куда мы отправимся? — напоминаю об экскурсии.

— К Лагуне Баллос. Говорят, там потрясающе красиво. В этом месте сливаются три моря. Я узнал, завтра из местного порта отходит катер.

— Уже не терпится увидеть. А ещё, по-моему, мне нужно намазаться чем-нибудь от ожогов. Кожа на руках и спине ужасно печёт. И крем от загара не спас.

— А я говорил, чтобы ты меньше в море плескалась? Нельзя так много на солнце в первый же день находиться, — мягко журит меня муж.

— Я не могла. Это же МОРЕ!

— А теперь ты похожа на маленькую варёную креветку. Такая же равномерно розовенькая. Это, кстати, вредно для кожи. Завтра будешь в парео купаться.

Согласно киваю. Мне приятна Димина забота. Она изнутри согревает. Растапливает многовековые ледники обиды на мужчин.

— Слушаюсь и повинуюсь, мой господин, — смеюсь.

После ужина ошарашиваем местного официанта необычной просьбой. Просим у него что-нибудь кисломолочное. Хорошо, что теперь языковой барьер можно преодолеть с помощью современных технологий.

Парнишка выносит нам баночку местного жирного йогурта и уверяет, что лучше нам во всей Греции не сыскать.

А в номере Дима начинает вытворять настолько бесстыдные безобразия, что даже мысленно краснею от стыда. Естественно, сначала он меня всю йогуртом намазывает. Оказывается, что не пострадал от солнца у меня только живот.

Дима мягко втирает йогурт в плечи и руки, опускается ниже, подбираясь к пятой точке, которую я тоже припечь умудрилась.

— Румяные булочки, — шепчет хрипло и тут же аккуратно снимает с меня трусики. — Сильно жжёт?

Да у меня всё тело огнём горит! И это точно не после загара. Оно всегда так на Димины прикосновения реагирует. Остро и горячо. Буквально вспыхиваю как спичка. А когда пальцы мужа оказываются в самых интимных местах, так и вообще дыхание теряю. Плавлюсь, растекаюсь шипящей лавой.

— Похоже, у меня сегодня будут булочки, пропитанные сметаной на десерт, — выдаёт он со смешком, а я издаю непонятный звук. И весело и пикантно и немного стыдно. — Румяная сдоба не против меня пригреть? — продолжает он, а я вдруг понимаю, к чему Дима клонит и теряюсь. Пугаюсь и зажимаюсь мгновенно.

И он понимает, что я не готова, поэтому в следующее мгновение только губы его ощущаю. Никакого давления.

— Извини, — чувствую себя виноватой.

— Ксю, я не хочу, чтобы ты извинялась за то, что не хочешь. И настаивать не буду, раз ты не готова. Расслабься.

Выдыхаю, ощущая невероятную благодарность. До сих пор иногда забываю, что Дима — это не Костя, и он не станет причинять мне боль в угоду своим прихотям.

Утром наслаждаемся свежей выпечкой, фруктами и ароматным кофе. Звоним домой, разговариваем с Вареником, а потом спешим на паром до Лагуны Баллос. Бирюзовая вода снова поражает своей яркостью. Как будто на открытку смотришь.

Лёгкий бриз треплет волосы и оставляет влагу на коже. Стою, прижавшись к мужу, и смотрю вдаль. И вдруг слышу родную речь. Но не это главное, а слова, которые выхватывает мой слух.

— Стасик, ну давай туда потом съездим. Мне очень посмотреть хочется и желание загадать. Да и пора нам деток уже.

Стасик смеётся и гладит девушку по голове. А потом она поворачивается, и мы с соотечественницей встречаемся взглядами. Приветливо машу ей рукой и киваю.

— Ой, земляки! — радуется парень. На вид пара чуть младше нас. Наверное, лет по двадцать пять. Удивительно, что о детях уже думают.

Мужчины сразу же находят общие темы для беседы, а я с девушкой разговор завожу. Её зовут Алёна.

— Слышала, вы о каком-то месте говорили, где за детей просят.

— Да, есть на Крите один монастырь. Называется Кера Кардиотисса, что переводится, как Богоматерь Сердечная. Там есть чудодейственная икона, которой все о материнстве молятся.

— А как найти этот монастырь?

— Я вам сейчас координаты сброшу, — девушка взяла мой телефон и перебросила карту. — Лучше экскурсию берите. Пусть гид вам всё расскажет подробно. Это очень интересно, мне знакомые говорили!

— Спасибо, — улыбаюсь.

— У вас всё обязательно получится, — Алёна всё правильно понимает.

Мы смотрим на бирюзовую гладь воды и молчим, думая каждая о своём. А через час паром высаживает нас просто в восхитительном месте. Небольшой островок, окружённый тремя бухтами с водой разного цвета.

Дима берёт меня за руку и ведёт на пляж с розовым песком.

— Не так выделяться будешь, — смеётся, а сам на плечи мне палантин накидывает.

Сам он не обгорел. У него от природы кожа смуглая, повезло. Но надолго меня не хватает. Не могу я просто любоваться. Заматываюсь в парео и бегу к воде. Дима со смехом следом.

Ловит меня, когда я уже по колено зашла.

— Моя юркая креветочка, — хохочет и валится в воду вместе со мной под мой оглушительный визг. Дурачимся как дети, создавая вокруг себя кучу брызг.

Весь день купаемся, и естественно, я ещё больше краснею.

— Завтра никакого пляжа, — хмурится муж, снова намазывая меня йогуртом.

— Тогда поехали на экскурсию, — ловлю удобный момент.

— Куда?

И я рассказываю Диме о монастыре.

— На всё согласен, лишь бы ты на солнце меньше находилась, — шутит.

Он тут же спускается в холл и договаривается об экскурсии в Кера Кардиотисса, а на следующий же день мы отправляемся в высокогорный монастырь. Небольшой экскурсионный автобус натужно кряхтит, поднимая нас по горному серпантину, а гид рассказывает об удивительном месте, куда наша небольшая группа из десяти человек, направляется. С нами едут и Алёна со Стасом.

— Икона, что находится в монастыре, имеет удивительную историю. Её несколько раз перевозили в Константинополь, но она всё время непостижимым образом возвращалась сюда. Причём легенды гласят, что икона летела по воздуху сама! Представляете? А последний раз икона вернулась в монастырь с цепями и куском столба, к которому её приковали. К сожалению, сейчас в монастыре находится копия, но она тоже чудотворна. Оригинал был утерян в 1498 году. Икону вывез в Рим итальянский торговец. Но то даже к лучшему, ведь она бы могла не пережить нашествия турок. Монастырь неоднократно переживал разрушения и пожары, но его каждый раз восстанавливали. А в 1735 в него принесли репродукцию удивительной иконы. Кстати, столб с цепями сохранился. Это оригинал. Когда увидите его, подойдите, потрогайте и загадайте желание. Оно обязательно сбудется.

Слушаю рассказ гида чуть ли не с открытым ртом. Неужели такие чудеса и правда имели место быть? Действительно невероятно.

Дима относится ко всему спокойнее. Он больше пейзаж за окном рассматривает.

И вот, мы на месте. Перед нами каменные строения монастыря. Муж заботливо надевает на меня широкополую шляпу, которую купил в магазинчике недалеко от отеля.

— Креветочка моя, — улыбается.

Дальше гид ведёт нас на территорию монастыря и оставляет побродить в его тишине. Я сразу натыкаюсь взглядом на кусок колонны, ограждённый небольшим забором. Иду по мощённому плиткой двору к нему. Стою какое-то время возле. В голове странная пустота. Думала просить о маленьком, а никаких мыслей. Зато лёгкость в теле невероятная.

А дальше нас в Храм заводят и показывают цепи, которыми икона была прикована к колонне. И вот тут меня накрывает. Смотрю на икону и слёзы по щекам катятся. Возможно, это влияние рассказа, но внутри какое-то необъяснимое ощущение чуда.

И тут ко мне подходит одна из служительниц, снимает со стены цепи и начинает ими обматывать. Совершенно теряюсь и сама стою, как та колонна, не шелохнувшись.

Тут же подскакивает наша женщина-гид и поспешно начинает слова служительницы переводить. Та передо мной извиняется, что без спроса полезла. Просто ей вдруг захотелось сделать это для меня. Говорят, если правильно этой цепью женщину обмотать, то на неё обязательно чудо снизойдёт. Я только мелко киваю в знак того, что не сержусь на спонтанные действия служительницы. В горле ком. Ни одного слова произнести не могу.

Отхожу от переполняющих эмоций только на обратном пути в автобусе. Лежу у Димы на плече и ощущаю переполняющую меня любовь. Кажется, что она уже не вмещается в меня. Ещё капелька и я разлечусь мыльными радужными пузырями.

— Ты сейчас такая красивая, даже несмотря на красноту, — улыбается муж.

А вечером мы гуляем по небольшим уютным улочкам Крита. Заходим в маленькие кафе, пробуем местную кухню, слушаем живую музыку и дышим солёным тёплым воздухом. Несколько дней на море не ходим, ведя ночной образ жизни, чтобы моя кожа немного в норму пришла. Прогулки под луной обязательно заканчиваются жарким продолжением в постели. Дима неизменно печётся о контрацепции. Но сегодня она даёт сбой.

— Чёрт! — неожиданно ругается, когда я на волнах удовольствия покачиваюсь. Даже вздрагиваю от неожиданности.

— Что случилось?

— Резинка порвалась! Как так? Это же самое прочное изделие!

Смеюсь, видя растерянность мужа.

— Кажется, небесам на это наплевать. Они решили послать нам маленькое чудо.

Глава 25

Дима

Честно говоря, я надеялся, что инцидент с контрацепцией пройдёт без последствий. Всё-таки рано для Ксюши. Слишком мало времени после операции прошло. Но, видимо, не зря мы к горе ездили и в храм ходили. Кто-то свыше решил, что сейчас самый подходящий момент.

Уже дома Ксю приносит мне тест с двумя полосками и так светится от счастья, что я не в праве огорчать её своими сомнениями и фобиями. Понимаю, что ей самой нелегко. Что, кроме боли, она ничего не видела во время беременности. А самого нереально бомбит в это мгновение. В груди противоречивые эмоции битву устроили. Радость и страх за неё. Непонятно, какая сильнее. Никогда бы не подумал, что так обрадуюсь известию о беременности. Убеждённый холостяк и чаэлдфри за прошедшие несколько месяцев полностью поменялся. Внутри трепет от одной мысли, что в любимой женщине моя частичка растёт. Но, /запрещено цензурой/, как же стрёмно!

То и дело в памяти всплывает обескровленное Ксюшино лицо на больничной подушке. И в это мгновение все внутренности буквально в узел скручиваются, а сердце начинает отстукивать бешеный ритм.

Общим решением приходим к тому, что Варенику пока новость говорить не будем. Надо перешагнуть опасный и непредсказуемый барьер сроком в три месяца. Врач сказал, что если организм на этом периоде справится, то дальше шансы выносить повышаются. А ещё Ксюше настоятельно рекомендовали в клинику на сохранение лечь, чуть ли не на время всей беременности.

— Маленькая, я безумно скучать буду, но тебя ведь на выходные отпустят. Главное, чтобы ты в безопасности была, — глажу жену по голове, а она уткнулась мне носом в грудь и сопит смешно.

Самому до одури хочется, чтобы Ксюша рядом всё время была, видеть, как у неё живот растёт, как она становится мягкой и степенной, а потом немножко неуклюжей со смешной утиной походкой. Хочется лежать вечерами в обнимку и чувствовать, как в ней новая жизнь развивается. Но я переживу, в конце концов, это не самое главное. Всего лишь мои прихоти.

— А почему мама уезжает? — спрашивает Варя, когда я собираюсь везти жену в больницу. — Она заболела?

— Нет, Варежка, — Ксюша присаживается на корточки и обнимает дочь. — Просто так надо. Обещаю приезжать на выходные и ходить с вами на прогулки.

— Угу, — Варя тяжело вздыхает. — Я буду скучать.

— И я, моя хорошая.

А потом тянутся тревожные дни. Три месяца внутреннего ада, когда ночью в поту просыпаешься от нового кошмара. Когда каждую минуту молишься, чтобы всё обошлось.

Но есть в нашей разлуке и немного светлых и радостных моментов. Мы снова начали сообщения друг другу слать. И есть в этом нечто особенное. Мы созваниваемся по видеосвязи и вместе гуляем или играем с Вареником, а вечера только наши с Ксюшей. У нас порой такие горячие переписки, что в штанах дымится, а врач, как назло запретил физические отношения. Девять месяцев воздержания, по всей видимости, превратятся для меня в своеобразную пытку.

Каждый осмотр жены для меня стресс. Я стараюсь быть рядом, как можно чаще. Сердце замирает всегда, когда жду вердикта врача. Но слава высшим силам, пока всё идёт без осложнений. И, наконец, мы перешагиваем эту страшную цифру — три месяца. Все показатели в пределах нормы, и можно немного выдохнуть.

А потом у Ксюши начинает округляться живот. Замечаю, как она всё время его гладит. Порой неосознанно прижимает ладони, как будто от невидимой угрозы старается защитить. Варя всё ещё не в курсе по поводу положения мамы. И, честно говоря, мы немного волнуемся, как она воспримет информацию.

Всё вскрывается неожиданно для нас всех. Вареник застаёт нас с Ксюшей в очень пикантный момент. Я сижу на стуле за обеденным столом — жене захотелось чего-нибудь перекусить на сон грядущий, а Ксюша стоит передо мной в тонкой ночной сорочке. Малыш впервые толкнулся. И это произошло, когда она домой на выходные приехала.

Не передать словами, как это волнительно!

Прикладываю руки к маленькому круглому животику и закрываю глаза. Толчки ещё такие слабые, но уже отчётливо различимые. Для меня это настоящее чудо!

Поднимаю глаза и вижу, что для Ксюши это чудо по значимости ещё весомее. УЗИ показало, что мы ждём сына. И сейчас, обняв живот жены, я шепчу, как сильно их обоих люблю. И ровно в этот момент на кухню заходит Варя. Я её уложил полчаса назад, но дочке воды захотелось.

Вареник замирает и с непониманием смотрит на нас. Становится неловко. Как будто ребёнок нас застукал за чем-то постыдным.

— Варя, — отмираю первым. — Кажется, у тебя скоро появится братик.

Дочка молча поджимает губы и отчего-то насупливается.

— Ты не хочешь братика? — пытаюсь выяснить причину такой реакции, но Вареник молчит и только громко сопит, а потом внезапно реветь начинает. — Кнопка, ты чего? — подхватываю дочку на руки.

Ксюша выглядит растеряно и подавлено. Замирает, не зная, что предпринять. А Варя, меж тем, в шею мне, как клещ вцепляется, будто я могу раствориться в любую секунду.

— Малыш, эй, — пытаюсь достучаться до дочки.

Ксюша пытается подойти, чтобы утешить Варю, но та шарахается и ещё крепче ко мне прижимается, дрожа всем телом. Мы с женой молча переглядываемся, и я уношу дочь в спальню.

Все попытки Ксюши зайти следом, малышка воспринимает в штыки. Молча трясётся у меня на руках, и ни в какую не желает отлипнуть. Жестами показываю, что самостоятельно попытаюсь разобраться. Сам в уме уже прикидываю, кому звонить — скорой или психологу. Надеюсь, психотерапевт не пошлёт меня в далёкие дали из-за позднего звонка.

Но хорошо бы, для начала выяснить причину такого поведения.

— Варюш, — глажу ласково дочку по голове. — Что случилось?

— Ты меня больше не будешь люби-и-ить, — выдаёт с подвыванием малышка.

— Почему ты так решила? Ты же моя маленькая принцесса.

— Я приёмная, а теперь у тебя родной ребёнок будет, — каждое слово через судорожный всхлип.

— Вреник, эй! — пытаюсь оторвать дочку от себя, чтобы в лицо заглянуть, но она только крепче прижимается и сильнее трястись начинает. Быстро оставляю попытки.

Обнимаю дочку крепко, успокаивающе гладя по спине.

— Ты моя родная дочка, — говорю то, что давно собирался. — Слышишь, кнопка?

— Ты так говоришь, чтобы я не пла-а-а-акала, — Варя не верит.

— Нет, — говорю максимально серьёзно. Не пойму, правильно ли я сейчас действую. Иду вперёд по наитию.

— Я узнал случайно, что у меня есть дочка. Твоя родная мама скрыла тебя от меня. Я правду говорю. А когда узнал, то сразу же тебя забрал. А потом боялся тебе рассказать. Думал, что предателем меня посчитаешь. Но я, правда, не знал о тебе.

Девочка затихает, а я сейчас будто в яму проваливаюсь. Состояние свободного падения в бездну все внутренности выворачивает. Что если не поверит? А если поверит, но не простит за то, что так долго одна была?

— Я, правда, твоя?

— Правда, кнопка. Моя. И родинки у нас с тобой одинаковые, и глаза. А ещё я тебя очень сильно люблю и не разлюблю никогда. И братика твоего любить буду. И хочу, чтобы ты о нём заботилась, как старшая сестра. Он ведь такой крошечный будет, — показываю ладонями размер.

— Правда? Такой маленький? — шепчет Варя.

— Да. И каждый его обидеть сможет.

— Не сможет, — глаза Вари загораются решимостью. — Мы его в обиду не дадим.

Улыбаюсь, аккуратно вытирая мокрые дорожки с маленьких щёчек. Мне кажется, что с плеч неподъёмный груз свалился. Как же я боялся этого момента. Что правда отвернёт дочку от меня. А теперь всё позади. Возможно, надо было сразу ей всё открыть, и тогда было бы меньше страхов и слёз, но кто же знал?..

Снова укладываю дочку и сижу, пока она не заснёт. Как калечит неокрепшие души детский дом и ощущение ненужности. И, казалось бы, Варя обрела любящую семью, а как ещё неуверенно себя чувствует, насколько глубоко в душе сидит страх.

Ксюша с тревогой дожидается в спальне.

— Ну, как? — бросается тут же ко мне, как только я в комнату захожу.

— Я рассказал Варе, что являюсь её настоящим папой.

Ксюша прижимает кончики пальцев к губам.

— Она восприняла эту информацию на удивление хорошо.

— А из-за чего Варюшка разнервничалась?

— Она решила, что если у меня появится свой ребёнок, то я её разлюблю, потому что она приёмная, чужая.

Ксюша охает и начинает тихо плакать.

— Бедная девочка, — шепчет.

— Я с ней поговорил начистоту. Теперь она не боится, что братик отнимет у неё папу. Даже пообещала никому его не давать в обиду.

— Знаешь, Дим. Иногда мне кажется, что этот ребёнок гораздо мудрее многих взрослых. Удивительная девочка.

— Согласен, — улыбаюсь и привлекаю жену к себе, нежно целуя. Она мягко смеётся, кладя ладошки на мои колючие щёки.

— А давай придумаем имя нашему сыну? — неожиданно предлагает. — Ты знаешь, я раньше боялась. Хоть и надеялась, что всё обойдётся, верила обещаниям небес, но всё равно боялась, что привяжусь ещё больше, если имя дам. Думала, сглазить могу. А теперь чувствую, что время пришло.

— Назови, как тебе нравится, — шепчу ей в макушку, зарываясь носом в волосы. От жены безумно вкусно пахнет. Так бы и стоял, наслаждаясь.

— Как тебе Богдан? Богом данный, — тихо говорит Ксюша. Улавливаю в её голосе улыбку и сам улыбаюсь.

— Замечательное имя.

Не хочется её отпускать в клинику. Каждый понедельник ломает. Долго целуемся на ступеньках, когда её привожу. Все врачи уже нашу парочку знают и даже шутки отпускают по поводу нашей зависимости друг от друга.

— Мне кажется, они завидуют, — тихо шепчет Ксюша и трётся носом о мой колючий подбородок, а потом чихает и смеётся.

— Мне кажется, они правы. Я зависим от тебя. Ты мой сладкий наркотик, — снова припадаю к её губам. Растягиваю удовольствие. Смакую поцелуй, как дорогое вино.

Запоминаю вкус любимых губ, чтобы расстаться с ними ещё на пять дней. По рёбрам мелкие покалывания от того, что Ксюша игриво прикусывает мне мочку уха, как только поцелуй прерывается. Мы шумно дышим, как будто только что из-под воды вынырнули.

— Блин, так хочу тебя, — неожиданно признаётся она.

Издаю невольный смешок.

— Врач говорит, что это нормально. В середине беременности гормоны так действуют. Если бы не угроза…

— Блин, — стону, утыкаясь носом ей в шею.

Ксюша сейчас настолько соблазнительна, что взвыть хочется. Она округлилась не только в животе, но и в груди. Аппетитная ложбинка в декольте сарафана так и манит. Останавливают лишь правила приличия. Напоминаю себе, что мы на людях.

— Тебе пора на работу, — она гладит меня по волосам и звонко чмокает в нос, приподнявшись на цыпочки.

— Не хочу отпускать тебя, — понимаю, что опять придётся приложить недюжинную силу воли, чтобы выпустить жену из объятий.

Но, в конце концов, приходится это сделать. Как же ломает первые пару дней. Потом немного легче становится. Пытаюсь отвлечь себя повседневными делами.

Чтобы не так скучать без мамы, мы с Варей записываемся в бассейн. И мне физическая нагрузка, чтобы мозг не так плавился от неудовлетворённости, и дочке польза. Нужно закаляться и здоровье укреплять, а лучше плавания с этим ничего не справится.

Варюшка в восторге. Тем более, она находит в детской группе подружек.

— Это мой папа, — слышу, как она хвастается, когда я круги по бассейну наматываю, чтобы физически выдохнуться и не думать вечером об интиме, превратившемся в навязчивую идею.

Блин, ещё четыре с половиной месяца как-то пережить. Нет, /запрещено цензурой/, больше! Ещё же восстановительный период!

Глава 26

Дима

Жена так потешно ходит, как косолапый медвежонок. И ворчит также, а ещё кряхтит и сопит. И это невероятно мило. Каждый раз, смотря на её передвижения по дому, от умиления подыхаю. Мы благополучно добрались до восьмого месяца, и Ксюня, наконец, морально расслабилась. По всем анализам ребёночек развивается правильно. И даже если начнутся преждевременные роды, на таком сроке его уже спасут.

Теперь и Вареник вместе со мной разговаривает с братиком. И так радуется, когда в ответ от него толчок получает, что пищит от восторга.

— А как он попал маме в животик? — интересуется дочка.

Ну вот. Мы ждали этот вопрос гораздо раньше и даже готовились, но всё равно он врасплох застаёт. Переглядываемся с Ксюшей и крякаем.

— Варь, это сложный процесс, — начинаю я с запинкой. Блин, что я плету? Нефига он не сложный! Это как раз самое что ни на есть простое. Сложности дальше начинаются. — Когда мужчина и женщина любят друг друга, небеса посылают им деток, — заканчиваю с натугой и смотрю на Ксюшу. Ей весело. Она еле-еле смех сдерживает.

— Ты и мою маму любил?

А вот этого вопроса я не ожидал. Напрягаюсь. Что сказать ребёнку?

— Любил.

— А почему вы расстались тогда?

— Варюш, иногда так случается.

— А она тебя не любила, да?

Понимаю, что где-то в этом внезапном допросе кроется подвох.

— Не знаю, кнопка.

— Наверное, не любила, поэтому и от меня отказалась. Я же на тебя похожа, — делает свои выводы малышка.

— Может быть, — не спорю, радуясь, что дочка сама нашла объяснения.

— Зато у нас сейчас настоящая мама есть. И она нас точно любит и не бросит, — Варя предано смотрит на Ксюшу, а жена опять ревёт. Сейчас ещё чаще. Врач объясняет это гормонами.

Иногда на пустом месте плакать начинает.

Смотрю на своих девочек и улыбаюсь. Как же мне повезло с ними!

— А как детки появляются? — продолжает добивать нас дочка.

— Маме сделают операцию и достанут малыша, — выдаю заготовленный ответ. Для Вари он должен быть понятным. Она уже проходила через операцию.

— А Рита говорит, что они появляются оттуда, — дочь смущённо показывает вниз. Вот же ж…

— Рита неправильно поняла, — пытаюсь успокоить дочку.

— Всё равно это больно, — шепчет Вареник.

— Маме сделают специальный укол, — успокаиваю малышку. Не хватало ещё фобию в ребёнке зародить.

— А, ну тогда хорошо, — кивает она и, наконец, сворачивает неудобный разговор, переключаясь на Ксюшин живот. — А можно ещё потрогать?

Жена улыбается, берёт детские ручки и прикладывает ладошками к правому боку.

— Ого! — хохочет Варя. — А тебе не больно?

— Нет, — качает головой Ксюша. — Совсем не больно.

А на следующий день мы все идём выбирать ёлку. Этот новый год будет полностью отличаться от предыдущего. Помогаю своему медвежонку надеть сапоги — сама она уже не в состоянии, а потом подсаживаю в машину, и мы, переполненные предвкушением покупок, едем по магазинам.

Варя хочет купить всё и сразу. Мы останавливаем выбор на большой искусственной ёлке, покупаем километры гирлянд и украшения на лестницу и во двор. Приходится даже доставку заказывать, потому что светящиеся олени категорически не помещаются в машину.

А на следующие выходные мы с Ксюшей отправляемся выбирать вещи в детскую. Она понемногу покупала одежду для малыша и пелёнки с остальной мелочёвкой. Теперь нам предстояло выбрать коляску, кроватку и ещё кучу, как оказалось, очень нужных вещей.

Ванночка, мобиль (и слово-то какое), радионяня. Под конец шопинга я в тихом шоке. И подумать не мог, что младенцу столько всего необходимо. Машина ломится от покупок, а лицо Ксюши сияет ярче солнца.

Поддаюсь порыву и целую её жадно. Внутри всё дыбом. Я измотан воздержанием. Каждый её взгляд, прикосновение, запах — ударом по оголённым нервам.

Не получается сдержать стон. Поцелуй настолько бесстыдный, что крышу сносит.

— Как же я соскучился, — шепчу, мягко прикусывая её то нижнюю, то верхнюю губу. Вижу, как лицо жены румянцем покрывается, как она выдыхает рвано, а потом сама жадно ко мне припадает. Целует до исступления, ладонями под свитер ныряет и ведёт по животу, переходя на грудь, а потом на спину. Искры из глаз и перманентная боль внизу, так что рычать хочется. Наверное, скоро с ума сойду. Уже не спасает физическая тренировка и фильмы для взрослых.

— Ты стал больше, — жарко шепчет она. — Отжимаешься, пока меня дома нет? — который раз отмечает мой рельеф. — Бассейн так точно не может влиять.

— Что я уже только не делаю, — издаю смешок. — Скоро совсем крышу сорвёт.

— Бедный, — качает Ксю головой, улыбаясь. — Но итог ведь стоит всех страданий?

— Безусловно, — вздыхаю и утыкаюсь ей в шею, чтобы немного прийти в себя.

И ещё одна бесконечная неделя без Ксюши. Такое ощущение, что наше личное солнце взяло отпуск. В доме периодически полярная ночь наступает. Спасает только Варя. Она изо всех сил старается меня развлечь. Вот и в эту неделю рисуем, вырезаем снежинки и ждём нашу маму, чтобы вместе дом к новому году украсить.

Ёлку я устанавливаю заранее, Варя с Акбаром усиленно помогают, и вскоре это занятие перерастает в весёлую игру с беготнёй по дому и дикими воплями экзотических животных. Когда к нам заходит Галина Алексеевна, мы валяемся на лестнице и дико хохочем, а собака поочерёдно нас вылизывает и заливисто лает.

— А я вам пирог с вишней принесла, — кричит тёща, чтобы прорваться через общий шум.

— Пирог — это хорошо, — подхватываю Варю на руки и несу её на кухню, имитируя полёт самолёта. Дочка издаёт рёв, раскинув в стороны руки.

А потом я отдаю Варю бабушке, а сам сажусь за очередной проект. Перед новым годом, как всегда полнейший завал.

В пятницу вечером мчим с Вареником за мамой. На этот раз её на все новогодние праздники отпустили. Сказали, что опасаться за здоровье совершенно не стоит. От жгучей радости изнутри распирает. Я пробуду с женой целых десять дней! Наша полярная ночь закончилась.

Жду не дождусь, когда наедине с Ксюшей останусь, чтобы только моя и только для меня. И как только дочку спать укладываю, буквально бегом в спальню несусь. Как мальчишка, честное слово.

В комнате жены не обнаруживаю, зато слышу плеск воды и тут же залетаю в ванную. Ксю смешно смущается и пытается руками прикрыться.

— Эй, медвежонок мой, ты чего? — шагаю в кабинку, даже не раздевшись. Как есть — в майке и домашних брюках.

Прижимаю свою женщину к себе и млею, скользя по большому животу ладонями. В ней моя жизнь.

— Сумасшедший, — смеётся она, разворачиваясь и помогая стащить майку. Следом с трудом стаскиваю штаны, а сам взгляд отвести не могу от неё.

Отмечаю, как Ксюша разрумянилась, увидев меня обнажённым. Как сбилось её дыхание. Тонкие пальчики скользнули по моей груди, обрисовывая контур татуировок.

— Они меня так заводят, — шепчет. — Никогда бы не подумала.

Целую её, ощущая, как мне в живот толчки прилетают.

— Он рад тебя слышать и чувствовать, — улыбается Ксюша. — Всегда активничает, как только ты рядом оказываешься. Тоже скучает.

Выходим из душа даже не потрудившись одеться. Так и забираемся под одеяло. Кожа к коже. Ксюша тут же ладошкой вниз по моему животу скользит, а потом медленно вслед за рукой опускается.

Стискиваю зубы, чтобы не заорать от остроты ощущений. Воздержание, чтоб его. Выстанываю её имя, которое тут же теряется в зверином рыке. Как же я хочу свою женщину. Всю и везде. Когда эта пытка прекратится? Но /запрещено цензурой/, как же мне сейчас хорошо.

— Люблю тебя, — шепчу, когда разрядку получаю. Обнимаю её крепко и почти мгновенно вырубаюсь.

А утром Варя не даёт нам ни минуты понежиться. Залетает в комнату, словно маленькое торнадо.

— Когда мы будем ёлку украшать? — интересуется с порога.

— Я говорил, что в нашу с мамой спальню без стука входить нельзя? — бурчу сонно и натягиваю повыше одеяло. Мы ведь так и спим без одежды.

— Извини, — вздыхает дочка.

— Угу, — не могу никак проснуться. Так тепло и уютно рядом со своей женщиной. Век бы так лежал.

Но приходится встать и тащиться на кухню делать завтрак. Просыпаюсь только после чашки крепкого кофе. Теперь я готов на подвиги. И Варя незамедлительно меня начинает эксплуатировать. Мы украшаем лестницу, потом вешаем шарики на ёлку и все вместе пишем письмо Дедушке Морозу.

— Я теперь знаю, что он настоящий, — говорит дочка, выводя заглавную букву «Д» красным карандашом. — В прошлый Новый год он исполнил моё желание. И твоё тоже, а это значит, что ему всё-всё под силу.

— И что же ты на этот раз хочешь у него попросить?

— В этот раз мне много не нужно. Хочу красивую куклу.

— Дедушка Мороз будет счастлив узнать, что запросы уменьшились, — смеюсь.

— А ты что попросишь?

— Здоровья всем нам, — отвечаю тут же.

— А мама?

— А у мамы уже почти всё есть для счастья, — улыбается Ксюша.

— А, ещё Богдана дождаться надо, — понятливо кивает Вареник. — Я уже колыбельную выучила, — хвастается дочка. — Буду вам с папой помогать. Говорят, дети очень плохо спят.

— Кто говорит?

— Баба Галя. Я готовлюсь.

— Какая у нас помощница, — Ксюша гладит Варю по голове. — С такой нам точно всё по плечу.

Это самый уютный Новый год в моей жизни! Сначала мы всей семьёй готовим новогодний стол. Мне кажется, что столько блюд — это перебор, но женщин не переубедить. Они твёрдо решили наготовить на взвод солдат.

— Не хватало ещё первого числа готовкой заниматься, — парирует тёща, когда я пытаюсь намекнуть на излишества.

— Да нам месяц не грозит ей заниматься. Куда столько еды?

Тёща достаёт из духовки корж для торта. Она была непреклонна в своём решении испечь его самостоятельно. Ксюша режет уже третий салат, а Варя чистит всё необходимое для них. И как же мне уютно за ними наблюдать. В душе просыпается забытое с детства чувство, когда я с замиранием сердца ждал новогодней ночи. Вот-вот придёт Дед Мороз и подарит мне кучу игрушек. Это через пару лет я узнаю, что в роли сказочного старца ко мне приходил родной дядя. Но тогда его приход воспринимался настоящим чудом.

А теперь его также ждёт моя дочка. Мы с Ксюшей заказали артиста, который должен прийти через час.

Я точно также украдкой таскал вкусные куски со стола, думая, что никто не заметит. Мама всегда ругалась, что я перебиваю аппетит, но в этот день закрывала глаза на мои проказы. А мне казалось, что это я просто стал хитрее и ловчее.

И сейчас я смотрю на то, как Варя украдкой засовывает в рот сочную клубнику и делаю вид, что ничего не заметил. Тем более, малышка сильно нервничает перед приходом такого важного гостя. Она целую неделю зубрила стишок, а потом ещё и песенку решила выучить, чтобы дедушка уж точно остался доволен. Мы с Ксюшей выслушали произведения раз по тридцать не меньше. И каждый раз Варя выкладывалась на все сто, вкладывая в исполнение весь свой артистизм.

— Я подумываю отдать её в театральный кружок, — делюсь с женой шёпотом. — Какой-нибудь театр точно умрёт от неполноценности, если в нём не будет играть такая актриса.

Ксюша заливисто смеётся, но мою идею поддерживает. Хорошо, что мы не сказали, когда точно приедет Дед Мороз, иначе Вареник бы извелась и получила нервный срыв. Она и так каждые пять минут бегает к окну, чтобы высмотреть праздничного гостя.

— А он точно придёт? — нервничает дочка. На часах уже семь вечера, и на улице стемнело. Теперь наш двор озаряют тысячи лампочек гирлянд и фигурки оленей, с которыми Варя сфотографировалась во всех возможных позах.

— Он обещал. А Дед Мороз держит свои обещания, — успокаиваю малышку.

— Хорошо, — вздыхает она, видимо не до конца поверив в мои слова.

Но как только раздаётся звонок в калитку, сразу срывается с места и с воплями летит к панорамному окну. Нажимаю кнопку домофона, и у нас во дворе появляется фигура Деда Мороза. Варя готова в обморок от восторга грохнуться. Глаза буквально из орбит выкатываются.

— Он, правда, пришёл, — шепчет. — Папа! Он пришёл к нам!

— Конечно, — улыбаюсь. Видеть такой восторг на дочкином лице воистину бесценно.

Когда Дед Мороз заходит в дом, она на целую минуту зависает, потеряв дар речи. Только восторженно на него таращится, а потом подходит и осторожно трогает рукав шикарной шубы. Не растает ли? Не испарится?

Дедушка Мороз здоровается и спрашивает, приготовила ли Варенька для него стишок.

— Приготовила, — сиплым от волнения голосом шепчет дочка. Она практически в нирване находится. Неужели и я таким был? Или для Вари чудо гораздо острее из-за полного лишений прошлого?

Малышка благоговейно берёт Мороза за руку и ведёт в гостиную.

— Ну, порадуй дедушку, — отыгрывает актёр. — А то я устал с дороги. Снега, метели меня не хотели пускать, но я знал, что здесь меня ждёт такая замечательная девочка. Спешил.

И неожиданно Варя выдаёт:

— Спасибо. Спасибо тебе, что на прошлый Новый год желания наши исполнил. Что маму мне подарил и здоровье. Спасибо, что папа теперь часто улыбается. Я именно это и просила у тебя.

Артист растерянно смотрит на меня, а я теперь готов расплакаться вместе с женой. Хорошо, что мы заказали профессионала. Он быстро берёт себя в руки.

— Ну, как же я мог не исполнить такие чудесные желания? Угадал я с мамой?

— Угадал, — шепчет Варя и кидается его обнимать.

Занавес. Я даже о съёмке забываю. Руки начинают дрожать. Но Дедушка Мороз быстро выводит всё в нужное русло. Мы дружно водим хоровод вокруг ёлки, Варя рассказывает стихотворение, поёт песенку и получает заветные подарки.

— А почему ты ко мне не приходил в детский дом? — сражает дочка очередным неожиданным вопросом. Она в своём репертуаре. Может выбить почву из-под ног у любого взрослого.

— Ох, — крякает артист и испепеляет меня взглядом. «Мол, какого чёрта? Я точно возьму доплату». — Хворал я, внученька. Глобальное потепление сильно подкосило дедушку.

Экспромт на пять баллов. Готов аплодировать артисту стоя. Он точно заслужил премию.

— Понятно. Болеть плохо, я знаю, — легко проглатывает Вареник искусную враку. Про глобальное потепление она слышала, когда смотрела канал о живой природе. — Хорошо, что ты выздоровел! Я очень рада!

Потом мы все фотографируемся возле ёлки и ещё во дворе с оленями, а потом на качели и возле калитки. Вареник не хочет отпускать дедушку. Ксюше еле-еле удаётся уговорить её отпустить Мороза, потому что он спешит к другим деткам.

За воротами сую артисту несколько крупных купюр.

— Заслужил, — смеюсь. — Ты уж извини за такую ситуацию.

— С Новым годом! — поздравляет он, усаживаясь в автомобиль. — За такую премию готов ещё пару заходов сделать.

— Спишемся на следующий год, — говорю с улыбкой и захожу домой.

Глава 27

Дима

Горячий шоколад, сладости, настольные игры и запах мандарин. Ксюша в длинных вязаных носках и Вареник в смешном комбинезоне панды. Огонь в камине и перемигивание гирлянд. Если кто-то мне скажет, что счастье не в этом, то я промолчу, но про себя подумаю, что человек жестоко заблуждается. Счастье именно в этом. В любимых глазах, в которых светится тихая радость, в искренних улыбках, объятиях и нежных долгих поцелуях. В длинных прогулках, когда рука в руке и уютных вечерах под одним большим пледом. Сказка на ночь для дочери и жаркое продолжение в объятиях любимой женщины.

Хотя с жарким продолжением приходится повременить. Но это ведь не навсегда. Две недели полной гармонии.

Мы сидим, укутавшись в большой пушистый плед, и смотрим с Варей мультики.

— Я и не мечтала, что когда-нибудь у меня будет так… — шепчет Ксюша, потираясь щекой о мою щетину.

— А я просто не думал. Всегда считал, что живу отлично. О большем даже не просил. Меня всё устраивало в прошлой жизни, но как же я был слеп, — глажу жену по животу, и неожиданно её расслабленность проходит.

— Ой, — выдыхает Ксюша, дёргаясь в моих объятиях.

— Что такое, малыш? — с тревогой смотрю на неё.

— Кажется, начинается. Но ведь ещё две недели! — в её глазах океан паники.

— Так, манюня, отставить кипишь. Всё хорошо. Врач сказал, что угрозы для ребёнка на таком сроке уже нет. Да? Расслабься и дыши.

Пересаживаю перепуганную жену на диван, а сам бегу к тёще.

— Надо с Варей посидеть. Ксюша рожает.

Галина Алексеевна охает и бросается следом за мной. Ксюша так и сидит истуканом. Только морщится и тихонько стонет. Возле неё суетится Вареник, гладя маму то по руке, то по коленке.

— Милая, пойдём с бабушкой, — Галина Алексеевна берёт Варю за руку и ведёт к двери. — Мама с папой сейчас в больницу поедут.

— Всё хорошо будет? — переживает Варя.

— Конечно. Обратно мама вернётся уже с братиком. Будешь ему колыбельные петь, как и собиралась.

Варя топчется на месте и всё равно немного нервничает, но Ксюша говорит, что с ней всё хорошо, и дочка может идти с бабушкой. А как только дверь за ними закрывается, складывается буквально пополам и скулит.

— Потерпи, маленькая, я сейчас.

Бросаюсь наверх, где стоит собранная сумка. Мы решили заранее всё подготовить. Ох, не зря. Быстро одеваюсь, беру одежду для Ксюши и сумку с вещами, потом помогаю жене одеться. На диване мокрое пятно. Жена косится на него виновато.

— Малыш, даже не думай об этом, — застёгиваю пальто и перехожу к сапогам.

— Дим, мне страшно, — пищит она. — Такое предчувствие нехорошее…

— Ксю, ну, что ты такое говоришь? Естественно тебе страшно. Рожать — это тебе не на пляже нежиться, — пытаюсь разрядить обстановку, хотя самого уже порядком колотит. До клиники ехать полтора часа. И это если без пробок. Правда, я читал, что первые роды обычно не меньше пяти часов длятся. Так, надо себя взять в руки.

В машине, примерно через час езды, Ксюша начинает натурально выть. До этого лишь губы кусала и постанывала. Видимо, меня от дороги боялась отвлечь. Но теперь её терпение закончилось.

— Малышь, уже почти доехали, — чувствую, как у меня на лбу испарина нервная проступает, руль сжимаю до побелевших костяшек. Понимаю, что нельзя показывать жене, что самому до усрачки страшно.

В клинику буквально влетаю, неся Ксюшу на руках. Сбивчиво объясняю врачам ситуацию. Раньше на две недели. Ксюша просит своего доктора, который её вёл всю беременность.

А потом жену увозят, и мне запрещают идти следом. Говорят, чтобы в комнате ожидания остался. Меня бомбит. Хочется метаться и крушить всё вокруг. Я сейчас с ней должен быть! Нет, о совместных родах разговора никогда не шло, но после того как увидел страх Ксюши, её растерянный вид и гримасу боли на лице…

Чёрт! Хватаюсь за голову, запуская пальцы в волосы. Плюхаюсь на стул и буквально тут же вскакиваю, наматываю несколько кругов по комнате, а потом всё повторяю. Не отдаю отчёта своим действиям. Так проходит около часа, а потом я не выдерживаю и несусь к медсестре.

— Где рожает Ксения Морозова?

— Вам сказали ждать, — она даже глаз не поднимает.

Ударяю кулаками по стойке и тут же извиняюсь за свою импульсивность.

— Я не буду заходить в палату. Просто хочу как можно ближе к жене быть.

Не знаю, чем это может помочь, но мне надо и всё тут. Какое-то иррациональное желание. Понимаю, что просто прихоть, но ничего с собой поделать не могу.

Медсестра не сдаётся ещё полчаса, а потом тяжело вздыхает и ведёт меня на третий этаж. Оказывается, во мне есть талант — брать людей измором.

— Здесь ваша жена. Только, ради бога, не заходите. Иначе меня уволят.

Я клятвенно обещаю быть паинькой и сажусь на скамейку. Из палаты доносится крик Ксюши и голоса врачей. Блин, я погорячился, когда решил сюда прийти. Теперь я не только знаю, что моя женщина страдает, но ещё и слышу это.

Ещё через час крики переходят на хрип, а на меня накатывает тошнота от стресса. В глазах тёмные мошки пляшут. Как же хочется зайти туда, подержать её за руку, сказать, что я рядом и очень её люблю…

Но я обещал этого не делать. Прямо пытка какая-то.

Ещё через час голос Ксюши вообще стихает. Зато галдёж врачей становится всё громче. Я слышу звон медицинских инструментов, и мне становится до одури страшно. Но заходить нельзя. Если ситуация вышла из-под контроля, то я только хуже сделаю, отвлекая врачей.

Вцепляюсь в полы халата и отбиваю ногой дробь, а про себя повторяю мантру: «всё будет хорошо». Раз за разом, пока в голове гудеть не начинает.

Не знаю, сколько проходит времени, прежде чем слышу тоненький писк малыша. У меня родился сын! Но врач всё не выходит. Я стою и пялюсь на дверь, слыша как кричит маленький, но вот Ксюши совсем не улавливаю. И от этого /запрещено цензурой/, как страшно.

Когда дверь открывается, и выкатывают в специальном боксе моего сына, буквально простреливает насквозь. Такой маленький, красный, весь сморщенный, но самый прекрасный на свете.

— Как Ксюша? — спрашиваю осипшим голосом.

Врач качает головой и вздыхает, а у меня мир рушится. В ногах такая слабость, что падаю на скамью и хватаюсь за сердце.

— Она жива, — поспешно говорит врач.

Облегчение почему-то не наступает. Я чувствую, что здесь что-то не так.

— Ваша жена потеряла много крови. Еле справилась. Сейчас её жизнь висит на волоске.

— Что вы говорите?! — взрываюсь. Хочется с кулаками на врача броситься. Он ведь говорил, что Ксюша может родить, что беременность протекает нормально. — Почему вы дали ей надежду?! Вы же понимали риски!

— Я говорил, что ей надо восстановиться. Вы поспешили с зачатием. Если бы потерпели ещё полгода… Организму не хватило сил. Мы сделали всё возможное, чтобы спасти их обоих. Когда поняли, что надо выбирать, хотели у вас спросить, кого нам спасать, но Ксюша была ещё в сознании и не позволила. Сказала, что вы выберете её, а она хочет, чтобы жил Богдан. Но мы, действительно, сотворили чудо. Теперь всё в руках Всевышнего. Молитесь. Если он уже сотворил практически невозможное и дал вам сына, то может быть, он сотворит для вас ещё одно чудо?

Я без сил. В голове гулкий звон — последствие взорвавшегося в грудине снаряда. Почему все чудеса в моей жизни приходят через такие испытания? Почему за них приходится такую цену платить?

— Когда я смогу увидеть жену?

— Мы не можем сказать. У нас в клинике вход в реанимацию посторонним строго воспрещён.

— А как же сын?

— Он родился очень крепеньким пацанёнком, хоть и на две недели раньше срока. Вы сможете его забрать дней через пять. Мы пока понаблюдаем. А сейчас идите домой, отдохните, приготовьтесь к встрече сына. Мы сделаем всё, чтобы ваша жена осталась с вами.

Проглатываю комок в горле и продолжаю стоять истуканом даже после ухода врача. Ведь у Ксюши было нехорошее предчувствие…

Но что бы я смог сделать? Господи, почему всё так? Я же без неё жить не смогу! Так завыть в голос хочется, но все звуки в горле застревают. Не позволяю им выбраться наружу.

Как я вернусь домой в таком состоянии? Что скажу дочери? Я не понимаю.

В кармане пиликает мобильник. Смотрю на экран — 23 пропущенных вызова от родителей и от Галины Алексеевны. А я даже не слышал…

Первым делом звоню своей маме. Мне совет нужен. Я не понимаю, что делать дальше. Рассказываю ей всё, а сам собственный голос не узнаю. Грудину тиски страха сжали и не желают отпускать.

— Димочка, — всхлипывает мама. — Я помолюсь за Ксюшеньку. А ты верь, что всё обойдётся. Не для того вы прошли через такое количество испытаний, чтобы так… Она обязательно выкарабкается. Тогда очнулась, а сейчас её ещё один человечек дожидается. Не может она уйти и бросить вас. Обязательно вернётся.

— Угу, — одним выдохом.

— Соберись и езжай к дочери. Скажи, что всё нормально, что мама скоро вернётся.

— А если?.. — не получается озвучить страшное. Что если это будет враньём?

— Без «если», — говорит мама твёрдым голосом. — И ты даже думать не смей по-другому. В прошлый раз ведь запретил себе и сейчас запрети.

Кое-как собираю себя в кучу и еду домой. Перед этим Галине Алексеевне звоню и рассказываю всё, как можно мягче. Утаиваю, что жизнь Ксюши на волоске висит. Говорю, что врачи её в искусственную кому ввели, чтобы организм немного восстановить.

Хорошо, что уже ночь, и Варя спит. Я бы не смог сейчас с ней разговаривать и делать вид, что всё в порядке. Иду к себе в спальню, валюсь на кровать и глубоко дышу. А потом сгребаю подушку и молочу по ней кулаками. Остервенело, молча, долго. А после утыкаюсь в неё лицом и выпускаю застрявший в грудине звериный вой, который в хрип постепенно переходит.

Утром получается хотя бы вид сделать, что всё нормально. По крайней мере, Варя с расспросами дальше не пристаёт. Ждёт маму с братиком домой.

А я все последующие дни ни есть, ни спать не могу. Постоянно, как на иголках. На пятый день мне звонят и говорят, чтобы я забирал сына. В полной растерянности. Что я один буду делать с такой крошечкой? Ксюша по-прежнему без изменений.

Когда приезжаю за Богданом, мне разрешают с женой увидеться в порядке исключения. Возможно, дают возможность попрощаться. Раньше я рвался к ней, а сейчас ноги не идут, будто ватными сделались. В палату буквально силой себя затаскиваю. И снова перед моими глазами мой кошмар наяву. Как и тогда она такая маленькая, бледная, беззащитная…

Я стою несколько минут как истукан, а потом молча из палаты выхожу. Не буду прощаться! Дыхание прерывается, не могу отдышаться. Мне дают время прийти в себя и ведут к сыну. Медсестра выносит маленький голубой свёрток и с поздравлениями вручает в руки. В задницу её поздравления!

Но я киваю и беру сына, который как раз проснулся и одним глазом смотрит на меня. Смешной такой. Невольно улыбаюсь, когда он начинает пузыри пускать.

— Мы написали, чем ребёночка кормить и как часто, — говорит медсестра, вручая листок бумаги.

— Разберусь, — говорю коротко и ухожу.

Сын.

Мой и Ксюшин.

Я не хочу один. Справлюсь, но не хочу…

Эпилог

Дима

Родители новорождённых спят вообще? Если да, то им очень повезло. Мне удаётся вздремнуть от силы пару часов. Всё остальное время либо хожу кругами, укачивая Богдана, либо сижу, опять-таки, укачивая его, либо кормлю. Засыпает он обычно часам к семи утра и до вечера не беспокоит, выныривая из сна только для того, чтобы поесть.

Галина Алексеевна говорит, что это нормально, когда дети день и ночь путают, и к году это пройдёт.

Это же свихнуться можно!

Варя обычно меня застаёт спящим на диване, а Богдан сопит верхом на мне. За неделю это стало традицией.

А ещё для меня оказалось проблемой — купание сына. Тёща первый раз помогала, объясняла, но я понял, что сам не смогу. Мне до одури страшно, что я сделаю что-то не так или отвлекусь, или тупо усну на ходу и сын захлебнётся.

Но выход из ситуации был найден. Я сам иду в душ и держу на руках Богдашу, которому так даже больше нравится. Во всяком случае, истерик находясь на руках, он не устраивает. Вошкается забавно и кряхтит.

В честь рождения сына на работе дают несколько недель выходных. Но, честно говоря, я не представляю, как жить в таком режиме и работать.

Тоска по Ксюше разъедает нутро. Она так хотела сына, а сейчас не видит, как он ест или спит, издаёт забавные звуки в промежутках между воплями. А ещё он стал похож на нормального младенца. Уже не та красная сморщенная личинка. Теперь я начинаю замечать в сыне наши с Ксюшей черты. Разрез глаз как у неё. Интересно, а цвет он тоже унаследовал от мамы? Пока непонятно, но надеюсь, что да.

В больницу к Ксюше езжу по три раза в неделю. Иногда мне кажется, что это всё дурной сон. Что я уснул пока сидел под родильной палатой. Вот сейчас выйдет врач и пригласит меня к жене, которая держит на руках сына и измученно улыбается. Но не лежит, утыканная трубками.

Врачи говорят, что пришлось реанимировать Ксюшу. Что мозг долго был без кислорода, и неизвестно как это повлияло. А я не могу смириться. Смотрю на свою маленькую хрупкую, но такую сильную женщину и не верю, что это всё наяву. Я подолгу разговариваю с ней, рассказываю про сына и прошу, чтобы она к нам вернулась. Варя очень скучает, а Богдан так хочет увидеть маму и заснуть на её груди, а не на моей.

Не знаю, каким высшим силам молиться, но я мысленно обращаюсь ко всем тем, что пожелали дать нам сынишку. Возможно, эти места и правда, волшебные, потому что Ксюша на третью неделю приходит в себя. И вопреки опасениям врачей, с мыслительными процессами у неё полный порядок.

Когда мне звонят из клиники, долго не могу решиться взять трубку. Страшно до потери сознания. Но когда я трясущимся пальцем принимаю вызов, а потом слышу: «Ваша жена очнулась. С ней всё хорошо», падаю на диван и благодарю всех тех, кому молился эти дни. Благодарю и плачу. Да, мужчина не должен проявлять слабость, но сейчас мне наплевать.

Галина Алексеевна гуляет во дворе с детьми. Выбегаю из дома и ору, что Ксюша скоро приедет домой. И теперь мы уже все радуемся, кто как умеет. Даже Акбар с воплями носится вокруг.

В клинику не еду, а лечу. Несусь к палате, врываюсь внутрь и просто смотрю на свою женщину. Она сидит на кровати и улыбается. Бледная, исхудавшая, а глаза счастьем светятся.

— Покажи мне его, — первые её слова.

Достаю из кармана телефон и открываю фотографию сына.

— Какой он красивый, — шепчет Ксюша со слезами на глазах.

— И он очень скучает по своей маме. Мы все так скучали, — добавляю. Мой голос срывается, и я утыкаюсь лицом жене в колени. — Я так тебя люблю, Ксю.

— До неба и обратно? — смеётся она, вспоминая, как однажды это сказал. Качаю головой.

— Бесконечно.

Конец