– Помада у вас слишком яркая, – заметила заведующая садиком, в кабинете которой я переодевалась в Снегурочку, а потом милостиво добавила: – Но костюм зато хороший, красивый. И блесточки такие, нарядные. Новый сшили? В прошлом году вроде другая шубка была.
– Не знаю, – ответила я, очень стараясь быть любезной. – Меня не было в прошлом году.
– Вот я и думаю, что-то лицо у вас незнакомое, – закивала она. – Жалко, конечно, что вы темненькая. И волосы у вас короткие. Снегурочка же должна быть со светлыми косами – вот тогда настоящая красота! Но…что имеем, то имеем, правда ведь? Вы и так к нам бесплатно, считай, ездите. Грех жаловаться!
«Что ж ты тогда жалуешься?» – мрачно подумала я, но ничего не сказала. Я, как тот кролик из мультика, было вежливой. Иногда даже слишком.
– Ладно, что я тут с вами сижу? Пойду проверю, готова ли группа, – спохватилась заведующая. Но вместо того, чтобы и правда уйти, встала перед зеркалом и начала прихорашиваться: поправила обесцвеченные кудри, сняла толстую шерстяную кофту и накинула вместо нее на плечи темную шаль с яркими цветами. Последним штрихом стали духи, которые она достала из ящика стола и так щедро на себя разбрызгала, что у меня глаза заслезились. Я надсадно закашлялась.
– Аллергия что ли? – подозрительно посмотрела она на меня.
– Н-нет, – просипела я. – Запах… сильный просто.
– А потому что качественный! – гордо сказала она и любовно погладила бутылёк. – В Турции купила. У арабов.
Уже в дверях она вдруг развернулась, качнув монументальным бюстом, и очень по-деловому поинтересовалась:
– Кстати, а дедушка Мороз у нас где? Время-то идет, а ему же одеться надо, загримироваться.
– Скоро будет, – бодро сказала я, внутренне умирая от ужаса. – Он уже подъезжает! Вот совсем-совсем на подходе! Честное слово!
Врать было стыдно. Но что делать? Не могла же я ей сказать, что понятия не имею, где Белов. В восемь утра на крыльце садика его, естественно, не оказалось. Я постояла, подождала, померзла, а потом зашла внутрь и периодически выглядывала в окно, чтобы не пропустить его появление. Но Белова не было. Трубку этот придурок, разумеется, тоже не брал. На часах было уже восемь сорок, и я нервничала. Ужасно нервничала. От нервов сразу же хотелось в туалет, но он находился в конце коридора, а, судя по звуку, там уже весело шумели дети, так что путь туда мне был заказан.
«За что мне это всё?» – горько подумала я. Еще раз набрала Белова, ответа не получила и просто села ждать. А что еще оставалось делать?
– Через пять минут начинаем! – сообщила музыкальный работник, заглядывая в кабинет. – Вам сказали, когда выходить?
– После танца медвежат.
– Нет, теперь все поменялось! Танец медвежат будет в финале, а вы выйдете сразу после песенки про елочные игрушки.
– А она скоро?
– Сразу после стихотворения про Новый год. Потом танец елочек, песня про новогодние игрушки и сразу вы. Запомнили? А Дед Мороз у нас, кстати, где?
Я нервно засмеялась.
– Понимаете… он…
И ровно в этот момент я услышала веселый голос Белова, который раздавался где-то в конце коридора:
– Здрасьте, а если я на праздник иду, то мне куда? Вот сюда и прямо, да? Спасибо! С наступающим вас!
Я едва не расплакалась от облегчения, невежливо отпихнула музыкального работника в сторону и, увидев Белова, замахала руками, точно ветряная мельница:
– Сюда! Я тут!
– Иду! – бодро крикнул он.
Музыкальный работник под шумок куда-то делась, и никто не мешал мне прожигать взглядом шествующего навстречу своей смерти Белова.
Усугубляло все то, что этот поганец не выглядел, как опаздывающий и безумно виноватый передо мной человек: он шел расслабленной уверенной походкой, на ходу подмигивал детям и молоденьким воспитательницам и источал здоровый пофигизм и уверенность в себе. Ох как же я его в этот момент ненавидела!
– Привет, Саня, – доброжелательно сказал он, подходя к двери. Я схватила его за рукав и буквально втащила в кабинет, вместе с посохом и огромным костюмом в чехле.
– Ты охренел, Белов? – шипела я. – Ты вообще соображаешь, что ты всех подвел? Меня! Студсовет! Детей в конце концов! Мы же договорились в восемь! А ты?
– Началось уже? – спокойно уточнил он.
– Да! Нам скоро выходить, а ты…
– А я успею, – пожал он плечами. – Ты же первая выходишь, играешь с ними, а потом уже вместе с мелочью меня зовешь. Так что вообще не вижу причин загоняться. Остынь, Сань. И лицо попроще сделай, а то детей распугаешь.
– Ах ты… Да ты…
– Ваш выход, – страшным шепотом закричала музработник, выглядывая из зала, где шел утренник.
– А песня про новогодние игрушки?
– Песни не будет, идите уже! Я вам сейчас музыку на выход сыграю.
Я бросила панический взгляд в зеркало, поправила и без того идеально сидящий кокошник, глубоко вздохнула, улыбнулась и выпорхнула, кружась, под какую-то новогоднюю мелодию прямо в центр маленького зала.
За моей спиной стояла пышная елка, а передо мной на маленьких стульчиках сидели дети. Все дети смотрели на меня восторженными круглыми глазами и чего-то ждали. За спинами детей сидели взрослые. Много взрослых! Они тоже на меня смотрели, но более настороженно. И тоже чего-то ждали.
Музыкальный работник доиграла мелодию, убрала руки с клавиш и в свою очередь посмотрела на меня. Похоже, и она чего-то ждала.
А я, холодея, вдруг поняла, что не помню ничего. Вообще! Ноль. Пустая голова. Ни единого слова из всех тех стихов, которые я так старательно учила целую неделю.
Дети молчали, чувствуя подвох. Родители начали хмуриться и тихонько переговариваться друг с другом, а музыкальный работник замахала руками, словно дирижер, как будто это могло мне как-то помочь.
– А вот к нам пришла красавица Снегурочка, – наконец не выдержала она, выразительно моргая в мою сторону. – Давайте с ней поздороваемся, детки! Скажем хором: здравствуй, Снегурочка.
– Здравствуй, Снегурочка, – послушно повторили дети.
– Здравствуйте, – промямлила я, судорожно вспоминая начало своего приветственного стихотворения. Там было что-то про сказку, лед, снежинки. Но в осмысленное предложение эти рассыпанные бусины никак не хотели собираться. И когда пауза снова затянулась, музыкальный работник еще раз попыталась спасти и меня, и праздник.
– А зачем ты к нам пришла, Снегурочка? – ласковым голосом спросила она, явно наталкивая меня на какую-то мысль. Но я все никак не наталкивалась.
– Ты ведь внучка Дедушки Мороза, правда? – продолжала она.
– Да! – вдруг ухватилась я за эту мысль и радостно объявила: – А давайте позовем Деда Мороза! Все вместе! Три-четыре. Дед Мороз!
Дети тоже обрадовались от того, что появилась хоть какая-то определённость, и начали старательно звать дедушку. По всем сказочным правилам новогодний волшебник появляется на третий раз, но мы кричали раз шесть точно. На шестой к нам присоединились не только родители, но и заведующая, лицо которой то краснело, то бледнело.
После седьмого раза, когда я вопила особенно отчаянно, в зал вплыл Белов. Хотя нет, это был не Белов – это был Дедушка Мороз. И я в жизни никому так не радовалась, как ему. Чуть на шею не бросилась, честное слово.
– Простите меня, старика, – пророкотал он низким красивым басом. – Старый я стал, спал крепко, чуть весь праздник не проспал. Хорошо, что вы меня разбудили. Спасибо вам, детки!
– Дедушка Мороз! – восхищенно выдохнули малыши, от восторга привставая со стульчиков. Если бы не строгий взгляд воспитательниц, они бы точно побежали к нему обниматься. Про меня все забыли, и я тихонько отползла к елке.
Надо отдать должное этому придурку Белову – он был хорош. Он плевал с высокой колокольни на весь наш сценарий и на все наши стихи, вместе взятые, зато отлично веселил детей, смешно шутил с родителями и вытащил во время хоровода в общий круг заведующую. Она смущалась, хихикала как девчонка, но в итоге станцевала цыганочку под всеобщие аплодисменты.
Я во время праздника пригодилась два раза: поставить стул Деду Морозу, чтобы он послушал стихи детей, и подержать мешок, из которого он доставал подарки. А нет, три – я еще в хороводе стояла. Но дети на меня смотрели опасливо и за руку брать не хотели, зато Белова облепили со всех сторон.
Я наивно полагала, что праздник закончится после того, как все получат подарки, но оказалось, что нас ждет еще общая фотография.
– Мальчик слева внизу в синей рубашке, – надрывался фотограф. – Вынь палец из носа. И на меня смотри! Девочка в костюме бабочки, сядь ровно.
Мы стояли в центре и терпеливо улыбались.
– Надо валить, – шепнул мне незаметно Белов. Его горячее дыхание обожгло мне ухо, и это оказалось неожиданно интимным ощущением. Я даже смутилась. – У меня сейчас тепловой удар в этой шубе будет.
– А теперь индивидуальные фото с дедушкой Морозом, – весело объявил фотограф. Белов уставился на него охреневшими глазами, но я уже пришла в себя и бросилась его спасать:
– Индивидуальные фотографии с елочкой, вы хотели сказать? – решительно заявила я фотографу. – Потому что Дед Мороз фотографироваться не может, он уже спешит на север. Нам пора!
И буквально за рукав выволокла Белова из толпы детей. Он махал им варежкой и кричал прощальные слова, но сам в это время очень энергично продвигался к выходу. Даже слишком энергично, если учесть, что Дед Мороз был далеко не молод.
Едва за нами захлопнулась дверь кабинета заведующей, он содрал с себя шубу, шапку и бороду, бросился к окошку, открыл его и блаженно подставил лицо под поток холодного воздуха.
– Кайф! – выдохнул Белов. Влажная челка прилипла у него ко лбу, на висках выступили бисеринки пота, такие же капли были и на цветных пятнах грима, которыми он раскрасил лицо – явно на скорую руку.
А потом повернулся ко мне и, ехидно прищурившись, спросил:
– Ну?
– Что «ну»? – буркнула я, снимая корону.
– Я жду восхищений и извинений.
На самом деле я и правда хотела его поблагодарить, но после такого наглого требования у меня просто язык не повернулся.
– Мне нечего сказать, – с достоинством ответила я.
– Блин, так сложно признаться, что накосячила? Что ты неидеальная и провалила бы все на свете, если бы я тебя не спас?
– Знаешь, спаситель, мог бы и пораньше выйти! – вспыхнула я. – Чего ждал? Пока я окончательно опозорюсь? Я там стояла как дурочка и кричала.
– Никитина, – хмыкнул он, – ты забыла, что вообще-то на этом празднике жизни главной планировалась именно ты? Ты там, епта, конкурсы сначала должна была провести с мелкими, а потом уже меня звать. А сама распсиховалась. В итоге я одевался под твои крики максимально быстро, как пожарный на вызов.
Я молчала, отвернувшись и неловко теребя пуговицы на блестящей снегуркиной шубке.
Белов же зашуршал пакетами, достал салфетки и стал стирать с лица краску, периодически на меня поглядывая.
– Ты первый раз что ли с детьми? – дружелюбно поинтересовался он.
– Даже если и первый, то что? – с вызовом спросила я. – Откуда я могла знать, что меня так заклинит? Ты ведь тоже Дед Мороз без опыта.
Он лениво ухмыльнулся и наклонился ко мне. Так близко, что я почувствовала терпкий и на удивление приятный запах разгоряченного тела.
– Серьезно думаешь, что у меня нет опыта, Никитина?
Прозвучало это так многозначительно, что я вдруг покраснела. И от этого еще сильнее разозлилась.
– Про какой опыт ты сейчас говоришь?
– Про разный, – Белов насладился моим смущением, а потом вдруг очень просто добавил:
– Я вожатым в детском лагере был. Два лета подряд. Так что да, опыт общения с детьми у меня есть. – Он подмигнул. – И, кстати, тот опыт, про который ты подумала, у меня тоже есть.
– Мне надоело это слушать! Выйди! – вспыхнула я. – Мне вообще-то переодеться надо.
– А может, я хочу посмотреть? Вместо «спасибо»?
– Много хочешь!
– Капец ты душная, Саня, – вздохнул Белов. – Ну хоть на меня тогда посмотри. А то когда еще такая удача тебе привалит.
И он без всякого стеснения снял с себя штаны, оставшись в черных боксерах, и начал стягивать пропотевшую, прилипшую к телу футболку.
– Дурак, – пискнула я и, зажмурившись, вылетела из кабинета.
Ужасный, ужасный день! Так больно по моей самооценке ни разу не били! Зато теперь я точно знаю, чего я никогда-никогда не планирую делать в жизни:
А) быть Снегурочкой
Б) общаться с Беловым.
Но кто бы знал, что судьба любит пошутить и подготовила мне самое настоящее комбо, заставляющее нарушить оба этих пункта.