(не) Твоя

Глава 38

Алена

Алан паркуется недалеко от дома, на остановке, у которой я слезно прошу меня высадить, чтобы не провоцировать завистливых соседей. Сам же берет с меня обещание позвонить как только освобожусь. Обещаю.

Мечтательно улыбаюсь, он только мой.

Такой собственник.

С первых дней очень настойчивый с своих желаниях.

Пока иду вдоль улицы прилегающей к дому, всматриваюсь в окна квартиры в которой мы с мамочкой живем.

На кухне и в комнате свет.

Мама дома. Остается надеяться, что наша всезнающая соседка не успела транслировать мамочке свои "больные" выводы.

Открывая дверь старого подъезда пятиэтажки, осторожно озираюсь по сторонам, ныряю внутрь по ступенькам пахнущего сыростью подъезда. Миновав второй этаж, никак не могу остановить поток сбивающих друг друга мыслей.

Мне или придется рассказать, где я ночевала. Или соврать.

Теряюсь.

Настоящая причина почему не получилось приехать домой проста и стара как мир, а значит на данном этапе, мамочке может не понравится. Значит пока лучше соврать.

С каждым этажом ноги тяжелеют и шаги даются сложнее. Ощущение будто кто-то прикрепил булыжники, настолько тяжело переставлять ноги, ступая этажами выше.

Не хочу расстраивать вот так сразу. Для начала нужно познакомить ее с Аланом, затем постепенно она привыкнет к этой мысли, будет лучше понимать меня, когда я буду оставаться в той роскошной квартире.

Противно чувствовать себя обманщицей, которая тайком крадется домой после свидания домой.

Поднявшись на свой этаж, останавливаюсь, крепко сжимая перила лестницы.

Брат Айлин меня вымотал настолько, что с трудном преодолев пять этажей, все равно ощущаю как между ног саднит.

Озвучу мамочке версию с цензурой. Или вообще скажу, что ночевала у подружки. Все упрощается.

Набираю в легкие воздух, меряя пространство подъезда шагами, веду внутренний отчет прошлых событий, чтобы не запутаться самой, выстраиваю в голове четкую схему.

Перед входной дверью останавливаюсь: теперь у меня две связки ключей. Убираю лишнюю, с первого раза не могу попасть в личинку. А потом понимаю, что дверь не заперта.

Толкаю ее от себя, уверенно захожу внутрь, как вор всматриваясь вглубь пространства квартиры, прислушиваюсь.

Дома определенно кто-то есть, но это не мама. Оборачиваюсь, на вешалке нет маминых вещей.

Ставлю сумочку на комод, начинаю разуваться. Все вроде бы привычно, но что-то не так.

На кухне горит свет, но там никого, кроме Васьки, который с высоко поднятый хвостом вверх и его вечно требовательным «Мяу», трется о двери и стены, мурчит. Подзываю его и глажу по гладкой шерстке, целую мокрый нос.

Мощная фигура дяди Сережи появляется на кухне, теряюсь. Его взволнованный взгляд. И ведь не отец он мне, но как то не по себе, точно будет расспрашивать.

Хорошо, что вовремя одергиваю себя, напоминая, что его дочерью не являюсь, а значит и читать нотации и выспрашивать что-либо не имеет право. Он мне никто!

Минуту молчим.

— Здравствуйте, дядь Сереж, что-то случилось, где мамочка? — не узнаю свой собственный голос, стараюсь говорить как можно более непринужденно, но не выходит, сиплость в голосе выдает меня с потрохами.

Мамин знакомый игнорируя вопрос, продолжает смотреть в упор, сканируя каждое движение.

— Где ночевала? — в его голосе больше беспокойства, нежели негодования.

Разворачиваюсь и молча иду в ванную.

Я не обязана перед ним отчитываться. Единственный человек, которому я планирую рассказать правду, это мама.

И то не сегодня.

Включаю воду и долго смотрю на свое отражение в зеркале. Умываюсь холодной водой, следом со злостью срывая полотенце с вешалки, тру лицо, и щеки, пытаюсь убрать бледность и придать коже здоровый оттенок легкими похлопывающими движениями.

Уж кого-кого, а дядю Сережу я увидеть тут не ожидала. Она обычно чужих в квартире не оставляет. Может к соседке отошла, и не знает что ее тут ждет мужчина?

Выйдя из ванны застаю маминого знакомого в комнате. То как он ловко он собирает сумку, держа телефон в другой руке напротив уха, настораживает.

— Любаша, все нашел, сейчас сложу, привезу, — пытаюсь понять тихую мамину речь в динамике.

— Что вы делаете? — подхожу и вырываю из его рук одежду.

Тревожность нарастает с каждой секундой

— Я перезвоню, — пауза, дядя Сережа терпеливо выслушивает наставления мамы, добавляя, — да, это Аленка пришла, все нормально у нее, хорошо, передам ей, — не замечаю, как как до белых костяшек сжимаю ткань свое юбки, слушая подробности, не могу поверить, сердце стучит как ненормальное, — да понял я, Любаша, понял, — убирает телефон в карман

— Мама в больнице, я заехал взять кое-какие вещи, она просила, — у меня от сказанного ноги подкашивает настолько, что я не замечаю, как медленно сползаю на пол

— Она не болела, — губы трясутся, пытаюсь встать, но как оказалось, ноги меня не держат. Мысли мечутся словно птицы в клетке. Меня бросает из крайности в крайность.

И главное почему мамочка не позвонила мне? Я ее единственный родной человек на этой земле!

— В жизни всякое может случиться, никто ни от чего не застрахован, — дядя Сережа поднимает выпавшую из моих рук вещь с пола и снова утрамбовывает ее в сумку, пытаясь уместить компактнее. Наблюдаю за ним немигающим взглядом: его руки трясутся. Он не меньше меня волнуется. Недовольство от его присутствия сменяется беспокойством за маму.

Беру себя в руки. Все потом. У этого мужчины машина, а значит мне удобнее будет добраться к мамочке. Забываю о своих переживаниях.

— Дайте, я сама, — быстро перенимаю инициативу, отодвигая от себя корпусом маминого знакомого, быстро складываю предметы личной гигиены, параллельно задаю вопросы

— Когда это случилось? Ее с работы увезли в больницу?

— Ей плохо дома стало, мне ваша соседка позвонила мне, она и скорую вызвала, — смотрю стеклянным взглядом в одну точку, прокручивая внутри себя невидимый диалог, сопоставляя факты: "Ну конечно же соседка поспешила озвучить мамочке свои версии увиденного. Цветы от Алана, которые видели все соседи, потом Боровиков заявившийся ночью. "

Чувствую как злость туманит мозги.

Дверь открывается и в квартиру как к себе домой заходит тетя Нюра. Я узнаю ее по характерному шарканью домашних тапок.

— Сережа вот, возьми, я по-быстрому домашний бульон сварила, Любаша любит, — соседка останавливается в проеме с пакетом в руках, вытягивает губы буквой "О". Пока она стоит с открытым ртом делаю вид что занята, и не замечая ее недоумения, продолжаю упаковывать вещи, будто соседка пустое место. Она и есть пустое место для меня теперь.

— А вот и наша "гулена", — слушать чужие оценочные суждения не мое

— Теть Нюр, вы что моей маме наговорили? — не собираюсь выслушивать ее оценочные суждения

— Вот, — соседка как обычно выбирает наступательную позицию, — посмотрите на нее! — ставит банку на стол, демонстративно обхватывая свою голову обеими руками, качает ею из стороны в сторону изображая маятник, несколько раз, — Божечки милостивый, всю ночь где-то шлялась, мать родную до могилы довела, а я виновата теперь…, - перебиваю ее

— Замолчите! — не замечаю как перехожу на повышенные интонации

— Мы разберемся, спасибо вам, — дядя Сережа берет под руку соседку, принявшую в одно мгновение оскорбленный вид святой женщины и ведет к выходу. Возвращается, забирает со стола банку с содержимым.

— Ничего не хочу от этой женщины! — первая мысль выхватить содержимое и разбить. Мужчина ловко уворачивается и блокирует мои попытки выхватить инвентарь.

— Успокойся, не до того сейчас, — мое лицо горит, кожа наверняка покрылась пятнами, — бульон мама твоя просила, не успеем уже приготовить, уверен, она от чистого сердца, — молча наблюдаю как банка отправляется в пакет.

Сдаюсь.

Пока едем до мамы узнаю подробности. Все очень скупо. По рассказам дяди Сережи мамочка приехала домой после смены. Детали когда именно ей стало нехорошо, он не знает. Значит, в порыве злости соседка сказала правду: у мамы есть проблемы с сердцем.

Едем в полном молчании, каждый из нас в своих мыслях, общих тем для разговора у нас с маминым знакомым нет.

Воздух тяжелый и напряженный.

Дядя Сережа первый нарушает молчание:

— Алена я не хочу давить и тем более учить тебя жизни, — он крепко сжимает одной рукой руль, второй ловко переключает передачи в механической коробке, продолжая, — ты не ночевала дома, с кем-то встречаешься?

Нервно кусаю губы. В горло будто насыпали песка.

— Я не из праздного любопытства, а к тому, что ты девушка юная, первая любовь может ослепить настолько что порой невозможно разглядеть истинное лицо предмета своего обожания, — к чему он клонит мне ясно, комментировать что-либо нет никакого желания. Это личное.

— Как мальчика твоего зовут? — перед глазами Алан. Ну какой он мальчик? Он взрослый, в нем точно есть метр восемьдесят роста, скорее уж здоровенная детина.

— Я не хочу с вами ничего обсуждать, — то что тетя Нюра приукрасила в своих рассказах и представила так, будто я гулящая и распутная, мне понятно. Но мамочка знает какая я. Ей я все и объясню. Оправдывается тот кто виноват. Я не считаю себя виноватой, скорее влюбленной и я не делала ничего противозаконного, чтобы оправдываться. Алан меня любит и я его тоже. Меня не волнуют суждения людей. Я не жертва и мне не нужно чужое одобрение на чтобы то ни было!

— Алена ты хорошая девочка и заслуживаешь самого лучшего, — несмотря на мое резкое высказывание, голос мужчины смягчается мужчина, он пытается выстроить диалог

— Ты одна у матери, она за тебя переживает, — вздыхает, сжимая руль пальцами, — хочу предупредить, будь осторожнее, не доверяй словам и обещаниям.

Смотрю в окно, Алан ничего мне не обещает, он просто меня любит. Мне этого достаточно, мы счастливы, когда придет время, поженимся. О чем мне еще мечтать?

В больнице в регистратуре все долго. Айлин несколько раз звонит, сначала сбрасываю вызов, потом набираю сообщение, обещаю перезвонить.

Убираю телефон в сумку, забывая про него на какое-то время. В мыслях мама, как она там в этой дурацкой больнице?

Урегулировав административную часть вопросов, нас провожают в палату.

Первое что бросается в глаза, это то что в палате с мамочкой в палате одновременно лежит несколько других женщин.

Войдя в палату, дядя Сережа ставит сумку около ее кровати, пакет с бульоном ставит на тумбочку. Мамочка поднимается, мы вместе выходим в коридор, под не совсем тихое шептание: "муж с дочкой приехали". Не замечаю куда испаряется мамин знакомый, пользуюсь его отсутствием начинаю тараторить:

— Мамочка, прости пожалуйста, — пытаясь усыпить ее бдительность, предвосхищая возможные вопросы, обнимаю первая, — а я у Айлин ночевала, это моя однокурсница я рассказывала тебе про нее, подумала что возвращаться вечером небезопасно, осталась у нее, — пожимаю плечами, — не успела перезвонить, — стараюсь не смотреть маме в глаза, мои щеки наверняка цвета спелого помидора

Мама вздыхает и обнимает мои плечи. Обнимаю в ответ ее хрупкое тело. Бедная моя мамочка, вряд ли она спала после смены, глаза красные, сосуды и капилляры выдают отсутствие сна.

— Как ты дочка? — она вздыхает и присаживается на скамью, обтянутую дерматином. Лицо у мамы бледное, беру ее холодную ладонь, сажусь напротив на корточки.

— Все хорошо, — она смотрит на меня пытается прочесть в моих глазах ответы на вопросы, а мне противно что скрываю Алана. Пока я не хочу вываливать на нее весь этот пласт информации. Сейчас не могу. Если бы мы были дома то я бы рассказала что люблю Алана Мимирханова, о том, что он самый замечательный парень на свете, как мне с ним хорошо и легко. Главное, что он меня любит и уже сейчас серьезные намерения. Когда предлагают жить вместе по — другому и быть не может.

Пока ехали, брат Айлин утром сообщил мне что в Астории я больше не работаю, насильно закинул в мою сумочку банковскую карту, при мне отправил сообщение с кодом. Я даже не успела сказать, что жить до нашей свадьбы все равно планирую с мамой. Будем с ним встречаться в этой квартире время от времени, уверена, у нас еще будет достаточно времени для выяснения приоритетов и намерений.

— Прости что заставила тебя поволноваться, но я обещаю что буду всегда звонить и предупреждать впредь

— Дочка, не нравится мне твои ночные смены, — с гордостью сообщаю

— Мамочка не будет больше ночных смен, — дядя Сережа подходит с пластиковым стаканчиком, у мамочки меняется выражение лица

— Тебя уволили? — глаза родительницы округляются, становятся похожи на два больших блюдца.

— Нет, я сама ушла, ты не волнуйся, сейчас главное твое здоровье, — дядя Сережа вручает маме чайный напиток.

Она благодарит и ставя чай рядом с нами на подоконник, переключает свое внимание на меня. Дядя Сережа давая нам время на разговоры, растворяется в больничных коридорах. Пока наблюдаю за ее неторопливыми действиями, еще раз убеждаюсь, моя мамочка такая хрупкая и в тоже время она самое дорогое что есть в моей жизни.

Алана я в расчет не беру, это другое.

— Алена, дочка, — мама делает паузу, пользуясь тем, что посторонних нет, — ты как-то изменилась, — кусаю губы, мои щеки заливает румянец, он мамы ничего невозможно скрыть

— Изменилась? — нервничаю

— Изменения не касаются внешности, — пауза, — глаза блестят по-особенному, ничего не хочешь мне рассказать? — сажусь рядом, смотрю себе под ноги, выдержать мамин взгляд не могу, — ты же знаешь, дочка, я ругаться не стану.

Не то чтобы я не хочу рассказать и поделиться что влюбилась. Очень хочу, но сейчас мы в больнице, повсюду все чужое и инородное. И этот навязчивый запах лекарств, сбивающий с толку все мысли. Лучше уж дома, когда мамочку выпишут в домашней обстановке.

— Мамуль обязательно расскажу, главное сейчас, чтобы ты поправилась, — кладу ей голову на плечо и ее заботливые руки оказываются на моей спине, заключая в свои объятия, — что говорят врачи?

— Говорят поправлюсь, я еще на твоей свадьбе буду танцевать, — она улыбается и это вселяет надежду, мы справимся. Мы одна команда и мы вместе.

Обнимаю ее, наблюдая за идущим медленным шагом в нашу сторону дяди Сережи, который идя по коридорам больницы, следит, чтобы напиток не покинул пределы стаканчиков.

С утра удалось выпить воды, в квартире что снял Алан совсем нет еды, он хоть предлагал заехать позавтракать в кафе, но я отказалась. Да и не хотелось как-то. А теперь аромат растворимого кофе немного перебивает запах лекарств. В животе урчит.

— Не волнуйся за меня, ты ведь знаешь, я никогда не сделаю ничего такого, чтобы может тебя расстроить, тебе не придется стыдиться меня…., - я еще много чего готова сказать, но слова застревают в горле

— Я знаю, доченька, я все знаю, ты у меня самая лучшая, — дядя Сережа подойдя ближе, протягивает пластиковый стакан, беру и благодарю:

— Спасибо, — наш диалог с мамочкой прерывается

— Попей кофейку, — он делает первый глоток, морщиться, — сахара маловато, но такой у них тут аппарат так настроен: ни больше не меньше, как есть, выбрать нельзя.

Дяди Сережа заботливый. Я уже и не помню сколько лет мама с ним общается. Он всегда с особой нежностью смотрит на мамочку, а она вроде как смущается. Интересно долго она его от меня скрывать будет? Надо будет сказать дяде Сереже что я в курсе их отношений и не имею ничего против. Мамочке нужно надежное плечо.

У меня снова звонит телефон, показываю мамочке дисплей, там имя «Айлин». Она кивает, оставляю ее наедине с мужчиной, отхожу и принимаю нажимая кнопку вызова, выдавливаю:

— Привет…

— Алена наконец-то! — Айлин на том конце провода напоминает что я обещала ей подумать про совместные выходные, — ты обещала подумать про совместные выходные, — и тут же не дожидаясь ответа поясняет, — я знаю ты не работаешь, Алан мне уже все рассказал, — выдерживаю паузу, пытаясь сообразить когда он успел, — мы будем готовить, приезжай у нас тут весело

У нас?

— Ты кого-то еще позвала в гости? — почему — то думаю про родителей Алана, вдруг он им сообщил обо мне и они приехали, и теперь он наверняка захочет представить меня как свою невесту.

Как все не вовремя только…я выгляжу ужасно.

— У меня в гостях няня и дети дяди Руслана, — я слышу звонкие голоса в трубке, пытаясь скрыть разочарование, понижаю тональность:

— Айлин у меня мама в больнице, я вряд ли приеду

— Ой, извини, я не знала, — она осекается, говорит уже тише, — могу я чем-то помочь? — параллельно фоном слышу требовательный голос Алана. Он что-то выспрашивает, Айлин молчит, ничего не слышу.

Значит Алан там с ней рядом. И я очень надеюсь что она со мной не на громкой связи в данный момент, пытаюсь объяснить:

— Нет, тут ничем не поможешь, пока не ясно, ее обследуют, не говори Алану, ладно?

Завершая разговор с Айлин иду обратно. Мама и дядя Сережа о чем — то беседуют. Подхожу, сажусь рядом, пытаюсь вникнуть в суть, но слышу только окончание разговора, и то, что мамин знакомый предлагает помощь, кажется, финансовую.

Она отказывается.

Телефон на беззвучном, на экране высвечивается номер Алана. Переворачиваю корпус аппарата, но он каждый раз снова мигает входящим звонком. Последовательно сбрасываю. Хочу написать сообщение, но не успеваю, аппарат из-за низкого заряда батареи, отключается.

А потом все как в тумане: мама возвращается в палату. Мы с дядей Сережей идем в кабинет врача, затем разговор с неутешительным прогнозом, планы на операцию. Пока никто не говорит о конкретных сроках, но нам озвучивают суммы.

Я расстроена. У нас нет таких денег. Пока идем по коридорам дядя Сережа на телефоне кому-то звонит. Внизу в общем коридоре поликлиники просит, чтобы ждала его. Возвращается к лифтам.

Сажусь напротив регистратуры, игнорируя предательское урчание живота, рассматриваю посетителей.

Почему-то первое о ком думаю: Васька, он там целый день один измаялся. Я его только с утра покормила и налила водички.

Дядя Сережа обещал не задерживаться, встаю и пытаясь занять себя, забираю вещи из гардероба.

Совершенно неожиданно сталкиваюсь с Алевтиной. Не ожидая меня увидеть, она отводит взгляд в сторону, пытается обойти, хватаю ее за руку.

— Привет, — на мое приветствие отвечает не сразу, при этом быстро убирает ладонь. Кожа у нее бледная, глаза красные, веки припухшие. Она так странно выглядит без косметики, не привычно. Наверное потому, что я запомнила ее с макияжем, с красивой прической и безупречным маникюром.

Сейчас передо мной бледная моль.

— Привет, — выдавливает сухой ответ, всматриваюсь в ее глаза, пытаюсь оценить настроение, негромко уточняю:

— Как ты?

— Как видишь, — ни одной живой эмоции, ощущение будто передо мной старуха, а не молодая и полная жизненных сил девушка

— Алевтина, — хочу коснуться ладони, но она убирает их в карман куртки, свободной рукой поспешно наматывает шарф вокруг шеи.

Игнорируя ее неприязнь, поясняю

— Я звонила тебе, — она не смотря в мою сторону, морщит нос. Я понимаю, что ей не хочется говорить.

— Извини, я тороплюсь…

— Я могу помочь, — слабое оправдание, но я и правда могу предложить ей помощь, — многие люди оказываются в твоем положении и ты не одна, — набор штампованных фраз, самой противно, но я хочу быстро изложить суть, и потому говорю прямо.

— Чем? Дашь мне денег? — она усмехается, — так у тебя у самой их нет, — она держится отстраненно, хочет обойти меня, не даю ей этого сделать:

— Стой! — преграждаю корпусом путь, — просто знай, если захочешь поговорить, я поддержу тебя, иногда нужно просто с кем-то поговорить, — она начинает нервно смеяться, потом замолкает, толкая от себя тяжелую дверь поликлиники, выходит из здания. Значит она видела что я звонила и не захотела говорить, я грешным делом подумала что номер сменила.

Только я настойчивая и обязательно найду способ помочь. Так быстро она от меня не отвяжется. Разберусь с маминой проблемой и снова попробую выйти с ней на связь, спустя время, люди могут менять решения. Нельзя в таком состоянии оставаться без помощи в чужом городе. Родителей у Алевтины нет, она сирота.

Дядя Сережа не заставляет себя долго ждать, появляется в коридоре, забирает вещи из гардероба.

До машины идем молча, он выглядит напряженным и о чем — то думает. Первая прерываю молчание:

— Мама поправится, — он кивает, молча смотрит на дорогу. То что я говорю, это не вопрос, это утверждение. Я очень благодарна что дядя Сережа был сегодня рядом и решал организационные вопросы, — вы ведь сейчас с врачом говорили? Что он сказал? — я не дурочка обо всем догадалась, поняла что он пойдет к лечащему врачу.

— Алена, я найду сумму на операцию, — мы выезжаем с парковки больничного корпуса, — продам землю под Смоленском, не знаю сколько дадут, но все деньги, пока же можно взять кредит.

Моргаю. Врач не говорил о сроках, когда озвучивал сумму.

— А разве такую большую сумму надо срочно? — сердце бьется сильнее.

— Дня три у нас есть, пока придут результаты анализов, потом надо решать или оперировать или…, - он замолкает, набирая в легкие воздух пытается придумать версию, перебиваю его

— Что или? — перехожу на крик, бесит когда начинаются эти недомолвки, я не ребенок пусть говорит как есть.

— Искать более дешевые варианты, только все это не поможет, нужно оперативное вмешательство, твоя мама запустила болезнь, — поджимаю губы, вспоминая как часто мама после смены уставала, пытаюсь вспомнить ее жалобы, но никогда она не говорила мне о том, что у нее болит сердце или что-то еще…

Уже у самого дома, выходя из машины, искренне благодарю:

— Спасибо вам

— Не за что, завтра заеду, — он сдает назад, а я провожая взглядом покидающую двор машину отечественного автопрома, замечаю внедорожник Алана.

Ревнивец, наверняка устроит допрос, кто меня подвозил и зачем. Улыбаюсь. Он приехал. Снова. Я ему нужна.