****
У него, в ушах, до сих пор звенел ее безумный смех.
«Берем, Маратик, берем…», и улыбка во весь рот, а сама от боли едва не синяя стала…
Шок.
Шрайман свое состояние определил именно как шок. Все было, как в кино, и не как в кино, одновременно.
До этого дня он никогда не слышал звука выстрела пистолета, но представлял себе, что это не так громко и звонко. Оглушительно.
События развернулись настолько стремительно, что обдумать и проанализировать удалось только сейчас, спустя пару часов и полбутылки виски. Забыл про лед, пил так, и вкуса не чувствовал.
Завалился в кабинет, снял запонки и закатал рукава. И просто пил, сидя в кресле.
Он не понимал в полной мере того, во что влез. Не понимал.
Не осознавал ни черта.
Сколько ей сейчас? Двадцать шесть – двадцать восемь? Больше? А, может, меньше? Он бы у нее сам спросил, но посмотреть ей в глаза просто не сможет. Стыдно.
Ему, взрослому, самодостаточному мужчине, добившегося всего в этой жизни самостоятельно, стыдно перед молоденькой девчонкой… Пусть их жизненный опыт разнится, не в этом суть, и он более, чем уверен, что свой выбор профессии она сделала осознанно, это не значит, что он понимает или одобряет, хоть и на его одобрение ей плевать. И это не отменяет личного стыда перед ней.
Дима будет защищать его ценой собственной жизни.
Теперь он это понял четко. Именно сегодня.
Она могла сказать, что хочет все проверить на нем самом или на ком-то из парней, но не стала. Сама встала, добровольно, под дуло пистолета. Ведь знала…знала же, что этот ублюдок выстрелит, и все равно сделала это.
Почему он раньше об этом не думал. Точнее, думал, но не понимал насколько это ужасно(и самолюбие тут ни при чем), что эта девочка, еще совсем молодая, может погибнуть, защищая его жизнь, потому что это ее работа?!
От выпитого алкоголя тело поплыло, отяжелело, и он вряд ли сейчас сможет подняться с удобного кресла.
Еще один глоток, но уже не из стакана, а прямо из горла, – кощунственно, по отношению к благородному янтарному напитку, но плевать он хотел на это. Он отчего-то горевал и пытался это горе, ему самому не ясное и не понятное, запить.
Не получалось, правда.
Может позвонить Дрозду и сказать, что они справятся сами?
Сегодня, после услышанного смеха и ее безумного взгляда, Шрайман понял, что, если с ней что-то случится, по его вине, он себе этого не простит. Не сможет.
Не должны маленькие девушки, с болью в глазах, играть в опасные игры взрослых мужиков,– это неправильно.
И ему бы очень хотелось бы знать, кто научил ее играть в мужские игры. Почему она стала такой? За кем гонится? От чего бежит?
Обдумать, зачем ему это, и почему так волнует, не успел.
Дверь без стука открылась, и в нее вошла она,– причина его душевных метаний.
Окинула Игоря долгим взглядом, скривилась при виде почти пустой бутылки виски, но в комнату прошла, еще раз огляделась, уже более внимательно, и присела на соседнее с ним кресло, точнее, развалилась на нем и еще ноги в берцах на стол закинула.
Круто!
Ему, этот ее жест понравился.
Еще и зубочистка между губами зажата и глаза горят каким-то таинственным светом.
Дерзко. С вызовом.
Все в ней,– вызов.
Эта поза. Зубочистка. Берцы. Джинсы и растянутая футболка. Кобура с пистолетом, из которого в нее же и стреляли.
Не ясно только, для кого этот вызов предназначался. Но что-то подсказывало, что не для него.
Шрайману хотелось… хотелось чего-то безумного, непростительного по отношению к ней, того, чего она сама никогда ему не позволит сделать.
Обнять ее? Но, не даст. Никогда.
Пожалеть? За это убьет, не раздумывая.
Может, кому-то это и будет позволено, но не ему, точно.
Перед ним, да и перед всеми в этом доме, а может, и перед всем миром, Димитрия была не настоящая, чужая, холодная, отчужденная. Не настоящая. А что там у нее внутри творится? Он сегодня увидел только самую малость, самый краешек, и его шандарахнуло так, что никак в себя прийти не может.
Она его к себе не подпустит, даже, если начнет доверять.
Открыл ящик стола, достал папку с документом. Прислала секретарь, он думал дотянуть это до завтра, но, раз уж Димка сама зашла…
Папка быстро заскользила по гладкой древесине стола и была остановлена точным жестом ее руки.
Опустила глаза, прочитала первые строчки, и тонкие губы скривились в презрительной улыбке.
– Тебе что-то не понравилось в договоре? – спросила и отодвинула документ в его сторону.
– Не в самом договоре, – снова пробежался глазами по словам, взял ручку и махнул на последнем листе свою подпись, и снова подвинул бумаги девушке, – Все кристально ясно и прозрачно, это-то и пугает. Дима, что происходит?
Она так же, как и он, не глядя, поставила свою подпись.
Договор о найме работника. Специфичного работника. Где прописаны все обязанности, возможности. Вся явки и пароли. Настоящее имя, фамилия, год рождения и место рождения.
Он уверен, что все настоящее, а не очередная ширма.
Она рискует, хотелось бы думать, что ради него, но это было не так.
Зима вела свою игру у него за спиной, и ему бы хотелось знать какую именно и кто является ее врагом. А в том, что этот враг есть, он не сомневался, почему-то.
– А что происходит? – невинно уточнила, – Это просто трудовой договор.
– В простых трудовых договорах нет пунктов о том, что будет в том случае, если кого-то из нас убьют. И нет пункта о том, что, если тебе предложат «заказ» на меня со стороны, ты ликвидируешь предполагаемого заказчика.
– Назовем это расширенным пакетом услуг, – губы, сжимающие зубочистку, улыбнулись, – Я бы на твоем месте беспокоилась о другом.
– И о чем же?
– Почему инициатива подобного договора, гарантирующего твою безопасность в моем присутствии, принадлежит мне, а не твоему заму, приведшего меня в твой дом, к тебе под бок, поставившего меня защищать твою спину.
Равнодушный тон, равнодушный взгляд глаза в глаза.
Что она хотела этим сказать? Что Дрозд не на его стороне? Что он предатель? Мысли заметались в голове со скоростью света, но это всего лишь мысли и ее полунамеки. Без доказательств. Просто слова.
– К чему ты клонишь?
– К тому, что тебе нужно внимательней выбирать свой ближний круг, Игорь. И думать о своей безопасности, я не всегда смогу быть рядом, – она встала, хрустнула пальцами и пошла на выход.
– Что это значит?
– Если в твой дом приходит незнакомый мужик и говорит, что он торгует оружием, не нужно ему радушно улыбаться и пить с ним чай. Запрись в кабинете и позвони мне! Я все решу, я все сделаю, но не нужно больше создавать таких прецедентов. Парней я предупредила, они в курсе, но и ты сам…
– Это касается только мужчин, или ты предлагаешь мне охрану и в свою постель пустить?!
Это переходит уже все возможные границы. Он далеко не монах, а она… что она предлагает ему? Проверять всех женщин, с которыми он решит переспать? И кто их будет проверять? Охрана? Дрозд? Кимура? Или сама Димитрия?
Мерзость!
– Я просто прошу тебя не усложнять мне мою работу, вот и все.
– Дима… ты… этот договор развязывает мне руки, ты же понимаешь это, правда?
– Если решишь что-то узнать обо мне, лучше просто спроси, твой интерес заметят, тем более если ты пойдешь проверенным методом и Дрозд ломанется с изяществом слона копать информацию.
– И кто заметит мой интерес? Сургут?
Не стоило упоминать его, он это понял сразу, как она посмотрела на него тем ледяным взглядом, полным безразличия и пустоты. Хотел ее задеть, вывести из себя. Молодец, получилось, а дальше что?!
– Если хочешь что-то узнать, спроси у меня, – повторила снова и вышла из его кабинета.
– Можно подумать ты мне возьмешь и ответишь, – пробормотал в пустоту комнаты.
Нужно идти спать.
Завтра все вернется в привычную колею. Работа. Поставки. Договора. Очередные проблемы с таможней. Аудиторская проверка, которая добралась и до него, до его счетов. Ему скрывать нечего, но наличие целой армии людей, у которых, вместо мозгов калькулятор, и все это под его боком, напрягало и злило.
Он привык к размеренной жизни. Упорядоченной. Без каких-то неожиданностей. Шрайман любил спокойствие.
А теперь от его жизни и от его спокойствия ничего не осталось. Скоро и вовсе каждый день будет, как последний.
Младший брат.
Самый родной и близкий человек.
Когда брата нужно было воспитывать, Игорь строил карьеру, окунулся с головой в бизнес. Стратегии развития. Новые каналы сбыта. Командировки, и снова командировки.
Брат был на попечении чужих людей, сначала нянек, а потом домработниц. Позже, и вовсе уехал жить в другую страну, где никто ему мозги не делал.
Шрайман жалел о том, что забросил брата, что не контролировал его, не уделял столько внимания, сколько нужно.
Теперь же, поздно.
Взрослый парень, его не перевоспитаешь. Его теперь, если только ломать, то ломать серьезно. А этого Игорь позволить не мог, брат же.
Только… в Даниле нет и капли почтения к чужим людям, он самовлюбленный эгоист, который и не знает ничего о настоящей жизни. И страшно представить, что сейчас начнет твориться в доме.
Но Игорь лучше потерпит дурдом под боком, чем будет каждый день, каждую минуту думать о том, что ему могут позвонить и сказать, что брат умер, его убили.
Лучше пусть рядом, но живой.
****
Первый пункт плана она выполнила блестяще.
Зародила семя недоверия и сомнения в Шраймане, теперь оставалось ждать и наблюдать, как Игорь начнет копать и разбираться. А она будет ему подкидывать доказательства, сухие факты, которые нужно правильно трактовать.
Ее возможности и ресурсы ограничены. Каким бы крутым программистом и хакером не был Ромка, но взломать незаметно сервера «Алроса», огромной корпорации, – это невозможно, самоубийственная миссия, которая в ее планы не входила.
Диме нужна внутренняя информация.
Старые архивные записи, еще не до конца отцифрованные, ей прислал Поверенный, человек, которого она никогда в глаза не видела, но имеющий определенные связи и возможности.
Эти старые уголовные дела привели ее на след корпорации «Алроса» и она зашла в тупик, никак не могла подобраться, пока в голове не сложился четкий план, как она должна действовать, и как ей подобраться к своей цели.
Пришлось подождать и основательно наследить в Москве, оставить парочку зацепок, которые приведут Дрозда в Грозный.
И, вуа-ля, она здесь, практически нос к носу столкнулась со своим врагом номер один. Но, пока сделать ничего не может.
У нее только догадки и пара зацепок, которые ничего не стоят. А ей нужны железобетонные аргументы. Не для того, чтоб его судили или посадили, а для того, чтоб его убить.
Пустить пулю в лоб и покончить с этим всем, раз и навсегда.
Жаль, что пока это только мечты и планы. Но, главное уже сделано. Она здесь и сейчас сделала то, что должна была, втянула Шраймана в свою игру, и заодно разберется с тем, что творится у него за спиной.
Как бы она сама к нему не относилась, но он хороший человек, а в наше время – это редкость, поэтому Дима будет его защищать, прикрывать его спину, и даже попытается минимизировать влияние ее проблем на его жизнь.
Это будет честно.
****
Снова ночь. И снова сон.
Необычный ее кошмар. Не про пытки. Не про истязания.
Но, от этого гораздо больней.
Он стоит за ее спиной.
Еще не сломленный. Гордый. Сильный. Еще, надеющийся на что-то.
Вокруг больница. Палаты. Пациенты. Дима еле держится на ногах, боль пульсирует, и перед глазами черные мушки летают. Но она, на чистом упрямстве, стоит на своих двоих, и даже идет вперед.
И не важно, что с каждым своим новым шагом она от него все дальше и дальше.
Не имеет значения, что каждый ее новый шаг разрывает их общее сердце на куски, на части, которые никто и никогда склеить не сможет.
Когда-то она ворвалась в его жизнь. Врезалась в него на скорости света и соединилась на клеточном уровне.
Она была ему верна телом, душой, ментально.
Она его была. Всегда и во всем.
И это было правильно.
У их жизни был правильный итог, будущее.
А потом все рухнуло. Разбилось о скалы, и она сейчас разрывалась, крича внутри, глубоко пряча свою боль, то, что еще оставалось целым – общее сердце, одно на двоих.
На куски. На ошметки.
Хотела уйти тихо, не прощаясь, но не успела. И от этого ей больней в сто раз. Свою боль она привыкла выносить, а вот его…
– Уходишь? – его голос дрогнул, замялся.
Не нашла в себе сил ответить, просто кивнула, не поворачиваясь, и продолжила свой путь вперед, но уже без него.
Так надо.
Когда мужчина его статуса и положения впускает женщину в свое сердце и душу, – это серьезно. Это не просто прихоть богатого человека. Это решение, которое он принимает раз и навсегда.
Это: в горе и в радости, в болезни и здравии. Навечно. Даже потом, после смерти, все равно рядом, все равно вместе.
Вот, что значит: быть с ним. Быть его.
Когда твой мужчина, любовь всей твоей жизни, тот, что составляет половину тебя, переступает через гордость, наступает на горло собственному мужскому «я» и просит:
– Не уходи, Дима! Останься…, я прошу. Мы все сделаем. Все исправим. Просто останься,-
когда тебя просит любимый человек, надо остаться.
Но Дима шла вперед. Оставляя позади Его, свое сердце, свое счастье и свое будущее.
Не поворачивалась, чтоб узнать, смотрит ли он ей вслед.
И так знала, что смотрит. Все еще ждет. Дает шанс одуматься.
А она, дура такая, идет вперед, глотая слезы и закрывая руками губы, чтоб не орать, не кричать и не выть, запихнуть все, что еще осталось, внутрь, и попытаться сберечь до лучших времен.
До тех времен, когда она будет готова простить и выслушать, а он рассказать, и тоже простить.
До тех времен, когда эмоции улягутся и они смогут смотреть друг на друга, не пряча взгляд, не отворачиваясь.
Дима шла вперед и без сердца. Гонимая одним желанием. Мстить.
Ибрагим смотрел, оставаясь у нее за спиной и готовый подхватить в любой момент. Желая только одного: быть рядом.
****
Проснулась, как всегда, без будильника. В этот раз без крика, без стона.
Только хватала ртом воздух, прижимая руку к груди, где бешено стучала сердечная мышца.
Больно было.
Самый худший кошмар. Тот момент, когда она отвернулась и ушла.
Дима распланировала все, еще лежа на койке, едва в сознание смогла прийти. И единственной трудной задачей было именно это… уйти от него. Уйти от него так, чтоб не мешал, чтоб не искал встречи.
А, значит, уйти молча и, не прощаясь. Показать, что его винит, что его не простит.
Дима молодец, сделала все, как надо, разыграла идеально,– куда там голливудским актерам до нее?!
Не учла только того, как ее будет корежить по нему, по дому. Как она будет жить без «сердца». Ее просчет, но идеальных планов не бывает в природе,– это нормально.
Вопрос теперь в другом: когда все закончится…, что будет с ней? Что будет с ним?
****
Два бронебойных джипа разъехались в разные стороны,– стекла тонированные, так что, кто и где, не понятно.
Спустя пару минут, из того же выезда на оживленную трассу выезжает неприметный бюджетный седан.
****
Шрайман от этих шпионских игр устал, честное слово.
Вчерашний разговор с Димой его вымотал, он долго потом еще не мог уснуть и никак себе места не находил.