(Не) верю в любовь (СИ)

Глава 36

Наступило утро, новый день. Но что он нам сегодня принесет? Как там моя Танюшка?

Вчера долго не мог уснуть. Память постоянно прокручивала наши счастливые моменты ожидания малыша, нашу радость, эйфорию от приятной новости, наше возможное будущее. Я ворочался, крутился в постели, но никак не мог найти удобное положение. Смогла мое беспокойство успокоить только Пушка. Она пришла, легла на Танино место и замурчала. Даже сделала вид, что не заметила, что я ее пару раз погладил. Пушинка, как истинная дама, всё тоже чувствует и понимает. Сам от себя не ожидал, но неожиданно, в этот миг, заговорил с кошкой:

— Пушинка, ты же все понимаешь. Тане сейчас очень плохо и нам с тобой нужно помочь ей, мы должны быть рядом. Один раз ты уже ее спасла, помоги и в этот раз! Это будет сложнее, но у тебя теперь есть единомышленник.

Лысое чудовище только ухом повело слегка. Я тяжело вздохнул, уже с кошкой беседую, дела плохи. Отвернулся и под ее мурлыканье уснул.

Утром встал, прибрал кухню. Намыл полы и убрал следы вчерашнего разгрома. Приготовил мусорный пакет, чтобы замести окончательно следы. Взял сменную одежду Тане и поехал в больницу.

В больнице передал медсестре одежду и застыл в ожидании выписки моей Танюши. Хочу скорей ее увидеть и боюсь ее увидеть. Как найти нужные слова? Чем помочь, если у самого дыра в сердце с кулак.

Наконец, вижу, как с пакетом в руках выходит моя Танюшка. Вернее, это не моя Таня, это ее тень. Ведь такой чужой, бледной и «холодной», я ее еще никогда не видел. Взгляд такой пустой, отрешенный, рассеянный. Плечи опущены и чуть прижаты к шее. Живая мумия, не иначе.

От ее вида сердце пропускает удары, отдается болезненным пульсом в голове. Как же больно видеть ее в таком состоянии. Я обнимаю ее, но она как бездушная кукла, которую кто-то выкинул за ненадобностью, но перед этим изрядно вытряс всю душу. Нет эмоций, нет радости, нет желания жить.

Переплетаю наши пальцы рук, другой рукой забираю пакет. Заглядываю в него, там ее джинсы со следами и напоминанием боли и потери. Тяну ее к выходу и выкидываю по пути этот пакет. Ни к чему вспоминать о плохом. У нас есть будущее, мы есть друг у друга, и я верю, что мы можем быть счастливы.

Сажу ее в машину и сажусь за руль. Она на автомате пристегивается и просит отвезти ее домой, к себе домой. Но я не оставлю ее одну. Ни за что! Только не в этот момент. Молча доезжаем до моего переулка. Сворачиваю в дворы и паркуюсь на стоянке. Она поднимает на меня изумрудные, но такие пустые глаза, и говорит:

— Рома, я хочу к себе домой, хочу побыть одна.

Я беру ее за ладонь и стараюсь как можно более спокойным и уравновешенным голосом ответить:

— Танюш, я хочу быть рядом. Позволь мне просто быть рядом с тобой! Хочешь побыть одна — побудь, я не потревожу, даже заходить к тебе в комнату не буду, но только не гони меня. — Она изучает мое лицо, медленно проходит взглядом по нему, но я словно для нее чужой человек. И это так страшно. Но не теряю надежды все исправить, поэтому продолжаю. — Ты мне сейчас очень нужна! Я не смогу без тебя! Мы должны быть рядом, чтобы просто это как-то пережить.

Она опускает голову, смотрит на наше переплетение рук и спрашивает:

— Рома, для чего? Ты же видишь, что я никчемная. Я не могу подарить тебе ребенка, а ты так этого хочешь. Я же видела, как горели твои глаза, как ты был счастлив, жил в приятном ожидании и предвкушении. Но я не могу тебе дать того, на что ты имеешь право и чего заслуживаешь.

Я перебиваю ее, поднимаю за подбородок ее лицо, и заглядывая в глаза, произношу:

— Танюш, а как быть с тем, что я счастлив с тобой? Этого разве мало?

Она отводит взгляд, а я убираю руку. Вижу, что она отстегивает ремень и выходит из машины со словами:

— Рома, я уже никого не могу сделать счастливым. Я умерла вместе с нашим малышом.

Обдало таким холодом, но от него резко бросило в жар. Стало резко душно. Открыл двери и тоже вышел из машины. Постоял на улице, подышал свежим воздухом. Нужно прийти в себя. В кармане раздался телефонный звонок. Звонит мама. Блин, она еще ничего не знает. Набрал в легкие воздуха и ответил на звонок. Мама спрашивала как у нас дела, как Таня себя чувствует. Не стал оттягивать этот момент, сразу сказал ей в лоб:

— Мама, у Тани вчера был выкидыш. Нашего малыша больше нет.

Слышу мамины вздохи и бессмысленные междометия. Следом идут уже попытки поддержки. Предлагает самой позвонить Тане, но отговариваю. Таня просто не возьмет трубку, а мама неправильно поймет, начнет еще больше переживать. Прошу просто дать нам время, не ворошить сейчас эту боль. Она и так постоянно с нами. Мама снова заикается о приемном малыше, и я снова отгоняю эту мысль. Прощаюсь с ней и иду домой.

Таня ушла в спальню и легла под одеяло. Пушинка, как верный пес, с ней рядом. Я заглянул, спросил про чай, но в ответ от нее тишина. Она замкнулась, отгородилась от меня, ото всех. Я оставил ее одну, боюсь давить. Пусть будет лучше под моим надзором, чем сбежит к себе в квартиру.

В течение дня предлагал поесть, но Таня все также молчит. Ни ест, ни пьет, даже не плачет. Просто лежит с открытыми глазами. И уж лучше бы она истерила, так бы я понимал, что внутренняя боль ищет выход из сердца, души, а сейчас ощущение, что она просто медленно умирает, выгорает.

Ночью пришел к ней и лег рядом. Она отодвинулась. Но я нежно обнял ее и произнес:

— Танюш, я просто хочу быть рядом. Мне больно видеть твои мучения, и я так боюсь тебя потерять. Можно я хотя бы усну, чувствуя тепло своего любимого человека?

Таня снова промолчала, но больше не отодвигалась. Так я и уснул. Проснулся утром, и обнаружил ее голову у себя на руке. Она, видимо, во сне прижалась ко мне. Я ей тоже нужен, хоть она и пытается доказать себе обратное. Поцеловал в макушку и сильнее прижал к себе. Я так скучаю по ней и так хочу видеть ее счастливой.

Несмотря на совместный сон в обнимку друг с другом, Таня все выходные была всё также холодна. Пришлось заставить через силу ее поесть. Поела, чтобы я просто отстал. Предлагал прогуляться, набрать ванну, но она ничего не хочет. Сложилось ощущение, что она просто хочет закрыть глаза и умереть. Умереть физически, ведь душевно — она уже мертва. Но я не могу этого позволить. Она не имеет права, ведь она нужна мне сейчас как никогда.

Курил очередную, уже наверно двадцать пятую сигарету за день, и размышлял как выбраться из этого дурдома. Чем помочь? Помню, когда у нас умерла собака, и мама плакала по ней днями и ночами, папа не выдержал, и купил ей новую. И маме стало легче! Боль отошла на второй план, появились новые эмоции, новые цели. Может и здесь попробовать! Может подарить Тане собаку? Но у нас есть Пушка. А вдруг они не уживутся? А если кошку? Не знаю. Но однажды же помогло?

В этот момент моих сомнений и размышлений пришла в голову мысль, которую я отгонял уже много-много раз. А что, если нам усыновить ребенка, взять из дома малютки? Неожиданная мысль. Но смогу ли я полюбить ребенка, ведь он чужой? У него где-то есть мама и папа. Впрочем, если он там оказался, то он им не нужен. Как можно отказаться от своего ребенка, не понимаю. Особенно сейчас этот вопрос так остро засел в моей голове. А мы можем его полюбить, отдать ему все нашу нерастраченную любовь и заботу. Он будет нашим, мы его вырастим, покажем ему жизнь. Для Тани это может быть спасением. Она найдет смысл в жизни, подарит ему свою материнскую любовь.

Это очень серьезный и ответственный шаг, я это прекрасно понимаю, но я готов рискнуть и пойти на него. Это осознанный выбор, и я понимаю, что всю жизнь буду нести за него ответственность. Вот только согласится ли на это Таня?

Пришел к Тане в спальню, сел рядом с ней и начал осторожно свой монолог:

— Танюш, ты можешь не отвечать сразу на мое предложение, можешь подумать. — Она подняла на меня глаза. — Это очень серьезный вопрос, и он не решается с пустого места. Нужно всё хорошо взвесить и понять нужно ли нам это? Сможем ли мы на всю жизнь взять на себя обязательство и ответственность за другого человека. — У нее заинтересованный вид, но она не может понять к чему я клоню. Тогда я делаю глубокий вдох и выпаливаю информацию как есть. — Давай усыновим ребенка? Девочку, я так всегда мечтал о дочке. — Таня смотрит удивленными глазами на меня. Мне кажется, она не верит своим ушам, ведь мы даже никогда не задумывались об этом. Но, думаю, что для нас это выход. — Ты хочешь ребенка, я хочу. У нас, к сожалению, ничего не получается, но это не повод отчаиваться. Мы может исполнить нашу мечту и при этом сделать еще одного человека счастливым. Почему-то я уверен, что девочке с нами будет хорошо. Ведь в нас столько накопилось любви. Это будет наш ребенок. Только твой и мой. Пусть он будет и не по крови наш, но по сердцу станет самым родным нам.

Таня молчит, опустила глаза и смотрит на одеяло впереди себя. Отвожу от нее взгляд. Не вдохновила ее моя идея? Не впечатлила? А я уже свыкаюсь с этой мыслью. Я действительно хочу удочерить девочку, маленькую, чтобы в ее памяти навсегда остаться единственным отцом, которого у нее никогда не было. У меня не было дочери, у нее — отца, это уже будет нас роднить. Собираюсь выйти из спальни и закурить очередную сигарету, но в последний момент снова поднимаю глаза на Таню. Вижу ее слезы. Она плачет. Слава богу, ее боль прорвала железобетонную внутреннюю преграду. Тянусь к ней, чтобы ее обнять, но она сама нагибается мне навстречу. Наконец-то я ее обнимаю, и чувствую в своих руках. Такую ранимую, нежную, но такую родную Танюшу. Она возвращается ко мне, и я так счастлив.

Мы просто обнимаем друг друга и становится легче на душе. Мы вместе, два родителя которые вмиг потеряли надежду на счастье, надежду на рождение ребенка. Но мы нашли силы пережить это вместе, вдвоем. Таня всхлипывает у меня на плече, и я чувствую, как забираю в этот момент часть ее боли на себя. Я сильнее, это правильнее, так и должно быть.

Мы сидим так минут пять, после чего, уже слегка успокоившись, Таня отвечает:

— Рома, я согласна удочерить ребенка. У меня надежды больше нет, как и сил верить в чудо. Я больше ни во что не верю и ничего не жду. Но я хочу подарить эту самую потерянную веру и надежду на нашу любовь — маленькому и ни в чем неповинному человечку. Пусть это будет девочка, я не против.

После этой фразы я впервые увидел ее улыбку после этой трагедии. Такую долгожданную, спасительную и любимую улыбку. Таня делает первый спасительный глоток, оживает и я вместе с ней.