Глава четвертая

Потом все говорили, что произошло чудо: убитых и раненых должно было быть намного больше. Вторым чудом было то, что водитель, сумевший выбраться из машины без посторонней помощи, сам оказался доктором с Фицуильям-сквер и прекрасно знал, что нужно делать. Он прижимал платок к окровавленному лицу, но заверил всех, что это царапина, и дал указания, которые были исполнены буквально. Один должен был остановить уличное движение, другой — вызвать полицию, а третий — побежать по переулку в травматологическое отделение больницы Святого Винсента и вызвать санитаров. Доктор Фоли опустился на колени рядом с телом мальчика, мотоцикл которого потерял управление. Он закрыл глаза и молча вознес хвалу Небесам за то, что его собственный сын не хочет ездить на таком средстве передвижения.

Потом закрыл глаза мальчику, сломавшему себе шею, и накрыл его своим пальто, скрывая от взглядов студентов, с которыми покойному не суждено было познакомиться. У маленькой девушки с раной на виске прощупывался слабый пульс. Скорее всего, сотрясение мозга, но состояние не критическое. Еще две девушки отделались ссадинами и синяками, но были в шоке. Он сам прикусил язык, возможно, выбил пару зубов и получил глубокий порез над глазом. Задача доктора заключалась в том, чтобы сначала передать пострадавших в руки профессионалов, а уже потом попросить кого-нибудь смерить давление ему самому.

Одна из раненых — крупная девушка с добрым лицом и каштановыми волосами, в темной одежде — очень переживала за подругу, лежавшую на земле без сознания.

— Она не умерла, нет? — В ее глазах стоял ужас.

— Нет, нет. Пульс есть. Все будет хорошо, — успокоил ее доктор Фоли.

— Просто она еще не жила. — По щекам девушки катились слезы.

— Никто из вас еще не жил, детка. — Он отвел взгляд от мертвого мальчика.

— Нет. Ева — это особый случай. Если она не поправится, это будет ужасно. — Она закусила губу.

— Я уже сказал. Ты должна мне верить… А вот и они. — Пришли санитары с носилками. Поскольку до больницы было около двух сотен ярдов, «скорая» не потребовалась.

Затем прибыла полиция. Люди идеально управляли движением, и маленькая процессия двинулась к больнице. Бенни слегка прихрамывала; однажды она остановилась и оперлась на кудрявую светловолосую девушку, которую заметила за несколько секунд до несчастного случая.

— Извините, — сказала Бенни. — Не знаю, смогу ли я идти.

— Не за что. Вы повредили ногу?

Бенни осмотрела ногу и для пробы оперлась на нее.

— Нет, не очень. А как вы?

— Не знаю. Кажется, нормально. Может быть, даже слишком нормально. Через минуту все может измениться.

Перед ними несли носилки с Евой, белой как мел. Бенни подобрала ее сумочку, дешевую сумочку из пластика, несколько недель назад купленную матерью Фрэнсис в магазине Пегги Пайн и подаренную Еве перед ее отъездом в Дублин.

— Думаю, она поправится, — дрожащим голосом сказала Бенни. — Тот окровавленный человек, который вел машину, сказал, что она дышит и что пульс у нее нормальный.

Она так убивалась, что каждому хотелось обнять ее и приласкать, хотя Бенни была на голову выше большинства окружающих.

Девушка с красивым лицом, сейчас грязным и исцарапанным, девушка в хорошо сшитом темно-синем жакете, сейчас запачканном кровью и мокрой глиной, смотрела на нее с сочувствием.

— Этот человек — доктор. Он в таких вещах разбирается. Меня зовут Нэн Махон, а тебя?


Это был самый длинный день в их жизни.

Врачебный осмотр начался, но шел медленно. Мертвого мальчика полицейские взяли на себя. По крайней мере, пообещали сообщить о случившемся его родным. Они осмотрели его вещи. Почти на всех был адрес. В Дунлаогхейр отправили двух молодых полицейских.

— Вы сможете сказать ей, что все произошло мгновенно? — спросил Джон Фоли.

— Не знаю, — ответил рядовой. — А это действительно так?

— Да. Возможно, это ее немного утешит, — мягко сказал Джон.

Но сержант придерживался другого мнения.

— Доктор, откуда вы знаете? Многих матерей утешила бы мысль, что перед смертью он успел покаяться в грехах.

Джон Фоли отвернулся, чтобы не выдать свою досаду.

— И скажите ей, что это не его вина, — добавил он.

— Боюсь, мои люди не смогут… — начал сержант.

— Знаю, знаю, — устало ответил доктор.


— Конечно, мы дадим вам позвонить, — сказала медсестра, — но сначала вам нужно пройти осмотр. Потом вы сможете сообщить родителям, что с вами случилось. Так будет лучше.

Новости были хорошие: мелкие порезы, ничего серьезного. На всякий случай им сделают укол от столбняка и дадут легкое успокаивающее для снятия шока.

С Евой было хуже. Треснувшие ребра, небольшое сотрясение мозга, глубокий порез у края глаза и перелом запястья. Ей придется пробыть в больнице несколько дней. Возможно, неделю. Они хотели знать, кому сообщить об этом.

— Подождите минутку, — сказала Бенни.

— Вы должны знать, кто она. Вы же ее подруга. — Монахиня, прикрепленная к больнице, была сбита с толку.

— Да, но это не так легко.

— А как быть с ее бумажником?

— Там пусто. У нее нет близких родственников. Пожалуйста, дайте мне подумать. Я должна понять, что лучше.

Бенни ничего не хотела рассказывать родителям, но нужно было решить, какой из двух монахинь сообщить о несчастье с Евой. А вдруг Ева рассердится, если мать Фрэнсис узнает о ее невеселой жизни в монастыре, лжи и обстоятельствах, которые привели ее сначала на другой конец города, а потом на больничную койку?

И так ли ужасна мать Клер, как считала Ева?

В конце концов, эта женщина — монахиня. Если она посвятила себя Богу, то в ней должно быть что-то хорошее.

У Бенни заболела голова. Задача оказалась слишком трудной.

— Может быть, поделишься? Одна голова хорошо, а две лучше, — сказала Нэн Махон. Они сидели у стола и пили сладкий чай с молоком.

— Это похоже на сказку братьев Гримм, — ответила Бенни.

— Рассказывай.

И Бенни начала рассказывать, чувствуя себя предательницей.

Нэн слушала ее и задавала вопросы.

— Звони матери Фрэнсис, — наконец сказала она. — И скажи, что Ева собиралась позвонить ей сегодня.

— Но это не так.

— Какая разница, когда именно она собиралась позвонить, если от этого монахине станет легче?

Это имело смысл. Да, имело.

— А как быть с матерью Клер?

— Со злодейкой?

— Похоже, это действительно ужасная особа. Она будет кричать на добрую мать Фрэнсис. Просто кошмар, что она имеет отношение к этому делу.

— Если так, то зачем звонить ей и подвергаться адским мучениям ни за что?

— Думаю, ты права.

— Вот и хорошо. Тогда ступай и скажи это местной сестре, иначе она подумает, что у тебя сотрясение мозга или что-нибудь в этом роде. И заодно попроси кого-нибудь из медперсонала сообщить матери Фрэнсис о повреждениях Евы. Сама ты только напугаешь ее до смерти.

— А почему ты не хочешь звонить родителям?

— Потому что моя мать работает в отеле, где не любят замужних женщин. Я не хочу, чтобы она волновалась из-за пустяков и срывалась с места. А отец… — Нэн сделала паузу.

Бенни ждала.

— Ну, это другое дело.

— Хочешь сказать, что ему на тебя наплевать?

— Совсем наоборот. Он примчится сюда, начнет шуметь, кричать, устроит сцену, скажет, что его бедную девочку ранили и напугали до смерти, а потом потребует выяснить, кто в этом виноват.

Бенни улыбнулась.

— Я серьезно. Он всегда был таким. Это и хорошо, и плохо. Хорошо — потому что я могу получить от него все, что мне нужно.

— А плохо?

— Не знаю. Просто плохо, и все. — Нэн пожала плечами, и Бенни поняла, что разговор окончен. — Ступай и позвони Доброй Фее, пока на нас снова не напялили крахмальные халаты.


Кит Хегарти находилась в большой передней спальне, которую сдавала двум братьям из-под Голуэя. «Умные и симпатичные мальчики, — думала она. — Хорошо воспитанные матерью. В отличие от других, одежду вешают аккуратно. Проблем с ними не будет. Один учится на сельскохозяйственном, другой — на экономическом. Что бы там ни говорили, а фермеры у нас не бедствуют. Сегодня в двери университета войдет немало фермерских сыновей».

А потом она подумала о собственном сыне. Фрэнк поднимется по ступеням университета с уверенным видом, хотя в глубине души будет трусить. В первый день занятий все ее жильцы выглядели неловкими и встревоженными, но через две-три недели чувствовали себя так, словно учились там всю свою жизнь.

Фрэнку будет легче, потому что он уже знает Дублин. Ему не придется привыкать к большому городу, как этим деревенским мальчишкам.

Услышав скрип калитки и увидев двух молодых полицейских, которые посмотрели на окна и медленно двинулись по дорожке, Кит Хегарти тут же поняла, зачем они пришли.


Джек Фоли встретил в толпе нескольких одноклассников. Близкими друзьями они не были, но увидеть в этом море знакомые лица было очень приятно. Они тоже обрадовались ему.

Вступительная лекция должна была начаться только в двенадцать, поэтому оставалось лишь чесать языками.

— Это похоже на школу без учителей, — сказал Эйдан Линч, который во время учебы в школе не обращал на учителей никакого внимания.

— Хочешь сказать, что нам придется много работать самостоятельно и таким образом закалять характер? — спросил Джек.

— Наоборот. Что работать здесь нам не придется вовсе, — весело ответил Эйдан. — Может, сходим за угол? Я видел, что туда направляются очень хорошенькие девушки.

Эйдан разбирался в девушках лучше своих одноклассников, поэтому все дружно потянулись за ним.

Свернув за угол, они поняли, что тут что-то произошло. Люди еще стояли кучками и обсуждали случившееся. Один студент сильно разбился, может быть, даже насмерть. Когда мальчика уносили, его лицо было накрыто одеялом.

Мальчик ехал на том мотоцикле, куски которого валялись у стены. Кто-то сказал, что он должен был учиться на инженерном.

Эйдан смотрел на искореженные куски металла.

— О боже, я надеюсь, что это не тот парнишка, с которым мы летом работали в Питерборо на консервном заводе. Он мечтал о мотоцикле. Фрэнк Хегарти. Он собирался подавать документы на инженерный факультет.

— Там учатся сотни… — начал Джек Фоли, но осекся, заметив машину, которую откатили в сторону от места происшествия. На усыпанной стеклом мостовой виднелись пятна крови. Машину передвинули, чтобы она не мешала уличному движению.

Это был «моррис» его отца.

— Кто-нибудь еще ранен?

— Девушка. Молодая девушка. Она плохо выглядела, — сказал один из людей, которые всегда встречаются на месте происшествия, — всезнаек и пессимистов.

— А мужчина? Мужчина, который был за рулем?

— О, этот цел. Тот еще тип. В шикарном пальто с меховым воротником. Вышел из «морриса» и начал командовать направо и налево, как генерал.

— Он врач и просто делал свое дело, — начал оправдываться Джек.

— Откуда ты знаешь? — изумился Эйдан Линч.

— Это наша машина. Пожалуйста, сходи за кофе. А я тем временем сбегаю в больницу и узнаю, что с отцом.

Не успели остальные открыть рот, как Джек перебежал мокрую улицу и помчался к воротам больницы Святого Винсента.

— Слушайте внимательно, — сказал Эйдан. — Весь фокус в том, чтобы стать первым человеком, которого встретит девушка. Им это нравится. Парень, который познакомился первым, получает громадное преимущество. Вы меня поняли?


Рассказать о случившемся матери Фрэнсис оказалось намного легче, чем думала Бенни. Монахиня сохранила спокойствие и не стала ахать из-за того, что Ева нарушила все тщательно составленные для нее планы. Мать Фрэнсис была женщиной практичной.

— Бернадетта, скажи мне просто и быстро, под каким предлогом она отпросилась у матери Клер.

— Ну… — Бенни чувствовала себя так, словно снова стала восьмилетней девочкой. — Получилось немного неудобно… — Во всем было виновато обращение «Бернадетта». Она снова сидела в классе, облаченная в школьную форму.

— Не сомневаюсь. Но будет лучше, если ты расскажешь мне все. Тогда я буду знать, что сказать матери Клер. — Тон монахини был мягким. Неужели она согласится поддержать ложь?

Бенни решила рискнуть.

— Она думает, что Ева в больнице. Наверное, Ева сама сказала бы вам об этом, если бы у нее была возможность позвонить…

— Конечно, сказала бы. Бернадетта, перестань суетиться. Меня гораздо больше волнует, чтобы Ева как можно скорее выздоровела. А для этого ей нужно знать, что мы сделали все, чтобы облегчить ей жизнь. Ты в состоянии сообщить мне подробности?

Бенни закусила губу и запинаясь рассказала историю о мифическом анализе крови. Это было воспринято хладнокровно.

— Спасибо, Бернадетта. Ты можешь передать трубку человеку, который мог бы рассказать, какие повреждения получила Ева?

— Да, мать Фрэнсис.

— Бернадетта…

— Да, мать Фрэнсис?

— Первым делом позвони отцу на работу. Скажи, что не смогла дозвониться до матери. С мужчинами говорить легче. Они не так суетятся.

— А как же вы сами? Вы совсем не суетитесь.

— Ах, детка, я — это совсем другое дело. Я не женщина.

Бенни передала трубку больничной монахине, села и закрыла лицо руками.

— Неужели было так страшно? — посочувствовала ей та.

— Нет, вы были правы. Это оказалось легко.

— Так происходит всегда, если взяться за дело правильно.

— А теперь я должна позвонить родителям. Как это лучше сделать?

— Ты хочешь что-то скрыть от них? — Казалось, монахиню это позабавило.

— Нет. Просто поднимется страшный шум. Они до сих пор считают меня младенцем.

— Все зависит от того, как начать. Не говори: «Случилось что-то ужасное».

— А что сказать?

Монахиня потеряла терпение.

— Похоже, ты и вправду младенец, — бросила она. У Бенни сжалось сердце. Наверное, сестра права. Она действительно младенец, безмозглый младенец.

— Привет, папа, — сказала она в трубку. — Это Бенни. Папа, у меня все хорошо. Я пыталась дозвониться до мамы, но, наверное, у нас что-то с телефоном… — Она посмотрела на монахиню, и та подняла вверх большой палец. — Нет, я еще не в университете, но рядом с ним. Знаешь, люди здесь очень осторожные и на всякий случай попросили нас позвонить родителям, хотя ничего страшного не произошло…


Шон Уолш бежал по улице, чтоб сообщить новость Аннабел Хоган. Миссис Хили увидела его из окна своей гостиницы и решила, что начался конец света. Этот молодой человек всегда ходил правильно. Но сегодня он не ответил на приветствие Десси Бернса, пытавшегося зазвать его в свой хозяйственный магазин, и не заметил мистера Кеннеди, сквозь очки рассматривавшего пузырьки и баночки, стоявшие в витрине аптеки. Он пробежал мимо магазина Марио, в котором вчера вечером пил кофе с Бенни, мимо газетного киоска, кондитерской, пивной и сапожной мастерской Пакси Мура и свернул на мокрую, усыпанную листьями дорожку, которая вела к дому Хоганов. «Если бы этот дом был моим, — сказал себе Шон, — я бы его хорошенько выкрасил и сделал красивые ворота. Это пошло бы ему на пользу».

Дверь открыла Патси.

— Шон, — без особой радости сказала она.

Уолш слегка покраснел. Будь он хозяином этого дома, служанка не посмела бы называть его, старшего приказчика, по имени. Нет уж, она обращалась бы к нему «мистер Уолш» или «сэр». И носила бы форму горничной или, как минимум, белый воротник и передник.

— Миссис Хоган дома? — свысока спросил он.

— Входи. Она разговаривает по телефону, — небрежно ответила Патси.

— По телефону? Значит, его починили?

— Он и не ломался, — пожала плечами Патси.

Она провела Шона в гостиную. Он слышал голос миссис Хоган, с кем-то говорившей по телефону. Аппарат находился в комнате для завтраков, смежной с кухней. Шон его там не держал бы. Телефон должен был стоять в коридоре не полукруглом столике. Хорошо отполированном столике под зеркалом. За аппаратом стояла бы ваза с цветами, отражающаяся в крышке стола. Когда Шон приходил в чей-то дом, то всегда осматривался по сторонам. Ему хотелось знать, как будет обставлен его собственный дом. Которым он рано или поздно обзаведется.

В гостиной стояла мебель с потертой ситцевой обивкой; ниша была отделена от комнаты шторой. «Ее можно было бы довести до ума», — подумал Шон и представил себе, что еще здесь можно изменить. Он так увлекся, что не заметил вернувшуюся Патси.

— Она сказала, что ты можешь пройти.

— А разве миссис Хоган не придет сюда? — Он не хотел сообщать новость там, где их могла бы подслушать служанка, но послушно прошел в неказистую комнату для завтраков.

— Здравствуй, Шон. — В отличие от служанки, Аннабел Хоган была с ним вежлива.

— Мне очень жаль, что я принес вам плохую новость, но произошел несчастный случай, — сказал он мрачным тоном гробовщика.

— Я знаю. Бедная Ева. Мать Фрэнсис уже позвонила мне.

— Миссис Хоган, это касается и Бенни…

— Да, но она не пострадала. Она сказала это и матери Фрэнсис, и отцу. То ли были какие-то неполадки на линии, то ли номер был занят. Я говорила с отцом Руни об изображении Крестного Пути.

— Бенни получила несколько ссадин и вывихнула лодыжку. — Шон не верил своим ушам. Он думал, что миссис Хоган придется утешать, но та была совершенно спокойна. Непостижимо…

— Да, но все остальное в полном порядке. Бенни немного посидит в больнице, за ней понаблюдают, а вечером посадят на автобус, как она и планировала. Мать Фрэнсис говорит, что это всего лишь шок. Бенни лучше побыть там, где в таких вещах разбираются.

Шон почувствовал себя полководцем, которого лишили триумфа.

— Я думал съездить за Бенни в Дублин и привезти ее, — пробормотал он.

— Нет, Шон, не стоит. Это слишком большое одолжение.

— Знаете, вряд ли ей понравится сидеть там. Больные люди, запах дезинфекции… Сегодня мы закрываемся рано. Я хотел попросить мистера Хогана дать мне взаймы машину.

Стоило Аннабел Хоган увидеть расстроенное лицо Шона Уолша, как все труды матери Фрэнсис пошли насмарку.

— Шон, ты очень добр, но если дело так плохо, то мой муж захочет сам съездить за ней…

— Миссис Хоган, насколько я знаю, найти место для парковки в центре Дублина очень трудно. В последние годы мистер Хоган редко ездил в город, а я все равно собирался съездить в Дублин за образцами тканей. Мы просили прислать ткани с автобусом, но они так этого и не сделали…

— Может быть, мне поехать с тобой? Как ты думаешь?

Шон Уолш что-то посчитал в уме, а потом принял решение.

— Миссис Хоган, если не возражаете, я поеду один. А вы тем временем все здесь приготовите.

Расчет оказался правильным. Аннабел тут же представила себя в роли матери, готовящейся встретить больную дочь.

Шон вышел из дома с улыбкой. На обратном пути он уже не бежал, а чинно шел по другой стороне главной улицы Нокглена. Поклонился доктору Джонсону, вышедшему из своего кабинета. Заглянул в витрину магазина Пегги Пайн и поморщился, увидев пастельные цвета, которыми вчера так восхищалась Бенни. Бенни слишком взрослая, чтобы носить такую одежду. И все же приятно, что она спросила у него совета.

В этот уик-энд будут показывать «Каникулы мсье Юло». Прекрасно. К тому времени Бенни поправится, а фильмы с субтитрами Шон не любит. Они вызывают у него комплекс неполноценности.

Он расправил плечи. Для комплекса неполноценности нет никаких причин. Все складывается лучше некуда.

Осталось только одно. Рассказать мистеру Хогану, что миссис Хоган очень расстроилась, но он, Шон Уолш, сумел найти выход из положения.


Доктор Фоли сказал, что перед уходом зайдет в травматологическое отделение и узнает, как себя чувствует та бедная девочка.

— Утренний прием пришлось отменить… Не проводишь меня до Шелбурна? Там я сяду на такси.

— Я могу пригнать его сюда. А потом мы вместе поедем домой.

— Нет-нет, не нужно. Подожди меня в приемной, ладно?

Джек пошел в приемную — комнату со слишком яркими желтыми стенами. У стола сидели две девушки. Одна из них была хорошенькой блондинкой; у другой — крупной девушки с длинными каштановыми волосами, перехваченными большим бантом — была забинтована нога. Должно быть, они тоже участвовали в том несчастном случае.

— Страшно было? — спросил Джек и вопросительно посмотрел на пустой стул, словно прося разрешения сесть. Они придвинули ему стул и всё рассказали. Сказали, что слышали, будто доктор сумел объехать их, направив свой автомобиль на фонарный столб. Серьезно ранена только Ева, которую сбила машина, но даже Ева выпишется из больницы через неделю.

Они говорили непринужденно. Однако стоило Бенни посмотреть на сидевшего рядом красивого юношу, как у нее начинал заплетаться язык. С такими мальчиками ей раньше беседовать не приходилось. Она начинала предложение, но не знала, как его закончить.

Джек Фоли не сводил глаз с Нэн, но она не обращала на это внимания и говорила так, словно в беседе принимали участие три равноправных партнера. Джек объяснил, что за рулем машины сидел его отец. Нэн сказала, что они с Бенни пытаются придумать, как скрыть свои синяки и ссадины, чтобы дома не начались ахи и охи.

— Знаете, мне расхотелось сегодня идти в университет. А вам? — Нэн смотрела на Бенни и Джека так, словно собиралась что-то предложить.

— Можно купить вам по тарелке чипсов? — спросил Джек.

Бенни захлопала в ладоши как ребенок.

— Я и не догадывалась, что именно этого требует моя душа. Ну, может, и не душа, но требует. Причем очень громко, — сказала она, заставив собеседников улыбнуться.

— Я только посажу отца на такси и вернусь за вами, — сказал Джек, глядя в глаза Нэн.

— И куда мы пойдем? Это самое лучшее предложение за день, — промолвила Нэн.

— Он очень симпатичный, — сказала Бенни, когда Джек ушел.

— Это будущий кумир университета, — ответила Нэн.

— Откуда ты знаешь?

— Я видела, как он играл в финале Кубка старшеклассников.

— Во что играл?

— Он был крайним. — Увидев сбитый с толку взгляд Бенни, Нэн объяснила: — В регби. Он действительно замечательный игрок.

— Как ты попала на матч по регби?

— Как все. Это большое общественное событие.

Бенни поняла, что есть множество вещей, в которых она ничего не смыслит. Матчи по регби — только малая их часть. И этот пробел в знаниях она не преодолеет даже в том случае, если проведет в Нокглене всю свою жизнь.

Внезапно ей захотелось стать совершенно другой. Маленькой, изящной, с крошечными ступнями. Такой, как Нэн. Чтобы смотреть на мужчин не сверху вниз, а снизу вверх. Чтобы ее родители жили на островах Аран, куда нельзя возвращаться каждый вечер. Захотелось превратиться в блондинку и красить волосы каждый день, чтобы не было видно темных корней. Увы, стать меньше ростом нельзя. Можно похудеть, но ее плечи останутся широкими, а ступни — толстыми и длинными. Еще не придумали операцию, с помощью которой можно сделать ногу маленькой.

Она с отвращением посмотрела на свои ноги в туфлях на низком каблуке и толстую повязку. У матери ступни нормальные и у отца тоже, так почему ей, Бенни, достались такие лапы? Помнится, однажды в школе им рассказывали про какое-то животное, которое вымерло из-за того, что лапы у него были огромные и плоские. Теперь Бенни не знала, завидовать этому животному или жалеть его.

— Что, сильно болит? — спросила Нэн, увидев, что Бенни смотрит на свою ногу.

И тут в приемную вернулся Джек.

— Ну что, пошли? — спросил он.

Нэн встала.

— Кажется, у Бенни болит нога, — сказала она.

— Ох… Мне очень жаль. — Джек мельком посмотрел на Бенни и сочувственно улыбнулся.

— Нет, все в порядке, — ответила Бенни.

— Ты уверена? — Либо Джек был очень хорошо воспитан, либо хотел остаться с Нэн наедине. Бенни терялась в догадках. Впрочем, теперь так будет всегда, поэтому расстраиваться не из-за чего.

— Ты смотрела на свою ногу и хмурилась, — сказала Нэн.

— Нет, я просто вспомнила о молитвах, которые мы возносили за обращение Китая в католичество. Вы тоже молились за это?

— Кажется, в нашей школе молились за обращение России, — ответил Джек. — Но не уверен. Это показывает, как ловко я умел избегать таких молитв.

— Не понимаю, почему мы вообще должны были молиться за китайцев, — с насмешливой злобой сказала Бенни. — У них есть прекрасные обычаи. Они всем бинтуют ноги.

— Что?

— Да, с самого рождения, чтобы никто не мог наступить друг другу на ногу или дать подножку. Там у всех крошечные ступни и тонкие кости. И все выглядят элегантно.

Похоже, Джек впервые обратил внимание на ее существование.

— А теперь за чипсами, — сказал он, глядя прямо на Бенни. — Четыре тарелки. По одной каждому и одну навынос. И целое море томатного кетчупа.

И тут Бенни услышала голос медсестры, говорившей кому-то, что мисс Хоган находится в приемной. После этого в комнату вошел Шон Уолш, и у Бенни вытянулось лицо.

— Бенни, я приехал, чтобы отвезти тебя домой, — сказал он.

— Я сказала папе, что приеду на автобусе, — холодно ответила она.

— Но он дал мне свою машину…

Джек вежливо перевел взгляд с тонколицего молодого человека на крупную девушку с рыжевато-каштановыми волосами.

Представления не последовало.

Голос Бенни прозвучал очень властно. До сих пор она не догадывалась, что способна говорить таким тоном.

— Шон, надеюсь, что у тебя в Дублине есть другие дела и что ты проделал такой путь не только для того, чтобы забрать меня. Потому что я ухожу. И вернусь домой на автобусе, как обещала.

— Куда ты пойдешь? Тебе нужно вернуться домой. Немедленно. Вместе со мной, — с досадой сказал Шон.

— Бенни должна пройти дополнительные процедуры, — сказал Джек Фоли. — Мне поручено ее проводить. Вы же не хотите, чтобы она их пропустила?

Загрузка...