91-й. Приветливое небо

Комментарий к 91-й. Приветливое небо

Арты:

https://vk.com/wall-171666652_325

https://vk.com/wall-171666652_326

OST:

— Стелла — Лестница фортуны

Москва, июнь 1991-го

Актриса из Голиковой на тройку. Она безуспешно пытается сделать вид, что в её подъезде живёт несколько девушек по имени София, которых называют не иначе, как «Софка». Но кто-то совсем попутал координаты. Вроде без цветов пришёл, традицию не нарушил, но орал, как баран на заклание, чтобы весь трудовой народ удостоверился, что тому, кто никогда не страдает из-за баб, ничто человеческое не чуждо.

Поэтому Пчёла дебоширил, перебирая все прозвища, которые когда-либо заслуживала Софка, а она, сидя на пуфике в коридоре, глотала слёзы, собираясь открывать засов. Железную дверь он всё равно не сломает, силенок не хватит. Но Константину Евгеньевичу надоели песнопения, и, не обращая внимания на протесты дочери, он выходит на лестничную площадку, напрямую сталкиваясь с нарушителем спокойствия.

Витя, не ожидавший подобной встречи, мрачно присвистнул. Небожитель сам спустился к простому смертному! Заметно уставший мужчина без лишних жестов указал Вите направление к подоконнику между этажами. Начался разговор, который ничего хорошего Пчёлкину не сулил. Но и плохого тоже. Всё как-то серовато. Не выгнали, что уже тянет на доброту мирскую.

— Моральное падение у меня под носом?

— Куда уж, ё-мое, ниже…

— Решил огоньком подышать?

— Бог любит бродяг и пьяниц.

— Как заговорил!

— Я же не такой пьяный…

Витя чувствует себя мерзко. Он сам себе свидетель, что не хочет поступать с подругой сестры так, как сделал бы в подобной ситуации с любой другой девушкой. Но Софа перекрылась от него, и, наверное, правильно сделала. Какое-то время это даже не беспокоило. Пчёлу закружили дела, а потом и месяц май. Парился по делам фирмы, как папа Карло. Хотел чего-то большего, ведь достигнутого всегда мало.

Любая другая давно бы прибежала, видя, как неплохо он, Виктор Пчёлкин, обосновался на своих новых высотах. Но не Софа. И это уничтожало Пчёлу больше, чем невозможность сокровенного и потаенного желания. Злило и добивало. Она не могла с ним так поступить!

— Совсем плохой? — мягкотелых сынков хороших родителей Голиков не переносил на дух, не видя в них ни стержня, ни нужных извилин, а сейчас же наблюдал то, что давно отвык видеть в сверстниках дочери. Характер! — Проспался бы…

— Дело отлагательств не терпит, — усаживаясь на подоконник отвечает Витя, мрачно уставившись не на собеседника, а в темноту вечера, — а я не лох…

— Докладывай, — Константин Евгеньевич открывает перед Пчёлой пачку сигарет, нетронутую до этого часа, — что тебе от моей дочки надо? В одну лужу с разбега?

— Я и не выныривал, — мужчины одновременно засмолили, а Софки рядом так и не оказалось. Видимо, придётся говорить сразу с высшей инстанцией, — б-р-р-р, и крепка же ты, советская власть! Пронимает…

— Зубами скалить решился?

— А по-другому, блин, не выйдет, пусть снизойдёт, чёрт в юбке!

— Не забывайся, парень!

— Лучше бы забылся, честное пионерское…

— Не юли, послушай, — Костантин говорил о том, что его действительно беспокоило. — Видишь, куда ветер с моря дует?!

— Кто-то вверх, — затягиваясь табаком изъявил Витя, — а кто-то вниз! Хрясть…

— Схема отработанная, — продолжил Голиков, — стану неугоден — скинут, и в лучшем случае — почетная пенсия. Это так, для затравки. Сечешь к чему я это талдычу?

— Есть основания? — трезвость медленно, но все-таки приходит к окаянному Пчёлкину. Потому что тяжко ему под сводами этого элитного дома, но лучше уважить старикана. — Ничто не вечно…

— В больших кабинетах эти основания, а Софка не в кабинетах, она здесь, под боком. Юная совсем, жизни не знает. Все смотрит на тебя, будто свободу вырвала, но, в самом деле, всё так, потому что я не препятствую. А я и не буду, я ей не враг. Нет у меня больше никого, не будет! И на себя глянь…

— Девкам нравлюсь, — цинично изрекает Витя, не теряя пьяных чертей в своих голубоватых зрачках, — от этого и проблемы, вашу ж…

— И в твоих интересах решать их самостоятельно, а если не смыслишь, что предложить моей Софе, и куда её за собой вести, то, поверь мне, лучше отходи. Помощники всегда найдутся, а вы с ней…

— Козёл не ко двору? Не лопух, давно просек…

— Про бредни эти забудь, а я о другом. Софе сказал, и от тебя скрывать не буду. Разные вы, как не поверни. Один другого не выдержит, не послушает, не вытерпит. Чуть что, так сразу носы к верху! Если бы вы встретились позже, не юными, а с головами…

— Всемирный потоп, чёрт его дери…

Витя не сомневается, что Голиков прогнозирует ему не небо в алмазах и золото в карманах.

— А вы оба это понимаете…

— Покоптили, — душеспасительных бесед на сегодня достаточно, — спасибо…

— Я тебе худого не скажу, — Константин Евгеньевич не видел себя в роли мудрого советчика, имеющего за плечами пуд мудрости, но пытался помочь, как получалось, — раньше надо было предупреждать.

— Софе привет передайте, — лучше сматывать удочки, — и спокойной ей ночи…

Пчёла отряхивает невидимые пылинки с пиджака, поджав губы, и, сочтя, что неплохо сохранился для часу ночи. Он тушит зловонную сигарету о пепельницу, предусмотрительно оставленную кем-то из жителей между этажами, и почти подпрыгнув с подоконника на площадку, без лишних фраз удаляется. Собеседник его точно не удерживает, и не стал бы Пчёлкин слушать лишний нотаций. Он же знает, что может разобраться во всем сам, без всяких фокусов и подсказок. Отбросить то, чего нет, и чего в принципе в природе невозможно. Нужно выбирать здраво…

— Папк, — вернувшись домой, Константин Евгеньевич находит Софку на кухне, сидящую в обнимку с магнитофоном. Музыка всегда неведомым свойством успокаивала её дух, в последнее время вечно тревожный и беспокойный, — так и ушёл?

— Ушёл, вернется, куда денется, — Голиков будто отчитался, — а ты иди и спи, дочь. Завтра мать приезжает, не будем же пугать её кислыми минами?

— Будем, пап, — Софа давно лишилась ложного чувства стыда за то, что взаимоотношения с мамой осложнялись столкновением их несхожими характерами, — ей меня никогда не жаль!

— Ей не тебя не жаль, — на то, что брак родителей стремительно разрушался под гнётом обстоятельств, Софка смотрит без сожалений. У неё никогда не было ложных иллюзий по поводу строгой идеальности, построенной деспотическим нравом и уклончивым согласием, — а я точно осточертел. Но не переживай, воробушек!

— Только на меня больше всех рикошетит, — иногда Голиковой казалось, что мать не знала к ней любви, и не пыталась этого скрыть, — ладно, папк, спокойной ночи. И про лекарства с утра не забудь.

Все правильно. Не все бывают абсолютно счастливы и любимы. И звезды с небес ловить — не самая легкая задача. Но Софа не завидовала. Мало ли… откуда выстрелит?

* * *

Пчёлкин считал, что собственная чуйка его никогда не обманывала. Из любых курьёзных ситуаций он выходил быстро и умеючи. Возможно поэтому в неполные двадцать два года он провернул сделку века с «Курс-Инвестом», становясь соучредителем компании бывшего соседа, который ещё вчера мог попрекнуть Пчёлу бедностью церковной мыши. И куда он сплыл, подлый трус Артурка? Ищет приют за кордоном, пересчитывая остатки баксов, которые сумел вывезти на своём пузе? Вот уж, финты судьбы!

Пчёлкин не испытывал к Артуру жалости. Только брезгливость, сопряженную не самыми радужными воспоминаниями недалеких времен. Так было всегда: и в ранние годы, когда лощеный комсомолец гонял их с Лизкой с подъездных лавочек, и в день, когда они с Саней и Филом решили предложить Артурику выгодное во всех смыслах сотрудничество. Иногда следовало переступить через себя для достижения цели. Обдуманно…

Это беда Лапшина, что он не сумел по уму оценить здравый смысл слов Белого, а зачем-то пинался. Но теперь Витя чувствует, что справедливость хлопает в ладоши и стирает пылинки с его лаковых туфель. Никакой Артур не предъявит, что он парнокопытное, без мозгов и возможностей. Никто не скажет, не посмеет сказать, что Витя Пчёлкин, скорее, просадит печень в самогоне, чем начнёт думать о своём светлом будущем.

Даже недобитый мажор Милославский, у которого Пчёла отобрал лакомый кусочек по имени Софа, навсегда закроет проклятую пасть. Хотя этот дипломат почти не боролся: Пчёла просто поставил его перед свершившимся фактом — он здесь не к месту. Девочка сделала выбор…

Вот здесь Витю Пчёлкина и кинула хваленая чуйка! Ничего у них по-человечески с Софкой не получается, но и по разным углам как-то тоскливо. Лучше бы она не бросала копий в его сторону. Мучился бы только он один, с ужасом осознавая то, что по-крупному влип, влюбляясь в жену брата. А Голикова, бойкий ураган, не ревновала бедного Пчёлу к каждому фонарному столбу, негодуя от тупости ситуации. Мирно бы училась в своём институте, не досаждая уважаемым предкам. Жаль, что Пчёла сам помешал тому, не отдавая себе привычный отчёт, чем завершится их пчелиное жужжание. Потому что для ссоры и слов не требовалось, рискни, посмотри не в ту сторону. Всё понятно станет, как в азбуке. Кто упал, кто пропал, а кто остался на трубе…

Оказываясь на территории института, Пчёла рассчитывал, что справится со своими делами быстро. Дождётся сестру, переговорит с ней о жизни, раз нашёл время, и отвезёт в целости и сохранности Космосу, сегодня на редкость занятому и деловитому. В конце концов, нужно же ему общение с тем, кто не пилит его по щебенкам. Но Пчёла сам караулит свои грабли, преграждая Софе путь домой. Вашу же мать, он по её краплёным картам не играет! В этот раз папаша не спасёт…

— И какого хрена ты здесь забыл, Пчёл? — и это у Софы вместо приветствия. — Я тебе напомню, что «Метла» много в другом направлении, здесь дешманское пойло, и то в общаге…

— Спокуха! — Пчёла на провокацию не поддаётся. Стоит и курит. Тем более у него повод: пока Кос и Белый совещаются по поводу таджикского алюминия, нужно забрать Лизу из института. Не прикопнёшься, с какой стороны не подходи. — Чего ты, как коршун? Злой и страшный…

— Слушай, рыжее бедствие, — в данный момент эта кликуха пришлась ко двору, — ты, говорят, генералом при Белом стал? Почетный опричник?

— Извиняй, что не при форме сегодня…

— Тогда проваливай к своим танкам!

— Я к сестрице пришёл! — нет, со спокойствием крылатый перегнул. Софа намеренно выводила его из себя. Рвать или… продолжать плыть по течению, где знаком каждый камень на дне морском. Может, Пчёла не зря когда-то мечтал стать аквалангистом? — Уймись, а то тошно…

— Обойдешься, — Голиковой больно от мысли, что ему, на самом деле, глубоко плевать на то, что происходит между ними, — а после того, как в дупло пьяный заявился на порог моего дома, не рассчитывай, что все пройдет для тебя просто! Мне на отца стыдно смотреть, а он с тобой разговаривать пошёл зачем-то.

— Потому что твой отец умный мужик, — а как иначе вертеться при такой мудреной жизни, — но непонятно, как ещё с такой мегерой не вздернулся.

— Не лезь, — помощников в этом деле Голиковым точно не надо, — и кончай заливать, не верю, что все это время та-а-ак хотел со мной поговорить! Не чесалось, пока вискарь в голову не ударил, да?

— Такая я собака на сене, хуй ли со мной сделаешь, а, Софк?

— Нет, Пчел, ты долбанная рыжая псина! Ни себе ни людям, — а другие люди Пчёлу элементарно не интересовали, — что тебя держит от того, чтобы послать меня на все стороны раз и навсегда?

— А люди-то у нас кто? — Пчёлкин сам себе казался занозой в заднице этой впечатлительной гражданки, но их способность бодаться лбами никуда не уходила. — Ник Милославский? Пошёл бы на хрен этот мудак!

— Что ты к пацану привязался? — Софа знала, что приближать Милославского не следует. Она ещё не совсем смертница. Но парень просто выгодно приходится к слову. — Не мешай его с говном, не стал же он тебе пакостить!

— Так сразу и метнёшься к нему? — или это инстинкт самосохранения. — Охренеть, вот эта смена координат…

— Вот что, Витя, — Софа устала от этой перебранки. Лучше бы пошёл с первокурсницами пообщался, у них высокий спрос на верблюжьи сигареты и золотые цепи, — ты прекрасно знаешь, что я ни к кому не метнулась. А ты обиделся на то, что схема «пришел и простила» больше не работает! Хрен тебе…

— Ебануться! — зря Фил говорил, что Софа всегда была умной девочкой. — Молчанки, кошки с мышками, детсад этот… Это вообще твоя политика? Мы же взрослые люди, Соф! Не надо ровнять было всё под чужую гребёнку…

— Срать ты хотел на мою политику, жучара, — Софка не понимает, почему ещё разговаривает с этим опылителем, но, видимо, сепаратное перемирие подошло к своему логическому финалу, — прости за мой французский. Тебе просто западло так переживать за бабу. На свадьбе Белого я облегчила тебе задачу! Скули за Олю, да хоть за Толю, а меня задолбали твои выкрутасы. Прости, страдания! Но ты же их не признаешь, ты гордый…

— По твоей дурной логике нам вообще никогда нужно было не встречаться…

— И мне бы никогда тебя не видеть!

— Хороший план…

— Охуительный!

— Мы лёгких путей не ищем…

— Мы такие…

— Какие?

— Таких в кинце про любовь не покажут…

— Ты говоришь о любви! Я не в коматозе сейчас, Вить?

— А чё? Я тоже книжки читал…

— Ага, и это была «Эммануэль», которую где-то классе в десятом раздобыл Космос!

— Сука, везде палево…

— Пожалуйста, не надо рассказов о темном прошлом, нам бы с настоящим разобраться…

— Предлагаю прям щас приступить!

— Я с ума с тобой сойду…

Пчёлкин пытается улыбнуться, отправив куда подальше то, что их рассорило. В конце концов, продолжать избегать друг друга нецелесообразно и вредно для психики. Иначе всё не обойдется ночными ариями и оборванными трубками телефона. Софа подкуплена его порывом. Сепаратная пауза умчалась прочь. Но казалось, что три года назад Витя встретился ей совершенно иным человеком.

Она влюбилась в озорного вихрастого парня, который был способен сорвать её с места, посмотреть на жизнь из-под другого угла. Они на что-то надеялись, мечтали, не обращая внимания на пересуды, а когда тайные желания сбылись, совершенно не знали, в какую даль умчалась их прежняя непринужденность. Или раньше глаза горели, наговориться не могли, ждали встреч. Никаких разочарований, они придут позже. С морозным январём девяносто первого года.

Все вокруг менялось, и Пчёла с Софой… неминуемо…

— Не верю, — пару окликает звонкий голос той, к которой, как предполагалось изначально, и пришёл Пчёлкин, — или мне где-нибудь помотаться?! Тогда у вас максимум минут десять! Счёт пошёл…

— Ну, мелкая, и Космос нам тогда точно нафиг бошки пооткручивает, — выяснять отношения при Лизе не хочется: ни Вите, ни Софке, — что, не сдашь брата? А то скажут, что не уследил, и обзовут куском идиота…

— Беременность — не инвалидность, мой несравненный братец, а по утрам я бодрее, чем вы все вместе взятые! — чем ближе Лиза подходила к середине срока, тем больше внушала окружающим опасения, у которых не было существенной почвы. — Ладно, прошу прощения за задержку…

— Холмогорова, да кандыляй уже, не стой в сторонке, — без дополнительного времени на раздумья, Софа осознает, что разбор полетов отложен на неопределенный срок, но никто не жалеет об этом, — тем более такого слонёнка видно и за километр, кто бы про тебя забыл?

— Я бы рада вам не мешать, — Лиза не знает, за что хвалить Космоса: за то, что вместо него к ней приехал Витя, наконец-то помирившийся с Софой, или за то… что, чёрт возьми, Голикова придумывает новые шутки про её неповоротливость, — со стороны, как картинка красивая смотритесь! Просто Софья… Алёшка!

— Лизка, бля, опять своих гардемаринов пересмотрела, — пагубная страсть сестры к историческим фильмам хорошо известна Пчёле, — а я только избавился от заунылого воя в ушах!

— Пчёл, — споры с Лизой и Софой он, как правило, с треском проигрывал, — а ты говоришь, что нас в кино не покажут?

— Две скверны против одного?

— Против одного зловредного жука, Витя!

— Этот Космос с его ебическими прозвищами! Твою мать, пропади он, дурной…

— Стоп машина, голубки! — Лиза искренне рада, что брат и подруга нашли точки соприкосновения, но в институте на сегодня и… на ближайшие полгода её ничего не держит. — Если Кос пропадёт, то ты, Пчёла, будешь главой поискового отряда. Не испытывай судьбу!

— Он сам кого хочешь из-под земли достанет, и дохлую лошадь, — в способности договариваться Космосу не откажешь. — Фиг бы с вами! Поедем, красотки, кататься!

— На ковре самолете?

— На аэроплане…

Голикова не чувствует себя потерянной, как это было несколько часов назад. Появление Лизы заметно разрядило обстановку, но недосказанность никуда не улетучивалась, как малая грозовая тучка. Почти невидимая на летнем приветливом небе…

* * *

Пчёла и Софа улетели искать свои соты, потерявшись в обновленном кабинете начальника кредитного отдела, а Холмогорова на месте не оказалось, чего и следовало ожидать. Офис кипел своей жизнью, но, благо, искать пропажу долго не стоило — крепкого мужицкого вида охранник проводил Лизу в приемную «самого».

Видя окружающую обстановку, она успела лишь подумать о том, что два года назад, застирывая рубашки Космоса после драки с Сашей, совсем не представляла, что жизнь сотворит с ними крутые перемены. Визитки, переговоры, подчинённые, просторные помещения с хорошим ремонтом. Секретари, которые, впрочем, зомбированы компьютерами, и не замечают, что за ними следят, но игрушки на пузатом экране важнее.

Поэтому Лиза, машинально поправив складки разноцветного сарафана, молча проходит мимо. Её ждут…

— Александр Николаевич и Космос Юрьевич совещаются, просили не впу… — слышит голубоглазая в спину, и, оборачивается, вопросительно уставившись на секретаршу, имени которой не знала, — ой! Вы, наверное… Я доложу…

— Я, наверное, с утра была жена Космоса Юрьевича, и когда часы пробьют шесть, месть моя будет страшна, — непринужденно говорит Лиза, видя, что девушка со странным интересом её разглядывает. Как будто привидение увидела! А тут ещё она с рассказами про месть за то, что Белый держит в плену её драгоценную половину. — Не переживайте, но, извините, не знаю, как Вас зовут!

— Людмила, — монотонно отчеканила крашенная блондинка, не меняясь в лице, — вам бы… воды?! Или чаю…

— Спасибо, но мне бы к мужу, — и почему все думают, что состояние Лизы неизбежно приводит её к обезвоживанию? После того, как под взрывными впечатлениями от свадьбы Беловых, Холмогорова упала в обморок, на лишних три дня загремев в больницу, прошло два месяца. Волнения первых недель остались прожитыми, и теперь дочь судьи ощущает, что ребенку Космоса более чем уютно живется с мамой. Как объяснить это людям? — Если залетит Виктор Павлович, то передайте ему, что он жук! Скажете, что от Лизы, он поймет…

В ответ Лиза получает кивок, сопряженный еле скрываемым смехом (шутки про Пчёлу промаху не дают), и дергает на себя дверь, думая, что все-таки шокировала секретаршу Белова. Пришла беременная тётка и отвлекает от рабочего процесса! Или жизнь с Космосом прибавляет Лизе способность наводить шорох там, где появляешься. Но, в самом деле, размышлять о случайном столкновении с секретарем, нет желания и сил. Пусть спокойно себе пялится в монитор, и мешает застывший чай в кружке. Кто не любит технические новинки?!..

Людмила же не успела возмутиться, но слухами полнилась земля, или кадровый отдел работал на опережение. Жена Холмогорова, что же… Это не та молодая женщина с робкой поступью, которую единственный раз приходилось видеть подле Филатова. Но обе соответствовали своим мужьям, вольно или невольно.

Знали бы они, до чего эти басмачи чуть не дошли, затравливая бывшего хозяина «Курс-Инвеста», как дикого зверя. Люда долго задавалась вопросом, дошли бы?! И, соглашаясь работать на Белова, понимала, что слишком мелкая она рыбешка. Мерзко, противно, но раскидываться возможностью глупо, а собирать чемоданы, чтобы с позором вернуться в родную глубинку — стыдно. Всё продолжалось…

* * *

— И кто бы сомневался, что труд облагородил обезьян! — Лиза появляется в кабинете, когда слышится звук открытой бутылки. Никто здесь уже не совещался, но она обязана их добить. — Белый, секретарш запугал, зверюга страшный и нелюдимый, да?

— Вот, Санька, видишь, только ты горло бутылке отхерачил, и джин тут как тут! — Кос, увидевший Лизу, почти светится, подходя к ней, и без лишний церемоний сжимая в своих широких объятиях. — Откуда у тебя такая способность, женщина, а, откуда? Как Пчёла на запах летишь?

— От бурной и неуёмной любви к тебе, мой генерал, — жизнь и не такому научит, — ну и от постоянного сидения дома крыша едет в темпе вальса! В яму бу-у-у-х!

К счастью, в кабинете все свои, и Саша смотрит на друзей, давясь от смеха. Пчёлкин выполнил их партийное задание без заминок, а коньяк похоже так и останется на сегодня забытым. Как и новые цифры по поставкам, которые замучаешься складывать…

— Племянницам вице-мэров закон не писан, правда, Лизкин?! — Белый даже не скрывает от Космоса и Лизы, что птичка донесла ему о новостях из города-героя Ленинград. Грех не подколоть подругу детства этим секретом полишинеля, который они с Космосом зачем-то скрывали. — Забирай своего Космодрома, кто, если не ты такого вытерпит?

— Твоя лесть, Белов, никогда на меня не действовала, — Саша протягивает Лизе удалую ладонь, и Холмогорова сразу же ударят по ней. С восемьдесят третьего года их манера здороваться совсем не изменилась. Хоть они давно не подростки с соседних дворов, которые спорили, кто из них первым добежит до беседки наперегонки. — Говоришь, как будто это меня на должность назначили! — Лизе оставалось только догадываться, когда теперь они, как и раньше, спокойно приедут в ленинградский дом, и не будут думать о делах. — Вечный спор Москвы и Питера…

— Это я тебя назначил, неугомонная, — к победе Космоса, на Лизу действовала его школярская лесть, когда чужие миазмы симпатий проходили мимо, — поэтому не увиливать, и не брыкаться!

— Сань, глянь, — отходить далеко от личной галактики златокудрая не спешит, — иногда мне жаль, что административный ресурс не передается по наследству.

— Но, как, Лизка, нравится, — Белый обводит рукой пространство вокруг себя, как чеширский кот растягивая рот в улыбке, — не маловато королевство же у брата?

— Просто царь Кощей в Кощеевом царстве! — похожие чувства Космос и Лиза испытывали, въехав в собственную квартиру в сталинской высотке. — Ивана-царевича на сегодня не отдам, тем более вы меня сами позвали.

— Да ну тебя, космонавтка, когда тебе вообще угодишь, ёлки-палки? — Белый беззлобно отмахивается, уступая девушке большое кресло, но через несколько мгновений обмен любезностями с Холмогоровыми прерывает секретарь — у аппарата Душанбе. — Ладно, Фара трубки рвёт! Переживает, братишка…

— Привет передавай…

— Горячий!

— Как чебурек?

— Печенег, бля…

— Заразы оба!

Фархад Джураев — кадр почти легендарный, до определенного момента известный друзьям Белого лишь по его армейским рассказам. В этом Лиза снова убедилась несколько недель назад, с легкой руки Космоса, когда уроженец Таджикистана посетил всесоюзную столицу. Но Холмогорову не до звонка Фары, о чём она может понять, когда он переводит взгляд в сторону двери…

— Пойдем отсюда, кенгурятина…

— На кудыкину гору?

— Ну… если ты так хочешь!

— Ты сам это сказал…

* * *

— Что, в офис завтра опоздаешь, не успев привыкнуть?

— Да пусть Пчёла загребётся там в своих контрактах!

— А ты теперь тоже главный по цифрам?

— Ты сомневаешься, что крут до чёртиков, а, моя красивая?

— Сам ты чёртик, Холмогоров! Без вариантов!

— Это всё чего ты можешь сказать мне взамен на мою неземную любовь?

— Космическую…

— Суперскую!

— Да-да-да…

— Давно у нас не было таких разговоров!

— Старость…

— Тебе двадцать два!

— Дерево посадил, квартира есть, а сын…

— С самурайскими премудростями — сразу мимо, космонавт!

— Я ж просто пободаться…

— Не спорь со мной в том, что я действительно предчувствую!

— Ладно, у меня время есть.

— У нас есть время, Кос, у нас…

Космос, перекинув черный пиджак за свои широкие плечи, удерживает в ладони лёгкие женские босоножки. На него летят шальные брызги фонтана, он лишён возможности закурить, но Холмогоров сидит рядом с Лизой, не отрывая влюбленного взгляда от милого профиля. На них должно быть смотрят прохожие, не воображая, какого лешего высоченный дядечка и беременная женщина потеряли там, где несколько часов назад гурьбой гонялись дети, но в такие погожие деньки трудно удержать себя в четырех стенах. Они и не собирались делать так, как другим казалось правильным.

И Лиза опустила пятки в теплую воду, пытаясь высмотреть, сколько всего копеечных монеток видится на прозрачной поверхности. Их было так много, что девушка постоянно сбивалась, ударяя по воде кончиками пальцев, взывая к арифметическим навыкам Космоса. Но он только усмехался, изредка поглядывая на «Линкольн», припаркованный за воротами сквера.

— Слушай, Скрудж, — имя богатого селезня всплыло в голове Холмогорова стихийно, — да подарю тебе я тебе целое деньгохранилище, чего ты глаза портишь, считаешь? Как братец твой, но только тот, морда рыжая, баксы прям жрать готов…

— Спасибо, Кос, — не одна Лиза смотрит центральное телевидение утром воскресенья, — не смотрит он мой телик, да, ты бы ещё «спокойной ночи» включила! Ага…

— Я тоже готовлюсь…

— К родам?

— А то, — Космос вылавливает Лизу за ноги, — всё, не вертись, вечер, холодно.

— Доктор Холмогоров, лето, плюс тридцать! А я с Ленинграда, мне жара противопоказана…

— Простынь мне… — неловким движением пиджак Космоса падает в фонтан, и поэтому Лиза заливисто смеется, — твою дивизию, всё! «Линкольн» скучает, поехали…

— Не украдут наш корабль, не волнуйся, а пиджак постираю. Знаешь, ведь теперь я буду ещё больше сидеть дома, — третий курс обучения в юридическом институте закончился, а казалось, что только вчера Лиза, не послушав Пчёлкиных, отдала документы не на педагогический, ни разу не пожалев, — а Софка уже придумала называть меня слоником. Я не настолько объемная…

— Нашла кого, блин, слушать, — закончив с обувными застежками Лизы, Кос пытается поймать в импровизированном водоёме пиджак, при этом не изгваздав брюки и рубашку, — у этих пчёл в голове сплошной винегрет! Мотает туда-сюда…

— Штормит, — и все-таки не так плох оказался её замысел, благодаря которому Пчёлкину пришлось ехать за ней в институт, закономерно встречая на пути Софку, которой и самой претило долгое молчание. — Когда-то они помогли нам, а сегодня алаверды, надо честь знать.

— Маленькая, пожалуйста, а можно на нашем свидании командовать парадом буду я?

— У нас свидание? — зрачки Елизаветы удивленно расширяются. Впервые за три с лишним года Космос назвал их отлучки из дома «свиданиями» (это слово просто не прижилось в их обиходе), но время диктовало и то, что им всё чаще становилось мало друг друга. И незапланированная прогулка по недалеким от дома окрестностям пришлась весьма кстати. — Браво, солнце! На первом свидании с тобой нас уже стало как-то многовато…

— Считай, что я тебя пригласил, — до поэта-романтика с «чудным мгновением» Космосу Юрьевичу, как до китайской границы, и в их случае не поймешь, на какой слог в слове «чудное» ставить ударение, — у всех какие-то напряги, а здесь зелено…

— А пиджак пусть плавает?

— Хрен бы с ним…

Свидание с собственным мужем! Смешно, но с Холмогоровым всегда каждый день веселее предыдущего. А уж с его уменьшенной копией, мысль о которой согревала всё больше… Осенью они узнают, на кого же она похожа, и как смешно хмурит крохотные бровки и миниатюрный нос, а пока оставалось верить, что происходящее вокруг никогда не изменит погоды в их космической вселенной.

— Космос…

— Я!

— Не придуривайся!

— У меня же талант…

— Демонический!

— Не-а, драматический…

— Ладно, сказать мне дашь?

— Орбита слушает!

— Ты заметил, всё идёт по-другому, даже не так, как два года назад. Я не нагнетаю, просто… — Лиза лишь обрадуется, если её слова окажутся небылью. — Кос, наш друг Сашка никогда бы не сказал бы нам, кто я, и кому обязана многим! А Саша Белый припомнил то, что меня касается в последнюю очередь. Что ему важно? Власть? Деньги? Лопатами гребёт, мало, так напомнить, как было? Всем? А я помню…

— Лизок, чего ты, ну? Взгрустнулось опять? — посмотреть в зеркало, чтобы увидеть там свой восемьдесят девятый год, Космосу без надобности. Потому что там была безнадежность, как самолет, разделивший облака его жизни на две большие разницы. Худо ли ему от того, что сотворено? Космос не лгал себе, когда отвечает себе однозначное «нет». Иначе нельзя. И поздно дураку Богу молиться. — Скажу тебе одно, родная, мы туда не хотим оба. Я не хочу, ты не хочешь. Твой братец, поверь мне, тоже…

— Ладно, давай без бунтов, — с детства Холмогорова знает, что пагубно только одно — безвольно опускать руки, впадая в уныние. — Наверное, ты прав, домой хочу. Одиннадцатый час, небо к ночи…

— Не расстраивайся, алмазная, — угли потухли раньше, чем спичка успела разгореться, — всё, чтоб ты знала, решаемо.

— Пойдем, решатель, — внушать опасения Космосу — не самая лучшая идея, — завтра всем так и скажу, что тебя украла! А остальным — люблю, целую, пока…

— Наконец-то, а то всё сам, не меня…

— Моя очередь…

Небо грело ласково. Вопреки всему…

Комментарий к 91-й. Приветливое небо

Подарочный пост из группы авторов (❤❤❤), которые вместе со мной переживают вечную историю Космоса и Лизы (и Пчёлы, куда без рыжего):

https://vk.com/wall-171741949_43

Загрузка...