Недосягаемая

Глава 18

Лидия устала, так устала, что каждый толчок или встряска такси по дороге домой из Эйвон-Хауса были подобны удару кинжала. Она так устала, что ее раздражала даже заботливость Розы.

— Как только приедем домой, мэм, лучше всего сразу отправиться в постель, — настоятельно советовала Роза, а Лидия из-за того, что жаждала отдыха каждым больным мускулом, должна была возразить, несмотря на жестокую усталость.

— Это мы еще посмотрим. Я могу понадобиться маэстро.

Роза промолчала, и Лидия почувствовала ее неодобрение. Ей слишком хорошо было известно, с каким осуждением Роза относится к Ивану и к его бесконечным претензиям, лишавшим ее последних сил. Обычно это забавляло Лидию, она понимала, что причина кроется в преданности Розы, но сейчас, из детского каприза усталого ребенка, она сказала себе, что не потерпит диктата и тирании. Роза всего лишь прислуга, ей не следует навязывать свою волю хозяйке.

Они ехали молча и, казалось, до бесконечности долго по извилистым тропкам, которые были самым коротким путем из Эйвон-Хауса в Фэрхерст. А потом совершенно внезапно раздражение Лидии прошло. Милая Роза! Как все-таки приятно, когда за тобой ухаживают, как за маленьким ребенком. В глубине души Роза была вечной няней, в ней жила постоянная потребность пестовать и заботиться о ком-то и при этом не только делать все за своего питомца, но и думать за него.

— Мы почти уже дома, Роза, спасибо, что ты съездила со мной.

Лидия заговорила, чтобы нарушить тишину и рассеять атмосферу неодобрения, исходившую от Розы. В голосе Лидии прозвучала теплота, которая всегда выручала ее, если дело касалось Розы, и сейчас это сработало как по волшебству. Роза поправила плед, борясь с воображаемыми сквозняками, и Лидия поняла, что все хорошо.

— Придется помассировать вас сегодня вечером, — нехотя заговорила Роза, — а то завтра вы будете ни на что негодны.

Лидия милостиво приняла оливковую ветвь.

— Спасибо, Роза. Это как раз то, что нужно.

Такси подъехало к дверям, Роза вышла из машины, чтобы резким звонком оповестить остальных горничных. Они пересадили Лидию в кресло и привезли в холл.

— Где все? — поинтересовалась Лидия.

— На веранде, пьют чай, мэм. Мистер Филип и мисс Йёргенсен вернулись минут двадцать назад, а маэстро приехал вскоре после второго завтрака, мэм. Он очень расстроился, когда услышал, куда вы уехали.

Лидия позволила отвезти себя в спальню, но, когда Роза оставила ее у туалетного столика, а сама пошла разбирать постель, твердо заявила:

— Чай я буду пить на веранде.

Руки Розы, разглаживавшие отороченные кружевом льняные простыни, опустились.

— Позвольте им прийти к вам. Лидия покачала головой:

— Я выпью чай с ними. И вот еще что, Роза, дай мне мои капли.

В первую секунду ей показалось, что Роза откажется. Капли были выписаны только на особый случай, при крайней необходимости. Служанка замешкалась, затем не говоря ни слова прошла по комнате. Лидия почувствовала, как теряет терпение. Если бы только люди выполняли ее просьбы и не поднимали при этом шум по поводу того, что ей полезно, а что нет! Какое все это имеет значение? Что вообще имеет какое-нибудь значение, кроме трудностей и проблем, которые предстояло решить сейчас, в этот самый момент? Никто из увидевших Лидию пятнадцать минут спустя, когда она появилась на веранде, не смог бы догадаться о том беспокойстве и дурных предчувствиях, которые овладели ею. Она окинула присутствующих быстрым оценивающим взглядом, а потом привычно улыбнулась и поздоровалась ровным, невозмутимым голосом. Иван, вытянувшийся в кресле, тут же вскочил:

— Лидия, дорогая, я не знал, что ты вернулась.

— Мне жаль, что я не встретила тебя, когда ты приехал домой, — сказала Лидия, подставляя лицо для поцелуя. — Тебе уже сообщили новость?

— Об Элизабет?

— Да.

— Как она?

— Очень больна. Я беспокоюсь за нее.

— Мне жаль, — сказал Иван.

Лидия повернулась к остальным — Филип стоял довольно напряженно возле чайного стола, Тайра рядом с ним. Они держались за руки, и один взгляд, брошенный на их лица, сказал Лидии правду. Затем Иван широко взмахнул рукой и воскликнул высоким, слегка ломким голосом:

— Здесь тоже есть новость для тебя, дорогая, но хорошая новость. Филип и Тайра поженились. Тайно, быстро, не сказав никому ни слова, поженились.

«Слава Богу, что он так это воспринял», — подумала Лидия, протягивая руки к сыну и невестке. Как бы ей хотелось услышать от них это известие в отсутствие Ивана! Но Иван вел себя превосходно! Когда они сели за чайный стол, она все время ощущала легкую резковатость его тона и то, что временами его смех и несколько заумная болтовня с молодой парой звучали фальшиво. Но внешне он играл роль удивленного, но благодушного отца семейства с тем пылом, который свидетельствовал если ни о чем другом, то хотя бы о его доброжелательности.

— Где Кристин? — спросила Лидия, когда на секунду стих взволнованный разговор и за экстравагантным комплиментом Ивана в адрес невесты последовала тишина, смешанная с чувством неловкости.

— Она оставила нас у входа в церковь, — ответил Филип. — Мне кажется, сестра решила, что мы хотим побыть вдвоем.

— А это, конечно, так и было, — вмешался Иван.

— Мы были бы рады компании Кристин в любом случае, — серьезно ответил Филип. — Она заторопилась прочь, я думал, что, возможно, она поехала прямо домой. Как бы там ни было, я жду, что она вернется до нашего отъезда. Я заказал такси на пять.

— Такси? — переспросила Лидия.

Филип объяснил свои планы на медовый месяц. Лидия не была уверена, но ей показалось, что она увидела выражение легкого облегчения на лице Ивана. Несколько минут Лидии удалось побыть с Филипом наедине, когда Тайра попросила Ивана отобрать для нее ноты музыкальных произведений, которые она могла бы увезти с собой.

— Понравится ли это Филипу или нет, но я собираюсь ему играть, — с озорством сообщила она. — Ему предстоит многое узнать о музыке.

— Предоставьте выбор мне! — воскликнул Иван. — Я знаю все составляющие любовного зелья.

Они ушли вместе, и Лидия поняла, что Тайра с присущей ей изумительной деликатностью подстроила так, чтобы дать Лидии возможность остаться с сыном вдвоем.

— Ты счастлив, дорогой? — спросила она.

— Очень, — ответил Филип. — Ты знаешь, ма, спасиботебе за все.

— Я не многое сумела сделать. Филип поднялся и обнял ее за плечи.

— Единственное, о чем я сожалею, что ты не была на моей свадьбе, — я думал о тебе.

От простой искренности этих слов у Лидии защипало в глазах.

— Храни тебя Господь, дорогой. Я буду молиться за тебя. У Тайры будет хороший муж.

— Если так, то это только благодаря тебе. Все, что во мне хорошего, я получил от тебя.

— О, мой дорогой! — Лидия сказала бы больше, только слезы слишком близко подступили к горлу, чтобы говорить. Она притянула к себе голову Филипа и поцеловала его в щеку. С легким уколом она вспомнила о его рождении. Как она была тогда взволнована, что у нее сын!

— Маленький смешной попрошайка, — сказал Иван несколько дней спустя, ткнув младенца, лежащего рядом с матерью, — интересно, что он будет играть, когда подрастет?

— Это мой сын, он не будет музыкантом, — ответила Лидия.

Ей хотелось подразнить Ивана, но она оказалась близка к истине, сама того не подозревая.

— Я ревную к нему! — Иван порывисто и властно схватил ее на руки.

Филип, словно чувствуя, что им пренебрегли, проснулся и начал плакать, но Иван отказался отпустить жену, закрыв ей рот поцелуем, когда она молила о свободе.

— Иван, наш крошка! — струдом выговорила Лидия.

— Кто для тебя важнее? — спросил он. — Быстро говори, или я не отпущу тебя.

— Ты, конечно ты, — ответила Лидия, и только тогда он выпустил ее, чтобы она могла заняться разозленным Филипом.

Да, Иван был важнее тогда и потом, тем не менее она знала, что он всегда ревновал к сыну.

Когда горничная объявила, что прибыло такси, Иван легко вскочил на ноги, чтобы проводить Филипа и Тайру, в последний момент театральным жестом опустошил вазу с розами и сложил цветы к ногам Тайры.

— Они понадобятся вам в гостинице, — сказал он. — Кроме того, номер новобрачной по традиции должен быть беседкой из роз.

Он поднес к губам руку Тайры, похлопал Филипа по плечу и махал им вслед, пока они отъезжали, высоко подняв над головой руку, и заходящее вечернее солнце вспыхивало на его огненных волосах.

«Ему хорошо это удается», — подумала Лидия, но она знала, что он рад их отъезду. С легким вздохом Лидия вернулась впереди него в гостиную. Развернув кресло, она поняла, что теперь, когда аудитория исчезла, настроение его переменится и приподнятая восторженность, которую он так умело изображал, постепенно угаснет. Она почувствовала, как вновь подступает ноющая усталость, мучившая ее до приезда домой, и, прежде чем Иван успел заговорить, произнесла:

— Если ты не возражаешь, я хотела бы прилечь. Вы с Кристин можете прийти с подносами в мою комнату или пообедать сами, как хотите. Я просто немного устала, до Эйвон-Хауса путь не близкий.

— Будь я здесь, то не отпустил бы тебя, — сказал Иван.

— Но я все равно должна была поехать, — мягко возразила Лидия. — Мне не хотелось говорить слишком много в присутствии детей, но Элизабет в самом деле плоха. Даже старшая медсестра обеспокоена. Они, конечно, поднимут ее на ноги, ведь современные средства просто чудодейственны. Но все равно всем нам придется поволноваться.

— Да, конечно, — мрачно проговорил Иван, но Лидии показалось, что он ее не слушает, а занят собственными мыслями.

«Мне сейчас не вынести сцены, — подумала она. — Мне нужно лечь, я должна отправиться в кровать». И все же не спешила оставить его. Она чувствовала, что он нуждается в ней, а чутье никогда ее не подводило. Иван прошелся по комнате и вернулся обратно.

— Ты что-нибудь знала об этом? — спросил он. Она сразу поняла, что он имеет в виду.

— О Тайре и Филипе? — спросила она. — Я знала, что они нравятся друг другу, и по этой причине Тайра захотела уехать. Ей казалось, что любовь может помешать ее карьере.

— Это была единственная причина? Лидия ответила ему не колеблясь:

— Полагаю, тебе известно, она хочет добиться успеха в музыке, чтобы обеспечить родителей. Филип возражает, чтобы его жена занималась карьерой, и поначалу казалось, что противоречивые желания заведут их в тупик. Но Тайра вспомнила, что скоро, возможно совсем скоро, Филипу придется вернуться на свой корабль на военную службу. Она сдалась, и так как они оба чувствовали, что время быстротечно, то решили пожениться немедленно и заранее никому ничего не сообщать. Ведь очевидно, что так все прошло более тихо и спокойно.

Иван не поверил ей, Лидии было ясно. У него сложилось собственное мнение, почему бракосочетание прошло в такой тайне, и, как она догадалась, он пытался вынудить ее обвинить его.

— Трудно думать о Филипе как о женатом человеке, — сказала Лидия. — Но Тайра милое дитя. Подобно многим иностранкам, она гораздо более чувствительна, чем можно было ожидать от девушки ее возраста. Она будет хорошей женой Филипу, и они будут счастливы.

Иван промолчал. Он повернулся к ней спиной и забарабанил пальцами по оконному стеклу. После длинной паузы произнес:

— Ты хотела прилечь, и скажи Розе, чтобы она позвала меня, когда ты будешь готова.

Его что-то терзало, но Лидия не могла ему помочь. Она слишком хорошо знала, что скрывается под его беспокойным метанием и нервозным движением рук.

Лидия направила кресло из комнаты и, выехав из двери, обнаружила, как и ожидала, Розу, которая беспокойно вышагивала по холлу, подстерегая хозяйку. При виде Лидии лицо Розы просветлело, но она все равно, как всегда скрипуче заворчала, пресекая возражения.

— Я уж думала, вы никогда не появитесь. Завтра вам будет так плохо, что придется вызывать доктора.

— Возможно, завтра мне снова придется съездить к Элизабет, — ответила Лидия. — Старшая медсестра обещала позвонить мне после обеда.

— Если вы задумали убить себя, то правильно взялись за дело, — едко заметила Роза, но руки ее были по-прежнему нежны, когда она помогала хозяйке раздеться.

Для Лидии было настоящим блаженством откинуться на мягкие подушки, почувствовать, как расслабилось ее усталое тело и тупая головная боль начала затухать. «Я могла бы заснуть, если бы была одна», — подумала Лидия, но она знала, что пройдет еще много времени, прежде чем она сможет надеяться на сон.

— Скажи мистеру Разумовскому, что я готова поговорить с ним, — попросила она Розу. — А когда вернется мисс Кристин, я бы хотела немедленно ее увидеть.

Роза вышла из комнаты, и Лидия на секунду закрыла глаза, думая не о себе, а об Элизабет. Сумеет ли Лоренс Грейнджер найти Ангуса и как скоро тот приедет? Лидия ничего не сказала Артуру о телеграмме, которую послала, и о желании Элизабет видеть Ангуса Маклауда. Артур волновался из-за жены, но не слишком. Всех врачей и медсестер он считал несведущими дураками и повторял это бессчетное количество раз во время второго завтрака. В то же время у Лидии создалось впечатление, будто по-настоящему его удивил только тот факт, что Элизабет вообще заболела. Он всегда следил за собой, понимая, насколько он старше своей жены, и тот факт, что Элизабет заболела тогда, когда он чувствовал себя превосходно, показался ему совершенно несообразным. Артуру еще предстояло свыкнуться с этой мыслью со свойственной ему медлительностью.

— Раньше она никогда не болела, — повторил он несколько раз. — Должно быть, она была совершенно измотана, раз такой пустяк свалил ее с ног. Не могу понять, как эти доктора позволили ей дойти до такого состояния. Впрочем, я всегда считал их никчемными дураками. Вот когда я был мальчишкой…

Он пустился в длинные скучные воспоминания о деревенском враче, который навещал своих пациентов, а Лидия удивилась про себя, как Элизабет выдерживала подобные разговоры с таким долготерпением.

Какой же зануда этот Артур Эйвон! Стопроцентный. Он был занудой, подобно многим престарелым представителям своего поколения и класса. Во-первых, они не отличались образованностью, полагая, что учение не стоит усилий, после того как частная школа осталась позади. Они читали «Тайме» от корки до корки и время от времени пролистывали чью-нибудь биографию или мемуары какого-нибудь спортсмена. В остальном они были несведущи, и их невежество было еще полнее оттого, что они презирали все, чего не знали. Они плохо разбирались в истории и еще меньше в географии. Мир состоял для них из их собственных поместий, собственной политической партии, собственного класса или компании людей, с которыми они выросли. Такие мужчины были продуктом поколения, которое породило в качестве величайших примеров своего путаного невосприимчивого мышления премьер-министров, повелевавших в Англии между войнами — Стэнли Болдуина, Рамсея Макдональда, Невилла Чемберлена.

Слушая, как бубнит Артур Эйвон, Лидия понимала, что у него не может быть ничего общего не только с более молодым поколением, но и с прогрессом, достигнутым цивилизованным человечеством в последнее столетие. Миру не хватало жизненных сил, энергии, лидерства — всего того, что могло бы оживить народы, уставшие от военной катастрофы и от нервного напряжения. Какую помощь можно было ожидать от Артура Эйвона и ему подобных? Бескровные, лишенные чувств и воображения, они не принадлежали ни к мужественным пиратам, пионерам и благородным вожакам прошлого, сделавшим из Британии великую империю, ни к сильным демократическим силам, стремящимся проявить себя на благо грядущих поколений.

«Как была бы мне ненавистна роль жены Артура», — подумала Лидия. Иван со всеми его недостатками, со всеми неприятностями, которые он ей порою доставлял, по крайней мере оправдывал свое существование — после него останется какое-то наследие будущему. Он был созидателем, а еще он был в любых обстоятельствах, если судить о нем как о музыканте или как о человеке, — живым. В Артуре же, бубнившем посреди своего огромного дома, было что-то напоминавшее Лидии музейный экспонат. «Я тоже старею, — сказала она себе, — но никогда не стану такой, как он, и никогда не позволю себе отделиться от жизни или уйти от реальности».

Когда завтрак подошел к концу, она с облегчением покинула столовую и отправилась на поиски старшей медсестры. Она себя гораздо лучше чувствовала с этой тихой пожилой женщиной, не намного моложе Артура, но от которой, казалось, исходит сила и деловитая уверенность. «Артур очень старый, дряхлый душой человек», — подумала Лидия, размышляя над тем, что ее сестре готовит будущее. По крайней мере, Элизабет узнала, что такое любовь, нашла то, ради чего стоило жить на свете, но только сразу же была вынуждена от него отказаться и жить в этом мавзолее, в этой могильной атмосфере, рядом с человеком, к которому вряд ли можно было что-то чувствовать, кроме уважения и привязанности, какую обычно дети испытывают к добрым родителям. «Бедная Элизабет!»

Лидия вздохнула, открыла глаза и увидела, что в комнату входит Иван. Поддавшись порыву, не думая, почему так поступает, она протянула к нему руки. Иван помедлил секунду, и она поняла, что ему не хочется, чтобы она дотрагивалась до него, — так ребенок, которого обидели, стремится спрятать свою обиду. Затем он быстро подошел к ней. Она обняла Ивана за шею и притянула к себе его голову. Сначала он не отреагировал, затем нежно поцеловал ее, но она все равно не отпускала его и наконец почувствовала, что он обнял ее.

Слова были не нужны. Он крепко обнимал ее, и от его близости у нее родилось знакомое чувство удивления и счастья. Он принадлежал ей — этот блестящий мужчина, так не похожий на всю остальную серую братию. Она прижалась к нему губами, полностью отдаваясь поцелую. Лидия знала, что в такие моменты Иван сознает: она выражает свое сочувствие и понимание и желание помочь ему. Не говоря ни слова, он показал ей, что обижен, несчастлив и не уверен в себе, а это был ее ответ.

Немного погодя они отстранились друг от друга. Иван протянул руку, подвинул стул и с мрачным видом сел рядом с ней, ничего не говоря, избегая глядеть ей в глаза.

— Ты должен назначить какую-то сумму Филипу, — тихо сказала Лидия и поняла по тому, как внезапно напряглись его пальцы под ее рукой, что он удивлен.

— Я не думал об этом.

— Филип женатый человек, ему нужно содержать жену, и было бы ошибкой позволить ему делать это на карманные деньги.

— А если я не дам ему ничего? — Иван, как ребенок, играл мыслью о мести.

— Тогда им придется жить на его жалованье. Но ты ведь дашь ему деньги?

— Дам, конечно.

Иван поднялся — как хорошо Лидия знала эти резкие движения, свидетельствовавшие, что он взволнован! Он прошелся по комнате и вернулся назад.

— Они очень любят друг друга, — сказала она больше себе, чем Ивану.

Он постоял неподвижно в ногах ее кровати.

— Любовь! — Он выразительно взмахнул рукой. — Любовь! Что это? Что она означает? Что вообще называется любовью? Я искал ее, пытался понять. Что она такое, где она?

— Ее нельзя поймать или подстрелить, — слегка насмешливо ответила Лидия.

— В таком случае что же это?

— Это единственное, что имеет значение, смысл всего нашего существования, — мягко проговорила Лидия.

— А когда мужчина и женщина стареют, — спросил он, — что тогда? Что происходит с этой любовью, о которой ты знаешь так много?

Лидия поняла, что он имеет в виду. Именно этот вопрос он хотел задать, вопрос, который изводил и мучил его: «Когда я буду старым, слишком старым, чтобы любить, что тогда?»

«Если бы только я так не устала, — думала Лидия, — если бы я могла выразить то, что чувствую, могла заставить его понять, что у него так много всего, что опыт дороже возраста».

Она подумала об Артуре, высохшем, поблекшем и вялом. Иван никогда таким не будет, никогда не превратится в такого, в нем навсегда останется огонь и искрометность, даже если он доживет до ста. Но как заставить его понять это, как сказать ему, что будущее ничем не хуже настоящего? Каждый период жизни несет с собой собственные проблемы, собственные трудности, и только те, кто не может смириться с быстротечностью времени, страдают. Иван напоминал ей профессиональную красотку, которая думает только о своей внешности и полагает, что если привлекательность ушла, то и все остальное уходит тоже.

Лидия понимала, что Иван ждет. Она ответила ему словами, которые невольно сорвались у нее с губ:

— В твоем случае у тебя останется твоя музыка.

— Без вдохновения?

— Оно у тебя тоже будет. Что тебя вдохновляет? Собственное воображение. То, что никогда не умирает, и то, что никогда нельзя поймать или достигнуть, и ты обречен на вечные его поиски.

Он понял, но какая-то испорченность не позволяла ему признать истину в ее словах.

— Очаровательный взгляд на вещи! Спасибо, дорогая, меня очень утешило, что я могу прибегнуть к моему воображению как любой грязный старикашка, пристрастившийся к порнографии, когда он слишком стар для чего-то другого.

Лидия не обиделась, она понимала, что Иван язвит из желания скрыть собственную беззащитность. Он повернулся к двери. В этот момент вошла Кристин. Лидия с облегчением обратилась к дочери:

— Здравствуй, дорогая! А мы уже думаем, куда ты подевалась? Филип и Тайра хотели повидать тебя, но не дождались, поэтому посылают тебе свою любовь.

Кристин не ответила. Казалось, она не слышит слов матери. Она стояла, держась за дверную ручку, и смотрела на Ивана. Выражение ее лица было таким напряженным и горестным, что даже он догадался: что-то неладно.

— Так что?

Он встретился с ней взглядом. Между отцом и дочерью пробежал яростный, все пронизывающий разряд, давно подавляемая ожесточенная враждебность вырвалась на поверхность и проявила себя. Кристин подняла руку и стянула шляпу резким жестом, который напомнил Лидии то, как вынимают меч из ножен.

— Кристин! — резко позвала она, пытаясь привлечь внимание дочери.

Наступившая тишина несла в себе что-то зловещее и опасное. Наконец Кристин заговорила:

— Я могу сказать тебе только одно, — обратилась она к Ивану, словно в комнате больше никого не было. — Надеюсь, это последнее, что ты от меня услышишь, так как больше мы не увидимся, а если это и случится, то не по моей вине. Так вот: я ненавижу тебя, я презираю тебя и я стыжусь быть твоей дочерью!