ГЛАВА ВТОРАЯ

Джасина бросилась вниз по лестнице. Слуги собрались в Большом зале, чтобы поприветствовать нового хозяина замка. Джасина увидела отца и подошла к нему. Доктор посмотрел на дочь, улыбнулся, но взгляд его выдавал тревогу.

Как поведут себя люди, когда увидят слепого графа?

Огромная парадная дверь была открыта. Дворецкий Джаррольд стоял на верхней ступени широкой лестницы, которая спускалась к подъездной дороге. Он первым встретит молодого графа. Дворецкий стоял навытяжку, как того требовал этикет.

Экипаж остановился. Лошади рыли копытами землю и грызли удила. Они знали, что дорога закончилась, и с нетерпением ждали отправки в стойла, где их накормят давленым овсом и мягким сеном.

Лакей, одетый в ливрею геральдических цветов Рувенов — насыщенный красно-коричневый и черный, — подошел к дверце коляски.

Первым вышел камердинер графа. Сойдя с откидной подножки, он повернулся и замер в ожидании.

Из глубины коляски появилась и взялась за дверцу рука. Одним проворным движением граф оказался на подножке и распрямился во весь рост. Хьюго Рувен держался так твердо и уверенно, что почти никто не заметил, как он протянул правую руку камердинеру. Тот помог его светлости сойти с подножки и отпустил его ладонь.

С высоко поднятой головой граф зашагал к лестнице замка.

У Джасины замерло сердце. Хьюго не был таким смуглым и худым, каким она видела его последний раз, но наклон головы и твердая поступь остались прежними.

Дворецкий торопливо спустился с лестницы, как раз когда граф достиг ее подножия.

— Первая ступенька, милорд, — шепнул он. Лоб графа на миг пересекла складка, и невидящие глаза как будто потемнели. Но какая бы мысль ни скрывалась за этим, Хьюго ее не озвучил.

— Спасибо, Джаррольд, — сказал он. — Вы ведь Джаррольд, не так ли?

Дворецкий раздулся от важности.

— Да, да, милорд. Я дворецкий Джаррольд, сэр. В Большом зале собрались все слуги, они хотят поприветствовать вас, сэр.

— Хорошо. Тогда напомни, Джаррольд: сколько передо мной ступеней?

— Всего пять, милорд.

— Благодарю, — сказал граф.

Он уверенно поднялся по ступенькам и прошел в Большой зал.

В толпе слуг возникло волнение. Молодые горничные, которые появились в замке после отъезда Хьюго в Индию, раскрыли рты, завидев графа. Он был высоким и широким в плечах. Его черты отличались гордостью, даже надменностью; твердый подбородок выдавал человека, который умеет держать страсти в узде. Его лоб хмурился, а в углах полных губ таилась саркастическая улыбка.

Взгляд черных и ясных, но слепых глаз приводил в замешательство.

Джасина подумала, как, должно быть, утомила графа долгая дорога на север. Тем не менее он был очень любезен, приветствуя встречавших его слуг. Джаррольд шел рядом и подсказывал его светлости, кто перед ним. Граф склонял голову и каждому говорил несколько слов.

Кухарка надела чистый фартук. Ее круглое румяное лицо просияло, когда Хьюго спросил, по-прежнему ли она готовит так же восхитительно, как ему помнится.

Граф приближался к концу ряда. Теперь он был совсем близко к Джасине. Девушка разглядела усталые складки на его лице. Кроме того, она впервые увидела шрам, пересекавший его лоб. Наверное, именно это ранение сделало графа слепым.

За кухаркой стояла Нэнси. Когда граф приблизился, она, повинуясь импульсу, протянула руку, словно хотела прикоснуться к нему и увериться, что он настоящий. Граф как будто уловил это движение и перехватил руку.

— Нэнси, милорд, — сказал Джаррольд, осуждающе покосившись на служанку. Та преступила границы дозволенного.

— Что? Та самая маленькая шалунья, которая помогала Саре в детской и мыла мне голову в маленькой ванночке у камина? — спросил Хьюго, подняв бровь.

— Ах да, сэр, это я! — радостно воскликнула Нэнси. Граф ее вспомнил! — Только я уже не маленькая, вы бы меня не узнали, если б увидели...

В толпе едва слышно ахнули. Нэнси смущенно смолкла, осознав, что наделала.

Граф бросил ее руку. Только Джасина заметила, как слегка передернулось его лицо.

— Терпи, — едва слышно пробормотал граф.

Джасина знала, что он обращается к себе, а не к Нэнси.

Джаррольд подал Нэнси негодующий знак убираться вон. Девушка закрыла лицо фартуком и побежала в кухню. Поскольку она стояла в конце ряда, остальные слуги решили, что им тоже пора уходить, и поспешили за ней. Им не терпелось отойти подальше и обсудить события последних минут.

— Милорд, — тихо произнес Джаррольд, — я сурово отчитаю Нэнси...

— Джаррольд, — устало проговорил граф, — не нужно никаких взысканий.

Джасина понимала, о чем думает граф. В будущем его наверняка ждет множество подобных ляпов. Джаррольд подобрался.

— Как угодно, милорд. А теперь мне остается представить вам доктора Карлтона и его дочь.

— Позвольте пожать вам руку, доктор Карлтон, — сказал граф. — Оставим церемонии. Дед много рассказывал о вас в письмах. Вы были добросовестным врачом и верным его другом. По-моему, вы даже в карты его обыгрывали!

— Не так часто, как он обыгрывал меня, — улыбнулся доктор. — Это был выдающийся джентльмен, и мне его очень не хватает.

— Я бы с радостью побеседовал с вами подробнее, — сказал граф. — Но прежде хочу сменить этот дорожный наряд.

— Мы можем прийти в следующий раз, когда вам будет удобно, — сказал доктор.

— О нет, я хотел предложить, чтобы вы остались и выпили со мной чего-нибудь. Если вы не против немного подождать, я переоденусь и зайду поздороваться с Сарой. Она очень расстроится, если этого не сделать. Но я вас не задержу.

— Мы можем подождать в библиотеке, — сказал доктор.

Джасина стояла рядом, глядя в пол. Джаррольд по всем правилам отметил ее присутствие, но после этого они с отцом как будто забыли, что девушка рядом. Ей начало казаться, что она для них и вовсе не существует, как вдруг услышала свое имя.

— Позвольте представить мою дочь Джасину, — сказал доктор.

Подняв глаза, Джасина заметила, что граф повернулся вправо от ее отца, а не влево, где она стояла.

— Милорд, — быстро сказала она.

Граф Хьюго повернул голову в ее сторону. Девушка присела в реверансе. Может, граф и не видит ее, но наверняка услышит, как шуршит по полу ее муслиновая юбка. На миг Джасине показалось, что губы Хьюго тронула слабая улыбка. Но она не могла сказать наверняка, ибо в следующую секунду граф протянул к ней руку и девушка несмело коснулась ее. Хьюго сжал тонкие девичьи пальчики, и те исчезли в широких мужских ладонях. Кровь прихлынула к ее лицу.

— Джасина, — пробормотал он. — Необычное имя. Не думаю, что слышал его раньше.

— Так звали мою мать, милорд, — сказала Джасина, сердце которой захлестнуло разочарование. Он помнил кухарку, он помнил Нэнси, а ее ни капельки не помнил!

Граф склонился над рукой Джасины, потом вновь повернулся к ее отцу.

— Встретимся в библиотеке через полчаса, — сказал он. — Надеюсь, вы найдете, чем занять себя. Что вам заказать?

— Мы дождемся вас, — улыбнулся доктор.

Джаррольд подал знак камердинеру, который ждал поодаль. Тот подошел ближе. Граф уже порядком устал и с благодарностью оперся о плечо слуги. Камердинер подвел хозяина к главной лестнице, и они стали вдвоем подниматься по ступенькам.

— Пойдем, Джасина, — сказал доктор.

Отец и дочь удалились в библиотеку.


Через час доктор и граф уютно устроились в глубоких креслах с высокими спинками по обе стороны потухшего камина. Был сентябрь, погода стояла довольно теплая.

Горничная принесла Джасине чай и печенье. Граф велел достать из погреба бутылку редкого шотландского виски и предложил доктору выпить стаканчик с ним за компанию.

— Ну что вы, — рассмеялся тот, — мне нужно закончить обход пациентов.

— Неужели вы не выпьете со мной за деда? — лукаво увещевал граф.

— Ах, тут я не устою, — сказал доктор. Они с графом подняли бокалы и выпили.

Джасина расположилась на подоконнике, сложив руки на коленях. Солнце пригревало ей затылок. Девушка знала, что граф ее не видит, но скромность и такт все равно не позволяли ей рассматривать его. Она лишь украдкой бросала на Хьюго редкие взгляды.

Граф переоделся в темно-зеленый бархатный камзол и белую шелковую рубашку. Одна его рука свободно свисала с подлокотника. В другой покоился хрустальный бокал с виски.

«Как глупо, — подумала Джасина. — С чего я взяла, будто граф должен меня помнить?» Даже если бы он мог ее видеть, то вряд ли узнал бы. Она была восьмилетней девочкой, когда они встретились, а теперь — молодая женщина, ей восемнадцать. Кроме того, за десять лет в Индии он пережил столько приключений, что спасение какой-то там шляпки превратилось в бледный, незначительный эпизод.

Она же, напротив, провела все эти годы в окрестностях Рувена, где легко могла узнавать последние новости о Хьюго и его подвигах.

Хьюго Рувен был для нее героем детства. Никто из местных молодых кавалеров не выдерживал сравнения с ним. С шестнадцати лет Джасина привлекала внимание многих джентльменов, но ни один ее не заинтересовал.

Отец смеялся и называл дочь неприступной юной леди.

В десять лет Джасина потеряла мать, и это наложило отпечаток серьезности на ее характер. Помогая отцу в кабинете принимать больных, сопровождая его на обходах и воочию наблюдая людские тяготы, девушка научилась обуздывать легкомысленные порывы молодости.

В то же время она обладала чувством юмора и весьма приятной внешностью. Рыжевато-золотистые волосы немного потемнели, но по-прежнему излучали сияние. А неотразимая улыбка покоряла сердца многих потенциальных женихов.

Но все это нисколько не утешало девушку теперь, когда она вновь оказалась рядом с Хьюго Рувеном.

Ее красота не играла никакой роли. Граф не мог этого оценить. Ее улыбка, зеленые глаза, полупрозрачная кожа — наследие матери-шотландки — пропадали зря.

Даже если бы он мог видеть ее, даже если бы она завладела его вниманием, что бы из этого вышло? Она всего-навсего дочь сельского врача, а он граф.

Кроме того, Хьюго обещал жениться на другой девушке.

Каждый раз, когда Джасина думала о Фелиции Делиль, ее воображение рисовало нечто ослепительно экзотичное. Фелиция была француженкой. Она была сиротой. Она провела жизнь за границей. Она перенесла трагическую потерю жениха. Фелиция глубоко проникалась чужими письмами и, по-видимому, настолько романтично писала свои, что мужчина, который ее ни разу не видел, сделал ей предложение. Она будто сошла со страниц увлекательного романа!

Джасина вздохнула. Она не имеет никакого права томиться по графу. Ей позволительно лишь поглядывать на него издалека. От этой мысли Джасина почувствовала себя котенком, который спрятался под стулом и украдкой смотрит на короля.

— Джасина, Джасина, ты замечталась?

Девушка вздрогнула, услышав собственное имя.

— Прости, папа. Солнце так пригревает, что мне захотелось спать.

— Я сказал графу, что ты — моя маленькая помощница, — сказал доктор.

— Я рада, что могу быть ею, — просто ответила Джасина.

Доктор вновь повернулся к графу.

— Большинство молодых женщин не выдержали бы того, что иногда приходится видеть на моих обходах. Только не моя дочь!

Граф спокойно слушал.

— Вам с ней очень повезло.

— Она много ночей просиживала с вашим дедом, когда Сара уставала, а я не мог уделить ему время.

— Я искренне благодарен, — сказал граф. Он медленно повернул бокал в руке. — Скажите, мой дед очень страдал перед смертью?

— Рад уверить вас, что нет. Его сердце просто с каждым днем слабело. Он месяц пролежал в постели и умер во сне. — Доктор помолчал и продолжил: — Он так и не оправился после гибели вашего брата. Этот удар стал для него смертельным. Граф так хотел, чтобы вы вернулись.

— Увы, я не мог сразу же покинуть службу, — сказал граф. — В Индии начались серьезные беспорядки. Лорд Далхаузи восстановил против себя многих традиционалистов, когда взялся реформировать древний уклад общества.

Джасина вся обратилась в слух и, когда наступила пауза, решилась задать вопрос:

— Прошу прощения, папа, но кто такой лорд Далхаузи?

— Он был генерал-губернатором Индии, — сказал доктор.

Граф впервые повернулся на голос Джасины. Возможно, его удивило, что провинциальная юная леди проявляет интерес к политике.

У Джасины затрепетало сердце, когда она увидела, что граф обратил к ней лицо.

— Лорд Далхаузи ушел в отставку в пятьдесят шестом, — задумчиво произнес доктор Карлтон. — После этого волнения не улеглись?

Граф снова повернулся к доктору.

— Нет. Движение недовольных продолжало набирать ход. Потом, в мае этого года, вспыхнуло восстание. Бунтовщики из трех полков захватили Дели. Только к концу июня британцам удалось взять под контроль один из холмов рядом с городом.

Наступило молчание. Спустя какое-то время доктор заговорил.

— Полагаю, вы получили ранение именно в Дели? — мягко спросил он.

— Да, — сухо сказал граф и отпил из бокала виски. — Осада только началась. Рядом со мной взорвался снаряд, и осколок попал мне в лоб. В сознание я пришел уже слепым.

При этих словах глаза Джасины наполнились слезами.

— Каков прогноз специалистов? — спросил доктор.

— Лондонские врачи сказали, что, возможно, это случай так называемой «травматической слепоты».

Доктор Карлтон закивал.

— Это пришло мне на ум, когда вы описали происшедшее. Специалисты, несомненно, объяснили вам, что при повреждении такого рода зрение со временем может восстановиться.

Граф сухо усмехнулся.

— Какой мне от этого прок? Когда специалист говорит, что зрение может вернуться, это также означает, что оно может и не вернуться! Я отказываюсь жить ложными надеждами.

— Вам одному решать, как мириться с этим несчастьем, — осторожно сказал доктор.

— Да, именно несчастьем, — пробормотал граф. Он погрузился в размышления и немного погодя продолжил: — Я благодарен только, что дед умер до того, как это случилось.

— Это в самом деле к лучшему, — сказал доктор. — И конечно, он умер со счастливой мыслью, что вы женитесь на Фелиции Делиль.

— Ах да, Фелиция, — вздохнул граф.

Джасина выпрямилась, когда это имя сорвалось с губ Хьюго. Она жаждала узнать, что думает граф о женщине, которую должен взять в жены. Разве можно быть влюбленным в человека, которого никогда не видел?

Граф был задумчив.

— Вопрос, однако, не в том, хочу ли я жениться на Фелиции, а согласится ли теперь она выйти за меня замуж. Я уже не тот мужчина, предложение которого она принимала. Она не знает, что со мной случилось.

— Здесь я обязан вмешаться, — торопливо сказал доктор. — Она знает, что произошло.

Граф выглядел удивленным.

— Но как?.. Я еще не сообщал ей. Не знал, как преподнести эту новость. Я боялся, что ее здоровье слишком надломлено. Как вам известно, она потеряла первого жениха, моего брата, и после этого долго болела. Когда в феврале умер дед, она писала мне и я чувствовал, что она несчастна. С тех пор я не получал от нее вестей. Я не спешил ранить ей сердце еще одним горем, надеялся прежде поговорить с кем-то, кто может знать о ее теперешнем душевном состоянии, — с вами, например.

— Прошу прощения, если я превысил полномочия, — сказал доктор. — Я сообщил ей в июне, узнав о вашей травме. Мне уже приходилось писать ей как душеприказчику вашего деда.

Граф, раздумывавший над словами доктора, вздрогнул.

— Она упомянута в завещании, несмотря на то, что мы должны пожениться?

— Да, — сказал доктор. — Ваш дед посвятил меня в свои соображения по этому поводу. Быть может, вы захотите выслушать их от меня?

Граф кивнул. Он потянулся вперед, нащупал стол и осторожно поставил на него бокал. Затем он вновь откинулся на высокую спинку кресла и приготовился слушать.

— Ваш дед обрадовался, когда вы написали ему, что согласны жениться на Фелиции, — сказал доктор. — Он чрезвычайно тепло относился к девушке и хотел обеспечить ей будущее. Поместье Рувенов — заповедное имущество, не забывайте. Если вы женитесь на Фелиции и, не приведи Господи, умрете раньше ее, не оставив наследников, все имение перейдет кому-то из дальних родственников-мужчин. Поскольку отец не оставил Фелиции никаких денег, при таком развитии событий она останется практически ни с чем. Поэтому ваш дед завещал ей щедрую сумму, которую она получит в случае вашей смерти. И по закону она, конечно, сохранит титул графини.

— Понимаю, — сказал граф.

— В начале марта она очень вежливо ответила на мое письмо, — продолжал доктор. — Она оплакивала смерть старого графа и была искренне тронута его предусмотрительностью. В следующий раз я связался с ней только в июне, чтобы сообщить о вашем ранении.

Граф перебил доктора горьким смешком:

— И, узнав, как у меня обстоят дела, она не соизволила мне больше писать!

Джасина понурила голову. Если граф говорит таким тоном, это значит только одно: он влюблен в Фелицию Делиль.

Доктор тоже заметил реакцию графа.

— Я искренне верил, — мягко сказал он, — что мисс Делиль необходимо сообщить о том, что с вами произошло.

— Разумеется, разумеется, — сказал граф. Он снова взял в руки бокал и постукивал пальцами по хрусталю.

— А что до отсутствия писем, — продолжил доктор, — я бы не расценивал это как знак того, что мисс Делиль к вам переменилась. Вы же знаете, как тяжело доставлять корреспонденцию, когда в стране беспорядки.

— Это в самом деле было нелегко, — согласился граф.

— У меня с собой письмо, которое еще больше вас успокоит, — сказал доктор. — Прочесть его?

— Непременно, — отозвался граф.

В наступившей тишине доктор принялся ощупывать карманы камзола в поисках письма и пенсне. Джасина слышала лишь тиканье громадных позолоченных часов на мраморной каминной полке.

Несколько недель назад за завтраком девушка видела у отца письмо с иностранными марками, но доктор Карлтон — настолько щепетильным он был человеком — ничего не сказал о его содержании. Теперь Джасина с замиранием сердца ждала, пока отец наденет пенсне и начнет читать.


«Уважаемый доктор Карлтон!

Я пишу от имени своей клиентки, мадемуазель Фелиции Делиль.

Мадемуазель Делиль благодарит Вас за Ваше июньское письмо. Она приносит извинения, что не ответила раньше. Она также просит прощения, что не пишет Вам лично. Мадемуазель Делиль убита горем с тех пор, как узнала о несчастье, случившемся с ее женихом Хьюго. Насколько она понимает, Вы ожидаете его возвращения самое позднее в сентябре. Мадемуазель поручила мне уведомить Вас о ее намерении приехать в Англию в ноябре, чтобы быть рядом с графом Рувеном.

Ее чувства к нему не изменились».


Доктор снял пенсне и взглянул на графа.

— Подписано неким месье Филиппом Фронаром, нотариусом, — сказал он.

Граф поднял голову. Его черты были непроницаемы, голос не выдал ни единой эмоции.

— Похоже, у меня все-таки будет жена.

— И за это непременно следует выпить! — сказал доктор.

Граф поспешно улыбнулся.

— Вы правы. — Он повернул голову к сидящей на подоконнике Джасине. — Мисс Карлтон, не желаете к нам присоединиться?

— Я... у меня только чай, милорд.

— Уверен, чай нам прекрасно подойдет, — сказал граф.

Дрожащей рукой Джасина взяла фарфоровую чашку с подноса.

— За мою будущую жену, за Фелицию Делиль. — предложил тост граф.

— За вашу жену, — эхом отозвался доктор.

— За вашу жену, — тихо проговорила Джасина.

Она отпила чай. Он был холодным. Девушка поставила чашку и отвернулась к окну. Глаза Джасины затуманились, и она, досадуя, что позволила себе так расстроиться, часто заморгала, чтобы навернувшиеся слезы не скатились по щекам. Она не из тех девушек, у которых только амуры да вышивка в голове! Ей повезло больше других: отец часто допускал ее к своей работе. У нее была возможность по-настоящему приносить пользу.

«Джасина Карлтон, не будь дурочкой», — сказала она себе.

Девушка услышала, как граф поднялся с кресла и извинился. Его ждут другие дела поместья.

— Меня тоже, — улыбнулся доктор. — Среди моих пациентов есть семьи, которые живут рядом с вашим замком.

— Нам еще многое нужно обсудить, но оставим это до другого раза, — сказал граф.

Джаррольд провел доктора и его дочь к выходу. Двуколка ждала их.

По дороге домой Джасина была очень тиха. Она лишь однажды повернула голову, чтобы бросить последний взгляд на замок. Он так внушительно выглядел на гребне холма среди деревьев!

В этот миг в голову девушки пришла печальная мысль.

Лучше бы ей никогда больше не видеть ни замка, ни графа Рувена!

Загрузка...