Негламурное ток-шоу

7 мая

Он мне ни разу не позвонил за месяц, и я решила, что наши отношения закончились, так и не начавшись. Было обидно, я все думала, почему не заинтересовала Павла, но первая звонить ему больше не хотела. Чтобы выбросить грустные мысли из головы, в эти выходные я взяла билет на самолет и полетела в родной город Лены. К женщине с пятью детьми. Все-таки я не оставила идею сделать отличную статью про настоящих женщин.

И вот я шла по маленькому южному городку, утопающему в молодой зелени, и мечтала, как в один прекрасный день все изменится и я останусь здесь жить — этот город мне казался воплощенной сказкой. Цветущие яблони, шум моря, ласковый ветер, наполненный благоуханием цветов, я шла и улыбалась. В самом конце улицы я увидела трехэтажный дом, окруженный высоким деревянным забором. Здесь жила Наташа, знакомая Лены, к которой я, собственно говоря, и прилетела.

Во дворе на огромной куче песка рылись ребятишки, мамашки и бабульки сидели на лавочке и что-то живо обсуждали. Я вошла в подъезд и поднялась на второй этаж, в квартиру семнадцать. Конечно, я волновалась: как встретит меня Наташа и вообще захочет ли со мной говорить? Люди, пережившие горе, обычно не любят об этом вспоминать.

Я нажала на звонок и улыбнулась.

— Кто там?

— Это знакомая Лены Бабушкиной, Лиза. Она вам звонила.

Дверь распахнулась, передо мной стояла высокая, полная женщина на вид лет сорока.

— Проходите! — она пропустила меня в коридор. — Неужели вы из-за меня прилетели? Прямо из Москвы?

— Да, я считаю, что у вас очень интересная история, я пишу про настоящих женщин.

— Неужели кому-то интересно, как мы живем? Сейчас все больше об олигархах пишут, о светских львицах да сексе.

— Надоело, — я вошла в комнату и огляделась. Кругом цветы и картины. Картины стояли везде — на полу, на столе, на подоконнике и даже на диване.

— Пойдемте на кухню, — Наташа жестом пригласила меня за собой. — Я вас чаем напою.

— Меня Лиза зовут, — еще раз представилась я.

— Вы журналистка?

— Нет, раньше ведущей работала на ток-шоу, потом ушла.

— Сама? — Наташа хитро улыбнулась.

— Выгнали, — я рассмеялась. — На мое место нашлась более продвинутая.

— Понятно, — Наташа разлила по чашкам пахучий, душистый чай. — Вы спрашивайте, я не знаю, что рассказывать.

— Как вы остались одна с пятью детьми… — я включила диктофон и положила его на стол.

— Когда мой Саша умер от инфаркта, у меня еще четверо было, младшеньким я беременная была.

— Сколько вам тогда лет было?

— Тридцать, как сейчас помню, муж умер через два дня после моего дня рождения. Мне сейчас сорок один, — Наташа улыбнулась, — одиннадцать лет уже прошло, а я до сих пор об этом говорить спокойно не могу. Я нянечкой в садике работала, Саша прорабом на стройке, в основном он деньги в семью приносил. А здесь такое горе, одна, куча ребятишек… Я ночами рисовать начала. Уложу детей, возьму краски и кисточку и рисую, рисую.

— Вы раньше рисовали?

— Какое там, — Наташа махнула рукой. — Сроду такого не было, я и карандаш-то в руках не держала, а здесь… Просто наваждение какое-то. Приду с рынка, я на рынок работать ушла, там платили больше, ужин сделаю и рисовать. Порой до четырех утра рисовала. А потом мои работы случайно один мужчина увидел, так они ему понравились, что купил сразу пять картин. Я, помню, тогда еще поверить не могла, что мои рисунки продавать можно. Тот мужчина мне еще клиентов нашел, потом других… Потом первую выставку в городе организовали, почти все картины раскупили. И тогда мой старший сын, Алешка, решил выяснить, откуда у меня этот талант взялся. Начал родственников искать, генеалогическое дерево сам составил, и выяснилось, что у меня прапрапрабабушка была крепостной художницей. Бывает же такое… — Наташа рассмеялась.

— А как сейчас вы живете?

— Работаю в выставочном зале, картины продаю, у меня заказы на полгода вперед.

— А что вы рисуете?

— Пойдемте, я вам покажу, — Наташа ушла в комнату, я за ней. — Вот, смотрите!

Я оглянулась, на стене висели две картины. На первой была изображена старая церковь, вся утопающая в цветущих яблонях. И такая светлая, теплая и умиротворенная была картина, что на нее хотелось смотреть, не отрывая глаз. Я признала, что у Наташи был несомненный талант. Вторая картина мне понравилась даже больше, чем первая. Снова церковь и жеребенок, щиплющий траву.

— Очень красиво! — я сказала чистую правду. — А можно, я их сфотографирую для статьи?

— Конечно, — Наташа махнула рукой. Может вам тогда еще и дипломы мои показать?

— Какие дипломы?

— Ну, я победитель всевозможных там выставок, — Наташа подошла к серванту. — Вот! А это генеалогическое дерево, сын составлял.

Я взяла лист ватмана и развернула его на диване, — кружочки, линии, имена, фамилии, даты рождения и смерти. Некоторые цепочки обрывались…

— А это что? — я показала Наташе на один из таких обрывов.

— Это Алеша найти не сумел родственников, это уже побочные ветви, их искать очень трудно. Тупиковые ветви, как я их называю.

Я внимательно рассматривала схему.

— Вот Собакины, смотрите, видите? Оказывается, у нас в роду были купцы. А это Веревкины, в 1912 году уехали в Аргентину.

— А это что за ветвь? — я прочитала знакомую фамилию.

— Тетины. Мы про них вообще ничего не нашли, они в 1905 году в Сибирь высланы были, наверное, там и умерли.

— А можно, я и эту схему сфотографирую?

— Конечно.

Когда мы прощались, Наташа крепко, по-мужски, пожала мне руку и пожелала удачи. А в самолете я долго думала, могли ли мы с ней быть дальними родственниками? Ведь Тетина это моя девичья фамилия, нас с Машкой в школе всегда «тетками» дразнили. А мама говорила, что моего прадеда выслали в Сибирь откуда-то с юга… Причем в начале века…