Негодяйские дни (СИ)

Через несколько мгновений Мара, совершенно нагая, стояла в изголовье могилы, держа в руках кувшин, и смотрела, как откидывают крышку. Сладковатый запах гниения пополз по погосту. Труп когда-то высокого и крепкого мужчины вздулся, трупные пятна уже начали сочиться влагой.

Братья, воткнув лопаты в землю и открыв рты, наблюдали за Марой. Всякое они видели за проведенные с ней бок о бок годы. Но такое!.. Запах их не смущал, так же, как и Такайру - прищурившись, он следил за той, от которой не мог избавиться, как от наваждения, кошмарного сна.

Неожиданно Мара наклонилась к умершему. Мгновение смотрела в раздутое лицо, и холод струился от её тела, совершенного в призрачном лунном свете, из глаз, ставших совсем чёрными; вился паром из полуоткрытых губ. Резким движением она откупорила кувшин, тонкой струйкой облила жидкостью труп. Запах молодого вина крирских виноградников чуть разбавил тошнотворный аромат. Мара выпрямилась и требовательно протянула Такайре руку.

- Дай огняник!

Тот молча стянул с безымянного пальца левой руки массивный золотой перстень с рубиново-красным камнем. Простейшее заклинание, полнящее камень, могло поджечь хворост в костре или солому в амбаре. Подобными украшениями с не сложными заклинаниями широко торговала Йаги, ведь имперских магов после Чёрного шествия сохранилось больше, чем их коллег в других прибрежных странах, а полезные в быту безделушки стоили немало, принося в казну приличный доход.

Мара повернула камень, активируя заклинание. Искры упали на тело. Белое, неправдоподобно яркое пламя моментально обняло гроб, с низким гудением пожирая гадкую пищу. Оно было бездымным и почти не давало света. Лишь чётко очерченный круг вокруг могилы... И тени не пляшут безумные танцы на других надгробиях, и жар не опаляет людей, безмолвно стоящих вокруг.

Миг. И Мара шагнула в огонь. Коршун не успел ничего сделать. Оцепенев, стоял и смотрел, как белые языки окутывают тело коконом, как открывается женский рот в беззвучном крике, которому вторит гудение пламени и треск рассыпающихся в уголья сосновых досок. Первое побуждение - сделать шаг следом... И он сделал этот шаг, но холодное прежде пламя вдруг взревело, махнуло огненным рукавом, обдало жаром, от которого едва не вспыхнули волосы. Такайра отшатнулся. Что-то еще, кроме гроба и мертвеца, сгорало внутри белой стены. Что-то, что он не смог бы поименовать, но отчего вдруг заныло в том месте, где у людей должно было быть сердце. Коршун с изумлением сжал пальцами камзол на груди - этот красный, похожий на раздутую губку орган никогда ранее не давал знать о себе, оставаясь холодным и бесчувственным, ровно отбивая отмеренный Такайре ритм. И пытаясь разглядеть почти невидимое за белой стеной тело, он понял - как собаки понимают, что пришел их смертный час, и уходят от хозяев: в этом огне сгорали секунды, отведенные ему и Маре на то, чтобы быть вместе.

Огонь скрутился, свернулся, улегся у ног женщины, лизнув голени. Мара стояла на кучке пепла, по которой пробегали еще жаркие искры, но боли не ощущала. На её лице торжество расправляло крылья, сминало тени, уводило прочь всегдашнюю бледность. Глаза сияли полуночными звездами. Она коротко вздохнула, словно проснулась, вышла из очерченной золой границы, повторяющей контуры гроба. И принялась одеваться так буднично, словно только что встала из-под мужчины...

- Завалите могилу, - хрипло приказал Такайра братьям, которые смотрели на Мару едва ли не с ужасом и, прищурившись, взглянул на пепел - не все секунды сгорели на жертвенном костре, сложенном на плоти. Но их осталось совсем немного.

В полдень люди Коршуна собрались в его покоях. Сидели, молчали. Знали - Такайра заговорит сам, когда сочтет нужным. А он, стоя к ним спиной, смотрел в окно и не знал, как сказать, что пришло время остановиться! Может быть, оставить разговор на потом? Завтра утром они направятся к границе с Плессом и после, с большим кушем в руках, разойдутся, возможно, сами. Довольные друг другом и без чувства сожаления, которое он, к собственному удивлению, так и не переставал испытывать с той минуты, когда впервые подумал об отдыхе.

- После Плесса я покину тебя, Айра, - раздался вдруг глубокий голос Мары, и Коршун изумленно обернулся. - Хаг завершен. Я благодарна за помощь тебе и твоим людям, но дальше пойду своей дорогой.

Изумление моментально сменилось бешенством. Женщина не должна была заговаривать первой! Как вдруг, глядя на нее, спокойно привалившуюся плечом к дверному косяку ванной комнаты, Коршун понял - она пытается помочь.

- Что ж... - спокойно произнес он, хотя внутри всё кипело. - Я хотел предложить то же всем вам. После Плесса я собираюсь, закончив дела, перебраться подальше отсюда и зажить жизнью добропорядочного торговца или кабатчика. Вы были со мной рядом столько лет - я всего лишь честен перед вами. Не стоит думать, - он блеснул глазами, - что я ищу оправдания или желаю услышать ваши слова. Мы разделим куш, как обычно, и у вас будет достаточно средств, чтобы попробовать начать ту жизнь, которую вы хотели бы для себя сами. У вас есть время подумать, чем заняться! После возвращения в Изирим можете быть свободны.

Он обежал глазами своих спутников и задержал взгляд на побелевшем, словно от ужаса, лице Дарины. Знал, не ответь ей взглядом - вечером она пришла бы умолять, чтобы он убил её. А после отказа... сама нашла бы способ. Но, странное дело, она не стала бы упрашивать его позволить ей остаться, ей проще было прыгнуть с волнореза с камнем на шее! Такайра усмехнулся про себя. Как хорошо он изучил её! И необъяснимую, молчаливую гордость женщины, которая любит, несмотря ни на что...

- Это жаль! - неожиданно сказал Младший, и Старший кивнул, как всегда соглашаясь с братом. - Но если ты решил... Только... всегда можешь рассчитывать на нас!

- И на меня! - воскликнул Малыш и тоскливо посмотрел на Мару - мысль о том, что он скоро уже больше не увидит её, была невыносима.

Старина Вок с кряхтением потер колени.

- Вот, значит, как! - протянул он. - Никогда тебя было не остановить, если ты решил, Коршун. Пожалуй, я наведаюсь в Гонтари, пройдусь по тамошним городам, авось и осяду где так, как ты. Родина, она всё же Родина и есть.

- А я уйду в монастырь! - вдруг громко сказал Садак, и все посмотрели на него, как на лягушку, которая запела гимн.

Прибившийся к ним почти пятнадцать лет назад человек средних лет, без роду и племени, был вроде как не в себе. Во всяком случае, когда бравые стражники в одном из городов Крира, куда судьба привела Такайру и его людей, заставляли Садака есть конский навоз, подкалывая копьями и радостно хохоча - тот не проклинал их, пытаясь руганью скрыть страх, не плакал и не просил пощады, а лишь улыбался и укоризненно качал головой. И отчего-то это заставило Коршуна пустить Амока в бешеный галоп, пронестись сквозь толпу стражников, и, на ходу закинув истекающего кровью придурка поперек седла, увезти оттуда. А когда один из пущенных вслед арбалетных болтов зацепил плечо Дарины - человек, на привале назвавшийся Садаком, врачевал рану толстенькими, но искусными пальцами, ласково и близоруко щурясь, и не обращая внимания на собственные многочисленные порезы.

- Да! - с вызовом продолжил обычно молчаливый Садак и неожиданно тихо добавил. - Хочу вымолить у Ариссы прощение для всех нас...

Малыш заржал, но запнулся, наткнувшись на тёмный взгляд Коршуна.

- Вот и договорились, - еще более холодно сказал тот и, вытащив из сундука наполненные кошели, кинул на стол. - Вот ваши доли за прошлую поездку и аванс за эту. Выезжаем завтра на рассвете.

Он отметил с удовлетворением, как, взвешивая кошели на ладонях, братья, Малыш и Старина довольно переглянулись. Дарина равнодушно подцепила свой указательным пальцем за завязки и, выходя, кинула на Такайру взгляд через плечо. И снова он ответил глазами, успокаивая и - даже - лаская её. Проще было убить такую преданность, чем отринуть. Но зачем уничтожать то, что приносит пользу? Правда, Коршун никогда не сделал бы её своей кайри. Его тёмное искусство - искусство клинка и удавки, требовало другого ученика: сильного, гибкого, молодого, чьи рефлексы ещё не были испорчены неправильными посылами сознания.

Мара пересекла комнату и скрылась в спальне, плотно прикрыв за собой дверь. Старина топтался у стола.

- Где ты думаешь осесть, Такайра? - вдруг спросил он, пряча глаза.

- Тебе зачем?

- Видишь ли... - Вок запнулся.

А Коршун подумал, что одиночество старости страшит всех: убийц и воров, шлюх и честных горожанок, приоров и тех, кого они продают. Правда, из числа последних до старости почти никто не доживал.

- Наверное, в Маори, - пожал он плечами. - Сможешь найти меня через эмиссара Колокола. Я предупрежу, что ты можешь спросить...

- Значит, понимаешь! - с облегчением улыбнулся Вок.

- Я должен тебе свою жизнь, - непривычно мягко сказал Такайра старому вору. - Ты и Дарина всегда можете рассчитывать на мой кров и защиту.

Вок невольно покосился на дверь спальни. Лицо Коршуна заледенело. Старина отвел глаза, торопливо и низко поклонился атаману и быстро покинул комнату.

- Мара! - Такайра чуть повысил голос, но дверь тут же распахнулась.

Женщина стояла на пороге и держала в руке обнаженный кийт. Коршун усмехнулся. Из нее вышла бы идеальная кайри. Впрочем, он ещё не оставил эту идею.

Протянув руку, Такайра вытащил свой клинок из ножен, брошенных у стола и, не оглядываясь, проследовал на задний двор. Мара бесшумно шла следом. Она ещё спускалась, когда без предупреждения он отпрыгнул в сторону, развернулся и перемахнул через перила позади неё, собираясь достать клинком её шею. В тот момент, когда подошвы сапог коснулись ступеньки, Мара с точностью до наоборот повторила его маневр. И уже стояла у основания лестницы, улыбаясь кончиками губ и потряхивая волосами. Такайра нехорошо прищурился. Она заслуживала наказания хотя бы за свою попытку помочь! Он бросился на неё, как птица, давшая ему второе - тёмное - имя, пикирует на намеченную цель. Мара почти не уступала ему - в быстроте и скорости реакции. И пару раз остриё кийта просвистело в опасной близости от его плоти. Но Такайра был опытнее, а клинок, в свое время упивавшийся кровью гораздо чаще, чем сейчас, казался стремительной молнией, бьющей с небес, чтобы отсекать одну за одной тонкие блестящие пряди её волос.

Почти с самого появления Мары среди его людей Коршун каждое утро бесцеремонно вздергивал её, сонную, на ноги и заставлял быстро приходить в себя: отбивать удары, либо уходить от них, ибо каждое промедление расписывал изящным росчерком лезвия на её коже. Мара не уставала во время подобных тренировок, как уставал бы любой человек и уж тем более - женщина. В этом Такайра видел еще одно доказательство её странной, необъяснимой породы. Однако через какое-то время её движения замедлялись. Словно ей становилась скучной эта игра: она ускользала через силу, просто оттого, что не желала менять блузку, в очередной раз залитую кровью. Тогда Такайра заканчивал тренировку, всегда одним и тем же - клинок прижимался к её горлу, чуть вдавливая кожу. Сжимая кийт правой рукой в стальном захвате, чтобы не сдвинуть ни на миллиметр и не поранить всерьез, Коршун притискивал Мару к себе левой, держа за затылок. Впивался в губы со страстью смертельно изголодавшегося. И она всегда отвечала. Пляска смерти возбуждала и её, заставляя выгибаться навстречу и ловить дыхание с мужских губ.

Но в этот раз все шло по-другому. Мара будто проснулась и больше не отставала от Такайры ни на секунду. Удары были выверены и чётки и - даже - временами ей удавалось предвосхитить его атаки. Она билась в полную силу с тем, кто заведомо должен был быть победителем - и не сдавалась. Женщина не следила ни за клинком, ни за рукой противника. Как и учил Такайра - смотрела только в лицо партнеру, а один раз и вовсе закрыла глаза, словно прислушиваясь к тому, что внутри. И, уходя от удара, так гибко и изящно провела пируэт, что у Коршуна захватило дух. Он чувствовал, что заводится всерьез. Мысль о том, что кийт не тронет холодом её шею, а губы не ощутят прохладу её губ, становилась невыносимой. Заметив краем глаза, что во двор высыпали посетители 'Пенного дома' - понаблюдать и, наверняка, сделать пару ставок, Такайра провел несколько приёмов, которым Мару не учил. Рукав её куртки окрасился кровью. Женщина вздернула чёрную бровь и улыбнулась так ослепительно, что всей мужской половине зрителей вдруг стало неудобно стоять. А Мара закрутилась безумным дервишем, уходя от стремительных атак Такайры. Бесконечный танец, бывший сродни близости - в нём тела не касались друг друга, а жизнь и смерть натянулись двумя нитями, готовыми вот-вот порваться. Коршун тонко улыбнулся ей и, уйдя из-под удара, молниеносным движением прижал клинок к хрупкому горлу. Какое невыносимое, острое наслаждение!.. Острое? Он опустил глаза. Кийт Мары застыл под его подбородком, хищно подрагивая. Толпа завозилась и яростно заорала. Хорошо хоть, монеты не стали кидать под ноги.

Мгновение оба стояли, тяжело дыша, и глядя друг на друга с улыбками, заставившими толпу замолчать. Затем, не сговариваясь, опустили клинки. Одинаковые красные полосы протянулись на коже - противники чуть-чуть не рассчитали собственные силы. Мара первой подалась к Такайре. Обняла, прижалась ртом к ране и бережно слизнула алые капли. Порез на её горле уже стянулся. Коршун хотел подхватить женщину на руки, но она, внезапно, уперлась ладонями ему в грудь и посмотрела прямо в глаза. В радужках сини сейчас было больше, чем зелени. Такайра только головой покачал. Научился ли он понимать её без слов? Или, как она иногда, улавливал тени мыслей, намерений, желаний?

- Ну, хорошо, девочка! - проговорил неохотно, отвечая согласием на безмолвный вопрос. - Ты готова дальше идти одна.

Мара улыбнулась. Взяла его за руку, сплетя пальцы, и медленно повела вверх по лестнице. От движения её бедер у Коршуна перехватило дыхание. Лезвие кийта задрожало в руке и, как живое, потянулось к ней. Тонкий изящный порез на белой-белой коже - и больше никому не достанется это тело, и никто никогда не услышит хриплый смех, а ничьи пальцы не выпьют шелковую прохладу с кожи...

Но вместо этого, едва переступив порог комнаты, Такайра с силой метнул клинок, и тот вонзился в дверь, пробив насквозь.

Он развернул Мару к себе и, совсем пропадая в сиянии вновь ставших изумрудными глаз, подумал, что для него не составит никакого труда разыскать её для того, чтобы убить. Потом. На трезвую голову.

- Тихо, - недовольно пробурчал Младший, - слишком тихо. Мне не нравится...

- Мне тоже, - негромко ответил Такайра. - И они запаздывают. Подождем ещё немного. Если не явятся - уйдем.

Дорога, шедшая среди леса, миновала капище Лесных духов, выложенное огромными узловатыми пнями, которые казались отрубленными головами лохматых великанов, и привела спутников на поляну. На той стороне, за небольшой лиственной рощей, по берегам речки пролегала граница с Плессом. Дозорные башни располагались далеко в обе стороны от этого места, и сторожевые посты проезжали редко. В Плессе дорога петляла через бесконечные коричневые безлюдные скалы, где можно было встретить кого угодно - от каменного ящера, до лихих людей, ищущих поживы или развлечений. Потому трактом купеческие караваны не пользовались. Изредка следовали этим путем представители клана Посланников на быстроногих тайгадримах - бесстрашные всадники на стремительных конях, на которых уходили от любых неприятностей - если только неприятность не спешила следом верхом на такой же лошади.

Амок стоял рядом с хозяином. Прял ушами, рыл копытом землю. Такайра косился на него, недовольно оглядывал пустую поляну. Вока с ними не было - за перегон до места встречи Коршун отправил его через лес - пробраться незамеченным и занять позицию на каком-нибудь дереве. На всякий случай. Подстраховка для подобных встреч во многих случаях означала сохранение жизни. Впрочем, Стариной страховка Такайры не ограничивалась. Еще ранее он оставил Дарину и Садака - в развалинах заброшенного придорожного хутора: наблюдать за дорогой в Изирим и предупредить, если кто-нибудь поедет оттуда. Дорога вниз, к морю, прослеживалась с того места хорошо. Малыша, напротив, отослал к границе с Плессом. Смотреть и слушать лес. Ждать неприятностей с той стороны.

Тихий весенний полдень затопил поляну солнечным светом. Уже должны были бы чирикать и щебетать пташки, обустраивая гнезда, но молчали. Лишь гудел сердито потревоженный кем-то шмель. Вдалеке тоскливо и занудно завела свою песнь лесная горлица. Такайра положил ладонь на рукоять кийта. Братья вопросительно взглянули на него.

- Едут, - сообщил Коршун. - Приготовьтесь, псы. Мара!

Женщина, бесцельно бродившая по поляне, сшибая клинком верхушки молодой, еще низкой травяной поросли, беспрекословно вернулась к лошадям. Встала чуть в стороне. Приняла расслабленную позу. Казалось, её только что подняли с постели, не дав выспаться. На бледном лице проступило скучающее недовольство, лишь лазоревый взгляд был холоден и отстранен. 'Глаза идола!' - подумал Такайра, мельком посмотрев в её сторону, и снова уставился на дорогу.

Гости ехали быстро. Над рощей взметнулась и поднялась в неба стайка спугнутых птиц. Еще несколько минут, и восемь всадников в ничем не примечательных одеждах выехали на поляну. Пленника, чьи глаза скрывала туго завязанная полоса ткани, вёз в седле перед собой один из наездников. Зелёная, явно из дорогой ткани, рубаха 'клиента' была местами порвана, чёрные узкие брюки заправлены в высокие сапоги, светловолосая голова не покрыта.

Шестеро из подъехавших спешились, спустили пленника на землю. Тот повертел головой, словно прикидывая - куда его привезли? Затем сделал пару шагов, разминая ноги. Такайра отметил для себя, что незнакомец высок и хорошо сложен, движениями не выказывает страха, а, напротив, в них сквозит уверенность человека, привыкшего повелевать. За таким в дороге нужен будет глаз да глаз.

Двое всадников остались в седлах, положив на колени арбалеты - обычная предосторожность для таких встреч, показывающая, что они начеку. Зоркие глаза Коршуна разглядели на деревянных прикладах маленькое черное клеймо.

Неожиданно Мара двинулась вперед, что ему совсем не понравилось. Насколько он её изучил - она стояла бы неподвижно до самого конца встречи. Если, конечно, все разошлись бы с миром. Женщина остановилась слева от него, напряженно вглядываясь в лица гостей.

Один из прибывших, на чьей щеке ясно выделялись три шрама - словно большая кошка ударила лапой, толкнул пленника в спину. И сам сделал шаг вперёд, протягивая Такайре кожаный мешок с глухо звякнувшим золотом.

- Пересчитай, - спокойно сказал он.

Сознание Такайры умело раскладывать ситуацию на составляющие. А вот свести воедино увиденное он не успел...

Мара низко зарычала и бросилась на того, с изуродованным лицом. Клинок полыхнул в полуденном свете. Отрубленная конечность, так и не отпустившая мешок с деньгами, упала под ноги ничего не понимающему пленнику. Такайра метнул кийт в грудь первого, держащего арбалет, увернулся от бросившихся на него двоих, схватив за шкирку, мощным движением повалил пленника на землю - чтобы не задели клинками или стрелами. Выстрел Вока достал второго арбалетчика. Мертвец свесился с седла, испугав лошадь. Та всхрапнула и понеслась в сторону Изирима. Братья уже стояли за Коршуном, прикрывая его спину. Мара оказалась отсечена от них сразу четырьмя нападавшими. Безрукий, еще не пришедший в себя от боли, но полный ярости и того непостижимого быстродействия, что дает состояние аффекта, выхватил клинок. Вместе с напарником бросился вперед, тесня женщину к лесу.

Пришельцы больше не скрывали молниеносных отточенных движений профессиональных военных. Такайра был в бешенстве - значит, все-таки, политика! Он выдернул кийт из тела мертвеца и хлопнул лошадь про крупу, прогоняя, чтобы не мешалась на поляне.

Нападающие были хороши - первого из них Коршун достал не сразу, а это уже говорило кое о чем. Отбиваясь, успевал краем глаза следить за Марой. Второй из тех, кто последовал за ней, уже корчился на земле. А безрукий продолжал бросаться в атаки с силой и слепой ненавистью бешеного пса.

Еще один из противников Коршуна успокоился навсегда, рухнув совсем рядом с пленником. Тот стоял на коленях, с руками, связанными впереди. Абсолютно беззащитный, он, однако, не паниковал, не падал лицом в дорожную пыль, стремясь слиться с землей и стать незаметным. Лишь однажды отдёрнул голову из-под скользящего, шедшего по низкой дуге, удара одного из нападавших. Отдёрнул, ориентируясь на звук - отметил Коршун про себя, и резким ударом снизу вверх устранил очередную угрозу. Братья уже справились с оставшимися двумя. Остались лишь Мара и безрукий, кружащиеся поодаль. Но движения мужчины замедлялись - кровопотеря и болевой шок высосали из сознания ярость, оставляя холодную, сгущающуюся завесу. Миг - и кийт Мары полоснул её противника по горлу. Почти одновременно оба упали в изумрудную траву. Женщина отложила клинок и окунула дрожащие пальцы в кровь, толчками выбивающуюся из пореза на шее меченого. Окунула - и провела по лицу, начиная свой варварский ритуал.

Повинуясь знаку Такайры, братья споро обыскивали противников и их седельные сумки, изымая оружие, деньги, драгоценные безделушки. Коршун, не обращая внимания на пленника, поднял один из арбалетов. Так и есть. Значок, темневший на прикладе, был знаком Плесского военного дома клана Архо. Плохо. Очень плохо.

От леса подходил Вок, когда на поляну выскочил мокрый Малыш, задыхаясь, крикнул, не добежав:

- Сюда идет сторожевой отряд из Плесса. Двенадцать конных.

- А что происходит? - с любопытством спросил пленник.

Проходя мимо, Такайра с наслаждением двинул ему в зубы. Убил бы прямо здесь - да надо разобраться, за какую птицу платят на выбор имперскими оренами или крутами такую цену!

- Мара! - рявкнул он.

Остановился над отрубленной конечностью, толкнул носком сапога. И сразу стало всё понятно - на тыльной стороне вялой ладони, у основания большого пальца краснела татуировка в виде змея, проглотившего собственный хвост. Точно такая же была у тех, кого Такайра помогал разыскивать Маре. Так вот почему бросилась вперед его бешеная кошка! И была права. Противники оказались опасны - промедление могло стоить жизни, не Такайре, нет, а кому-то из его людей. А вот того, что те нападут первыми - лжепосланники не смогли предусмотреть.

Мара уже стояла рядом. Перемазанное кровью лицо казалось безумным, глаза сощурились в узкие щелки, внутри которых лихо плясали зелёные огоньки. Коршун невольно улыбнулся, глядя на нее. Смертельная жажда пела и в его жилах, но утолить её он собирался по-другому.

- Довольна? - он нежно убрал прядь волос, прилипшую к её щеке.

Женщина молча кивнула головой.

Такайра развернулся к Воку, указал на пленника, который теперь поменял положение - уселся вольготно на земле, прислушиваясь к происходящему вокруг, облизывая разбитые губы, но по-прежнему не проявлял ни признаков страха, ни волнения.

- Забери его с поляны, привяжи к дереву, чтобы не мешался. И коней уведи. Как только солдаты появятся из зарослей - снимай всех, кого достанешь.

Затем вернулся к братьям и Малышу, который пытался отдышаться, наклонившись и упершись ладонями в колени.

- Укройтесь с двух сторон от дороги. Выйдите, когда позову...

Бок о бок, плечом к плечу вышли навстречу приближающемуся разъезду и встали посередине дороги высокие, поджарые, стройные - черноволосая женщина и её седовласый спутник.

- Отчего не уйти? - спросила Мара, прислушиваясь к топоту копыт, который становился все ближе. - Не скрыться в лесу?

- Хочу понять, кто затеял такую глупую шутку, - проворчал Такайра. - Кто дал Плесским дозорным приказ отправляться сюда через границу, и с какой целью. Мне интересно знать - что они ожидают здесь найти? - И добавил, помолчав: - Не убивай офицера...

Мара укоризненно покосилась на него, но ничего не ответила.

Всадники выехали из леса и в удивлении остановились. Поляна была пуста. Лишь на дороге, усеянной трупами, стояли двое в простых чёрных одеждах. Стражники спешились, неторопливо подошли к парочке, окружая.

- Кто вы, и что здесь делаете? - зычно поинтересовался офицер - здоровенный, коряжистый мужик, чьим знаком отличия был нагрудник из воронёной стали.

- Граждане своей страны, - тонко улыбнулся Такайра. - А вот кто вы?

Офицер побагровел. Тайное пересечение границ чужого государства - вещь поганая, ему ли не знать?

- Мы преследовали преступников, похитивших знатного господина! - пояснил он.

- И сколько их было? - мурлыкнула Мара.

Воин с удивлением воззрился на нее - в эту минуту на человека она не была похожа совсем.

- Преступников? - на всякий случай, уточнил он. - Восемь: шесть мужчин и две женщины - черноволосая и блондинка.

Такайра и Мара переглянулись. Выходит, они сами похитили в Плессе знатного господина! А на этой поляне, видимо, должны были закончить разбойничий путь. Интересно, лежпосланники планировали собственноручно добить их и представить всё так, словно люди Коршуна передрались за куш? Или передать в лапы солдатам? Не сговариваясь, не предупреждая, Коршун и Мара прянули каждый в свою сторону, и кийты сразу достали по стражнику, которые не успели опомниться и подготовиться к неожиданному нападению. Совершив изящные развороты - словно танцевали минуэт, оба остановились спина к спине. Пространство вокруг моментально опустело - взблески клинков были слишком молниеносны, чтобы кто-то из стражников решил оказаться рядом. Свистнула стрела. Вошла одному из солдат в шею сзади, вышла через горло. Он повалился лицом вперед. Еще свист - и круг вновь поредел.

- Рассредоточиться! - взревел офицер.

Людская цепочка распалась. Часть солдат продолжила нападать на двух человек, так и не сошедших с дороги, часть короткими перебежками метнулась к лесу - искать лучника.

- Останься! - чуть повернув голову приказал Такайра женщине, коротко разбежался, походя полоснув еще одного стражника по горлу, оттолкнулся от земли и, перескочив онемевших от изумления солдат, так и не успевших опустить мечи, приземлился позади. В два прыжка догнал одного из ушедших, напал со спины.

Мара раненой птицей заметалась в середине суживающегося круга. Впрочем, Коршун знал, что это лишь видимость слабости. Когда настанет время - её рука не дрогнет, и кийт попадет в цель.

Такайра разделался еще с двумя противниками. Одного достала стрела Вока. Мару теснили оставшиеся четверо с офицером во главе. Коршун подождал пару минут, не без удовольствия глядя на то, как она работает клинком, затем лениво махнул рукой. Появившиеся из леса Хаты и Малыш быстро и без лишней крови положили оставшихся солдат, оглушили и поставили на колени офицера-здоровяка.

- От кого получена информация? - мягко спросил Такайра, подходя и останавливаясь рядом с офицером.

И что-то такое было в его голосе, что здоровый, уже начинающий седеть мужик побледнел и судорожно сглотнул.

- Ответь, прошу! - атаман продолжил так же ласково.

Братья переглянулись, усмехнувшись.

- К Правителю прибыл эмиссар из столицы. Тёмный тип, не видел его раньше. Сообщил точную дату и время, приметы похитителей.

- Кто похищен? Имя?

- Младший советник Имперской делегации, прибывшей в Плесс пару месяцев назад. Зовут, кажется, Карсом.

В глубоких раздумьях Такайра снес офицеру голову, вытер клинок об его штаны. Подобрал мешок с деньгами. И резко обернулся на стук копыт, раздавшийся из леса со стороны Изирима. На взмыленном жеребце Дарина и сидящий за ней Садак выехали на поляну.

- Снизу поднимается отряд гиримов. С собаками...

- Сколько.

- Около тридцати.

Такайра и Мара, все это время стоящая рядом, переглянулись.

- Много! - тихо заметила она. - Да еще собаки. Этим тоже кто-то стукнул?

- Вок! - взревел Такайра. - Тащи сюда пленника и лошадей. Надо разъезжаться, чтобы сбить след.

Мара сделала шаг и оказалась совсем близко от Коршуна. Закинула руки ему на шею, притянула к себе.

- Я уведу их, Айра. Как всегда. Мы ведь влипли, да?

- Да, девочка! - он взял её лицо в ладони. - Чутьё подвело меня в этот раз. Старею.

- Неправда! - воскликнула она и прижалась к его губам прохладными губами. - Это неправда, Айра! Разъезжайтесь в разные стороны. Кто-то может отправиться в Плесс, кто-то - уйти лесами.

Вок привел связанного. Тот стоял молча, прислушиваясь. Но вдруг насторожился, повёл головой. Тонкий свист взрезал воздух. Один из солдат последним усилием дотянулся до валявшегося рядом арбалета и спустил курок. С чмоканьем болт вошел в чью-то плоть.

Мара медленно оборачивалась. Цепляясь за неё, на землю сползал Малыш. По его рубашке растекалось красное пятно. Не закрой юноша Мару собой - болт торчал бы из её тела.

Малыш цеплялся скрюченными пальцами за руки женщины, словно она была его жизнью. Вскрикнула Дарина, соскочила с седла и бросилась к ним. Мара опустилась на колени, обнимая юношу и прижимая к себе.

- Люблю... тебя... - прохрипел тот, глядя на неё стекленеющими глазами.

- Имя, - потребовала она и подтянула его повыше. - Скажи мне свое имя!

- Ю...жин...

Мара наклонилась к нему, коснулась его губ своими, и шептала имя до тех пор, пока юноша не задрожал в последней судороге и не вытянулся.

Братья уже стояли над телом солдата, сделавшего выстрел. Впрочем, добивать его не потребовалось.

Бледность на смуглом лице Такайры выглядела устрашающе.

- Старина, бери Садака. Поскачете на юго-восток, затем по Холмскому тракту вниз - там будет монастырь, где и укроетесь. Братья возвращаются в Изирим и ведут себя тихо. Сначала поедете с Воком, на тракте разъедетесь. Дарина... Дарина!

Плачущая женщина сидела в пыли у тела Малыша и подняла глаза лишь на грубый оклик.

- Едешь со мной в Плесс. Мара, забирай пленника. Дождись гиримов и уводи за собой. Возьмёшь Амока, а мы сядем на твоего Бриза.

Такайра перекинул мешок с деньгами через седло солового жеребца и принялся закреплять.

Мара удивленно глядела на него.

- Ты отдаешь мне тайгадрима? Добровольно?

Такайра усмехнулся.

- Не желаю твоей смерти, женщина. Я еще надеюсь когда-нибудь сделать тебя своей кайри. Мне... доставляет удовольствие убивать вместе с тобой.

Расширившимся зрачками Мара пожирала Коршуна. Слова Такайры, услышанные всеми, дорогого стоили.

- Я признаЮ наш хаг состоявшимся! - рявкнул тот. - Чего встали? Быстро, вон отсюда.

Он сам подвел Амока, на мгновенье прижал его морду к себе, потрепал по холке.

Младший неожиданно смущённо кашлянул и произнес:

- Коршун, а как мы найдем тебя?

Такайра раздраженно дернул плечом.

- Сам вас найду.

- Найди, - вдруг подал голос Старший, и все изумленно воззрились на него. - Мы пригодимся, увидишь!

- Да и долю хотелось бы получить! - лукаво улыбнулся Младший.

- Во имя Пресветлой Суки! - заорал Такайра, не выдержав.

Его люди шарахнулись в стороны.

Мара грубо толкнула пленника к Амоку.

- Залезай!

Блондин неожиданно повел носом и сморщился.

- Фу, какое амбре! Судя по голосу - ты женщина. Судя по - запаху...

Мара коротко ударила его в скулу и дала пинка, чтобы ускорить движение.

- Она кошка, - улыбнулся Такайра.

Взлетел в седло Бриза и помог забраться Дарине. Женщина прижалась к его спине, пряча лицо. Слезы всё ещё текли по пухлым щекам.

- Бешеная кошка! Поэтому не зли её, пленник!

На поляне остались только они. Остальные уехали, бросая прощальные взгляды через плечо.

- Айра, - Мара, не выпуская повода Амока из рук, подошла к ним. - А что мне с этим делать?

Она кивнула на пленника. Тот в очередной раз слизывал кровь с разбитых губ.

- После того, как он тебе будет не нужен - что хочешь. Можешь прибить... можешь отпустить, пусть сам выпутывается. Деньги всё равно у нас.

Такайра протянул руку, подушечками пальцев коснулся её виска, завел слипшуюся чёрную прядь за ухо. Не говоря ни слова, развернул Бриза в сторону Плесса и послал в галоп. Мара долго смотрела ему в след. Затем отвернулась и несколько мгновений смотрела совсем в другую сторону, напряженная, вытянувшаяся в струну. По бледному лицу пробегали тревожные тени и не зря... Оттуда приближалось нечто, что было куда опаснее гиримов с собаками!

Опомнившись, Мара села в седло позади пленника. Тайгадрим нетерпеливо затанцевал - чуял погоню и волновался в предвкушении.

Она ткнула кулаком пленнику промеж лопаток.

- Будешь меня раздражать, убью, - сообщила буднично.

Тот пожал плечами.

- Понял. Молчу.

- Уже раздражаешь! - заметила Мара и тронула Амока шагом - навстречу преследователям.

Среди деревьев, еще далеко, но неумолимо и целеустремленно, перетекала, летела, бежала, спеша сделать свою работу, обратная сторона бытия. Старуха с чёрными крыльями. Смерть.

ПЕРВАЯ КНИГА ОКОНЧЕНА