Неистовая принцесса

Глава 11

— Никогда не выказывай слабости, никогда не оставляй неприкрытым наиболее уязвимое место, — наставлял Фаллон учитель фехтования Фабиони.

Она кивнула из-под забрала шлема. Перед нею летал кончик палаша, а она грациозно уклонялась и встречала его ударами своего меча.

— Браво! — зааплодировал Фабиони. Это был низкорослый мужчина с черными курчавыми волосами и ясными глазами. — Вы обладаете проворством кошки и зрением орла, миледи! — Он церемонно поклонился ей. — Несколько минут отдыха, затем мы возобновим занятие.

Фаллон снова кивнула, обнаружив, что у нее не хватает дыхания для того, чтобы говорить. Она опустилась на садовую скамью, ее примеру последовал Фабиони. Благодаря своей гибкости и подвижности он брал верх над многими сильными и рослыми мужчинами, и Фаллон относилась к нему с большим уважением. Гарольд пытался отговорить ее от этих занятий, но она настойчиво внушала ему, что должна уметь защитить себя.

Несмотря на то, что оба северных герцога, Эдвин и Моркер, были в Лондоне и участвовали в работе витенагемота, провозгласившего Гарольда королем, таны севера считали, что с ними не посоветовались должным образом по этому вопросу. Гарольд немедленно направился в Йорк — и вовсе не для того, чтобы продемонстрировать силу своего оружия. С ним была дочь, епископ Вулостан и несколько верных людей. Король Эдуард никогда не наведывался в Йорк, так что люди были вдвойне рады визиту Гарольда. Шли разговоры о том, что он может жениться на сестре герцога Моркера, и это было вполне реально, ибо, как понимала Фаллон, отцу был необходим союз с северными герцогствами. Но Гарольд, казалось, не думал ни о чем подобном. Находясь сейчас с отцом на острове Торни, Фаллон ждала пасхальной мессы и заседания витенагемота, которое должно было затем последовать.

Она знала, что Англия была за Гарольда. Однако страна находилась в окружении врагов. Протест Вильгельма Нормандского пришел, когда не миновало и двух недель после коронации отца. Свен Улфсон из Дании — кузен отца и внучатый племянник короля Кнута — также заявил о своих притязаниях на английскую корону. А неистовый Гарольд Гордрада, король Норвегии, готов был начать войну. Короля беспокоил также его брат Тостиг. Ходили слухи, что его видели то при одном, то при другом дворе, где он искал помощи для того, чтобы отвоевать обратно свое герцогство.

— Иногда, — признался как-то Гарольд Фаллон, — мне кажется, что Тостиг лишился рассудка. Он не способен ни рассуждать, ни просто остановиться. Он жаждет лишь мести.

Тостиг представлял, пожалуй, самую трудную проблему. Гарольд не мог возвратить своего брата, ибо северные таны его не примут. Гита, вдова Годвина, громко сокрушалась о судьбе двух своих сыновей — сосланного Тостига и нормандского пленника Вулфнота.

С самого начала Гарольд был готов к войне. Опору и ядро его войска составляла гвардия — истинные воины и защитники Англии. Они сражались вместе с отцом в Уэльсе, в ярости почти не уступали своим предкам викингам и наводили ужас на противников двусторонними секирами и огромными булавами. К сожалению, гвардейцев было мало. В армию набирали танов и их людей, которые не воевали уже пятьдесят лет.

Из-за тисового дерева появился высокий блондин, и Фаллон вскочила от радости.

— Делон! — позвала она своего нареченного. Фаллон его почти не видела с того времени, как отец стал королем. Выполняя его поручения, Делон ездил по стране, чтобы предупредить людей о том, что беда стучится в их двери, и собрать войско для защиты отечества.

Он подошел к невесте и удивленно поднял брови, увидев ее облачение. На Фаллон были кожаные латы, весьма популярные у англичан. Меч, специально изготовленный для нее, был значительно легче обычного.

— Что это? Ты хочешь победить всех рыцарей и тем посрамить мужчин? — пошутил он.

Фаллон запечатлела легкий поцелуй на его щеке, затем отступила назад и сказала, задорно сверкнув глазами:

— Ах, вы будете еще и насмехаться надо мной, сэр? — Она коснулась кончиком меча его туники. — Защищайтесь, милорд!

Он поклонился в знак того, что принимает вызов.

— Миледи! — Он с улыбкой обернулся к Фабиони. — Ваш меч, сэр!

Делон полагал, что он быстро закончит игру. Фаллон счастливо засмеялась, когда ее нареченный натолкнулся на безошибочную защиту — легкой победы ему не видать. Никогда не выказывай слабости, не оставляй неприкрытым наиболее уязвимое место! Эти слова Фабиони звучали в ее голове, когда она ловко двигалась среди маргариток, астр и роз. Делона ослепила ее улыбка, когда она удачно парировала один из его выпадов. Увидев выступивший на лбу нареченного пот, она пришла в восторг.

— Просишь пощады? — поддразнила она его, смягчая свои слова улыбкой.

— Пока что нет, — ответил он. — Или ты хочешь сделать меня посмешищем перед всем королевским войском?

Она снова улыбнулась Делону, потому что глаза у него были цвета весеннего неба и она вообще соскучилась по нему.

— Но здесь нет никого, кроме Фабиони и меня, милорд! Мы никому не скажем, что ты запросил пощады. — Она говорила это в промежутках между очередным выпадом и отражением удара. Делон был сильным противником, и в конечном итоге, именно быстрота должна решить исход поединка. Фабиони много раз говаривал, что женщина или небольшого роста мужчина может победить лишь за счет быстроты или хитрости.

— Я не могу признать свое поражение, — начал Делон, на мгновение останавливаясь. Фаллон воспользовалась этой заминкой, сделала шаг вперед, подцепила его меч своим, и меч Делона, описав дугу, со звоном упал на землю.

Делон переводил взгляд с выбитого оружия на Фаллон и, кажется, не мог поверить тому, что произошло.

— Я требую повторения поединка, — проговорил он наконец.

— Да, сэр! Мне придется снова принять ваш вызов, а также вызов любого мужчины, который сомневается в способностях дочери короля.

— Гм, — пробормотал Делон, в оцепенении глядя на Фаллон. Она засмеялась, схватила его за руки и снова поцеловала. — Я устал, постоянно находясь в седле несколько месяцев подряд, — оправдывался он.

— Ну, конечно! — воскликнула Фаллон, глядя на него невинными, широко раскрытыми глазами. — Только благодаря этому я застала тебя врасплох.

— Ну вот, ты дразнишь своего нареченного.

Она находилась под впечатлением победы и улыбнулась, довольная собой.

— Делон, ну разве я сомневаюсь в твоем мастерстве? Я коварно воспользовалась твоей заминкой.

— Это уже лучше, — сказал он и тоже улыбнулся, а затем крепко прижал ее к груди. Фаллон дотронулась до его лица.

— Делон, я очень-очень рада видеть тебя!

Он погладил ее по волосам.

— А я мечтал увидеть тебя, как слепой мечтает увидеть землю и небо. — Он неохотно отпустил ее. — Я должен немедленно поговорить с твоим отцом. Я увижу тебя потом?

Фаллон кивнула. Делон поцеловал ее в кончик носа и удалился. Фаллон повернулась к Фабиони, чтобы отпустить его. Фабиони поднял меч и отсалютовал ей в знак окончания занятия. Фаллон ответила ему широкой улыбкой.

Внезапно она услыхала сзади низкий мужской голос:

— Королевская дочь сражается с мальчиками, которых она, видимо, хочет соблазнить. Mademoiselle, не желаете ли вы помериться силой со взрослым мужчиной?

Фаллон резко повернулась, почувствовав, что вся холодеет. Не может быть, чтобы это был он!

Перед ней стоял Аларик, широко расставив ноги и касаясь мечом земли. Алая накидка была переброшена через плечо. Легкий ветерок шевелил накидку и черные пряди волос, падавшие на лоб. Взгляд его серых глаз был дерзким и надменным, и она поняла, что придется принять его вызов.

— Что я вижу? — насмешливо спросила она. — Нормандский глупец на саксонской земле? Я никогда не сомневалась в вашем безрассудстве, как и в безрассудстве вашего ублюдка-герцога! Уж вам не следовало бы завоевывать для него нашу страну, monsieur!

— Вы будете одна защищать ее, mademoiselle?

Он приблизился к Фаллон. Девушка внимательно наблюдала за ним.

— Да, — негромко сказала она. — Если это необходимо, я готова защищать своего короля и страну от всех, кто намерен посягнуть на нас.

Аларик иронично выгнул бровь, когда Фаллон подняла меч в знак готовности.

— Я пришел с миром, — проговорил он.

— Ни один норманн никогда не приходит сюда с миром, — возразила она.

Он улыбнулся и поднял меч. Уже одна его уверенность смутила Фаллон, но она дала мысленную клятву не уступать. Ведь победила же она Делона! Правда, ему едва исполнилось двадцать, в то время как Аларик миновал тридцатилетний рубеж, имел огромный опыт в ведении войн и много возможностей отшлифовать свое искусство.

Сталь зазвенела о сталь, и ее рука почувствовала силу его удара. Она отступила назад и парировала удар снизу. Фаллон отбила меч и тогда, когда Аларик нацелился ей в горло.

Он нападал, она отступала. Он не давал ей ни мгновения передышки. Его удары обрушивались один за другим с поразительной быстротой, если учесть размеры и тяжесть его меча.

— Сдаетесь, mаdemoiselle? — На его губах появилась насмешливая улыбка.

— Нет, никогда! Негоже дочери саксонского короля сдаваться какому-то норманну! Никогда, сэр!

— Вот как? — негромко сказал он, и она отпрянула назад, вскрикнув от неожиданности, когда он острием своего меча мгновенно, одним касанием пропорол кожу лат, не оставив ни малейшей царапины на ее теле, а в разрезе показалась тонкая нижняя рубашка.

Фаллон инстинктивно прижала рубашку к телу. Издав проклятье, она с излишней горячностью бросилась на Аларика. Мечи сцепились, их лица оказались рядом, и она почувствовала тепло его дыхания на щеке, когда он заговорил.

— Гнев может оказать дурную услугу, миледи. Никогда не следует терять самообладания.

— Вы должны вести честную игру!

— В бой, Фаллон, вступают для того, чтобы убить.

Она отпрянула от него. Одну руку она прижала к груди, вторая сжимала меч. Защищаясь от его следующего выпада, она перестала придерживать разорванную одежду. Атаку его она отбила, но перед взглядом, ловившим обнажившееся тело, оказалась бессильна. Он был беспощаден. Она парировала удары, а он нападал, нападал, нападал…

Воздух со свистом вырвался из ее груди, она понимала, что долго не выдержит. Фаллон закусила губу и взглянула в пустоту за его спиной.

— Отец, не надо! — вдруг воскликнула она. — Это всего лишь игра!

Как и рассчитала Фаллон, Аларик обернулся, чтобы встретить удар, который мог обрушиться на него. Он быстро понял, что сзади никого не было, но Фаллон уже приставила меч к его горлу.

Она увидела его обиженное лицо и, довольная, засмеялась.

— Mаdemoiselle, кажется, вы говорили о честной игре.

— В бою не может быть честной игры, monsieur! — напомнила она ему, невинно хлопая ресницами. — Разве не этому вы только что учили меня?

Он кивнул и поморщился, когда острие меча коснулось его горла. Застыл, прищурился и внезапно резко повернулся, ускользнув от острия, и одновременно ударил мечом по ее мечу с такой силой, что он, описав огромную дугу, отлетел шагов на десять.

С проклятьем Фаллон бросилась за выбитым из рук оружием. Однако она не успела добежать до цели. Аларик набросился на Фаллон, и оба покатились по мягкой, поросшей травой земле. Фаллон протянула руку к мечу, но Аларик не дал ей коснуться оружия. Он навалился сверху, уперевшись локтями в землю, в то время как его мускулистые ноги не давали ей возможности даже пошевелиться.

Она злобно взглянула на него и встретила довольную улыбку. Отчаянно ругаясь, она сделала попытку выскользнуть. Когда Фаллон снова посмотрела на него, улыбки уже не было. Лицо сделалось жестким и суровым. Аларик поднялся, продолжая держать ее за руки, и помог ей встать.

— Идите к себе и переоденьтесь, — сердито сказал он.

Вздрогнув от его голоса, она осмотрела себя. Ее рубашка разорвалась еще сильнее, и через прореху проглядывало тело. Румянец запылал на ее щеках при воспоминании об их последней встрече. Ей вспомнились его прикосновения, шершавость его мозолистой ладони, сила его рук и жар, который объял все ее члены.

— Ах! — вскрикнула она, резко отодвигаясь от него. Подняв руку, она с силой ударила его по щеке. Фаллон закусила губу, увидев следы пощечины. Он мог бы остановить меня, подумала она, чувствуя, как страх заползает в ее сердце, когда она поймала его холодный, беспощадный взгляд.

Но он лишь склонился в поклоне.

— Как всегда, почитаю за удовольствие, принцесса! — проговорил он.

Он повернулся и широким шагом пошел прочь. Фаллон провожала его взглядом, горячо прося Бога, чтобы та лихорадка, в которую он вверг ее, побыстрее улеглась. Она настолько ненавидела этого человека, что ее кидало в дрожь при мысли о нем. Ничего в жизни ей так не хотелось, как одолеть его.

— Нормандский ублюдок! — процедила она сквозь зубы. Он не имеет права находиться здесь, да еще вести себя так самоуверенно. Его герцог днем и ночью мечтает о кровопролитии и войне.

Ее начинало трясти даже тогда, когда она задумалась о цели его визита. Вечером, когда Фаллон приняла ванну и одевалась к ужину, она обнаружила, что все еще дрожит. Она помолилась о том, чтобы Бог немедленно отправил несносного норманна на другую сторону Английского канала.

К сожалению, Бог счел нужным оставить Аларика разделить с ними ужин. Делон находился в дальнем конце стола, однако Фаллон ощущала на себе его взгляд. Аларик и Гарольд вели между собой беседу, которая была подернута дымкой печали. Они хорошо понимали друг друга, говорили взвешенно, откровенно и дружелюбно, но никто из них не мог повлиять на обстоятельства.

— Аларик, — сказал Гарольд, отламывая ломоть хлеба. — Вы знаете, что я не сам надел на себя корону. Эдуард высказался, совет старейшин проголосовал, и меня провозгласили королем. Я никого не пытался свергать. Я король согласно английскому закону и согласно атому закону останусь им.

Фаллон посмотрела на Аларика. Он сидел, опустив голову, зная наперед, что услышит.

— Вильгельм спрашивает, намерены ли вы сдержать обещание и жениться на его дочери.

Фаллон громко ахнула. Отец бросил на нее суровый взгляд, и Аларик обернулся в ее сторону, выгнув дугой бровь. Фаллон насупилась и потянулась к кубку, который стоял между ними. Его пальцы коснулись кубка одновременно с ее рукой. Их взгляды скрестились, а в это время Гарольд стал объяснять Аларику:

— Вильгельм должен знать, что разговор о женитьбе возник из-за малозначащего комплимента в адрес милого и хорошо воспитанного ребенка. Тем не менее как герцог я был бы рад породниться с домом Вильгельма. Но английский король не может брать иностранку в жены без согласия витенагемота. Не могу я также выполнить обязательства перед своими детьми. Моя жизнь более не принадлежит лично мне.

Фаллон ошеломленно посмотрела на отца. Он мельком взглянул на нее и опустил глаза. Аларик еще долго не отводил взгляда от Фаллон, прежде чем повернуться к Гарольду.

— Да, Гарольд, я отлично понимаю ваше положение. В то же время понимаю и Вильгельма.

— И вы будете служить ему, — сказал Гарольд.

— Да.

Фаллон схватила кубок с элем и осушила до дна. Она с тоской посмотрела в зал и встретилась со страдальческим взглядом Делона.

— Увы! — сказал Аларик. — У девушки есть сердце… Скажите, а тот юный блондин с бородой, которого вы так ловко одолели в поединке, — он теперь для вас потерян как возлюбленный?

— Потерян?

— Ставки изменились, миледи. Вас называют принцессой, но вы только пешка в политической игре.

— Вы ошибаетесь, — холодно сказала она. — Я не стану пешкой.

— Ну да, леди никогда не покорится. — Он поднял кубок. — Вы пойдете своим путем… А что станет с тем молодым человеком, который сохнет по вас? Поверьте, мне его искренне жаль, миледи!

— Жаль?

— Мне жаль любого человека, который вас любит, Фаллон. — Он знаком показал слуге, чтобы тот наполнил кубок, глотнул из него и передал кубок Фаллон. Пальцы у нее дрожали, и она не решалась дотронуться до кубка, боясь, что Аларик это заметит. Он взял ее руку, обвил ее пальцы вокруг кубка и приложил край сосуда к ее губам. — Да, Фаллон, — тихо добавил он. — Мне жаль того глупца, кто полюбит вас, потому что вы пламя, которое горит слишком ярко, и одновременно лед, который способен остудить сердце. Вы дикарка, которую прежде необходимо укротить. Этот деликатный молодой человек — не для вас. Вам нужен не юноша, но муж, миледи. Нужен человек, которого не введут в заблуждение ваши уловки.

Она откинулась назад и загадочно улыбнулась.

— Может быть, вы считаете себя таким человеком?

Он ответил не сразу. Его взгляд настолько откровенно скользнул по ее фигуре, что у нее перехватило дыхание.

— Возможно, — наконец сказал он будничным тоном и коснулся пальцем ее щеки. — Будь я к этому расположен. Но я уже говорил вам, что не намерен снова жениться.

Пламя, которое горит слишком ярко? Как хотела бы она сейчас испепелить его!

— Да я никогда…

— Я знаю. Вы скорее выйдете замуж за тысячу демонов одновременно или что-нибудь в этом роде.

— Очень любопытный способ показать свою неприязнь, сударь!

Аларик засмеялся, и при свете огней, освещавших зал, она внезапно открыла, как он хорош собой.

— Фаллон, я ни разу не усомнился в вашей красоте. Желать вас — это так просто. А вот любить вас — большая глупость.

Он наклонился к ней так близко, что едва не коснулся ее щеки. Фаллон попыталась взять кубок, но Аларик не выпускал его из рук.

— Сударь, я с нетерпением ожидаю, когда вы уедете в свою Нормандию или даже в преисподнюю.

— А чему вы отдаете предпочтение?

— Для меня это одно и то же, monsieur, — ответила она и встала. Гарольд удивленно посмотрел на нее. Она наспех сделала реверанс и без каких-либо извинений выбежала из зала.

Ночью люди увидели в небе странный свет. Когда наступил вечер пасхального воскресенья, Фаллон заметила какое-то движение у входа в церковь и, заинтересовавшись, направилась туда. Там был и Аларик, который слушал священника, показывавшего на небо. В толпе тихонько шептались, и Фаллон поняла, что свечение в небе служит дурным предзнаменованием.

— Сбывается предсказание Апокалипсиса! — истошно закричала какая-то женщина, падая на колени. — Армагеддон идет! Как предсказал наш блаженный король Эдуард, огонь и сера обрушатся на нас! Нет сомнений, что Годвин убил Альфреда, а сейчас на троне его сын! Бог покарает всех нас за грехи аристократов!

— Чушь! — выкрикнула Фаллон. Она шагнула вперед, еще не зная, что скажет, потому что свечение в небе пугало ее. Она находилась у одра, когда король Эдуард говорил это. Боже милостивый, существует ли такая вещь, как судьба? Ведь не могут все люди Англии расплачиваться за грехи знати! Бог не может быть таким черствым.

— Это просто действие звезд и планет, и ничего больше! — столь же горячо продолжала говорить Фаллон. Она повернулась, приподняла юбки, чтобы перешагнуть через уличную грязь, и направилась к отцу Дамьену, с которым разговаривал Аларик.

Отца Дамьена Фаллон боялась иногда больше, нежели мистических заклинаний и небесного свечения. Он был священником, сторонящимся всего мирского, аскетичным в привычках и мягким в обращении. Его родина Фене находилась в той части Англии, где старые традиции отмирали очень медленно. Он был христианином, однако не видел ничего дурного, когда пышно отмечали древние языческие праздники. Черноволосый и черноглазый, он, казалось, не имел возраста. Он объездил весь континент и разбирался во многих вещах.

— Отец Дамьен! — не без трепета позвала она.

Некоторое время священник хранил молчание, и Фаллон слышала лишь биение собственного сердца в этом застывшем и оцепеневшем мире. Аларик смотрел на нее, и в его глазах читалось уважение к ней, не побоявшейся пойти против мнения толпы.

— Это просто комета, — медленно произнес отец Дамьен. — Нечто вроде звезды с хвостом. Люди говорили об этом, когда я был в Италии. Кометы видели и раньше в южных землях.

Фаллон с облегчением вздохнула. Толпа перед собором постепенно рассеивалась. Фаллон вошла в храм вслед за отцом Дамьеном.

— Отец!

Он не спеша повернулся к ней. Фаллон неожиданно обнаружила, что не знает, что она хочет сказать.

— Отец… спасибо вам.

Он поклонился. От пронзительного взгляда его черных глаз ей сделалось не по себе.

— Существует такая вещь — комета, — уклончиво сказал он.

— Что вы имеете в виду? — быстро спросила она. — Отец, вы служитель Бога, вы не можете верить в знамения и проклятия, и…

Отец Дамьен покачал головой. Он смотрел ей за спину. Повернувшись, Фаллон увидела Аларика, который вместе с ней вошел в церковь.

— «Когда зеленое дерево, расколотое пополам, само срастется», — пробормотал отец Дамьен.

— Это что за бессмыслица? — спросил Аларик.

Священник покачал головой.

— Есть вещи, которые старше самого времени, граф Аларик, — тихо возразил он. — Нам не дано понять пути Господни.

У Фаллон было такое чувство, что он провидит будущее — и всей страны, и принцессы. Это напугало ее пуще прежнего.

Отец Дамьен продолжал смотреть на Аларика. Затем снова поклонился, намереваясь уйти.

— Граф Аларик, мы еще встретимся.

— А вот это, отец, уже точно чепуха, — мягко возразил Аларик. — Мы оба знаем, что я не вернусь. Мы оба знаем, что…

— … Война сровняет с землей эту страну, — закончил отец Дамьен. Аларик взглянул на Фаллон. — Граф, повторяю: мы еще встретимся.

Не отрывая глаз от Аларика, Фаллон слышала звуки удаляющихся шагов священника. Она вышла из церкви. На площади снова собралась толпа людей, они разглядывали светящееся пятно на темном небе.

— Светопреставление!

— Наступает день Страшного Суда!

— Светопреставление принесут норманны, которые нападут, чтобы покорить нас! — выкрикнула Фаллон. Она поднялась на повозку с сеном и обратилась к толпе. — Над Англией нет проклятья! Бог послал вам доброго короля, который прислушивается к людям и чье сердце открыто для всех! Короля, который любит страну и служит ей уже многие годы.

Раздались одобрительные голоса. Это воодушевило Фаллон, и она продолжила свою речь.

— Над страной нет никакого проклятья! Нас может ожидать только одно бедствие — война, которую начнут против нас враги. Проклятье там, за Английским каналом, где ублюдок-герцог собирается выступить против нас. Люди добрые, нам принесут бедствия иностранные князья, а не законно провозглашенный король.

— Норманны!

— Верно, презренные, подлые норманны!

Лишь сейчас Фаллон сообразила, что рядом с ней стоит сумрачный Аларик и смотрит на нее с гневом и упреком. Она замолчала, внезапно заметив, что вокруг него собирается толпа. Рядом с его головой пролетел брошенный женщиной камень. Толпа угрожающе загудела.

— Нет! — шепотом сказала она. Толпа растерзает его. На площади перед церковью было по крайней мере полсотни мужчин и женщин. Они способны на все. И зажгла толпу именно она.

— Нет! Нет! — закричала она, но ее голос заглушили крики ненависти. Тщетно пыталась Фаллон пробиться сквозь толпу.

— Стойте!

Баритон Аларика перекрыл гомон на площади. Он вскочил на повозку, держа перед собой свой огромный грозный меч.

— Да придет к вам мир, люди добрые! Я гость вашего короля! Вы вполне можете убить меня, но прежде чем погибнуть, я прихвачу с собой на тот свет добрую дюжину, и это будет кто-то из вас. Неужто вам охота так глупо пролить свою кровь?

Крики в толпе сменились глухим гулом. Некоторые мужчины опустили вниз палки. Гул стал постепенно затихать, и люди начали медленно расходиться.

И вскоре Аларик и Фаллон остались одни под черным небом ночи, на котором начертила свой след комета. Фаллон увидела в глазах Аларика гнев, который был способен испепелить ее.

— Фаллон, неужто ты так страстно желаешь моей смерти, что рада устроить смертоубийство прямо перед церковью? Скоро и без того крови будет достаточно, миледи!

— Да, да! — выкрикнула она. — Вы скоро придете с войной. Жаль, что они не убили тебя! Одним нормандским рыцарем в будущем сражении было бы меньше!

Некоторое время он молча смотрел на нее, затем поклонился, и его губы скривила ироническая улыбка.

— Молись, Фаллон. Молись за Англию, а если у тебя есть разум, то молись и за себя. Если ты когда-нибудь попадешься мне, ты заплатишь очень дорого.

Он повернулся и быстро зашагал в сторону дворца. Фаллон смотрела ему вслед, пока его широкие плечи не растворились во тьме, затем снова взглянула на небо.

Как бы там ни было, а люди видели в комете недоброе предзнаменование. Она тихо заплакала, потому что отец тоже, должно быть, почитал комету за недобрый знак.

— Боже, прошу тебя, не надо! — шептала она. Никто не ответил ей в ночи. Ей стало холодно, она обняла себя за плечи и побежала во дворец.

Фаллон направилась в опочивальню отца. Из-за полуоткрытой двери она увидела, что Гарольд был не один.

С ним был Аларик. Они обменялись негромкими фразами, затем оба встали и обнялись как друзья.

Фаллон затаилась, прижавшись к стене. Аларик прошел мимо, не заметив ее. Фаллон поняла, что утром он уедет.

Это была последняя встреча Аларика и Гарольда, где они разговаривали как друзья. С этой ночи они стали противниками, и за каждым из них была армия.

Глава 12

Комета была видна в небе семь ночей. Она почти исчезла, когда пришла весть о том, что у южного побережья появился вражеский флот.

Но это было не войско Вильгельма.

С гонцом, прибывшим к Гарольду, приехал очень высокий белокурый датчанин. Он был представлен Фаллон как кузен Эрик Улфсон, князь датского королевского дома. Он привез отцу весть о том, что ее дядя Тостиг посетил Нормандию, Фландрию, Данию и Швецию, пытаясь сколотить войско, чтобы выступить против брата. Именно флот Тостига сейчас угрожал южному побережью. Собирали продовольствие для Тостига — не для поддержки его, а для подкупа, чтобы он покинул Англию.

Гарольд готовился выехать для встречи с братом, и Фаллон оказалась в компании своего датского кузена. Это был красавец нордического типа и крепкого телосложения. Он не спускал глаз с Фаллон. Но ей не нравился Эрик. Удивительно, что она стала сравнивать его не с Делоном, а с Алариком. Она и сама не могла объяснить своих симпатий: ведь Эрик был союзником, в то время как Аларик — врагом. Но они оба прошли через множество сражений, и оба, она это знала, желали ее.

Однако что-то сильно отличало их друг от друга, даже то, как они смотрели на нее. Какое-то тепло рождалось в ней, а сердце начинало биться сильнее от взгляда Аларика. Ненавидя его, она тем не менее начинала дрожать от прикосновения его руки. Ничего, кроме внутреннего холода, не ощущала она в себе при мысли об Эрике.

— Эрик больше похож на Гарольда Гордраду, чем на датского короля, — сказал однажды ее дядя Леофвин. — Он все еще изображает из себя викинга. Он совершал набеги через Балтийское море на Русь. Говорят, что он дерется как зверь и для него нет ничего святого.

— Но отец приветлив с ним, — заметила Фаллон.

Леофвин пожал плечами.

— В наши дни неплохо иметь союзников. Датский король удовлетворен своим королевством, а вот Гарольда Гордраду стоит опасаться. Так что будь полюбезнее со своим датским кузеном, Фаллон.

Она старалась быть любезной, хотя в его присутствии ей было не по себе. Однажды вечером, сидя рядом, он поцеловал ей руку и окинул таким взглядом, что она почувствовала себя голой.

— Фаллон, если бы мы были врагами, как в прежние времена, я приплыл бы сюда и умыкнул тебя.

Фаллон постаралась как можно вежливее отвести руку.

— Но мы живем не в прежние времена, — ответила она. — Мы в какой-то степени родственники, и вы приехали к нам как друг.

— А в один прекрасный день меня, возможно, призовут в качестве союзника. Я буду сражаться за вас. Я разобью любого врага.

Фаллон выдавила из себя улыбку и постаралась сдержать дрожь.

— Благодарю вас, милорд. Однако я хочу надеяться, что такие времена не настанут.

— Тем не менее, миледи, помните, что я ваш слуга. — Бесцветные глаза его, казалось, хотели рассказать о том, как он будет убивать со смаком и наслаждением. Вероятно, подумала Фаллон, в этом и заключалась разница между Эриком и Алариком. Граф Аларик убивает по необходимости, защищая своего сеньора. Эрик готов убивать из любви к искусству войны и смерти.

Она посмотрела в зал и увидела Делона. Их взгляды встретились: в глазах Делона светилась тоска. Гарольд держал их порознь, и они оба начали опасаться, что король действительно намерен рассматривать дочь как пешку. Конечно, это можно было объяснить и напряженностью момента. Со времени коронации король не знал минуты отдыха. Он не относился к числу людей, которые нарушают слово. Фаллон знала, как тяжело переживал отец то, что он не выполнил обещания, данного Вильгельму в Нормандии. По этой причине его сильно взволновало появление кометы, и он провел много ночей на коленях, ища ответы на свои вопросы.

Фаллон была несказанно рада, когда Эрик Улфсон уехал с отцом на встречу с дядей Тостигом.

Вскоре выяснилось, что войны между братьями не будет. Войско Тостига, заслышав о приближении Гарольда, стало разбегаться. Тостиг уплыл на север, найдя убежище у шотландского короля. Эрик сразу же отплыл в Данию.

Гарольд готовился отправиться на юг, где на острове Уайт находилась часть его дружины, а Фаллон должна была сопровождать отца. У них появилась возможность заехать домой. Фаллон считала, что мать способна снять хмурость с отцовского лица. Было лето, вокруг все цвело и зеленело, и король сможет насладиться заслуженным отдыхом, забыть о том, что он король, и стать на время мужем и отцом.

Аларик вместе с Вильгельмом и его единокровными братьями Робертом и Одо изучали карту побережья Англии. Их заботило то, что они окажутся во власти ветров. Вильгельм собирался предпринять нечто дотоле невиданное. Викинги переплывали море для того, чтобы совершать набеги и грабить, а герцог планировал военный поход. Он брал с собой тысячи лошадей и на редкость пеструю мешанину людей. Всю зиму и первую половину весны он доказывал своим вельможам, что победа возможна, хотя по площади Нормандия не превышала одного английского герцогства. Он должен был оставить какую-то часть войска дома на случай возможных смут в его отсутствие. Вильгельм набрал нужное войско под щедрые обещания, и сейчас, когда они стояли перед картой, Аларик с болью подумал о том, что обратного хода нет. Дело выглядело весьма рискованным, хотя Вильгельм и говорил о нем уверенным тоном. Они попадали в зависимость от непостоянных ветров. А высадившись, они окажутся лишь небольшой кучкой вооруженных людей в обширной враждебной стране. Гарольд знал об их военных планах и наверняка приготовился к их появлению.

Вильгельм жестом показал на юго-восточное побережье Англии. Они поговорили о ветрах и обсудили возможное место высадки, при этом каждый высказал свое мнение. Голоса их звучали приглушенно. Многие из самых влиятельных вельмож Вильгельма считали затею авантюрной.

В дверь постучали, и вошел вызванный Вильгельмом Фитцосберн. Он уставился на герцога, лицо его расплылось в медленной улыбке.

— Мы получили благословение от папы! — сказал Фитцосберн. Герцог бросил быстрый взгляд на Аларика, который вместе с епископом Ленфренком предложил вести не завоевательную, а священную войну. Если убедить папу в том, что религиозные устои в Англии недостаточно прочны, он даст свое благословение. И сейчас они его получили.

Все так же широко улыбаясь, Фитцосберн прошел в глубь комнаты.

— Папа передал хоругвь и священное кольцо для тебя. Гарольд отлучен от церкви.

Вильгельм кивнул.

— Сейчас бароны и рыцари всей Европы собираются выступить на твоей стороне, — возбужденно продолжал Фитцосберн.

Вильгельм распорядился доставить бочонок вина, чтобы отпраздновать эту маленькую победу, после чего Роберт, Одо и Фитцосберн отправились спать. Вильгельм и Аларик с удовольствием вспомнили свои прежние сражения и выпили еще. Внезапно Вильгельм посмотрел на Аларика и поднял кубок.

— Я вижу, ты не одобряешь этот поход. — Он покачал головой и задумчиво посмотрел вдаль. — Знаешь, Аларик, в ту ночь, когда я был зачат, моей матери приснился любопытный сон. Как будто из нее выросло дерево и перекинуло свои ветви через море. — Голос его стал хриплым от возбуждения. — Аларик, неужто ты не видишь в этом перст Божий?

Аларик помолчал, думая о комете, которая несколько дней сияла в небе. Ее видели во многих странах и, как говорили путешественники и клирики, все пришли к выводу, что это было связано с английской проблемой. Действительно ли то было предзнаменование? И можно ли видеть в этом перст Божий?

Он повернулся к Вильгельму.

— Вильгельм, я ничего не знаю о судьбе, уготованной Господом. Но я знаю, что даже если я останусь твоим единственным воином, я буду продолжать сражаться, не допуская мысли о сдаче. А печалюсь я оттого, что не питаю зла к Гарольду и англичанам.

— Но я намерен править ими по справедливости, — пробормотал Вильгельм.

— Однако сейчас, — возразил Аларик, — даже если твое безумство увенчается успехом и ты станешь королем, ты будешь править людьми, которые ненавидят тебя и всех нас. Тебе придется разграбить и опустошить страну. Иначе откуда ты возьмешь деньги на это предприятие? Твои рыцари ищут земли и богатства, а торгаши разрушат все, что попадет им под руку. И я печалюсь, потому что знаю, что должно произойти.

Вильгельм задумчиво смотрел на кубок.

— Мне тоже нравится Гарольд, — негромко сказал он. — Однако жребий брошен. — Он поднял кубок. — Кто знает, друг мой? Может, нам суждено погибнуть, когда мы будем пытаться переплыть разбушевавшееся море. — Он сделал несколько глотков вина. Аларик молча смотрел на него, затем они сдвинули свои кубки. Они засмеялись, но в их смехе ощущалась горечь. Вильгельм был прав: жребий брошен.

— Видишь вон тот домик для лодок? — Гарольд, лежа на зеленом травяном ковре под безоблачным голубым небом Бошема, показал на небольшое строение на берегу бухты. Кусая травинку и прикрывая глаза от слепящего солнца, Фаллон посмотрела в указанном направлении и кивнула.

— Однажды, — сказал Гарольд, — когда мы были еще мальчишками, Свен, Тостиг и я нечаянно опрокинули лодку и потеряли весь улов. Мы боялись гнева твоего деда и спрятались там на несколько часов.

Фаллон улыбнулась, представив себе это приключение.

— И что было потом? — спросила она.

— Твой дед поймал нас и задал нам хорошую порку. — Он помолчал и продолжил с улыбкой: — Когда твой дед был в ссылке, он был преисполнен решимости вернуться сюда, несмотря на гнев Эдуарда… Мы плыли из Фландрии, и когда достигли бухты, люди приветствовали Годвина и его сыновей… Знаешь, Фаллон, во всей Англии нет для меня более дорогого места, чем это!

— И для меня тоже, — согласилась Фаллон. Она услышала сзади шаги и, повернувшись, увидела мать. Босоногая и улыбающаяся, она держала в одной руке корзинку с хлебом и сыром, другой приподнимала юбки. Эдит оставалась по-прежнему привлекательной. Фаллон подумала, что она сегодня похожа на девчонку с мягкими белокурыми волосами и открытыми загорелыми щиколотками.

Фаллон встала. Вдали слышался звон мечей. Ее братья, дяди и кое-кто из ближайшего окружения, в том числе и Делон, упражнялись в фехтовании. Этот звук нарушал безмятежную тишину летнего дня.

— Фаллон! — крикнула мать, увидев, что дочь собирается уйти. — Я принесла поесть!

— Я вернусь! — пообещала она, помахала рукой и направилась к воде, давая возможность родителям побыть наедине. Фаллон зашла в домик для лодок, на который показал отец, села у воды, сняла башмаки и стала болтать ногами в прохладной воде. Положив голову на колени, она легонько вздохнула. Лето кончалось, и многие воины дружины волновались. Они обязаны были отслужить королю два месяца, которые давно истекли. Многие прибыли из отдаленных селений и давно не имели вестей от своих семей. Надвигалась зима, дома накопилось много дел. Южную Англию основательно раздели. Король запретил своим людям мародерствовать, но, хотя он и выплачивал им деньги на провизию, приходилось посылать людей все дальше на север, чтобы накормить огромное войско.

Фаллон услышала веселые голоса. Она обернулась и посмотрела на родителей. Они лежали на траве, и до Фаллон долетел смех матери.

Фаллон почувствовала, что сердце ее горестно сжалось. Это было то, о чем ей мечталось, — чистая, нежная любовь и полное взаимопонимание. Они не были супругами в глазах мира, но были таковыми перед Богом, а это, пожалуй, важнее. Эдит никогда не беспокоилась по поводу того, что Гарольд не сделал ее своей женой.

— Нет! — вслух произнесла Фаллон. Она никогда не повторит пути Эдит. Ее мать была ласковой, но ей недоставало гордости. — Нет, я никогда не буду жить так, как мать. — Она снова услыхала смех матери и задумалась о том, что должен испытывать человек, когда любит так глубоко и сильно, что для него безразлично все остальное.

Внезапно Фаллон нахмурилась. Она не услышала, а скорее ощутила топот лошадиных копыт. Она посмотрела в поле и убедилась, что отец тоже услышал лошадей. Он уже поднялся, за ним поднималась мать. Всадники со штандартами короля появились из леса и подъехали к Гарольду.

Понаблюдав за этим некоторое время, Фаллон поднялась. Позабыв про башмаки и чулки, она побежала по бархатной траве. Запыхавшись, остановилась возле матери. Где-то поблизости пела птица, и песня ее, казалось, заглушала слова гонца.

— Отец, что он сказал? — в волнении спросила Фаллон, когда Гарольд повернулся с озабоченным лицом. — Пришли норманны?

— Нет-нет! Мы решили, что будем держать корабли наготове до рождества святой Марии. Я отведу вилланов в Лондон завтра, а нанятые корабли вернутся в Сэнк-Порте. Мы полагаем, что герцог не выступит до весны.

Он поцеловал Эдит.

На следующее утро люди Гарольда подъехали к дверям его дома. Гарольд сел на лошадь. Фаллон выбежала к нему.

— Отец, твои сыновья и мать останутся охранять побережье. А я поеду с тобой.

Гарольд хотел было возразить, но затем улыбнулся и пожал плечами, ибо знал, что ее не переспоришь.

— В таком случае, поехали.

Делон быстро спешился и помог ей взобраться на пегую кобылу.

После появления кометы Фаллон не могла отделаться от чувства страха. Она считала своей обязанностью быть рядом с отцом, чтобы в случае необходимости защитить его. Она горячо любила отца и не могла его потерять.

Аларик стоял на берегу устья реки Див, глядя на корабль, который должен переправить его через Английский канал. Он смочил палец в воде и поднял его вверх. Ветра не было.

Он осмотрел бухту, заполненную кораблями Вильгельма. По конструкции они напоминали корабли викингов. Их построили наскоро, среди них были небольшие, в тридцать футов длиной, а были и в семьдесят два фута. На носу каждого красовалась голова дракона.

Был полный штиль. Среди более чем десяти тысяч собравшихся слышался ропот: видно, Господь против них, коль не посылает им южного ветра, с которым они могли бы переправиться через Английский канал. Фальстаф, успокаивая лошадей, повернулся к Аларику. Тот пожал плечами. К ним подошел Вильгельм.

— Ни малейшего ветерка, — огорченно проговорил он. — Десять тысяч людей сидят без дела на моей земле… А ведь они могут опустошить ее, если кто-то вздумает их науськать. Помоги нам Бог! Чего мне только стоит держать их в узде!

— Ветер дул с севера. Потом он вообще пропал. Наверняка теперь он должен измениться. В конце концов, мы ведь говорим о руке судьбы.

— Надеюсь, судьба моя не в том, чтобы завязнуть в этой грязной луже! — в сердцах сказал Вильгельм.

Внезапно Аларик ощутил щекой еле заметное дуновение ветерка.

— Вильгельм…

Тут и там раздались крики. Наконец-то подул ветер с юга. Как только начнется прилив, флот сможет покинуть устье реки и направиться в сторону Англии.

Тридцатого сентября разразился ужасный шторм. В пути Гарольда и сопровождающих его людей настигла весть, что многие из его кораблей, возвращавшихся в Лондон, разбились. Он с горечью воспринял это известие и поспешил завершить свое путешествие.

Двумя днями позже они миновали Суссекский лес и Лондонский мост. Фаллон с гордостью увидела, что весь город вышел приветствовать короля.

А спустя еще два дня прискакал гонец и сообщил, что Гарольд Гордрада и Тостиг совершили нападение на севере и сожгли город Скарборо.

Ветер повернул на запад. Корабли Вильгельма сбились с курса и в поисках спасения готовы были бросить якорь в любой бухте. Аларик слышал, как Вильгельму советовали отказаться от его затеи. Вильгельм позвал Аларика к себе.

Аларик улыбнулся.

— Что тебе мой совет? Ты намерен продолжать поход!

— Я хочу услышать твое мнение.

— Мой сеньор, мы всегда знали, что это глупая затея. — Аларик увидел, что герцог близок к тому, чтобы проявить свой грозный нрав, и указал рукой на окружавшие его корабли. Среди них было пятьдесят, которые Аларик построил на свои средства. Под его командованием находилось почти пятьсот верных ему людей. Шторм стоил Аларику двух принадлежащих ему кораблей, двадцати человек и такого же количества лошадей. — Вильгельм, я, как всегда, с тобой.

— Если я отступлю сейчас, меня перестанут уважать.

— Ты ведь знаешь, что не отступишь.

Герцог кивнул. Вокруг собралась толпа. Герцог шагнул к ним и опустился на колени.

— Да поможет нам Господь! — воскликнул он. — Я готов продолжить свое дело!

Раздались возгласы одобрения. Шторм был стихийным бедствием, с которым трудно спорить. Однако Вильгельм поклялся, что Англия принадлежит ему по праву. И ему придется это доказать.

Проснувшись ночью, Фаллон продолжала лежать, полная неясного беспокойства. Она услышала крик и в тревоге поднялась. Накинув меховое покрывало на плечи, Фаллон выбежала в зал. Она услыхала крик во второй раз. Он доносился со стороны королевских апартаментов.

Приблизившись к опочивальне отца, она с упреком посмотрела на стражника. Тот покачал головой.

— Миледи, он плохо спит. Этой ночью его беспокоит нога.

— Позовите лекаря!

— Он был здесь. Король отправил его спать.

Фаллон кивнула и вошла к отцу. Увидев на столе кувшин с водой и полотенце, она увлажнила его и приложила ко лбу отца. Тот проснулся, вздрогнул, затем, узнав дочь, улыбнулся.

— Утром я должен уехать, — сказал он.

— Ты не сможешь: ты болен.

— Я король и должен ехать.

— Ты просто упрямый старик.

— Старик! Вовсе нет! Я в расцвете сил! — Он медленно улыбнулся и с нежностью коснулся ее щеки. — Это ты упрямая и дерзкая девчонка!

— Отец, я так люблю тебя!

— А я тебя, моя красавица… Ты мне столько счастья принесла, девочка моя!

— Не надо! — Фаллон прижала палец к его губам, опасаясь, что он станет говорить о каком-нибудь нехорошем предчувствии. Он покачал головой и заверил ее, что все хорошо. Она не была уверена в атом, потому что скоро настанет утро, а Гарольд почти не спал.

Наконец отец заснул. Раздался легкий стук, и Фаллон бросилась к двери. На пороге стояли стражник, монах и отец Дамьен. Фаллон сердито посмотрела на них.

— Это Элфин, — сказал ей отец Дамьен. — Он должен повидать короля.

— Зачем? — нервно спросила она, чувствуя, что у нее пересохло в горле.

Отец Дамьен понимающе улыбнулся.

— Все в порядке, Фаллон. Позволь ему войти.

Гарольд уже проснулся и сел в постели. Элфин подошел к нему и сказал, что он прибыл из Вальтамского аббатства, которое основал сам король.

— Мне приснился наш дорогой король Эдуард. Он подошел ко мне и сказал, что ты отправишься на войну и одержишь победу и не будешь больше страдать от боли.

— Благодарю тебя за то, что пришел ко мне, Элфин, — сказал Гарольд.

Фаллон заметила мимолетную улыбку на губах отца и поняла, что он скептически отнесся к словам монаха. Однако, когда посетители ушли, Гарольд удивленно повернулся к ней.

— Фаллон, моя нога более не беспокоит меня.

— Правда?

— Правда. — Он улыбнулся. — Я не так уж стар, дитя мое. Я и в самом деле в расцвете сил… И я одержу победу!

Фаллон кивнула и подставила щеку для прощального поцелуя. Он не знал, что она отправится с ним. Она призналась Делону, что обязательно, нападут ли викинги или норманны, будет сопровождать отца. Делон снабдил ее кожаными латами, шлемом с забралом, наколенниками и короткой туникой. Она заправила волосы под шлем и никто, кроме Делона и его друзей, не признал Фаллон в этом наряде.

— Твой отец собственной рукой убьет меня за это, — сказал Делон.

Фаллон невинно взмахнула ресницами.

— Я буду осторожна, Делон. Обещаю, если дело дойдет до сражения, я спрячусь и отец меня не обнаружит. Спасибо тебе, любовь моя, за то, что помог мне! — Она поцеловала его, и он мгновенно позабыл все свои страхи и сомнения.

Они выехали из Лондона двадцатого сентября. К месту сражения, которое людям запомнится надолго, Гарольд вел свое войско на север более трех суток, покрыв почти двести миль. Фаллон основательно устала, однако сердце ее пело, потому что на всем протяжении их длинного пути во всех городах к ним присоединялись люди.

В Тадкастере, что в десяти милях южнее Йорка, она узнала о том, что англичане потерпели поражение от Тостига и Гарольда Гордрады. Дюди из Йорка и Нортумбрани под предводительством английских герцогов Моркера и Эдвина сразились с викингами в Фунтоне. Битва была жестокой и кровавой, и викинги, сидя у полевых костров, хвалились, что реки были запружены трупами саксов. Гарольд Гордрада и Тостиг не повели свое войско в Йорк, потому что намеревались развернуть там свой штаб и не хотели разрушать город.

Однако никто не приветствовал Тостига в бывшем его герцогстве. И, как сообщил королю раненый солдат, Тостиг пообещал корону Гарольду Гордраде.

— Твой дядя сошел с ума! — тихо шепнул Делон своей нареченной. Она кивнула, глядя на горестную складку, обозначившуюся на лице отца. Для него не могло быть ничего ужаснее, чем война против собственного брата.

— Говоришь, Тостиг собирается завтра взять заложников у Стэмфордского моста? — спросил Гарольд. Человек кивнул, и король распорядился тихонько проскочить в Йорк и подготовиться к встрече с захватчиками. Люди, которых Тостиг наметил в заложники, остались с Гарольдом.

Фаллон не спала в ту ночь. Она лежала рядом с Делоном, тут же расположились его ближайшие друзья, которые были посвящены в тайну и поклялись ее хранить. Все шутили, однако заметно нервничали перед предстоящей битвой, ибо к боевым топорам викингов всякий человек со здравым смыслом не мог относиться иначе как с уважением.

Наступило утро. Войско сосредоточилось у Стэмфордского моста, ожидая появления Тостига и викингов со стороны деревни Риккол, где стоял их лагерь. Фаллон, ни жива ни мертва, из укрытия наблюдала за отцом, который направился к Тостигу с предложением мира, если тот порвет с викингами. Тостиг отказался.

Позже говорили, что Тостиг узнал брата, но не подал Гарольду Гордраде знака, что это был сам король. Это был последний благородный поступок Тостига. Он не предал брата, но и не предал викингов, с которыми связал свою судьбу. Послышались леденящие душу крики. Делон подбежал к нареченной.

— Быстро! Уходи отсюда! Начинается!

Воины двинулись вперед, оглашая поле боевыми криками, которые накатывались, словно приливная волна. Им навстречу рванулась орда викингов. Рукопашная битва завязалась у моста со стороны Йорка. Лошадь Фаллон встала на дыбы и сбросила ее на землю. Фаллон перекатилась на бок, едва увернувшись от копыт других лошадей. Она сидела на земле в тот момент, когда топор раскроил череп какого-то английского тана. Фаллон впервые увидела кровь и ощутила вкус войны. В панике она подумала о том, что ее отец находится в первых рядах сражающихся, что ее дядя Леофвин и Гирт бьются рядом с ним, а Делон и его красивые молодые друзья отбивают смертельные удары стальных топоров и мечей.

Фаллон услышала стон со стороны реки и поползла туда. Она увидела молодого мужчину с распоротым бедром. Оторвав полосу от своей накидки, она быстро перевязала рану. Кто-то прыгнул на нее — викинг с безумными глазами, вынимавший из-за голенища нож. Он занес его над Фаллон, но внезапно нож выпал из его рук, а сам он рухнул на землю. Молодой мужчина, которого Фаллон только что перевязала, успел проткнуть его мечом.

Он повернулся к Фаллон и умер.

— Матерь Божья! — пробормотала Фаллон. Однако она не поддалась панике. Она шла между поверженными, кому-то, давая напиться, а кому-то перевязывая раны. Через некоторое время она встретила одного из лекарей отца, и они стали вдвоем оказывать помощь раненым. К полудню она привыкла и притерпелась к тому страшному зрелищу, которое представляло собой поле битвы. Она молча, с каким-то остервенением перевязывала людей, чтобы спасти чьи-то жизни.

— Фаллон! — Она уже давно сняла шлем и забрало. Большинство мужчин удивленно смотре ли на нее, словно на ангела милосердия. Но этот голос принадлежал ее дяде Леофвину, которым явно считал, что племяннице здесь не место.

— Дядя! — Фаллон, не обращая внимания на упрек в его глазах, протерла ему лоб тряпочкой. Она в мгновение ока освободила его от лат» туники и рубашки и обнаружила глубокую рану в бедре. Он не сводил глаз с нее, пока она перевязывала его. Взглянув, наконец, ему в лицо, она увидела, что он слегка улыбнулся.

— Девочка, отец задаст тебе порку.

— Тс-с-с, дядя. — На ее глазах появились слезы. — А мой отец…

— Гарольд был цел и невредим, когда я оставил его. Он перешел через мост. Гарольд Гордрада бросился вперед как сумасшедший и был убит стрелой, которая пронзила ему горло. — Он поморщился от боли. — А мой брат Тостиг подхватил штандарт Гордрады. Но сейчас штандарт упал. Говорят, что Тостиг тоже погиб. Викинги отступают к своим кораблям.

Дядя закрыл глаза. Фаллон снова вытерла пот с его лба. Разве не сумасшествие было причиной всего этого кошмара?

Надвигались сумерки, и Фаллон удостоверилась в том, что враг действительно в панике отступает. Река была красной от крови, и повсюду валялись тела убитых — лежащих вперемежку викингов и англичан.

— Фаллон!

Она обернулась. На сей раз это оказался ее отец. Она не испугалась его гнева, потому что была счастлива видеть его. С хриплым криком она бросилась к нему, когда он спешился, и обвила руками. Он на мгновение прижал ее к себе, затем оттолкнул.

— Фаллон! Как можно быть такой безрассудной! Тебя могли убить! Делон! Где этот юный болван?

— Нет, отец! Это была моя идея, и никого не следует за это винить! Я не могу позволить тебе уезжать одному!

— Ты женщина…

— И твоя дочь. Если бы я была твоим сыном, наверное, мне бы позволили находиться рядом.

— Но ты не сын, Фаллон! И с мужчиной что-то происходит, когда он бывает вынужден пролить кровь. Это оставляет зарубку на сердце и гложет его. Но мужчина сильнее…

— Отец, ты знаешь, что я владею оружием.

— Да, владеешь, но ты женщина. Фаллон. Я в любое время могу потерять все. Не надо, чтобы я боялся потерять еще и тебя.

— Отец, я не рисковала жизнью. Я находилась позади и была полезна здесь… Можешь спросить у лекаря. Наверное, я даже спасла несколько жизней.

Гарольд улыбнулся.

— Может быть. — Затем он снова нахмурился и потребовал у нее ответа, где она провела ночь. Когда она сказала, отец снова рассвирепел, хотя она и уверяла его, что даже рука мужчины ее не коснулась. — У меня обязательно будет разговор с Делоном. И сегодня ночью ты будешь спать под охраной в Йорке, в своей опочивальне по соседству с опочивальней отца.

Она поклонилась, подчиняясь его приказу. Ей не удалось увидеть Делона в тот день. И она не могла есть, когда англичане праздновали победу, потому что ее всюду преследовал запах крови.

Утром Фаллон находилась у отца, когда остатки разгромленного войска викингов сдались ему.

Гарольд всегда был противником кровопролития. Он с готовностью простил сыновей и родню Гарольда Гордрады, поклявшихся, что впредь они никогда не придут в Англию с мечом. Он никак их не наказал, лишь велел покинуть страну.

Слушая его, Фаллон улыбалась сквозь слезы и благодарила Бога за то, что он сохранил ей отца, а Англии — короля.

Обернувшись, Фаллон с удивлением узнала священника. Она не подозревала, что армию всюду сопровождал отец Дамьен. На его лице была глубокая печаль, когда он остановил свой взор на короле. Фаллон с тревогой подумала, что он знает о какой-то беде, подстерегающей ее отца.

Внезапно отец Дамьен повернулся к ней, словно почувствовав ее взгляд. Он довольно долго смотрел на нее, затем пришпорил лошадь и отъехал. Фаллон сделала попытку догнать его, но он смешался с воинами, и она потеряла его след. Почти целую неделю войско оставалось в Йорке. Делону и Фаллон не было позволено разговаривать друг с другом, однако Фаллон надеялась, что отцовский гнев со временем поутихнет. Она пыталась заработать у него прощение покорностью и послушанием и продолжала ухаживать за ранеными. Помогая лекарям, она много узнала о лечебных травах, о том, как прижигать и аккуратно зашивать раны, и даже о том, как сращивать поломанные кости. Ей стало известно, что отец наблюдал за ее работой и выразил по этому поводу одобрение.

Однажды она перевязывала воина с серьезной раной в виске. Она промыла рану и приложила мазь, приготовленную лекарем. Юноша открыл глаза. Они были нежно-голубые, словно весенние цветы. Он что-то прошептал, и она поняла, что он говорит на своем родном языке — норвежском.

Фаллон закусила губу, когда он закрыл глаза. Она не могла спокойно смотреть на чьи-либо страдания, будь то англичанин или враг. Этот паренек был такой же юный, как ее братья.

На Фаллон упала тень. Она подняла голову и увидела отца Дамьена.

— Твои руки исцеляют, — сказал он. Она еле заметно улыбнулась.

— Он выживет?

— Да, и станет англичанином. Он не вернется домой.

— Вы говорите так, словно вы это знаете.

Отец Дамьен пожал плечами и отвернулся. Ей не было видно его лица. Он сказал:

— Твой отец устраивает пир сегодня вечером. Будь с ним. Позаботься о том, чтобы он чувствовал себя счастливым.

Отец Дамьен ушел. Фаллон в смятении смотрела ему вслед.

Отец действительно устроил вечером пир. В зале находились молодые герцоги Моркер и Эдвин, и, по настоянию отца, Фаллон танцевала с ними. Она весело смеялась и щебетала, одновременно следя за тем, чтобы кубок Гарольда был постоянно полон и чтобы этот вечер был для него приятным.

Внезапно музыканты перестали играть. В зале повисла тревожная тишина. Сидящая рядом с Моркером Фаллон ощутила холодок ужаса.

Обходя танцующих в центре зала, к ним шел изможденный человек. Его запыленная одежда свидетельствовала, что он проделал немалый путь. Он подошел к королю и рухнул на пол.

— Воды! — воскликнула Фаллон. Она оттолкнула молодого герцога и бросилась к упавшему. Слуга принес бурдюк с водой, и она приложила его к губам мужчины, затем брызнула несколько капель ему на щеки. Он открыл глаза и безумным взглядом посмотрел вокруг.

— Мир тебе, добрый человек, в чем дело? — наклонившись, мягко спросил Гарольд. Мужчина отыскал глазами лицо короля, облизал пересохшие губы.

— Явились норманны… Вильгельм Незаконнорожденный высадился в бухте Певенси.

Глава 13

Когда они приготовились ехать к югу, с побережья прибыл другой гонец. Измотанный дорогой, он сидел за столом во дворце в Йорке и рассказывал Гарольду о том, что видел и слышал. Фаллон не могла есть. Она чувствовала, что ее охватывает ужас. Она боялась норманнов всю свою жизнь и, похоже, была права.

Приехавший молодой человек по имени Дерю служил в войске ее отца в Певенси и в тот вечер стоял в дозоре. Он одним из первых заметил в море нормандский флот.

— Они высадились, а дать им отпор было некому, — рассказывал Дерю. — Норманны двинулись вглубь острова. На их пути ничто не уцелело. Они разоряли усадьбы, забивали коров, овец и свиней. Они привезли с собой лес и стали быстро строить укрепление… Герцог — очень уверенный в себе человек. Говорят, он проснулся утром на своем судне, даже не посмотрел, где другие корабли, а сразу потребовал завтрак. Корабли его шли следом и вскоре появились. Когда герцог сошел с «Моры» на английскую землю, он споткнулся и упал. Некоторые шептались, что это дурной знак, но он ничуть не смутился и сказал, что, значит, он захватит Англию не одной рукой, а сразу двумя… Место высадки его не устраивало. Он разделил надвое свое войско, и они двинулись по морю и сушей к Гастингсу. Там, в Нормандском аббатстве, находится его ставка.

Фаллон с тревогой взглянула на отца, который мрачно слушал Дерю.

— Мы должны как можно быстрее добраться до Лондона, — сказал Гарольд.

Фаллон находилась при отце, когда они двинулись на юг. Отец не простил ее и Делона за обман. Фаллон скучала по Делону. Ей недоставало его выдержки, с которой он принимал все испытания, его оптимизма.

Когда они приблизились к Лондону, Гарольд дал команду солдатам идти вперед. Он намеревался остановиться в аббатстве в Вальтхэме, где жил монах Элфин. Устало улыбнувшись, он сказал Фаллон, чтобы она ехала во дворец на острове Торни. Она отрицательно покачала головой. Король пожал плечами, понимая, что она поедет с ним.

Фаллон вошла с отцом в церковь. Гарольд направился к передней скамье, Фаллон опустилась на колени сзади. Она пыталась молиться, но ее сковывал страх. Она смотрела не отрываясь на распятие — каменный крест в серебряном окладе Его нашли зарытым на холме, и хотя никто не знал, кем он был там зарыт, кресту приписывали много чудес. Это аббатство построено как место, где должен храниться крест.

Сейчас Фаллон жаждала чуда. Она хотела, чтобы ее отец, каким бы ни был усталым и намотанным, изгнал Вильгельма из страны. Склонив голову, Фаллон возносила молитвы. Стоя на коленях, она постепенно обретала уверенность. Вильгельм был норманн, иностранный захватчик. Английский народ искренне верен ее отцу, что бы там норманны ни говорили. У Вильгельма была армия, но Гарольд имел за собой страну. Англичане не дрогнут и не покорятся. Захватчик будет изгнан.

Фаллон не заметила, как опустились сумерки, и поняла это лишь тогда, когда монахи стали зажигать свечи. Отец поднялся с колен, то же самое сделала Фаллон. И в этот момент раздался крик:

— Он шевельнулся! Свершилось чудо! Боже милостивый, пришел король — и свершилось чудо!

Фаллон не могла понять, что же случилось.

Вокруг суетились монахи и громко спорили между собой. Фаллон поспешила к отцу, который, похоже, был в таком же недоумении, как она.

Один из монахов остановился перед ее отцом.

— Ты поклонился распятию, король Гарольд. И оно в ответ поклонилось тебе, клянусь Богом!

— Бог ответил на молитвы короля! — выкрикнул один из монахов. — Победа будет за ним!

— Да будет по слову сему, — сказал Гарольд. Он повернулся вместе с Фаллон, державшей его за руку. В проходе между скамьями она заметила темную фигуру, и трепет пробежал по ее телу.

— Это всего лишь отец Дамьен, — успокоил ее отец. Она улыбнулась, но почувствовала, как тревожно забилось у нее сердце.

Выйдя из церкви, Фаллон обернулась к отцу Дамьену.

— Все говорят о чуде. А вы так печальны, как будто земля разверзлась под нами.

Он поклонился ей. Его глаза, кажется, вобрали в себя все тайны небытия.

— Да, говорят о чуде, принцесса.

— Похоже, у вас мало веры в отца.

— Я верю, что он любим Богом и что он великий человек… Могу я помочь вам сесть на лошадь?

Фаллон было не по себе под его пронзительным взглядом, и она отрицательно покачала головой.

Почти две недели она провела верхом, и ей не требовалось помощь для того, чтобы сесть на лошадь.

Спустилась ночь, но они продолжали свой путь к Лондону. Во дворце их встретил дядя Гирт и с удовольствием сообщил:

― Роберт Фитцвимарк, старый нормандский друг короля Эдуарда, недвусмысленно предупредил герцога Вильгельма, что ты только что приехал после блестящей победы над викингами. Он сказал герцогу, что ты очень силен и что ему нужно как следует позаботиться об обороне.

Фаллон сняла рукавицы и стала перед камином.

— Я подготовлю послание, — сказал Гарольд. — Я пошлю монаха из Вальтхэма и попрошу Вильгельма уйти с миром.

Несмотря на жаркое пламя в камине, Фаллон дрожала. Она знала, что Вильгельм никогда не сделает этого. Она закрыла глаза и прислонилась к стене.

Она подумала о том, что Аларик снова был в Англии, рядом с Вильгельмом. Он поведет сотни людей против ее отца. Она вспомнила холодный взгляд его серых со стальным отливом глаз и то, как он перехитрил ее в поединке. Его почитают за одного из величайших воинов во всем христианском мире. И вот он вернулся сюда.

Внезапно она ощутила тепло, которое разлилось по ее телу. Она коснулась пальцами губ, вспоминая прикосновения его рта и его взгляд на площади перед церковью, когда после ее страстных слов, обращенных к толпе, едва не совершилось насилие. Он угрожал ей в тот вечер, предупреждал ее…

Аларик враг, напомнила себе Фаллон. Скорее всего, он умрет на английской земле. Однако она продолжала чувствовать пьянящее тепло во всем теле, которое сменилось трепетом. Фаллон не знала, какие чувства она испытывала к норманну, Она, бесспорно, презирала его и его цели. Но почему, в таком случае, стоило ему коснуться ее, в ней загоралось какое-то совершенно необыкновенное пламя?

Она почувствовала угрызения совести и твердо сказала себе, что любит Делона, что, когда они поженятся, она будет благонравной и верной женой. Она не станет и думать о других мужчинах.

Что-то заставило ее взглянуть в зал. Она увидела, что за ней наблюдает отец Дамьен. Он подошел к ней и протянул руки к огню. Отблески пламени заплясали на его красивом сосредоточенном лице.

— Почему вы так смотрите на меня? — спросила Фаллон.

Некоторое время священник молчал.

— Вы сейчас думали о рыцаре, который столкнулся с толпой у церкви, когда пролетела комета, не так ли?

Она ошеломленно посмотрела на него.

— Откуда вы узнали? Похоже, вы провидец, святой отец, и я хотела бы, чтобы вы рассказали о предстоящей битве… подсказали отцу, как ее выиграть.

— Я не провидец. Иногда я предвижу, но… — Он пожал плечами и посмотрел на огонь. — Я видел дерево, которое молнией раскололо надвое. Оно должно было погибнуть, но срослось и снова зазеленело.

— Сон Исповедника, — негромко проговорила Фаллон.

Он пожал плечами.

— Я из Фенса, миледи. Мой народ совсем недавно отказался от жертвоприношений языческим богам и стал христианским. В жизни много такого, на что нет ответа, и я его не ищу. Мы живем в окружении тьмы и склоняемся перед нею, — Он выпрямился и улыбнулся Фаллон. — Прошу прощения, принцесса. Мне надо идти.

Он сделал шаг, затем остановился и повернулся к Фаллон.

— Он здесь, у нас.

— Простите, святой отец? — нахмурилась Фаллон.

— Граф Аларик здесь, на английской земле.

Она улыбнулась.

— Не требуется древнего знания, чтобы установить этот факт. Если герцог Вильгельм здесь, то здесь и Аларик.

Ее обожгли его черные глаза, когда он кивнул и негромко сказал:

— Он останется жив. Он переживет это сражение… Как и ты…

— Я не буду принимать в нем участия.

— И будете правы, миледи. — Он поклонился и ушел. Фаллон слышала, как отец говорил монаху, что он должен передать Вильгельму. Она подошла к креслу отца сзади и поцеловала Гарольда. Король рассеянно погладил ее, и она ушла спать.

Она проснулась перед рассветом в холодном поту, дрожа от страха. Ей приснилось, что она лежит на земле, а гигантская лошадь с тяжелым топотом проносится рядом, едва не задев ее копытами. Наконец их стук стихает, она решается открыть глаза — и встречается взглядом с холодными серыми глазами графа Аларика д’Анлу.

Фаллон поднялась и плеснула себе в лицо водой. Затем она тряхнула головой и заверила себя, что никогда не увидит героя своего сна. Норманны обречены потерпеть поражение и бежать, поджавши хвост, через Английский канал.

Через два дня, исполнив поручение, монах вернулся. Фаллон сидела в комнате отца и напряженно слушала. Монах передал Вильгельму слова Гарольда о том, что герцог пришел к ним без приглашения и что норманнам предлагается вернуться домой, иначе он вынужден будет напомнить ему о дружеском пакте с Вильгельмом.

Вильгельм прислал ответное послание, в котором выражал свои обиды. Фаллон с трудом сдерживала гнев. Вильгельм не только вспомнил старое обвинение в убийстве, которое тяготело над ее дедом, но и обвинил в соучастии ее отца, которому тогда было всего двенадцать лет! Вильгельм утверждал, что корона должна по праву принадлежать ему и что он готов заявить о законности своих притязаний в Англии или в Нормандии.

— Какая чушь! — воскликнула Фаллон. — Нормандский закон здесь ничего не значит, а англичане уже заявили о своем выборе.

Монах поклонился ей и сказал:

— Герцог предложил также встретиться с королем на поединке.

Гарольд потер пальцами лоб.

— Жест благородный, но бесполезный. Если паду я, англичане все равно не примут иностранного короля. Если падет он, его люди продолжат грабить страну.

Фаллон опустилась перед отцом на колени.

— Отец, ты сражался с норвежцами и победил их. Ты доказал, что ты отличный воин и справедливый король. Тебе не надо участвовать в битве с Вильгельмом. По крайней мере сейчас. Пусть войско поведет другой человек.

Монах кашлянул. Гарольд посмотрел на него. Гонец выглядел бледным. Он смиренно опустил голову.

— Король Гарольд, есть кое-что еще, что вам надо знать. Герцог везет папскую хоругвь. На его руке кольцо со священными мощами. Норвежские монахи заявляют…

Гарольд встал.

— Что же? — спросил он.

— Они заявляют, что папа отлучил тебя от церкви. То же самое ожидает всех, кто будет сражаться на твоей стороне.

— Что?! — воскликнул Гарольд. Он в волнении снова опустился в кресло и засмеялся, однако этот смех не мог скрыть его горечи и боли.

— Отец, да плевать на этих лживых крыс! — горячо сказала Фаллон. — Мы еще должны оправдываться перед папой! Да Вильгельм наверняка получил эту хоругвь благодаря лжи и предательству! Отец, это ничего не значит! — Она с тревогой вглядывалась в побледневшее, искаженное страданием лицо Гарольда.

Он снова вскочил и нервно зашагал по комнате, затем повернулся к монаху.

— Передай Вильгельму, что я вверяю дело в Божьи руки!

Монах кивнул, низко поклонился и удалился. Гирт, в молчании сидевший за столом, стукнул кулаком и встал перед братом.

— Гарольд, послушай меня, брат мой! Фаллон говорит дело. Ты наш король. Ты не должен ввязываться в сражение. Позволь повести войска мне. Если я погибну, Англия будет жить. Пока я поведу людей к Гастингсу, ты соберешь более мощное войско.

— Я встречусь с Вильгельмом в бою…

— Гарольд, не глупи, прислушайся к моим словам!

— Я встречусь с Вильгельмом в бою, и пусть нас рассудит Бог, поскольку он знает правду.

Фаллон никогда не видела отца таким непреклонным… Почти безумным в своей твердости..

Она обменялась с дядей взглядами, и Гирт, с горечью покачав головой, вышел. Фаллон, понимая, что отцу сейчас не до них, последовала за дядей.

Заслышав ее шаги, Гирт обернулся. Догнав его, она остановилась. Дядя вскинул подбородок.

— Фаллон, в нас во всех течет благородная кровь, но ты — дивный цветок в нашем роду. Я благодарен Богу за то, что ты есть у нас.

— Не дразни меня, дядя! — сказала Фаллон. — Мне так страшно сейчас! Отец…

— Фаллон, ты понимаешь? — перебил ее Гирт. — Гарольд хочет решить все в одном сражении. Он или Вильгельм!..

— Твой совет был здравым.

— Я остаюсь рядом с ним.

— Мы должны помочь ему!

— Только твоя любовь, Фаллон, может утешить. Он добрый, богобоязненный человек, и то, что Вильгельм располагает благословением папы, его страшно угнетает. Верни королю бодрость, Фаллон, ради Англии. — Он поцеловал ее в лоб. — Мы отправимся завтра. Храни тебя Господь.

Дядя оставил ее и поспешил в зал. Фаллон тяжело вздохнула.

У нее не было выбора. Она должна надевать латы и кольчугу и ехать вместе с войском. Она не позволит отцу одному идти в бой сейчас, когда у него так тяжело на душе. Она будет рядом с ним.

— Прости меня, Господи, за то, что я снова вынуждена обманывать отца! — горячо прошептала она. У Стэмфордского моста она доказала, что может быть полезна. И там же научилась переносить ужасный запах крови, преодолевать в себе слабость и тошноту при виде увечных и умирающих.

Будь что будет, но она отправится туда, где должно произойти сражение.

Как и прежде, Фаллон рассчитывала на помощь Делона. Однако Делон, увидев, что она седлает боевого коня, не на шутку рассердился. Он сказал, что на сей раз ему уж точно уготована темница, если, конечно, его не четвертуют или не повесят.

— Делон, поход уже начался. Не шуми, иначе отец может услышать. Если он поймает меня, я скажу, что собираюсь в Бошем, к матери.

Делон безнадежно вздохнул, а Фаллон улыбнулась. Она глядела на него с нежным торжеством, ибо он больше не сердился, а лишь испытывал угрызения совести. Он всегда уступал ей, даже рискуя собой. Послышались команды к построению пеших воинов; началась суета, лошади поднимались на дыбы, едва не давя собравшихся людей. Фаллон сжала руку Делона.

— Обещаю, Делон. Впредь я не стану подвергать риску наш союз. — Ее голос дрогнул. — Делон, пойми! Отец страшно расстроен папским отлучением. Он рвется в бой с этим нормандским ублюдком, хотя войско мог бы возглавить кто-то другой… Я должна быть там!

Делон кивнул.

— Ты свернешь на Бошем?

Она улыбнулась и не ответила.

Поход до Гастингса был не столь долгим, как до Йорка. Ночью тринадцатого октября они добрались до холма Кальдбек, где к ним присоединились другие воины.

Фаллон не свернула на Бошем.

Войско расположилось на ночь вдоль кряжа выше долины Сантлаш. Король решил создавать здесь оборонительный рубеж. Фаллон обернулась и увидела, что на нее смотрит отец Дамьен.

Она нервно облизнулась, затем повернулась к нему спиной, пытаясь ослабить подпругу.

— Я остаюсь здесь, святой отец. Вы не сможете повлиять на мое решение. Вы можете сказать моему отцу… Но я не уеду.

Священник подошел к ней и помог управиться с подпругой.

— Я знал, что ты будешь здесь, — ответил отец Дамьен. Он опустил седло на землю, и Фаллон пробормотала слова благодарности. Он поднял руку и, благословив ее, отошел. Этой ночью его услуги понадобятся многим, подумала она. Тысячи людей собрались здесь, чтобы участвовать в битве.

Сзади к ней приблизился Делон, обвил ее талию руками и прижал к себе. Щекой он коснулся шелка ее волос.

— Я чувствую какой-то озноб, любовь моя. Словно планеты и звезды собираются столкнуться, и настанет конец света.

Фаллон почувствовала, что по ее телу тоже пробежала нервная дрожь, и посмотрела в сторону города Гастингса. Где-то там стояли норманны в ожидании битвы. Скоро долина окрасится кровью, кто-то станет победителем.

Пусть это будет отец!

— Нам нужно отдохнуть, — сказал Делон. Но под его командой находилось множество людей, и он должен был позаботиться о них. Фаллон прислонилась к дереву и посмотрела на луну. Ей стало не по себе, когда она увидела странную дымку вокруг ночного светила. Дымка была красного цвета — цвета свежепролитой крови.

Постепенно шум и гомон стали ослабевать. Фаллон должна найти отца. Она двинулась мимо сидящих у костров людей. Вначале она шла медленно, затем ускорила шаг, потом побежала. Она бежала, и пламя костров освещало ее щеки. Наконец она вошла в шатер отца.

Кроме Гарольда, здесь были Леофвин, Гирт и ее старший брат Гален. Они изучали сделанную из глины модель здешней местности. Когда вошла Фаллон, они с удивлением уставились на нее.

— Гален, — сказал Гарольд. — Отведи ее к Делону. Молодой человек будет беспокоиться.

Гален криво улыбнулся, но едва он встал, чтобы выполнить приказание Гарольда, король поднялся.

— Подожди.

Он обнял Фаллон за плечи и вышел с ней из шатра. Взглянув на ночное небо, он поцеловал дочь в лоб и прижался к нему подбородком.

— Если что-либо случится, передай матери, что я любил ее, что она была моим счастьем.

— Перестань, отец!

Он казался очень молодым и красивым в эту ночь.

— Люди говорят подобные вещи перед каждым сражением, Фаллон. Уверяю тебя, что Гарольд Гордрада перед отплытием и Вильгельм перед высадкой на остров позаботились о том, чтобы сообщить другим свою волю. Я просто хочу сказать… — Он замолчал, затем посмотрел на дочь и улыбнулся. — Если случится худшее, доверься милосердию герцога. Иди к Аларику.

— Нет! — воскликнула она. — Никогда!

— Фаллон…

— Если случится худшее, отец, я отыщу мать, Аалфина и Тама, и мы убежим на север. Пожалуйста, отец, не надо…

— Аларик благородный человек. Если ты сдашься ему и присягнешь в верности, он позаботится о твоем благополучии.

Фаллон в смятении опустила голову. Это какое-то сумасшествие! Даже если они завтра проиграют сражение, Гарольд может снова собрать людей в средней части страны и ожидать поддержки с севера. Он не должен так говорить!

— Отец, пожалуйста, побереги себя завтра…

— Я так и настроен. А ты, моя красавица, иди к графу Аларику, если тебе понадобится убежище. Скажи ему, что я просил его проявить милосердие к тебе. Ты мне очень дорога, Фаллон.

Она почувствовала, что в душе ее разрастается страх, и подумала, что, если отца убьют норманны, все остальное для нее перестанет существовать. Она не сдастся до конца дней своих.

— Фаллон…

Она не будет ему лгать, но и не даст повода для беспокойства. Фаллон улыбнулась отцу лучезарной улыбкой, обвила его шею руками и расцеловала в обе щеки.

— Поспи, отец. Ты выглядишь усталым и измученным. — Она погладила его по лицу. — Делон — очень надежный человек, уверяю тебя. Мы ждем уже немало времени и будем ждать до тех пор, пока ты не благословишь наш союз. И береги себя, отец!

К ее глазам подступили слезы. Фаллон еще раз чмокнула отца в щеку, повернулась и быстро зашагала прочь, обходя людей и отгоняя от себя мысль, что, возможно, она видела отца в последний раз.

Английское войско не успело выстроиться в боевые порядки, как норманны начали нападение.

— Матерь Божья! — прозвучал чей-то крик, когда обрушился град их стрел.

Делон громким голосом отдавал приказания своим людям. Фаллон, находившаяся в задних рядах, увидела, как поднялись знамена отца — Уэссекский дракон и сражающийся рыцарь. Воины выстроились вдоль кряжа. Раздались команды, сдвинулись щиты — и воины оказались неуязвимы для стрел.

После этого Фаллон показалось, будто гром прокатился по земле — это с тяжелым топотом, отбивая четкий ритм, двинулась лавина из сотен лошадей. Прозвучали звуки горна, и вперед пошла основная масса нормандского войска. За пехотой, вооруженной пращами, стрелами и копьями, двигались всадники.

У ног Фаллон вскрикнул и упал воин. Послышался леденящий душу крик, и какой-то виллан, размахивая боевым топором, двинулся вперед. Его лицо выражало неукротимую жажду мщения.

Фаллон дала себе слово не принимать участия в сражении, однако сдержать его оказалось слишком трудно. Человек у ее ног стонал — стрела застряла в его плече, Фаллон закусила губу, уперлась рукой в грудь воину и изо всех сил потянула стрелу. Воин вскрикнул, однако стрелу ей удалось вытащить. Фаллон оторвала полосу от своего передника под кожаными латами и быстро перевязала рану. С огромным трудом ей удалось оттащить воина немного подальше и прислонить к дереву. Он на короткое время открыл глаза, затем снова потерял сознание.

Здесь кипел бой, а совсем неподалеку было тихо и спокойно. Долы и перелески демонстрировали пиршество осенних красок — желтых, оранжевых, коричневых, багряных. Легкий прохладный ветерок пробегал по земле. Наступило время сбора урожая. Земля была зрелой, щедрой и прекрасной.

Но не здесь.

Прозвучала весть, что герцог убит, и англичане издали клич, восходящий к древним, еще языческим временам. Норманны начали отход, и на холме послышались победные крики. Воины устремлялись в погоню за отступающими.

Прикрыв окровавленными ладонями глаза от солнца, Фаллон наблюдала за сражением. Она нервно, возбужденно заходила, когда нормандские всадники остановили отход своей пехоты. Тяжеловооруженные рыцари обрушились на пехотинцев. Слышались отчаянные крики. Отступление закончилось. Английский строй вдоль кряжа заколебался.

Рядом упал раненый воин. С его лба стекала струйками кровь, глаза выражали муку.

— Все кончено, — хрипло сказал он. — Леофвин…

— Это мой дядя! Он ранен?

— Гирт убит…

— О Боже! — в отчаянии воскликнула Фаллон.

— Леофвин тоже сражен, — продолжал воин. — В долине, на опушке леса… Они пытались бежать, но норманны их настигли…

Гирт убит! Ей хотелось кричать от отчаяния. Стоны, крики, звон мечей не ослабевали. Слышался звон летящих стрел.

— А Леофвин? Ты говоришь, что…

Воин открыл рот, но произнести ничего более не смог. Глаза его остекленели, и Фаллон поняла, что он умер.

Она бросилась к северной части кряжа, где вечером располагался их лагерь. Натянула дрожащими руками шлем и вытащила выкованный специально для нее меч. Она не собиралась принимать участия в сражении, но она обязана защитит короля. Гирт погиб, и Леофвин, должно быт. тоже сейчас где-то умирает от ран. Нет времени рыдать — время слез наступит потом. Она должна помочь дяде и его людям. А ей да поможет Бог выполнить свой долг!

Она взяла щит норвежского воина и, слегка покачиваясь под его тяжестью, спустилась вниз. Норманн бросил в нее топор, однако она увернулась, чувствуя, как у нее перехватило дыхание. Фаллон не остановилась для того, чтобы сразиться с ним, а поспешила дальше. Она поскользнулась на куче земли, пропитанной кровью. Кто-то занес над ней меч. Фаллон парировала удар и продолжала свой путь. Наконец она достигла долины и опушки леса.

— Леофвин! — Фаллон углубилась в лес, все время выкрикивая имя дяди. На ее зов никто не откликался.

Пробегавший мимо человек схватил ее за руку.

— Беги! Скорее подальше в лес! Мы разбиты! Мы должны разбежаться и перегруппироваться! Нужно скакать в Лондон за подкреплением!

— Нет, сэр, подождите! Леофвин, брат короля…

Он махнул рукой и побежал дальше.

Фаллон шла по лесу. Она увидела лежащего юношу, почти мальчика, вооруженного лишь рогаткой. Она опустилась рядом с ним и стала перевязывать ему рану в животе.

— Надо выбираться отсюда, — сказала она юноше.

— Святой ангел Божий, — тихо произнес юноша. Его глаза были затуманены болью.

— Нет, это ты — святое дитя, — возразила Фаллон. — Ты сражался за моего отца и отдал все, что мог. Теперь надо держаться.

Она поднялась и схватила за руку пробегавшего мимо мужчину.

— Подождите, сэр, мне нужна помощь.

Мужчина посмотрел на нее безумными глазами. Фаллон потрясла его за руку.

— У меня раненый мальчик. Помогите ему!

Мужчина проглотил в горле комок и, кажется, пришел в себя.

— Я возьму его, но нужно торопиться. Норманны идут и идут — французишки и всякая другая шваль, и еще — нормандские рыцари. Они — смерть!

Фаллон осмотрелась и убедилась в справедливости его слов. Норманны уже захватили кряж и двигались в ее сторону. Фаллон вынула меч, взяла в руки щит и опустила на лицо забрало.

Она действовала мечом с остервенением. В ее ушах звучали советы Фабиони: никогда не выказывай слабости; двигайся и отбивай удары. Не выказывать слабости!

Хитрость и проворство в бою нужнее, чем тупая мускульная сила. Фаллон мельком подумала о том, что больше английских людей смогут спастись, если она отвлечет на себя нескольких норманнов. Некоторых она ранила. Фаллон старалась не думать о том, не убила ли она кого-нибудь из них, равно как и о том, что с ней случится, когда ее силы иссякнут. Если бы она смогла прорваться сквозь кольцо норманнов! Тогда ей открыта дорога в лес.

Среди норманнов появился новый всадник. Некоторое время он наблюдал за ее поединком, затем Фаллон расслышала его слова, что он все берет на себя.

Подъехав, всадник занес свой меч. Фаллон сделала попытку парировать удар. Однако ее противник обладал, казалось, нечеловеческой силой: ее меч был выбит, и сама она упала на землю. Фаллон сжала зубы и закрыла глаза, ожидая смерти. Внезапно всадник слез со своего черного жеребца и приставил острие меча к горлу Фаллон.

— Сдавайся, и ты будешь жить!

Ей захотелось закричать от ужаса. Ибо поверг ее наземь и приставил меч к горлу не кто иной, как Аларик.

Из тысяч людей войска Вильгельма именно Аларик требовал от нее признать свое поражение. А она знала, что никогда, ни за что на свете не сдастся.

Он нагнулся, чтобы поднять забрало и открыть лицо.

— Не смей меня трогать! — воскликнула она.

Она увидела гнев в его широко открытых глазах. Теперь уже не имело значения то, что он поднял ее забрало. Она выдала себя криком.

Грубые, безжалостные руки лишили ее последней защиты. Он посмотрел на нес колючими, ледяными глазами.

Они встретились как воины, и она проиграла. Он пришел, чтобы завоевать, — и сделал это.

Глава 14

Фаллон мало запомнила из того, что ей говорил Аларик, если не считать его слов о смерти отца. Стражники заперли ее в холодном сарае, и она отрешенно сидела, не зная, сколько времени она здесь находится и чего ждет.

У двери останавливались люди, и Фаллон слышала их разговоры. Кто-то описал гибель Гарольда. Это было ужаснее, чем она могла себе представить.

— Да, стрела… Прямо в глаз. Затем на него набросились четыре норманна. Говорят, среди них был и Вильгельм. Они изрубили его на куски… Сейчас ищут его тело.

— Господи! — прошептала она. Тоска и отчаяние овладели ею.

Открылась дверь. Вошла дородная, рослая женщина, ножом разрезала путы на Фаллон и поставила ее на ноги.

— Allеz![7] — скомандовала она и добавила: — Идти!

Фаллон не сочла нужным сообщить тюремщице, что говорит по-французски.

Она чувствовала себя страшно уставшей и не возражала против того, чтобы ее тянули. Выйдя из сарая, они вошли в ближайшее здание. Фаллон увидела прачек, стирающих в корытах одежду, и поваров, которые готовили еду. Не собираются ли ее использовать в качестве рабыни на кухне? Ну, что ж, она готова работать. Лишь бы забыть о том, что Гарольд, король Англии, изрублен сегодня на куски.

Они остановились перед огромным корытом с водой, от которого поднимался пар. Женщина велела Фаллон лезть в воду. Уж не превратились ли норманны в людоедов? Не собираются ли они сварить и затем съесть ее во время победного пиршества?

Женщина протянула ей кусок мыла. Фаллон покачала головой, решив, что если ей предстоит стать жертвой насильника, то пусть он берет ее в самом непривлекательном виде. Женщина потянула ее за рукав.

— Non! Comprenez?[8]

Тогда Фаллон по-французски обозвала женщину жирной нормандской шлюхой и сказала, что она и пальцем не пошевелит, чтобы выполнить ее команду.

Через несколько минут Фаллон убедилась, что герцог Вильгельм заставлял прачек и шлюх отрабатывать свои гроши. Ее мучительница свистнула, и помощь ей была оказана незамедлительно. Фаллон отчаянно визжала, когда женщины набросились на нее, повалили на землю и стали срывать одежду. Она каталась, лягалась, билась, однако, когда женщины оставили ее в покое, Фаллон оказалась совершенно голой. Могучая женщина за волосы потащила ее к корыту и толкнула туда головой вниз.

Фаллон и в корыте пыталась оказывать сопротивление, однако женщина чуть было не утопила ее. В конце концов силы Фаллон иссякли, и ее опекунья вымыла ей волосы и, не церемонясь, отдраила с головы до ног, не пощадив и самых деликатных мест. После этого она вытащила Фаллон из корыта, вытерла и одела в мягкую белую рубашку из тончайшего шелка и платье с фламандскими кружевами. Фаллон оставалась безучастной, когда ей долго расчесывали волосы и умащивали благовониями тело. Она несколько раз поглядывала на кухонные ножи, думая о том, что сейчас самое время вонзить себе такой нож в сердце.

Но нет… Она медленно приподняла подбородок.

Враг пока что не правит Англией. Гарольд погиб, но перед нормандским сбродом расстилалась большая, враждебно настроенная страна. Фаллон должна жить и бороться, как Гарольд который никогда не сдавался. Он нанес поражение викингам, проявив при этом и мужество и милосердие, и не уклонился от другого сражения. Он во всем шел до конца. Она убежит на север и объединится с братьями.

— Allez! — скомандовала женщина. Фаллон посмотрела на нее и поднялась. На плечи ей набросили теплую накидку, повели по двору мимо поварих, большинство из которых были нормандками, хотя попадались и недавно набранные саксонские женщины. Когда они проходили мимо разделочного стола, Фаллон незаметно схватила нож и спрятала его в складках платья.

Они вышли на широкое поле, на котором раскинулись сотни нормандских шатров. У костра сидели люди, но их было немного; очевидно, большинство уже удалились на отдых. Фаллон опустила голову, пытаясь предугадать, что ее ожидает.

Женщина неожиданно остановилась, подняла полог шатра и втолкнула Фаллон внутрь, стянув с нее при этом теплую накидку. Фаллон не удержалась и упала, а поднявшись, осмотрелась.

Она увидела приземистый столик, на нем вино, хлеб, сыр, мясо. Рядом со столиком находилась кровать — не какие-нибудь нары, а настоящая деревянная кровать с толстым матрацем, чистыми простынями и высокими подушками. Внезапно ей стало не по себе. Она судорожно вздохнула, удивляясь тому, что страх пришел только сейчас.

Ее привели сюда, чтобы предложить кому-то в качестве награды.

Ее стала колотить дрожь, когда она вспомнила рассказы очевидцев о высадке норманнов. Воины поговаривали, что Вильгельм хочет привести Гарольда в ярость, истребляя на своем пути население Уэссекса. Дома разрушали, скот резали, мужчин убивали, женщин насиловали.

Фаллон почувствовала, что может потерять сознание. Рассказывают, что опьяненные победой норманны брали женщин прямо там, где настигали свою жертву, — на улице, на огороде, дома.

Здесь дело обстояло иначе. Кто-то хочет насладиться пленницей в полной мере. Ее искупали и нарядили, приготовлен ужин и даже есть музыкант — словом, все, что нужно для любовной неги.

Аларик?

Нет, на него не похоже. Это никак не соответствует чувствам, которые он испытывает к ней.

Он касался ее раньше лишь случайно, хотя у обоих это вызвало трепет. Да, он желал ее, это верно, но одновременно и презирал.

Ее пронзал страх, когда она поняла, что Аларик кому-то отдал ее, словно породистую кобылу или охотничью собаку.

Скоро какой-то нормандский воин появится здесь, чтобы получить награду за то, что хорошо проявил себя в сражении.

Фаллон почувствовала слабость в ногах. Ведь это и к лучшему, убеждала она себя. Разве не предпочтет она любого другого мужчину? Разве Аларик не самый ненавистный из норманнов?

Да, это к лучшему. Она вспомнила его прикосновения — никто из мужчин не способен был вызвать у нее этот трепет. Когда Аларика нет рядом, она свободна. Она способна бороться и побеждать.

Шорох позади заставил ее обернуться. Она увидела вошедшего в шатер воина.

Фаллон встречала его раньше вместе с Алариком. Это был массивный мужчина с густыми кудрявыми волосами. На его лице блуждала застенчивая улыбка. Он поздоровался по-английски и сразу же извинился за плохое знание языка. Он прошел к столу, налил вина в два латунных кубка; при этом пальцы его слегка дрожали. Один из них он протянул Фаллон. Она в ярости выбила сосуд из его рук. Он закусил губу, поднял кубок и снова наполнил вином.

— Прошу вас, принцесса. Меня зовут Фальстаф. Я ваш друг. Я обожаю вас так, как ни одну женщину на свете. — Он говорил так деликатно и с таким почтением, что Фаллон все-таки приняла из его рук кубок, не отводя взгляда от его глаз.

Вино было вкусным. Оно помогло смягчить ее душевные муки.

Она увидела, с каким восхищением его глаза скользят по ее фигуре.

— Я женюсь на вас! — неожиданно сказал он.

— Сударь, уверяю вас, что я никогда — слышите, никогда! — не выйду за вас замуж!

Он покачал головой.

— Миледи, я не хочу причинять вам зла.

— Если вы меня любите, отпустите. Позвольте мне возвратиться к моему народу.

— Я не могу.

— Почему же?

Он пожал плечами, и Фаллон внезапно пожалела его.

— Вильгельм казнит каждого, кто выпустит вас, — сказал он, беспомощно разводя руками. — Миледи, по Англии бродят наемники. Это жестокие люди. Если вы вырветесь отсюда, вы станете их добычей.

— Нет, если доберусь до своих людей! — в отчаянии произнесла Фаллон.

Ею овладела паника, когда он сел рядом и дотронулся до ее щеки.

— Принцесса, полюбите меня, и я умру, защищая вас! — клятвенно пообещал он.

Она оцепенела, когда он наклонился и сделал попытку поцеловать ее. Он неловко положил руку ей на грудь. Фаллон вскочила и отбежала в сторону. Жалобно вскрикнув, он бросился за ней.

В шатре было мало места, и он тут же поймал ее, прижав к кожаной стене. Фаллон повернулась лицом к нему, нащупала украденный нож.

— Прошу вас! Не трогайте меня!

— Я должен, — сказал он, наступая.

Она не хотела его убивать. Она вообще не хотела проливать кровь. Ее отец был прав. Убийство что-то меняло и в мужчине, и в женщине. Насколько она презирала норманнов, настолько не хотела их убивать… но она не могла вынести насилия.

— Подойдите, прошу вас, дивная фея, — начал Фальстаф, придвигаясь к ней.

Фаллон выхватила из складок платья нож и вонзила в Фальстафа.

Он изумленно посмотрел на нее, схватился за живот и вскрикнул от боли.

В шатер ворвались стражники. Они переводили взгляд с упавшего рыцаря на Фаллон так, словно перед ними была ведьма.

— С нами крестная сила! — Один из стражников перекрестился. — Я пойду за графом! — сказал он.

«За Алариком».

Он презирал ее. Он не хотел ее. Он отдал ее другому, и тот, кому он ее подарил, сейчас лежит, умирающий в луже крови.

Фаллон не могла пошевелиться. Она осталась в оцепенении стоять, опираясь на стенку шатра.

Внезапно в шатер ворвался Аларик. Огромный, он, кажется, заполнил собой все пространство. Он сбросил кольчугу, хотя меч все еще висел у пояса. Аларик посмотрел на нее с удивлением, гневом и ненавистью и опустился на колени перед другом.

Она была потрясена и напугана и как сквозь сон слышала приказания Аларика, чтобы Фальстафа немедленно отнесли к лучшему лекарю.

Они остались одни. Ей казалось, что она задыхается. Изо всех сил Фаллон старалась держаться прямо, однако ее била внутренняя дрожь. Ей хотелось убежать: она не могла находиться рядом с ним, видеть его сверлящие гневные глаза.

— Ах ты кровожадная сука!

— Я не хотела убивать или даже ранить его. Он напал на меня, и я дала отпор.

— Он обожал тебя! Он был без ума от тебя!

— Зато я не люблю его!

— Ты, возможно, убила его!

— Ему не следовало нападать на меня!

— Нападать на тебя! Да ты его собственность! Я отдал ему тебя!

Вот так просто, подумала она. Так ужасно, так кошмарно. В тот самый день, когда еще утром ее почитали как дочь короля. Никто не смел прикоснуться к ней.

А сейчас она чья-то собственность? Нет! Никогда! В ней снова поднялись гнев и ненависть к Аларику. Мерзкий, проклятый нормандский ублюдок.

Она вздернула подбородок и поклялась про себя, что ее стародавний враг никогда не возьмет над ней верха. Он может отдать ее тысяче мужчин — она будет их презирать. В конце концов она убежит.

— Я дочь короля, английская принцесса! Дочь Гарольда, а не чья-либо собственность!

Она замолчала, когда Аларик в ярости шагнул к ней. Он заявил, что она не принцесса, а рабыня, Вильгельм отдал ее ему.

В ней клокотал гнев. Этот день был бесконечно длинным. Он принес слишком много потерь. Фаллон стала кричать, что она не признает власти нормандского ублюдка.

— Английские законы позволяют свободным людям иметь рабов. Это или осужденные преступники, или военнопленные.

Она готова была разрыдаться, но не могла позволить себе этого у него на глазах. Нельзя было выказывать слабость. Она всегда пыталась доказать ему, что не согнется и не сломается, а сейчас была близка к тому, чтобы упасть на колени и упрашивать его сказать, что ничего из сегодняшних событий не было.

Фаллон не могла этого сделать. Она никогда не видела его в таком гневе. От бессильной ярости ее колотила дрожь. Как же ей хотелось убежать! Она ругалась, называла его варваром. Он отвечал, но она едва слышала его. Его гнев разгорался, словно пожар, и вот, отмерив быстрыми широкими шагами разделявшее их пространство, Аларик вплотную приблизился к ней и посмотрел в упор. Она клятвенно пообещала, что не перестанет воевать с ним. Он зловеще негромким голосом ответил, что с радостью четвертовал бы ее.

Он находился так близко, что она задыхалась. И еще ей было страшно. Она и подумать не могла, что будет до такой степени бояться Аларика. Его ожесточение было почти осязаемым. Он придвинулся к ней еще ближе, и его слова падали, словно удары. Пальцы ее ощутили нож, которым она ударила Фальстафа. Она не могла объяснить себе, что толкнуло ее тогда — мужество или страх. Она знала лишь то, что была не в себе.

Но сейчас перед ней был не Фальстаф. Возможно, Аларик предвидел это движение. Он с силой ударил ее по руке, и нож упал на пол. Затем она почувствовала, как его пальцы вцепились ей в волосы, и он швырнул ее на кровать, которую Фальстаф приготовил для любовных утех.

— Саксонская сука! Тебя придется усмирить!

— Нет!

Он придавил ее своим телом. Фаллон отчаянно барахталась и извивалась под ним, тщетно пытаясь отыскать в себе остатки мужества.

— Можешь казнить меня! Убей, только…

— Смирись! — взревел он, — Покорись, проси пощады! Проси оставить тебе жизнь, Фаллон!

Она была не в состоянии выцарапать ему глаза, поэтому плюнула в лицо.

Его тело напряглось до такой степени, что Фаллон захлестнула новая волна ужаса. Его стальной взгляд, казалось, пронизывал ее насквозь. Она ощущала его каждой клеткой своего тела. Он крепко удерживал ее руку, его бедра прижимались к ее ногам.

Внезапно Аларик заломил ей руки над головой. Быстрым движением он разорвал верхнюю часть ее рубашки и поднял юбку выше пояса. Его рука коснулась обнаженной девичьей плоти, и Фаллон вскрикнула от отчаяния и удивления, ибо лишь сейчас полностью осознала его намерения и силу его желания.

Она дочь Гарольда, напомнила себе Фаллон. Гордая дочь Гарольда. Делон дарил ей нежные, целомудренные поцелуи, ни один мужчина не позволял себе быть с ней дерзким — кроме этого воина.

Да и он не позволял себе раньше такого!

В те моменты в давнем прошлом он никогда не был с ней столь груб. Она помнила его поцелуй, который обжег и воспламенил ее, но он не был жестоким. Сейчас же в глазах Аларика читалось не только желание, но и ненависть.

— Варвар! — прошипела она, широко раскрыв глаза, не в силах удержать слезы. — Варвар и ублюдок, гнусное нормандское отродье!

Его лицо напоминало злобную маску, челюсти были плотно сжаты. Фаллон попыталась выскользнуть из его объятий, но это было так же невозможно, как своротить стену. Тело его было раскаленным, мышцы излучали жар, приводя Фаллон в трепет. Она продолжала выкрикивать ругательства, глядя в искаженное похотью и яростью лицо Аларика.

Внезапно он оттолкнул ее. Получив неожиданную свободу, Фаллон попыталась подняться. Он схватил ее за руку и вновь бросил на кровать с такой силой, что она задохнулась.

Она поняла, что он отпустил ее только для того, чтобы снять меч и ножны. Он сбросил тунику, снял через голову рубашку, и пламя очага осветило выпуклые мышцы его груди и плеч. Фаллон прерывисто вздохнула, но едва пошевелилась, как он вновь оказался на ней. На нем оставались лишь рейтузы, сквозь которые она могла отчетливо ощутить его мужское естество.

— Нет! — Фаллон пыталась царапаться и лягаться. Она знала, что не обделена силой, но по сравнению с ним была слабым ребенком.

Он надежно сжал ей запястья, затем раздвинул коленом девичьи бедра и пригвоздил ее всей тяжестью к кровати. Фаллон не могла пошевелиться. Если она двинется, он приникнет к ее интимному месту еще плотнее.

— Проси пощады, Фаллон!

— Пощады? У тебя?! Да я скорее умру!

Он прижал ее руки к матрацу и расплющил ее всем весом, беспощадно придавив к кровати.

— Ублюдок! — прошипела она и снова отчаянно забилась под ним, задыхаясь и хватая ртом воздух.

В глазах Аларика не было и проблеска жалости. В них читалась непримиримость. Он ненавидел ее. Он прикасался к ней с каким-то презрением, его рука дерзко блуждала по ее бедрам. Фаллон ощутила тяжесть его обнаженного живота…

Страх и отчаяние взяли верх над гордостью. Прерывающимся шепотом она проговорила:

— Не надо… Прошу тебя, Аларик… Не надо…

Он замер, однако не отпустил ее. Фаллон почувствовала, что больше не может сдерживать слез.

Это Аларик, напомнила она себе. Человек, которому она много лет мечтала досадить. Человек, который не единожды зажигал в ней пламя и загорался сам, но смирял себя. Человек, который был другом отца, который не раз выручал ее из беды.

Она посмотрела на него, и неожиданно для нее самой из ее уст вырвались слова:

— Как мог ты… отдать меня… кому-то другому?

Он немо застыл над ней. Фаллон не знала, услышал ли он ее. Его глаза были для нее стальной загадкой. Она сдержала рыдания и сделала попытку отвернуться, понимая, что находится в рискованном соприкосновении с мужской плотью. Фаллон ощущала жар во всех членах. Он должен отодвинуться, иначе она станет кричать и малодушно просить его о милости.

И — о чудо! — он это сделал, он отодвинулся. Фаллон мгновенно прикрыла живот простыней, а Аларик молча надел тунику.

— Итак, миледи, — сказал он, подняв украденный ею нож. — Вы пытались убить Фальстафа за то, что он осмелился прикоснуться к английской принцессе. — С сардонической улыбкой Аларик снова приблизился к ней. — Но сейчас вы отлично знаете, что вы всего лишь шлюха ублюдка и приверженца другого ублюдка… Ты моя, Фаллон, и я могу делать с тобой все, что пожелаю. Не надо напускать на себя важность. Гарольд убит. Англией будут править норманны.

Она позабыла о страхе, который вынудил ее взмолиться о пощаде. Она увидела в Аларике холодного, надменного врага, и в ней снова поднялась ненависть. Как может он так говорить о Гарольде, сыне Годвина? Она встала на колени, чтобы ударить его.

Он поймал ее руку и так резко выкрутил, что Фаллон вскрикнула от боли. Он смотрел на нее холодным, безжалостным взглядом, и она, скрипнув зубами, опустила голову, чтобы волосы закрыли ее лицо и он не смог увидеть отразившиеся на нем чувства. Гарольд погиб. Англия проиграла битву. Слезы брызнули из ее глаз и скатились по щекам, и она была не в силах что-либо с этим поделать.

— Фаллон!

Аларик ослабил хватку. Он прошептал ее имя. Он сел рядом с ней и притянул к себе.

— Мне очень жаль твоего отца. Он был храбрым воином… Мне очень, очень жаль…

Ее поразила произошедшая в нем перемена. До этого он был врагом, а сейчас вдруг заговорил каким-то душевным тоном и стал похож на того человека, которого она знала много лет. Он поглаживал ладонью ее плечо, слова его звучали тихо и нежно. У нее не было сил оттолкнуть его. Он медленно положил ее на подушку и наклонился над ней, пытаясь посмотреть в глаза. Он коснулся губами ее щек и лба, слизав языком слезы.

Затем он коснулся ртом ее губ, и Фаллон почувствовала всплеск и столкновение различных ощущений. Поцелуй вызвал появление жара, который разлился по всему телу. В этот миг Аларик был другом, а не врагом, и не важно, что может произойти затем или что было до этого, важно, что сейчас они вместе делили боль утраты Гарольда, саксонского короля. Она ощущала его печаль, как и жар во всем своем теле.

Фаллон никогда не уступила бы силе! Но здесь было нечто совсем другое.

Она не отдавала себе отчета в том, как он сумел отыскать в ней отклик. Она просто знала, что, когда он целует ее, она тянется к нему душой. Она подставила ему губы, ее руки обвили его шею. Она вся трепетала. Здесь не было насилия, не было принуждения. Аларик покрывал нежными поцелуями ее лицо, затем снова возвращался к губам и целовал так, словно хотел выпить ее дыхание. Он шептал какие-то малозначащие слова, которые успокаивали и убаюкивали. Ей было хорошо и спокойно в его объятиях.

Что-то приговаривая, Аларик отвел назад ее волосы. Он стал страстно, горячо целовать ей шею. Она не остановила его, когда он стал нежить и раскачивать ее груди, гладить и ласкать их, словно возлюбленный, высекая из нее новые искры пламени. Скоро они станут пожаром. Если бы она стала шептать слова протеста, его губы заглушили бы их.

Он касался ее все более дерзко. Она почувствовала, как его шершавая ладонь коснулась бедер и стала их гладить. Она мельком подумала, что лежит почти нагая, что рубашка разорвана и сбилась вверх. Его рука скользнула по внутренней части бедер и коснулась девичьей плоти. Она ахнула, но ее вздох был заглушен страстным поцелуем. Он плотно прижался к ней всем телом. Ее охватила паника. Но даже страх не мог помешать блаженной сладости, захлестнувшей ее.

Однако затем это ощущение сменилось резкой болью. Возвращенная к суровой действительности, Фаллон попыталась оторвать губы от его рта, освободиться от объятий и уйти от внезапной боли, которая унижала ее.

Сначала он назвал ее нормандской шлюхой, а потом сделал ею.

Фаллон закричала от ужаса. Она забарабанила кулаками по его спине, пытаясь справиться с новым потоком слез, который слепил ей глаза. Его плоть находилась глубоко в ее лоне, она жгла и трепетала.

Аларик схватил ее руки и придержал их. При этом он не сводил с нее глаз, и у нее перехватило дыхание.

— Аларик… ты мне делаешь больно…

Он покачал головой. Он показался ей удивительно красивым в этот момент. Тихим, проникновенным голосом он сказал:

— Больше не будет больно…

Он жадно поцеловал ее, переплел свои пальцы с ее пальцами и начал медленно, равномерно, ритмично двигаться, с каждым разом погружаясь в нее все глубже.

Волна сладости стала вытеснять боль. Пальцы ее размякли. Аларик без конца целовал ее, что-то шепча между поцелуями. Он спрятал свое лицо у нее на шее, затем его губы обожгли девичьи груди, а губы сомкнулись вокруг сосков. Все его тело не переставало двигаться.

Она не могла сказать, когда у нее началось это сладостное томление, она постанывала, выгибалась ему навстречу, чувствуя, как ее переполняет блаженство.

Оба горячо и часто дышали. Жар, казалось, все возрастал, и она металась, словно в лихорадке, пронизываемая сладострастными ощущениями. Он приподнялся над ней, и она увидела, что его лицо напряжено и искажено страстью. Наблюдая за ней, он все энергичнее двигал бедрами. Положив ладонь ей на грудь, он прислушивался к биению ее сердца. Фаллон закрыла глаза, мечтая о полном слиянии с его телом.

Это обрушилось на нее, сметая все на своем пути. Словно комета, внезапно промчавшаяся по небу, словно солнце, пронзившее слепящими лучами полночную тьму. Это была медовая сладость, которой она никогда до этого не испытывала.

И это исходило от него.

В последний раз он вошел глубоко в ее лоно. Его тело вздрогнуло, и излилось что-то обволакивающее и горячее. Некоторое время они лежали неподвижно, прижимаясь друг к другу и прислушиваясь к замирающим сладостным токам.

Их глаза встретились, и в их сознание постучалась реальность. Аларик, разгоряченный и потный, был почти одет, в то время как рубашка Фаллон была изорвана и не прикрывала наготы. Он все еще находился в ней, с ужасом подумала Фаллон. Он наверняка изумился той легкости, с которой овладел ею. И еще он знал, какую сладость она сейчас испытала.

Аларик попытался улыбнуться, но Фаллон стала выкрикивать проклятья, колотя его кулачками по груди. Он поймал ее руки и с загадочной улыбкой наблюдал, пока она, устав от борении, не затихла под ним.

— Ведь мы оба понимали, что происходит. Разве не так, Фаллон?

Перед ней больше не было нежного любовника. Слова его звучали холодно и жестко, и она чувствовала себя шлюхой. Она выпростала руку и сделала попытку расцарапать ему щеку. Он поймал ее за пальцы и еле заметно улыбнулся…

— Благодарю вас, миледи, за весьма приятный вечер.

— Ублюдок! — прошипела Фаллон. Слеза скатилась по ее щеке. Он коснулся мозолистой подушечкой пальца ее щеки и шепотом сказал:

— Ты не сопротивлялась, Фаллон.

Она заскрипела зубами и посмотрела ему в глаза.

— Я ненавижу тебя, Аларик!

— Ты отдалась мне добровольно. Ты подставляла губы и обнимала меня.

— Ненавижу тебя!

Он пожал плечами.

— Ты можешь говорить все, что угодно, Фаллон. Я норманн, и я не стал церемониться… Страна будет изнасилована, и ты можешь тешиться тем, что разделила ее судьбу. Фальстаф не стал бы насиловать, Фаллон. Я не столь заворожен тобой. Я знаю, на что ты способна, и поэтому настороже. Видит Бог, я и сам едва не погиб от одной из твоих ведьминых штучек.

Он замолчал, продолжая наблюдать за ней. Затем опустил ее руки, словно провоцируя на то, чтобы она снова ударила его.

Наконец он поднялся с нее. Она испытала чувство облегчения и освобождения. Схватив простыню, она поспешила прикрыться.

Аларик привел в порядок свою одежду. На его губах продолжала играть суровая насмешливая улыбка.

— Помни, Фаллон, по английским законам ты моя. Моя собственность… Моя рабыня.

Фаллон была внучкой безудержного в гневе Годвина. Она зашлась в гневе.

— Я не преступница, которую можно судить или продавать!

— Как же, миледи, именно преступница! Ты покушалась на убийство, а возможно, и совершила его. Я могу лишиться услуг Фальстафа. А они для меня более ценны, чем твои, как бы приятны они ни были.

Фаллон уже не могла сдерживать свою буйную натуру. Она закричала и бросилась, чтобы ударить и изничтожить Аларика! Но он был наготове. Он схватил ее за руки и подтянул к себе, крепко прижав обнаженную девичью грудь к своей груди. Фаллон продолжала сыпать проклятьями. Щеки ее побледнели, а он благодушно улыбался, глядя, как она беснуется. Сунув простыню ей в руки, он негромко произнес:

— Веди себя прилично.

— Безмозглая скотина!

— По английским законам убийство — это преступление. Оно наказывается рабством. А я, миледи, твой господин. Ты всегда говорила, что тебя нельзя сломить. Я клянусь тебе, Фаллон, что ты либо смиришься, либо…

— Ты не сломал меня, Аларик! Тебе это никогда не удастся! И я никогда не склонюсь перед твоим ублюдочным нормандским герцогом!

Он улыбнулся ей любезной улыбкой, однако Фаллон услышала, как он скрипнул зубами, и пережила минуту триумфа. Он снова крепко сжал ее.

— Стало быть, битва только начинается? — шепотом произнес он.

Кажется, прошла жизнь, целая вечность, пока он прожигающим насквозь взглядом смотрел на нее, не выпуская из объятий. Наконец его руки разжались, и она упала на кровать. Он круто повернулся и вышел из шатра.

Фаллон взглянула на простыню, увидела на ней свидетельство своей потери — и слезы градом полились из ее глаз. Отец погиб, Англия разорена, она лишилась невинности и чести.

Фаллон уткнулась в подушку, содрогаясь от рыданий. Меньше чем за сутки она потеряла все, чем дорожила в жизни.

Она не заметила, как забылась спасительным благотворным сном.