Неизвестный

Глава 3

Страх подбросил меня и вышвырнул из кабинета в коридор приемного покоя.

На долю секунды моя память вернулась в прошлое, в тот ужасный, залитый солнцем день, когда я обнаружила тело убитой матери. Тогда, обезумев, я выскочила на улицу и бежала что есть духу по шоссе, пока не добежала до базы, где служил отец.

От этого воспоминания земля ушла у меня из-под ног.

Я упала и ушибла колено.

Жгучая боль отшвырнула прочь прошлое и вернула меня в настоящее.

Позади меня в кабинете зазвенело разбитое стекло.

Бетонное крошево вперемешку с известкой и алебастром брызнуло из дверного проема и рассыпалось по плитам пола, исцарапав мои лодыжки.

Я рывком поднялась на ноги. Горло сдавил спазм, глаза слезились. Под оглушительный рев крови в ушах я попыталась бежать, но правое колено отозвалось нестерпимой болью.

Сзади раздалось рычание, похожее на рев бешеного быка. Кто это? Что это?

— Черт! Черт! Черт!

Волоча ушибленную ногу, я тащилась по коридору приемного покоя, мимо запертых дверей и затемненных окон. Все мои мысли сосредоточились на двери служебного входа и стылой металлической ручке, которая выпустит меня наружу, в снежную ночь.

Неизвестный что-то прокричал на языке, который я раньше знала, но забыла.

Что за дьявольщина здесь творится? Со мной. С ним.

Я оглянулась через плечо и едва не ослепла от вспышки яркого света.

Из двери кабинета хлестал и потоки огня, такие громадные, что почти доходили до того места, где стояла я.

Я чудом успела прикрыть лицо, прежде чем навсегда распростилась с бровями. Кожа зудела от жара. Я двинулась дальше, хромая на каждом шаге. Пахло горелыми волосами — моими волосами. Густые клубы едкого серного дыма забивали нос и горло, не давая дышать, и всякий раз, когда я сгибала ушибленное колено, у меня вырывался крик.

Неизвестный.

Он не мог выжить в этом огненном аду.

Нет, он должен был выжить!

Не хочу, чтобы он умер.

И сама не хочу умирать.

До чертовой двери еще целая миля, хотя на самом деле меньше десяти футов.

С двух сторон от меня пролетели клубки огня. Покрытие двери растрескалось. Брызнули огнетушители, пульсируя в такт неистовому стуку моего сердца.

Я метнулась вперед, опять оступилась, со всей силы ударилась ушибленным коленом о плитки пола и взвыла от боли.

Нечто громадное, пылающее и ревущее пролетело над моей головой и с грохотом приземлилось впереди, преградив мне путь к двери служебного входа.

Боже! У него гигантские, покрытые чешуей ноги.

Так не бывает. Наверное, я брежу.

«БАЦ, — проговорил голос покойного отца. — Пришли чудовища».

Когти величиной с мясницкие ножи глубоко вонзились в плитки пола, скрежеща так громко, что звук заглушил вой больничной пожарной сирены.

Мое сердце замерло, и я перестала дышать. Чувствуя, как сдавило грудь, я вгляделась в огненную башню с чешуйчатыми руками и когтистыми лапами. Нечеловеческие, черные как уголь глаза пылали ненавистью. Тварь потянулась ко мне.

Завизжав, я упала на пол и откатилась прочь.

Дым душил.

Ничего нельзя было разглядеть.

Опираясь на стену, я поднялась на ноги и приняла оборонительную стойку.

Служебный вход перекрыт. Если побежать в другую сторону, там будет только лифт, и тварь сможет вслед за мной проникнуть на верхние этажи.

Эта мысль прибавила моему безмерному ужасу толику ярости.

Ни за что!

Я скорее умру.

Огненная тварь заколебалась, быть может смущенная — или позабавленная — моей боевой стойкой.

Пульс и дыхание снова участились. Словно я готовилась к бою.

— Да иди ты! — прокричала я твари.

Я спятила.

Я сейчас умру.

Но иначе нельзя.

И я должна сделать все, чтобы защитить пациентов.

Тварь пригнулась и заревела.

Этот рев пробрал меня до костей и разнес мою решимость в клочья. Каким-то чудом я удержалась в стойке — руки согнуты, кулаки подняты, мысли лихорадочно мечутся в поисках слабых мест противника.

Если я врежу этой дряни, то сгорю, как свечка.

Вспыхнул серебристый свет, и внезапно между мной и огненной тварью оказался Неизвестный.

Хвала богу! Жив. Босой и в одних джинсах, но зато с мечом. И еще у него есть крылья.

Крылья?!

Перья были обожжены. Плечи тоже. В зеленых, широко раскрытых глазах горела ярость. Развернувшись к огненной твари, он оскалил зубы. Мне отчаянно захотелось возвести вокруг него, вокруг нас обоих стену, которая защитит от пламени. Однако Неизвестный, не промедлив ни секунды, уже занес свой громадный меч. Сверкнула массивная золотая рукоять, и воздух со свистом рассек длинный обоюдоострый клинок.

Огненная тварь отпрянула и с грохотом врезалась в укрепленную дверь служебного входа, едва не угодив в нее огромной уродливой головой. Из угольно-черных глаз брызнули искры — отнюдь не в переносном смысле. Тварь зарычала. Огненные шары полетели в нас один за другим, пламя полыхнуло со всех сторон, но что-то его отразило — словно мы оказались внутри гигантского огнеупорного пузыря.

Или под защитой стены…

Я жадно хватала ртом воздух, и наконец безумный хоровод мыслей в голове унялся. Сил осталось совсем мало — словно половина всей моей крови только что выплеснулась на закопченный больничный пол.

— Беги, — повторил Неизвестный, но меня точно намертво припаяли к стене больничного коридора… и к нему.

— Не могу, — ответила я и в доказательство своих слов, прихрамывая, отступила назад.

Боль в колене подтвердила мою правоту. К тому же я не могла бросить его одного сражаться с этой тварью. Может, толку от меня и немного, но даже с поврежденной ногой я могу драться.

Неизвестный выругался и опять замахнулся мечом на огненного монстра. Тварь отпрыгнула вбок, уходя от удара. Струи огня сорвались с ее массивных когтистых лап, обтекли нас… Теперь воздух замерцал и словно прогнулся внутрь.

Я так обессилела, что могла просто рухнуть на пол, и рухнула бы, если б не упиралась ладонью в стену.

Струя пламени пробила невидимую защиту и ударила в обнаженную грудь Неизвестного.

— Черт! — закричала я, когда он повалился навзничь и, распластав крылья, тяжело грохнулся на плитки пола.

Меч выпал из его руки и покатился ко мне. Я прыгнула к мечу.

Поврежденную ногу пронзила боль, и я повалилась на плитки. Струя огня прижгла мои длинные волосы. Не останавливаться! Нельзя останавливаться. Если я остановлюсь, то умру. И Неизвестный умрет — если еще не умер.

Стиснув зубы, я поползла вперед и обеими руками ухватилась за рукоять меча.

Тварь опять швырнула в меня огнем, но я откатилась в сторону и кое-как поднялась на ноги — то есть на ногу, — волоча меч острием вниз. Тварь сожжет меня. Останется лишь кучка пепла да зубы, по которым меня опознает судмедэксперт.

— Ну давай! — пронзительно крикнула я, поднимая меч. — Чего ждешь?

Тварь, казалось, опешила.

И в самом деле, чего она ждет?

Твою мать!

Я зарычала на врага, затем постаралась уравновесить внушительный меч с плечами и локтями. Коснувшись пола правой ногой, я зашипела сквозь стиснутые зубы. Ярость укрепила мои мышцы, закаменевшие от усилия, а боль помогла мне сосредоточиться. Отбросить все лишнее.

Мир сузился до пределов больничного коридора и долбаной твари, которая преградила путь к двери.

Тварь взревела и прыгнула на меня.

Я взревела и прыгнула на нее.

И намеренно упала, завопив от боли в колене.

Я прокатилась под чудовищными клыками и завесой огня, извернулась и села, занося над собой меч.

— Атака снизу — путь к победе! — пронзительно выкрикнула я, нанося удар по левой лодыжке пылающей твари.

Сотрясение от удара вынудило меня стиснуть зубы, однако меч я не выпустила, и клинок все глубже прорезал громадную конечность чудовища. Чувствуя, как от натуги меня вдавливает в пол, я довела удар и проворно откатилась в сторону. Огненная тварь взвыла и, кренясь, повалилась на противоположную стену.

А потом растреклятый монстр взорвался, точно бочка динамита.

Ударную волну я ощутила прежде, чем услышала взрыв — если вообще услышала. Раскаленный воздух обрушился на меня, точно набирающий скорость поезд, и безжалостно швырнул вдоль коридора. Уши заложило, а затем их наполнил пульсирующий гул. Головой и плечом я ударилась о блочную стену, и меч выпал из моих пальцев. Все поплыло перед глазами. Тьма нахлынула со всех сторон… Но чьи-то сильные руки обхватили меня и рывком подняли из бездны.

Миг спустя меня прижимали к безупречно вылепленной груди.

Дым редел, а потом и вовсе рассеялся, и я почувствовала, как сквозь меня струится тепло — не опаляющий жар, а целительное тепло: перестали ныть ушибы и ожоги на всем теле, пострадавшее колено само собой распрямилось и больше не отзывалось пульсирующей болью, давящий гул в ушах ослаб. Уже различая собственное дыхание — хриплое и неровное, — я вдруг осознала, что смотрю в изумрудно-зеленые глаза Неизвестного.

Его черные кудри очертил серебристый свет, а над великолепными плечами вздымались перистые дуги крыльев.

Крыльев.

У него и вправду есть крылья.

Сейчас они медленно, почти невесомо колыхались, очищая коридор «Ривервью» от дыма и смрада огненной твари — чем бы там она ни была на самом деле.

На неописуемо прекрасном лице Неизвестного застыло удивление.

— Ты одолела рааха, — произнес он.

В его голосе, низком и бархатистом, больше не было того пугающего нечеловеческого рокота, который я услышала перед тем, как мы схватились с чудовищем.

Раах.

Это слово показалось мне знакомым, однако я никак не могла припомнить, что оно означает. Единственный образ, вызванный им в памяти, — огненная тварь, ворвавшаяся в «Ривервью». Я собрала всю ясность своего разума, все знания и опыт, обретенные мною в качестве врача, философа и заядлого бойца сайокан, и в итоге оказалась способна только пролепетать:

— Кого-кого я одолела?

Откуда-то издалека донеслись жуткие вопли сирен, и мне показалось, что я слышу приближающиеся голоса и топот ног. По всей видимости, сюда бежали сверху и от центрального входа больницы.

Неизвестный сдвинулся с места, крепко прижимая меня к себе — так крепко, что я различала, как бьется его сердце рядом с моим. Та загадочная сила, что почудилась мне раньше, по-прежнему исходила от него, пульсировала во всех местах, где мы соприкасались. От этого ощущения меня бросило в странный, не поддающийся описанию жар. Он вынес меня через служебный вход в проулок на задах «Ривервью», однако я не почувствовала ни холода, ни влажных касаний сыпавшегося в ночи снега. И еще я не чувствовала никакой угрозы, не испытывала ни малейшего желания вывернуться из этих сильных и таких нежных объятий. Страх, который я испытала, увидев Неизвестного, сменился лихорадочной смесью любопытства и изумления.

Неужели этот человек — если он вообще человек — обладает ключом к той двери, за которой я заперла свое прошлое?

И хочу ли я открыть эту дверь?

Ничто не меняется. Ничто. Никогда.

Потому что я не хочу этого? Потому что перемены причинят мне такую боль, что об этом и подумать страшно?

Неизвестный вглядывался в меня так пристально, что на миг мне почудилось, будто он видит, как в моих жилах все быстрее пульсирует кровь.

Он расправил крылья.

Умом я понимала, что мне надлежит испугаться, но страха не было. Ни капли. Никогда в жизни я не ощущала такого спокойствия, как сейчас. И по-прежнему не могла оторвать от него глаз.

Помедлив мгновение, я обхватила его руками за шею.

Он поднялся в воздух — не стремительно, а невесомо, почти беззвучно взмыл.

Мое сердце подпрыгнуло — так бывало, когда я каталась на русских горках или пробовала в спортзале вести спарринг с завязанными глазами. Когда я отдышалась, было уже легко, почти естественно принять то, что я лечу и что меня несут в объятиях так высоко над землей.

Мы поднимались все выше, к холодным зимним звездам, и лунный свет смешивался со слабым серебристым сиянием, очертившим Неизвестного. Все это время он неотрывно смотрел мне в глаза, словно обшаривая все потаенные уголки моей души. Странная, почти волшебная сила, которую он излучал, согревала меня так, что лицо наверняка пылало, будто маков цвет. Я жалела, что не могу заглянуть в его душу, в глубинную суть его естества, чтобы понять его и, быть может, понять себя.

Когда мы пролетели над заснеженной крышей больницы и под нами простерся во всей своей красе ночной Нью-Йорк, Неизвестный и я заговорили одновременно и задали один и тот же вопрос:

— Кто ты такая?

— Кто ты такой?