Нелегкое счастье

Глава восьмая

Щенок исчез. Моментально проснувшись, Линн вскочила с постели, откинула назад упавшие на лицо волосы и включила лампу, стоявшую у кровати. Это не игра воображения и не шутка усталых глаз. Коробка с Солдатом исчезла.

Наверное, Сойер забрал его. Но она не слышала, как он входил в ее комнату. Значит, он стоял рядом с ее кроватью и смотрел, как она спит? Линн наскоро умылась, надела красные шорты, в тон им майку и бегом спустилась по лестнице — проверить, как там Мэгги и ее щенки. Через окно она увидела одинокого пловца, пересекавшего водную гладь бассейна. Щенок лежал, свернувшись в коробке, на кованом железном столе во дворе. Линн с облегчением вздохнула.

Она налила себе стакан сока и вышла на воздух. Опустилась в кресло рядом с Солдатом и смотрела, как Сойер плавает. Если они собираются наладить честные отношения, она должна объяснить ему, почему кольцо оказалось на цепочке. Несправедливо по отношению к Сойеру, если она позволит ему верить, будто обманывала его. По собственному опыту она знала, каким разрушительным может быть это чувство.

Минут через пятнадцать Сойер вышел из бассейна. Вода каскадом сбегала с широких плеч, могучей груди, мускулистого живота. Потом обрисовались контуры его мужской плоти в коротких черных плавках, а вода струилась по ногам.

От этой картины у Линн перехватило дыхание. Во рту пересохло, груди налились. Почему так получается, что один только взгляд на Сойера заставляет ее чувствовать себя женственной, испытывать возбуждение? Почему ее тело выбрало именно его?

— Ты хорошо отдохнула? — Он направился к ней и остановился неподалеку.

— Да. Прости, я опять проспала.

Он потянулся за полотенцем. Она старалась не смотреть, как он вытирался.

Она обхватила пальцами край кресла, в котором сидела, и прокашлялась.

— Сойер, насчет прошлой ночи… Его лицо превратилось в маску.

— Мне надо объяснить… — Она для смелости вдохнула побольше воздуха. — Я не думала о Бретте, когда ты целовал меня.

Его губы вытянулись в нитку. Он оперся на кованый столик. Но, несмотря на небрежную позу, каждая мышца его натянулась, выдавая его напряжение. Желваки вздулись на недавно выбритых щеках. Он смотрел на нее так неистово, что ей казалось, она видит вспышки молний в кобальтовой синеве его глаз.

Она пригладила рукой волосы и снова глубоко вздохнула.

— Я ношу… носила эту цепочку лишь по одной причине. Чтобы кольцо напоминало мне, что наши отношения — это брак по расчету. Никто из нас не ждет любящего сердца, цветов, но я…

Она столько раз в жизни сталкивалась с отказом, что теперь боялась, не приведет ли ее признание к очередному разочарованию. Сначала, после смерти матери, отец был так ослеплен болью, что начал скрывать свои чувства и отошел от дочери. Потом друзья в школе отвернулись от нее, когда на службе у отца разразился скандал. А затем Сойер уехал, чтобы отделаться от нее. И наконец, Бретт решил, что она не стоит его любви и заботы. Линн чувствовала себя брошенной всеми, но сейчас ей хотелось, чтобы Сойер ее понял.

— Но ты?.. — подбодрил он ее.

— Ты мне нравишься, Сойер. Мне нравится твоя доброта, твои друзья и то, что ты очень внимателен. Ты даже покрасил мою спальню в тон пледу. Я ценю невероятную щедрость с твоей стороны. Мне приятно, что свое чувство к брату ты ставишь выше всего. Фактически мне в тебе нравится все.

Сердце опять пустилось вскачь. Линн надеялась, что его реакция придаст ей смелости. Но он всего лишь чуть сощурил глаза и ничего не ответил на ее признание.

— Ты должен знать, что я не хочу снова влюбляться. Я ношу кольцо, чтобы оно напоминало мне, какой… сложной бывает любовь. Но я не считала, что ты — это Бретт. Ты… ты во всем выше Бретта, ты совсем другой. — Она прижала холодные ладони к горевшим щекам, выдохнула и попыталась снова объяснить свою мысль: — Прости. Я болтаю бессвязно. Вот что я пытаюсь сказать. У нас может быть хороший брак, основанный на взаимном уважении и дружбе. Мне бы хотелось, чтобы ребенок воспитывался в такой атмосфере, какую ты создаешь вокруг себя.

Не отрывая взгляда от ее глаз, он оттолкнулся от стола и подошел ближе. Наклонился и обхватил руками подлокотники ее кресла. У нее опять свело судорогой желудок, вспотели ладони. Его пронзительный взгляд будто держал ее в плену.

— Любовь к мужу для тебя оказалась историей с плохим концом?

— Да. Любовь кончается. — И кончается болезненно, с обидными словами, которые нельзя забыть или взять назад.

У него в глазах появилась нежность. Он опустился перед ней на колени.

— Так не должно быть, Линн. Мои родители прожили в браке двадцать пять лет и умерли, любя друг друга.

Как и в прошлый раз, он нежным прикосновением убрал волосы с ее щеки и заправил пряди за ухо. Потом прижал длинные пальцы к ее затылку. А большим пальцем прижимал бешено несущийся пульс у основания горла.

— Что ты скажешь, если мы все-таки попробуем и посмотрим, куда нас приведет этот год?

Она кивнула в ответ на его вопрос.

Он поднялся, поднял ее и поставил на ноги, потом медленно наклонил голову, пока она не почувствовала на губах тепло его дыхания. Он уперся своим лбом в ее и прижался носом к ее носу.

— Линн, я хочу любить тебя по-настоящему, но только если у тебя нет сомнений, что это я разделяю с тобой постель…

Сердце билось, словно зверь в клетке. У нее были сомнения, но совсем не такого рода, как думал он. Опасения касались исключительно ее. Что, если она холодная, как считал Бретт? Если она разочарует его?

Могут ли они быть любовниками без любви? Без любви, но любовниками? Наверное, да.

— Я никогда не спутаю тебя с твоим братом.

— Ты восхитительно пахнешь… медом и летом.

— Это мой… — у нее перехватило дыхание и свело судорогой живот, когда он принялся покусывать ее ухо, — гель для душа.

— Ты постоянно им пользуешься? — спросил он, касаясь губами ее подбородка.

— Да. — Она никак не могла остановить дрожь. Стон вырвался у него из груди. Он обхватил двумя руками ее лицо и впился в ее рот с такой испепеляющей жадностью, что у нее закружилась голова и подогнулись колени. Убеждающее давление его губ будто подготовило Линн к соблазняющему вторжению языка. Его руки спустились вниз, обхватили ягодицы и притянули ее тело. Его восставшая плоть давила ей в живот и гнала кровь в жилах. Она дрожала. Вцепившись ему в талию, она ласкалась, точно кошка, которую гладят по спине. Сойер вытянул подол ее майки из шорт, просунул внутрь руки и обнял ее за талию. Пальцы словно прожигали кожу от позвоночника до груди. Затем он расстегнул пряжку спереди на лифчике. Она щелкнула, и его жаркие ладони подхватили ее груди. Линн прервала поцелуй, ей не хватало воздуха.

— Пойдем наверх. Я возьму щенка.

Неуверенная и напуганная, она боялась сделать огромную ошибку и поэтому колебалась. Сойер, должно быть, читал ее мысли. Взяв под мышку коробку со щенком, он сжал руку Линн и повел к лестнице, в ее комнату. Там осторожно поставил коробку на пол и посмотрел на нее.

— Передумала?

Если она сможет полюбить Сойера, это приблизит ее к созданию семьи, о которой она так мечтала.

— Нет.

Она никогда не испытывала такого накала страсти. Желание доводило ее до безумия. Она впилась ногтями в его плечи, но он не собирался кидаться на нее. Он устраивал себе праздник, нежно и вкрадчиво лаская ее.

Казалось, мир закружился и вот-вот рухнет. Но бабушкин плед под спиной, когда он уложил ее на кровать, вернул Линн к реальности. Это означало, что она и Сойер занимаются сексом. Жажда грызла ее изнутри, делала жадной и нетерпеливой. Она ждала его проникновения со страстью, незнакомой ей прежде. Это не было исполнением долга или отчаянным поступком женщины на грани нервного срыва. Это было проявлением природных сил — мужчина и женщина, движимые взаимным влечением друг к другу.

Но не любовью. Она не позволит, чтобы это стало любовью.

Потом он медленно опускался, пока волосы на его груди не стали мучительно дразнить груди и живот Линн. Она изгибалась навстречу ему, стремясь к более тесному контакту. Он завладел ее ртом. Один головокружительный поцелуй, за ним другой, третий…

— Линн, позволь мне любить тебя.

Ресницы мягко опустились, она привычно закрыла глаза.

— Нет! Не закрывай глаза. — Он наклонил голову и провел своими губами по ее. Она прежде никогда не целовалась с открытыми глазами. Странное интимное чувство. Будто он заглядывает ей в душу. Мягкое прикосновение его губ вызвало покалывание во всем теле. Веки набухли и стали тяжелыми. Она боролась с собой, стараясь не закрывать глаза. Но каждый раз, когда он проводил языком по ее нижней губе, проигрывала сражение. — Смотри на меня и повторяй мое имя.

Хотя пульс грохотал точно молот и тело стремилось слиться с его, сердце саднило. Как Сойер мог подумать, что она вспоминает Бретта, когда он сам намного лучше? Она обхватила его за ягодицы и крепко прижала к себе.

— Сойер, пожалуйста. Ты мне нужен.

Он проник в нее и застонал.

Она непроизвольно снова и снова повторяла его имя. Напряжение росло. Ногти впивались в его спину и тянули его вниз. Она соскучилась по его рту. Курчавые волосы на груди дразнили и возбуждали ее. А потом она пришла к кульминации. Наслаждение волна за волной накатывало на нее, и она извивалась от удовольствия. Он проглотил ее крики, нанес последний удар и вознесся на собственную вершину наслаждения.

Если бы он точно не знал, то подумал бы, что Линн не хватает сексуального опыта. Конечно, она не девственница в обычном, значении этого слова. Но ее словно поражало почти все, что они делали последние три часа.

Она знала, как дарить наслаждение, но почему-то удивлялась, получая его. От этой мысли возникали вопросы, на которые он не хотел отвечать. Он не мог думать о Линн с Бреттом. Ведь его кожа еще пахла ею. И он еще боролся с чувством вины, думая о брате.

В ванной выключили воду. Он оттолкнул неприятные мысли и взялся за ручку двери ванной, чтобы полюбоваться Линн.

Она его еще не заметила и стояла в стеклянной кабинке душа, окруженная облаком пара. Поблескивала влажная кожа. Одна рука потянулась за полотенцем, висевшим на крючке. Она вытирала волосы, шею, спину. При каждом движении вздрагивали груди, и его пульс опять пустился вскачь, а в чреслах разгорелся пожар. Его охватило чувство вины, когда он заметил на ее нежной коже красноту от его щетины, а на шее — следы любовных укусов.

Она вышла из кабинки и шагнула на банный коврик. Линн нагнулась, вытирая длинные ноги. Он застонал при виде круглых манящих бедер. Удивленная, она резко выпрямилась и спряталась от его голодного взгляда за полотенцем.

— Тебе что-то надо?

— Нет, я просто наслаждаюсь твоей красотой. Покрасневшая от горячего душа, она еще больше зарделась.

— Ты не должен так говорить.

— Ты ждешь, что я буду лгать?

— Сойер, я плоскогрудая и костлявая.

Он шагнул к ней, взял полотенце и бросил его на пол. Теперь он завладел ее грудями и ласкал большими пальцами их вершины.

— Ты невероятно красивая. И твое тело совершенство.

Голубые глаза сверкнули недоверием. Почему она сомневается в своей красоте?

— Мне надо сегодня поехать в магазин. Хочешь, поедем вместе, выберем украшения для детской?

Интерес сверкнул у нее в глазах, но она посмотрела на постель и закусила нижнюю губу.

— Мне, наверное, надо заняться коробками. Сойер не мог скрыть разочарования. После прошлой ночи он надеялся, что они теперь часто будут вместе. Но сегодня она удивила его. У него возникло впечатление, что он торопит события. Для Линн все произошло слишком быстро? Она утверждала, что не хочет любви. А он хотел ее любить. Но пока не пройдет ее печаль, ему придется довольствоваться тем, что она дает ему.

Подняв поднос после позднего ленча, Сойер приказал себе не жадничать. Раньше он никогда не проводил полдня в постели с женщиной. Но он никак не мог насытиться Линн. Эта цепь была покрепче любых наручников. Он покачал головой. Если он сейчас не уйдет, то уже не сможет оставить ее. А она, несомненно, нуждается в перерыве после той нагрузки, какую он ей задал.

Наклонив голову, он украл еще один поцелуй, отступил и усмехнулся. Румянец, выступивший у нее на щеках, явно не связан с горячим душем.

— Солдат покормлен. О Мэгги и других щенятах уже позаботились. А я уеду на пару часов.

Он спускался по лестнице, и шаги отбивали гимн оптимизму. Линн хочет его, он ей нравится.

При этой многообещающей мысли Сойер улыбнулся. Они сделают свой брак реальным. Если призрак Бретта так и не смог разъединить их, значит, ничто не встанет между ними.

С чувством полного права Линн набросила свой плед на софу Сойера и расставила на его полках свои безделушки. Теперь надежда не покидала ее. Но если она чему и научилась, так это жизненному правилу: когда все кажется слишком хорошо, чтобы быть правдой, это долго не продлится.

Настала пора перегруппировать и перестроить преграды вокруг сердца. Необходимость сделать ревизию реальности снова толкнула Линн к дневнику Бретта.

Проведя час, полный отчаяния, она в сердцах захлопнула дневник. Что имел в виду Бретт, когда писал, что, пока он держит то, что Сойер ценит превыше всего, он хозяин положения?

Что Сойер ценит превыше всего? Кольца? Карманные часы? Вряд ли речь идет о таких вещах. Что бы это ни было, ей необходимо найти и вернуть это Сойеру. Но она никак не может догадаться — что.

После смерти Бретта Линн несколько раз читала дневник от начала до конца. И единственное, чего она добилась, так это головной боли и спазмов в желудке. Часть дневника вроде бы написана половинками предложений, слова явно не на месте. Может быть, это шифр? Линн не была уверена. Но у нее создалось впечатление, что за несколько месяцев до несчастного случая Бретт предвидел большие изменения. И эти изменения произошли. На нескольких последних страницах тон записей стал невероятно самодовольным. Но что это было, о чем он писал?

Скрип гравия под шинами на подъездной дорожке вернул Линн из прошлого. Она вскочила с шезлонга и спрятала дневник Бретта под матрас.

Это утро стало для нее откровением. Сойер заставил ее почувствовать себя нежно любимой. Он часами нежил и радовал ее. Ни разу в жизни ее так не баловали. И уж конечно, она никогда не считала себя сексуально привлекательной. Сейчас она в этом не сомневалась. Бретт ошибался, думая, что она фригидна. Интересно, в чем еще он ошибался?

Сойер поставил банки с краской и обнял ее. А потом начал целовать, медленно, проникновенно. Сердце наполнилось надеждой… а потом сжалось.

Разве она влюбилась в Сойера? Нет. Абсолютно нет. Ей не нужно перечитывать покровительственные и загадочные записки Бретта, чтобы вспомнить, что случилось, когда она последний раз любила мужчину. Любовь делала ее уязвимой. Она становилась бессильной жертвой капризов Бретта. Ради своего малыша Линн не может — не должна — позволить, чтобы это случилось снова. Они не любовная пара, напомнила она себе. Это дружеское совместное проживание. Когда закончится их брак, она будет в финансовой безопасности. И еще она надеялась сохранить дружбу с мужчиной, который разделит с ней опеку над ребенком.

Посмотрим, куда этот год приведет нас. Так сказал Сойер. И ей тоже не надо загадывать на много лет вперед.

Он вернулся, таща под мышкой кипу буклетов и брошюр. Линн нахмурилась при виде знакомого логотипа.

— Что это?

— Я остановился возле приемного отделения университета и взял каталог курса. Малыш не появится раньше февраля. Ты можешь записаться на осенний семестр. А когда ребенок родится… Университет предлагает программу, которая позволит тебе учиться дома и продвигаться вперед самостоятельно.

Ее тронула его забота. Линн мечтала об образовании. В частности, и для того, чтобы иметь приличную работу, содержать себя и ребенка. Но прежде она должна добиться независимости.

— Мы уже говорили об этом, Сойер, я не хочу оставлять работу.

— Когда мы с тобой встречались, ты не могла дождаться начала занятий в университете, — натянутым тоном заметил он. — Бретт лишил тебя этой возможности. Я хочу вернуть ее тебе.

— Сначала мне надо решить все дела с наследством Бретта.

— Тогда, вероятно, мне придется потребовать от тебя учебы как от сотрудницы. — Его лицо выражало непреодолимую решительность.

— Не можешь же ты приказать мне учиться в университете!

— Проклятие, Линн! У тебя же дар к маркетингу. То, что ты сделала с брошюрами, притом без специальной подготовки, не идет у меня из головы. Подумай, как хороша ты будешь в своем деле, когда специалисты научат тебя разным трюкам. Ты будешь феноменальным маркетологом, даже лучше, чем Бретт.

Его оценка порадовала ее.

— Но мне нужна зарплата, чтобы заплатить долги Бретта. — Она прикусила язык и молила Бога, чтобы Сойер не заметил оговорки.

— Долги Бретта? — переспросил он.

— Я имела в виду долги по наследству. Вопросы буквально рвались из него, но в этот момент он не стал ничего выяснять.

— Ты можешь учиться и работать. В моей компании есть такие. Возьми легкий курс, где нагрузка меньше, и работай неполное время. Я возьму на себя расходы на обучение и на книги. Ведь я хочу только лучшего для тебя.

Холодок пробежал у нее по спине. Радость исчезла. Бретт регулярно повторял эту фразу перед тем, как сказать ей что-то обидное.

Вид Сойера говорил о том, что он не понимает, почему она отказывается от образования, получить которое когда-то так страстно хотела. А она не могла объяснить, в какую ловушку попала, выйдя замуж за его брата, не бросив тень на положительный образ Бретта.

Наконец Сойер пожал плечами и протянул ей пакет с покупками.

— Мы вечером встречаемся с друзьями. Надень это.

Он нажал на другую болевую точку, и остывшие было угли снова запылали. Что она найдет в пакете? Костюм, обтягивающий фигуру, словно кожа? Вроде тех, что до сих пор висят у нее в шкафу, такие безвкусные? Их не взяли бы даже в обменной лавке. Интересно, Сойер тоже собирается одевать ее, а потом показывать своим друзьям, как это делал его брат? Боже, как она ненавидела мужские взгляды, когда они изучали ее в обтягивающих платьях! А женщины… Если одеваешься так, что можешь заинтересовать и увести любого мужа, то не надейся завести подруг или получить приглашение на ленч.

— Я предпочитаю сама выбирать себе одежду. — Она сжала руки в кулаки и не взяла протянутый пакет.

— Ты хочешь сказать, что готова начать борьбу против спортивной формы для софтбола? — Он еще больше насупился.

— Форма для софтбола?

— Команда компании играет сегодня вечером. Я подумал, может быть, тебе захочется поехать на стадион, познакомиться с супругами членов команды.

— Прости. — Она сморщилась и на секунду закрыла глаза.

— Линн, что происходит? — Прямой взгляд предупреждал, он не сдвинется с места, пока не получит ответ.

Мэгги, очевидно почувствовав напряжение, танцевала вокруг их ног. Стараясь выиграть время, Линн нагнулась и почесала собаку. Не могла же она сказать Сойеру, что читала дневник его брата, переворошила все обиды, какие пережила, и вспомнила, какой дурой была в прошлом. Она ждала того дня, когда сможет сжечь дневник. А пока Сойер ждет объяснения.

— Бретт обычно выбирал мне всю одежду.

— И ты не хочешь, чтобы я делал то же самое?

— Не хочу.

— Потому что это напоминает тебе, что его нет? Или потому, что ты не хочешь, чтобы я одевал тебя как сексуальную кошечку?

От неловкости у нее горели щеки.

— Мне пора самой делать выбор. И одежды, и будущего.

— Ты красивая женщина, Линн. Тебе не надо афишировать свои достоинства, чтобы поставить мужчин на колени. И я уверен, что выбор одежды не имеет к этому никакого отношения. Но я хочу, чтобы ты все-таки подумала и вернулась в университет. Это нужно тебе, а не мне. — Он сложил по порядку университетские буклеты, поставил на пол пакет. — Наденешь, если захочешь поехать на игру. Я ухожу на полчаса.

— Как быть с Солдатом?

— Он поедет с нами. — Сойер повернулся и направился к двери, на ходу бросив: — Пошли, Мэгги. Нам надо прогуляться.

Дверь закрылась. Брошюра университета притягивала Линн точно магнитом. Она провела рукой по обложке. Предложение Сойера слишком хорошо, чтобы быть правдой. Рискнет ли она довериться ему и принять предложение?