Немного не в себе

10

Все ли я сделал? — этот вопрос терзал Карлоса, пока он, стоя в компании друзей, следил за Присциллой, танцующей с Хосе Антонио. Нет, конечно, не танго — вальс. Ни одному мужчине он не позволил бы танцевать с ней танго. Ни за что! Вальс еще можно пережить… с трудом, но можно.

От нетерпения заключить ее в свои объятия у него чесались руки… заключить и не выпускать. Умом он понимал, что все идет так, как задумано. Раз Присцилла танцует с братом, значит, и семья поддержала его выбор.

Его план сработал, даже чересчур хорошо сработал. Присцилла вон до сих пор играет роль, которую он доверил ей. А что она при этом чувствует? О чем думает? Предстояло мучиться в неведении, пока не закончится прием. То и дело приходила на ум ее фраза, брошенная во время исполнения танго: «Опять за свое, Карлос?» Разве все, что он совершил сегодня, не искупило его поведения в отеле «Шератон»? Или он еще недостаточно пострадал за свои ошибки?

Нет, здесь я сделал все, что мог, подумав, решил Карлос. Теперь ему нет необходимости скрывать свои чувства к Присцилле. Оставалось только выяснить: дала ли она свое согласие ради спасения его престижа или предоставила ему еще один шанс обрести счастье? Если второе, тогда ему есть ради чего жить.

Стрелки на его часах показывали без четверти три. Вполне прилично и уехать.

— Не терпится, Карлос? — с понимающей улыбкой спросил один из его друзей.

— А кто его осудит? — заметил другой. — От такой женщины у любого кровь в жилах закипит. Она великолепна, Карлос.

— Да, в самом деле великолепна, — согласился он, улыбкой прикрывая нервозную неуверенность: сумеет ли удержать Присциллу в своей жизни?

Большинство гостей разгулялись и скорее всего останутся до рассвета, рассудил Карлос, но их уход извинят и примут с пониманием. В конце концов, позади у них долгий, богатый событиями день. И к тому же сегодня ночью они, можно считать, победили на прямых выборах.

Члены семейства Арбэлоэс вели себя тактично и ушли всего полчаса назад. Сеньор Энрике, похоже, готов забыть о расторгнутой помолвке и использовать свой авторитет главы рода, чтобы не допустить разрыва между семьями. А если и придется объясниться, то это произойдет за закрытыми дверями, а не здесь, прилюдно. Сохранить лицо так же важно, как и сохранить выгодные деловые отношения. Карлос рассчитывал на это: Энрике Арбэлоэс был известным прагматиком.

Присцилле не нужно будет опасаться остракизма или проявления снобизма со стороны местной элиты. Напротив, за прошедшие несколько часов ей выказали только восхищение и доброжелательность. По крайней мере, с этой стороны теперь все в порядке, удовлетворенно решил Карлос.

Реакция гостей на известие о скорой женитьбе на Присцилле Деламбр превзошла все его ожидания. Не то чтобы это было крайне важно для Карлоса. Но оказаться в изоляции в такой значительный момент жизни не каждому по силам.

А Присцилла? Ее согласие — вынужденное или искреннее? Что ждет его за дверями фамильного особняка? Она обещала поддержать его этой ночью и сдержала слово. Хотя, судя по ее темпераментному поведению во время танца, Карлос чувствовал, что здесь было нечто большее, чем простая поддержка. И это позволяло ему надеяться. Вряд ли Присцилла стала бы вести себя так возбуждающе чувственно, если бы не испытывала влечения к нему.

Но, с другой стороны, она могла его заводить из желания отомстить за прошлое. Хотя потом он не заметил в ее поведении ни намека на злость или раздражение. Она была сердечна и приветлива во время всех представлений. Вела себя раскованно и добродушно шутила с ним. Улыбалась, смеялась — словом, давала ему все основания верить в реальность их союза.

Или Присцилла послушно играла роль, полагая, что он ожидает от нее именно этого? Возможно, ее поведение диктовалось желанием доказать самой себе, что она ровня ему, независимо от того, думает ли об их совместном будущем или нет. Однако Карлос надеялся, что думает.

Вальс закончился. Карлос отошел от друзей, подчиняясь непреодолимому желанию быть рядом с любимой. Да, «великолепна» — самое подходящее слово для нее. Под руку с Хосе Антонио она шла навстречу ему в красном платье, подчеркивающем ее восхитительную женственность. Волосы струились, словно поток солнечного света, живое лицо отмечала печать яркой индивидуальности.

Все в ней находило отклик в его душе. Более того, Присцилла пробуждала скрывавшегося в нем пещерного человека. Я должен завоевать эту женщину, она будет моей! — мысленно твердил он себе. Он подал ей руку, и она без колебаний вложила в нее свою, хотя улыбку подарила брату, отчего у Карлоса внутри все перевернулось.

— Спасибо, Хосе Антонио, — звенящим от возбуждения голосом произнесла она.

— Мы уезжаем сейчас, — заявил Карлос. Живший внутри него пещерный человек настаивал на этом. Он ни минуты больше не в состоянии был делить ее с кем бы то ни было, даже с братом. — Ценю твою поддержку, Хосе Антонио, — добавил он, искренне благодарный брату за его достойное поведение на приеме.

Хосе Антонио подмигнул ему с пониманием.

— В следующий раз, когда задумаешь дергать богов за бороды, делай это с большими предосторожностями. — Он поднес к губам руку Присциллы, которую не выпускал во время разговора с братом, причем сделал это с исключительной галантностью. — Прости, если я чем-нибудь обидел тебя. На самом деле я рад приветствовать в твоем лице нового члена нашей семьи. Ты оказываешь честь моему брату, соглашаясь стать его женой.

— Ты так любезен, — ответила она, оставив у Карлоса впечатление, что в ее словах не было подвоха.

Отпустив наконец руку Присциллы, Хосе Антонио серьезно посмотрел на брата.

— Не уходи, не поговорив с матерью. Это она первой начала аплодировать после того, как Присцилла приняла предложение выйти за тебя замуж.

Карлос искренне удивился:

— Я подумал, что это был ты.

— Нет, начала она, я только присоединился.

— Спасала свое лицо, — заметил Карлос с сарказмом.

Хосе Антонио пожал плечами.

— Мама публично встала на твою сторону Это может значить больше, чем ты думаешь.

— Посмотрим, — неохотно ответил Карлос. — Спокойной ночи, Хосе Антонио.

— Спокойной ночи.

Карлос помахал рукой приятелям и повел Присциллу к выходу в галерею, молясь, чтобы не столкнуться еще раз с матерью. Зачем рисковать, вдруг она скажет что-нибудь неприятное его избраннице. И все испортит.

— Я понимаю это так, что заседание суда откладывается, — сухо заметила Присцилла.

Сердце Карлоса сжалось. Значит, она все-таки играла роль!

— Надеюсь, ты поняла, что справедливость восторжествовала? — спросил он, желая встретиться с ней глазами.

Она искоса бросила на него насмешливый взгляд.

— Было бы ловко, если бы ты вынул из кармана розовый бриллиант.

Ловко! Да уж, тогда бы она могла определенно обвинить его в игре. Хотя для него это и было игрой, только чистой и простой. Самой крупной игрой его жизни. И Карлос пока не знал, чем она закончится, эта его игра.

— Правильно, что я выбрал для тебя изумруд? — спросил он умоляющим тоном, надеясь хотя бы на намек.

Уголок рта иронически изогнулся, когда Присцилла подняла левую руку и снова залюбовалась кольцом, которое он надел ей на палец.

— Весьма экстравагантный жест, Карлос, — сказала она лукаво. — Он окончательно убедил присутствующих, что ты говоришь правду.

Она не верит ему! Вот и конец! Что еще он мог сделать, что сказать? Может, его план был обречен на неудачу с самого начала? Господи, как он стремился к ней! И неужели сейчас позволит ей уйти из его жизни?

Карлос лихорадочно подсчитал, сколько времени у него осталось до отъезда в аэропорт. Он должен заставить каждую минуту работать на себя.

— Я говорил правду, Присцилла, — тихо сказал он, — Я считал, что это — единственный способ доказать, что ты можешь положиться на мое слово. В сложившихся обстоятельствах мне казалось, что поступки более убедительны, чем слова.

Он почувствовал, как ладонь, спокойно лежавшая в его руке, сжалась в крепкий кулачок. Голова мотнулась в отрицательном жесте. Она отказывается от него! — решил Карлос и лихорадочно стал искать способ заставить ее открыться, поверить ему.

В этот момент проход в галерею им загородила Элда Регина. Карлос мысленно выругался: опять она вмешивается! Если бы вот так же не стала у них на пути два года назад…

— Карлос, Присцилла… вы уже уходите?

— Полагаю, ты не собираешься снова помешать нам, — грубо ответил Карлос, ему было не до дипломатии.

Глаза у пожилой женщины были усталые, лицо осунулось, но эти приметы пережитого стресса не тронули сына. Причиненные ею страдания были слишком глубокими. Элда Регина коснулась руки Карлоса — проявление нежности, не характерное для нее. Но и на этот ее жест он не ответил. Два года… два года мучиться по ее милости! И если он сейчас окончательно потеряет Присциллу…

— Прости меня, я была не права, — неожиданно сказала Элда Регина, и взгляд ее метнулся к Присцилле. — Умоляю, не отнимай у меня сына!

Снова намек на Деметрио. Карлос с ожесточением стиснул зубы, подавляя яростную волну сопротивления. Неужели мать никогда не сможет понять, что ему необходимо освободиться от этого заклятия, тяготеющего над его жизнью?

— Я никогда не сделаю этого, сеньора де Мелло. Поверьте мне, — искренне ответила Присцилла.

Ну вот, сейчас она уйдет, оставит его, как уже однажды сделала, с горечью подумал Карлос.

— Ты заставил меня устыдиться своих поступков.

Робкое смирение вызвало у Карлоса беспокойство. Он пристально пригляделся к матери, не зная, что и подумать. То ли это очередная уловка, чтобы вернуть себе его расположение. То ли искреннее выражение раскаяния. Мать как будто постарела, появились морщинки, которых он не замечал раньше, — признаки усталости и слабости. Они поразили Карлоса с такой силой, что все его раздражение мгновенно прошло.

— Надеюсь, ты найдешь в своем сердце прощение для меня… со временем.

Элда Регина говорила запинаясь, словно шла по незнакомой тропе, конца которой не было видно.

— Хосе Антонио сказал, что вы зааплодировали, когда я приняла предложение Карлоса, — произнесла Присцилла с легкой вопросительной интонацией.

Хочет убедиться, что это правда, удивился Карлос. Зачем ей это нужно?

— Это было то немногое, что я могла сделать, — последовал полный раскаяния ответ. — Я не думала… Нет, я не допускала даже мысли, что Карлос полюбит… способен полюбить тебя с такой силой. — Элда Регина оглянулась на сына, откровенно умоляя его о прощении. — Пожалуйста, поверьте мне сейчас! Я желаю вам обоим большого счастья.

В сущности, наперекор собственному желанию, Карлос оказался тронут. Может быть, взаимопонимание с матерью станет возможным, если она наконец поймет, что он не послушный инструмент в ее руках.

— Спасибо вам, — пробормотала Присцилла.

Обмен любезностями под конец? Карлос попытался преодолеть одолевавшие его сомнения.

— Поговорим в другой раз, мама, — пообещал он довольно бесцеремонно. — А сейчас извини нас.

Элда Регина де Мелло стушевалась и, покорно кивнув, отошла в сторону.

— Попроси Хосе Антонио не оставлять ее одну, — шепнула Присцилла.

Карлос озадаченно посмотрел на нее — надежда боролась в нем с недоверием. В красивых зеленых глазах он неожиданно увидел забот, сочувствие, желание помочь женщине, принесшей ей столько горя!

— Сейчас же, пока мы не ушли! Пожалуйста! — настаивала Присцилла.

Карлос посмотрел в ту сторону, где они оставили Хосе Антонио. Как оказалось, брат следил за ними. Кивком головы Карлос указал ему на мать. Этого оказалось достаточно. Хосе Антонио поднял руку, давая понять, что все будет в порядке, и направился к матери.

Увидев сомнение в глазах Присциллы, он криво усмехнулся.

— Он сделает все, что нужно, — заверил ее Карлос.

Присцилла улыбнулась в ответ.

— Не забывай: она твоя мать.

— А ты? Ты — моя невеста, Присцилла?

Ресницы ее дрогнули и опустились. Улыбка исчезла с лица, и Присцилла вздохнула. Карлос затаил дыхание.

— Давай уйдем отсюда.

Она не сказала «нет»!

— Машина с шофером ждет у подъезда.

Присцилла скользнула по нему ироническим взглядом.

— Какая расторопность!

Он с облегчением рассмеялся. Затем — обвил ее руку вокруг своей и повел к выходу. Она не отвергла его завуалированное предложение остаться с ним наедине. У него в запасе несколько часов, чтобы завоевать ее снова.

Еще пять минут, уговаривал себя Карлос, садясь в машину рядом с Присциллой. Желание схватить желанную женщину, посадить на колени и крепко прижать к своей груди, чтобы дождем страстных поцелуев смыть все ее сомнения, распирало его. Это было бы вполне в его духе, но почему-то сейчас казалось неуместным, особенно в машине. Еще немного, и водитель доставит их домой. А тогда уж его не остановить. Если только Присцилла…

Карлос глубоко вздохнул и посмотрел на свою спутницу, стараясь угадать в ней признаки такого же нетерпения. Взгляд Присциллы был обращен на дом, от которого они отъехали. Она не отрываясь смотрела на него, пока они не достигли резных чугунных ворот. Обеспокоенный, как бы этот символ непомерного семейного богатства вновь не стал барьером между ними, и полный решимости смести все преграды, Карлос схватил Присциллу за руку. Она резко повернулась к нему, но взгляд ее сохранял отсутствующее выражение. У Карлоса на душе опять заскребли кошки. Казалось, он был готов отдать все, лишь бы узнать, о чем она думает, что творится в ее душе. Но вот выражение лица Присциллы изменилось — теперь она доверчиво и серьезно смотрела на него.

— Понимаешь, Карлос, в нашей семье не было трагических столкновений, поэтому я не смогла в полной степени оценить всю тяжесть положения, в котором ты оказался. — Она сжала его руку. — Как бы ни было трудно, я рада, что сегодня все вышло наружу. Думаю, всем вам на благо. И мне тоже. На вашем примере я поняла, что вещи в своей сути не всегда такие, какими кажутся на первый взгляд.

Умиротворение снизошло на него. Никакого подвоха в ее маленькой речи Карлос не заметил.

— Что ты имеешь в виду?

Присцилла пожала плечами.

— Я относила на счет снобизма то, что твоя мать отвергала меня. Мне казалось, что она никогда не изменит своего отношения ко мне. Оказалось, дело было не в снобизме, тут причины более глубинные.

— Все дело в ее властности, Присцилла, — дополнил ее мысль Карлос.

Она кивнула.

— Пожалуй, теперь я это понимаю. — Вдруг с беспокойством взглянула на него: — А как ты думаешь, со стороны семейств Арбэлоэс последует ответный удар?

— Сомневаюсь. В любом случае они мало что могут сделать нашей компании. Для них мы неуязвимы. Возможно, какие-то сделки не состоятся, но это не изменит ситуации в целом.

Удовлетворенно вздохнув, Присцилла посмотрела на свою руку, что покоилась на колене, и снова залюбовалась подарком. Даже в тусклом свете изумруд и бриллианты сверкали и переливались, когда она шевелила пальцами.

А Карлоса внезапно вновь одолели сомнения. Что, если она собирается снять кольцо и вернуть ему?

— Прошлой ночью я решила, что все кончено. Что уже ничего между нами не может быть, — тихо сказала Присцилла, не отрывая взгляда от кольца, словно раздумывала, по праву ли оно занимает место на ее пальце.

Лицо Карлоса исказила гримаса боли. Как сильно ему хотелось повернуть время вспять и все сделать по-другому! Прошлой ночью он мог бы услышать от нее правду, если бы дал ей малейшую возможность и открыл бы ей… Что открыл? Его любовь к ней была погребена под таким слоем перегоревших страданий, ярости и отчаяния, что чудилось, будто ее и не существовало вовсе. Так почему же теперь она должна поверить ему?

Он растерянно искал приемлемый для нее ответ. Но ничего не приходило в голову. Хотелось только обнять ее, но вряд ли это поможет. Да и слова не помогут. Он должен доказать ей… заставить понять, что творится с ним. Все не так, как прошлой ночью. Все должно быть абсолютно по-другому.

— Ты мог бы объяснить мне… — снова заговорила она, выводя Карлоса из глубокой задумчивости. — Прошлой ночью ты… — Голос ее прервался, опустившиеся уголки губ придали трагическое выражение лицу. — Ну, тому было много причин, не так ли?

— Нет! — вырвалось у Карлоса с горячностью отчаяния, напряжение достигло взрывной точки. — Господи, Присцилла! Посмотри на меня!

Она послушалась. В ее широко распахнутых глазах он увидел вопрос, словно отражение его собственного.

— Я ненавидел тебя прошлой ночью, Присцилла. Эта ненависть созрела за два этих проклятых года пустоты, когда я страдал без той любви, которая, как мне казалось, существовала между нами. Сегодня, когда я окончательно понял, что за чувства объединяли нас… — Карлос задохнулся. Но, сделав усилие, заговорил опять, чтобы высказать все, что мучило его: — Я готов сделать что угодно, лишь бы вернуть ее. Что угодно! Ты слышишь меня?

Присцилла смотрела на него, как завороженная. Но тут «мерседес» остановился. Карлос не мог больше ждать ни секунды и выскочил из машины, чтобы опередить шофера. Он бы сбил с ног любого, кто осмелился бы открыть дверцу для Присциллы. Не колеблясь, он сгреб ее с сиденья и прижал к груди. Живущий в нем дикарь вырвался наружу. Его женщина! И ничья больше!

— Не говори ничего, не надо, — услышал Карлос собственный хрипло бормочущий голос, пока нес ее к дверям своей квартиры.

Теплое дыхание защекотало ему ухо, когда она обвила руками его шею.

— Сегодня я могу обнимать тебя?

— Да, — выдохнул он. — Обнимай меня, сколько хочешь, как хочешь.

— Никаких ограничений?

Кажется, она поддразнивала его. Или ему показалось? Неважно.

— Никаких, совсем никаких! — подтвердил он. — Держись, мне надо достать ключ.

Карлос с радостью бы вышиб дверь, но остаток здравого смысла подсказал ему, что она слишком солидная и ему не по силам. Присцилла, кажется, не имела ничего против, когда он перекинул ее через плечо, чтобы нашарить ключ в кармане. Только начала смеяться.

Смех был хорошим признаком или плохим? Сердце его билось с такой силой, что его удары, отдаваясь в висках, мешали мыслить трезво. Он вставил ключ в замочную скважину — и еще одного барьера не стало. Они внутри. Пинком ноги Карлос закрыл дверь в остальной мир.

— Отпусти меня, Карлос, — попросила Присцилла, задыхаясь от хохота.

— Сейчас.

Он устремился в спальню.

— Только не в постель, — выговорила она более отчетливо.

— Нет?

А ему казалось это самым подходящим для них местом.

— Поставь на ноги. Сейчас же! — приказала она, вырываясь из его рук.

Хоть и противно это было разбушевавшемуся инстинкту, но Карлосу удалось-таки сдержать себя и не рухнуть вместе с ней на кровать. На ноги он ее поставил, но убирать руки с талии не стал. Если уж не дал своей Золушке убежать с бала одной, то и теперь не отпустит.

— Я не хочу, чтобы ты порвал мое платье, — объяснила Присцилла.

— Куплю тебе другое.

— Нет, это платье особенное. Включи свет, Карлос.

— Свет, — повторил он эхом, размышляя над тем, что «особенное» — это хороший признак.

Значит, можно и отпустить. На несколько секунд. Только чтобы включить свет.

Прекрасные зеленые глаза Присциллы искрились весельем, дразнили плутовским озорством.

— Теперь моя очередь раздевать тебя, — заявила она подчеркнуто решительно. — Ведь прикосновения разрешены.

Все правильно. Только так и должно быть между ними. Можно ничего не скрывать и быть самим собой. Вот она — волнующая, полная свобода!

— Да, — сказал он, зная, что улыбается так же, как она.

Их мысли и желания в точности совпадают. Никаких барьеров, никаких запретов. Ничто не отделяет их друг от друга, кроме одежды.

— А что, если по очереди? Мой галстук — твои цепочки, мой пиджак — твое платье. — Карл вопросительно вздернул бровь, глядя на нее. — Так будет намного быстрее.

Присцилла опять засмеялась и начала развязывать его бабочку.

— Я не хочу быстро, Карлос. Хочу наслаждаться каждым мгновением.

Неожиданно до него дошло. И хотя ему очень хотелось услышать это от нее, он выпалил сам:

— Ты по-прежнему любишь меня!

Фраза прозвучала не вопросом, а утверждением, потому что какой смысл спрашивать, когда ощущаешь на себе руки любимой, смотришь ей в глаза и все в тебе поет от счастья.

Присцилла вздохнула с притворным сожалением.

— Похоже, прилепилась я к тебе. Уж не знаю, на беду свою или на радость. Но если ты задумал отобрать у меня кольцо…

— Я хочу, чтобы ты произнесла это, Присцилла, — прервал ее Карлос, сгорая от нетерпения услышать слова, которые были необходимы ему для полноты счастья.

Присцилла вытащила галстук из-под воротничка, сплела пальцы у него за шеей, подняла ресницы и произнесла:

— Я люблю тебя, Карлос Рикардо де Мелло. Другого любимого мужчины у меня не было и никогда не будет.

Это обещание она донесла на своих губах до его губ. И в сердце Карлоса словно произошло извержение огненной лавы, когда они слились в поцелуе, за которым последовал еще один и еще. С жадностью изголодавшихся они накинулись друг на друга, возрождая понимание, разгоняя последние теневые завесы над любовью, которая больше никогда не окажется во власти мрака.

Он был прекрасен, опьяняюще прекрасен. Видеть его тело, ощущать его кожей, вдыхать его запах… Присцилла чувствовала, как все ее существо переполняется счастьем. Ее мужчина, ее половина во всех смыслах этого слова. Это было единение такого рода, о котором она мечтала прошлой ночью, в котором отдавать и получать равно восхитительно. Они испытывали исступленный восторг любить и быть любимыми, острое наслаждение от прикосновений. Не только физически, глубинный процесс удивительного слияния происходил в их сердцах, мыслях и душах.

Было что-то невероятное, исключительное в той стремительности, в которой возрождалось все разрушенное два года назад — не находившие отклика их насущные потребности и желания, их надежды и мечты. Словно их чувства друг к другу застыли в ожидании, попав в ловушку искривленного времени, чтобы теперь, чудесным образом ожив, вырваться на волю.

Когда он медленно вошел в нее и лицо его склонилось к ее лицу, оба испытали волшебное чувство предельной близости. В глазах их отражался взаимный восторг. И это тоже было чудом — ей послушался небесный голос, его голос, который прошептал: «Присцилла», словно пробуя имя на вкус. А в затуманенном мозгу Присциллы билось: Карлос… Карлос… Карлос.

Это были и свет, и радость, слившиеся в ритме движения, который стал праздником жизни для них двоих. Она обвила его тело ногами, движимая ликующей одержимостью, и выгнулась навстречу. Началось пиршество любви, где формальная сторона их отношений не имела никакого значения.

Потом не было никаких мыслей, только ощущения, мощные наплывы ощущений, уничтожавшие все, кроме чувства их единения. Пульсирующий поток чувственности словно зажил самостоятельной жизнью, подчиняя их себе, унося к вершинам совершенного наслаждения.

— Благодарю тебя, — шепнул Карлос, в изнеможении опускаясь рядом с Присциллой. — Благодарю за то, что ты есть и что ты меня любишь.

— Иначе и быть не могло, — прошептала она, чувствуя это как нечто неизменное, истинное, вечное. — Без тебя, Карлос, я жива только наполовину.

— И я без тебя. — Он приподнялся на локте. В его темных любящих глазах светилась нежность. — Где бы ты предпочла жить в будущем, в нашем с тобой будущем, Присцилла? Если хочешь, чтобы я переехал в Канаду…

— Нет! — Она была потрясена подобным самопожертвованием. — Твоя жизнь здесь, Карлос. Я счастлива остаться с тобой.

К тому же она обещала его матери не лишать ту сына. Она не могла усугублять ее горе, увезя Карлоса от всего, что было так дорого Элде Регине.

— А как же твои родные? — мягко напомнил он ей.

Присцилла немного помолчала, зная, что будет скучать без них, и мысленно сетуя на разделяющее их расстояние. Но, к счастью, они живут не в каменном веке. И самолеты давно уже изобретены.

— Мы могли бы навещать их, как ты думаешь? — с надеждой спросила она.

Карлос улыбнулся.

— Так часто, как тебе этого захочется, любовь моя. И конечно же я прилечу в Канаду, чтобы познакомиться с твоими родителями и обсудить с ними план нашей свадьбы.

— Договорились, мистер Плановик, — поддразнила она его. — И что у тебя дальше по графику?

Он ухмыльнулся.

— Ну, поскольку я очень скоро должен буду отвезти тебя в аэропорт, где томится в ожидании своей сестры Робер, то…

Карлос намеревался сдержать обещание, и это было правильно. Но им оставалось так мало времени побыть вместе теперь, когда…

— … то полагаю, что мог бы последовать за вами на следующей неделе.

Легкий приступ разочарования тут же сменился радостью. А это еще более правильно, удовлетворенно подумала Присцилла.

— Ты за это время успеешь подготовить родных, — продолжал он излагать свой план. — Да и мне нужно время разобраться со своими.

— Я полагала, что твоя мать согласилась на нашу свадьбу, — напомнила она ему.

Карлос кивнул.

— Я просто хочу убедиться, что все будет улажено до мелочей прежде, чем мы вернемся с тобой обратно.

Присцилла лукаво улыбнулась.

— Значит, ты намерен лететь в Канаду, что бы похитить меня, да?

Глаза его сверкнули.

— Одну неделю без тебя я еще могу выдержать. Но с условием, что всю оставшуюся жизнь мне не придется терять впустую время без тебя. Обещаешь?

И он поцеловал ее долгим, нежным поцелуем.

— Обещаю, — томно произнесла Присцилла, счастливая от сознания того, что именно она делает жизнь Карлоса столь наполненной.

Вот так они провели оставшиеся до отъезда в аэропорт часы. Когда они присоединились к туристической группе в здании аэровокзала, сияние, исходившее от них, было для Робера и остальных подобно неоновому объявлению, извещавшему о появлении в мире двух влюбленных.

Никто не обращался к Присцилле с просьбами или расспросами. Их с Карлосом оставили наедине, чтобы не мешать попрощаться перед разлукой. Правда, недолгой. Их клятвы были такими же настоящим и твердыми, как изумруд и бриллианты в кольце на пальце Присциллы.

— Целая долгая, бесконечно долгая неделя, — с тоской произнес Карлос, когда настало время идти на посадку.

— Я встречу тебя в аэропорту Оттавы, — пообещала на прощание Присцилла.

— Я буду звонить тебе каждый день! — заверил ее Карлос.

— Да, да.

Пора было идти. Последний короткий поцелуй — и она побежала догонять остальных. Ноги ее так и просились исполнить фантастические па танго, потому что, улетая в Канаду, она на самом деле возвращалась к Карлосу, возвращалась в Венесуэлу, возвращалась к любви всей своей жизни.

В их жизни больше не останется места пустоте. Впереди заключительная сцена спектакля, режиссерами и главными исполнителями ролей которого были они сами.