Ненавижу тебя

Глава 16

(Настя)

– Матерь божья… – вырывается у нас синхронно и с одинаковой интонацией. Элиас вытирает слезу в уголке глаза. Белки у него красные, будто неделю плакал.

– Ты что тут делаешь, Никольская?

– В туалете сижу, Бергман! – рявкаю я., – в который ты нагло ломился! И работаю!

– В толчке работаешь?! Ты дурная. Отойди, – он отпихивает меня в сторону своим накачанным телом и открывает кран. Со стоном плещет воду себе в лицо, промывая глаза, – Ты, мать твою, не могла сказать, что занято? Запираться надо!

Его одеколон перебивает вонь Морского бриза, щекочет мне нос, и мне хочется сострить что-нибудь в духе его вчерашней фразочки про шампунь с запахом освежителя. От него несет сегодня просто термоядерной смесью.

Так, ладно. Это именно меня застали сегодня в туалете, а не его, поэтому, не в моем положении особо острить.

А чего он спрашивал-то вообще?

Элиас фыркает, сдувая капли воды с носа и смотрит на себя в зеркало, опираясь руками на край раковины.

Что-то мне подсказывает, что каждое утро он читает мантру своему отражению в зеркале – «я самая обаятельная и привлекательная!».

– Я могу воспользоваться санузлом, Никольская? – доносится, как сквозь вату, голос бывшего друга, – Или ты посмотреть хочешь?

– Ты совсем ку-ку? – вырывается у меня, – это ты, что ли, ресторан покупаешь?

– Я терпеть не могу ресторанный бизнес, – Элиас усмехается, – нет, конечно.

– Тогда что…

Он поворачивается ко мне и я ошарашенно открываю рот.

– Слушай, Никольская, я реально хочу в туалет… что? Что ты на меня смотришь?

– Ммм… у тебя такое лицо и было? – интересуюсь задумчиво я, а мужчина быстро шкрябает пальцами по красным пятнам на щеке, которые, кажется, увеличиваются в размерах.

– Какое, блин?!

– В зеркало посмотри. На левой стороне.

Он поворачивается к зеркалу одной стороной и удивленно поднимает брови. Потом пальцем чешет глаз.

– Твою мать… – тихо произносит Элиас и проводит рукой по лицу, а потом яростно трет его ладонью.

В коридоре раздается цокот каблучков. Я оглядываюсь, и в этот момент из-за поворота выплывает владелица с хищной улыбкой на полных губах.

– Элиас… – мурлычет она, а потом неожиданно замечает меня, и ярко подведенные глаза сощуриваются, – Анастасия! Ты что тут забыла?!

Застрелиться. В смысле – «что я забыла в служебном туалете»?! Прямо сказать или намекнуть?

Хотя, по ее взглядам, которые то и дело она кидает в сторону мужчины, я понимаю, что ее больше интересует – что же я забыла именно с ним. Плюс я улавливаю от нее знакомые нотки духов… именно такие нотки я и учуяла от Элиаса. Это не у него мерзкий одеколон, а такая фиговая мешанина из их запахов получилась. Которыми они обменялись, видимо, при достаточно близком контакте. Фу. Ясненько.

– Очередь в туалет, Регина Павловна, – сообщаю я ей спокойно, а она поджимает бордовые губы.

– Ты в чем пришла на работу? Где твоя форма?

– Простите. Только что порвалась.

– Боже… вот поэтому я и хочу серьезно взяться за свой бизнес, Элиас, – Регина со вздохом закатывает глаза, – посмотри только на них – прутся на работу в чем попало. И это администратор зала! Гостей встречает! Наверное, мне и впрямь не хватает мужской руки… если сотрудники настолько распустились…

Я возмущенно открываю рот, из которого готовится сорваться фраза про мой законный выходной, а Регина картинно прикладывает руку к груди и поворачивается к Элиасу. Кажется, она хочет и дальше построить из себя даму в беде, вот только вместо пламенной речи у нее вылетает громкий, высокий вскрик.

– Мама! Что с тобой?!

Элиас мрачно смотрит на меня. Запускает руку под футболку и чешет свои кубики. Уверена – они у него есть. И даже с крапивницей выглядят прекрасно.

– Твой хренов чай, Регина, – цедит Элиас, а девушка краснеет до корней волос, – что в нем было?

– Но… чай… просто чай…

– Беги теперь за антигистаминным, пока я не сдох от отека Квинке.

Регина, вытаращив глаза, круто разворачивается на каблуках и послушно убегает, абсолютно позабыв обо мне. Я провожаю ее взглядом. Да, вот она – сила любви…

– Хотя, подозреваю, что на самом деле это твой хренов освежитель, Никольская, – вырывает меня из раздумий голос мужчины. Он смотрит на меня и яростно продолжает раздирать кожу, – тебе конец.

Он внезапно хватается за край футболки и задирает ее, рассматривая себя в зеркало, а моя челюсть стремится к полу. Да черт бы тебя побрал! Это что, мой старый толстый друг Элиас?! А?!

– О, блин, – выдает он, рассматривая россыпь крапивницы на теле, и я мысленно вторю ему. О, блин. Видимо, Элиас сполна отработал какие-то свои кармические задолженности, прожив десяток лет толстяком. Иначе я не могу придумать, каким образом колобок превратился в мачо с обложки журнала, если, конечно, хирурги не научились делать пластические операции на теле, рисуя силиконом рельеф.

– Никольская… – он смотрит на мой приоткрытый от удивления рот, – мы же были друзьями когда-то?

Я с усилием захлопываю челюсть.

– Ну, да. А к чему вопрос?

– Почеши меня, а? По старой дружбе. Или я сейчас точно сдохну.