Ненавижу Волкова! (СИ)

19

Минут через двадцать лихорадочной гонки по городу я влетаю в больничный холл, спрашивая дорогу к реанимации. Дежурная медсестра, окинув меня недоуменным взглядом, нехотя бросает:

— Третий этаж, налево по коридору.

Не тратя время на благодарности, устремляюсь к лифтам. Сердце колотится как сумасшедшее, в висках стучит. Страх и волнение за Лешу смешиваются с обидой и разочарованием в Максе. Ну как он мог, а? Неужели работа для него важнее родного брата?

Двери лифта распахиваются, и я пулей вылетаю в стерильно-белый коридор. Несусь по указателям, чуть не сбивая с ног медперсонал и редких посетителей. Плевать, кто и что подумает! Сейчас меня волнует лишь одно — скорее добраться до Алекса.

Перед дверями реанимации тормозю как вкопанная. В широкое окошко вижу ряд одинаковых коек, опутанных проводами и трубками. Возле одной из них суетятся врачи в зеленых халатах и масках. Сердце екает и проваливается в пятки. Неужели это Лешка?! Господи, только бы с ним все было в порядке!

Беспомощно озираюсь по сторонам, пытаясь найти хоть кого-нибудь из персонала. Наконец, замечаю усталую медсестру, читающую какие-то бумаги на стойке регистрации.

— Простите, — сбивчиво лепечу, подлетая к ней. От волнения начинаю заикаться. — М-мне нужен Алексей Волков, он попал к вам с автоаварией. Скажите, как он? Что с ним? Он… Он жив?

Медсестра смеряет меня хмурым, оценивающим взглядом. Цокает языком и качает головой:

— А вы ему кто? Родственница? Что-то не припоминаю вас в списках contactных лиц.

Судорожно сглатываю, лихорадочно соображая, что сказать. Блин, ну не поверит же она, что я невеста или типа того? По мне же видно — обычная подчиненная, ни кольца, ни статуса.

— Я… Его девушка, — выдавливаю, постаравшись придать голосу как можно больше уверенности. — И коллега по работе. Очень переживаю, хочу знать, все ли с ним в порядке.

Медсестра вздыхает и устало трет переносицу. Всем своим видом демонстрирует, как я ее утомила со своими расспросами.

— Послушайте, девушка, — чеканит она, многозначительно кивая в сторону окошка. — Видите вон тех людей в зеленом? Это врачи. Они сейчас делают все возможное, чтобы спасти вашего молодого человека. У него тяжелые травмы, состояние критическое. Так что лучший способ ему помочь — не мешать персоналу работать.

У меня темнеет в глазах от пугающих намеков. Тяжелые травмы? Критическое состояние? Господи, да что же это такое! За что моему милому, доброму Леше такие страдания?

— И… И что же теперь? — растерянно моргаю, комкая в руках бахрому шарфа. — Когда я смогу его увидеть? Поговорить с ним? Мне нужно сказать ему кое-что важное…

Медсестра окидывает меня почти сочувственным взглядом. Только теперь замечаю, какая она усталая и измотанная. Наверное, тяжело вот так вот — постоянно видеть боль, кровь и смерть. И при этом утешать толпы перепуганных родственников.

— Понимаю ваше беспокойство, — мягко произносит она, слегка коснувшись моей руки. — Но сейчас ничего нельзя сказать наверняка. Подождите в коридоре, никуда не уходите. Как только будут новости о его состоянии — я вам сообщу.

Киваю, как болванчик, не в силах вымолвить ни слова. В горле стоит ком размером с кулак, на глаза наворачиваются слезы. Господи, да за что же это все? Чем мы провинились перед небесами, что на нас обрушилось столько несчастий?

Медленно бреду к жестким пластиковым креслам, плюхаюсь на сиденье. Бездумно смотрю в одну точку, комкая в пальцах несчастный шарф. В голове звенящая пустота. Ни единой мысли, ни проблеска надежды.

И только теперь, оставшись в одиночестве, понимаю весь ужас ситуации. Ведь если с Лешкой что-то случится, если он не выкарабкается — я этого просто не переживу. Умру от горя и чувства вины, от осознания того, что не успела попросить прощения. Сказать самое главное — что люблю его, несмотря ни на что.

Слезы текут по щекам, но я не пытаюсь их останавливать. Да и какой смысл? Сейчас мне как никогда нужно выплакаться. Излить в рыданиях всю боль, страх и отчаяние. Иначе эти чувства просто разорвут меня изнутри.

И я плачу. Горько, надрывно, до опустошения в груди и звона в ушах. Плачу, уткнувшись лицом в колючую бахрому шарфа. Раскачиваюсь взад-вперед, как психическая, что-то бормоча себе под нос. Молю Бога, Вселенную, кого угодно — лишь бы Леша выжил. Лишь бы открыл глаза, лишь бы снова улыбнулся своей чудесной, лучистой улыбкой.

Проходит час, другой — а я все сижу в коридоре, комкая несчастный шарф. От слез опухли веки, в голове гудит, как с похмелья. Но мне плевать на свой внешний вид. Сейчас меня волнует лишь одно — когда же, наконец, станет известно хоть что-то о состоянии Алекса?

Наверное, я задремала, потому что вздрагиваю, когда на плечо ложится тяжелая мужская ладонь.

— Ника? — раздается над ухом до боли знакомый голос.