Ненависти вопреки

Пролог

Единственное окно просторной, но мрачной спальни скрыто тяжёлыми шторами. Лишь редкие свечи, бросают угрюмые подрагивающие блики на массивные стены и пол из крупного камня. Посреди спальни большой квадратный ковёр в царственных тонах с мягким, густым ворсом. Из мебели только изысканный резной дубовый комод, столик на изогнутых ножках, два выпуклых кресла по бокам. Ширма, расписанная эпизодами битвы между ангелами и демонами, отгораживает зону для сна, обширный гардероб и увенчанное лёгким, сейчас распахнутым пурпурным балдахином, широченное ложе с замысловатыми спинками, коронованное своеобразными металлическими диадемами.

Необузданное чувство опасности и тревоги пробегает по телу, словно расплавленная лава, выжигающая всё на своём пути. Сбрасываю с себя порочную красотку Лилит.

Ангенесса умелая искусительница и знает, как доставить больше удовольствия. Вот только, она старательно ёрзает на моих коленях битых полчаса, но так и не умудряется отвлечь от мыслей о предательстве Албериты, моей прежней любовницы. Огненные точно языки пламени волосы крупными волнами ниспадают на хрупкие мраморные плечи, касаются жемчужной груди. Изумрудные глаза и алые пухлые губы томно приоткрыты. Ловкие, тонкие руки исследуют с пылом и жадностью.

Нет, тело, конечно, реагирует, а если бы не предчувствие неприятностей, то и секс был бы отменный, но оно есть… толкает срочно ретироваться. Под возмущенный возглас Лилит: «Ты чего?», — и вторивший ему жалобный скрип ложа, рывком вскакиваю на ноги:

— Дела, — не утруждаясь дальнейшими объяснениями, размашистым шагом пересекаю спальню.

— Псих! — визжит разъярённая Лилит. Инстинкт самосохранения заставляет немного отклонить голову — в нескольких сантиметрах от уха свистит снаряд-туфля на высоченной шпильке и глухо ударяется о стену.

— Ты мне тоже симпатична, — кидаю через плечо и с грохотом закрываю дверь, через долю секунды она слегка вздрагивает от встречи с новым «снарядом». Спешу к хранилищу, не вслушиваясь в ругательства ангенессы, почти переходящие в ультразвуки.

В груди свирепо отбивает волнительный ритм демоническое сердце, бегу по витиеватым, угрюмо-пустым коридорам, словно каменным тоннелям подземелья. Странно, а почему на «предчувствие опасности» не реагируют братья и сестры? Обычно, если кто-то пытается проникнуть из посторонних или врагов — обострённое ощущение накатывает на всех прислужников дьявола. Стягиваемся к очагу беды и устраняем. Если нет массового ажиотажа, значит, это или чужак-ангел, или свой, но под прикрытием божественников, что звучит абсурдней первого варианта.

У меня же связь с самим хранилищем — защитная печать на моей крови… Я — страж! Уже скоро покажутся массивные двери в хранилище дьявола. Моя вотчина! К ней никого не подпускаю — готов защищать ценой жизни, смерти, души.

Сворачиваю на ближайшем ответвлении и на секунду замираю. Громоздкие до высоченного потолка металлические двери закрыты, но печать, соединяющая обе створки, взломана. Покуситься на хранилище может либо полоумный, либо отчаявшийся, хотя одно от другого недалеко ходит. За то время, что служу на этом посту — лишь единожды нашёлся безрассудный идиот, решившийся на подобную дурость. Правда, нерадивый ангел не успел даже в Замок проникнуть. Я тогда, по совпадению, только прибыл к дьяволу на Совет Сильнейших. Такое же острое ощущение беды заставило свернуть не к главным воротам, а дальним, заброшенным, где растения-шипы в рост человека распростерлись до стен величественного жилища моего господина. Божественник, забыв, что в нашем мире его способности недейственны, вздумал перелететь препятствие, но повис на ближайших колючках. Истекал кровью, пробитый насквозь длинными смертоносными иглами. Я даже немного расстроился: в коем-то веке ангел к нам в Ад наведался, а тут… шашлык в перьях. Содрал хрипящего идиота и доставил к дьяволу.

Господин тогда велел его истязать. Попытаться уговорить отдать душу и… в любом случае выбросить на Землю. Пусть мучается дольше, ведь в мире живых в подобном состоянии, сил на исцеление у ангела не будет. Свои не спустятся помочь, хотя бы потому, что побоятся угодить в ловушку демонов.

Пачкать руки не очень хотелось, к тому же нет храбрости и величия добивать обессилившего врага. Не то чтобы совесть не позволяла, — мне она многое позволяет, а если и шепчет о гнусности, подлости и низости, умеючи затыкаю, — просто не видел надобности. Ангел едва дышал, остатки жизни еле трепыхались — ещё чуть-чуть, и сдохнет. Хорош соперник и враг, аж противно стало. Мечтать, что ангел отдаст самую великую ценность — глупость. Рыкнул ему пару раз: «Отдай душу, и тогда убью быстро», — но не получив внятного ответа, выволок податливое тело божественника из замка. Отвёз на границу миров и выпихнул через специальный портал на Землю — на дальний, северный край полушария. Пусть умирает! Здесь пусто, безлюдно… никто не помешает с достоинством корчиться от боли и стенать, моля о помощи. Не смерть, а удовольствие. Вернулся к господину, получил от него назначение — стал смотрителем хранилища дьявольских сокровищ.

Но это было когда-то, а сейчас, демоническая сущность взывает к осторожности. Тихо ступаю к дверям, прикладываю ладонь к печати: горячие волны ещё сильны, значит, взломано только что. Пробираюсь внутрь в истинном обличье — тенью. Материализуюсь обратно уже у первых рядов высоких стеллажей-витрин. Крадучись иду к сгустку необычайной энергии. Осторожно огибаю ряды с книгами, манускриптами. Опасливо миную наваленные горами золотые, серебряные монеты, бугры из украшений и цветных драгоценных каменьев. По ходу поднимаю изогнутый клинок — на Земле такое оружие, как для ангелов так для демонов, что мёртвому припарка, а здесь хоть несколько мгновений выгадать поможет, и раны сами по себе неприятны для соперника окажутся.

У крайнего стеллажа замечаю хрупкую фигуру вора. Склонившись, перебирает скрижали — характерный звук приглушенным эхом летит по хранилищу. Уже было заношу оружие, как рука предательски опускается. До боли знакомый силуэт, даже несмотря на экипировку под ниндзя — обтягивающая чёрная одежда, скрывающая полностью, — проскальзывает мимо. Резко оборачивается, сжимая… неприглядный кусок камня. На первый взгляд, пусть и заберёт, но это невзрачная вещица — самое ценное, что есть у нас. Часть камня, где написано об утраченных артефактах, очень важных как для демонов, так и для ангелов. Кинжал, которым можно убить любую сущность и скрижаль, позволяющую вызволить неприкаянные души, застрявшие в межпространстве, завладей которыми — и станешь если не могущественней господина, то ему под стать.

— Ал, — несмело шагаю ближе, рассматривая воришку. Он на миг замирает, бросает взгляды по сторонам, явно оценивая шанс на побег. Кусок камня прижимает к груди, и осторожно ступает к ближайшей стойке с книгами. Резко навожу клинок и чуть покачиваю: даже не думай ещё двинуться. Воришка не повинуется — снова дёргается. Хлёстко прорезав воздух лезвием, надрезаю плечо наглеца. Он не сдаётся — уворачиваясь от моих разящих ударов, выкручивает немыслимые пируэты, будто лихой акробат и всё же замирает, прижатым к стене, вытянувшись будто струна. Острие грозно упирается ему в горло.

Теперь в жесте воришки обречённость, смирение — он медленно тянет за шапочку-капюшон, лишь открывающую глаза. Через секунду вижу милые черты возлюбленной, и сердце перестаёт биться — я угадал, но от этого только хуже.

— Что ты… — осекаюсь, мысли носятся бессвязной кучей. — Зачем?..

— Зепар, так надо, — тихо оправдывается демонесса. — Прошу, позволь мне уйти.

— Ты же знаешь, что не могу! — горячусь, но против воли опускаю клинок и будто в прострации отступаю. Коварные дуги бровей съезжаются на переносице, чёрные глаза проникновенно гипнотизируют, коралловые губы остаются без тени улыбки. — Как ты смогла пробраться незамеченной? Тебя должны были услышать…

— У меня есть сила, — чуть медлит с ответом Алберита, смотря в упор.

— Лишь ангел способен… — умолкаю и подозрительно щурюсь: — Михаил тебе отдал свою душу?

— Нет, — торопливо мотает головой демонесса: тёмные волосы убраны на затылке в тугой пучок. — Ты меня знаешь, я бы никогда не приняла такой жертвы от любимого…

— Неправда!!! — взрываюсь негодованием. — Та, которую я знал и любил, потребовала бы её! Или завладела хитростью, коварством!

— Возможно, — мягко соглашается Ал, — но я меняюсь…

— Молчи! — свирепею. — Ты предала даже не меня — своих братьев, сестёр, господина…

— О чём ты, милый?!.

Сочувствующий тон раздражает ещё больше, пыхчу яростней. Алберита улыбается уголками полных губ:

— Мы — дети одного бога, лишь оступившиеся…

— Бред! Мы — враги! Стоим по разные стороны! — перекрикиваю ересь, явно навеянную Михаилом. — Как ты прошла границу незамеченной? — чеканю вкрадчиво. — Талисман? Амулет? — вновь перехожу на повышенный тон. — Заклятие? Откуда сила??? — требую рыча, стискиваю клинок до жалобного скрипа.

— Она во мне, — немного дрожит мелодичный голос Ал. Её аккуратный нос и упрямый подбородок надменно вздёрнуты.

— Ты… — теряю речь. Неверующе перевожу взгляд на живот любимой, но он пока не выделяется — ни намека на беременность. От негодования глаза застилает дымка злобы, но не успеваю их воздеть — на голову обрушивается оглушающая тяжесть.

Проваливаюсь в звенящую темноту и также стремительно выныриваю.

Голова раскалывается, плохо понимаю, где я и что со мной. Со всех сторон летит мерзкий гул, точно над ухом жужжит рой ос. Гвалт формируется в обрывочные слова:

— Он отпустил…

— Предал…

— Дал уйти…

— Убить отступника…

— Прогнать…

— Уничтожить…

— Пусть дьявол вершит суд…

Мутным взором оглядываюсь. Очертания огромной каменной залы неточны, но вроде валяюсь на полу перед пустым троном дьявола. Невысокие серые ступени сейчас бесконечно далеки. Меня окружают братья и сёстры. Бесформенные тени медленно, спонтанно материализуются в людские личины. В размытых образах нет сочувствия — лишь презрение, гнев, злоба. Так и вижу, как они меня раздирают на куски от ненависти.

Подняться не получается. Тело болит так, словно бульдозером проехались, а потом, добивая, полбашки снесли. Порываюсь дотронуться до лица — но руки висят плетьми. Ноги не слушаются — явно переломаны. Гвалт возбуждённых голосов умолкает недружный строем.

Ощущая себя куском отбитого мяса, силюсь… фокусируюсь — глаза затёкшие, картинка расплывается, но не заметить господина невозможно. Великан гордо восседает на троне, словно сам Господь Бог, хотя так и есть, по крайней мере, для жителей Ада. Огромный человеко-козлоподобный, — любимая ипостась господина, — с толстыми длинными спиралевидными рогами. Лицо вытянуто. Из-под массивных надбровных дуг недобро сверкают нефритовые глаза с продолговатым жёлтым зрачком, постоянно меняющим и размер, и наклон — то узкий, то широкий, то продольный, то поперечный. Крылья расплющенного носа-картошкой яростно вздрагивают, из ноздрей чуть заметно клубится сероватый дым. Большой рот от уха до уха с губами-плюшками — скалится. Широченная шея плавно перетекает в невероятно мощные плечи, грудь, будто выкована из бронзы. Линии мускулистых рук завораживают чёткостью лепки. Здоровые ладони-кувалды с толстыми когтистыми пальцами, сжимают подлокотники дубового трона. Фигура сужается к торсу с рельефным прессом кубиками. Крупные оголённые ноги заканчиваются алмазными копытами. Из одежды — лишь кожаная набедренная повязка.

— Ты упустил вора! — зал неспешно наполняется рокочущим металлическим голосом дьявола, глубоким и свирепым. Испуганный «гул» приспешников благоговейно соглашается. — Оправданий нет. Похищен важный камень! Ты признаёшь себя виновным?

Каждый звук чувствителен, словно касаются раскалённым железом оголенных нервов. Через «не могу» силюсь открыть рот:

— Да… — собственный голос — чужой. Хриплый, булькающий. Захожусь надсадным кашлем — во рту сахарная пряность. Сплёвываю багровый сгусток.

— Пощады не жди! — громыхает злобой дьявол и величественно встаёт. Медленно шагает по ступеням. Прислужники хватают меня с обеих сторон под руки и грубо поднимают на колени. Тело уже не стонет от боли — орёт, срывая глотку. На миг теряю сознание — окутывает тишиной, покоем — и стремительно возвращаюсь к жестокой реальности. Безжалостно, точно сдирая скальп, меня дёргают за волосы, заставляя глядеть на дьявола. Что есть сил, удерживаю голову высоко — слабости не покажу. Да, виновен, но меня «огрела» невиданная сила.

— Тебя ждут семь кругов Ада, — зловеще повелевает господин. — Семья пройдёт через твоё тело и заберёт по кусочку от собранных душ за все тысячелетия. Оставят самую малость, чтобы ты проникся всей болью и познал истинное горе, когда будешь подыхать среди живых на Земле. Ни одна собака тебе не посмеет помочь!

Прикладывает ладонь к моей груди, где неистово бьётся обречённое сердце:

— Клеймо отверженного — твоё по праву! — Рука господина задаётся пламенем. Янтарный язычок собирается на плече, неспешно перетекает ниже. Дьявол надавливает сильнее — нестерпимая боль пронзает тело, слышится запах палёного мяса. Креплюсь, как могу — чтобы не закричать в голос, до скрипа и хруста сжимаю зубы. Вновь теряю сознание, но глухой удар приводит в чувства.

— Поведу тебя по ступеням Царства теней, — едва просачивается голос дьявола сквозь звон в ушах. — Это даже не ступени, а лабиринты, которые заканчиваются исключительно тупиками. Кладбище всех надежд, иллюзий. Только похоронив их, сможешь идти дальше к истинному владычеству над собой и миром людей. Лишь смерть твоих пристрастий и всего, что дорого, может тебя освободить. Пройдя через мрак смерти, через кромешную темноту, можно возродиться и очиститься. Единственная жертва, которая от тебя принимается — ты сам. Убив в себе человека, сможешь найти путь домой и получить в подарок благодать мою. Эта мысль настолько тебя захватит, что почувствуешь неистовое желание сгореть в Адском пламени. Настанет время, и ты будешь молить о забвении. Откажешься от перерождения в мирах Вечности моей, но, только одолев эти испытания, окупится кровью душа твоя!

От новой порции боли стенаю, точно насквозь пробивает стрела. Ускользающим взглядом замечаю: из меня вытекает тень и, материализуясь, отходит в сторону уже демоном в человеческом обличье, за ним следующий… и так бесконечно много… долго… Не сопротивляюсь, лишь от ударной волны очередного брата или сестры, выдирающего из меня кусок жизни, чуть дергаюсь вперёд… Мучительно, но к пыткам физически привыкаю — боль тускнеет, притупляется.

Единственное, что останется со мной, пока не умру окончательно — память.

О-да, теперь я познаю, что значит, когда душу разбирают по частям — кромешный, абсолютный Ад. Лишаешься сил, знаний, воли, связи с господином, могущества…

— Ты мне служил верой и правдой долгое время и только за это дам шанс исправить ошибку. Принеси, что не защитил, а к этому приложи вторую часть и артефакты!

Последующая череда мучений смазана — большей частью нахожусь в бессознательном состоянии, когда выныриваю, оказываюсь в новом месте, но боли уже не ощущаю. Сначала накатывает волна желания сдохнуть побыстрее, но в измученном сознании всплывает лицо Альбериты, и жажда мести вспыхивает с неистовой силой, сметая на своём пути все мелочные стремления.

Наказать за то, что использовала мои чувства во благо себя и своего ещё не родившегося отродья…

Последнее, что слышу:

— Он выдержал…

— Быть не может…

— Он прошёл…

— На Землю его, чего ждёте?.. — визжит до отвращения знакомый голос… Лилит.

Успеваю зацепиться за мысль: нужно найти любое тело. Но как? Где? Ни времени, ни сил…

Я в «нигде», окружает мрак…

Тошнота стремительным комом подкатывает к горлу… Горлу?.. Я в теле?.. Вновь парю в облаках… в полной свободе и тишине, но насладиться радостью не удаётся — покой нарушают злобные тени. Сгущаются, подступают… окружают.

Я в пустоте — единой… спрятаться негде. Мгла окутывает, стягивается на шее удавкой. Силюсь ослабить хват, но она сжимается крепче. Из меня уходит последняя частичка жизни… Самая упорная, стойкая, злая… Летит в бездну черноты с угрожающей скоростью. Сердце давно молчит — ритм жажды «драться и кусать до последнего» утих. Бьюсь в конвульсиях… Судорожно цепляюсь пальцами… Перед глазами прыгают светлые кляксы… Ослепляют…Тянусь к ним, пытаюсь поймать… Хриплю, ползу… плыву… гребу…

Всё! Это всё… Последняя крапушка кислорода иссякает.

Промаргиваюсь… Удавки нет. Серебристое свечение — не мираж. Накрывает точно куполом, даёт болезненный разряд жизни… Ещё толчок… Сердце нехотя выдаёт робкий удар. Безвольно вишу в «нигде» «ничем». Что я теперь? Ничто… Пылинка бытия? Песчинка Вселенной?

Меня подбрасывает от нового разряда тока. На этот раз мощнее, живительней, беспощадней. Как отказаться, когда настойчиво требуют вернуться?.. Никак. К тому же сердце наращивает счастливый, но неровный бой. Грудь яростно вздымается точно меха. Глотаю жадно воздух — лёгкие опаливает кислородом… Захожусь, рвущим глотку кашлем… Скручиваюсь в комок, поджимая ноги к подбородку.

Я жив?!. Жив!..

И, Боги, как же я мечтаю отомстить!

Глава 1

— Сегодня не могу! — отрезаю твёрдо, но не грубо. — Вечером встреча, — не даю вставить и слова, обрываю Александра по ту сторону трубки: — А завтра командировка.

— Вит, ангел мой, — он умолкает. — Нельзя так небрежно относиться к собственной безопасности.

— Вот и отлично, — порядком надоедает разговор, к тому же заведённый не впервой. Шумно выдыхаю и смягчаюсь: — Приеду из Москвы, клятвенно заверяю, обращусь к твоему суперкрутому… — не удерживаюсь и закатываю глаза, — знакомому. — Скидываю звонок, кладу мобильник на стол.

Голова и так идёт кругом. Завтра столько важных дел. Командировка — встреча, о которой мечтаю столько лет и поход в налоговую, получение документов на очередной офис, а тут Никитин, вновь поёт одну и ту же песню. Как заезженная пластинка: нанять охрану, записаться на курсы самообороны, быть аккуратнее, не ездить самой, не ходить в безлюдных местах. Какого чёрта переживает? Мне постоянно угрожают, но почем-то именно последние смс маньяка сильно цепляют друга.

Кошусь на мобильник. Красивая вещица, вот только с ней связано много неприятного. Сообщения… Грязные, похабные, угрожающие. Смена номеров не помогает — маньяк, непонятно откуда, знает каждый новый.

«Нокиа», инкрустированная кристаллами «Сваровски» в виде моих инициалов, заточённых в сердце, сиротливо поблескивает серебром. Мозаика из чёрно-алых камушков всё время ассоциируется с раскромсанным сердцем. Мужу об этом не говорю. Боюсь обидеть, ведь он подарил мобильник к маленькому юбилею нашей свадьбы. Десять лет! Конечно, немного, но для нас — это дата!

Встряхиваю головой, прогоняя лишние мысли и сосредотачиваюсь на бумагах. Квартальный отчёт перед глазами. Проверяю сведённую бухгалтером ведомость.

Ясное дело, доверять надо, для чего-то же я Оксану Владимировну наняла? Молодой перспективный специалист — рекомендация мужа. Его знакомые тоже в голос утверждают, что она в институте была первая на курсе.

Наш бизнес Лучкова Оксана Владимировна знает на «отлично» и даже больше. Помимо всего увлекается оккультными науками, что для концепции фирмы, как нельзя кстати. Ведь мы специализируемся на мистических турах по аномальным, опасным местам Земли, а человек со знаниями в этой области — туз в рукаве.

Фирма организовывает этнические и экзотические туры: так называемые чёрные дыры, чёртовы петли, деревни колдунов, проклятые местам… Всё паранормальное, мистическое.

Этим увлечены с мужем с момента знакомства. Нас связывает нечто неземное, потустороннее. Вадим окунул меня в другой мир, познакомил с новыми реальностями. Нет, мы не охотники на привидений, ведьмаков, злобных сущностей, нежити в прямом понимании. Мы выискиваем доказательства существования сверхъестественного. Проверяем на себе находку, опираясь не только на достоверную информацию и документы, но и, зачастую, даже на сплетни.

Раньше отправлялась с Вадимом вместе. Пропустить очередную точку сосредоточения аномального? Ну уж нет… Мне нравилось ощущать адреналин, когда в полной темноте мерещилось свечение, едва не билась в ужасе, когда рядом раздавились чужеродные шорохи, стенания, скрежет. До мурашек пугалась, когда и с замиранием сердца слушала ведунов, экстрасенсов, ведь в моей жизни есть тайна, не дающая покоя до сих пор. И этот пробел — память, точнее, в ней здоровенный пробел. От рождения до семнадцати лет — пустота, так до тридцати годов и незаполненная.

Попадались разные личности, дела, места и с точностью могу сказать: 99 % общей массы слухов — вымыслы. Готова утверждать с уверенностью, потому что испытаны не по разу.

Вскоре работы в офисе накопилось с головой и мне пришлось всё чаще оставаться — разгребать дела бумажные.

Вадим смеётся:

— Любимая, наконец, мне полегчало!..

— Издевайся, издевайся, — наигранно надуваю губы. — Мне бумажки разгребать, а тебе экстрим получать.

— Солнышко, давно хотел признаться, что с тобой ездить в командировки и удобно, и нет.

— Почему? — не скрываю недоумения.

— Пойми, когда ничего не находим — считаю, что у нас с тобой было приятное время препровождение. А вот, когда натыкаемся на что-то… Признаваться женщине, что чуть не писаешь в штаны от страха не каждому мужчине позволит достоинство. Так ведь не до себя — в тот момент переживаешь за тебя…

— То есть, я так понимаю, — медлю немного, — баба с воза, кобыле легче? — чуть морщу нос.

Вадим открыто улыбается:

— Только не обижайся, — выставляет ладони, будто молится, — но именно так!

Конечно, я обижаюсь, но делать нечего. Постепенно втягиваюсь в рутину офисной жизни. Разрабатываю методы продвижения турагентства с узкоспециализированным уклоном. Раньше было гораздо сложнее — если интерес никуда не девался, а даже наоборот, всё больше народу верило в потустороннее, то вот нехватка денег у масс — очень затрудняла выход на Питерский рынок с такими, как у нас с мужем услугами. Зато сейчас — в тысячелетие богатеев и нищих, у каждого свои тараканы. Кому-то не хватает денег на хлеб, а кто-то ищет нечто такое, что заставит адреналин подскочить до грани и даже за пределы… Отсюда лихие развлечения: езда наперегонки со смертью, отдых по экстриму, встречи с экстрасенсами, увлечения оккультными науками, вера в загробный мир, вступление в секты. Хорошо, появляется бесплатный пиар — современная кино- и книгоиндустрия, — подливает масла в огонь, создаёт вымышленных идолов. Молодёжь сходит с ума по вампирам, оборотням, демонам, ангелам и прочей мистической братии. Не всё есть правда, точнее, мне не довелось ни разу встретиться с кем-то из них, но приведений, полтергейстов встречала, а также врачевателей, экстрасенсов, шаманов.

Поэтому ажиотаж не утихает — главное, вовремя добавлять «новое» или… выдумывать. Да! Есть такое. Приходится идти на подлоги, особенно когда сезон не очень насыщенный, алчная душенька требует хлеба и зрелищ. У нас есть бригада любителей-иллюзионистов — они же наши помощники по изучению и выявлению паранормального. Схема однотипная, но срабатывает на раз. Так что, если есть спрос на «горячее», значит, нужно предоставить. Как говорится: за ваши деньги — любой каприз… в рамках проекта. Хотя, иногда и тематическими вечеринками не гнушаемся. У-у-у, собирается народу.

На данном этапе, мне не даёт покоя ограниченность охвата работы. Хочу выйти на всероссийский рынок, а для этого нужно покорить Москву! И Оксана находит способ… Правда, я его вынашивала долгое время, но так и не смогла осуществить. Открытие офиса в главной столице страны — не просто нового места, а уже с клиентской базой, репутацией.

Вот теперь уже смакую радость. Часть работы спихиваю на более молодую и шуструю помощницу. Хотя не проверить тот или иной отчёт не могу — характер не позволяет. Лучкова — компетентный и грамотный работник. Ни одной помарки и ошибки. Завтра Оксана поедет в налоговую, сдаст документы. Только до этого проверю сама! Чтобы от сердца отлегло.

Нажимаю кнопку селектора:

— Мила, набери Оксану Владимировну. Я её жду.

— Поняла, Вита Сергеевна, — спешно тараторит секретарша.

— Забронируй билет до Москвы и обратно. Завтра. На утро.

— Первый класс?

— Да! И гостиницу. Как обычно. — Не дожидаясь ответа, сбрасываю вызов и, откинувшись на спинку кресла, отворачиваюсь от стола. Окна во всю стену открывают шикарный вид на вечерний город. Яркие огни, пестрящие баннеры, высотки. Неспешно текущая платиновая поверхность Невы… Питер! Люблю этот город. В нём чувствуется сила. Даже трепет пробирает: я — частичка бескрайнего мира в огромной вселенной и мне судьбой досталось жить в красивейшем городе страны, планеты. Прикрываю глаза. Мысли гудят как рой пчел. Важная встреча, долгожданные переговоры. Расширение и открытие офиса в Москве. Лучкова молодец!

Хотя нет-нет, да и сомнения грызут — всё слишком гладко. Закрадывается подозрение — уж больно в струю девушка попала, но с другой, к словам мужа прислушиваюсь… всегда. Боготворю как никого. Он для меня — один из наиглавнейших людей на свете. Опора, поддержка, верный друг…

Выслушав резюме о подающем надежду экономисте широкого профиля, — Лучковой Оксане Владимировне, — экстерном закончившем МГПЭУ, конечно, дала добро. К тому же сначала она прошла стажировку-практику. Вот тогда я убедилась в её компетенции. После защиты диплома и госэкзамена, она по праву заняла место ведущего специалиста.

Правда, выполняет работу и главбуха, и помощника по маркетингу — светлая голова очень нужна. Фирма крупная, развивающаяся. Оксана к своим двадцати годам, обладает аналитическим складом ума, цепким хватом хищницы, неординарным мышлением и внешностью супермодели. Гремучая смесь, которая, возможно, вызвала бы ревность, но предпосылок не было.

Вадим, мой муж, не даёт повода. Он мной живёт, носит на руках и всегда принимает мою сторону. Скажи я только слово: «уволить!» Девчонки бы уже не было. Первый порыв ненависти угас через пару дней работы Лучковой. Я не вижу в ней соперницы — девушка увлечена агентством. Причём полностью. Оно её заботит больше всего. Оксана первая на рабочем месте и уходит одной из последних. М-да! Целеустремленная карьеристка! В ней сильно развита жила бизнес-леди и мне нравится осознавать, что эта девушка в моей команде. Сверяет отчёты и готовит итоговую ведомость, декларации, бегает по налоговым — справки, заявки, приказы, учёт только введённых правительством поправок к законам… А ещё изучает новые тенденции и проекты, которые могут вывести наш бизнес на новую ступень.

Когда откроется офис в Москве, нужно будет её перевести туда. Заслужила. Всего три месяца и уже такой контракт. Как договорилась с Дегтерёвым, остаётся загадкой. Дмитрий Бенедиктович мне не раз предлагал решить вопрос полюбовно, точнее, через постель. Мужу не говорила — лишнее. Мелочь, с которой разберусь сама. Вскидывала подбородок — всё отлично, но на самом деле, переговоры зашли в тупик. Неужели Оксанка сделала то, от чего отказалась я? Ужас! Даже подташнивает от одной мысли… Обрюзгший жирдяй. Вечно потный, в красных пятнах, с подрагивающими губами. Холодными глазами. Как подумаешь о его прикосновениях — подкатывает рвота, что уж говорить о «допустить это наяву». Лучше без открытия офиса… Время у меня есть — подожду, а там, глядишь, придумаю, как обойти Дегтерёва.

Оксана на мои вопросы загадочно молчит или отшучивается. Требовать ответа не имею права. Есть бизнес, есть личная жизнь. Перейти границу не решаюсь — если девушка не говорит, значит, не хочет.

Селектор шуршит и раздаётся голос Милы:

— Вита Михайловна, Оксана Владимировна пришла.

Нажимаю кнопку для ответа:

— Пусть войдёт, — поправляю стопку бумаг и закрываю папку с отчётом. Дверь отворяется, в кабинет входит Лучкова. В который раз отмечаю блистательную девушку с незаурядной внешностью. Брюнетка с длинными вьющимися волосами, густыми, ниспадающими на хрупкие плечи. Изюминка — огромные сапфировые глаза, обрамлённые веером смоляных ресниц. Точёный нос, полные губы — словно с картинки «глянца». Вот только когда смотришь на фотографии звёзд, тешишь себя мыслями: это фотошоп, на самом деле, модели все с изъянами. Подретушировали. Где-то прибавили, где-то убавили, а глядя на Оксану, непроизвольно сжимаешься, понимая: её красота реальная. Стройная фигура, длинные ноги, подчёркнутые высоченными каблуками. В дорогом явно брендовом костюме. Жакет и драпированное короткое платье цвета грозового неба.

— Здравствуйте, — белоснежно улыбается Лучкова.

— Проходи, — указываю на кресло напротив. Девушка садится, руки в замок на коленках. — Оксана Владимировна, — внимательно смотрю на неё. — Завтра важный день. У вас много дел. Отчёт я уже проверила, — протягиваю. Оксана неспешно забирает и возвращается на место. — Всё отлично, надеюсь, проблем не будет. Хочу обговорить с вами одно дело.

Лучкова серьёзнеет, изогнутые брови чуть приподнимаются.

— Хочу предложить вам перебраться в Москву и стать нашим представителей в открывающемся офисе. Вы для этого сделали всё, даже то, что не смогла я.

— Что вы, — расцветает Оксана. — Мне повезло. На выходные туда летала по делам и случайно встретила Дегтерёва. Он был в хорошем расположении духа. Признался, что сам хотел уже вам звонить. Так что я… просто случайность!

— Ничего не бывает случайным, — отрезаю твёрдо. — Я ценю работников и не хочу упустить. Потенциал у вас большой. Главное, чтобы звёздная болезнь если и случилась, то прошла без обострений.

На лице Оксаны мелькает возмущение, но явно совладав с эмоциями, она улыбается:

— Поняла и, конечно, согласна.

— Зарплата пока останется прежней. Нужно раскрутиться, — слежу за Лучковой. Она светится от радости, и даже последнее известие не «трогает». — Квартиру снимем, машину купим. Так что с жильём и передвижением проблем не будет. Я завтра уезжаю на встречу с Дегтерёвым. Хочу, чтобы вы за несколько дней подготовились к новой работе. Признаться, сначала подумывала о Добротько Славе. Он, как-никак, у нас до вашего появления был главным менеджером, но решила всё же дать шанс вам. У меня нет возможности разрываться на два города — семья, главный офис. Там — небольшой, команда работает опытная, сильная. Думаю, справитесь…

Глава 2

Выскочив из офиса, замираю на ступенях. Быстро поправляю лямку сумочки, соскользнувшую с плеча. Порывы холодного ветра набрасываются, проникая под драповое короткое пальто. Поднимаю воротник, ёжусь. Даже пасмурный Питер не в силах испортить настроение — меня ждёт угольно матовый Мерседес. Вадим постарался!

Не удерживаюсь от улыбки. Муж за мной прислал шофёра, Сергея. Мужчина в чёрном костюме и фирменной фуражке, быстро выходит и открывает передо мной дверцу. Блаженно откидываюсь на спинку, но краем глаза замечаю рядом на сидении небольшую, округлую коробку с бантом, а рядом с ним — букет огненных роз. Вдыхаю аромат: насыщенный, сладковатый. Вадим каждый день меня одаривает, и никогда не угадаешь, что это будет. От квартиры до мелочи — брелока для ключей. Разворачиваю записку:

«Той, которую можно ждать вечно!»

Вновь улыбаюсь. Муж знает, что не опаздываю. Никогда! Это как болезнь. Даже если буду специально задерживаться, в назначенном месте окажусь в то время, на которое договорились.

Открываю крышку. На пышном, набивном синем атласе красуется овальное зеркальце с пол ладони. Не новое, точнее, старинное. Серебренное? Похоже… Вытаскиваю подарок и переворачиваю. Оправа грубой работы, но очень завораживающей. На обороте и по ободку выгравированы непонятные значки. Распахиваю и смотрю на отражение. Искажения вроде нет. С платиновой поверхности глядит женщина лет тридцати. С волнистым каскадом тёмных волос, обрамляющих удлинённое лицо. Дерзкие брови хищно приподняты к вискам. Большие голубые глаза, высокие скулы, аккуратно вздёрнутый нос и средней полноты губы. Не красавица, но однозначно, обладательница незаурядной внешности.

Мало кто верит, что управляю турагентством.

В инете мелькали грязные слухи: «Очередная безмозглая пассия «папика», желающая иметь свой бизнес! Делает вид, что бизнес-вумен, а на деле — тупая корова только и умеющая раздвигать ноги». Иногда подобное бесит, иногда смешит. Когда берут интервью для очередной статьи, сталкиваются с реальностью — своей конторой командую сама, — затыкаются и даже приносят извинения за ошибочное мнение. Заваливают комплиментами. Со временем желание доказать «кто я есть» отпадает — всё чаще перестаю обращать внимание на предвзятость. Плевать на мнение окружающих. Я знаю, что умею, остальные — пусть со своими суждениями идут лесом!

Хотя, по жизни я не одна. У меня сильная компания и поддержка. Те, кто окружают долгие годы… Вот уже двенадцать лет. С тех самых пор, как вышла из детдома с широко открытыми глазами в реальный мир, к которому оказалась не готова. Он меня едва не стёр: чуть не задавил правдой и жестокостью.

Но не успел. Мне несказанно повезло. Спасение пришло, как в романах: в час, когда отчаялась, была сломлена и молила о смерти. Явился принц — Ивакин Вадим Алексеевич. Вырвал из рук психопата и дал всё, о чём даже не мечтала. Я ему должна по гроб жизни. Этим существую. Брак не тяготит и по сей день. Я, как и прежде, верна мужу. Чтобы не случилось — не брошу. Он платит тем же — любая прихоть, в любое время. Так же, как и наши верные друзья. Никитин Александр Павлович, ставший для меня как больше чем другом. Заменяет отца. Единственный, кто остался из прошлой жизни, знающий хоть что-то о моих родителях. Хотя, если признаться, только по его словам, ведь до сих пор ничего не помню до момента, пока не оказываюсь в лесу. Оглядываюсь в недоумении… Что здесь делаю? Кто я? Кто-нибудь… помогите. Мне страшно!.. Брожу, натыкаюсь на деревушку. Люди попадаются хорошие — некоторое время оставляют на ночлег, а потом отвозят в районный центр.

Гатчина… Реабилитация, поиск родителей, попытка узнать кто я… Определение в детдом, правда, ненадолго. Меньше, чем через год выталкивают взашей, но я уже не одинока… Александр, негласный опекун, очень досадует, что после смерти матери и отца ему меня не отдают. Бумажная волокита затягивается, а после выпуска из детдома, едва не рвёт на себе волосы, когда попадаю в лапы маньяка. Хотя, что Никитин мог? Я совершеннолетняя. Характер скверный. То закрываюсь в себе и долго перевариваю сказанное, случившееся, то взрываюсь, поддавшись импульсивности. Никогда не знаю, какая из Вит победит, поэтому старательно пытаюсь держать в узде обеих.

Такие разные, но объединяет их одно — галлюцинации.

Вижу странные свечения-ауры вокруг некоторых людей. Либо зелёную, либо красную… Безнадёжный сдвиг по фазе? Возможно, только признаваться общественности в подобном стыдно, поэтому знает только несколько человек: муж, Александр, и естественно, мой лечащий врач. Благодаря его таблеткам видения притупляются, я живу нормальной жизнью… Ну, почти нормальной, если учесть в какой области работаю.

Вот и вышло, что в восемнадцать, окунувшись в очередную депрессию, впустила в квартиру незнакомца. Предостережений не слушала — всё знала лучше других!

Кто бы предположил, что так получится?..

Хорошо, что тогда Вадим оказался рядом и спас.

А ещё помогает Мичурин Константин Петрович, лучший специалист Петербурга в юриспруденции, а по совместительству адвокат нашей семьи.

Ради этих людей готова на всё!

Можно ли сказать, что я счастлива? Безусловно! Но… мой покой нарушают угрозы. Вот уже пару лет, неделя за неделей приходят то записки, то смс, то инет-сообщения. Выследить преследователя не удаётся. Отправитель — неизвестен, номера — разовые или на подставных лиц, айпи-провайдера не установить. Маньяк ловко путает следы, вероятно, обладает неплохими знаниями хакера или тот у него в помощниках. Грязь и угрозы становятся изощрённее. В словах всё больше презрения и ненависти. Говорить, что они не пугают — ложь, но за это время как-то притупилось ощущение беды, опасности. Преследователь будто собака, сидящая на цепи, и остервенело лающая. Подойти страшновато — жутко, но вопрос в другом: укусит ли?

Самое отвратительное, что даже не представляю, кто бы это мог быть. Если только конкуренты… Да и то, явных нет, ни с кем не ссорюсь. У меня своя рыночная ниша, у них своя. Личных врагов тоже не имею. Изменять мужу — не изменяю, за ним любовниц тоже не числится, по крайней мере, явных. Соперниц, желающих меня сместить, на горизонте не маячит. Кому и чем насолила? Чёрт его знает!

Остаётся два варианта: сторонний человек, ненавидящий преуспевающих людей и ему на пути попалась я; или всё тот же маньяк, едва не убивший меня в отрочестве. Вадим спас, но преступник успел сбежать. Вот уже двенадцать лет находится в розыске. Не отстаёт от меня? Почему? Неужели страх быть пойманным слабее желания вновь причинить мне боль; жажды заполучить «нечто», что по его словам я знаю, где находится…

Бред! До сих пор не понимаю, о чём он говорил! Я тогда билась в конвульсиях после зверских побоев, теряла сознание от голода, но упорно доказывала, что не помню… Неужели не поверил в мою амнезию? Не знаю ничего, ни о каком «загадочном тайнике». Время от времени ловлю себя на мысли, что опять проваливаюсь в тот день, до зуда в висках пытаюсь разобрать, что же хотел преступник, почему должна знать я и если «оно» существует, то где?..

В миллионный раз откидываю тщетные попытки разобраться — голова начинает раскалываться, настроение окончательно ухудшается и мне для успокоения нервов и бурной галлюциногенной фантазии приходится принимать ударную дозу лекарств.

Или, когда предел волнения достигает апогея, подкатывает паника, а нет таблеток — успокаиваюсь другим методом. Научилась за столько-то лет… Вспоминаю уроки Рыбакова Антона Николаевича, ещё одного замечательного не только специалиста, но и человека. Практикующего психиатра. Звонок в любое время — окажет помощь, даст консультацию. Закрыть глаза, расслабиться, отстраниться от насущего — море, солнце, порывы лёгкого ветра, ласкающие прикосновения, пляж… горячий песок, волны, бьющиеся о берег, и умиротворение от монотонного плеска воды…

Гнетущее прошлое — за плечами. Я — есть, и я не поддамся угрозам! Будущее — светлое… Счастье — безграничное. Покой в душе, сердце не болит, любовь со мной… Открываю глаза и вновь сосредоточиваюсь на работе.

Александр любит повторять: «Ты похожа и на отца, и на мать». Интересно, чем? После их смерти ничего не осталось, кроме удивительно пустого домика на окраине Гатчины. Пока была в интернате, его не раз обкрадывали и поэтому, вернувшись, растерялась — что делать?.. Куда обратиться? Сломанная мебель, выбитые окна, вместо дверей — зияющие дыры, расшатанные полы, голые стены, прохудившиеся потолки, слои грязи и пыли… И только свисающие клочья некогда кремовых обоев, с золотыми брызгами и осколки изящной люстры подсказывали: хозяева не нищенствовали, не бродяжничали…

Выныриваю из воспоминаний. Оказывается, всё ещё смотрюсь в зеркало — за моим отражением мелькает тень Из пустоты на миг материализуется темноволосая женщина. Тянет ко мне руки. Испуганно вздрагиваю. Сердце отчаянно стучит, в груди разрастается тяжесть, тело лихорадочно потряхивает. В ужасе таращусь в зеркало… Секунды тянутся, забываю дышать.

Незаметно подкравшуюся тишину нарушает вой сирены — бросаю настороженный взгляд в окно. Мы плавно двигаемся в пробке. Пестрящие огни магазинов и бутиков на первых этажах, ослепляют. Мимо проносится скорая — пролетает стремительно и оглушающе громко: вырывает из межпространства, где зависала на долю секунды. Чуть встряхиваю головой, возвращаясь в реальность. Мы сворачиваем к обочине и останавливаемся. Я как заворожённая вновь уставляюсь на отражение. Всматриваюсь до рези в глазах — ни тени… ни другой женщины… никого… Померещилось? Не успеваю додумать, дверца с моей стороны отворяется. Отрешённо кошусь на шофёра, он терпеливо ждёт… Тихо, но протяжно выдохнув, аккуратно прячу зеркало обратно в коробку, убираю в сумочку, беру цветы и выхожу.

***

— Всем привет, — целую друга нашей семьи — Мичурина, потом мужа. Вадим помогает сесть, придвигает за мной стул. Наш излюбленный ресторанчик, где не требуется обязательный дрес-код. Очень удачно и удобно, в связи с трудным рабочем днём и ленью, переодеваться к ужину согласно регламенту и этикету, что на сегодняшний день весьма популярно. К тому же недалеко от дома. Тихий, скромный, уютный суши-бар, в современной стилистике японской кухни. В интерьере преобладают: золотые, чёрные, белые и красные цвета, атрибутика — иероглифы, лёгкие занавески и симпатичные декоративные фонарики.

— Ты не сказал, что Костик будет, — не зло понукаю мужа. — Надеюсь, ничего серьёзного? — Улыбки стираются с мужских лиц. Вадим бросает настороженный взгляд на друга. В душе нарастает тревога, кишки точно в узел стягивает. Смотрю на одного мужчину, потом на другого: — Мальчики, что случилось?

— Ничего страшного, — отмахивается Вадим привычным жестом. — Ерунда, — устраивается напротив, но в каждом движении читаю напряжение и нервозность. Сомнение укрепляется. Муж с напущенной беспечностью вновь мило улыбается. Кладёт руки на стол, сцепляет ладони домиком: — Я уже сделал заказ. Твоё любимое…

— Отлично, — бурчу, всё ещё всматриваясь в Вадима. Есть не хочется, но обидеть любимого не решаюсь. В поведении мужа сквозит неловкость, в серых глазах — нерешительность. Когда-то Ивакин казался невероятно красивым, а сейчас… Седые волосы тяжёлой копной хоть и лежат волосинка к волосинке, но в них нет былого блеска. Морщины сильнее обычного врезаются в лоб, смешинки возле глаз и губ похожи на паутинки. Кожа бледноватая, с лёгким оттенком синевы, на щеках редкие красноватые полопавшиеся сосудики. Вадим старше меня на двенадцать лет. Это не пугает и даже не мешает в общении. Хотя начинаю замечать, что за последнее время муж физически сдаёт. Чаще нахожу его дома спящим или дремлющим перед телевизором. Он давно не ходит в спортзал, и всё больше пьёт лекарств.

В голове разрастается боль — беспокоит давно и довольно прилично. Либо мучительно тянущаяся, либо резкая, словно в виски иглы вонзают. Очертания мужа расплываются, краски сгущаются, и вскоре Вадима уже окутывает зеленоватая дымка-аура. Смаргиваю — галлюцинация не проходит.

Чёрт! Забыла принять лекарство! Ещё в машине надо было, когда видение женщины померещилось. Суетливо вытаскиваю, прописанные Антоном Николаевичем таблетки из сумочки. Выдавливаю круглую пилюлю и запиваю водой, услужливо протянутую мужем.

— Опять боли? — хмурится Вадим, глаза, цвета плаксивого неба, подозрительно сужаются.

Нехотя киваю. Ивакин сжимает губы в трубочку и сразу же растягивает в узкую полосу. Так! Знакомое выражение лица. Муж очень недоволен. Мило улыбаюсь:

— Всё отлично, просто устала, — бережно глажу его руку. Не хватает, чтобы он распереживался. Ему нельзя. Я как на иголках после его сердечного приступа, с которым недавно загремел в больницу. Не дай бог повторится! — Сейчас отпустит, — заверяю спешно.

Ища поддержки, бросаю взгляд на друга. Всегда подтянутый точно не адвокат, а спортсмен, Константин выглядит без сомненья лучше мужа. Смоляные волосы, хоть и редкие, но всегда зачёсаны и в геле. Цепкие почти чёрные глаза, кажется, не упускают ничего — ни единой мелочи. Удлинённый, зауженный аристократический нос и жёсткая полоса рта, придают лицу строгости и некоего величия. В нём ощущается лоск и не наигранная интеллигентность. Зачастую, не скажешь, о чём реально думает — он из тех, кто оставляет бурные эмоции за маской непринуждённого собеседника и часто улыбается одними губами. При этом очень живой на язык, а когда собирается тесная компания лишь близких знакомых, в хохмах, язвах, шпильках Мичурина не перещеголять. Только потом осознаёшь: по сути, разговаривали ни о чём.

Костик будто слышит немую просьбу:

— Вадим, — привычной манерой чуть поднимает уголки губ в подобие улыбки. — Андрею работу не добавляй. Лучше не затягивай разговор с Витой и домой — отдыхать.

Вот теперь не на шутку беспокоюсь:

— Мальчики, — облокачиваюсь на стол, — вы меня специально волнуете? Что за недомолвки?.. — осекаюсь, официант как тень, расставляет наш заказ и только уходит, продолжаю: — Вадим, — голос выдаёт волнение, — что случилось?

— Витусь, — бубнит под нос муж и медленно ковыряется в тарелке с салатом, — может, сначала поедим?

— Издеваешься? — тихо негодую.

Вадим с небольшой заминкой и явным нежеланием кивает Константину. Мичурин деловито выуживает из бизнес-чемодана, с которым, по-моему, никогда не расстаётся, папку. Протягивает мне.

Руки подрагивают, в сердце колет — отодвигаю квадратную тарелочку с овощными суши и открываю документы.

«Завещание» — бросается в глаза верхняя надпись.

Кошусь на мужа. Серьёзен, даже скорее, печален. Промачивает салфеткой губы и пригубляет воды. Перевожу взгляд на Костика — откинувшись на спинку стула, потягивает вино. Вновь уставляюсь на документ.

Завещание

Город Санкт-Петербург

Одиннадцатое марта две тысячи тринадцатого года

Я, Ивакин Вадим Алексеевич, 1971 г.р., проживающий в городе Санкт-Петербурге, по улице Художников, в д. восемьдесят семь, квартира четыре, находясь в здравом уме и ясной памяти, настоящим завещанием делаю следующее распоряжение:

1. Всё моё имущество, какое ко дню моей смерти окажется мне принадлежащим, в чём бы таковое ни заключалось и где бы ни находилось, завещаю моей жене, Ивакиной Вите Михайловне.

2. Содержание статьи 1149 Гражданского кодекса РФ мне нотариусом разъяснено.

3. Текст завещания записан нотариусом с моих слов и до его подписания прочитан мною лично в присутствии нотариуса Мичурина Константина Петровича.

4. Настоящее завещание составлено в двух экземплярах, каждый из которых собственноручно подписан завещателем Ивакиным Вадимом Алексеевичем. Один экземпляр завещания хранится в делах нотариуса города Санкт-Петербурга Мичурина Константина Петровича, а другой экземпляр выдан завещателю Ивакину Вадиму Александровичу.

Размашистая подпись в конце документа явственно сделана рукой мужа. Отличительная буква «в»: витиеватая, царственная, к тому же красующаяся в печати семьи. Оттиск на перстне, с которым Вадим не расстаётся. Когда познакомились, рассказал: семейная реликвия, передаётся по наследству. Талисман, амулет, называй, как хочешь, но он приносит удачу.

— Что это? — собственный голос выводит из коматоза, но ко всему прочему, вопрос звучит глупо. Торопливо мотаю головой: — В смысле, зачем… — ещё глупее. Шумно втягиваю глоток кислорода и перевожу дух: — Вадим, — хмуро смотрю на мужа, — что, чёрт возьми, случилось?

— Почему для решения написать завещания что-то должно случиться? — Ивакин отставляет бокал. Облокачивается, не сводя холодных глаз, сцепляет в замок ладони.

— Не понимаю, — смягчаю тон, пытаюсь достучаться до правды, — с чего вдруг озадачился завещанием?

— С того, что не молодею, солнышко моё. Хочу быть уверенным, что всё, что у нас есть, в случае моей смерти достанется тебе.

— Вадимушка, мы женаты официально…

— Помню, — наконец, муж очаровательно улыбается и лёгким жестом поддевает кончик моего носа: — Поэтому под моим завещанием, ты найдешь и своё — идентичное моему.

Растерянно опускаю глаза на документ, листаю… И, правда, моё завещание. Вот муж даёт?!.

— Костя, — захлопываю папку, обращаясь к другу, — хоть ты объясни, что это значит?

— То, что сказал Вадим, — спокоен Мичурин. — Он хочет юридически обезопасить вашу семью, на случай, если с одним из вас что-то случится. Не забывай, по закону ты имеешь право на то, что нажито в браке, а у Вадима, как знаешь, до встречи с тобой был капитал и имущество. Родственники есть и хоть он с ними не поддерживает связь, в прочем, как и они не стремятся, от греха подальше, он решил всё завещать тебе. Ты, девочка умная, понимаешь, что после смерти, и родственники объявляются, и несуществующие братья, сёстры… дети… — говорит без тени смущения и улыбки. Осушив бокал, ставит на место. — Твоё же завещание — чисто формально. Есть у него, есть у тебя. С тебя только подпись…

Доводы веские, к тому же как показывает адвокатская практика Мичурина, по его словам, такое происходит сплошь и рядом. Задумываться над более глубокими причинами не стоит — подозревай я мужа в неверности и желании от меня избавиться, первым же делом получила бы ярчайший аргумент — мы уже десять лет вместе. Отметили деревянную свадьбу, сейчас на носу оловянная, хотелось бы дотянуть и до жемчужной, серебряной, золотой, платиновой и всех прочих… Бывает — поругаемся, повздорим, но у кого не случается?.. Мы же живые! Насчёт родственников Вадима — лишь раз видела одну… полноватую женщину. Заявилась через год после свадьбы. Кидалась проклятиями и грозила вечными муками в Аду.

Причину тогда не поняла — спросонья глазами глупо хлопала и только. Вадим выпроводил нерадивую тётушку и напоследок сухо пригрозил:

— Не появляйся больше, а не то засажу в психушку. Денег отчисляю прилично — живи и обо мне забудь.

Я успела подивиться: муж никогда даже не заикался о родственниках. Была уверена, что у него никого, а тут… как с бухты-барахты. Ивакин объяснил, отголоски прошлого, копаться в них нет смысла — мосты сжёг, из памяти старательно вычеркнул. Пожалуй, это первая и последняя встреча с родственниками. Вызнать, что да как не пыталась. Дело мужа. Захотел бы, рассказал, но с тех пор, никого больше появлялось.

Возможно, муж и Мичурин правы — стоит себя обезопасить, а то налетят будто коршуны и костей не достанется. В конце концов, не денег жалко — решил бы, завещал часть родственникам. Если этого не сделал, значит, пусть будет, как указано в завещании. Желание мужа — закон! Ближе Ивакина никого.

Делаю глоток вина, беру предложенную Костиком ручку и ставлю резолюцию на двух своих экземплярах завещания. Вадим заметно светлеет. Костя одаривает очередной скупой улыбкой:

— Молодец! — забирает документы, беглым взглядом проверяет. Закрывает папку: — Вит, доверься, так нужно. Разве мы когда-нибудь тебе желали зла?

Сомнения испаряются.

— Нет, — немедля качаю головой. — Надеюсь, теперь больше о смерти не будем?

— Правильно! — подмигивает озорно Костик. — Дела закончили, пора и отдохнуть. — Прячет документы в чемодан. — Завтра у нас с тобой важная сделка.

— Я бы сказала, — поднимаю бровь, — сделка жизни! Когда такое предложение ещё получишь?.. — мужчины вновь загадочно переглядываются, понимающе кивают, будто соглашаются с мыслями друг друга:

— Это точно!.. Да… — сливаются мужские голоса в недружный хор. Получается настолько театрализовано, что не сдерживаю смеха. Вадим поднимает бокал с водой — врачи убедительно настояли на исключении алкоголя, — я, Костик — с вином, и Мичурин уже откинув привычную для работы строгость и серьёзность, тихо провозглашает:

— Тост! — секунду молчит: — За великие свершения, долгую жизнь, счастливое будущее.

Мы с Вадимом обмениваемся воздушными поцелуями — как всегда мыслим глобально, что нам тихая спокойная старость в деревенском домике?

Глава 3

Раннее утро, сбор, перелёт — будто отрепетированное действо. Ни заминки, ни опоздания, ни суеты — всё по графику и с точностью швейцарских часов. Даже вечные пробки не смущают. Такси ловко лавируя между машинами, привычно довозит нас с Костиком до пятизвездочного отеля «Гостиница Националь» в центре Москвы. Размещение в любимом номере кремово-кофейно-пурпурных тонов с угловыми окнами, видом на Кремль и Красную площадь проходит в считанные минуты. Элегантный, в классическом стиле: высокие потолки, антикварная мебель. Телевизор с плоским экраном на старинном комоде, позолоченный светильник на прикроватной тумбе. Угловой столик между окон с полками для документов и зеркалом как на антресоли. В отеле облагораживают номера — украшают живыми цветами в горшках. По моей просьбе в этом номере к моему приезду убирают. Не знаю, почему, но, сколько бы ни пыталась обставить дом цветами, они скоропостижно увядают, гниют, высыхают, даже, несмотря на дотошность по их уходу. Литературу покупала, в инете читала, советы «знатоков» принимала, по фен-шую выставляла — ничего не спасало несчастных от гибели. Во избежание дальнейших жертв, решила: лучше без тех и других.

Облачаюсь в фирменный халат отеля, принимаю душ. Переодеваюсь к встрече. Сегодня насыщенная программа. Днём — осмотр офиса в Меркурий-Сити, переговоры и заключение контракта с Дегтерёвым. Вечером в ресторане банкет по случаю приезда Вейти Лаурьер — знаменитой дивы. Подадут традиционные блюда французской кухни, будет исполняться живая фортепьянная музыка, а, возможно, певица порадует своим пением. Подобные мероприятия — не люблю, но ради подписания договора — вечерок стерплю.

Первое пришедшее в голову, когда вхожу в офис Меркурий-Сити: «Боже, это будет моим! Как же давно мечтала о нём! Уже не верила, что может сбыться». Переполняющие чувства настолько поглощают, что толком не слышу Вердина, главного менеджера Дегтерёва. Марат Олегович с воодушевлением распинается, из штанов выпрыгивает, чтобы прогнуться перед будущей хозяйкой.

Два офиса с рядовыми менеджерами в постельных желто-персиковых тонах и светлой мебелью. Ещё один, — главного менеджера, — в тёмно-коричневых. Простенькая, но элегантно оборудованная как для приготовления, так и для подогрева еды зеленовато-оранжевая кухня. В комнате для отдыха красуется журнальный столик и жёсткий угловой диван. На голубом успокаивающем фоне одну стену занимают фотообои — безбрежный океан с игривыми барашками, песчаный берег, ласковые отблески заходящего солнца. Белоснежный санузел и крохотная курилка с огромным окном во всю стену, — для вентиляции один из модулей открыт.

О персонале справки навела давно, знаю о работниках всё — даже какие носки предпочитают одевать в понедельник… среду… или воскресенье. Вкусы, интересы. Мне известны слабые и сильные стороны, а главное личностные качества.

В штате офиса шесть сотрудников: четыре менеджера среднего звена. Двадцати шестилетняя Негласова Юлия Валерьевна — пассия нынешнего главного менеджера.

Юрчев Остап Викторович, двадцати восьми лет.

Горсимов Иосиф Адамович, двадцати девяти лет.

Тридцати четырёхлетняя Аглыбова Гамзан Адыгова — гремучая смесь южной красоты и столичного пробивного начала.

Вердин Марат Олегович — надзиратель, а по совместительству «главный менеджер» офиса.

Лавкина Клавдия Матвеевна — шестидесяти трёхлетняя уборщица. Приехала в столицу из Вологды из забытой богом и людьми деревни. Смерть единственной дочери — найдена мёртвой при невыясненных обстоятельствах, — вырывают из мирной жизни и забрасывают в суету мегаполиса. Удивительно, но старушка не загибается от духоты и тесноты столицы — подыскивает работу и мирно доживает свой век в квартире убиенной дочери.

Всё бы ничего, но одно смущает — почему же Дмитрий Бенедиктович закрывает сторонние офисы и соглашается продать «главный» весьма успешного бизнеса? Ответ до сих пор не идёт. Может, ловушку придумал? Вот только на что, кого? Вдвоём выживать на рынке тур-услуг со столь узкой специализацией сложно, но возможно. К тому же у него уже наработана своя клиентская база: любители мистического и потустороннего — их хоть отбавляй. Одни клиенты приводят других… А вот мне было бы нужно начинать всё с нуля. У Дегтерёва заведомо преимущество. Странно, получается: сдал позиции до появления реального конкурента — ведь у меня всё только на словах было.

Эх, узнать бы реальную причину…

Слушаю Вердина, изредка, чисто формально киваю. Ещё реже отмахиваюсь односложными ответами, поглядывая то на удивительно притихшего и заметно схуднувшего Дмитрия Бенедиктовича, будто находящегося в другой реальности, то на невозмутимого Константина. В разговор оба не встревают. Что поражает — Дегтерёв молчит?!. Его грязный язык порой мечтала отрезать. Дмитрий, обычно считал нужным отпустить фривольные колкости и язвы, сейчас же — с потухшим взглядом бродит рядом. Интригующее поведение, странное решение, но что одному смерть — другому жизнь. Обойдя будущие владения, останавливаюсь в кабинете главного менеджера.

— Офис в среднем приносит… — распинается Вердин, точно говорит о своих заслугах.

— Восемь миллионов в год, — спокойно перебиваю. — При вычете зарплат, коммунальных и прочих затратах, составляющих примерно 550 тысяч в месяц, а соответственно шесть и шесть миллиона в год, чистый доход в один и четыре миллиона.

Лицо Марата Олеговича, до этого момента расплывающееся в улыбке, меркнет.

— Я не кота в мешке покупаю, — поясняю строго, — знаю о бизнесе если не больше вашего, то столько же. Меня всё устраивает, — заключаю и поворачиваюсь к Дегтерёву: — Когда будем подписывать договор купли-продажи?

Вернувшись в отель, падаю на кровать. Закидываю руки за голову и бесцельно рассматриваю потолок. С ума сойти! От счастья готова свернуть горы, но на такие пустяки нет времени. Уже вечер! Москва с её чокнутым ритмом. Без собственного вертолёта успеть в назначенное время практически невозможно. Кажется, только прилетела, а нет же — уже скоро подписание договора.

Дегтерёв… Мысли сводятся к нему. Ни разу не видела его таким потерянным, молчаливым, точно сомнамбула. Если случилось нечто скандальное, сплетни бы уже обмусолили в жёлтой прессе, а любители — промыли кости. Так ведь ничего подобного не слышно. Остаётся пара вариантов, но один мразматичней другого. Первый: Дмитрий устал от бизнеса и хочет отдыха. Второй: заколдовали… Скептически усмехаюсь и тотчас хмурюсь. Идиотизм, конечно, но самое подходящее. Особенно, если учесть область деятельности, в которой работаем — аномальные туры, чёрные зоны, ведьмаки. Дегтерёв знал немало колдунов, экстрасенсов… Кхм, перешёл кому-то из них дорогу?

Даже мурашки по коже бегут, по позвоночнику холодок. Ладони потеют. Если так: дело — дрянь! Вероятно, хворь нагнали, сглазили или порчу навели. Нервно сглатываю — а что же меня тогда ожидает?.. Брр…

Чуть помучавшись — отдохнув, выуживаю из сумочки телефон. Нужно позвонить Вадиму. Давно пора, но так хочется тишины. Быстрым набором вызываю:

— Да! — звучит взволнованный голос мужа.

— Привет, — с нежностью мурлычу, снова откинувшись на подушки. Улыбка против воли касается губ. — Ты как? — лениво интересуюсь.

— Всё отлично, как у тебя? — тон Вадима меняется на довольный.

— С Дегтерёвым договорились на вечер, — отчитываюсь, вновь кипя от радости. — В ресторан приедет его адвокат с документами. За ужином подпишем. Единственное, торговаться не стала, — кривлюсь мыслям, — и так золотую жилу покупаю.

— Ведьмочка, дело твоё. Ничего не жаль, если считаешь, что кровь из носу надо. Дерзай!

— Спасибо, Вадимушка! — с чувством шепчу. — Твоя поддержка для меня много значит.

— Правда?.. — игриво протягивает муж. Не удерживаюсь от очередной улыбки: давненько Вадим так интимно мне не отвечал. — Извини, что не смог быть с тобой…

— Перестань, — отмахиваюсь. — Главное выздоравливай.

Приняв душ, облачаюсь в вечернее платье. Ничего вычурного и супердорого — классическое чёрное короткое платье с округлым декольте. М-да, вроде не полная и не тощая, но общий вид чуть портит, с моей точки зрения, крупноватая грудь. Долго перед зеркалом не кручусь: чуть подкрашиваю ресницы, оттеняю веки, скулы, ретуширую синяки под глазами, — всё же усталость берёт вверх, — губы выделяю алым перламутром. Так как о вечере подумывала ещё дома, не забыла прихватить подарок мужа к юбилею совместной жизни. Набор — серьги, колье и кольцо… Сегодня как никогда кстати — яркие сапфиры подчеркивают глубину взгляда, мраморность кожи, утончённость пальцев.

Оставшись довольной отражением, ещё раз сверяюсь с часами — пора, ужин должен начаться, — выхожу из номера.

***

Спускаюсь в банкетный зал. Блики от драгоценностей, приглушённое освещение, тихое перестукивание ложек, бокалов, переговоры людей. У закрытой вип-зоны суета, официанты, охрана… Видимо, там Лаурьер. Осматриваюсь и нахожу Константина, Дмитрия Бенедиктовича, и ещё одного мужчину — вероятно, адвоката Дегтерёва.

Приближаюсь, неспешно лавируя между столиков. Костя почтительно встаёт:

— Выглядишь отменно! — расплывается в улыбке, не ответить невозможно:

— Спасибо! — обвожу остальных взглядом: — Всем добрый вечер.

— Добрый… — эхом отзываются мужчины, приветливо улыбаясь.

Друг галантно отодвигает стул — сажусь, беру папку пурпурного цвета с выгравированными золотыми буквами «Меню». Листаю. Выбираю рататуй и бордо, откладываю меню. В полной тишине дожидаемся официанта. Делаем заказ и пока его готовят, смакуем вина.

— Думаю, самое время подписать документы, — Костя отпивает и ставит бокал на место.

— Конечно, — чуть отстранённо кивает Дегтерёв и даёт негласную команду своему адвокату: — Юрий Агапович…

Мужчина достаёт из чемодана увесистую папку и протягивает мне. Изо всех сил скрывая дрожь в руках, забираю. Открываю… Договор «купли-продажи». Быстро пробежавшись по строчкам, пролистываю, акцентируя внимание на нескольких пунктах: «требования к продавцу», «…покупателю», «оплата», «штрафные санкции». Всех тонкостей не знаю, поэтому, найдя второй экземпляр договора, вручаю Константину. Мы ему платим — вот пусть и вчитывается в подробности. Мичурин изучает минут десять — тёмные глаза забавно бегают из стороны в сторону, будто курсор, поспевающий за змейкой букв при наборе текста.

— Все в порядке, — констатирует и протягивает мне ручку, а Дегтерёву второй экземпляр. Мы дружно ставим резолюции, обмениваемся копиями. Адвокаты в этот момент созваниваются с сотрудниками банков — убеждаются, что операция по переведению денег со счёт на счёт завешена. Как только все формальности улаживаются, договора у адвокатов, мы, наконец, расслабляемся.

— За успешную сделку! — открыто улыбаюсь. Официант нам наполняет бокалы, мы недружной волной поднимаем, чокаемся, закрепляя сделку и пригубляем. Голод тихо подкрадывается и, только, сейчас, даёт о себе знать, — в желудке предательски урчит. Но выручает ещё один официант, появившийся как нельзя кстати, — светловолосый, миловидный парнишка лет двадцати. Ловко расставляет заказ перед Дегтерёвым, его адвокатом. Скрывается и вскоре уже передо мной и Костиком красуются наши тарелки с едой. Ужин проходит мирно.

— Так всё же, — не свожу взгляда с Дегтерёва и чуть подаюсь вперед. — Почему?..

Загадочность вопроса никого не смущает. Усталость на лице Дмитрия проявляется всё сильнее, под впавшими глазами ярче обычного виднеются синяки. Некогда бодрый и крупный мужчина, сейчас — похудевший, квелый, понурый. Облокачивается, как только официант убирает лишние приборы:

— Я болен! — смотрит внимательно, без тени улыбки. — Рак четвертой. Живу только на обезболивающих, и даже знаю примерную дату смерти!

С губ срывается горестный вздох:

— Дмитрий…

— Не стоит пустых: «я сожалею», — не грубо отрезает Дегтерёв с некоторым безразличием. — Я получил то, что заслужил.

После такого даже понятия не имею, что сказать. О «заслугах» и «подвигах» этого человека уж очень хорошо знаю. Но одно дело, когда видят и оценивают со стороны, а другое — ты сам! Разве бывает, чтобы настолько кардинально менялись?

Точно читая мои мысли, Дмитрий Бенедиктович поникши кивает:

— Звучит странно, но это так! Я сумел за короткий срок расставить приоритеты на свои места. Столкнувшись с жестокой правдой жизни, переоценил ценности.

— Вы меня пугаете, — опешив, кошусь на Костю. Мичурин серьёзен, вертит в длинных пальцах бокал с красным вином, но глаза бесстрастно следят за Дегтерёвым. На миг ловит мой взгляд и снова отводит.

— Не беспокойтесь по пустякам, — отмахивается Дмитрий, скупо улыбнувшись уголками губ. — Это моя переоценка, хотя она рано или поздно ждёт всех нас.

— И что же для вас теперь главное? — осторожничаю.

— Душа.

Простота ответа настораживает.

— О-о-о, — протягиваю и робко соглашаюсь: — она нетленна…

— Опять пустые слова. Чтобы понять их смысл, нужно проникнуться в их глубину. Или… быть зажатым в узкие рамки реальности: всё есть тлен!

Опускаю глаза. Уж больно колют слова Дегтерёва, словно тыкает в недалёкость.

— Не хотел вас обидеть, Вита Михайловна, — уставшим тоном извиняется Дмитрий Бенедиктович. — Дело в вашей молодости и горячности. Я не лучше — даже хуже, но рад, что прозрел.

Откинув обиду, вновь смотрю на Дегтерёва:

— Значит, теперь боритесь за свою душу?

— Борьбу проиграл давно! Но душа настолько важна, что буду заботиться о ней хотя бы последние мгновения жизни. Лучше поздно, чем никогда.

Сказать, что в шоке, значит, ничего не сказать! Чёрт знает, что! Всегда циничный Дегтерёв никогда не позиционировался как праведник. Всё, что о нём слышала, читала, знала, в конце концов — Дмитрий Бенедиктович беспринципный, холодный, расчётливый бизнесмен, не совсем «чистый» в делах и поступках, не гнушается помощи бандитов, подкупа властей… В общем, ничем, чтобы помогло увеличить значимость в верхах и наличность на счетах. За ним не значится благотворительность без стопроцентной обратной выгоды. Лицо, если и мелькает на экранах и таблоидах то, либо с лоском и в окружении нагламурненных девчонок, либо в кругу властительных мира сего. Сейчас же он — праведник, не интересующийся благами земли-матушки и богатствами роскошной жизни. Бред… Вопросы то вертятся на языке, то застревают. Совесть не позволяет залезть глубже в тайны Дмитрия, но очень хочется.

По залу летит волнительный шёпот, гудение. Музыканты плавно завершают композицию и умолкают. Поворачиваюсь к сцене. Работники без суеты перетаскивают инструменты, обустраивая место для… Вейти Лаурьер. Дива их чуть слышно направляет- командует, держась в тени кулис, возле лестницы и вскоре выходит. Зал тотчас задаётся нарастающими аплодисментами. Короткое алое платье, отороченное золотом, не скрывает стройности фигуры. Чёрные туфли на высоченных шпильках визуально стройнят и без того длинные ноги. Рыжеволосая красотка с карими глазами встаёт у микрофона, одаривает зрителей обворожительной улыбкой, поднимает руку… Ресторан тотчас погружается в благоговейную тишину. Еще секунда — и льётся спокойная музыка. Вейти Лаурьер считается одной из самых таинственных певиц столетия. Её тексты и музыка передают не только счастье или горечь от любви, но и некий мистический характер, обволакивают звуками, переливами, погружают в другой мир. Мир грёз, даже если пропитан болью.

Никогда не была поклонницей Вейти, но услышать вживую столь дивную песню оказалось незабываемым. По коже контрастом расползается то тепло, то холод. Порой замечаю: слушаю, затаив дыхание. Но я не одна — Лаурьер зачаровывает голосом весь зал. Она не выкручивает немыслимые па, но танцует в такт — лёгко, непринужденно, неспешно и очень эротично. На миг становится завидно: певица настолько совершенно владеет телом, что даже настолько простые движения и то — источают нескрываемую сексуальность. Как в своё время Мэрилин Монро — только выйдет на сцену и её уже хотят. Запоёт или белоснежно улыбнётся — кончают. Томно прикроет глаза — готовы умереть. Понятно, что не всем дана такая сила магнетизма, но порой хочется обладать хоть крупинкой подобного дара. Не для массового использования, а так, чтобы себе повысить самооценку не как бизнес-женщине, а как любовнице и соблазнительнице… Видимо, не мой удел.

Только музыка стихает, зал наполняется бурными аплодисментами. Вейти очаровательно улыбаясь, благодарно кивает, а стоит зрителям успокоиться, вновь затягивает песню. Музыканты подхватывают, я вновь окунаюсь в завораживающие грёзы песни.

— Она часто поёт о смерти, — негромко подмечает Костя мне на ухо, — поговаривают, что Вейти верит в загробный мир и таким своеобразным способом пытается приблизиться к нему. Ведь только там можно найти защиту от боли и страданий этого.

— С чего такое взял? — удивлено смотрю на друга. — Читаешь её мысли?

— Нет, — усмехается Мичурин. — Читал интервью. Цитата неточная, но… — наигранно серьезнеет: — «Боль испытывают, когда сомневаются. Чтобы избавиться от физической, нужно уйти в другой мир, а душевную излечит только забвение».

— Боже, — тихо хихикаю. — В последнее время, все говорят о душе и ином мире. К чему бы это?..

— Вероятно, новое веяние, — подыгрывает друг и заговорщицки подмигивает: — Как в своё время Каббала, йога, вампиры, секты, оплодотворение из пробирки…

— Кхм… — морщусь. — Главное, не заразиться.

Вейти Лаурьер заканчивает песню и под дружный шквал аплодисментов спускается в зал. Её тотчас окружают восторженные зрители, но «насесть» на диву не позволяю секьюрити — высокие, широкоплечие охранники. Берут в кольцо и если подпускают, то только по одному — певица раздаёт автографы.

Мой телефон, сиротливо ютившийся на столе, настойчиво помигав неоновой подсветкой и слегка провибрировав несколько раз, утихает — получено сообщение. Нехотя беру. Незнакомый абонент… Сердце принимается отбивать неровную чечётку, пальцы не слушаются нажимая «читать».

«Сука, пока есть время, развлекайся — всё равно тебя настигнет кара. Сдохнешь, как и родители!»

Нервно сбрасываю сообщение и на ватных ногах встаю. В голове точно набат колоколов, на горле удавка. От волнения едва сознание не теряю. Срочно в номер! Там лекарство, успокоительное! Принять и всё обдумать уже с холодной расчётливостью.

— Простите, — голос предательски дрожит. Невидящим взором обвожу зал, пытаясь усмотреть злодея — он здесь, а если нет, то, как узнал, что я… развлекаюсь?! Взгляд ни за кого не цепляется. — Вечер был великолепен, — бубню в никуда, — но я устала. Мне нужно в номер. Всего наилучшего! Дмитрий, — отчуждённо киваю Дегтерёву, но его не вижу — перед глазами пелена. — Юрий Агапович, Костя…

Не дожидаясь ответа, иду на выход, судорожно сжимая телефон. В висках, будто дятел, колотящий клювом дерево. Маньяк!.. Опять достал!

Как назло, желающие получить автограф перемещаются к дверям. Даже не смотря на воспитание, в такие минуты народ больше смахивает на обычную беснующуюся толпу. Суетятся, волнуются. Проталкиваюсь и на ходу извиняюсь:

— Пропусти… Будьте добры… Дайте пройти… Простите…

Сборище уплотняется — раздражаюсь, но безжалостные руки, больно стиснувшие мои плечи, усмиряют пыл:

— Не прощу!.. — рокочет бас над ухом.

Испуганно вскидываю голову — надо мной возвышается бугай с суровым лицом. Скорее мужественным, чем красивым, а ещё скорее, пугающе завораживающим. От мужчины исходит ощущение грубой энергии, перед которой трудно устоять. Устрашает, подавляет мощью, производит сильное, неизгладимое впечатление. Брюнет лет сорока пяти с аккуратной стрижкой. Бакенбарды переходят в лёгкую небритость. В ухе нечто похожее на крохотный наушник, что толкает на мысль — мужчина — секьюрити.

Высокий лоб прорезают три вертикальные морщины. Тёмные густые брови хмуро сдвинуты к переносице. Глубоко посаженные крупные бархатно-зелёные глаза недобро поблескивают. Крылья чуть искривлённого крупного носа грозно трепещут. Губы сжаты в узкую полосу, отчего резко очерченный подбородок, совсем нагло выпирает. Признаться, гадко, но я точно загипнотизированная не могу отвести взгляда. Мужчина смотрит прямо, пристально, испепеляющее и это не нравится… Однозначно, категорически. Морозит до гусиной кожи.

— За автографом в очередь, — чеканит верзила, буравя… Ужас! Травяные глаза заливаются чернотой. Она расползается во всю глазницу, точно у демонов в фильмах. Неудобная заминка смущает окончательно.

— Он мне не нужен, — выдавливаю жалобно, придя в себя.

Только сейчас понимаю, что не дышу всё это время. Лучше бы и дальше не дышала. Глупость, конечно, но как же зря глотаю воздуха. Лёгкие будто заполняются наркотиком. Знакомым до боли и щемящей нежности. Таким мощным, что мозг отключается — точно ухаю в безбрежный океан счастья, давно потерянного, но внезапно обретённого. Ноги и без того не держат, а резковатый аромат парфюма и мужского терпкого пота погружает в новую стадию онемения — по телу пробегает разряд. Едва не падаю в объятия грубого секьюрити. Смешинки украшают его бездонные глаза, губы чуть смягчаются, уголок криво ползёт вверх.

Чёрт! Неужели догадался, что из-за непонятной реакции на него нахожусь в ступоре?!. От самодовольной надменности зверею:

— Или чтобы выйти из зала и подняться в номер, мне тоже в очередь встать?

Мужчина изучает до неприличия долго. Точно оценивает, примеряет, сравнивает:

— В свой — нет, а вот в мой — да…

— Хам! — шикаю возмущённо, намереваясь ударить, но пощечины не случается. Даже пикнуть не успеваю — верзила без особых усилий перехватывает руку возле своего лица и, заломив мне за спину, рывком подтягивает меня к себе настолько близко, что утыкаюсь носом в широченную грудь. Ощущаю пьянящий аромат, снова дурею.

— Так бьют, когда жаждут поцелуя, — вкрадчивый шёпот обжигает ухо. Тело неотвратимо задаётся жаром, щёки горят. Боюсь даже пошевелиться. Интимный тон окунает в пучину грёз, похлеще чарующего пения Лаурьер. — Но вы не в моём вкусе, — леденеет голос наглеца. — Проходите.

Задыхаюсь от негодования, но кого это волнует?!. Ни секунды немедля, охранник подталкивает меня в спину к выходу. Чуть не ухаю на пол, но чтобы окончательно не проиграть сражение, гордо выпрямляюсь, вскидываю подбородок и, не глядя назад, иду к дверям. Впервые не знаю, что сказать.

Выскакиваю в фойе и глубоко вздыхаю. Охранник — сволочь, тварь… мерзкий тип. Как позволил себе такую наглость? От возмущения киплю будто вода на огне. Стоп! Какое мне дело до секьюрити? Своих проблем навалом. Взглядом потерянно блуждаю по оживлённому холлу, — мраморные колонны, стены с картинами, большие окна, мягкая мебель, ресепшн, довольные посетители, работники, — пока не останавливается на собственных руках. Одна из них занемевшая, всё ещё стискивает мобильник. Из-за охранника совсем забываю о маньяке — словно помутнение случается и рассудок отшибает. Такое возможно?.. Ерунда какая-то. Самодовольное, циничное хамло своей выходкой вытесняет мысли о телефонном имбециле?.. Брр…

— Вит, — слышу голос Костика. Друг спешно нагоняет. Не оборачиваюсь, но на силу разлепляю непослушные губы:

— Нехорошо себя чувствую!.. — кидаю через плечо и ускоряю шаг. Хм… Позвонить мужу или нет?.. Если позвоню, будет волноваться, может сорваться в Москву, а это вредно для его сердца. Лучше промолчать. Со мной равняется Мичурин:

— Что случилось? — смотрит в упор.

— С кем? — придаю голосу лёгкости. Неужели Костя заметил выходку охранника и мой казус. Позор!

— Почему так поспешно ушла? — терпеливо поясняет друг.

Наконец, осмеливаюсь покоситься назад — толпа ещё не рассеялась, но наглеца-секьюрити не видно. Слава богу!.. Чуть мнусь, но решаюсь и протягиваю мобильник Костику:

— Опять сообщение! Вадиму не хочу говорить, надеюсь, и ты промолчишь.

Мичурин хмурится. С минуту изучает звонки и сообщение. Задумчиво поджимает губы и возвращает трубку:

— Ты права. Не стоит его беспокоить, и так последнее время чувствует себя плохо, — берёт меня под локоть, увлекая к лестнице. — Но и Александру ты обещала, что, наконец, обратишься за помощью. Самое время! Вит, ты же понимаешь, что это значит… — вопрос риторический — только киваю, опуская глаза. — Преследователь знает, — понижает голос друг, — чем ты занимаешься, где и что делаешь в данную минуту. Это плохо. Очень плохо…

— Понимаю! Всё понимаю, — устало качаю головой. Мы останавливаемся перед ступенями. Пропускаем спускающихся и медленно идём наверх.

В номере спешно принимаю лекарство, скидываю одежду, умываюсь и падаю на постель — долгий, нескончаемо насыщенный день. Пора спать! Утро вечера…

Глава 4

Приняв душ, одеваюсь в тёмно-синий костюм: глубоко-декольтированный пиджак с белоснежным топом и зауженные брюки на тоненьком ремешке. Чёрные туфли на высоком каблуке. Классический бардак на голове чуть упорядочиваю, закрепив непослушные локоны на затылке, но самые вредные выбиваются, обрамляя осунувшееся лицо. Ещё бы, добрые полночи не спала. С макияжем не усердствую — чуть туши, блеска для губ. На улице хоть и июнь, но погода совсем не радует — хмурая серость висит с утра. У парадного выхода уже ждёт такси.

— На Вознесенского семнадцать, — откидываюсь на спинку заднего сидения «Пежо».

Знаю, не лучшая идея ехать одной, — маньяк где-то рядом, — но Костика не хочется беспокоить по пустякам. К тому же не собираюсь гулять, доеду до места, оттуда сразу обратно. Вряд ли посмеет напасть…

В планах встретиться с колдуном. На днях прошёл слух, что появился сильный ведьмак. Узнав, где и кто, секретарша быстро созвонилась с ним и договорилась о встрече. Мне нужно проверить, насколько он хорош или плох. Иннокентий Никифорович назначил приём на четырнадцать. Послушаю, что скажет. Кто знает, а, может, и правда, удивит?!. Так или иначе — встреча, а потом назад в Питер! Ура! Уже скучаю по дому, мужу…

Смотрю в затенённое окно. Москва ужасает размахом, суетой и архитектурными изысками, пестрит рекламами, вывесками, щитами. Магазины, бутики, салоны, кафе, рестораны — мелькают сплошными бесконечными полосами вдоль широкой многорядовой дороги, под завязку полной всевозможными машинами. Бибикающими, подрезающими, торопящимися, наоборот, тормозящими. В Питере очень похожая картина, но в столице ощущается необъяснимая суета и давление. Неродная… чуждая…

Мой водитель ловко управляет авто — перестраивается, точно в шахматы играет, женский голос из навигатора навязчиво вещает:

— Через двести метров сверните налево. Через сто восемьдесят метров сверните налево. — И плевать, что авто на третьей центральной полосе.

Шофёр уверенно поглядывает в зеркала, занимает пустующее место, целенаправленно приближаясь к повороту.

Закрываю глаза и погружаюсь в раздумья. Слишком много всего произошло за два дня. Новые угрозы, налоговая, завещание, недуг мужа, поездка в Москву, подписание договора, встречи… Наглые секьюрити… Подарки от Ивакина… Как бы не чокнуться и так всякое мерещится. Точно! Совсем забыла. Чуть помедлив, распахиваю сумочку и выуживаю зеркальце — презент мужа. Осторожно открываю, и не сразу решаюсь глянуть — так боязно. Кручу в руках, несмело гляжусь.

Отражение моё… слегка напуганное. Всматриваюсь — вроде никого больше нет. Вот и отлично! Захлопываю и убираю — пусть лежит в сумочке. Машина плавно сворачивает на очередном повороте, водитель тормозит:

— Приехали!

Расплачиваюсь:

— Подождите здесь. Я не больше часа, а потом обратно.

Шофёр кивает и выходит из авто. Услужливо распахивает передо мной дверцу.

— Спасибо! — бросаю, рассматривая стандартную пятиэтажку в народе прозванную хрущёвкой. Серо-жёлтую, облицованную мелкой плиткой. Поднимаюсь на крыльцо, набираю на кодовой панели тринадцать. Мелодичная трель довольно долго сигналит — даже подкрадывается ощущение: никого, как вдруг неровно пропев, согласно пиликает: входите. Дверь поддаётся легко. Всегда считала, что на каблуках могу даже бегать, но подъём на четвёртый этаж ощутителен для ног. Дверь нужной квартиры приоткрыта, но, секунду помедлив, благовоспитанно стучу — молчание. Стучу настойчивей — тишина. Кхм… Что ж, не тарабанить же! Берусь за ручку и чуть сильнее распахиваю дверь — она мерзко скрипит в ответ, отворяется. В нос бьёт сладковатый запах палёного сухостоя, а точнее, марихуаны. Морщусь и несмело ступаю внутрь:

— Здравствуйте, — робко заглядываю. — Мы договаривались на сегодня.

Света нет — только уличное. Дощатый пол, как и дверь, поскрипывает. От каждого шага по коже высыпает морозец — за мной следует тень, но так жутко странно, что непроизвольно вздрагиваю, только останавливаюсь осмотреться. Обои длинного коридора обшарканы, местами обвисают. У первой комнаты нет двери, пожалуй, также, как и у кухни. Она ближе. Заглядываю и повышаю голос:

— Иннокентий Никифорович!

Зеленоватая краска на стенах облуплена. На полу — местами вздыблена, местами смыта. Некогда побелённый потолок пожелтел. Мебель — старая, полки — сломаны, дверцы частично отсутствуют. Почерневший от копоти чайник-свисток на грязной газовой плите. По соседству, на ближайшей конфорке, сковородка с жареной картошкой, неизвестно какой давности.

Запах — убойный, будто на мусорку пришла. Неудивительно! Она самая притаилась возле мойки, вернее, от пола до мойки. В проржавевшей раковине гора посуды. У другой стены прямоугольный стол с едой: разбросаны куски хлеба, на краю надкусанный бутерброд, на блюдце порезанный, квёлый помидор и огурец, тарелка с засохшей селедкой и луком в остатках масла. По обеим сторонам обеденного стола табуреты.

Холодильник… Боже! Такие ещё существуют?!. С выцветшей молочной краской и гордым названием «Днепр». Смешно ли, раритет сейчас, конечно, в моде, к тому же в давние времена умели делать на века, но чтобы на такие?!. Ведь стоит агрегат, и даже звуки издает — гудит, вибрирует…

Вдалеке раздаётся приглушенный мужской голос и поспешный топот. Возвращаюсь в коридор. Чуть дальше со стуком отворяется дверь, из комнатки стремительно выходит невысокий, крепкий мужчина в костюме цвета мокрого асфальта и светлой сорочке. Редкие волосы растрепаны, оголяют залысину на макушке. Голову вжимает в плечи, сутулится, благодарно часто-часто кланяется. Маленькие тёмные глаза-бусины встревожено бегают, на лбу выступает испарина. Тонкие губы открываются, но звуков не слышно. Ни разу не оглянувшись, а меня словно и не заметив, мужчина скрывается за порогом квартиры, осторожно затворив за собой дверь.

— Жду! — вспугивает меня чуть хрипловатый мужской голос, знакомый до ужаса и омерзительный до неистового трепетания сердца. Вздрагиваю, оборачиваюсь к таинственной дальней комнате — хозяина до сих пор не видно. Ведьмак цену набивает, страху нагоняет? Не хотелось бы признаваться, но получается. Мурашки, поспевая за гусиной кожей, бегут по телу. Ноги не слушаются, едва переставляю. Чей же это голос?.. Где слышала?.. Мысли прерывает очередной чуть грубоватый рык:

— Сюда ступай!

Напряжение так и витает. Воздух тяжёлый, спёртый. Иду медленно, настороженно всматриваюсь в относительную темноту. Краем глаза замечаю: поспевающая за мной тень разрастается, чуть обгоняет.

От страха потеют ладони. Боязно до писка и до жалобного визга. Осторожно приближаюсь к комнате и, глубоко выдохнув, ступаю внутрь. Странно, раньше не сталкивалась с подобными комнатами людей, обладающих паранормальными силами, а видела множество. Как правило, в дизайне элементы знахарства, ведовства. Разные пучки трав, карты, руны, камни, амулеты, талисманы, свечи и прочая атрибутика, кричащая громче владельца и его деяниях: здесь магия, колдовство!

Хм… Небольшая полупустая комнатка также в полумраке — единственное окно занавешено плотной синеватой шторой. В центре комнаты круглый стол, правда, взгляд задерживается на изогнутых ножках — ручная работа, да, к тому же похоже, на настоящее дерево. По обе стороны стулья — в том же стиле, что и стол. У дальней стены старенький комод с парой свечей, бросающих блики на овальное зеркало в посеребренной оправе, с причудливым рисунком — не то змеями, не то переплетающимися растениями.

— Садись! — командует ведьмак и указывает на стул напротив себя.

Колдун тоже необычный — не старик как ожидала. Лет пятидесяти, или чуть моложе. Довольно высокий, широкоплечий. В мятой выцветшей футболке, спортивных растянутых брюках и прохудившихся домашних тапочках — большие пальцы торчат из лохматых дырок. На голове точно птичье гнездо — коричневые волосы всклочены. Лоб пересекают толстые горизонтальные морщины. Густые, размашистые брови нахмурены с изломом. Маленькие, настолько голубые, что практически белые глаза, следят недобро. Скользят изучающим взглядом с дотошностью собаки-ищейки. Блестят настороженно, подозрительно. Крылья крупного носа широко распахиваются и нервно трепещут — колдун явственно принюхивается. Водружает волосатые руки на стол. Глядит в упор, будто сканирует.

От ужаса, не могу собраться с мыслями, тем более вспомнить, где встречала мужика. Точно зачарованная, судорожно прижимая непослушными пальцами к груди сумочку, сажусь.

— Не трусь! — ухмыляется ведьмак, но глаза остаются такими же суровыми и холодными, словно ледники Антарктиды.

— Здравствуйте, — выдавливаю через силу.

— Пришла мужчину приворожить или бизнес хочется более успешным сделать? — прищуривается, губы искривляются в презрительной усмешке.

О! Дело меняется. Не всё так страшно, как может показаться на первый взгляд. Испуг стремительно испаряется, на место оцепенению приходит спокойствие, и даже небольшое ощущение собственной могущественности. Ведун, а не ведает! Нет, конечно, сложно угадать, зачем пришёл посетитель, но колдун и психолог — как братья близнецы. Прочитать клиента обязаны за секунду. Этот не справляется. Так сказать, проваливается на первой же секунде негласного экзамена. Сажусь удобнее — гордо вскидываю подбородок, опираюсь на спинку стула, закидываю нога на ногу:

— Не совсем… — от неожиданности захлёбываюсь ужасом и чуть не прикусываю язык. Колдун вмиг перегибается через стол, дёргает к себе за руку — в кожу будто сотни игл втыкаются. Тщетно пытаюсь освободиться, но цепкие пальцы лишь стискивают сильнее. Запястье словно в раскалённых тисках, даже жар ощущается, а на горле удавка стягивается — силюсь молить, отпустить, но и звука не издаю — шлёпаю губами как рыба.

— Правда? — шипит разгневанно ведьмак, краснея от натуги. Дикие, совсем побелевшие глаза вылезают из орбит, ноздри яростно подрагивают, звериный оскал леденит кровь. — А я решил, что передумала, и станешь, как все о мелочах суетиться, — едва не брызжет слюной. — С проверкой заявилась? Думаешь, она мне нужна?.. Хочешь узнать о прошлом? О родителях? О звонках и письмах? О будущем? — гогочет как ненормальный: — Плевать я хотел на тебя и твои дела. Мне ничего неинтересно из того, что можешь предложить. Оплата не та…

В голове болтунья из мыслей. Ни черта не понимаю из сказанного, цепляюсь за последнее:

— А какая оплата нужна? — еле разлепляю онемевшие губы.

— Нечто неосязаемо бесценное и неожиданно важное, — отчеканивает в губы ведьмак, подчиняя массивностью. Вжимаюсь в стол, чувствуя уязвимость и беспомощность. Совладать с обуявшим ужасом не могу, всё разумное вылетает из головы и даже инстинкт самосохранения отмирает.

— Вы хоть понимаете, — запинаясь, лепечу, сама не понимая, что, — таким манером всех клиентов отвадите?.. Никто к вам…

Слова опять застревают в онемевшем рту. Колдун перехватывает за шею грубее. От страха парализует, мерзкая ледяная капля неспешно ползёт по позвоночнику. В висках эхом стучит барабанная дробь, лихих ударов очумевшего сердца. По телу разливается оцепенение. Морозец сковывает конечности, кишки, желудок — царапает лёгкие, студит кровь.

Чокнутый колдун! Убьёт… труп выкинет… Кто-нибудь! Спасите!..

— Мои клиенты останутся моими навсегда, — хохочет ведьмак, ужасая холодностью глаз. Прикрывает веки на секунду и мычит: — Твой страх забавляет, питает силой. Удивительно… Непостижимо и… — распахивает глаза — в наливавшихся синевой зрачках читается изумление. Сменяется подозрительностью и даже вернее, цинично-победным расчётом. — Быть не может, — цедит сквозь зубы: — Лакомый кусочек в моих руках, — протягивает ехидно. — Жаль убивать нельзя, но подкрепиться твоей силой никто не запретит.

Впивается адским поцелуем с привкусом металла. Губы саднят, жгут, щипят — от боли стенаю, вырываюсь, но безжалостные оковы перемещаются на плечи, притягивая ближе. Хрустят кости, жилы натягиваются — я не гимнастка, не балетная, так не гнусь. Как же больно! Вырваться не могу — из меня точно высасывают жизнь. Слабею, отбиваюсь всё безвольней, горло першит, язык опухает. Теряю сознание… дыхание перекрывается.

Спасите!..

«Бей!» — сквозь звон в ушах слышу команду знакомого мужского голоса. В меня будто вселяется нечто. Откуда берутся силы — не понимаю. Кусаю ведьмака и что есть сил, ударяю кулаком в нос. Костяшки неприятно хрустят, но взвыть не успеваю — вскакиваю. Колдун чуть потерянно отступает, потряхивает головой, выпучивает глаза, из ноздри юрко струится алый ручеёк. Не мешкая, бегу сломя голову, но на ходу поднимаю сумочку, упавшую возле стола. В коридоре чуть не заваливаюсь — каблуки как назло подворачиваются. Спешно придерживаюсь за стену, скидываю туфли и, задыхаясь от ужаса, мчусь дальше… Позади летят проклятия и угрозы:

— Мы до тебя доберёмся. Ждать недолго…

Глава 5

Едва не вываливаюсь из подъезда, в диком испуге быстро сажусь в машину:

— В мотель! — запыхаюсь.

Водитель недоумённо озирается — во взгляде тревога. Ни секунды немедля, жмёт на газ, и машина срывается с места. Откидываюсь на спинку заднего сидения, чуть спускаюсь — если ведьмак выбежит, может, не увидит. Ноги налиты тяжестью. Морщусь и разминаю ступни — саднят. Припухшая кисть жалобно ноет, костяшки словно раздроблены. Чёртов колдун! Что б его…

Эх, туфли оставила, когда убегала. Дорогие… жаль. Прикусываю губу и охаю — щиплет. Выуживаю зеркальце. О, боже! Рот в крови, под глазами синяки, нос заострился. Осунулась, даже скулы выпирают как никогда. Скрипя зубами, утираю лицо от крови, принимаю спасительного лекарства и зажмуриваюсь — сил нет, даже чтобы кому-то позвонить. Из меня точно добрую порцию жизненной энергии высосали. Чуть полежу, может, полегчает.

Бред какой-то!.. Что это было?.. Очередная обострившаяся галлюцинация? Странно, когда убегала, своей тени не видела. Чушь, конечно, не до неё было. Брр… О чём думаю? Всё — сон. Когда открою глаза, окажется, приснилось.

Гудение авто убаюкивает, молчание водителя успокаивает. Медленно, но прихожу в себя. Мужу лучше не говорить. Тем более Александру — тот, вообще, как мать Тереза. И так охраной терроризирует, а после такого точно посадит под замок, если даже не на цепь, и больше слушать не захочет.

По дороге прошу остановиться возле кафешки. Наскоро пью приторно сладкий, крепкий чай с плиткой шоколада. Не сильно, но легчает. Вернувшись в мотель, ретуширую уже багровые губы перламутровой помадой, синяки — тональным кремом, подкрашиваю ресницы. Вид ужасает, но это лучше, чем было. Подхватываю заблаговременно собранный багаж и спускаюсь к ожидающему таксисту. В машине уже ждёт Костя:

— Рассказывай, как съездила?

— Пугающе, — признаюсь, отводя глаза. Подробностей не выложу, а то друг бросится к ведьмаку. Даже страшно представить, что может случиться. Лукавить нехорошо, но ложь во спасение — неплохое оправдание. Выдавливаю улыбку: — Колдун будто внутренности миксером взболтал. Наговорил массу непонятного. Совсем с толку сбил, — умолкаю и отворачиваюсь к окну, уж больно пристально Костик разглядывает. Безмолвие затягивается, по телу вновь пробегает холодок. Мичурин обнимает за плечи, притягивает к себе:

— Домой! А там, как минимум штат лучших телохранителей наймём. Будет охрана круче, чем у президента.

Не сдерживаю улыбки:

— Перестань! Мне не до шуток…

***

Муж на удивление счастливый и веселый встречает с букетом роз. Кивает Мичурину, меня горячо целует и шепчет в губы:

— Как же я соскучился.

— Милый, давненько не видела тебя в таком приподнятом настроении, — урчу довольно.

— Конечно! — Вадим забирает сумку и, предложив руку, ведёт на выход.

По дороге рассказывает, что чувствует себя отлично. Новые препараты стимулирую сердечный ритм. Энергия так и бьёт ключом. Вчера в офисе навёл порядок, а то приехал, а двое менеджеров на работу не вышли. Вот что значит: кошка из дому, мыши в пляс. Оксане выговор влепил: обязана была отзвониться, предупредить или в короткий срок решить проблему сама.

— Правильно! — улыбаюсь. — Уехала на пару дней, а офис чуть не развалился.

— Не смешно! — не зло отрезает муж, поглядывая то на меня, то на дорогу. — Всего день, а что будет, если уедешь на неделю?

— На такой случай есть ты…

— А если мы вместе уедем? — загадочно подмигивает Вадим.

— С чего вдруг? — озадачиваюсь на секунду. — Хочешь опять возобновить совместные походы по аномалиям? — робко предполагаю.

— Нет, — таинственно протягивает Ивакин. — А что муж не имеет права жену свозить в путешествие?

По телу бежит приятная дрожь. Не могу отвести глаз от ликующего, озорного, точно мальчишка, Вадима.

— Вадимушка, — задыхаюсь от счастья. — Это предложение?

— Нет! — убивает равнодушием муж и тотчас проказливо улыбается: — Констатация факта! Через неделю едем в Венецию! Давненько тебя не радовал. Хочу романтики и тишины.

Не в силах молчать, сияю от восторга:

— Боже! — всхлипываю и бросаюсь с объятиями на мужа. — Согласна, согласна!

Машина, истошно взвизгнув тормозами, виляет к тротуару. Позади возмущенно орёт клаксон другой, следовавшей за нами. Останавливаемся — мимо «пролетает» авто.

— Глупышка, — муж прижимает меня к груди и гладит по голове. — Чего творишь? Чуть в аварию не попали.

— Прости, — шепчу, вдыхая родной запах. — Я так счастлива… Кхм… — недоуменно хмурюсь, — от тебя пахнет новым парфюмом. Причём, женским, — подмечаю, вскидывая глаза. — Изменяешь?..

Муж чуть заминается:

— Ничего не скроешь, — мотает головой и шумно выдыхает. — Нюхачка моя, — чмокает в лоб. — Был в магазине. Хотел новый аромат для тебя присмотреть, но понял, что лучше ты сама… Там симпатичные новинки от «Шанель», «Диор»… А что с твоими губами? — настораживается в свою очередь Вадим. — Да и осунулась, точно голодала с месяц…

Ивакину так и не сказала об угрозах маньяка и ведьмаке. Всё настолько хорошо, что портить идиллию — настоящее кощунство. Синяки приписываю к злобным деяниям туалетной двери гостиничного номера. Якобы, не ожидала, что она так легко отворяется — бежала ответить на звонок и по глупости распахнула сильнее — будто она тяжелей и неподвижней. Вроде муж поверил.

День, вечер проходит в суете: окончательная передача дел по Московскому офису от адвоката Дегтерёва и долгожданные объятия мужа. На следующий день в своём офисе распоряжаюсь о новых назначениях и планах:

— О главном. У нас небольшое расширение, — выдерживаю значительную паузу. — Дегтерёв вчера нам продал свой офис в Москве, — работники одобрительно гудят. — Теперь мы, — не сдерживаю гордости и даже чуть больше выпрямляюсь, — крупнейшая турфирма, специализирующаяся на паранормальном. Об изменение в штате: Оксана Владимировна назначается и.о. управляющего в Московском офисе, — перевожу взгляд на Лучкову. — Подчиняется непосредственно мне и Вадиму Алексеевичу. Все отчёты, счета… как обычно. Команда там сильная, опытная — справитесь. — Девушка с блистательной улыбкой кивает в такт словам. — Завтра вылетаете. Все изменения по штату того офиса дам чуть позже. На место Оксаны Владимировны встаёт Добротько Слава, — машу в его сторону. Чуть полноватый парень с густой копной рыжеватых волос, до сих пор, сидевший тише воды, ниже травы, лучезарно улыбается. Бледные щеки покрываются румянцем. Соседи хлопают его по плечам. — Далее… — прерываю компанейские поздравления. — Открываем отдел с лечебными мистическими турами. Для ознакомления всем изучить в подробностях. Первый тур: «Священное озеро крокодилов», — обхожу вокруг стола, за которым ютятся сотрудники — раздаю памятки с информацией и фотками. — Легендарное западноафриканское озеро вблизи городка Бакау. Гамбия[1]. Известно своими целебными свойствами, — цитирую на память. — Боджанги утверждают, что «бесплодные» после омовения обретают способность иметь детей. Нам плевать, так ли на самом деле! — отмахиваюсь точно от назойливой мухи. — Знаю, что проблема бесплодия волнует многих. Значит, эти люди — наши потенциальные клиенты. Нужна реклама, умеющая нажать на нужные рычажки человеческого сознания, на болевые точки. Но этим уже займётся пиар-компания. Итак, второй тур: «Серебряные колодцы»[2]- аномальное место, расположенное в пустынном местечке Ресоф в Сирии. Местные жители приписывают старым колодцам волшебные свойства исцелять любые недуги. Опять же, — цокаю с ледяным спокойствием. — Миф, соблазнителен, почему бы не проверить? Третий тур самый известный: «Остров Афродиты»[3],- перевожу дух и многозначительно добавляю. — Господа! Панацея для вечной молодости найдена! — обвожу команду взглядом и улыбаюсь: — Хотя, вечно молодых не встречала. Может, они об этом острове не слышали?! — по кабинету летит волна смешков. — Я тоже так думаю, — протягиваю задумчиво. — Вечно молодых не видела, зато людей с живучей верой в долгое прекрасное будущее полным-полно. Грамотную пиар-компанию. Жарких молодых актеров. Уверенную речь — и денежный куш наш!..

Менеджеры листают брошюры, перешёптываются, кивают…

***

Только расходятся сотрудники, откидываюсь на спинку кресла и кручусь к окну. Рассматривание Питера — самое лучшее расслабление. Работает успокоительным под стать наблюдению за рыбками в аквариуме. Неспешная река, прохожие, машины… Из мыслей ни о чём вырывает настойчивый звонок. Нехотя поворачиваюсь к столу — мобильник назойливо вибрирует, повышая громкость песни «Blake, blake heart» Девида Ашера. Как-то наткнулась на эту композицию и влюбилась.

На дисплее высвечивается «Александр». Кривлюсь, но проигнорировать не могу — Никитин для меня как папуля. Только очень усердный, настырный, не понимающий, что девочка выросла и хочет тишины, покоя.

— Витуль, ангел мой, — укоризненно понукает Никитин, даже не поздоровавшись. — Как так можно?

— Саш, — протягиваю заискивающе. — Ты же понимаешь — миллион дел, всё не до встречи…

— Не будь дурой! — рявкает Александр.

Замираю — никогда раньше такого не позволял. Видимо, совсем плохо себя веду. Закусываю губу, сгорая от стыда. Все забоятся обо мне, а я…

— Костя звонил, — негодует Никитин, — сказал, что опять была угроза. Больше нет отговорок, ангел мой. Все оставшиеся на сегодня встречи — прочь, — тоном, не терпящим возражений, чеканит в трубку. — Через тридцать пять минут на Площади восстания семь. Цокольное помещение. Вход с торца. Охранное агентство «Жизнь». Если опоздаю, на ресепшне назови мою и свою фамилию и скажи: назначена встреча на шестнадцать часов с Зепар Андреем Влацловичем, — скороговоркой тараторит Александр. — Постараюсь успеть. Отговорок не принимаю. Не прейдёшь, ангел мой, всё расскажу Вадиму и собственноручно притащу охранников.

Только открываю рот, подыскивая вескую отмазку, в мобильнике уже пиликают быстрые гудки.

Блин! Шантажирует, и ведь получается. Мужу нельзя волноваться. Здоровье идёт на поправку, волнение может опять подкосить. Чего ломаюсь-то? Мне же на благо. К тому же что страшного в охраннике?.. Пусть рядышком ходит и защищает, когда потребуется.

Нажимаю кнопку селектора:

— Мила, отмени на сегодня все встречи. Оксане Владимировне скажи, что сейчас к ней забегу сама.

Выключаю селектор. Поспешно встаю, на ходу подгребая папку документов для Лучковой. У дверей на миг останавливаюсь — снимаю с крючка плащ и сумочку. Скоро цокая каблуками, пересекаю приёмную:

— По делам, — кидаю секретарше. — Когда буду — не знаю.

Сворачиваю к кабинетам менеджеров и притормаживаю у дальнего. Не удосуживаясь постучать, открываю дверь. Простенький, но очень уютный кабинет в пастельно-сиреневых тонах со светлой мебелью и большим окном на ближайшую кафешку «Чашка».

— Оксана, — тороплюсь к работнице. Лучкова слегка растеряна, хлопает ресницами и быстро прощается, с кем говорила по мобильнику:

— Перезвоню, лапуля, — поддаётся вперёд, на щеках играет смущённый румянец.

— Дел невпроворот. Хотела тебе всё разжевать, — не интересуюсь личными делами помощницы, больше волнуют собственные, — но боюсь, нет времени. Я тут приготовила для ознакомления кое-какие документы. Сегодня очень занята, а завтра ты уедешь. Изучи, чтобы быть готовой во все штыки. — Шмякаю на стол подчинённой увесистую папку и спешу прочь. — Завтра перед вылетом встретимся, — бросаю, скрываясь за дверью.

Глава 6

Водитель уже поджидает возле офиса. Только появляюсь на ступенях, выскакивает из авто и услужливо распахивает передо мной дверцу.

— Спасибо, Серёжа, — выдыхаю, устраиваясь на заднее сидение. — Быстро на Площадь восстания.

Водитель присвистывает и, оббежав машину, скоро рвёт с места.

Всегда поражалась ловкости и проворности парня — даже сегодня умудряется привезти ко времени, несмотря на бесконечные пробки. Останавливается на парковке «для гостей охранного агентства».

С торца дома красуется облицованный камнем фасад, лестница из крупной плитки, шершавый коврик. Прозрачная дверь с гордой вывеской Охранное агентство «Жизнь» и небольшой — «Школа боевых искусств», с припиской и стрелочкой: «вход со двора». Несмело оглядываюсь. Машины Александра не видно, зато на парковке рядом с моим «Мерседесом» несколько дорогих джипов, тройка авто классом ниже, пара мотоциклов, с десяток велосипедов.

Переступаю с ноги на ногу и вхожу. Квадратный коридор в светло-бежевых тонах. Дальше — большая приёмная. На полу — матовая плитка, стены цвета кофе со сливками. Ресепшн под шоколад, кожаная мебель, журнальный столик, на нём стопка глянцевых журналов. На диване развалился довольно крупный короткостриженый мужчина, в недорогом чёрном костюме, белоснежной рубашке, начищенных до блеска поношенных туфлях. На самом краю дивана — элегантно одетая женщина лет сорока пяти в короткой куртке оливкового цвета, зелёных брюках и батильоных. Лицо невозмутимое, но пальцы выдают волнение — перебирают распущенные каштановые локоны до плеч. На кресле белокурая девушка в расстегнутом тёмном пальто до колен. Карие глаза широко распахнуты, отчего вид у хозяйки глуповатый. Изучает журнал — точнее, рассматривает картинки, потому что с такой скоростью если и читают, то очень немногие. С одной стороны ресепшна, дверь: «Вход для персонала». С другой — массивная коричневая: «Директор охранного агентства Зепар Андрей Влацлович». Зепар… Интересная фамилия. «Зепа-а-ар», — протягиваю мысленно. Кхм… Имя одного из демонов. Родственники Андрея Влацловича явно имели чувство юмора и загадочный темперамент. Ну да ладно, бывает и не такое, особенно после девяностых случился «бум» на интересные имена и фамилии. С тех пор и поехало — кто во что горазд!

Рядом с дверью директора прислонился к стене худощавый парень лет двадцати семи. Одет аккуратно, но бедно, зато лицо вдумчивое. Позади молоденькой секретарши с прибранными в косу огненными волосами, настенные ромбовидные часы — пятнадцать пятьдесят шесть, если им верить. Значит, не опоздала. Где же Никитин?

Секретарша поднимает на меня голубые глаза. Чинно приближаюсь, облокачиваюсь на стойку:

— Здравствуйте.

— Здравствуйте, — чуть слышно отзывается девушка, хлопая карими глазами в обрамлении веера необычайно длинных ресниц, как пить дать наращённых.

— Моя фамилия Ивакина Вита Михайловна, — представляюсь, сдержанно улыбаясь. — У меня назначена встреча на шестнадцать.

Секретарша открывает большую книгу-журнал приёма посетителей, находит нужную страницу, и пальцем спускаясь по написанным цифрам.

— Да, да, — соглашается с толикой извинения, — назначено. Только Андрей Влацлович немного задерживается.

Прихожу в замешательство и недовольно хмурюсь — вот как? Летела сломя голову, а «директор» опаздывает?! Девушка, чуть замешкавшись, жестом показывает на диван:

— Подождите минут пять, он скоро будет.

Настроение окончательно портится. Дел выше крыши, а тут на тебе — жди… Сидеть не хочется, отворачиваюсь к противоположной стене. Напротив кабинета директора развешана масса фотографий, дипломов, сертификатов. Ступаю ближе, но рассмотреть не успеваю — в сумочке настойчиво пиликает телефон.

Тихо извиняюсь, бубня под нос, и выуживаю мобильник. На экране: «Александр».

— Я уже на месте, а ты где? — шикаю, подходя ближе к фоткам.

— Буду через пару минут, — бормочет друг и сбрасывает звонок.

Всматриваясь в карточки под стеклом, автоматически убираю трубку обратно. Элегантно и дорого одетые мужчины, женщины. Лица важные, презентабельные — люди явно занимают не последнее место в иерархии социума. Что ж, видимо, именитые клиенты и их охранники. Ха! Точно! Вот и министр иностранных дел Норвегии. Ирина Войкова — кинодива. Тимур Салдыгов — сын народного артиста России. Избалованный золотой ребёнок. Ещё тот говнюк, если верить прессе. Значит, очередная показуху — реклама: «вот, с кем мы работаем — узрите!» Медленно иду вдоль галереи, бегло изучаю фотографии, и заинтересованно останавливаюсь перед огромной общей. Крупные похожие друг на друга мужчины в тёмных костюмах и белых сорочках… двумя рядами. Задний план чуть выше. Во главе… знакомый до отвращения… Где же я его видела?..

Застываю как вкопанная. Нет!.. Не успевает меня передёрнуть от ужаса, как входная дверь громко хлопает, уже через секунду в приёмную стремительно входит верзила-хамло из Москвы. В кожаной куртке, тёмно-синей сорочке, деловых брюках и начищенных до блеска туфлях. Окинув холл цепким взглядом, даже не здороваясь, распоряжается:

— Ты и ты, — обращается к мужчинам, — вход со двора. Школа боевых искусств. Спросить Василия Петровича. Он вас проверит на профпригодность и только после его резюме, поговорим о трудоустройстве.

Мужчины точно военные, получившие приказ, беспрекословно спешат покинуть приёмную. Андрей Влацлович на меня не смотрит, но кожей ощущаю — уже изучил по приходу.

— Екатерина Федоровна, — обращается к посетительнице постарше. — Мы с вами решили вопрос месяц назад. Уж, простите, но больше тратить на вас время считаю нецелесообразным. Единственное, могу предложить в сопровождение Владимира. Он хоть и новичок в нашем агентстве, но довольно грамотный парнишка.

— Согласна, — с кислым лицом соглашается дама. Чуть медлит и, вскидывая голову, встаёт: — Знала, что не оставите женщину в беде!

— Конечно, — криво усмехается Андрей Влацлович. — Охранять чужие тела — наша работа, а продать душу — ваша!

— Не шутите так! — Екатерина Федоровна надменно шагает к выходу. — Я буду его ждать в машине.

Зепар терпеливо дожидается ухода дамы, провожая скучающим взглядом, и лукаво улыбается блондинке:

— Ты принята, если умеешь готовить кофе.

Девушка расцветает, щеки алеют. Поднимается, суетливо одёргивая подол короткой, чёрной юбки-карандаш:

— Когда приступать? — тоненьким голосом интересуется, глупо распахнув глаза.

Зепар с ленцой сытого тигра поворачивается к секретарше:

— Наташа, покажи Ксюше, где раздевалка и можешь начать её обучать: документы, звонки, запись. Да и ещё… — стучит ладонью по столешнице: — Все встречи на сегодня отменить!..

Закипаю от возмущения и даже непроизвольно шагаю ближе. Секретарша привстаёт, с жалким видом:

— Но у вас назначено на шестнадцать, — щебечет, словно боится гнева начальника.

— С кем? — хмурится Зепар, явственно собираясь уходить.

— Никитин с Ивакиной, — Наташа запинается, быстро опускает глаза и читает: — Витой Михайловной… — пару секунд молчит и кивает на меня. — Она уже здесь.

— Понятно, — протягивает задумчиво Андрей Влацлович и оборачивается. Перестаю дышать, наткнувшись на циничный взгляд. Зелёные глаза недружелюбно прищурены. От наступившей тишины, — девушки скрываются за дверью для персонала, — по коже бегают колючие мурашки.

— Я так понимаю, вы ко мне всё же очередь заняли?

— Если бы не шок, — выделяю каждое слово, пропитав едким отвращением, — в котором прибываю — ноги бы моей тут не было…

— Другую бы оставили мне на память? — жалит Зепар с непроницаемым лицом.

От злости и негодования теряю дар речи, но приходит спасение — входная дверь торопливо распахивается. В приёмную врывается Александр. В деловом коротком пальто нараспашку, светло-сером джемпере и графитного цвета брюках, как обычно стрелочка к стрелочке. Подмышкой удерживает толстую кожаную папку с молнией.

— Витуль, прости, — шумно дышит: — Пробки… О, — расплывается в улыбке, переводя довольный взгляд с меня на Андрея Влацловича. — Вы уже познакомились? Вот и отлично!

— Я не согласна… — выпаливаю, едва не сорвавшись на визг, но тотчас умолкаю, услышав хмык Зепара. Смотрю на хама, он на меня. Буравлю глазами, не в силах высказать всё, что о нём думаю — таких слов еще не придумали, а нецензура и брань как-то неполноценно донесут чувства и эмоции. Ненависть растёт пропорционально осознанию: проигрываю даже такую простую битву. Сволочь до безобразия самонадеян, циничен и невозмутим. Непробиваемая бесчувственность! Я же выгляжу разъярённой мегерой, не умеющей себя прилично вести в обществе.

— Андрей, Вит, — укоризненно качает головой Александр, притягивая меня к себе. — Вы знакомы и уже что-то не поделили?

— Мы не знакомы, — шикаю, уворачиваясь от объятий. — Этого и желаю впредь…

— А мне, правда, некогда, Александр, — сухо прерывает Андрей Влацлович и безэмоционально смотрит на Никитина.

Быстро вспыхнувшая радость сменяется непонятным, ничем не объяснимым разочарованием и… обидой. Как это некогда? Пришли клиенты, а ему некогда? Зепар ещё хуже, чем думала. Стоп! Разве я о нём думала? Ну разве что пару раз… в тишине, темноте, наедине с собой глухой ночью…О чём я?!. Плевать на директора и его занятость.

Андрей Влацлович рассудительно поясняет:

— По-дружески обещал встретиться, но помочь вряд ли смогу. Людей не хватает, а тратить хорошего секьюрити на очередную «красотку» для её пантов — не могу. Скоро большая делегация правительства. Каждое плечо на вес золота.

— Зря ты так, — одёргивает Никитин. — Вите угрожают. Это не шутка. Ты о ней ничего не знаешь, а судить, как сейчас осудил с первого взгляда — нельзя. Я дам тебе материал, — протягивает папку Зепару. — Всё, что мы сумели раскопать. Сам проверь на достоверность и реши, стоит она помощи или нет.

Такая увесистая папка? Невольно засматриваюсь. Не знала, что Никитин насобирал массу информации. Я бы тоже была не против почитать.

— Никитин, — хмурит брови с заломом Зепар. — Ты же знаешь…

— Тогда позволь напомнить, — суровеет Александр, многозначительно понижая голос, — ты у меня в долгу! Пришло время… К тому же случай по твоей части.

Андрей Влацлович мрачнеет сильнее. Сжимает чувственные губы в жёсткую полосу. Недовольно пыхтит.

Ничего не понимаю. Загадочное «ты в долгу» «по твоей части» отдаётся эхом в висках. Зепар шумно выдыхает, оценивающе смотрит на меня, на папку… опять на меня. В приёмную, чуть слышно переговариваясь, возвращаются девушки. Директор кидает взгляд на ручные часы. Ничего себе?!. Золотые «Ролекс» инкрустированные брильянтами. Знаю, потому что совсем недавно рассматривала подобные — хотела мужу подарить. Андрей Влацлович без особого энтузиазма кивает на дверь в свой кабинет:

— Проходите! — открывает, пропуская вперёд, и распоряжается: — Наташа, кофе приготовь. Три чашки. Крепкого…

Не надо! Я не пью кофе… Отказ оставляю в мыслях. Сейчас неважно, что люблю, а что не люблю. Через силу переступаю порог кабинета директора. Ничего из ряда вон выходящего — минимализм, но приятный глазу. Простенький дизайн в кофейно-пурпурных тонах, добротная мебель-трансформер: шкаф-полка для документов со стекольными дверцами; оригинальный стол для переговоров, перетекающий в стол начальника. Компьютер с большим монитором, набор для канцелярских принадлежностей. Маленький глобус?!. Кто в наше время на столе держит глобус? Кхм… Видимо, директора охранных агентств. Ячейки для документов, кипа бумаг. Позади кресла начальника огромная картина с логотипом «Охранное агентство «Жизнь» — мускулистая рука, на ладони бьётся большое ало-чёрное сердце. Странная ассоциация — больше смахивает на: мы держим вашу жизнь в своих руках. Ну да ладно…

Очередным коротким кивком Андрей Влацлович указывает на стулья за столом. Огибает свой, кладёт папку на столешницу, скидывает куртку и садится. Открывает…. Листает, листает, листает…

— Когда последний раз были угрозы? — нарушает молчание через долгих несколько минут.

— Пару дней назад, — за меня отзывается Александр. Морщусь — Костя уже успел донести, ведь я и слова об этом не говорила. Ловлю встревоженный взгляд Никитина и возмущенно надуваю губы. Александр тут же упрекает: — Вита, не молчи, ангел мой. Тебя охранять нужно!

— Два дня, — нехотя отвечаю и чуть помедлив, добавляю: — Была в командировке. В Москве! Отмечала удачную покупку офиса. Всю радость затмило смс, но, как назло… Ресторан, французские певички… толпа на выходе, наглые секьюрити, — зачем тараторю подобное, не понимаю, но заткнуться не могу — язык точно сам по себе живёт. Чёрт! Так хочется задеть Зепара. Вывести на чувства. Может, застыжу, он извинится? Ожидаю чего угодно, но только не такого… безразличия. Ледяного, убийственно циничного. Это не человек! Чудовище! Даже глаз на меня не поднимает — непрошибаемый мужлан.

— Что написал?

Найдя силы, через «не хочу», цитирую.

— Здесь охраной не обойтись, — констатирует сухо. — Пока буду разбираться, пусть она, — смотрит на Александра, кивая на меня, будто меня нет рядом, — возьмёт несколько уроков по самообороне.

От ужаса, что этот монстр меня ещё и чему-то обучать будет, чуть не лишаюсь чувств:

— Мне некогда! — горячо возмущаюсь.

— Я так и подумал, когда вас увидел: «Молодая, а жить не хочет», — уедает Андрей Влацлович и надменно усмехается одним уголком губ: — Дело ваше. Мне на «трупы» времени тратить жаль, — захлопывает папку и небрежено толкает к нам. — Всего хорошего!

— Она будет заниматься! — вклинивается Александр. Толкает папку обратно, и строго приструнивает меня: — Заканчивай детский сад разыгрывать. Дело серьёзное! Выкроишь пару недель. Всего-то по часу-полтора в день — не умрёшь… Ты мне дорога, и если Вадим, я и остальные, кто о тебе заботится, тебе тоже небезразличны — будешь тренироваться. Причём, с полной отдачей, ангел мой! Андрей тебя быстро научит от маньяков отбиваться.

Горю от стыда. Всё верно! Дрянь и только, но вот «полная отдача» меня опять настораживает. А последнее предложение вообще вводит в ступор. Вокруг Никитина в долю секунды нагнетается серебристая дымка-аура. Окутывает сильно, плотно. Смаргиваю — голова разрывается от боли, руки дрожат. Нащупываю сумочку, замок… Нервно вжикаю молнией, выуживаю пузырёк с таблетками. Насилу принимаю капсулу и на миг прикрываю глаза. Несколько минут, и лекарство подействует — будет спокойно. По крайней мере, негаллюциногенно. Боже, дай мне сил!

— Боюсь, — голос Зепара выводит из прострации. В надежде смотрю на Андрея Влацловича. Не знаю с чего взяла, но, кажется: сейчас он спасёт. Директор явно подбирает слова: — Я не шутил: мне некогда, но лучшего помощника… Ты с ним знаком, — убеждает Зепар Никитина. — Стаса, выделю. Как от сердца оторву! Чем только не поможешь знакомым?!. - разводит руками и даже на лице играет мягкая улыбка.

С души точно камень падает, зато удивительно другое — обида усиливается. Я, конечно, не пуп земли, но привыкла, что на меня время находят. Не находить — моя прерогатива! Стыд вновь вгрызается в мозг — заткнуть гордость и самолюбие, согласиться с предложенным. Моя шкура, мои проблемы! Чего взъелась на Зепара?

Повисшее молчание нарушает Александр:

— Сколько лет Стасу? — интересуется хмуро.

— За тридцать, но опыт и способности…

— Молод, — обрывает друг. — Вита нам очень дорога и доверять её жизнь столь юному дарованию некомпетентно.

— Александр, — Андрей Влацлович буравит Никитина зелёными глазами, точно дрель стену. — Ты мне не доверяешь?

— Что ты, — бормочет Никитин. — Тебе верю, а вот молодости — нет. Нам бы матёрого…

— Если бы Стас был неопытен, — обрывает Зепар ледяным тоном, — я бы его не посоветовал. Нужен действующий секьюрити-тренер.

Александр бросает на меня взволнованный взгляд, переводит на свои руки. Изучает пару минут, перебирает пальцами, смотрит на директора. Губы поджаты, в глазах неуверенность — сомнения ещё есть, но Никитин явственно не находит причин для отказа. Понимаю, решение кто-то должен принять. И этот кто-то — я! Шумно выдыхаю и киваю:

— Согласна!

Глава 7

После очередной встречи с Людвигом Аристарховичем, банкиром, с которым решаем вопросы по займам и выплатам, домой возвращаюсь, словно разбитое корыто. И даже милое общение с напыщенным Казиновичем, в очередной раз пытающимся меня обольстить, не усмиряет пыла. Ненавижу Зепара, злюсь на Александра. Как так получилось, что именно в это охранное агентство обратился?..

Лучший в своём деле! Может и так, но пока… Андрей Влацлович — надменный мужлан, не пропускающий ни единой юбки. Девицу на работу принял, даже резюме не смотрел. Стоп! Одну юбку точно пропустил. Мою! Боже! Я что ревную? Какое дело до пристрастий хамло и его антипатии ко мне? Правильно — никакого. Просто взыгралась женская обида и честолюбие. Мне-то сказал: не в моём вкусе, а эта… эта… блондинка в его?! Мерзкий тип!.. Что б к нему все болячки, передаваемые половым путём, достались!

Кладу сумочку на тумбу в коридоре у выхода. Плащ вешаю на крючок в шкаф. Тихо миную затенённый холл и захожу в малый зал:

— Милый… — умолкаю. Муж спит, лежа на мягком диване. Пульт в руках. Плоский телевизор в полстены включен. Экран мигает — звук едва слышен. Плед уже почти упал на пол. На сервированном скромным ужином журнальном столике две почти догоревшие ароматические свечки. Огоньки покачиваются, бросая блики на стены, тарелки, бокалы и вазу с алой розой посреди столика. Улыбаюсь — Вадим как всегда. Аккуратно ступая, приближаюсь. Гашу свечи — дую на одну, вторую… Поправляю плед — укрываю любимого. Целую в лоб, глажу по щеке и иду в спальню.

Как же я устала! Принять душ и баю-баю. Сегодня был не лучший день, расспросов Ивакина не переживу.

Прохладный вода смывает дневную тяжесть, ложусь в постель и закрываю глаза, но сон не идёт. Мысли носятся каруселью. Как же стремительно летит жизнь. Вроде ещё вчера вышла из детдома, а уже десять лет в браке, весьма преуспевающая бизнес-леди. Брак… Плохое слово и точно насмешка — ведь не бывает идеальных отношений. Всегда бывает «если бы», «но», «только». Так и у меня. С мужем повезло, только… да, то самое пресловутое «только»… давно не испытывала сладостного томления, не ощущала себя желанной как женщина. Если раньше не обращала это внимания, то теперь всё чаще ловлю себя на мысли: почему Вадим не проявляет страсти? Сравнивать, конечно, не с кем — он первый и единственный, но ещё пять лет назад, муж был чуть горячее. Не могу сказать, что секс очень волнует, но бывает порой, внутри что-то требует ласки, а не только понимания и участия. По прошествии стольких лет брака понимаю: быть женой и женщиной — разные ипостаси казалось бы одной сущности. Как жена — удовлетворена на все сто, а вот как женщина… ходячий мертвец. Хотя, тоже не верно. Скорее, наоборот, жива, и теперь тело подводит, вспыхивает, натыкаясь на восхищенные взгляды мужчин. Нет, желания с ними лечь в постель, нет. Зато приятно осознавать: тобой интересуются, а порой явственно вожделеют.

Может, я — поздний цветок и сейчас расцветаю? Бывает, хочу… До дрожи в коленках, волнения в груди, лихорадочного биения сердца. Гадко признаваться, но теперь хочется секса. Пусть без чувств, но чтобы жаркий и бурный, как описывают в романах, показывают в фильмах. Вот только мысль остаётся мыслью — решиться на измену не смогу. Вадим для меня всё! Предательства не заслуживает, да и не встретила ещё кого-то достойного.

Вон, хотя бы посудить о последних «находках». Зепар, чокнутый ведьмак и Людвиг Аристархович, под конец вечера, заикающийся в трубку жене: «Рыбонька моя, я скоро». Такие экземпляры окончательно убеждают: лучше крепкие семейные отношения, чем буйные фантазии о неземном сексе. Хотя фантазии ничем не мешают…

***

Просыпаюсь от нежного прикосновения к щеке. Открываю глаза — надо мной склоняется улыбающийся муж.

— Почему не разбудила? — шепчет, ласково убирая прядь с моего лица и заправляя за ухо.

Гляжу на часы, висящие на стене: шесть сорок восемь. Пора вставать! Томно потягиваюсь:

— Ты так мило спал, рука не поднялась. Но я оценила твои кулинарные и романтические старания. Спасибо за ужин, только сил на «покушать» не было.

— Понимаю, — сочувствует муж. — Как прошёл день?

— Суматошно, — морщусь от мысли: расскажи всё — Вадим за голову схватится.

Поспешно вскакиваю и, чмокнув мужа в щеку, спешу в ванную, минуя коридор. Умываюсь, выхожу… Ивакин суетится на кухне — вдалеке слышатся приглушенные звуки побрякивающей посуды, воды, шагов, открывающихся, закрывающихся шкафчиков.

Навожу марафет, облачаюсь в строгое серое платье чуть выше колен, чулки телесного цвета, чёрные туфли на шпильке. Волосы подбираю выше и закрепляю заколкой. Пора на работу!

Вкратце рассказываю Вадиму про наём охраны и курсы самообороны. После некоторой заминки, муж соглашается, что это не будет лишним. Уточняет, кто именно собирается проводить обучение, время и место.

— Если Александр, считает, что это лучшие специалисты, я ему верю, — заключает и озорно подмигивает: — Главное, чтобы ты понимала всю важность и не отлынивала.

***

День выдаётся под стать предыдущим. Утренняя кутерьма, отлёт Оксаны в Москву, последние нотации и только к обеду вспоминаю, что вещей-то для тренировки у меня нет. Назначено на шестнадцать, нужно успеть… Поход по магазинам не откладываю — расправляюсь с делами насущими, вызываю Сергея. Наспех перекусываем лёгким обедом, — не стоит перед инструктажем наедаться, — и отправляемся за покупками.

Вчера сбегая от Андрея Влацловича, даже не подумала, что сегодня нужно брать. Звонить и уточнять не хочу — решаю купить по наитию: что возьму, в том и буду. Я же не глупая. В «Адидасе» выбираю две пары кроссовок. Лосины, спортивные брюки на верёвке. Тройку футболок, топиков, пачку носок. Кофту с длинным рукавом. Пожалуй, этого должно хватить.

С чувством выполненного долга, без пятнадцати шестнадцать шофёр паркуется на стоянке возле охранного агентства. Вхожу со двора в школу боевых искусств. Большой холл в синих тонах. Плитка на стенах — точно голубая лагуна, на полу — сверкающая, глянцевая будто вечернее небо в золотых брызгах. Посреди холла — зеркальная четырёхгранная колонна, опоясанная кожаным сидением. Такие же вдоль стены рядом с гардеробом, напротив ресепшна. Стены увешаны фотографиями мужчин, среди них выделяется пара женских лиц. Под каждой фотографией текст. Вероятно, тренера, на приписках — Ф.И.О., вид боевого искусства и регалии. В холле сравнительно пусто. Ребята, девчонки, парни, девушки, мужчины, женщины неспешно, но организованно переобуваются. С минуту висит гудение, шуршание и быстро рассеивается — толпа «утекает» за угол длинного коридора.

Подхожу к закрытому ресепшну:

— Здравствуйте, — обращаюсь к парню лет двадцати. Симпатичный, короткостриженый. Внимательные карие глаза смотрят с любопытством.

— Вечер добрый, — улыбается мило администратор.

— У меня сегодня персональное занятие по самообороне, — смущённо лепечу, облокачиваясь на столешницу. В спортзале — не в своей тарелке. — Понятия не имею, куда идти…

— Занятие первое? — перебивает парень.

— Да, — киваю с надеждой.

— Ваша фамилия?

— Ивакина.

Администратор несколько секунд пальцами бегает по клавишам — вероятно, внутри стола компьютер.

— Ваш тренер, Громыкин Стас, но сегодня, — протягивает задумчиво и умолкает на миг, — у вас занятие в большом зале. Занятие для новичков в общей группе по самообороне.

— Стойте, — растерянно мотаю головой. — Мне обещали персональное обучение…

— Так и есть! Но, во-первых, ваш тренер сегодня занят, а во-вторых, первое занятие — ознакомительное. Раскроют вопросы по технике безопасности, основные моменты, тонкости. Его проводят в общей группе. По коридору налево, пятая дверь. Думаю, не ошибетесь, там табличка: «Большой зал», да и двери стеклянные. Народ увидите… Простите, но вам лучше поспешить. Опоздавших могут не впустить. Переобувайтесь. Номер раздевалки и номер дверцы, куда потом можно будет убрать вещи, выдадут на гардеробе.

Боже! Куда я попала? Концлагерь? Могут не впустить?.. Что за дикость? А как же правило: чьи деньги тот и танцует? Я, чёрт возьми, платить буду! Плачу — учите, когда мне удобно и тот, на кого согласилась!

Брр… Откуда во мне высокомерие? Вроде, никогда не позволяла подобного невежества. Прёт изнутри, будто страдаю раздвоением личности. Одна сущность «я», к которой привыкла — уверенная в себя, хваткая, расчётливая, холодная бизнес-леди. В тоже время, строгая, но справедливая начальница. Ещё верная и внимательная жена; преданная и отзывчивая подруга; послушная и добросовестная пациентка; в меру романтичная и сдержанная натура. Другая сущность — импульсивная, коварная, завышено амбициозная, неоправданно циничная грубиянка. Откуда замашки избалованного человечишки? Нужно к Антону Николаевичу обратиться — пусть вылечит или приструнит, пока дел не натворила. Объяснит, что это и откуда.

Быстро переобуваюсь. Плащ сдаю в гардероб, получаю ключ с номером три дробь двенадцать.

— Что это значит? — смотрю на работника.

— Три — номер раздевалки. По коридору направо и, соответственно, третья по счёту. Двенадцать — номер шкафчика для одежды.

— О! Спасибо, — жар густо приливает к щекам. Стыдно за недогадливость, но топтаться некогда — бегу в раздевалку. До начала занятия остаётся девять минут. Преодолеваю светлый коридор с неоновыми лампочками подвесного потолка… Сворачиваю направо. Первая деревянная дверь, вторая… третья. Неспешно открываю — никого. Бежевая плитка на стенах, а вдоль ряды длинных шкафчиков, будто солдатиков на плацу, между ними — длинные пластиковые скамейки на металлических ножках. Напротив выхода — две двери: туалет, душевая. Нахожу свой шкафчик. Наспех переодеваюсь, — лосины, футболка, носки, кроссовки. Остальные вещи прячу, закрываю дверцу и выбегаю в коридор. Пересекаю лёгкой трусцой и оказываюсь в левом крыле. Мелькают массивные стеклянные двери. В первом зале несколько мужчин. Во втором мальчишки и девчонки лет до пятнадцати. В третьем — лет до двадцати. Четвертая дверь деревянная. Останавливаюсь возле пятой. М-да, прав администратор. Пропустить сложно. Особенно если учесть размеры зала за стеклянными… дверищами, — другого слова не подобрать, — от потолка до пола. В зале уже человек двадцать. В основном женщины, а имеющиеся мужчины… не очень похожи на крутых мачо, скорее, женоподобные. Нетрадиционной ориентации? Возможно. Четырьмя рядами смотрят в одном направлении. На кого не вижу, обзор перекрывает белоснежная стена с фотками, как понимаю, лучших подопечных — довольные лица, медали. Зато вижу квадратные часы. Пятнадцать пятьдесят девять. Пунктуальность — мой конёк. Открываю дверь, и застываю как вкопанная на прицеле малахитовых глаз тренера.

Только не это?!. Андрей Влацлович в спортивной форме. Тёмно-синие трикотажные брюки и толстовка. Как истинный борец, руки за спиной, стоит во главе ещё трёх короткостриженых, явственно тренеров, крупных, поперёк себя шире… Зепар умолкает, прожигая во мне дыры.

— Несмотря на вашу оплату, опоздания неприемлемы! — чеканит заправски командным тоном — слова отлетают, будто мячи от пола. Гордость уязвлена, меня отчитывают при всех! Краснею точно школьница, высмеянная старшеклассницами.

— Сейчас ровно шестнадцать. Пришла вовремя, — собственный голос звучит неестественно глухо и оправдывающейся. А ещё точнее, позорно-блеюще.

— В следующий раз, постарайтесь быть в зале как минимум минут за пять до начала. Подготовить тренировочное место, настроиться.

Влацлович прав, но как же обидно быть в центре внимания, причём такого нелестного. Меня рассматривают, и что ужаснее, поддержки не ощущаю — осуждение и даже презрение. Ну уж нет! Меня так просто не сломать!

Торопливо киваю и с чувством собственного достоинства прохожу дальше. Занимаю место в последнем ряду. Буду создавать видимость обучаемости. Якобы слушаю, заинтересована.

Ни на кого не смотрю, но кожей чувствую любопытные, колкие взгляды.

— Итак, приступим! — голос инструктора наполняет зал. — Меня зовут Андрей Влацлович. Буду следить за результатами, и выдавать дипломы об окончании курсов. Это, — машет на рядом стоящих мужчин-богатырей, — ваши тренера. Илья Петрович ведёт групповые занятия для женщин, — хлопает по плечу самого высокого и мощного даже по сравнению с директором. Верзила с каменным лицом взирает на нас голубыми глазами строго и холодно. В обтягивающей футболке, мешковатых трикотажных брюках, лёгких бутсах. Руки сложены впереди, ладони замком, ноги чуть расставлены. Угрожающий вид. Не дай бог с таким гигантом встретиться в пустом переулке — испугом не отделаешься.

— Мугдар Ирихович, — Зепар указывает на нерусского мужчину чуть ниже первого, но не менее крепкого. С чёрными волосами, густыми бровями, тёмными, как гематит глазами, большим носом. Майка-борцовка не скрывает густого волосяного покрова, спортивные брюки — кривизны ног. — Курирует, — голос Андрея Влацловича отрывает от просмотра, — смешенные группы. Евгений Набойко, — Зепар кивает на самого молодого и привлекательного из тренеров. Светлые волосы короткими барашками украшают голову. Лицо сияет, синие, как море глаза живо блестят, чуть полноватые губы растянуты в очаровательной улыбке. С такой внешностью, руку на отсечение, женский угодник.

— Работает с индивидуалистами, — подтверждает мои догадки Андрей Влацлович. Выдерживает паузу, и я непроизвольно вычленяю из рядов, как минимум двух, тех самых индивидуалисток. Причём, именно женского пола, потому что в этот момент они тошнотворно улыбаются во все тридцать два зуба Зепару. Вероятно, я только что выясняю, в чём конкретно заключается «занятость» Андрея Влацловича.

— Список, кто и у кого обучается, — продолжает директор, — вывешен в холле. Надеюсь, вы уже ознакомились?

Зал подтверждая, тихо гудит. Утыкаюсь в пол — не видела, не читала. С другой стороны, мне-то что? Индивидуальное обучение — не групповое. Мой тренер — Стас! Кхм… но его сегодня не будет, — вспоминаю реплику администратора и сердце предательски сжимается. Кому же я сегодня достанусь?.. В руках появляется дрожь, нервно сглатываю.

— По изменениям в графике, — вырывает голос Андрея Влацловича из неприятных мыслей-догадок, — если таковые случатся, каждому персонально отзвонится администратор и уведомит лично. Это понятно?

— Да… понятно… — недружным хором отзываются обучающиеся.

«Нет, не понятно!» — кричу про себя, стискивая зубы до скрипа. Мне никто не позвонил, не предупредил, что Стаса не будет. От мандража бросает то в холод, то в жар. Неровно вздыхаю — где моё лекарство? Чёрт! В сумочке… В шкафчике… В раздевалке… В другом крыле чёртового комплекса…

— Прекрасно! — хищно улыбается Зепар, будто издеваясь над моим вспыхнувшим страхом. — Перед тем, как разойтись по залам, скажу пару вступительных слов. Слушаем внимательно, запоминаем, уясняем! Рассказываю простые истины, о которых все знают, но, о которых мало кто задумывается до поры до времени! — зал оживает, шевелится. Недолго гудит и вновь умолкает. Медленно успокаиваюсь. Вроде, никто мной не интересуется, больше не выделяет из толпы. Может, зря волнуюсь раньше времени? Помимо директора ещё трое инструкторов. Я могу достаться одному из них. Заметно расслабляюсь. Начинаю скучать, бесцельно изучаю стены. Ловлю себя на мысли, что еле подавляю зевок.

— В процессе жизнедеятельности, — льётся монотонный голос Андрея Влацловича, — человек нередко попадает в такие ситуации, которые требуют от него умения постоять за себя, защитить честь, достоинство, а порой здоровье и даже жизнь. — Натыкаюсь на злобный взгляд директора с циничным блеском и ухмылку с изрядной порцией издёвки. В теле — сна как не бывало, мнимого спокойствия тоже. Ёрзаю на месте, но осознаю: деваться-то некуда. Бежать не для меня — придётся терпеть и молчать в тряпочку. Всего одна тренировка, а то и меньше…

О, боже! С час позора — и свобода!

— Право на самооборону — неотъемлемое право человека, — распинается с непроницаемым лицом Андрей Влацлович, прохаживаясь, точно командир перед ротой солдат. — У обороняющегося должно быть чёткое и ясное представление о юридических последствиях своих действий, возможных административных и уголовных наказаниях. Это позволит уверенно применять для самообороны и защиты своих близких различные средства, в том числе и оружие, — переводит дух и продолжает директор: — Однако, ещё нужно знать технические средства самообороны. Какие знаете вы? — обводит нас взглядом.

— Газовые баллончики… электрошокеры… холодное оружие… — несмело выкрикивают из зала. Только растерянно кручу головой по инерции, выделяя отвечающих.

— Правильно, — кивает Андрей Влацлович, — и ещё масса других… Для женщин будет полезно узнать, что согласно милицейской статистике: 95 изнасилований из 100 совершаются под крышей — в подъезде, в лифте, в квартире жертвы и т. п. Насильнику не с руки заваливать жертву в лужу под окнами домов или посреди улицы на глазах у прохожих. Чаще всего уличные нападения происходят на пустырях, в тёмных углах парков и других подобных местах. Опять же вывод прост: никогда, — выделяет каждое слово, — даже днём, не выбирайте опасный маршрут, — вновь переводит дух. — Зачастую, мы сами неосознанно провоцируем агрессивные действия окружающих. Нужно помнить, что рядом есть люди, которые читают наше поведение на языке инстинктов, а не на языке разума. Нашу одежду, манеры, осанку, мимику, макияж. Всё это — невербальные знаки, которые мы транслируем в окружающий мир, подтверждая или опровергая свои желания. Кто читает эти знаки? — по залу недолгим эхом летит риторический вопрос. — Все те, у кого инстинкты взяли верх над разумом. Одурманенные наркотиками подростки. Компания в алкогольном угаре. Психопат, которому сегодня уже наступили на больную мозоль. Маньяк, которого привлёк запах вашей распущенности или страха. Вы же — случайно попали под горячую руку. Мир не терпит крайностей, а преследователи не бросаются только на шаблоны. Только нападающий знает, чем его привлекает в тот или иной момент жертва. Поэтому, запомните раз и навсегда: не провоцируя — предотвратите, а попавшись — грамотно применяйте правила самообороны. А правила исключают жалость по отношению к нападающему. Отвага — шаг к успеху. Если в опасный момент проявить нерешительность, то можно лишиться жизни. Будьте адекватны ситуации и, ни в коем случае, не рассчитывайте на свою силу. Действуйте по обстоятельствам, используя хитрость и артистизм. Как верно подмечено: «Женщина с задранной юбкой бегает намного быстрее, чем мужчина со спущенными штанами!» — зал ненадолго наполняется хихиканьем и смешками. — Даже элементарное знакомство с техникой и психологией бытовой самообороны, — как только слушатели замолкают, продолжает куратор, — увеличивает ваш шанс на благополучный исход неприятной встречи. Помните, ваше незнание и растерянность порождают беспомощность, — заканчивает многозначительно и расплывается в улыбке Зепар. — И самое главное правило, для которого нет исключений: «Большие шкафы — громко падают. Маленькие тумбочки — высоко летают!» — зал снова наполняется весёлым шумом. — Что ж, это, пожалуй, всё, что хотел рассказать, — повышает голос директор и все благоговейно умолкают. — Остальное объяснят, покажут ваши инструктора. Удачи всем и плодотворных тренировок!

Зал гудит, народ сливается в неорганизованную галдящую толпу. Зепар жмёт руки своим тренерам, тихо с ними переговаривается, кивает и командует уже нам:

— Группа женской самообороны — подойти к Илье Петровичу, — большая часть толпы отсеивается и гурьбой спешит к гиганту. Нас остаётся немного. — Смешанная группа — к Мугдару Ириховичу. — Оставшаяся толпа приближается ко второму тренеру. Нас остаётся трое. Удивительно, именно этих красоток выделила, когда директор распинался насчёт индивидуалисток. — Девушки… — точно сытый кот, мурлычет Андрей Влацлович и подходит к нам. — Екатерина Анатольевна, — обращается к блондинке лет тридцати с ботоксными губами и явно силиконовыми грудями, — вами займётся Евгений Набойко. — Девушка, виляя задом, идёт к «своему счастью» и они тотчас выходят из… уже опустевшего зала. Ничего себе скорость?! Все группы разошлись! Морщу нос — действо напоминает сводничество. Вы — сюда, вы — сюда. Вам достаётся этот хозяин, а вам — вот этот… Детский сад, ей богу. Организации никакой. Раздача пряников завершается, а ты в недоумении — обещанного шоколадного нет. Каким заменят? Не хотелось бы с добавками «Е». Вновь натыкаюсь на пристальный взгляд Зепара и нервно заламываю руки. От напряжения даже выдохнуть не могу. Лучше не думать о худшем. Страшный вариант — остаться один на один с хамом, а вот лучший, если отпустит домой. Когда появится обещанный мне пряник, вернусь! С радостью…

— Елена, — директор обращается к стройной длинноногой брюнетке с большими серо-зелёными глазами. Красивая. Очень… Густая челка до изогнутых бровей. Непослушные пряди градуированного каре обрамляют овальное лицо, высокие скулы с лёгким румянцем. Аккуратный нос чуть вздёрнут. Полные губы зазывно приоткрыты. М-да, таким девицам все двери открыты.

— Скоро увидимся, — подмигивает Андрей Влацлович и снова переводит взгляд на меня. Смущенно отвожу глаза — провалиться сквозь землю, — но замечаю: Елена, прошествовав мимо директора, интимно касается его груди и одаривает многообещающей улыбкой:

— Жду, — запечатлевает на его щеке затяжной далеко недружеский поцелуй и с явной неохотой идёт на выход. У самых дверей ещё раз косится, улыбка чуть остывает, девушка скрывается в коридоре.

— О! — чуть не давлюсь сарказмом. — Вы всех женщин через себя пропускаете? Интересный подход к охране тела…

Сама удивляюсь собственной наглости и бесцеремонности, но держать язык за зубами не могу. Андрей Влацлович сжимает губы, кожа на скулах натягивается. Секунда — и опять с непроницаемым лицом:

— Мне плевать на ваше мнение, — отрезает холодно. — Я также, как и вы не рад встрече, но ничего поделать не могу. Стасу пришлось отменить тренировку — мать попала в больницу. Надеюсь, для вас это веская причина его отсутствия?

От стыда краснею, изучаю носки чёрных кроссовок для фитнеса — не знала, какие именно нужны — взяла, что удобно и неброско:

— Да, — бормочу под нос, — конечно…

— Именно поэтому, милая, — почти выплёвывает последнее слово директор, — мне пришлось перенести жаркое свидание, обещающее не менее интригующее продолжение. Хорошо, подруга понятливая. В отличие от вас.

Боже?!. Так это его подруга? На горле точно удавка стягивается, в груди тяжесть.

— Простите! Не права, — дёргано мотаю головой. — Трудный день, а тут ещё и тренировка странная.

— Хочется верить, — перебивает ещё более нелепую речь Андрей Влацлович, — мы с вами решили вопрос раз и навсегда! А сейчас, либо тренировка, либо по домам, — умолкает, но даже не шевелится к выходу. — Ну так что? — равнодушно интересуется. — Выбор за вами, но время тикает! Если хотите, отложим. Просто, прочитав дело о преследователе, проникся вашей бедой. Ощутил страх ваших близких. И, как мне кажется, терять время не стоит — каждая минута обучения может принести пользу. А завтра Стас выйдет, и мы будем свободны друг от друга.

Сама не понимаю, что происходит. В глазах резь. Губы дрожат. Ответить не получается — только неопределенно киваю.

Вот те на! Меня довели до слёз?!. Сама виновата, никто за язык не тянул. На месте Зепара, другой бы уже выставил за дверь и даже деньги бы вопроса не решили — и так по знакомству взялся нянчиться. Пора внутреннее гадство запихнуть глубже. По крайне мере, до встречи с Антоном Николаевичем. Он обычно со мной быстро справляется. Пару заумных фраз, мозг скручивается, понимаю свою недалекость и ограниченность — затыкаюсь, принимаю лекарство и… живу как нормальная.

Зепар идёт прочь из зала. Плетусь за ним, всё еще боясь встретиться взглядом. В коридоре сворачиваем к следующей двери — четвертой, если от общего входа. Заходим в небольшой зал с боксерским рингом посредине. С одной стороны, возле огромного мешка-груши от потолка и тренировочного манекена, Евгений с блондинкой о чём-то оживленно говорят. Парень жестами объясняет, видимо, точки для ударов. Женщина, хлопает ресницами, задаёт вопросы.

Останавливаюсь за рингом с противоположной стороны зала. Возле ещё одного подвесного большого тёмно-серого мешка, бардового среднего с потолка, маленькой красной грушевидной — пневматической от стены и напольного манекена-тренажера для отработки ударов. Одноногая подставка, вероятно, подвижная. Стена увешана постами знаменитостей: тяжелоатлеты, борцы, кинозвезды боевиков. Ближе к нам два плаката. Один с мужским телом в анатомическом раскладе — группы мышц, сухожилия, кости. На втором — нарисованный мужчина в камуфляжной одежде. И лицом, и спиной. С отмеченными болевыми точками, нервными окончаниями.

— Итак, если не всё проспали до сего момента, — цепляет Андрей Влацлович, — повторяться не придётся. На сегодня главное уяснить: охрана — охраной, но уметь выгадать у нападающего хоть пару секунд, порой, равноценно спасению жизни. Для нас важно заложить в вас инстинкт защититься. Вас, к сожалению, им природа обделила, — сожалеет цинично.

Закипаю от возмущения, но сдерживаюсь — и так говорю много лишнего. Да и не поспоришь, как бы обидно не звучало.

— Практики сегодня не будет, чуть теории, а это уже шаг к грамотной самообороне. Несколько слов о правилах безопасности, — продолжает с ледяным спокойствием Зепар. — Многие люди теряются, оказавшись в опасной ситуации. Но, как показывает практика, в уличных столкновениях важнее смекалка, а не мощь. Если не терять присутствие духа, то выход можно найти даже из самого трудного положения. Для своей безопасности следует знать основные правила самообороны. Итак, запоминаем, но для забывчивых, — вновь замираю, не в силах отвести глаз от зелёных, лукаво поблескивающих, — в инете масса информации. Всегда к вашим услугам — только кликните, — вновь холодеет тренер. — Правило первое. Необходимо сохранять спокойствие. Главная ошибка жертвы — острое чувство страха. Он провоцирует выброс адреналина, а этот гормон вызывает временное отупение — парализует тело и мозг. В итоге теряется здравомыслие. Чтобы этого избежать, надо использовать эффективное дыхательное упражнение. Очень глубоко вдыхаем, затем делаем три коротких выдоха, — умолкает на минуту и демонстрирует сказанное. Вновь гипнотизирует пристальным взглядом — внутренне съеживаюсь, но добросовестно повторяю. Удивительно, мне и правда, чуть легчает. Андрей Влацлович одобрительно кивает: — Проделав несколько таких циклов, быстро придёте в себя. Правило второе: мало знать правила самообороны, надо ещё и предупреждать опасные ситуации. Если чувствуете, что случайная встреча несёт угрозу, не дожидайтесь накала страстей. Лучшее решение — сделать отвлекающий манёвр. Не стоит храбриться. Лишнее. Советую, просто бегите. Если ваша цель — отвлечь внимание противника и выиграть время, бросайте в лицо злоумышленнику камень, палку, перчатки, песок… что угодно… Это вызовет замешательство — и сразу же, бегите. Третье, в экстренной ситуации неуместно меряться силой, особенно с мужчиной. Чтобы одержать победу в уличной схватке, надо воздействовать на уязвимые точки соперника. Самыми болезненными местами на голове у человека являются, — Зепар приближается к стене с плакатом «мужчина в камуфляже» и указывает: — кадык, — перемещает руку, — шейные мышцы, — скользит дальше, — затылок, впадины за мочками ушей, виски, зона под носом, — внимательно смотрит на меня. — Даже не очень сильный нажим в правильное место может вывести человека из строя. Всегда эффективны удары по важным органам, — вновь переключается на плакат. — Бить следует по печени, — пальцем тычет в картинку, — почкам. Очень чувствительны нижние ребра, голени, ключицы и позвоночник в районе лопаток, — усердно показывает каждую называемую зону. От монотонного голоса постепенно впадаю в транс. В голове сумбур — море правил, нагромождение информации. — Если взять в руку ключ, то сила удара многократно возрастает, — переводит дух и поворачивается ко мне тренер. — Четвёртое правило. Избегайте безлюдных мест — пустыри, подъезды, лес. Пятое: не сдаваться, даже если нападающих несколько. Здесь действует психологический закон. Так называемый «синдром стаи». Лучше всего выделить лидера и сосредоточиться на нём. Нейтрализовав главаря, вы устраните главную опасность. Шестое: не стесняйтесь звать на помощь. Только не кричите: «Спасите, насилуют! Грабят! Убивают!» — морщится. — В наше время скорее запрут двери и окна плотнее. — Опять не сдерживаю улыбки. Андрей Влацлович качает головой: — Лучше истошно кричать: «Пожар!». В этом случае будет шанс, что люди выглянут в окно или выйдут на улицу. Седьмое: если попали в ловушку и драки не избежать — не смотрите туда, куда планируете ударить. Глядите в глаза! Восьмое: проявляйте смекалку! Например, сымитируйте тошноту. — Непроизвольно кривлюсь. Зепар терпеливо поясняет: — Даже самый небрезгливый человек на миг опешит. Девятое: для уверенности выучите несколько базовых приёмов самообороны. В этом случае повысите шансы на благоприятный исход драки для вас! Десятое: направляясь, куда бы то ни было, не поленитесь бросить в сумочку лак для волос, дезодорант, или ещё действеннее — купите баллончик с перцовой вытяжкой. Струя, направленная в глаза нападающему, вызывает шок. А применяя очень важно, — Андрей Влацлович выдерживает паузу, — не перепутать направление сопла, чтобы не брызнуть в глаза себе.

Непроизвольно усмехаюсь, но тут же беру себя в руки — прокашливаюсь. Кошусь на пару в другом конце зала: блондинку с тренером. Парень серьёзен, тычет в манекен, что-то приглушенно говорит. Девушка уже не улыбается — внимательно слушает, всё также рьяно кивает.

— Надеюсь, — чуть медлит Зепар. Смущённо краснею — Влацлович смотрит в упор: — хоть что-то запомните из того, что сказал.

— Постараюсь, — на силу выныриваю из прострации. — Здравомыслие, людные места, уничтожить вожака, — бормочу вяло, — лак для волос, не теряться, кричать: «Пожар!». И быстро… очень быстро бегать…

Андрей Влацлович щурится, плотно сжимает губы в узкую линию. Умолкаю — опять сказала что-то не то? Опускаю глаза. Молчание затягивается. Тишина режет по ушам — даже наши соседи уже закончили. От внимательного взгляда ищу спасения, но сдвинуться с места не могу — словно удерживает невидимая нить. На руках появляется гусиная кожа. Чёрт возьми! Что со мной? Я не из робкого десятка, привыкла командовать и подчинять, а рядом с Зепаром размякаю — ощущаю себя неразумным ребёнком. От него исходит жар. Вблизи, будто в парилке… только огонь внутри. Дыхание подводит, сердце замирает, в животе… треклятое щекотание.

— Как-то так, но говорил куда больше и красочней, — наконец нарушает безмолвие Андрей Влацлович. Ответить нет сил, пожимаю плечами. Зепар неопределенно кивает и вновь льётся бархатный голос, погружая в другую реальность: — Расскажу про основные приёмы самообороны, частично покажу, а практику начнёте завтра со Стасом. Итак, — с лёгкостью, будто соломенное чучело, подтягивает одноногий манекен и указывает на пластиковое мужское полу-тело. — Удары в пах. Захват мошонки, — демонстрирует несколько простых комбинаций: кулаком, коленом, локтем. — Такие удары — лучший способ заставить мужчину отпустить. Он рефлекторно дёрнется, защитить свои детородные органы. Такие приёмы способны лишить противника сознания и даже убить! — понижает многозначительно голос. — Впрочем, следует принять во внимание, что в случае неудачи, противник придёт в ярость. Так что, освободившись от захвата, надо бежать… и быстро, — умолкает на миг. — Удар в солнечное сплетение наносится спереди, — показывает на манекене Зепар и оборачивается: — Собьёт дыхание противника или лишит сознания. Удар по ушам, — глухо хлопает ладонями голову манекена, точно оркестровыми тарелками. — Оглушит и выведет противника из равновесия. Удар в нос, — нехотя вырываюсь из транса убаюкивающего тембра Зепара. Перед глазами мелькает «ковш» директора. Ага! Таким кулаком — убить можно, у меня-то такого нет. Резкий выпад огромной ладони приходится точно в лицо болванки — она, возмущенно скрипнув, как неваляшка, отклоняется и возвращается обратно. Невольно вздрагиваю, отступаю, но наткнувшись на осуждающий взгляд Влацловича, шагаю ближе. — Прямой и сильный удар в нос способен «уронить» противника или временно лишить равновесия. Удар апперкотом, — кулачище инструктора со свистом прорезает воздух и звучно врезается в подбородок манекену — он снова, жалобно проскрипев, покачивается пару раз и останавливается, будто напрашиваясь на новую атаку. Сжимаю кулак и имитирую удар, как демонстрировал Зепар. Не успеваю порадоваться, мелькнувшему одобрению на лице директора, как он вновь ударяет манекену в горло, только теперь ребром ладони с глухим шлепком — в этот раз болванка встречает атаку устойчивей: — Такой удар надолго отправит противника в нокаут или заставит потерять сознание. Также эффективно надавливание. Резкий удар сверху по подъёму стопы или по пальцам приведёт к временному параличу ноги противника. Удар будет эффективнее, если наносить его пяткой. Кстати, не лишним в такой момент окажется каблук. Я бы сказал, прибавит острых ощущений, — приправляет рассказ забавными примечаниями Зепар. Безучастно смотрю, изредка киваю, хотя в голове уже полная каша. Всё смешалось! Вроде как что-то помню, но если применить на практике — вряд ли повторю. Кхм… Мне кажется, или Влацлович специально затягивает тренировку? Бред… Зачем ему это? Где-то в комплексе его ждёт красотка, желающая ублажить… Глупые мысли вылетают от вида звучного избиение манекена, толком ничего не понимаю, но нет-нет, да и улавливаю слова: — Удар в колено, — вещает инструктор, с упоением и старательностью разжёвывая: — Суставы — одно из слабых, уязвимых мест человеческого тела. Подсечка ногой с обратной стороны колена лишает противника равновесия, а направленный удар сбоку коленного сустава, — очередной смачный удар по манекену и тот будто пошатунчик качается из стороны в сторону, — может привести к перелому ноги противника… Удар ногой в голень наносится спереди… Тычок в глаза гарантированно выйдет противника из строя на несколько минут… Пока противник дышит, шевелится — нельзя терять бдительность!.. Даже к нокаутированному, неспособному подняться с земли врагу нельзя поворачиваться спиной!

Боже! Спасите мой мозг! Идиоту понятно, что обучение нужно мне, но в таком количестве принять сложно даже самую простую информацию.

— Вы должны понять, — вкрадчиво поясняет Андрей Влацлович, будто услышав мои мысли, — нам придётся работать ускоренным темпом. Каждая минута важна. Никто не знает, когда маньяк решится на нападение и решится ли вообще. Так или иначе, вы должны быть готовы в кратчайшие сроки, и готовы ко всему. Захотите жить — впрягайтесь.

Спешно киваю, но перед глазами ванная, доверху заполненная пеной. Хочу в тёплую воду, ароматические свечи, бокал шампанского… и помокнуть с часик. Последние дни суматошные, насыщенные как приятными, так и неприятными моментами. Я заслуживаю блаженство в тишине и покое.

— Вижу, — голос директора нарушает мирный порядок сладостных грёз, — вы уже в другом месте. Что ж. На сегодня хватит, — Зепар останавливается рядом — непроизвольно замираю, задрав голову и глупо переводя взгляд с зелёных глаз Андрея, на его губы. Почему-то привлекают внимание — ума не приложу, но очень чувственные и твёрдо очерченные. — До завтра уйма времени, — толкует вкрадчиво. — Попытайтесь вспомнить, что рассказывал, показывал. На худой конец, прочитайте статьи по самообороне в инете. Важное должно отложиться вот здесь, — пальцем касается моего виска. Чуть не теряю сознание — будто током прошибает. Глоток воздуха застревает в пересохшем горле. Выдохнуть не решаюсь — точно рухну на пол и тогда сгорю от стыда, позора не переживу. — Зазубривать — бессмысленно, — удивительно мягок Зепар. — Спасают только инстинкты, а вот их при желании можно натренировать.

— Помню, — отзываюсь не своим голосом. — Они у меня отдыхают!..

Влацлович на миг прищуривается, один уголок губ чуть поднимается.

— Радует, — на секунду демонстрирует белоснежные зубы Андрей Влацлович, — что хоть это запомнили. Значит, не так безнадежны, как показалось вначале. Всего доброго, — ни разу не оглянувшись, выходит из опустевшего зала. Сиротливо ёжусь, обхватываю себя за плечи. Остаюсь один на один с правдой… Чудовищной и непонятной для здравого смысла — Зепар мне нравится. Почему? Зацепил! Но чем? Необъяснимым образом, вне понимания, наперекор разумному. Бред! Нужно держаться от директора подальше. Так будет лучше для всех… Меня! Совести! Души…

Глава 8

Утренняя кутерьма, — дел невпроворот, вся погрязаю в документах, счетах, — плавно переходит в дневную суматоху — не забыть бы о тренировке. Вклинить её в ежедневное расписание — сложная задача, но я умудряюсь. Вычёркиваю пару походов в салон красоты, переношу незначительные встречи, мелкую работу перепоручаю сотрудникам. Уже настраиваюсь на быстрый лёгкий обед и скорое прибытие в спортзал, как неожиданно удивляет Вадим. Заезжает в офис и везёт в ресторан. Радость смешивается с нервозностью. Муж выглядит отлично. Румянец на щеках, в глазах живой блеск, на губах, не сходящая улыбка. Давненько так не сиял, столько не говорил, не смеялся, не шутил, возбужденно не жестикулировал. Но у меня проблема… И это проблема с молодости! Люблю, когда всё распланировано «от» и «до». Пункты вне графика раздражают и, зачастую, их отсеиваю, не задумываясь.

На сей раз — проигнорировать не могу. Вадим такого не заслуживает, хоть и не вовремя приехал. Изо всех сил пытаюсь ему соответствовать и не обламывать душевный порыв сделать мне приятно. Получается едва ли… Вместо приятного и непринужденного обеда, выходит дёрганое сидение «на иголках» и зажатое ковыряние в салате, ведь перед тренировкой кушать много вредно — прочитала в инете по совету Андрей Влацловича. Неудобно перед Вадимом за своё поведение. Он так старается поднять мне настроение. Который день отмахиваюсь от расспросов: «Как дела?», — банальной фразой: «Всё нормально, очень устала». Муж распинается о предстоящем путешествии в Венецию. В красках описывает город на воде. Представляет экскурсию на гондоле. Удивительные пейзажи. Необычность мотеля. Мои же мысли витают в других плоскостях: не опоздать бы на тренировку, а то ещё не впустят; не забыть Славку отправить в страховую компанию; Милу загрузить поиском информации о новых турах.

В итоге прибываю на тренировку «на грани — двери для вас на сегодня закрыты». Наспех переодеваюсь, влетаю в малый зал ровно в 16.00, прыгая на одной ноге и поправляя шнурок на кроссовке другой, так и норовивший развязаться.

Приветливо улыбаюсь уже знакомым: блондинке и её инструктору, с серьёзным видом избивающему манекен. Останавливаюсь рядом с красавчиком шатеном лет тридцати, предположительно, Стасом. В узких чёрных трико, серой майке-борцовке и лёгких бутсах. Он поджидает на том же месте, где вчера Андрей Влацлович захламлял мне мозг теорией. Хмуро поглядывает то на настенные часы, то на свои руки, поправляя белый скотч на пальцах. Пронзительно синие глаза ловят меня на прицел, лицо смягчается:

— День добрый!

— Здравствуйте, — улыбаюсь как можно более открытей.

— Думал, вы сегодня уже не придёте! — отзывается мужчина.

— Простите, — мотаю головой. Слава богу, что директор с проверкой не нагрянул, а то бы выслушала массу приятностей. — Пробки, а на работе дел выше крыши.

— Понимаю, — дежурно отвечает, больше для диалога, чем реально проникся моими проблемами. И это правильно! Если на себя брать ещё и чужие, можно свихнуться. — Меня зовут Стас, — протягивает руку парень. Отвечаю пожатием:

— Вита Михайловна… То есть, — осекаюсь, — Вита.

— Очень приятно, — вновь звучит избитая фраза. — Приступим к тренировке? — смотрит в упор.

— Да, конечно, — секундная заминка, и шумно выдыхаю.

— Что вчера проходили?

Строю задумчивую гримасу:

— Теорию. Правила… Практику оставили на сегодня.

— Тогда вперёд! Нас ждёт кропотливая работа, — коротко кивает тренер на манекен.

Нерешительно переминаюсь с ноги на ногу и подхожу ближе.

— В тренировках уделим внимание: отработке атак, а не защиты. Неожиданности ударов. Изучению уязвимых места противника. Доведём до автоматизма несколько приёмов. Акцентируем внимание на освобождение от захватов. Научимся использовать подручные предметы вместо оружия…

***

Полтора часа из меня выжимают соки. Успеваю промокнуть несколько раз, ещё больше — мысленно умираю. Правильная стойка, сжатие кулака, блок. Махи, атаки… Хлесткие пощечины… Отработка одного и того же удара по сто раз. Как говорит инструктор: довести до автоматизма. Блок — удар — блок. Блок — удар — блок. Удар — наклон влево — удар — наклон вправо. Кувырки, падения…

В голове гул, ноги не слушаются, кровь мощными толчками больно пульсирует. Умереть — самый простой выход. Признаться, молила… Знала, что будет нелегко, но не также…

Когда сил уже нет даже на «разреветься от усталости», фраза: «Спасибо за тренировку. Вы — молодец!» — срабатывает глотком жизни. Еле плетусь до раздевалки, как принимаю душ и натягиваю одежду, вообще не помню. Очухиваюсь только, когда падаю на постель. Я дома! И я жива!

Вадим хлопочет рядом, растирает ноги, заставляет попить горячего сладкого чаю, запихивает в меня плитку горького шоколада:

— Ничего. Завтра я тебе мануальщика найму. Будет твои косточки вправлять, мышцы массировать — быстро в норму приведёт, на ноги поставит.

Мычу в ответ, глаз открыть не могу. Час прострации, коматоза и я заставляю себя подняться. Как сомнамбула брожу по комнатам, заглядываю на кухню — ароматно пахнет, но есть не хочется. Опять иду в поисках мужа и нахожу записку в большом зале под букетом роз: «Уехал по делам! Не волнуйся, я в городе! Ложись без меня. Крепко целую».

Уже привыкла к подобным запискам. Вадим часто исчезает по работе, а когда возвращается, рассказывает массу интересных вещей об открытом туре или загадочном месте. «Я обязан проверить на себе», — повторяет из раза в раз. — «Как можно отправить человека, не зная, куда и заставлять ждать, не зная, чего?»

Радует, что в городе… Скоро ведь ехать в Венецию. Остаётся всего ничего — три дня.

Ещё немного пошатавшись, чтобы поубивать время, ложусь спать — тело благодарно расслабляется, но больная голова никак не желает проходить. Мысли, точно непрерывный круговорот жизни. Завтра будет новый день, вот бы он принёс спокойствия.

Как бы ни так! Наутро еле поднимаюсь. Тело не слушается. Мало сказать болят руки, ноги… Нет! Болит всё! Муж уже дома — спит в зале. Чмокнув его на прощание, еду на работу. К обеду расхаживаюсь, но резкие движения причиняют неудобство. Когда наступает время тренировки, уже мечтаю об её завершении. Стас методично рассказывает, показывает, заставляет отрабатывать удар за ударом. Новые приёмы, атаки, повороты, шаги, броски… Как же это всё сложно?!. Но умирать рано — Вадим заблаговременно позвонил и напомнил о вечеринке по поводу нашего путешествия через два дня. Завтра он не сможет — важные дела, должен будет уехать из города. Обещал вернуться послезавтра ночью, а с утра — летим в Венецию.

Планы — грандиозные, главное пережить тренировки. От мысли: буду в отпуске лежать по-пластунски, отдыхая от изуверов-тренеров, наполняюсь необычной силой, но, вспомнив, что Стас летит с нами, — будет следовать тенью, — вновь хмурюсь и расстраиваюсь.

Ещё надо домой заскочить. Переодеться для вечера. В салоне красоты сделать причёску. Не уверена, что организованное мужем мероприятие — праздник. Скорее, обязаловка, но по приятному поводу. Хорошо, что Вадим сам всё делает. Моя главная обязанность — прибыть в ресторан вовремя.

Стас заканчивает чуть раньше:

— На сегодня всё. До встречи в ресторане.

— То есть? — недопонимаю фразы и часто моргаю.

— Отныне я — ваши глаза и уши, — терпеливо поясняет инструктор. — Домой заскочу, соберу вещи и буду охранять вас днём и ночью, — осекается и уточняет: — Разве вас не предупредили?

— Нет, — растерянно хлопаю ресницами и беру себя в руки: — Уже сегодня?

— Андрей Влацлович рассказал об угрозах и отдал распоряжение. Должен был ещё со вчерашнего дня приступить, но мне пришлось…

В голове гудит эхом: Андрей Влацлович… рассказал… распорядился…

— Знаю, — перебиваю упавшим голосом. — У вас мама в больнице. Кстати, — запинаюсь на миг, — как она?

— Идёт на поправку, — чуть медлит с ответом Стас, явственно подбирая слова. — Сиделку нанял, теперь буду полностью ваш!

— Отлично… — бормочу, не ощущая радости.

Причины для опустошённости нет, но почему же так грустно и тоскливо?..

Серёжка как всегда, будто такси самого дьявола, успевает меня доставлять по местам с педантичной точностью и непостижимой скоростью. Натянув вечернее платье василькового цвета в пол, — открытое, обтягивающее, глубоко декольтированное, — встаю на высоченные шпильки-босоножки и придаю образу роскош набором из настоящего жемчуга. Колье, увенчанное бусиной-слезой, будто скатывающейся в ложбинку между крупных грудей и серьги с бусинами на увеличение, зрительно удлиняющими шею.

Выделяю глаза чёрной подводкой, обильно крашу ресницы синей тушью, губы — алой помадой. Щеки и без того румяные. Ещё бы, столько бегать, падать, вставать.

В салоне, пока стилист колдует над причёской, маникюрша наносит перламутровый лак на ногти. Мастер непослушные волосы укладывает в аккуратную ракушку, оставив только несколько прядок обрамлять лицо. Красоту закрепляет шпильками, лаком и, — вуаля, — я готова к вечеру.

Нужно отдать должное, Сергей, умничка, и здесь не опаздывает — к ресторану «Европа» привозит без пяти восемь. Вхожу с высоко поднятой головой и немного теряюсь. Предбанкетный зал ожидания ломится от людей.

— Добрый вечер, — обращаюсь к презентабельного вида мужчине-администратору. — Я, Ивакина Вита…

— Михайловна, — заканчивает он за меня. — Ваши гости всё прибывают, но не волнуйтесь. Проходите в зал, вас уже ждут.

Сказать, что опешила — ничего не сказать. Я в шоке. Недоумеваю, растерянно кручу головой — что это значит? Гости? Мои? Будто в прострации иду к гардеробу.

— Давайте, я, — перехватывает пальто непонятно откуда взявшийся Стас.

— Да, спасибо, — отзываюсь, всё ещё под впечатлением.

За широкой спиной телохранителя семеню через толпу. Заглядываю в банкетный зал. Десятки столиков, каждый на шесть персон, частично заняты, ломятся от яств. Официанты величественно прохаживаются с подносами.

Ого, Вадим постарался на славу, я ведь даже не знала, что он закатит такой праздник. Думала, скромно посидим с самыми близкими, а тут… Размах ужасает. Мелькают незнакомые лица. Точнее, пытаюсь выискать знакомые — улыбающиеся мужчины, женщины. Кто они?.. Кхм… смутная догадка пробивается сквозь непонимание: некоторых вроде видела… Наши клиенты? Видимо, так и есть! Вот этой светловолосой даме, — пристально смотрю на женщину лет пятидесяти в чёрном элегантном костюме и туфлях на каблуке, — помнится, советовала в Таиланд слетать и записаться на все процедуры и массажи, в мало кому знакомом мотеле «Солнце». Она потом, когда вернулась, благодарностью совсем надоела. Вот этот мужчина, — перевожу взгляд на старичка за ближайшим столиком, — выписал чек на кругленькую сумму, как только договорилась о поездке в Японию, в квартал «Красных фонарей». Людей — видимо не видимо, всех не упомнишь! С чего муж пригласил столько народу? Неужели собирается сказать нечто важное? Боже! Чокнуться можно!.. Знает ведь, что не люблю сюрпризы!

Стас, будто ощущая мою нерешительность, останавливается чуть в стороне. Не торопит, выжидает.

— Так и думал, — над ухом шелестит знакомый бархатный голос. Со спины приближается жар, затылок опаляет горячим дыханием. Сердце против воли принимается отбивать лихорадочный ритм, дыхание сбивается до неровного, краска приливает к щекам, тело подводит — льнёт к говорящему. — Позабыли всё, чему учил, — насмешливо укоряет Андрей Влацлович, нежно придержав за талию. Обернуться не могу — каменею. — Правило первое, — директор явно не спешит посмотреть мне в лицо. Ощущаю, как окутывает небывалым теплом, словно укрывают тяжёлым, нагретым пледом. С родным запахом, мягким ворсом. Ладони Влацловича нахально-интимно скользят ниже и замирают на грани «неприлично» и «тактично»: — Не теряться в обстановке!..

— В памяти больше запечатлелось, — выдавливаю непослушными губами, поглядывая на Стаса, затаившегося возле ближайшей стены. На серьёзном лице ни тени улыбки. — Сымитировать тошноту, — бормочу чуть слышно. — Думаете, самое время? — с усилием вырываюсь из ненавязчивых объятий и оборачиваюсь.

— О! — криво ухмыляется Андрей Влацлович. — Предполагаю, гости будут весьма заинтригованы. А завтрашние страницы жёлтой прессы — пестрить откровенными фотографиями и яркими заголовками: «Виту Ивакину тошнит от собственной вечеринки!»

Злость подкатывает, стискиваю кулаки, но и слова не могу сказать — положение спасает муж:

— Вит, — торопится к нам, лавируя между столиков. Элегантно одет. В чёрном костюме, лакированных туфлях. В верхнем кармашке пиджака красуется маленькая розочка. — Чего так долго? — В руках по бокалу игристого вина. Как не расплёскивает — ума не приложу. Замирает и несколько секунд смотрит то на меня, то на Зепара. Встаю в полоборота к обоим. Чуть мешкаю. Понимаю, обязана представить, но почему-то так неудобно. Словно муж поймал с любовником. Откашливаюсь:

— Вадим, — придаю голосу важности, — познакомься, это Андрей Влацлович, директор охранного агентства, знакомый Александра. Именно он согласился помочь как в расследовании, так и охране. Андрей Влацлович, — выдерживаю секундную паузу, — это мой муж, Вадим Алексеевич.

Ивакин хмурится, вручает мне бокал и пожимает протянутую Зепаром руку:

— Очень приятно! — недружным хором обмениваются дежурными репликами мужчины.

— Вит, я никогда не был ревнивцем, но…

— Не беспокойся, — обрываю несвоевременную исповедь мужа. — Во-первых, Андрей Влацлович только директор! Во-вторых, я не в его вкусе. Это он сам сказал! — ищу подтверждения у Зепара — он словно не понимает: взирает невозмутимо и беспристрастно. Бешусь, но нагрубить не решаюсь — и так шаткое положение. Нервно сглатываю, наспех вспоминая, что можно ещё сказать в оправдание. — А в-третьих, мой телохранитель и тренер стоит вон там, — киваю на Стаса. Благо, он единственный, кто в данный момент на той стороне — подпирает стену. Смотрит как ястреб выискивающий жертву. Пытаюсь всё перевести в шутку: — Между прочим, он куда привлекательнее.

— Вит, — слышу предостерегающие нотки голоса мужа. — Скажи, что это шутка?..

— Нет, — жеманно веду плечом и игриво прижимаюсь к Вадиму. Беру под локоть, чуть закидываю голову, ожидая поцелуя. Ивакин не заставляет долго ждать — награждает мимолётным скольжением губ:

— Зря доверился Александру и тебе, — бубнит, заводясь. — Разве по внешности выбирают охранников? Ладно, завтра сам…

Никогда не видела таким мужа. Я ведь повода для ревности не даю. Или даю? Как только что… ощутив жар Зепара, позволив касаться?!. Оправдываться не в моём стиле и характере. Задыхаюсь негодованием:

— Перестань! — серьезнею и отступаю к Андрею Влацловичу. — Я ни на секунду не сомневаюсь в компетенции и умениях этих мужчин, — кошусь на Зепара — холодный прищур будто окунает в ледяную прорубь. Гордо вскидываю подбородок: — Настаиваю именно на этом агентстве. — Недобрый блеск зелёных глаз сменяется на изучающий. Заманивает в пучину. Понимаю, что мой голос утихает: — и Стасе.

Через силу смотрю на мужа — он темнее тучи, желваки играю на скулах. Молчание затягивается. Дура! Может, зря условия ставлю?

— Что ж, — неопределенно качает головой Вадим, — право твоё!

Чокается со мной бокалами, залпом осушает свой. Пригубляю шампанское и, ища выход, любого спасение, прижимаюсь к мужу опять:

— Вспомни, кто бы меня заставил спортом заниматься? — хватаюсь за шальную мысль. — Им удалось. Третью тренировку уже выдержала и, несмотря на усталость, собираюсь продолжать. Сам убеждал в необходимости, а теперь идёшь на попятную?

— Нет, но…

— Они смогли донести важность обучения, — спешу дожать последними аргументами. — Я хочу жить! — шепчу на выдохе.

Вадим пристально изучает, сомнение отступает, появляется чуточка понимания. Явно внутренне борется с собой, но обнимает:

— Хорошо. Пойдём, друзья ждут, — нехотя кивает Андрею Влацловичу: — Прости. Бестактно повёл себя. Если Александр тебе доверяет, значит, ты лучший! Убереги её, если я не смогу, — заканчивает с нотками боли.

Осмеливаюсь покоситься на Зепара. Непроницаемое лицо ещё темнее, чем у Вадима:

— Это наша работа, — чеканит сурово и, чуть склонив голову — честь имею — «растворяется» в толпе, не удостоив последним взглядом. По сердцу разливается боль, как от кровоточащей раны.

— Теперь понятно, почему ты всё время усталая, — шепчет муж, подталкивая дальше в зал, — такие мордовороты тебя истязают.

Насилу улыбаюсь, выдавливаю смешок:

— Вот и я о том же. Главное, чтобы впрок!

Ивакин увлекает нас к дальним столикам. Подводит к самому большому. Вот здесь вижу знакомых! Родные лица. Александр Павлович. Константин с очередной пассией. Всё удивляюсь вкусу друга. Любит рыжеволосых худышек с голубыми глазами. Где только находит новых? Антон Николаевич с женой, хотя был в отпуске в Сочи. Искренне радуюсь встрече.

Зал гудит, к нашему столику то и дело подходят люди. Здороваются, благодарят, поздравляют, желают счастья…

На душе опять разрастается волнение, нет-нет, да и поглядываю на гостей. Уж больно много Вадим народу пригласил. Что за праздник такой? Не свадьба, не день рождение или другое торжество — обычное путешествие.

Недалеко от нас замечаю Андрея Влацловича. Сидит в обнимку со своей подругой. Да, с макияжем «просто» красотка превратилась в ослепительную красавицу. Короткое алое платье под грудь, оторочено золотом. Изящные туфли на высоких каблуках, инкрустированы кристаллами. Закинула нога на ногу и одной чуть покачивает. Директор шепчет девушке на ухо. Она, слегка откинув голову, смеётся. Запечатлевает на его щеке поцелуй и вновь слушает. Неспешно гладит по широкой груди, поддевает плечом, томно опускает глаза, обольстительно улыбается. М-да, хищница ещё та! Андрей Влацлович принимает игру с кривой усмешкой и высокомерной надменностью — проводит снизу-вверх по оголенной руке девушки, дарит короткий поцелуй в лоб. Идиллия парочки раздражает. Почему?.. Разбираться в чувствах не хочу, отворачиваюсь — не до этого! И без директора проблем навалом.

Стас занимает столик позади меня. Он, точно заправский солдат тотчас следует за мной. К такому не привыкла, но сдерживаюсь, как могу. Охранник ведь выполняет свою работу. Лучше её не осложнять, демонстрируя свой командирский характер.

Когда веселье в разгаре, муж, извиняясь, выходи из-за стола. Через минуту, умолкает музыка, и по залу летит монотонный последовательный стекольный звон:

— Внимание! — вторит звону голос Вадима. Оборачиваюсь — муж ложечкой несильно постукивает по наполненному шампанским фужеру. Гости недружным строем умолкают, взгляды устремляются на Ивакина. — Настал момент, — повышает голос любимый, — когда я могу назвать истинную причину сегодняшнего торжества. — Зал ненадолго наполняется шёпотом. Муж выдерживает паузу в несколько секунд — я замираю. Сердце бьётся так мощно, что сильные толчки гулко отдаются в висках. — Многие из присутствующих знают, насколько я люблю свою жену. — В груди растекается тепло, губы сами расползаются в улыбке. Гости поддакивающе гудят, раздаются смешки, шуточки. Вадим поднимает руку, и наступает молчание. — Говорить о чувствах не хочу, дела — вот что должно говорить громче слов. Поэтому всеми силами пытаюсь жить для любимой. Надеюсь, мне удаётся, — понижает голос, опустив глаза. Едва сдерживаю слёзы, часто моргаю, сбивая предательское щипание. — Недавно осознал, — тоном умудрённого опытом человека продолжает муж, — что ждать каких-то юбилеев и важных для нас с Витой дат не хочу. Как гласит гениальнейшая фраза «Зачем откладывать на завтра то, что можно сделать сегодня?» Правильно! Не стоит. Так и я, — Ивакин поднимает бокал выше, ловит мой взгляд, имитирует чоканье: — Вита Михайловна, — торжественное обращение словно команда: встать! Поднимаюсь на неверных ногах со стула, в дрожащих пальцах сжимаю бокал, боюсь даже выдохнуть. — Однажды вы осчастливили меня, став моей женой. — Глаза не выдерживают напора солёной воды, по щекам текут «реки». — Мне повезло, как никому, — повышает голос Вадим. — Живу с той, с которой хочу жить и без которой уже не могу. Осчастливишь ли ты меня ещё раз? Венчание по приезду из Венеции…

Боже! Предложение?!. Опять!..

Кому столько счастья?

Мне…

Говорить не могу — реву навзрыд. Плевать на тушь, подводку и прочую мелочи. Вадим, даже по прошествии стольких лет удивляет как никто. Ничего не вижу — всё расплывается. Насилу беру себя в руки. Аккуратно утираю глаза. Только сейчас понимаю, что народ застывает в ожидании, смотрит на меня.

Что сказать? Не знаю…

Зачем подобные неожиданности?

Не люблю сюрпризы. К тому же такие!

— Да, — выдавливаю не своим голосом и прокашливаюсь: — Конечно, да!

Зал взрывается овациями, я на грани лишиться сознания. Вадим стремительным шагом приближается. Теряю его из вида всего на миг — ноги подкашиваются, крепкие руки поддерживают. Чуть запоздало оглядываюсь. Стас. Поспевает вовремя — не даёт упасть.

— Вит, — спешит навстречу муж. — Я так счастлив! — улыбка не сходит с его губ. Нежно целует, отрывается, внимательно рассматривая, будто не веря своим глазам. Ещё мгновение, на лице проступает волнение. Обнимает, помогает сесть: — С тобой всё хорошо? — шепчет участливо.

— Да, — глажу любимого по щеке. — У меня нет слов…

Глава 9

За легкомысленной, непринужденной болтовней; приятной живой музыкой, неназойливо задающей фон; едой, щепетильно отобранной мужем — только мои любимые блюда; постоянными поздравлениями и тостами, — вечер пролетает на удивление быстро. Несмотря на усталость, спать совсем не хочется. Шампанское, вина, водка, коньяк… спиртное течёт рекой. Закуски появляются по мере опустошения тарелок. Сколько заплачено за банкет — лучше не думать! На адреналине и эмоциях даже несколько раз выхожу танцевать с Вадимом, Александром и Костиком. Вскоре музыкантов сменяет ди-джей, и большая часть оставшихся гостей перемещается на танцплощадку. Зажигательные ритмы привносят новое дуновение в заканчивающийся вечер, перетекающий в ночь. Народ постепенно отсеивается — остаются самые стойкие. Играют первые аккорды медленной музыки, ноги точно сами по себе несут на площадку.

Сжимаю ладонь мужа, в надежде на приглашение, но Вадим только бросает на меня взгляд, мимолётно целует руку и вновь продолжает разговор с Валерием Игоревичем, нашим рекламодателем, подошедшим с поздравлением, но зависнувшим уже на битые десять минут. Оживлённо обсуждают новый рекламный ролик турагентства «Жаркий день». Не успеваю расстроиться недогадливости супруга, как раздаётся знакомый интимно-бархатный голос:

— Потанцуете со мной? — тон больше походит: возражения не принимаются — вы идёте танцевать! Испуганно поднимаю глаза — Андрей Влацлович чуть склоняет голову, всё с той же невозмутимостью и бесстрастностью: — В такой вечер невесте не пристало скучать!

Кошусь на мужа. Вадим оборачивается. Радости на лице как не бывало, в глазах вспыхивает гнев:

— Вы уверены, что Вита скучает? — вскидывает с надломом бровь.

— Жаль вы не замечаете, — стегает ледяным тоном Андрей.

— Вадим, Андрей, — строго встревает в разговор Александр тихим шепотом. — Что за мальчишеские разборки? — переводит взгляд с одного на другого. — Взрослые люди!..

— Вита сама вправе решать, танцевать или нет, — муж наглым образом спихивает ответственность за выбор на меня. Голос подрагивает, пальцы сильнее стискивают мою ладонь — вот это да, Вадим заметно нервничает. Читаю между строк: останься со мной. Но мне скучно! Я выпила, хочу веселья. Смотрю на Андрея — непрошибаемая стена. Ловлю взгляд Александра, и спасая положение, дарю лёгкий поцелуй мужу:

— Я, правда, хочу танцевать, — шепчу слезливо, — а ты занят. Такой волшебный вечер, — придаю голосу восхищения. — Хочу танцевать до упада, а тебе нельзя. Разреши?.. — надуваю губы, будто капризный ребёнок.

Вадим несколько секунд молчит, недобро смотря на Зепара. Хват слабеет:

— Конечно, — выдавливает с явной неохотой. — Помни, — целует нежно: — Тебе доверяю. Ему, как мужчине, нет.

— Ревнивец, — бормочу ему на ухо и чуть прикусываю мочку. — Потом отработаю, — многообещающе подмигиваю и встаю, приняв помощь Андрея, галантно подставившего руку.

Только пальцы касаются горячей ладони директора, сомнения вспыхивают точно свет в тёмной комнате — зря пошла. Тепло перетекает медленно — передаётся мне. По телу разливается жар. Щеки пылают. Мощь этого мужчины подавляет. Я словно ягнёнок, попавшийся беспощадному волку — беспрекословно жду участи, не в силах убежать. Вижу оскалившуюся пасть убийцы — циничную ухмылку победителя. В глазах читаю холодную расчётливость и ледяное спокойствие хищника. Чувствую запах смерти — безысходность убивает. То замираю, то нервно глотаю воздух. Знаю: проиграю любую схватку с Андреем, как и все до этого момента — он сильнее, чтобы ни делала, ни говорила. Подчинит, даже если начну огрызаться, или отбиваться. Надеюсь: не посмеет, хватит ума ретироваться. Сердце ёкает только от мысли — сейчас Зепар прижмёт к себе.

Боже! Я жажду объятий! Именно его объятий…

Совесть, разум вы где?..

Слова эхом звучат в голове, стихают, рассеиваются в пустоте. Я в ловушке, в которую сама себя загнала. Глупая идея пойти с Влацловичем. Безрассудная. Нужно держаться от Андрея подальше!

Зепар увлекает в толпу танцующих пар. Мысли испаряются — я в крепких руках директора. Обнимает едва ли, скорее, тактично поддерживает, двигаясь несложными па. Радуюсь и досадую одновременно.

— Зачем вы так с мужем? — не выдерживаю щекотливо-интимного молчания.

— Мне показалось, что вы скучаете, — буднично поясняет Андрей Влацлович с некоторой отчуждённостью, словно держит меня на небольшой дистанции. Уже расслабляюсь — слава богу, приставать не будет. Я ему неинтересна. Но Зепар точно прочитав мои мысли чуть сильнее притягивает к себе и бархатно-нежно шепчет на ухо, вызвав стадо мурашек, тотчас пробежавшихся по телу: — А в такой день — не имеете на это право.

— И ничего я не скучала, — горячо оправдываясь, вру. Неправда зудит, свербит в мозгу: — Если только самую малость, — нехотя проговариваюсь не в силах молчать. Встряхиваю головой: — Самую, самую… — утихаю на жалобной ноте.

— Я так и подумал! — бесстрастно отрезает Зепар, став отчуждённым.

— Если муж вас не знает, — смутная догадка приходит неожиданно, — где взяли приглашение? — робко поднимаю глаза на Андрея.

— Александр пригласил… — отзывается, словно утомляю разговором.

— Вы обещали, что мы не увидимся, — шикаю уже возмущенно.

— Помню, — наконец на меня смотрит Зепар. Ой, как зря — проваливаюсь в глубину тёмных болот, задаюсь ещё большим жаром. — Не думал, что настолько вам неприятен. Если бы знал, то…

— Дело не в личной симпатии, — задыхаюсь негодованием и умолкаю. А в чём же? Вопрос самой себе не нравится потому, что ответ чудовищно ужасает. Я хочу внимания этого мужчины. Добиться хоть простенького комплимента… Лишнего мимолётного взгляда, улыбки. Если не найду слов для оправдания, выдам себя с потрохами. — Между нами не задалось с первой же встречи, — нахожусь поспешно. Говорю рассудительно и внятно. — Не хочу усугублять и без того натянутые отношения, ведь нам ещё сотрудничать.

— Я как раз пытаюсь наладить контакт, — Зепар отзывается голосом, лишенным каких-либо чувств. — Причин для ругани и споров у нас нет. А если честно, — горячее дыхание опаляет макушку, а лёгкое касание губ к коже вызывает непроизвольную дрожь. — Хочу дать совет: если вам угрожают, не стоит закатывать вечеринки и зазывать малознакомых людей. Закрадывается мысль, что муж-то вас и хочет убить.

— Вы больной! — почти выплёвываю фразу, шарахаюсь. Крепкие руки насильно удерживают в стальном захвате.

— Тише, милая! Не привлекайте внимание, — огрубевает Андрей. — Если не он, тогда зачем весь этот пафос?

— Муж любит громкие мероприятия, банкеты на миллион. Если бы вы, хоть немного знали о нашей жизни, даже бы не удивились. Вадим раньше славился тем, что отмечал праздники на широкую ногу. Правда, последнее время ему нездоровится, и, признаться, до момента, пока он сегодня не сделал мне опять предложение, сама гадала, зачем такой размах, но после — все сомнения рассеялись. Вадим таков! А вы, лучше о своей невесте позаботьтесь! Кстати, — наигранно внимательно осматриваю зал: — Где же она?

— Вы меня недооцениваете, — удивительно мягко отзывается Андрей и зачаровывает ласковым взглядом. В глазах мелькает нежность. Несмотря на злость и негодование — не могу оторваться от болотной зелени. Как же красиво… насыщенная, с вкраплениями и светлых тонов, и тёмных, и жёлтых… Тону… даже не пытаясь выбраться из омута. Злость отступает, оставляя лишь тёплое чувство благодарности и радости. Влацлович не так холоден, как хочет показаться. — Знаю о вас и о вашем муже достаточно, — разъясняет вкрадчиво. — Читал дела на обоих и даже на ваших родителей. Ну да ладно! — отмахивается буднично, взгляд принимает уже знакомый циничный блеск. — Будем надеяться, что ошибаюсь! Как бы то ни было, поздравляю с помолвкой…

— Спасибо! — бормочу, изучая грудь Зепара.

Музыка заканчивается, тороплюсь избавиться от объятий — Андрей не удерживает, но до места провожает. Благодарит за танец, удаляется без лишних слов.

— Он к тебе не приставал? — интересуется Вадим, прервав разговор уже с Константином.

— Нет конечно! — качаю головой, будто муж говорит невозможную чушь. Ивакин расплывается в улыбке и отворачивается, возобновляя беседу с другом. Неспешно сажусь рядом, пригубляю шампанского — в горле сухость после танца и странного разговора. Сквозь дискотечный шум слышу едва просачивающуюся вибрацию — нарастающую музыку своего телефона. Дисплей светится.

— Слушаю, — даже не смотрю на имя звонящего.

— Всё равно убью тебя сука, и никто не спасёт, — шипит в трубке хрипловато колючий голос и тотчас раздаются быстрее гудки.

Кошусь на мужа — он сильно жестикулируя, оживлённо спорит с Костиком. Уф! Хорошо, что не замечает, ему лучше не знать! Где Александр? Оглядываюсь в поисках Никитина. Чёрт, друг спиной ко мне. Разговаривает с Андреем Влацловичем, а тот — бесчувственный чурбан! Вероятно, даже будь я единственной на планете женщиной, и выписывай сейчас вокруг него круги, на меня бы так и не обращал внимание. Стас! Оборачиваюсь к охраннику и, поймав его взгляд, чуть заметно киваю: пошли.

— Вадим, — как можно непринуждённее мурлычу, сжимая телефон в ладони уже под столом. — Я быстро. Мне нужно выйти.

— Всё нормально? — формально интересуется любимый. Снова киваю, и муж продолжает разговор с Мичуриным. Облегчённо выдыхаю, поднимаюсь. Стас уже рядом. Ни секунды немедля, берёт меня под локоть и увлекает из зала. Проходим холл, сворачиваем возле гардероба, ища уединённое место.

— Мне звонил маньяк, — эмоционально шепчу, только оказываемся в тихом коридоре рядом с туалетами — небольшой, узкий с тремя дверьми: «м», «ж» и «подсобка для персонала». Протягиваю Стасу телефон. Он нажимает кнопки, что-то читает, вновь нажимает, хмурится, что-то набирает, подставляет к уху, сбрасывает, вновь набирает… секунду ждёт:

— Михалыч, — чеканит грубовато в трубку, на этот номер только что звонили. Попробуй выяснить, кто и с какого номера, — сбрасывает звонок. Возвращает телефон мне.

Волнуюсь:

— Раньше никогда не звонил. Только письма… — успокоиться не могу, накатывает паника.

— Что сказал?

— Хм… Ну… — пытаюсь совладать с мандражом. Наконец, собираюсь и цитирую дословно.

— От меня ни на шаг, — наставляет мужчина. Никаких танцев с незнакомцами. Да и вообще, лучше вернуться домой.

— Понимаю, — мотаю головой. — Но столько гостей. Муж так старался. К тому же, — хватаюсь за последнюю зацепку, — мы в людном месте. А из уроков…

— Не хочу вас пугать, — перебивает негрубо Стас, и умолкает, пропуская парочку, вышедшую из туалета.

— Поздравляем… счастья вам, — широко улыбаются мне парень и девушка, на секунду приостанавливаясь напротив.

— Спасибо, — отзываюсь буднично, нацепив дежурную улыбку.

— Вас терроризирует не насильник или грабитель, — заканчивает Стас, только гости скрываются за углом. — У них нет намерения убить…

В горле застревает ком. Охранник прав: угрозы — не шутки. Гости пусть веселятся, а мне лучше домой:

— Хорошо, — чуть медлю. — Только приведу себя в порядок и позову мужа. Не хочу волновать. У него и так сердце больное, — добавляю, скорее для себя, чем для охранника.

Стас останавливает меня на полпути к двери в уборную. Отстраняет. Стучит — выжидает. Заглядывает, подзывает меня жестом. Вместе входим, только я чуть позади. Методично проверяет кабинки и только убеждается, что все пустые, скрывается за дверью, не забыв отдать распоряжение:

— Быстрее, — намекает на туалет. — Не стоит одной оставаться надолго.

— Поняла, — оборачиваюсь к зеркалу и упираюсь в мойку руками. Боже! Выгляжу — отвратно. Бледная, тушь размазалась, под глазами синяки. Голова раскалывается. В чехле мобильника нахожу потайную ячейку. Крошечная ампула успокоительного — заначка на всякий пожарный… Он как раз и есть. Принимаю, запиваю водой из-под крана.

Как учил Зепар? Глубокий вдох и три коротких выдоха. Повторяю несколько раз. Немного успокаиваюсь. Наспех поправляю макияж. В коридоре раздаётся волнение.

— Эй, братан, — пьяно вызывающе звучит молодой мужской голос. — Мне нужно в туалет.

— Секунду обождите, — внятно объясняет Стас.

— С чего бы это мне ждать?.. — взрывается молодой.

— Простите, — вклинивается в начинающуюся разборку ещё один мужчина, извиняющимся тоном. — Разрешите пройти.

— Тебе чего надо? — уже рычит пьяный. — В очередь, и без тебя уродов хватает!

— Мне в подсобку, — оправдываясь, блеет мужчина. — В зале бутылку разбили, лужа спиртного. Нужно срочно убраться…

Сердце чуть не выпрыгивает, нервно вздрагиваю и оборачиваюсь к двери — голос работника прерывается глухим падением чего-то весьма тяжёлого, негромкими ударами, шаркающими тихими шагами.

Шёпот…

Глазами обшариваю комнату — пути отступления или хотя бы, куда могу спрятаться. Только кабинки, даже окна на улицу нет. Не успеваю добежать до ближайшей, дверь в уборную распахивается со стуком — всё внимание приковывает чёрное дуло, направленное на меня. От испуга застываю как вкопанная. Гипнотизирую пистолет, будто в силах повлиять на стреляющего. Тёмное очертание за оружием всё никак не фокусируется.

Точно говорят: у страха глаза велики, и сейчас они смотрят на ствол… с глушителем. Замечаю ещё тень, появляется из коридора и бросается на стрелка. В воздухе чуть слышно вжикает пару раз, шею и руку жалит словно укусами змеи. От боли вскрикиваю, отступаю. Вспыхивают звёзды, темнота подступает с космической скоростью. Ноги подкашиваются. Падаю навзничь, ударяясь спиной и затылком о кафельный пол. В ушах виснет звон.

Болит всё… Открыть глаза не могу, но ускользающим сознанием улавливаю: в явно коридоре потасовка, волнение, крики, яростные глухие удары, мерзкий хруст, топот…

Разгорячённое тело лишается тепла, из меня уходит жизнь.

Лицо обжигает жаркое дыхание, горячая ладонь касается щеки, шеи, плеча руки — мычу не в состоянии шикнуть: больно.

— Не тронь! — невдалеке повизгивает с трудом отличимый голос мужа. — Из-за твоей некомпетентности её чуть не убили!

Силюсь открыть веки — удаётся ни с первой попытки. Надо мной склоняется Андрей. Серьёзен, хмур, немного… встревожен? Поджимает губы, скулы натягивают кожу, крылья носа бешено трепещут. Зепар переживает?.. Теряю мысль — Андрей подхватывает на руки, будто ничего не вешу и идёт:

— Не будь идиотом, — сурово глядит поверх меня. — Если бы не Стас, она была бы уже трупом.

— Если бы я нанял профессионалов… — голоса то пропадают, то появляются — изо всех сил пытаюсь не провалиться в небытие. Получается едва ли.

— Мне плевать на твоё мнение, — чеканит каждое слово Андрей с ледяным спокойствием. — Ко мне обратился не ты. Наниматель Вита и Александр, так что, с этой минуты её охранять буду сам.

— А что до этого мешало? — верещит Вадим.

— Присматривался…

Проваливаюсь в звенящую тишину. Выныриваю…

— …Ты что, опыты ставил: стоит помогать или нет? — беснуется муж.

Вновь проваливаюсь — меня покачивает будто по волнам. Подкатывает тошнота. Опять прихожу в себя.

— …Спорить некогда, — выхватываю реплику Зепара, — нужен врач!.. — последнее, что слышу, прежде чем неумолимо затягивает в сумрак.

Глава 10

— Не спать! — жужжит назойливый мерзкий голос. Меня несильно трясут. Морщусь и нехотя открываю глаза. Муж! Я у него на руках, голова покоится на крепком плече — Вадим поддерживает за шею так крепко, словно что-то к ней прижимает. Нас слегка качает, гудит двигатель, изредка сигналят проносящиеся мимо авто, мелькает свет — точно катаюсь на карусели. Вероятно, мы в машине. Несмотря на это муж, нет-нет, да и тормошит меня: — Любимая, спать нельзя.

Фокусируюсь с трудом — встречаюсь с взволнованным, немного безумным взглядом Вадима.

Ответить не получается — вновь мычу. В горле будто шипы и от каждого звука они вонзаются глубоко в плоть, раздирая гортань. Ивакин дрожит, неумело убирает с моего лица прядь, неловко заправляет за ухо, гладит по щеке:

— Не смей меня бросать, — нашёптывает грубо, но с мольбой. — У нас путешествие, венчание, долгая счастливая жизнь…

Толчок — машину чуть заносит, колеса явственно здороваются с ямой.

— Можно осторожнее! — взрывоопасно эмоционален Вадим, злобно уставляется на шофёра. Прижимаюсь к мужу сильнее, через силу гляжу на водителя. Андрей! Сурово смотрит на дорогу, мощные руки стискивают руль, губы так плотно сжаты в полосу, что линия подбородка точно высечена из камня.

Усталость берёт верх, крепиться не получается — веки вновь закрываются, утягивает в черноту. Лечу в пустоту, замираю в невесомости и тишине. Мне здесь даже нравится: легко, свободно, безмятежно…

— Подъём! — злобное рычание вырывает из небытия. Распахиваю глаза так резко, будто током ударяет. Меня уже несёт Андрей. — Спать будешь потом! — приказным тоном рокочет над ухом Зепар, так ни разу не взглянув на меня.

В его руках спокойно, удобно, тепло. Крепость объятий не пугает, наоборот — льну ближе и даже ощущаю незначительное улучшение. Боль притупляется, отступает. Словно чувствуя изменение во мне, Андрей усиливает объятия, но прижимает, как нечто ценное, вернее… бесценное… настолько хрупкое и требующее защиты, что ослабь хватку — могу сломаться от мощного порыва ветра, а передави — хрустну от изящности. Не успеваю развить мысль, отвлекаюсь на голос мужа:

— Кто-нибудь помогите! — Вадим недалеко. Спешит, захлебывается словами: — Моя жена! В неё стреляли… Спасите! Если нужна кровь… Хоть всю мою забирайте…

— Стоп! Стоп! Стоп! — тормозит словесный поток женщина спокойно командирским тоном. — Такие крайности не нужны! Успокойтесь, — рассуждает строго и решительно. — Вы тараторите. Мало, что понятно.

— А этот мужчина почему в крови? — раздается другой женский голос с противоположной стороны.

— В него тоже стреляли, — нервничает Вадим. — Им обоим нужна помощь… — уже бубнит обречённо, словно не видит выхода.

Волнение нагнетается, помещение заполняется множеством голосов.

— Парень, держись, — подбадривает мужчина рядом. — Три пулевых, — раздаётся ещё один мужской голос. — Одна в области сердца…Вторая… — голоса сливаются, гудят. Теряюсь в прострации, сознание опять подводит. Точно окунаюсь под воду — звуки тянутся, булькают…

— Несите её сюда! — выделяется один. Женский, встревоженный. — Кладите на каталку.

Руки Андрея подрагивают — он идёт на голос. Останавливается и бережно укладывает меня на что-то жёсткое. Чуть замешкавшись, наконец, смотрит в мои глаза. В его — читаю сожаление и переживание. Замечаю, что чёрный пиджак одет на голый торс. Куда сорочку белоснежную подевал? Мысль вновь испаряется, меня по-свойски ворочают, причиняя боль.

— Дайте посмотреть… — отпихивает Зепара миловидная женщина в белом халате, склоняется ко мне, дотошно выискивая ещё раны или повреждения.

Так и не говоря ни слова, Андрей отступает шаг за шагом, пока не скрывается из вида. Слёзы подступают, но не позволяю им пролиться — не имею на это права.

— Огнестрел в предплечье, — бормочет женщина-врач. — Пуля прошла навылет. Задеты только мягкие ткани, кости целы. Если так можно сказать, — смотрит через плечо, явственно обращаясь к мужу, тот рядом переминается с ноги на ногу, — хорошая рана. На шее, — выдерживает секундную паузу, — царапина, хоть и неприятная: длинная, широкая. Ваша жена — везунчик. Крови потеряла немного, хорошо, что раны перевязали и приложили ткань…

Далее следует вереница мигающих ламп, волнение в коридорах. Мелькают белые стены, рядом суетятся медсёстры, врачи. Руку крепко сжимают — Вадим недалёко. Губы синеватые, в глаза блестит твёрдая решимость — удерживает мою ладонь, торопливо поспевая за каталкой, на которой везут меня:

— Всё будет хорошо! — бормочет как заведённый.

***

Просыпаюсь от желания пить. Кривлюсь. В теле тяжесть, во рту сухость. На шее, будто нацеплен тугой и широкий ошейник. В палате очень светло. Голубые как летнее небо стены. Большое окно с синими жалюзи. Стол, пара стульев. На напротив койки, кресло. Вадим спит сидя. Отворачиваюсь — прикроватная тумбочка. Графин с водой и гранёный стакан. Тянусь в надежде попить, рука непослушно дрожит. В горле резь — прокашливаюсь.

— Вит, — передо мной тотчас появляется муж, словно и не спал только что. Хлопочет как сиделка. Взбивает подушку, поправляет одеяло. Услужливо наливает в стакан воды и помогает пригубить.

— Спасибо, — охрипло шепчу, откидываясь на подушку. Мне чуть лучше. Голова хоть и болит, но уже чётче понимаю, что случилось. Воспоминания накатывают, появляется стыд. Из-за меня пострадал человек. — Как Стас? — смотрю в упор на мужа. Вадим на секунду теряется. Хмурится, мотает головой:

— Жить будет, — отзывается лаконично и присаживается на край: — Лучше скажи, как ты?

Не верю своим ушам. Почему Вадим так безразличен к другим? Стас рисковал собой, разве нельзя к нему относиться с большей теплотой и вниманием? По крайней мере, как к человеку, который не дал убить любимую? Если бы не больничная койка и слабость — обязательно бы высказала своё негодование. Сейчас же… не до ругани, споров. У Вадима последнее время большая нагрузка на сердце. Не хочу усугублять дело.

— Жить буду, — выдавливаю обессилено. Стыд вгрызается глубже. Единственное, что спасает от самоуничижения за случившееся со Стасом — он не умер.

Пару раз допрашивают полицейские. Рассказываю одно и тоже, а точнее, что знаю и помню. Они составляют протоколы, заставляют перечитывать показания, расписываться. Вновь уточняют, что-то сверяют. Бумажная волокита изматывает сильнее, лечебных процедур. Разбитый телефон, подобранный в туалете Вадимом, изымают как улику для изучения. Двоих покушавшихся упекают за решетку, если так, можно сказать. Потому что они на больничных койках под охраной. Но все уверены, что нападавшие — мелкие сошки — исполнители. Кто заказчик, до сих пор, неизвестно. На допросах обвиняемые молчат, будто языки проглотили. Угрозы на них не действуют. На контакт и сотрудничество даже с подкупом, — урежем срок, — не идут.

Мне показывают их фотографии, вкратце рассказывают кто они и откуда в надежде, что мне хоть кто-то окажется знакомым. Но нет… Я их знать не знаю и в жизни не видела. Хотя, признаюсь, что это не точно, так как часть жизни не помню с рождения до семнадцати лет включительно. На меня тоже поднимают досье. Копаются в прошлом, тревожат душу, терзают сердце. Как понимаю, это у них получается лучше всего, ведь, когда стали приходить угрозы, я подавала заявление в… ещё тогда «милицию». Но мне только в лицо посмеялись:

— Вы знаете, сколько к нам обращаются с такими же проблемами? У нас руки связаны. Пока не будет реальной угрозы, ничем помочь не сможет.

Проще говоря, когда покалечат, изнасилуют, убьют — приходите, примем заявление и даже в базу внесём. А там… уж как получится. Что ж, полиция нас бережёт… пока не обращаемся или, когда уже мёртвые.

Пару раз навещаю Стаса. Парень в тяжёлом, зато стабильном состоянии. В реанимацию вход запрещён, но мне позволяют. Когда вижу Стаса в первый раз — реву. Парень будто мумия, перебинтованный с ног до головы. Долго сижу рядом, держу руку и шепчу: «…была не права… медленная словно черепаха… клянусь, ни одной тренировки не пропущу — буду заниматься, выкладываясь на все сто… лишь бы только поправлялся быстрее». Придя второй раз, застаю Стаса за обедом. Симпатичная медсестра кормит его с ложечки. Он морщится, охает, умудряясь шутить. Девушка краснеет, порой задорно смеётся, а чаще просто мило улыбается. Отлично! Лучшее лекарство — флирт. Отмечаю про себя, что Стас выглядит намного лучше. Желаю ему скорого выздоровления и ухожу — зачем мешать. Если начинает заигрывать с дамами, значит, идёт на выздоровление.

Разговаривая с полицейскими, выясняю, что их специалисты предполагают следующее. Двое преступников планировали нападение заранее. Выбрали самое неудобное место для жертвы. Коридор узкий, развернуться сложно, а обороняться ещё сложнее. Подгадывают момент, когда выхожу из банкетного зала. Возможно, звонок был рассчитан именно на такую реакцию. Уже возле уборной разыгрывают спектакль. Расстреливают охранника в упор, причём дружно. Если бы не реакция Стаса, пуля в голову, в прямом смысле слова, вынесла бы его мозг, но парень, уворачивается, и она проходит по касательной, лишь зацепив висок. Вторая же, исходя из предположенного, также не попадает в цель — проходит мимо и сердца, и лёгкого. Слава богу, а так бы финал был куда трагичней.

Стас, несмотря на ранения, мужественно держится на ногах и даже умудряется выбить у одного из нападавших пистолет, — преступник, как раз производит следующий выстрел, — он-то приходится охраннику уже в бедро. Пока обезоруживает одного, другой со спины оглушает. Дальше нападение переключается на меня. Нерешительно интересуюсь, а кто спас меня? Надеюсь услышать: ваш муж, но когда звучит ответ, затыкаюсь. Андрей Влацлович слегка перестарался, по словам полицейских. Одному из преступников ломает ноги, несколько рёбер, а второй отделывается не только сильнейшим сотрясением, но и свёрнутой челюстью.

«Видимо, поэтому и говорить отказывается…», — мысленно иронизирую.

Мичурин навещает меня пару раз — как всегда поднимает настроение непринужденными шуточками и подколами. Рыбаков заезжает на часок — чмокает, проверяет психологическое состояние ненавязчивыми вопросами и, разговорившись с лечащим врачом, покидает палату.

Аппетит просыпается. Хожу уверено. Чуть плечо ноет — в остальном отлично. Силы возвращаются, крепну на глазах. Как итог, после недельного пребывания в очередной раз подвергаюсь безжалостному осмотру врача.

— Заживает на удивление быстро, — не скрывает удивления женщина. Убирая толстые слоя бинтов и оставляя на ранах лишь небольшие пластыри. — Признаться, подобная регенерация редка. Температуры нет, жара — тоже. Слабость пройдёт, нужно только хорошо питаться. В остальном… даже не знаю, что сказать, — пожимает плечами. — Можно выписывать, а с полицией разберётесь сами. Вне больницы.

Ивакин расцветает, жмёт врачу руку:

— Спасибо, Анжелика Матвеевна.

— За выпиской зайдёте в кабинет, — обращается доктор к Вадиму. Поворачивается ко мне: — А вам — больше не подставляться под пули, — мило улыбается и выходит из палаты.

***

Сборы быстрые — муж суетится: вещи, документы, справки, выписки. Оставляет изредка и то, под бдительным оком Александра, а мне наказал, как только приведу себя в порядок, выходить.

Никитин примчался, как только разрешили посещение. Спасибо, на мозг не капает: «Я же говорил, мой ангел». Умный, понимающий. Эх! Сама всё знаю. Теперь уж точно буду осторожнее. Только сначала пора в реальность выходить, встретиться кое с кем. Поблагодарить… В животе стягивается узел, сердце болезненно сжимается, в душе томится сомнение — гаденько всё получилось. Верно подметила, когда танцевала с Зепаром: «У нас с первой встречи не задалось знакомство». С другой стороны, а нужно ли видеться? Ни разу не навестил за неделю. Волновался бы — приехал. Он из мужчин, получающих желаемое, во что бы то ни было. Чёрт! А с чего взяла, что желает? У него невеста. Я не свободна, причём ещё как не свободна! Собираюсь венчаться! К тому же между нами полное непонимание. Мы настолько разные, что нет слов. Как огонь и лёд, чёрное и белое, зло и добро, Ад и Рай, демон и ангел…

Усмехаюсь глупой мысли. Интересно, а кто из нас больше походит на ангела-то?

Ловлю взгляд Александра, устроившегося в кресле:

— Хорошо, что улыбаешься, — смягчается хмурое лицо Никитина.

Силюсь игнорировать уплотняющееся серебристое свечение-ауру вокруг друга. О, боже. Пора домой, к лекарствам!

— Оживаешь, — улыбается друг. — К жизни возвращаешься! Надеюсь, урок получила, ангел мой, и теперь будешь прислушиваться…

Ну вот, недолгой была радость. Подхожу и чмокаю Александра в лоб:

— Ещё какой! Прости, — протягиваю здоровую руку и помогаю встать: — Обещаю впредь слушаться беспрекословно. Скажешь «прыгать» — сигану. Посоветуешь «упасть» — тотчас рухну. Скомандуешь «бежать» — втоплю с такой скоростью, что только пятки сверкать будут…

— Зря смеёшься, — укоризненно качает головой Александр и слегка обнимает: — Не образумишься — можешь умереть, и даже телохранители не спасут.

— М-да, — перестаю улыбаться и морщусь: — Особенно если учесть, что мой-то уже в больнице и когда выйдет неизвестно. Не думаю, что Зепар ещё хоть кого-то выделит. Помнится, говорил: каждый на вес золота!

— Это да! Но насчёт охраны я больше не волнуюсь, — Никитин берёт меня под локоть и ведёт к двери.

— Правда? — вскидываю брови. — Обратился в другое агентство и дали «добро»?

— Нет, мой ангел, теперь с тобой будет лучший телохранитель из известных мне. А я в этом кругу давно верчусь, поверь.

Ещё бы не верить?!. Александр Петрович славится как раз своими связями. Помогает одним находить других. Сводит, знакомит, разводит…

Смутная догадка не успевает до конца оформиться в ужасающие предположение, как теряю дар речи — на выходе нас поджидает Андрей Влацлович. Тёмно-коричневая кожаная куртка небрежно распахнута. Джемпер кофейного цвета с v-образным вырезом подчеркивает мощь широченной груди. Джинсы с заниженной талией удерживаются широким ремнём. Спортивные туфли начищены до блеска.

Хорошо только одно — рядом нет Вадима, и он не видит невразумительной ситуации, ведь с минуту висит молчание. Глубокое, задумчивое, томительное. Оно говорит лишком много, но каждому своё. О чём думает Андрей — ума не приложу, да и неважно. Чёрт! Я счастлива его видеть! Обязана оправдаться! Хочу загладить вину!.. Извиниться, покаяться…

— Рад, что быстро поправились! — первым нарушает безмолвие Зепар, но на лице ни капли радости. Всё та же, — уже начинающая раздражать, — невозмутимость.

— Спасибо, — бормочу, отводя взгляд. — Хочу сказать… — выдыхаю нервно.

— Не стоит, — прерывает ледяным тоном Андрей и распоряжается резким кивком на выход: — Пора! Ваш муж нас ждёт внизу с вещами.

Замираю на секунду, лицо задаётся жаром, как от пощечины, но делать нечего, плетусь под строгим конвоем, словно побитая. Хотя почему «как» и «словно»? Морально только что получаю затрещину. Настроение на нуле, а шаг в сторону или слово надзирателям наперекор — и трепки не миновать. Грозные Зепар и Никитин больше сюсюкаться не будут. Это дают ясно понять.

Вадим поджидает на выходе с дорожной сумкой в руках. Игнорирует Андрея и улыбается мне:

— Всё нормально? — интересуется участливо. Обнимает, целует. Вокруг мужа начинает сгущаться зеленоватая дымка. Смаргиваю, непринуждённым жестом выискиваю в глазу несуществующую соринку. Проделка спасает, галлюцинация испаряется — радуюсь внутри, не позволяя отразиться эмоциям на лице. Равнодушно киваю:

— Да, — мы идём прочь из больницы.

Глава 11

— Вит, — муж сжимает мою ладонь чуть крепче. Мы в джипе, едем домой. Никитин рядом с Зепаром, ловко крутящим руль. Машина двигается плавно, практически не останавливается. — Я насчёт поездки и венчания… — утихает нерешительный голос мужа.

— Я чувствую себя хорошо, — через силу улыбаюсь: — Только слово, и я во все штыки.

— Может… — Вадим хмурится, заминается, — лучше немного подождать? Месяц, два, а потом…

— Так долго?!. Если мои конвоиры разрешат, — неопределенно мотаю головой на Никитина и Зепара, — то готова хоть сегодня. Врач сказала, что царапины уже почти зажили… — умолкаю. Ловлю в зеркале заднего вида убийственный взгляд Андрея и пристыжено отвожу глаза. Александр оборачивается:

— Вит, такая поспешность ни к чему, — наставляет по-отцовски. — Поездку лучше отменить, а венчание отложи хотя бы… до конца следующей недели, осталось-то совсем ничего. Царапины пусть до конца заживут.

Боже! Неужели мне теперь придётся по каждому шагу консультироваться с другими? Не привыкла отчитываться, а решения принимаю с молодости сама. Да, возможно, не самые верные, но зато учусь на своих ошибках.

Брр… опять лезет высокомерность и заносчивость! Эти люди меня спасают. Всегда!.. Робко кошусь на мужа:

— Ты тоже так считаешь?

— Разумно, хотя готов и дольше ждать! — с видимым неудовольствием соглашается Вадим.

— Отлично, — прижимаюсь к мужу. — Значит, решено!

Ивакин немного неуклюже глади меня по голове:

— Ни о чём не волнуйся, я обо всём позабочусь…

Никитин вручает новый сотовый — симпатичный белый айфон. Номер, естественно сменил, но умудрился договориться с полицейскими — переписал все телефоны с моего бывшего и закачал в этот.

Вспомнив о директорских обязанностях, звоню в офис. Раздаю указания: что делать, к чему стремиться и клятвенно грожу заявиться с проверкой.

Александра отвозим домой, — всё равно по дороге, — обещает звонить, а мы отправляемся дальше. Вадим сопит, недобро поглядывает на Андрея, а Зепар, в свою очередь, непринужденно ведёт авто, будто ничего не замечая.

Очень нехорошая ситуация, мужчины явственно недолюбливают друг друга. Это плохо. Нет, не в смысле, что я за мир во всем мире — у каждого свои «тараканы» и никто не обязан насилу переносить других. Просто, когда люди идут в одном направлении, у них общие цели — не дать меня в обиду, недопонимание, склоки — сильная помеха. Нам всем нужно сесть и поговорить. Конечно, не сейчас. Машина не самое подходящее место.

Прикрываю глаза и погружаюсь в дрёму — немного отдыха придаст сил. Авто гудит, тишина в салоне умиротворяет. Просыпаюсь от несильного толчка:

— Вит, мы приехали, — шепчет на ухо муж.

Сонно оглядываюсь — машина у подъезда нашего дома. На улице уже ждёт Андрей. Муж протягивает руку и помогает выбраться из авто. Идём к подъезду. Зепар рядом, на меня не смотрит. Вот только… Нет большего разочарования для женщины, чем невнимание мужчины, которого она намеренно игнорирует. Чёрт! Меня неприятно задевает такая холодность. Хоть чуточку бы теплоты в словах, понимания во взгляде. Эх… Слишком много хочу. От обиды вот-вот расплачусь, но беру себя в руки. Прослезись сейчас перед Вадимом — ввек не оправдаюсь, и даже расшатанные нервы с усталостью как оправдание не сойдут.

Андрей несёт мою сумку и огромный саквояж, которого раньше не видела. Выглядит угрожающе… и очень по-деловому. Входим в подъезд, поднимаемся на лифте. Клаустрофобией не страдаю, но в просторной кабинке грузового, почему-то тесно, словно не втроём, а вдесятером едем, причём перевозим массивный рояль. Старательно не смотрю на Зепара, но как его не видеть?.. Бесстыжее сердце бьётся в диком, прерывистом ритме. Усмирить не получается и даже дыхательное упражнение не спасает. Еле сдерживаюсь, чтобы не вытолкать поскорее мужа, как только кабинка останавливается на нашем этаже. Вадим открывает двери, обнимает меня за плечи и сопровождает в квартиру. Андрей следует за нами. Кожей ощущаю пристальный взгляд: ощупывающий, изучающий, цепкий, морозный… осуждающий. Волнуюсь, но изо всех сил скрываю чувства — крепче прижимаюсь к Вадиму.

— От кухни вторая комната уже приготовлена для тебя, — бросает через плечо Ивакин Зепару. — Надеюсь, будет удобно. Там постель, шкаф, телевизор. На кухне полный холодильник. Если что-то надо, говори. Закажем — привезут на дом.

С абсолютным равнодушием выслушав, Влацлович оставляет мою сумку в коридоре и скрывается в приготовленной для него комнате.

***

Весь день лежу на постели. Любая прихоть исполняется тотчас. Вадим суетится пуще прежнего. Если и оставляет, то ненадолго — приготовить покушать, убраться.

Вскоре узнаю, что в саквояже Андрея. Директор, под чутким взором мужа по дому устраивает камеры, тепловые датчики слежения, в телефоны определяет жучки. Долго спорит с Вадимом насчёт камеры в спальне — муж неумолим: никакой слежки в «интим» зоне. Согласна на все сто! Телефонный маньяк и наша с мужем постель — никакой связи! Бред! Ещё чего не хватает…

Вечер проходит тихо. Давненько не валялась без дела столько времени. Вадим даже компьютер забирает, а только хватаюсь за телефон проверить почту, тотчас забирает и грозит пальцем:

— Сегодня отдых! Никакой работы!..

Чёрт! Как бы атрофия мозга не случилась от бестолкового просмотра ТВ.

Однажды везёт. Когда муж скрывается из виду, успеваю проверить смс-ки, переписаться с сотрудниками, с Оксаной и Милой. Славка находит ещё одного сильного не то колдуна, не то экстрасенса. Нужно бы с ним встретиться. Пообщаться. Только воспоминания о последней встрече заставляют поёжиться. Брр…

Торопливо отправляю сообщение: «Мила договорись с «новеньким». Телефон у Славика». Заслышав шаги, наспех кладу сотовый на прикроватную тумбу и с невозмутимым видом уставляюсь в экран. Как раз вовремя — Вадим тут как тут.

Ночью сплю плохо. Ворочаюсь, мерещатся всякие странности. Тени подступают, шорохи пугают, скрип вводит в оцепенение. Хорошо Вадим рядом. Когда леденеет кровь от ужаса, ощущение тепла придаёт спокойствия. Прижимаюсь к мужу и чуть согревшись, вновь проваливаюсь в неспокойный сон.

— От-да-й, — протяжно шелестит злобный мужской голос, знакомый до трясучки.

В полном мраке испуганно жмусь спиной к стене. Дико озираюсь.

— Кто здесь? — дрожу от ужаса.

— Верни! — ожесточается тон мужчины, прорезая повисшую тишину.

Нервно вздрагиваю. Смутная догадка холодит и без того стывшую кровь: ведьмак из Москвы? Его голос…

— Где тайник? — из темноты выныривает маньяк из прошлого и хватает меня за горло. Просыпаюсь, жадно глотая воздух и судорожно удерживая собственную шею.

— Солнышко… — сонно-взволновано шепчет муж и приподнимается на локтях. — Что случилось?

— Всё нормально, — как можно непринужденней бормочу, прижимаясь к Вадиму крепче. — Плохой сон и только.

С утра встаю, будто всю ночь разгружала вагоны, но умываюсь и завтракаю быстро. Уж лучше работать, чем дома хандрить. Перед глазами постоянно маячит сон. Интересно, подсознательно проецирую маньяка из прошлого на чокнутого ведьмака или так и есть? Голос похож, внешность… Сложно сказать. Когда преступник напал у меня дома двенадцать лет назад, была так напугана, что покажи мне кто-нибудь своё отражение — и себя бы не узнала. Честно отвечала милиции: внешность — непримечательная… Глаза… нос… губы… Ни цвета, ни размера, ни отличительных примет. Помню только острое ощущение ужаса пред мощью свирепого человека. Он подавлял даже не силой рук, а… энергией, злостью, грубым напором. Леденящее чувство страха засело глубоко. Непередаваемое, жуткое… Очень похожее на то, что испытала в Москве, когда напал и угрожал ведьмак.

— Может, дома останешься? — вырывает из раздумий вкрадчивый голос Вадима: — Куда тебе в таком состоянии?

Неспешно кручу полупустую чашку с чаем. Перспектива сидения дома — ужасает, особенно зная, что где-то рядом притаившийся Зепар. Что хуже — «крошечная» четырехкомнатная квартирка в сто шестьдесят квадратов, в которой часто сталкиваюсь с Влацловичем или офис, где уйма дел и спасительный личный кабинетище в двадцать квадратов? Ответ настолько очевиден и однозначен, что даже неудобно за неуместный вопрос мужа. Конечно, на работу!

Не успеваю озвучить. Вадим ищет поддержку у Зепара — Андрей в эту секунду, точно специально подгадывает момент и невозмутимо, вернее, с ленцой сытого кота, выходит из ванной:

— Ты хоть ей скажи! Она к тебе прислушивается.

Андрей замирает в дверном проёме. Волосы по-домашнему небрежно, но так мило растрепаны, что на миг теряюсь. Чёрная футболка до неприличия ярко подчёркивает мощь плеч. Джинсы крепость и стать ног. О! Он босиком. Впервые не морщусь брезгливо, видя мужские голые стопы. Мужа всегда отчитывала: либо носки, либо тапочки. Зачем следы на полу оставлять? Признаться, больше не переношу запаха. Отвратный аромат несвежести вызывает тошноту. Вадиму покупаю лечебные крема, в обувь вставляю специальные стельки и заставляю мыть ноги каждый день, а порой и дважды. Запах истребили — мои старания не были напрасными, — но привычка не ходить босиком осталась.

Забываю, что надо дышать — легкие скручивает, сердце, сжавшись до размера горошины, будто замедляет бег. Чай застревает поперёк горла, чашка в руках жалобно скрипит.

— Сидеть дома — тоже не вариант, — сухо рассуждает Андрей. — Это покажет вашу слабость. Покушающийся не должен видеть страха. Жизнь продолжается.

— М-да, — муж чуть мешкая, хмурится. — Ты прав!

В полном замешательстве перевожу недоуменный взгляд с Вадима на Андрея. Слов не нахожу — мужчины не ругаются?.. Что случилось за то время, что спала?.. Перемирие? Так это же здорово!

Но ощущение тревоги не покидает. Ставлю чашку на блюдце:

— Тогда я на работу! — наигранно широко улыбаюсь — ура, в любимой обстановке время будет лететь быстрее, о неприятностях, возможно, и не вспомню. Но встать не успеваю.

— Проходи, — жестом приглашает муж Зепара. — Пока Вита дома, нужно обговорить график.

Андрей после некоторой заминки ступает на кухню и, сложив руки на груди, подпирает ближайшую к выходу стену.

— Какой график? — вскидываю брови и смотрю на Вадима в упор.

— Твоей охраны и сопровождения, — поясняет терпеливо муж. — Солнышко, ты пойми, Андрей тоже занятой человек. Он и так из-за нас своё время перекраивает. Работу откладывает. Невесту одну оставил. Я даже не подозревал, что они с Александром такое расследование затеяли! — восхищается Вадим.

Недоумеваю ещё больше. О чём он говорит? Растерянно изучаю то одного, то другого мужчину. Ивакин распинается:

— Стыдно стало, когда узнал, что Зепар лучшие кадры отдал на подмогу Никитину. Работа вертится. Трясут свои связи, даже компьютерщиков-хакеров крутых нашли. Самому Андрею пришлось к нам переехать, а свои директорские обязанности на заместителя оставить.

Кошусь на Влацловича — его брови сурово съезжаются на переносице, желваки натягивают кожу, ходят вверх-вниз, губы поджаты. Он недоволен?.. Чем? Что муж рассказывает или тем, что пришлось стольким пожертвовать? Кхм, действительно, а зачем столько жертв? Не просила… Я ему никто. Брр… А с чего взяла, что он делает это для меня? Никитин в первую встречу про долг говорил. Видимо, сильно за яйца держит, раз Андрей не смог отказаться. М-да. Видимо, так!..

Бредни о его симпатии ко мне, которые нелепо накрутила в голове и мечтах, откидываю прочь. Не верю! Просто пожалел, как… любого бы на моём месте.

— Я так понимаю, вы уже обсудили проблемы и теперь между вами мир и согласие? — вновь изучаю то одного, то второго. Муж улыбается:

— Да. Решили все вопросы, — поднимает обе ладони в жест «нет проблем»: — больше придираться не стану.

— Прекрасно! — радуюсь напоказ, на самом деле внутри всё напрягается. Как-то уж больно всё хорошо складывается, но лучше не копаться. Отрою, чёрт знает что, а оно напугает ещё больше. — Я вас слушаю, — покорно склоняю голову. — Что предлагаете?

— Андрей пока будет жить у нас, — рассуждает буднично муж. — Чтобы туда-сюда не кататься или под окнами в машине не спать. Всё необходимое уже привёз. Укрыться от зоркого ока Александра не удастся, — цокает обреченно, — поэтому, Никитин нас будет навещать. Проверит твою сохранность, — подмигивает мне задорно, — и опять в засаду… Шучу, — отмахивается и грустнеет, — он пытается поднять любые связи, чтобы добраться до заказчика. Очень надеюсь, что удастся, — умолкает на секунду. — Андрей будет с тобой всегда, куда бы ни пошла, чем бы ни занималась, с кем бы ни встречалась.

— Я это уже поняла из разговора с Александром, — киваю недовольно. — Но мне через четыре дня нужно в Выборг. Мила договорилась о встрече с экстрасенсом…

— Когда успела? — широко распахивает глаза муж.

— Вчера, когда ты готовил, — оправдываясь, мямлю. — Пришла смс-ка от Славы, я ответила, — ожидая эмоциональной бури, опускаю взгляд, закусываю губу.

— Нет слов! — заводится Вадим. С минуту висит гробовое молчание, только слышу яростное сопение мужа. — А если с тобой опять что-то случится?..

Боже! Он прав. О чём думаю? В прошлый раз еле унесла ноги от колдуна… Стоп! О нём-то никому не говорила! Забыла! Кто его знает, может, псих каким-то образом замешан. Хочу уберечь Вадима от волнений, или не хочу — пора сознаться. К тому же сон до сих пор покоя не даёт.

— Я, кое-что вспомнила, — перебираю ложкой остатки чая. — Не уверена, что важно, но…

— Ви-и-ит, — тянет муж с вибрирующим нарастанием.

— Когда была в Москве, попала в неприятнейшую ситуацию, — испуганно смотрю то на хмурого Вадима, то на прищурившегося Андрея. — Другую, — поясняю Влацловицу, поняв его немой вопрос. — Ездила на встречу с колдуном. Проверить, посмотреть… — осекаюсь на миг. — Как обычно. Только колдун чокнутым оказался. Бросился на меня…

— Что значит, бросился? — недоумевает Ивакин.

Кратко рассказываю, как помню и что…

— Говорил какие-то ужасы, — жутко растерявшись, встряхиваю головой. — Убивать нельзя… Что-то про силу… — дословно не цитирую, хаотично урываю суть. — А потом кричит вообще бред: Мы до тебя доберёмся… А ещё… Ведьмак знакомым показался, — стыдливо пожимаю плечами.

— И ты его знаешь? — в ожидании уставляется муж.

— Не уверена, но… голос как у маньяка, от которого ты меня когда-то спас, — робко утихаю.

— Вит, ты в своём уме? — Вадим вскакивает, хватается за волосы. Взъерошивает: — Как такое забыть?.. Не рассказать?..

От стыда опускаю глаза:

— Волновалась за тебя, — бормочу, едва не ревя.

— Глупая, — садится рядом на корточки муж, ловит мой взгляд: — Поклянись, что больше такого не скроешь!

— Клянусь, — поджимаю губы, тяжело вздыхаю.

Ивакин чмокает меня в висок, возвращается на своё место — напротив.

— Нужно разузнать о ведьмаке больше. Витка даст адрес, телефон. У тебя есть там знакомые? — озадачивает Зепара.

— Конечно, — отстраненно бубнит Андрей, почему-то мрачнее обычного.

— Вот и отлично. Пусть займутся маньяком-колдуном. А насчёт поездки, — Вадим снова обращается ко мне, — за тебя поеду сам, — задумывается и пальцами стучит по столу: — Только дай документы и сведения для изучения, чтобы я полным невеждой не выглядел. А ты в городе будь, офис контролируй. Жди новостей от Александра. Андрей, — Вадим резко поворачивает к Зепару, — ты уже решил свои дела?

— Да, — отзывает Влацлович, без единой эмоции в голосе. — Пару вопросов осталось. Их раскидаю на месте, когда с Витой продолжим тренировки.

— Может, лучше повременить? — хмурится Вадим. — Раны ещё не зажили…

— Чем быстрее она усвоит уроки самообороны, тем больше шанса на спасение, — чеканит Андрей и одаривает меня таким взглядом, что тотчас забываю о неприятной тягучей боли в шее, руке и голове. Если бы ещё отдал команду: упасть и отжаться — выполнила бы без промедления.

Следом за повиновением приходит негодование, затем возмущение — еле сдерживаюсь от язвительности… и волной накрывает едкий стыд. Опять забываю из-за кого все проблемы. Не Зепару нужно со мной нянчиться — я нуждаюсь в спасении.

— Андрей прав, — нехотя соглашаюсь, не смотря на директора. Чувствую: пристально изучает. Так неудобно, что даже высыпает гусиная кожа. — Уверена, — сглатываю пересохшим горлом, — Зепар составит тренировочный план исходя из моих ранений.

Осмеливаюсь глянуть на Влацловича. По беспристрастному лицу не понять, угадываю с ответом или нет. Доволен, безразличен. Эх…

Вадим торопливо встаёт:

— Отлично! Если считаешь нужным и приемлемым — дело твоё. Значит, ты на работу? — смотрит в упор.

— Да, — убираю чашку в мойку, включаю воду, намереваясь помыть.

— Оставь, — кивает муж. — Я сам, а тебя Андрей отвезёт. В обед увидимся, а мне ещё с Александром встретиться, да свои рабочие проблемы решить. Венчание на носу… — протягивает довольно и подмигивает. Замираю на миг. Руки предательски дрожат. Выключаю кран:

— А что делать с машиной? Я Серёжку вызвала. Думала, он нас довезёт…

— Замечательно! — муж встает: — Вы с Андреем на его джипе, а меня Серёга будет возить.

Боже! Как у Вадима всё легко и просто! Будто подменили. Ещё недавно умирающий, больной, а сейчас — бодрый, предприимчивый. Чёрт! На него-то за что въедаюсь? Он раньше таким же оптимистом и был. Только с болезнью утихомирился. Раз ему лучше, лекарства помогают — замечательно. Пусть, как и раньше, будет двигателем жизни! С видимой легкостью прижимаюсь к Ивакину и чмокаю в губы:

— Ты мой герой. Спасибо!

Глава 12

— Витуль, а где твой телефон? — муж стремительно выходит из своей любимой комнаты, вертя мобильник в руке. Ловит так сказать, когда мы с Зепаром уже в коридоре. — У меня деньги закончились, а пополнить не получается — сеть висит… — кривит лицо.

Выуживаю белоснежный айфон из сумочки и протягиваю:

— Только быстрее…

Ивакин целует в щеку:

— Пара звонков, и я верну. Спешно скрывается из виду, пиликая кнопками.

От неловкости смущаюсь. Кожей ощущаю внимательный взгляд Зепара. Огонёк зарождается в затылке, перетекает раскаленной лавой по позвоночнику, испепеляющими дорожками перетекает на живот и наполняет тело нестерпимым жаром. Коридор на шесть квартир сужается до размера узкой кабинки лифта. Нетерпеливо переступаю с ноги на ногу, уже готова крикнуть мужу, как он очень вовремя появляется на пороге:

— Ты моя спасительница! — бегло чмокает в губы. — До встречи! — поддевает мой нос пальцем. Пристыжено отвожу глаза. Кто кого спасает?!. Ещё тот вопрос.

***

На работу едем в полном молчании. Андрей на меня не смотрит… по крайне мере, ни разу не ловлю. Пока поднимаемся и проходим по коридорам агентства, натянуто улыбаюсь всем попадающимся сотрудникам:

— Спасибо, всё отлично!.. Ерунда, царапины!..

Стандартные ответы, на не менее предсказуемые реплики. В кабинете не могу сосредоточиться, пока Зепар ставит обзорную камеру и прослушку в стационарный телефон. На секунду расслабляюсь, когда выходит, но тотчас вновь напрягаюсь. Мила кокетливо щебечет. Суетится: чай, кофе предлагает. Андрей редко, сухо, но отвечает. Секретарша хихикает — я задаюсь неоправданным гневом. Злость так и клокочет.

— Мила, — распоряжаюсь в селектор. — Ко мне зайди!

Секунда — и секретарша в кабинете:

— Да, Вита Михайловна, — насторожено мнётся возле двери хрупкая брюнетка с короткой стрижкой под мальчика. Она придаёт внешности девушки ещё большую изюминку. Тонкие дуги бровей, серые, будто пасмурное небо глаза, аристократический нос и губы с очаровательными приподнятыми уголками — миловидности. Чёрная юбка-карандаш чуть выше колена, кремовая блуза с рукавом в три четверти — подчёркивают миниатюрность. Верхние пуговки расстегнуты, открывая на обозрение ложбинку меж небольших грудей, где покачивается кулон со скорпионом — знаком зодиака Милы. Высокие каблуки визуально делают стройные ноги сотрудницы до омерзения тонкими и длинными, будто тростниковые палочки.

Эх, мода на тощих…

— Сходи к Бойко, возьми документы по Выборгскому экстрасенсу.

— Я вам их дала с утра, — недоумевает секретарша. Испуг на лице сменяется растерянностью: — Как только вы зашли, вручила папку. Так вот же она, — Мила неуверенно подходит к столу и из середины стопки документов с краю, выуживает красную папку.

— Спасибо, — хмурюсь, собираясь мыслями — куда бы девушку отправить ещё? Чёрт! Придраться не к чему. Мила — компетентная работница, специализированный делопроизводитель. У неё работа в руках горит. Такой исполнительнице позавидует любой начальник. Давненько подумывала об её повышении. Зла не хватает, причём на себя! Не она хороший сотрудник, я — плохой начальник. Что за директор, если не знает, как урезать зарплату подчинённого, не видит недочётов, долго не придирается, не находит, чем нагрузить ещё сотрудника? Эх, пора на курсы стервозности записаться!

— Можешь идти… — надменно киваю, деланно изучая документы.

Только дверь закрывается, чуть слышно, но протяжно выдыхаю, поднимаю голову — я одна. В приёмной опять раздаются голоса: Милин — заигрывающий и Андрея — слегка прохладный.

До обеда не знаю, куда себя деть. Из рук всё падает, кому не позвоню — все заняты. Реклама на новые туры ещё не готова — сроки сдвинуты. Тихо ругаюсь, утыкаюсь головой в ладони — мне нужен отдых, покой и полная уединённость… Чёрт! Почему же так больно! На сердце… на душе…

***

Часто ловлю себя на том, что прислушиваюсь. Замираю, надеясь хоть на мимолётный приход Зепара, но зря. Андрей ни разу не заглядывает.

— Вит, — протягивает в трубку муж. Время уже к обеду, мы договаривались встретиться. Признаться, еле дождалась. — Не могу заехать, дел — выше крыши.

Чуть не скулю в трубку. Настроение окончательно падает:

— Конечно, — придаю ответу нотки понимания. — До встречи, дома!

Сбрасываю вызов и несколько секунд гипнотизирую трубку. Вот что значит «чёрная полоса, серая»… Из грустных мыслей вырывает уверенный стук в дверь:

— Нам пора на перевязку! — Андрей не дожидаясь приглашения, заходит и кивает на выход.

Ой! Совсем забыла.

— Конечно, — растерянно мотаю головой. — Только вещи возьму.

Телефон бросаю в сумочку, которую даже со стола не убрала. Снимаю плащ с крючка, коряво пытаюсь надеть и застываю перед зеркалом — больная рука так высоко не поднимается. Чуть не плачу от расстройства, но слёзы высыхают, прежде чем успевают пролиться — позади возвышается Андрей. В зеркало не смотрит. С ледяным безразличием забирает плащ. Невозмутимо, но галантно помогает надеть.

— Спасибо, — лепечу тихо, вновь замечая, что забываю дышать.

Андрей дежурно кивает и жестом указывает на дверь.

Перевязка быстрая. Медсестра обходительная, вежливая. Проворно справляется с бинтами, а от её прикосновений даже слегка приободряюсь. Немного портит впечатление вновь появившаяся галлюцинация… Светлая дымка, расплывающаяся вокруг женщины. Дело спасает лекарство — хорошо, что оно всегда при мне.

Врач снова поражается моим генам — так не заживает даже на собаке. На шее — еле заметная царапка, на предплечье — небольшая ранка, покрытая корочкой. Чтобы больше не приезжать в больницу, инструктирует, как делать перевязку в домашних условиях, но когда Андрей убеждает, что справится, Анжелика Матвеевна совсем расплывается в улыбке.

Ненавижу её! Боже! С чего?.. Милая дама, отличный специалист! Меня подняла на ноги в короткое время. Денег не вымогает.

Ух… Правда ужасает. Я ревную даже к пожилой врачихе?! Да, чёрт возьми! Потому что не могу понять: почему все женщины тают, когда видят циничного, холодного и неразговорчивого Андрея. Что в нём находят? Впрочем, вопрос на миллион и для меня…

— Когда начнём тренировки? — не выдерживаю и нарушаю уже двухчасовое молчание. Мы едем, и ведь не знаю куда.

— Появилось желание заниматься? — наконец вознаграждает меня взглядом Андрей, правда, через зеркало. Моё место на заднем сидении даже не обсуждается. Зепар открывает дверь, и я беспрекословно сажусь.

— Не хочу домой, а на работе места не нахожу, — признаюсь, отворачиваясь к окну. Самой тошно от собственного поведения, мыслей и разговора. — Если ты… — осекаюсь, чуть трясу головой, — то есть, вы…

— Ты! — отрезает Андрей и секунду висит гробовое безмолвие.

— Ты, — соглашаюсь, переводя дух, — не будешь слишком переусердствовать… Дашь облегчённую программу, несильные удары, шлепки… То есть… — опять мешкаю, подбирая верные слова, — пощечины.

— Это ты о тренировке ролевых игр для мужа сейчас говоришь? — огорошивает вульгарностью Андрей.

— Какая гнусность! — выдыхаю, негодуя.

— Почему же? Бывает очень мило. Разбавляет обыденный интимный процесс. Перчинка не мешает. О! — опять ловлю взгляд через зеркало. Циничная ухмылка касается губ Зепара. — Да ты вся покраснела! Неужели Вадим не просил игр пожестче? Мне показалось, что он из тех, кто любит горячее.

Откидываюсь на спинку, вновь отворачиваюсь к окну — щёки предательски горят.

— Даже слышать подобное не хочу! — зло цежу сквозь зубы, но перед глазами давнишний эпизод из жизни. Мне хотелось ласки… неправда, простого секса и того бы вполне хватило, — а Вадим был занят — уже часа три перед компьютером высиживал. Крутилась возле, мечтая, что, наконец, обратит внимание. Муж тогда впервые вспылил:

— Вит, не мешай. Важный отчёт о туре.

Боже! Я так разгневалась — не виделись почти месяц. Приехал и даже не смотрит, а я для него купила подарок… себе… Так многие женщины поступают — читала в инете. В секс-шопе… эротическое белье. Ткани мало, тела много — разврат обеспечен. Мечтала, что Вадим оценит…

Вышла из себя и швырнула в него ближайший увесистый глянцевый журнал о путешествиях. Ивакин, схватился за голову, вскочил:

— Совсем из ума выжила? — подскочил и тряхнул за плечи, но я уже не владела собой. Влепила звонкую пощечину. С минуту Вадим меня изучал, а потом как… набросился. Платье, нижнее белье — летели клочьями. Не оценил, но секс предстоял долгий и незабываемый. Я ведь тоже не хотела сдаваться — отбивалась, что было сил. Грубовато, местами кроваво для Вадима — потом царапины на спине мужа лечила неделю, — но в итоге любимый обратил на меня внимание. Хотя, это был единственный раз… настолько горячий и ролевой. После — стыдилась, а муж не настаивал.

А может, стоило?

Ладно, плевать! Уж кому-кому, а Зепару в мои интимные отношения не стоит совать нос.

— Тему закрываем. Не твоего ума дело! — отрезаю и больше не горю ни слова.

***

— Что-нибудь узнал о ведьмаке из Москвы? — муж вечером на кухне-столовой нас уже ждёт за сервированным столом и приготовленным ужином.

Мы неспешно поглощаем зразы с картофелем и лёгким салатом из помидоров, огурцов, капусты. Вадим удивительно вкусно готовит даже самые обыкновенные блюда, а умение их преподнести вызывает только восторг. Видимо, потому что я далека от готовки и сервировки… Не моё. С Вадимом в этом везёт — никогда не упрекнёт: дома нечего кушать. Либо заказывает, либо сам готовит.

Зепар прожевав, неопределенно кивает:

— Нашли, да не совсем…

— То есть? — Ивакин откладывает вилку и пригубляет воды.

— Квартира пуста, но в одной из комнат — пол и стены в крови… Свидетели в голос утверждают, что ни каких разборок, драк не слышали.

— Его убили? — осторожничая, кривится муж.

— Я этого не говорил, — отрезает Зепар, холодно смотря на Вадима.

— Но кровь…

— Тела не найдено, — обрывает Андрей и как ни в чём не бывало продолжает ужин.

На том и умолкаем. Только обстановка словно накаливается. Нерешительно поглядываю то на одного, то на второго. Мужчины договорились о перемирии, но дружбы между ними быть не может. Не-е-е-ет, не может…

Два дня летят как под копирку: дом — работа — дом. Все знакомые, точно получили массовую рассылку: «Виту не беспокоить!» И даже если кому звоню, оказываются по уши в делах. Оксана регулярно присылает либо факсом, либо почтой небольшие отчёты.

Просматриваю… И даже немного повышается настроение. Отлично! Офис раскручивает.

На третий день, уже готова молить хоть о каком-нибудь разнообразии и тут звонок от мужа:

— Солнышко, я еду в Выбор.

Тихий ужас! Любимая работа и той не могу заниматься в полной мере. Прикована к одному месту — шагу в сторону ступить нельзя! Будь он проклят… маньяк…

— Да, конечно, — прикусываю губу. Как же мне хочется с Вадимом.

— Буду к вечеру. Жди, — чмокает в трубку, и раздаются быстрые сигналы.

Вот и поговорили!.. Уже битый час невидящим взором смотрю на экран монитора — создаю видимость занятости. Просматриваю архивы о местах и людях, связанных с паранормальным. Глядишь, чего нового-старого найду. Пестрящая реклама так и рябит в глазах. Закрываю одну, вторую ссылку… замираю. Фотка Андрея.

Читаю: «Зепар Андрей Влацлович — один из самых желанных холостяков Питера вновь меняет невесту». Порываюсь закрыть, но почему-то открываю статью: «По случаю дня рождения очередной герл-френд Зепар Андрей Влацловича, директор ведущего охранного агентства Петербурга и одного из лакомых холостяков Санкт-Петербурга, — тринадцатое место в топ-листе журнала «Максим», — заказывает концерт Вейти Лаурьен». Всматриваюсь в лицо «невесты» и возмущенно откидываюсь на кресло: это другая девица! Не та, которая была в школе боевых искусств! Кхм, а может статья старая? Гляжу на дату: нет! Агенты договариваются с певицей на следующий месяц. Гад!.. Слов не нахожу — нервно щелкаю мышкой, закрывая окошко со скандальными новостями. Но пальцы машинально бегут по клавишам — ввожу ссылку: журнал «Максим» топ… Далее умный Google всё предлагает сам: холостяков… самых сексуальных… красивых… спортсменов… умеющих одеваться…

Недолго думая, выбираю холостяков. Тринадцатое место… Зепар Андрей Влацлович.

«О прошлом известно мало. Появился из ниоткуда, и тотчас завоевал ведущее место в охранном бизнесе. Ему приписывали сложное детство. Рос в бедном районе захудалого провинциального городишки. Без родителей и дома. От родных имени и фамилии отказался так давно, что настоящих толком и не помнит. Нынешние — придумал сам…»

Кхм… вот и ответ, почему такая странная фамилия. Интересно, с чего выбрал именно «Зепар»? Позиционирует себя с демоном? Вероятно, детство не задалось — вот и решил для устрашения звучное имя пожирателя душ взять. Вновь углубляюсь в чтение:

«Своё место под солнцем выбивал кулаками, поэтому с раннего возраста научился стоять за себя…»

Что и требовалось доказать!

«Один из местных авторитетов углядел в пареньке талант, взял под своё крыло. Отправил заниматься карате. Парень быстро освоился, схватывал на лету и вскоре стал приносить награды. Ему нравилось разнообразие, поэтому на одном виде единоборства не остановился. Испробовал массу разнообразных школ: самбо, рукопашный бой, бокс, джиу джитсу, кудо, обучался технике бесконтактного боя… Был предан своему покровителю, а тот его любил как сына.

Когда «отца» в очередной разборке убили, — поговаривали, что бандит умирал на руках Андрея, — Зепар решил для себя, что посвятит свою жизнь, защищая других. Вскоре прошёл курсы «Телохранителей». Быстро поднимался по карьерной лестнице. Некоторое время стажировался в Америке, Англии, Франции и когда окреп, вернулся в Россию. Открывать офис в своём родном городе посчитал неперспективным и поэтому выбирал между двумя столицами. Недолго думая, остался в северной — как-то «Питер оказался ближе по духу» — цитата из редкого интервью Зепара. «Здесь дышится легче. Я поспеваю за ритмом. Не перестаю восхищаться красотами города на Неве. Хочу быть его частью».

Далее идёт «краткая» справка с кем, когда и как долго видели Зепара.

Мысленно присвистываю. Если бы статья была о девушке и в итоге у неё оказалась даже пятая часть этого объёмного списка то, от ярлыка «шлюха», она бы до конца жизни не отделалась.

Вот и справедливость жизни! Ты — мужчина. У тебя много «бывших», значит, ты — супер-плейбой, круто-мачо и опытный любовник. Если ты — женщина и у тебя большой список «бывших», то твоё поведение считают лёгким и говорят: «на тебе клейма негде поставить». Умом, конечно, понимаю, отличие есть. Быть мужчиной и женщиной — разное. Да! Чуть обидно, но если честно согласна. Пусть в «таком» главенствуют мужчины! Не считаю, что феминизм должен быть во всём — грань, вот, что может, расставить социальный разброс по своим местам. Должна быть мера… Так что, всё же лучше «ему» быть умелым, а не «ей»… Как-то так… по крайней мере, я так думаю.

Проматываю курсивом список: именитые фамилии экс-подружек размежевывают неизвестные, но и те, если посмотреть на некоторые фотки, тоже не из низов общества. Все красотки, точно на подбор. Длинноногие, стройные, с голливудскими улыбками… Пустышки. Были бы интересными, роман продлился бы побольше, чем неделя… месяц в лучшем случае, если верить источникам. В общем, Зепар меняет невест как перчатки…

Что ж — его жизнь!..

Закрываю ссылку, но на сердце боль, в душе клокочет…

Ревность?!.

Чёрт! Я не имею права на подобное чувство! Ненавижу себя! И обзывать девчонок, поддавшихся ледяному, безразличному очарованию Зепара — тоже не должна! Надумываю плохого и грубого от ревности… обиды… негодования. Зря я так! Мысленно ругаюсь, но терпеть обиду, которую может понять только отвергнутая, непонятая женщина — выше моих сил. Закрываю глаза, вижу Андрея, обнимающего «другую» и меня начинает трясти ещё сильнее.

Твою мать! Как же мерзко! Ведь даже если не закрываю глаза, Зепар будто мираж… наваждение…

Остаток дня киплю и не успокаиваюсь, пока не принимаю лекарства — который раз благодаря Антона Николаевича.

По дороге домой, забираем мой заказ из ресторана — решила порадовать мужа, и купила его любимые блюда: запечённую рыбу с картофелем, салат из морепродуктов, бутылку сухого белого вина «Сотерн». Для себя — лёгкий салат с капустой и отбивную на кости. Не зная предпочтения Андрея, выбираю жареное мясо, отварной рис с горошком и брокколи, куриный салат с грецким орехом и гранатом.

Дома в приподнятом настроении сервирую стол. По крайней мере, как умею… Напевая, раскладываю ужин по тарелкам. Андрей рядом, но черту не переступает, даже не пытается заговорить. После того бестактного замечания, молчит, а если и обращается, то констатируя: нужно туда-то, едем так-то, пора перевязку делать. О, да… последнее переживаю со стойкостью оловянного солдатика, попавшего в огонь, ведь грубоватые пальцы с такой небрежной нежностью заменяют пластыри, что я едва не кончаю от восторга, и как только пытка заканчивается, спешу в ванную. Умываюсь ледяной водой — щёки горят, тело дрожит…

Вот и сейчас от близости Зепара начинаю всё больше нервничать и неуклюже ронять посуду. Держусь подальше, насколько позволяет узкое пространство миниатюрной кухни-столовой, ещё сравнительно недавно казавшейся отвратительно огромной. Даже шутила ни раз: Вадимушка, зачем нам банкетный зал в столовой, где без стеснения можно балы проводить, хотя сидим обычно за малым возле холодильника и плиты? Муж отмахивался с озорным блеском в глазах: «Всегда мечтал иметь просторную кухню». Что ж… мечты и желание мужа для меня — закон!

Поглядываю на часы. Странно, время уже почти семь, а Вадима ещё нет. Даже не звонит, что задерживается. На душе тревожно. Через полчаса не выдерживаю и оглядываюсь в поисках телефона. Мобильника нет. Чёрт! Забыла в сумочке. Машинально иду в коридор. Достаю телефон, но попутно цепляю презент мужа — зеркальце падает и россыпью скола звонко разлетается по ламинату.

— Твою мать! — скреплю зубами. Иду на кухню за веником, на ходу просматривая сообщения. Удивительно непринятая смс-ка. Нет желания читать, ведь не знаю от кого она. В дверном проёме сталкиваюсь с Андреем. — Зеркальце разбила, — бубню, глядя на экран, и дрожащими пальцами открываю письмо: «Сука! Ты виновата! В машине должна была быть ТЫ!» Смаргиваю наваждение — экран расплывается. В голове эхом звучит: в машине… ты… виновата… Опираюсь на стену — мутит, ведёт в сторону. Набираю мужа:

— Абонент временно недоступен, — слышу механический голос, будто под водой.

Нажимаю сброс, снова вызов. Слушаю… Автоматически сбрасываю, вновь набираю… Как заведённая повторяю и повторяю пока на другом конце девушка не говорит:

— Телефон выключен или находится вне зоны действия сети.

Съезжаю по стене, но холодный пол не остужает жара в теле. Меня трясут — фокусируюсь. Андрей. Лицо взволнованно. Не говоря ни слова, забирает телефон. Изучает. Нажимает кнопки… Выуживает свой мобильник:

— Никитин, опять смс-ка! Абонент неизвестен… — молчит пару секунд. — Вадим не отвечает, в письме намёк на виновность Виты, что не она в машине… — сумрак проносится каруселью — проваливаюсь в небытие. Прихожу в себя. Андрей, склонившись надо мной, бьёт по щекам, в руке чашка.

— Очнись! — тормошит сурово. Грубовато прислоняет к моему рту чашку. — Пей! — командует жёстко. Насилу пригубляю воды. Сосредоточенно вспоминаю: что случилось?

Вижу телефон, и перед глазами вновь предстаёт смс-ка.

— Вадим! — нелепо взмахиваю руками. Порываюсь встать, но меня опять ведёт. Отчаянно придерживаюсь стены, стараясь не упасть. Получается с трудом и то — стою только с помощью Андрея. — Надо позвонить мужу. Он должен сейчас приехать…

Зепар не даёт и шагу ступить — рывком притягивает и сминает в стальных объятиях. Выдохнуть не могу, в глазах резь. Рвусь на свободу, но Андрей не пускает:

— Ч-ш-ш… — убаюкивает на ухо. — Александру только что звонили… — секунду молчит. — Прости, — вновь наступает звенящая тишина. — На выезде из Выборга нашли ваш «Мерседес». Сергей и Вадим… мертвы…

— Врёшь! — беснуюсь словно полоумная: — Пусти, — кричу не своим голосом, вырываясь с диким остервенением. Зепар не умолим:

— Ч-ш-ш… — продолжает успокаивать. Бьюсь из последних сил… как в каменную стену. Удар… Ещё удар… Ещё… Дрожу, реву… Больше не могу… Обмякаю, звуки истончаются… Вадим не может умереть! Он просто ещё не приехал. Задержался… У машины неполадки — колесо пробито, масло течёт… Сережка — умничка! Отремонтирует и вернёт мне мужа… Главное, подождать. Я терпеливая… подожду!

Монотонное бормотание и настойчивые объятия усмиряют. Прижимаюсь крепче, закрываю глаза. Наступает опустошение, безразличие… Темнота…

Глава 13

Вереница последующих событий смазана. Полиция. Опознание. Александр, Костик, Андрей… Показания, соболезнования, похороны… Люди… Много наших знакомых… Длинные толпы народу. Произносят пустые слова: «Скорбим… держись… крепись… Если что, ты только позвони… Вадим был замечательным… Лучшим…»

Бесстрастно смотрю в лица — не вижу в них честности и подлинных чувств. Дежурные фразы, не приносящие облегчения. Почему всё так пресно, безвкусно, безжизненно? Глупости не позволяет совершать Андрей и Никитин — следят зоркими глазами. Александр — время от времени пропадает, а вот Зепар… всегда рядом, помогает в полиции, с опознанием, с похоронами… На дознании, где на меня первым же делом вешают убийство собственного мужа, расправляется с обвинителями вескими аргументами, подкрепленными массой информации на бумажных носителях и закрепляя алиби своими показаниями. Костик защищает как адвокат…

Странно, но, ни слова, ни документа не могу вспомнить — всё пролетает в пустоту, точно мне яростно подчищают память, чтобы не захламить ненужностью. Да мне плевать! Пусть бы и посадили в тюрьму. Как жить-то?..

Зепар настолько подчиняет мою жизнь себе, что даже умудряется командовать в офисе турфирмы — работу никто не отменяет. Удивительно, его слушаются беспрекословно. Я молчу, нет сил, да и желания пререкаться…

Хм, не помню ни единой важной встречи или звонка — тихо прихожу, также ухожу… ведомая под руку Андреем.

Вскоре, друзья как один — оставляют меня на попечении Зепара. Навещают по возможности, а звонят по нескольку раз на день. Говорить не хочу — отворачиваюсь или утыкаюсь в подушку. Пока не готова… Нечего ответить! Сердце на куски, душа на части. Я медленно умираю, потеряв вкус к жизни!

Видимо, Зепар нанимает прислугу, потому что изредка вижу пожилую женщину. Невысокую, полноватую, миловидную, рыжеволосую, голубоглазую. Где-то её видела уже, но хоть убей, не помню где именно.

Снует тенью по комнатам, вертится на кухне. В её глазах читаю сострадание и жалость. Искренне… Они мне не нужны, не приносят облегчения, а ощущать себя ущербной — ещё гаже. Спасибо, что она умнее многих — ничего не говорит. Молча делает работу, и исчезает…

Как выясняют специалисты: в машине были повреждены тормоза и нарушена гидравлика руля. Скорость высокая, машина слетает в кювет на съезде с моста. Ко всему прочему, не везёт с обочиной — там бетонное перекрытие. Авто сминается в гармошку. Сергей и муж, сидящий на переднем сидении, погибают сразу. Вадима даже выкидывает на капот. Тела обгорают настолько, что приходится делать опознание по зубам, но мне уже и перстня было достаточно. Оттиск-печать, с которым муж никогда не расставался. Да, порядком подплавленный, но очертания… слепок…

Можно так сказать, фартит: у Сергея никого не нет. Мне не приходится извиняться. Смотря в глаза, приносить соболезнования… Не уверена, что смогла бы и так постоянно тянет на себя руки наложить, но… злобный надсмотрщик рядом. Приём таблеток по режиму. Даже не позволяет закрываться в ванной — посидеть в воде с пеной, привести тело в порядок… Один раз не ослушиваюсь — в итоге, дверь слетает с петель, ещё не успеваю раздеться. В бешенстве хочу вызвать полицию, учиняю скандал…Кричу вдоволь, аж голос срываю — вместо ора, хриплю давясь слезами… Вот только Андрею плевать на мою боль. Сочувствие и понимание — ему чужды. Зепар и слова не отвечает. Испепеляет холодной зеленью безразличных глаз. Резко отпихивает к стиральной машинке и с убийственной невозмутимостью шерстит полки, скидывая в горку все режуще-колющее…. Сгребает бритвы, ножницы, пилки, расчески, шпильки, невидимки и прочие заколки, — отворачивается и уходит, демонстративно отставив дверь рядом. Наследующий день в ванне… на столике для мыльных принадлежностей меня поджидает набор для депиляции на основе воска и расчёски с более мягким зубцами… словно я животное.

Пару раз Андрей уезжает по делам, оставляя меня на попечение Александра. Я выплевываю ему всё негодование, злость на безжалостного Зепара. Требую его уволить, а меня оставить в покое. Никитин качает головой:

— Ангел мой, ты не в себе. Если так и будет продолжаться, придётся тебя в клинику положить. Методы Андрей, может, и грубы, но я верю: он тебя заставит жить!

— Не хочу жить! А ещё больше не хочу видеть Зепара! — шиплю, гневаясь. — Он не человек. Не знает боли, сострадания.

Никитин темнеет лицом, на миг теряется, во взгляде обречённость, даже страх. Но быстро берёт себя в руки:

— Тебе такой и нужен, — убеждает с чувством. — Разговор закончен, — обрубает строго. — Хватить скандалить. Смирись. Андрей будет рядом. Я ему дал «добро» на любые меры, лишь бы ты пришла в себя. Будишь буянить, мы тебя к врачу отвезём. Не вынуждай!

Умолкаю. Что если Александр и Андрей придумали коварный план забрать мой бизнес? Убрали мужа, а сейчас упекут в дурдом и меня?.. Все знают, что Никитин — мой негласный душеприказчик и даже Мичурин ему слова наперекор не скажет. Мысль свербит настойчиво. Долго, навязчиво, жужжит мерзкой мухой. Но вскоре утихает — если бы так, Александр бы не угрожал. Тихо запихнул бы в психушку, объявил меня недееспособной — и бизнес в кармане. Так нет же. Нянчится… убеждает… советует… Вон как осунулся!

Часто замечаю, как держится за сердце, пьёт какие-то лекарства. Корит во всем, что случилось себя. Порой слышу бормотание… Невнятные, но смысл улавливаю, даже неудобно становится, ведь Никитин совсем не причём, а переживает, словно только он и виноват! Бормочет, что столько ведёт расследование, а всё на одном месте топчется. Хватку потерял… Пока ничего нового выяснить не удаётся, и даже связи Андрея Влацловича не выручают, хотя его ребята носятся как угорелые, успевают по архивам смотаться, лишний раз знакомства поднять…

***

Глаза зудят — рыдаю безостановочно, но выпиваю таблетки — и мне легчает, по крайней мере, проваливаюсь в пустоту. Часто ночами просыпаюсь в холодном поту. Выныриваю в реальность, а здесь встречает боль утраты. Порой сквозь помутнение слышу грубый шёпот. Знакомый, бархатный, настойчивый… Андрея. Как заклинание читает:

— Вставай, пора вернуться к жизни! Будь сильнее простых смертных! Забудь Вадима, он не был достоин тебя… Найдёшь другого. Лучше! Будешь счастлива!.. Ведь ты не любила его… признайся хоть себе…

Меня возмущает сказанное, вводит в недоумение, но воспротивиться не могу… не хочу… Не вижу смысла… Сжимаю крепче в ладони перстень Вадима — его повесила на золотую цепочку, чтобы не потерять. Это всё, что осталось настолько родного и дорого мужу, чего могу касаться и носить как можно ближе к сердцу. Опять принимаю лекарство и вновь успокаиваюсь — лучше не ругаться. Плевать на всё! Ругань ничего не изменит и Вадима не вернёт.

Вскоре смиряюсь, наступает апатия — пусть будет, что будет…

Вместо ответа на любые слова, вопросы Зепара и Никитина без особого энтузиазма киваю, опускаю глаза — а что ещё могу? Я в плену по собственной дурости: меня шантажируют без видимых требований и удерживают против воли, но без применения силы…

Однажды, открыв глаза, вижу Андрея — восседает с господской величественностью в кресле у балкона. Полуобнажён, серьёзен, задумчив. Расслабленные руки покоятся на подлокотниках. Смотрит на меня в упор и будто не дышит. Лицо, точно маска — непроницаемая, холодная, невозмутимая. Как же хотелось вскочить и врезать ему, чтобы хоть какая-то эмоция проступила. Чёрствый, надменный, непробиваемый циник. Бесчувственный ханжа, бесстрастная ледышка… с чёрным сердцем, не знающим любви и привязанности.

Но не осмеливаюсь — кто я такая, чтобы его осуждать?..

Прогнать? Не могу…

Не знаю почему, но не могу. Язык не поворачивается… Да и наори на него опять — проигнорирует, как делал множество раз до этого. Остаться же одной — умереть…

Как ни крути, Зепар — единственный, кто со мной сейчас.

Частенько случается, соображаю: а где нахожусь? Как здесь очутилась? То в ресторане, то в кино, в машине, на приёме у Антона Николаевича…

Растерянно оглядываюсь, меня не трогает действительность — квело жую, бездумно смотрю, слушаю, дышу…

Жизнь продолжается против воли…

***

Прихожу в себя очередной раз. Помутневшим взглядом обвожу машину — знакомый джип. Пытаюсь сосредоточиться, куда еду — не получается. Мотаю головой и отворачиваюсь к окну. Опять куда-то везут. На работе, вроде, была… А-а-а, вероятно, домой.

— Как насчёт тренировки через боль? — вырывает из тягучих мыслей голос Андрея.

— Боль? — отстранённым эхом переспрашиваю и бесстрастно смотрю на Зепара.

Кхм…только сейчас замечаю, как сильно он осунулся. Скулы заострились, от чего и без того чёткий контур лица, кажется точно высечен. Надбровные дуги ещё больше посуровели — выпирают, будто навесные скалы. Огромные малахитовые глаза впали… Линия рта стала жестче.

— Сильной боли, но отрезвляющей, — не глядя на дорогу, интересуется Андрей, круто повернув на светофоре.

— Ка-какой… боли? — шепчу непонимающе. — Боли — боли… — уточняю нелепо, сама до конца не осознавая, что имею в виду.

— Боли через боль, чтобы потом, если случится подобное, ты уже была готова к Аду!

Милая шарада, вот только нет настроения её решать.

— Не уверена, — морщусь, но придаю голосу сдержанности. — Хочу домой! — нервничаю и даже почему-то есть желание кричать от страха или выскочить из машины. Интуитивно кошусь на окно, ища пути отступления. Магазины, бутики, офисы. Знакомый район!.. О нет! Мы уже возле школы боевых искусств.

Машина резко останавливается — сжимаю крепче сумочку, будто она может спасти.

— Никитин был прав! — Зепар с присущей ему невозмутимостью выключает зажигание, вытаскивает ключ и оборачивается. — Не стоило тебя Стасу доверять.

— Ты за меня волнуешься? — неуверенно предполагаю. Глупость, но в теле с «ничего» появляется сила, нагнетается радость. Еле удерживаюсь от улыбки. Везёт — губы отвыкли улыбаться. Неужели меня заботит отношение Зепара ко мне? Бред!.. Мне плевать… Чёрт! Вру даже себе. Меня волнует: безразлична или нет? Если второе, это бы объяснило, почему ругался с Вадимом. Столько времени потратил со дня смерти мужа. Шептал отвратительные вещи, заставляющие вернуться к реальности. Нежно убаюкивал, не бросал.

— Одного из лучших сотрудников чуть не потерял, — поясняет Андрей хмуро. — Думается, он тебя толком ничему не научил.

От неожиданно жёсткого ответа, расстраиваюсь и даже не знаю, что сказать. Скотина! Гад! Сволочь… Бесчувственный чурбан. А чего злюсь-то? Я ему никто. Он честен. Профессионален от «а» до «я». Постоянно даёт понять, что я не в его вкусе. Работа — и только! Чего нарываюсь-то? На что напрашиваюсь?.. Да и как смею? Вадим только погиб… Из-за меня, а я — пищащая тварь больше переживаю — думает ли обо мне Зепар не только как о своей работе? Моей низости нет предела!

Приступ самобичевания пора прекращать, а то опять задумаюсь о самоубийстве.

— Стас был… — бубню, запахнув плащ плотнее — по коже бежит холодок. — Был… — не нахожу слов, ведь толком-то не подыскала верных.

— Прежде чем тебя тренировать, нужно сбить спесь и гонор, и мозг вставить! — незлобиво бросает Андрей и выходит. Вздрагиваю, когда его дверца громко хлопает. Сижу, точно прибитая к месту, лишь сердце бешено колотится, да уязвленная гордость злобно клокочет. Моя дверца открывается также резко. Зепар уже с двумя сумками, одна удивительно похожа на мою… спортивную. Не успеваю до конца развить мысль, Андрей, как всегда, «галантно» кивает — давай, вылезай. Рождённое с первой встречи чувство ненависти, неумолимо крепнет.

— Я вещи не взяла, — выдавливаю, изо всех сил храня спокойствие.

— А я собрал, — в тон парирует Андрей, демонстративно чуть приподняв сумки.

Так значит правда? Не показалась знакомой, так и есть? От возмущения взрываюсь:

— Ты совсем… Как посмел… Да кто ты такой?.. — беснуюсь в праведном гневе, переходя на шипение. Мимо машины идёт толпа ребят. Недружным хором громко здороваются с Зепаром и спешат дальше.

— Ты правда хочешь поговорить на эту тему? — уголком рта криво усмехается Андрей, как только ребята скрываются за дверями школы. К горлу стремительно подкатывается ком, нервно сглатываю, но из вредности буркаю:

— Да! Я хочу знать, на каком основании…

Затыкаюсь, чуть не прикусив язык — Андрей склоняется ко мне и рывком за руку подтягивает к себе. Охаю от боли, предплечье точно в огне.

— С момента подписания договора, — сурово чеканит в губы Зепар, убивая холодом глаз. — Согласилась на охрану, любое вмешательство в твою жизнь, тренировочный процесс по усмотрению инструктора… Расследование… Мне продолжать?..

— Я такого не помню, — бормочу, едва не глотая слёзы. Смутно вспоминается момент заключения договора в офисе Андрея. Тогда хотела почитать, но Александр торопил:

— Ангел мой, не душу дьяволу продаёшь — тело профессионалу доверяешь, — шустро вырывает договор. Наспех в голос читает несколько пунктов, причём, в разнобой…

Я тогда сидела будто в коматозе, растерянно переводила взгляд с одного мужчины на другого — ничего не понимала. Никитин юридические тонкости «охраны и тренировок» пояснял своими словами и то — больше:

— Тут нюансы, ну это тоже верно, — бубнит в листы, уже читая про себя, — и это не будет лишним, — кивает своим мыслям. — А вот главное: «Я», — кладёт документ на стол, тычет в строчки и поучительно наставляет, — пиши здесь свою фамилию, имя, отчество и далее заполняй по пунктам… В конце — дата и подпись.

На моё возмущение: «Может, Костику позвонить», — отмахивается:

— Ангел мой, я когда-нибудь тебе плохое советовал?

— Нет, — торопливо и чуть рассеянно трясу головой. Мозг точно кисель, совсем не соображает, а от пристального рассматривания Зепара хочется с себя кожу содрать, чтобы чище, невинней и обнажённей уже и не быть. Может, хоть так избавлюсь от жара в теле, пробравшего до стыдливого кипения под прицелом испепеляющих то болотных, то сумрачных глаз.

— Так вот, — наставляет Никитин, отрывая от ужасающих мыслей. — Подписывай, что предлагают, а то Андрей опять характер покажет, и больше слушать нас не будет.

Чуть медлю, ещё раз смотрю на Александра окутанного серебреной дымкой святости. Никитин не дает усомниться ни на секунду — двигает ко мне ближе договор, уверенно кивает: пиши, не медли. Чёрт! Затравленно кошусь на Зепара — в его ледяно-плотоядном взгляде мелькает неверие, сомнение. Крылья носа хищно взлетают и замирают, будто ожидая приказа опуститься. Край губ чуть приподнимается в хищную, надменную ухмылку… О-о-о, мне душно, тошно… сладко и желанно. Хочу спасения — глотка свежего воздуха… подальше от этого монстра! Лишь бы скорее закончить с бредовым наймом — спешно заполняю, ставлю резолюцию и даже ощущаю облегчение.

Словно обухом по голове:

— Так, значит, я всё же… душу дьяволу продала? — распахиваю глаза. Надо бы домой приехать и копию договора почитать внимательнее. Вот только вспомнить бы, куда положила? Копия должна быть у моего бухгалтера. Он же отчисления агентству делает.

— Жаль, именно такого договора у меня на тот момент не было, — нарушает раздумья без тени улыбки Андрей. — А то бы уже была в пожизненной кабале, — сказано так просто и невозмутимо, что с ужасом понимаю: он не лжёт!

— И что, — цепляюсь за жалкие мысли, — в контракте был пункт: разрешить копание в нижнем белье? — заканчиваю на истерической ноте.

— Не в такой трактовке, но приблизительно, — выпускает из жёсткого хвата Андрей и ещё раз приглашает выйти из машины: — Лучше сама, а то вытащу за шкварник. Мне с тобой некогда разговаривать и так дорого обходишься — надоело церемониться.

— Я требую расторжения договора! — яростно шепчу.

— Он посмертный, — ухмыляется Зепар, мелькнув белоснежным клыком.

— Умри… — в ужасе бросаю с вызовом.

— Да не моей! — Андрей отмахивается, точно от назойливой мухи. Открываю рот для возмущения, но затыкаюсь. Зепар озлоблено рычит: — Мне плевать на твои желания! Дура, когда же ты поймёшь: не из-за твоих красивых глаз взялся за дело. Я обязался перед Александром, а уговор дороже денег. Так что не осложняй работу мне, обучение себе, радость Никитину: за его любимым ангелочком присматривают.

Несколько секунд прихожу в себя. Глубоко вздыхаю и не в силах унять дрожь в теле, повинуюсь с гордо вскинутым подбородком — не родился ещё тот мужчина, который меня в грязь втопчет.

Глава 14

Идём в школу. Андрей чуть позади, коже ощущаю циничный взгляд. Молча, соплю, но шагаю, не теряя собственного достоинства. Подобного хамства так просто не оставлю. Сегодня же позвоню Александру. Ух, ему достанется! Главное, тренировку пережить, а там…

Со всех сторон летят приветствия, Зепар только холодно кивает. Возле гардероба, кидает работнику:

— Дай пару ключей от пятой.

Парень косится на меня, шустро скрывается из вида — за ближайшей стеной, — предполагаю, там подсобка или доска с ключами, — и уже через несколько секунд протягивает два. С зелёными брелоками и цифрами один и семь. Андрей их сжимает в кулак, берёт меня под локоть и далее сопровождает, словно грозный родитель нерадивое дитя, так и норовящее ускользнуть от уроков, но пойманное с поличным.

Ведёт по коридору, мимо всех раздевалок и останавливается у самой последней. Понимаю суть и ужасаюсь:

— Ну уж нет! Я с тобой туда не пойду!

— Стесняешься? — хищно щурится Зепар, малахитовые глаза темнеют. — Я с тобой уже пару недель живу.

— Сам понимаешь абсурд предлагаемого? — злюсь, выдёргивая локоть из оков Андрея. Тело простреливает боль — морщась, хватаюсь за предплечье и шикаю: — Ты — телохранитель, не более… — голос предательски срывается на тихий испуганный визг.

— Поэтому не спущу с тебя глаз, пока не посчитаю возможным, — отрубает Андрей. Распахивает дверь и бесцеремонно толкает меня внутрь. — Лучше принять как должное!

Едва не упав, оказываюсь в небольшой комнате с десятком, если не меньше шкафчиков. В остальном ничем ни отличается от предыдущих раздевалок. Пара дверей в туалет и душевую.

Меня трясёт от негодования. Выхода, как избавиться от плена не вижу. Не кричать же «Пожар!» в самом-то деле…

— Псих! — дрожу точно осиновый лист.

Андрей беспристрастно затворяет дверь. Проходя мимо, открывает дверцу номер один и на скамейку напротив моего шкафчика небрежно ставит сумку. Как ни в чём не бывало идёт дальше. Останавливается возле седьмого.

Спокойствию Зепара можно позавидовать — переодевается быстро и без капли смущения. Отворачиваюсь, только в его шкафчике оказывает футболка, а от вида голого мужского торса задаюсь жаром.

— У тебя три минуты! — вздрагиваю от командирского голоса.

— Издеваешься? — неосознанно оборачиваюсь, широко открыв глаза. Андрей уже в спортивном костюме: широких серых брюках и толстовке.

— Пока споришь, время тикает, — складывает руки на груди, на лице ни намека на шутку. — Уже две с половиной.

— Что за концлагерь? — вскидываю руки нервным жестом.

— Хочешь это обсудить? — недвусмысленно ухмыляется Андрей: — Могу в красках рассказать, что будет, если не успеешь. Две…

— Хоть отвернись, — ненавижу себя за слабость, но в голосе покорность и мольба.

— Конечно, это ведь много, что изменит, — Зепар цинично улыбается и картинно поворачивается. Еле нахожу слова от бестактной наглости — ведь он бессовестно разглядывает меня через прямоугольное зеркало между туалетом и душем:

— А отойти в сторону нельзя или глаза закрыть?

Театрально шагает в сторону и закрывает глаза:

— Полторы…

Как переодеваюсь — плохо понимаю, но вещи летают точно в вихре и даже некогда поменять нижнее бельё, тем более, поплакаться из-за боли в руке. Сняв платье, надеваю спортивные брюки, футболку, носки. Впопыхах вспоминаю о лекарстве — мне бы успокоительного… Успеваю закинуть пилюлю, глотаю без воды и втискиваюсь в кроссовок, хватаю второй…

— Время закончилось! — звучит приговором, поднимаю глаза на Андрея. Зепар будто хищник, в два шага оказывается рядом. Закричать не успеваю — рывком хватает за запястье и тащит из раздевалки. Поспеваю с трудом. Скачу на одной ноге, перехожу на обе, но с прихрамыванием, удерживая кроссовок в руке:

— Я на тебя в суд подам, — лютуя, выдавливаю сквозь зубы. Прекрасная мысль! Гениальная! Как раньше не догадалась? Давно пора… вот только мне до полиции не добраться. По телефону не сообщить — все звонки прослушиваются, да и некогда — Андрей всё время рядом. В яростном запале тараторю: — Выиграю дело, буду навещать в тюрьме, и добивать: ну как тебе в неволе? Хочешь ещё кого-нибудь охранять? Силу показать?

Зепар ни на секунду не останавливается:

— Не уверен, что до суда доживёшь, — колкость сухого ответа неприятно режет.

Хам! Нет, он не хам — испорченный подонок, скотина!

Радует, что по дороге никто не видит моего позорного шествия. Коридор пуст, а минуя залы, усматриваю: подопечные усердно занимаются в залах и на выход не смотрят. Андрей на ходу распахивает дверь в «малый», где обычно тренировалась со Стасом. Грубо толкает меня внутрь и, зайдя следом, щелкает замком. Шумно выдыхаю, — слава богу, нет блондинки с инструктором, — и сразу же напрягаюсь: а зачем затворил?

Нервно оборачиваюсь, быстро надевая второй кроссовок:

— Ты не тренер, а садист с больным, воспаленным альтерэго, — пячусь, выплёвывая с ненавистью каждое слово.

— Тебя это беспокоит? — до омерзения невозмутим Андрей. Подступает с ленцой и нерасторопностью барина, знающего, что в своём доме он всевластен.

— Да! — не сдерживаю крика и неожиданно упираюсь спиной в ринг.

— Тогда вали прочь, — коротко кивает на выход. — Если сможешь… — добавляет многозначительно, уголок губ криво ползёт вверх. Настораживаюсь. Кошусь на дверь — спасительную и такую непосильно далекую… Смотрю на Зепара. Чёрт! Ещё пару раз шагнёт, и я в плену. Понимаю всю абсурдность надежды на спасение, но она теплится:

— Выпустишь?

— Рискни.

Скотина играет! Тоже мне загонщик нашёлся! Ненавижу…

— Ты сильнее, не выпустишь, — мямлю поглядывая то на тренера, то на выход.

— Разве ты хочешь уйти? — вскидывает бровь Андрей.

— Да… — бормочу невнятно, сознание подленько насмехается: «Да, да, да… именно потому уже выбежала из зала и спешишь в раздевалку».

— Не уверен, — самоуверенно хмыкает Зепар. — Давай, иди. Я даже рук не распущу… — неспешно убирает руки за спину, но в совете столько угрозы и скрытого предупреждения, что сжимаюсь сильнее.

— Маньяк! Может, это ты меня пытаешься убить?

Андрей закидывает голову и громко смеется — впервые вижу, его такую реакцию. Даже замираю на секунду — низкий бархат щекочет слух, в груди теплеет, в животе предательски трепещут бабочки.

— Конечно! — звучит искренне хохот. Зепар останавливается напротив так близко, что ощущаю нестерпимый огонь.

Краснею, удушливо вздыхаю, озираюсь, ища спасения, тереблю горловину футболки, будто специально врезающуюся в кожу. А обжигающе холодный перстень на груди, вот-вот оставит ожог на пунцовой от жара плоти.

— Поэтому, — возвышается надо мной Андрей, — не сделал этого раньше, хотя возможности было выше крыши, и только сейчас решил довершить начатое до конца.

Истерика побеждает.

— Дай пройти! — срываюсь на крик, рвано дышу.

— Иди! — рычит в тон Зепар, но не сдвигается и с места. Пытаюсь уклониться от свирепой силы — Андрей с лёгкостью перекрывает ход. Ещё попытка, но в другую сторону — вновь преграждает путь. Я точно мышка в лапах тигра.

— Пошёл прочь! — взвизгиваю, теряя контроль — нервно дергаюсь назад и, как назло, ударяюсь о столб ринга затылком. От ужаса, боли и обиды текут слёзы. Унять не получается. Обхватываю плечи руками, опускаю влажные глаза. Понимаю, позорно ретируюсь, но что могу?!

— Кто мешает?

— Ты! — запинаясь, давлюсь солёной влагой.

— Найди выход. Прогони, уговори… ударь! — кидает просто, точно рассказывает о погоде. Шагает ближе — толкаю неуверенно и квело. Андрей даже не качается. Бью — даже не утруждается отступить, лишь чуть уклоняется.

— Безвольная слабачка! Ходячий труп…

Бью сильней — тот же результат.

— Это всё? — рычит с вызовом Зепар. — А если я себе «такое» позволю?..

Не успеваю понять смысл фразы, Андрей подступает совсем близко и бесцеремонно прижимается ко мне всем телом. Жаркое дыхание опаляет кожу. Ощущаю крепкое, твёрдое возбуждение… Зепара. Опешив, хлопаю глазами. Секунда, чтобы прийти в себя, и бросаюсь на гада, точно разъярённая кошка, озвучивая атаку разгневанными вскриками и негодующим шипением. Про кулаки и не вспоминаю — машу, как могу, пытаясь расцарапать наглую рожу. Сколько наступаю — не имею понятия, но силы иссякают, а бешенство в ещё большем запале. Ведь ни разу так и не задеваю противника. Андрей издевается с лёгкой ухмылкой — ловко уворачивается, но когда ладонь вжикает совсем рядом с его щекой, рывком подтаскивает меня к себе. Ловит в кольцо мощными ручищами, пережимая мои — стискивает ягодицы и по-хозяйски поглаживая, шлепает по заду. От негодования, беснуюсь, но хват тренера силён. Тщетно вырываюсь — словно птица в силках. Неистово бьюсь — точно бабочка в паутине. Безрезультатно… Громила возвышается надо мной скалой. От злости негодую, пыхчу на грани бешеного визга неврастенички. Ещё секунда на сражение взглядами… Хлесткими, жадными, кричащими страстью. Мгновение, и застываю будто вкопанная — Зепар впивается зверским поцелуем. Это даже не поцелуй — демонстрация силы: жёсткой, грубой, неуёмной, первобытной. До боли в губах, помутнения в голове и сладкой истомы в теле. Отбиваюсь, что есть сил, но только… мысленно. На самом же деле, обвиваю уже освобожденными руками шею мучителя, страшась, что пытка закончится.

От холода, едва не теряю сознание — Андрей отпихивает. На лице не то отвращение, не то брезгливость:

— Безвольная амёба! — утирает рот Зепар.

— За что ты так со мной? — шепчу униженно, не зная куда деться.

— Пытаюсь достучаться до твоего настоящего эго, которое хочет жить! Покажи своё истинное лицо, девочка!..

— Не понимаю, — ощущаю уязвимость, потерянно вжимаю голову в плечи. — Я такая…

— Нет! Ты — другая! — свирепеет Зепар. — Только похоронила её глубоко внутри. Ты же не сделала ни единой попытки убежать! Чему тебя учили? — вопрошает яростно. — Кричи, что есть мочи! Бей, словно собираешься убить!.. Любой экспромт — введи преступника в ступор!

— Не знаю, как, — опять давлюсь слезами. — Не умею, не могу…

— Тогда беги!

— Но ты быстрее… — руки опускаются, съезжаю на пол и реву навзрыд.

— Ты должна! — рывком за футболку воздевает меня на ноги Андрей. — Обязана сражаться! Ради мужа… Стаса…Плевать на них, — рычит, в глазах безумие. — Ради себя, любимой! Нет Вадима, пойми. Больше нет! — хлещет правдой, точно кожаной плетью. — Реальность такова! Живи и докажи, что тебя ничто не сломит, — слова начинают стучаться в мозг. Вытесняют робкие остатки самобичевания. Клокочут сильнее, настырней, назойливей. — Признайся, наконец, — выпаливает злобно с хищным оскалом Зепар: — тебе не мужа жаль, а себя, — будто режет тупым ножом по больному месту. — Осталась одна, — смакует моё горе, выделяя каждую фразу.

Мимолётно описывает взглядом круг по моему лицу и с будничной простотой прикусывает губу. По телу пробегает ток. Меня тянет ближе невидимым арканом — уже опять готова поддаться соблазну, отравленная бесстыжей лаской, перешедшей черту фола. Боже! Почему я такая безвольная рядом с Зепаром? Отрава губ пьянит, как ничто. Заставляет осознать: я сама себя заточила в узкие рамки. Заложница собственных предубеждений, пороков и страстей. Его запах такой знакомый: до горечи во рту, сладкой истомы животе, пронзительного и назойливого жужжания в голове. Обволакивает, дурманит, напрягает мозг, побуждая: «Вспомни!» Но не могу… Не понимаю, что происходит.

Зепар резко отпускает и шепчет, точно выплёвывает:

— А муж твой был тварью…

Меня словно подбрасывает: снисходительность и такт — оказывается тоже чуждые для Андрея понятия. В висках яростно грохочет: убить тварь! Бью гневно, наступаю — кулаки с вжиками прорезают воздух, но… попасть не могу. Зепар уворачивается с циничной ухмылкой — шаг уклон, шаг — уклон. Останавливаюсь — дыхание вырывается с хрипами, Андрей замирает совсем рядом:

— Что, зацепил за живое? — ёрничает, дразнит, поливая едким хохотом. — Правда глаза колет?

Кидаюсь в бешенстве, точно ловлю жертву сетью, но промахиваюсь. Зепар только что был передо мной. Где он? Недоумевая, оглядываюсь — позади. Непонимающе моргаю, нелепо машу, показывая, на то место, где он был до этой секунды:

— Как…

Андрей недобро усмехается:

— Что, — ехидно сужает глаза, — обман зрения?

Ярюсь с новой силой — в бешенстве кидаюсь с кулаками. Удар, удар — всё мимо. От безысходности пинаю, и тут же ахаю, падая на спину — Андрей, поймав за ногу, с неимоверной простотой заваливает навзничь. На миг теряюсь в прострации, словно одурманенная алкоголем. По затылку, позвонкам и копчику простреливает молния боли, но мимолётно — Зепар томительно неспешно устраивается на мне, отрезвляя дерзостью и беспардонностью. Бью хлестко по наглому лицу — впустую. Андрей с лёгкостью ловит руку и рывком поднимает над моей головой. Ещё секунда — ещё оплеуха — и вторая рука оказывается там же. Грубовато перехватывает крепкими пальцами обе за запястья, всё также медленно умещаясь между моих бёдер. Ощущаю его возбуждение… Твёрдое, упругое, жаркое. Замираю на миг, прислушиваюсь к лихому ритму сердца. Пытаюсь уловить шёпот разума. О чём я?!. Чёрт! О каком рассудке речь, когда мозг плавится от внутреннего перегрева, а взбунтовавшееся либидо бесстыдно вопит: «Сама горишь желанием!»

Боже! Спасите!

— Что теперь? — озадачивает Андрей и переводит взгляд на мои губы. Глоток воздуха застревает поперёк горла — немею. — Если первые удары больше смахивали на «поцелуй меня», что я и сделал, — рассуждает сухо, но с перчинкой в голосе, — то последние: «хочу секса». Я прав?

— Ублюдок! Грязный, похотливый… — шиплю гневно.

— Поэтому ты хочешь меня? — повышает тон Андрей с явной издёвкой.

— Пошёл ты! — кричу в лицо. — Ненавижу тебя. Не хочу… — извиваюсь рьяно, но только подливаю масла. Раздаётся треск ткани — всё ещё удерживая мои руки, Зепар махом раздирает на мне футболку. Чуть приподняв на пальце, секунду рассматривает перстень Вадима, резко отпускает и с хамской непосредственностью оголяет отяжелевшею грудь.

— Можешь бороться со мной, но как будешь бороться с собой? — охрипло чеканит в губы. — Твой язык врёт! Жесты обманывают! Тело лжёт — так и льнёт к моим рукам! Поспорим, что внизу ты влажная и горячая?

О нет! Только не это…

— Пожар… — срываю голос, но крик остаётся в глотке. Андрей жёстко затыкает поцелуем. Минуту на сопротивление, и грубость лишает остатков силы воли. Пригвождает к полу. Заставляет подчиниться неистовому напору и юркому языку. Лежу как трухлявое бревно, дышать не могу, сопротивляться тоже. Пусть насилует, что кроме гордости потеряю?

Андрей резко отрывается, рассматривает мрачной зеленью глаз из-под задумчивого прищура. Секунды тянутся, будто часы. Зрачки расширяются… Через секунду гипнотизирует нереальностью — чернота заполняет глазницы полностью. Затаиваюсь, словно мне кол в сердце вбивают, но оно ускользает — испуганно ёкает, пропуская удары. Причём они ощущаются то в горле, то в животе, то уже в голове. Зепар неспешно отпускает мои запястья — вырываться не спешу. Жду большего… Его ладонь скользит по моей руке, переключается на горящую щеку, касается носа, очерчивает рот — саднящий, опухший… ожидающий ещё поцелуев. С интимной жадностью большим пальцем нажимает на нижнюю губу, чуть тянет вниз. Изучает линию подбородка, изгиб шеи — ласки вызывают нестерпимую лихорадку. Дрожу, хочу… Ещё… Его ладонь без стеснения ложится на мою возбужденную грудь, слегка сдавливает, — предательски подрагиваю и чуть прогибаюсь навстречу, — обводит пальцем ореолу и вновь хозяйским жестом точно проверяет упругость.

Это мой крах! Стону под чутким вниманием искусителя. Настолько чувствительной никогда не была. Трогают, не трогают — разницы никакой, а руки Зепара имеют необъяснимую власть над моим телом. Закрываю глаза против воли — я в раю. Внутри расползается небывалое тепло — уже не смогу остановиться, мне необходимо продолжения. Андрей томительно поигрывает с затвердевшим соском, вновь сжимает грудь, только чуть сильнее. Опять не в силах промолчать — стону протяжней. Наслаждаюсь горячими потоками воздуха, ласкающими кожу — ведь дыхание Зепара ускоряется: неровное, подрагивающее, обжигающее. Он и до этого жарко пыхтел, но теперь… он тоже в точке «не отказа в безграничной власти» — каждый уверенный жест пропитан усилием не сорваться. Андрей на пределе!

С трепетом вслушиваюсь в новые ощущения — Зепар возобновляет исследование. Немного отклоняется, давая мнимую полусвободу, но её не хочу — боюсь, страшусь… Рукой скользит вниз. На секунду замирает на животе. Рисует круг вокруг пупка, и решительно проникает под ткань спортивных брюк. Инстинктивно сжимаю ноги, но никак — Андрей ненавязчиво удерживает, позволяя мне привыкнуть к нему там. Только смиряюсь с горечью неизбежного, продолжается сладостное истязание. Чуть играет с волосками… касается влажности и резко проникает пальцами. Вскрик поглощает жаркий поцелуй. Требовательный, искушенный, томный. Проваливаюсь в негу похоти. Я в огне. Меня трясёт как никогда. Сдерживаться больше не могу — обвиваю шею насильника, вцепляюсь в плечи… Он прав! Я жажду секса.

Подчиняюсь умелым ласкам, толчкам, головокружительному покачиванию. Андрей жестокий искуситель. Моё тело послушно внимает каждому его жесту, реагирует на любой приказ, ускорение… Накатывает волна, за ней другая. Подбрасывает так, словно попадаю в шторм. Взлетаю с самой мощной. Я будто сёрфингистка. Ловлю волну, качусь на гребне. Делаю экстремальный пирует, взмываю с фейерверком пенных брызг. Я наверху блаженства. Так вот, что такое Рай! Вернуться не могу — на пике и возврата нет.

Оргазм настолько сильный, что меня будто током пронизывает.

Нет! Это Ад…

Реальность, как назло, проявляется не вовремя — хлещет правдой. Слабое, предательское тело. Что я наделала? От стыда не знаю, как открыть глаза. Боюсь дышать. Как дальше жить? Позор…

Зепар только что растоптал мою гордость. С лёгкостью доказал, что я заложница собственных накрученных мыслей. В плену вымышленных страстей «ни о чём» и он способен разрушить созданной мной миф без особого усилия — лишь только возжелает.

Шумно сопит над ухом:

— Теперь скажи! — охрипло требует.

Рьяно мотаю головой — сама себе противна.

— Открой глаза, — рычит уже с угрозой, — и скажи…

От действительности не уйти. Зепар жестоко прав. Моя проблема в эгоизме, а страхи от одиночества. Убиваюсь, потому что жаль себя…

Медленно поднимаю опухшие веки:

— Я не такая, как ты, — убеждаю скорее себя, чем его. — Я другая…

Андрей брезгливо хмыкает. Вскакивает с ледяным спокойствием, поправляет брюки, скрывая явственно не угасшее возбуждение, одёргивает толстовку. Меня тошнит от жалости к себе! Я тщедушна. Скрючиваюсь на полу, подгребаю колени к подбородку и утыкаюсь в них лицом:

— Я лучше, — уже шепчу, но понимаю, насколько лживо и позорно звучит. — Всё это пошло, отвратительно…

— Добро пожаловать в мир живых! — самодовольно чеканит Зепар. — На сегодня тренировка закончена. Домой! — летит приказ.

Лежу без сил. Надо мной всё яростней пыхтят. Раздражать мерзавца не хочу — себе дороже. Встаю, натягиваю брюки, лиф. Остатки футболки снимаю. Не успеваю спросить: мне идти так, — Андрей протягивает толстовку. Вспыхиваю, не смея поднять глаза. Красивое тело Зепара — полёт для развратной фантазий, только что получившей первый медовый пряник — вкусив немного, хочется большего… Смущённо отступаю, поспешно облачаюсь. Плетусь за Андреем по коридору до раздевалки.

Сажусь, глядя в одну точку. Жестокий урок, но самое гадкое — доходчивый. Я, правда, жива?!. Некоторое время мыслей нуль, желания двигаться столько же. В душевой звонко бьётся о кафель вода — Андрей принимает душ. Точно в прострации снимаю толстовку, кроссовки, брюки… В трусиках прохладная влажность, но в теле приятная вибрация, тепло. От отвращения морщусь. Мыться здесь не буду — быстрее бы домой. Там спокойней, привычней… Беру вещи из шкафчика, на секунду замирая возле сумочки — таблетки!

Приму лекарства и будет легче.

Дрожащей рукой открываю бутылёк, достаю пилюлю…

— Дай сюда, — грохочет над ухом Андрей. Не успеваю сжать кулак, махом перехватывает таблетку, ещё рывок — и вся упаковка у Зепара.

— Верни! — негодую. — Это лекарство, мне без него нельзя.

— Теперь, можно, — рычит недобро мучитель. Секунду не могу отвести взгляда — обнажённое тело надзирателя блестит от влаги. Впервые вижу так близко и чётко. На коже множественные белесые рубцы, как от порезов, на груди, на сердце… странное клеймо. Словно выжженное. Небольшое и очень плохо понятное. Треугольник остриём вниз, внутри не то солнце с лучами, не то круг с щупальцами. По оба верхних угла крохотные значки. Знакомые, вроде как… Странно, у мужа тоже видела клеймо. Другое… на внутренней стороне предплечья. Всевидяще око дьявола со слезой и молнией. Вадим объяснил, что в молодости баловался сатанинской свастикой. По глупости сделал тату, а потом попытался вывести… Не много ли совпадений?!.

В голове точно проходится цунами — мысли испаряются. Гляжу в упор на полотенце, обёрнутое вокруг бёдер Андрея и едва прикрывающее мужское достоинство. Вадим не обладал такими физическими качествами, как Зепар. Смущаюсь, краснею, дурею — сознание пристыжено мутнеет.

Мои лекарства! Точно щелчок в тишине — вновь трезвею. Разум бунтует. Таблетки! Спасение!..

Андрей с грацией тигра отворачивается и идёт к своему месту. Бросаюсь в ярости:

— Отдай, скотина! Моё!..

Слова застревают поперёк горла, по затылку расползается боль — Зепар, схватив за шею, впечатывает в стену между шкафчиками.

— Ещё хоть раз увижу, — грозит с хищным оскалом, прижав всем телом. — Задам такую трепку, что сидеть долго не сможешь, а повторишь — будишь молить о смерти.

— Ты не понимаешь, — хриплю — выдавливаю из последних сил, — без них у меня мигрень и… я загнусь… с ума сойду… — взгляд прикован к хладнокровному и в тоже время жаркому Андрею. Глаза цвета насыщенной травы опять сменяются на пугающе бездонно чёрные. Демонические, завораживающие. Черты лица ожесточаются… Снова мерещится? Смаргиваю. Цвет глаз, как обычно, всё тоже спокойствие зелени. Чёрт! Рассудок покидает. Реальность искажается, краски притупляются. Прыгают тёмные кляксы, сменяются белыми.

— Это! — трясёт таблетками Зепар. — Антидепрессанты! Они притупляют эмоции, дают ложное восприятие жизни, — голос приглушённый, будто слушаю под водой. Спасите, а не то… Ещё секунда — и я в отключке…

Бью коленом что есть сил — хват мучителя ослабевает. Падаю точно подкошенная. Захожусь сухим кашлем, растираю горло. Рядом, согнувшись пополам, скулит Андрей, по полу возле съехавшего с бёдер полотенца, катаются светлые пилюли. Нахожу силы и сажусь, упираясь рукой в кафель, всё ещё неровно дыша. В голове будто играют на барабанах. Зепар уже глухо мычит, руки на обнажённом паху.

— Стас был хорошим учителем, — поднимаюсь на дрожащие ноги. — А муж не был плохим… То, что ты невоспитанный извращенец, позволяющий себе распускать руки, не делает тебя лучше, — перевожу дух. — Запомни: тебе до Стаса и Вадима далеко.

Глава 15

Нужно отдать должное, Андрей ни разу не намекает на случившееся в зале. Да и вообще, ведёт себя, как обычно. Сдержано, холодно, по-рабочему. Только, когда приезжаем домой, без лишних слов, потрошит все полки с лекарствами. Даже глубокие заначки, которые сделала на всякий… пожарный. Откуда про них знает — понятия не имею. Вероятно, хороший психолог или сталкивался с подобным.

К вечеру меня уже трясёт точно в лихорадке. Нервно оглядываюсь — мерещатся всякие ужасы, шорохи, ползущие тени. Включаю телевизор громче и смотрю невидящим взглядом, обхватив плечи руками. Озноб усиливается — мне нужны лекарства. Встаю, прохожусь по комнате туда-сюда. Безнадежно проверяю несколько полок комода — пусто. Заглядываю в шкаф — ничего.

Чехол для мобильника! Там есть заначка.

Чёрт! Была… в другом.

А кстати, где мой телефон?

Позвоню Антону Николаевичу, пусть прекратит издевательство надо мной — выпишет новый рецепт.

Кручусь по комнате — нет мобильника. Распахиваю дверь и стремительно иду по коридору. Сумочка… Заглядываю: помада, карандаш, кошелёк, визитница, — всё содержимое вытряхиваю на тумбу, — новое зеркальце, документы… Где чёртова трубка? Грызу ногти… странно, она недавно была… Как недавно? Тщетно вспоминаю — пустота. Не помню, когда последний раз говорила по мобильнику.

Андрей! Тварь!.. Уже почти вхожу в комнату к Зепару, как на кухне слышу шорох. Бегу назад — врываюсь… Андрей сидит за столом, пьёт чай.

— Еда в холодильнике! — бросает просто. — Чайник горячий.

— Верни телефон, — твёрдо выделяю каждое слово.

— Ожила, готова любовникам звонить?

— У меня нет… — взрываюсь и тотчас умолкаю. Несколько секунд прихожу в себя. Почти визжу: — Да!

— Придётся воздержаться! — лживо сочувствует Андрей. — Вдруг, кто-то из них тебя пытается убить.

Ты!

Крик души остаётся при мне. Импульсивный, невыдержанный, злобный. Что со мной? Я не хочу проблем. Никому. Хочу забвения и тишины. Неровно дышу, закрываю глаза. Вспоминаю угрозы. Боль утраты. Краснею от стыда и безысходности. Не имею права вести себя подобным образом — Андрей не виноват, что у меня ломка.

И без того с видимым отвращением заставляет себя возиться со мной. Ему явно не до меня и моих «тараканов», но не бросает. Правда, его методы — грубость, цинизм, с лёгкостью уничтожают то, что возрождают настолько трудно. От этого ещё обиднее и горше. Беспомощно сажусь напротив, заламываю руки:

— Я для тебя обуза, — после долгой заминки решаюсь на щекотливый разговор. Ловлю пристальный взгляд Андрея. — Понимаю, — как можно мягче продолжаю, — держит контракт, обязательства перед Никитиным. Так подскажи, как расторгнуть?

— Никак, — Зепар резко отодвигает чашку на середину стола.

— Твоё слово Александру на чём основывается? — вкрадчиво допытываюсь. — Чем подкреплено? Всё же можно аннулировать. Только скажи, — почти молю, ведь готова пасть на колени.

— Всех тонкостей тебе не понять. Выкинь из головы мысль избавиться от меня таким путём.

— Не понимаю, — скулю жалобно.

— И не надо, — Андрей встает.

Хватаюсь за него, ища спасения:

— Проси, что хочешь, только уйди… — шепчу как заклинание.

— Я так тебе противен? — подозрительно щурится Зепар. Отворачиваюсь, шумно дышу. Сказать правду не смогу — труслива, да и признаться мерзавцу, недавно показавшему, что он — бог и всевластен над моим телом, как-то стыдно. Чёрт! Скрывать долго тоже вряд ли получится — сердце бьётся мощнее, разумные слова исчезают. На языке вертится только глупость. Верно говорят: влюблённые тупеют. Рядом с Андреем ощущаю себя безмозглой коровой, пытающейся на коньках по льду кататься. Соврать? Лучший выход… Несмело гляжу — Зепар ждёт ответа. Растерян, хмур.

— Да, — предательски дрожит голос. — Как вспомню… — осекаюсь — жар приливает к щекам, но упорно заставляю себя продолжать: — тошнит. Прости, с другими проще, — кривлюсь, нервно мотаю головой. Настолько скверно лгать ещё не приходилось!

Андрей темнее грозовой тучи. Скулы натягивают кожу, крылья ноздрей грозно трепещут:

— Александр меня сменит… ненадолго, — цедит сквозь зубы, в недобрых демонических глазах читаю приговор. — У меня дела, но я вернусь, — безжалостен надзиратель.

Больше не говоря ни слова, моет чашку и выходит из кухни.

Боюсь выдохнуть, по сердцу точно ножом медленно проводят. Таблетки, маньяк, боль — всё отступает. Я наедине с горькой правдой. Мне ненавистна даже мысль, что останусь без мучителя-Андрея! Каким образом он умудрился меня настолько привязать к себе? Невидимыми, крепкими, неощутимыми путами. Я попала в рабскую зависимость! Кто Зепар такой, что б я желала всё время быть с ним? Пусть издевается, сердится, игнорирует… лишь бы был рядом! Чёрт! Это даже не привязанность — болезненная подчинённость.

Андрей — часть меня и если я её лишусь — сума сойду и в этот раз окончательно.

Хм, интересно, он едет по делам? Наверное, встретиться с «очередной» невестой… Со мной-то он похоть не утолил.

От ревности щемит в груди, подступают слёзы. Воли им не даю, плетусь в комнату и только там падаю на постель. Будь всё проклято! И особенно непонятно откуда взявшиеся чувства к Зепару…

***

Вырываюсь из тревожного сна в ознобе. Трясёт, мутит… Перед глазами всё вертится каруселью. Спешу в туалет — путаюсь в одеяле, гулко падаю. Встать не успеваю, спазмы скручивают желудок — меня тошнит… Давлюсь желчью, едкими слезами и проваливаюсь в темноту.

Открываю глаза — бьёт яркий свет. Жмурюсь. Голова гудит, тело ватное — не слушается, но ощущаю: меня крепко удерживают. Убирают бережно волосы с лица. Силюсь посмотреть кто — не выходит, зато понимаю, где нахожусь. В своей комнате, на постели.

Меня только что рвало, но уже не на ковёр, а в услужливо подставленный тазик. Тошнота проходит — откидываюсь назад и тотчас готова умереть от стыда. Встречаюсь взглядом с Андреем. Сидит рядом. Как всегда, холоден, молчалив. Поправляет подушку, назойливую прядь, прилипшую к влажной щеке, заправляет за ухо. Вдумчиво смотрит, будто пытается на меня воздействовать телепатически.

Гад!

Удушливо дергаюсь, во рту сухость:

— Пить… — хриплю не своим голосом.

Андрей сразу же встаёт. С его стороны, на прикроватной тумбе графин с водой и бокал. Наливает, обходит постель. Бережно помогает сесть, прикладывает к губам:

Глотаю жадно, поспешно:

— Тиши, — притормаживает Зепар: — Не поперхнись.

Допиваю спокойнее. Ложусь, долго мучаюсь и, наконец, проваливаюсь в рваный сон.

Картинки мелькают урывками, крохотными эпизодами.

Где я? Дико озираюсь. Не то поле, не то равнина, но явственно с древними развалинами города: тёмно-серыми, невысокими, выжженными, обдуваемыми редкими зарядами сильнейшего ветра — такого, что глотнуть воздуха невозможно. Уворачиваюсь от порывов, бросающих в глаза мои растрёпанные волосы, песок, сор. Задыхаюсь. Прячу лицо в ладонях, оставляя между пальцев небольшой проём — видеть, куда бежать дальше. По телу хлещут ледяные струи, но укрыться негде — руины приземистые.

Упираюсь, отворачиваюсь, обхватываю руками плечи. Лёгкое цветастое платье не спасет от холода. Чёрт возьми! Где же я?..

…Стоять нельзя — бегу. Нарастают шумы — плакучие, многоголосые, словно приближаюсь к месту скорби. Шлепаю босыми ступнями по обломанным каменным плитам — спотыкаюсь, соскальзываю, падаю. Переждав новый заряд ветра, обдирая ногти, поднимаюсь и возобновляю путь. Плетусь долго… От усталости и боли ноги не слушаются, руки точно не свои.

…Нервно шарахаюсь — от страха ёкает сердце, в голове громкое эхо бешеных ударов. Из-за ближайшей развалины взмывает крылатая тень. Словно демон из детских кошмаров, мучавших долго время и также давно не навещавших.

Боже! Вспоминаю или мне это снится?..

Перед глазами мелькают рваные эпизоды.

— Мы должны переехать! — слышу взволнованный, но твёрдый женский голос.

— Конечно, — летит мужской, понимающий. — Опять нашли…

…Темноволосая девчушка крадётся в ночи. Открывает дверь, ступает в комнату. Затаивается, вжимая голову в плечи. Оглядывается с широко раскрытыми глазами. Несмелый шаг… ещё один. Приближается к большой постели со спящим мужчиной и женщиной. Забирается к ним. Медленно ползёт.

— Милая, — звучит сонный голос женщины. — Что случилось?

— Мне страшно… — картавит девчушка и всхлипывает. — Опять злые тени преследуют.

— Иди к нам, — мужчина откидывает одеяло и хлопает по постели между собой и женщиной. Девчушка поспешно юркает на приглашённое место…

…Светло. Опрятный дом, бревенчатые стены, небольшие окна. Милая, но удивительно пустая комнатка.

— Это будет нашей тайной! — шепчет мужчина, сидя на корточках. Высокий, мощный, курчаво-светловолосый. Красивый, будто ангел… С яркими чертами лица: безумно голубыми глазами, прямым носом и жёстко-доброй полосой рта. Нежно целует в висок малышку, играющую на деревянном полу.

— Когда придёт время, — рядом присаживается худощавая женщина. Такая же, как и малышка, темноволосая, только черноглазая. Бережно гладит крошку по голове: — Тебе нужно будет сделать выбор. Не сомневайся, но принимая, будь решительной! Запомни: suscepit vita consuetudoque communis… Откроет путь на свободу!

Это я… и родители! Озаряет догадка, но насладиться радостью не успеваю. Я опять у руин — вокруг меня кружит тень, тянет руки-щупальца.

В ужасе отступаю, но нога предательски застревает в расщелине. Запинаюсь, падаю. Нелепо барахтаюсь пару секунд, и только вскакиваю, тотчас бегу прочь от демона — на ревущие голоса. На ходу, оглядываюсь, тень уже не одна — сотни. Они преследуют. Силы на исходе, хриплю точно загнанная лошадь, жадно хватаю воздух.

Резко торможу — передо мной обрыв… Воистину обрыв в бездну. Внизу лютует огонь, а в лаве кишит море людей. Тянут руки вверх, стонут, кричат — обезумев, воют, пытаются вылезти. Мешают друг другу — в надежде спасти свою шкуру, ползут по соседу, но в страхе упустить шанс на спасение, другой сосед также хватается за него. Гора из тел увеличивается, пока от тяжести не обрушивается…

Что делать? Затравлено оглядываюсь. Если бежать вдоль обрыва в одну сторону, ожидает длинная узкая пустынная дорога в никуда — ни конца, ни края. В другую — тёмный, угрюмый лес. Совсем непривлекательный — пугает размерами и раскидистыми, ветвистыми деревьями.

Что за ужас? Я в Аду? Умерла!.. Тогда почему бегу? Чистилище? Меня должны осудить и определить меру наказания? Оглядываюсь — ко мне приближаются тени. Выделяется одна. Размашистые крылья складываются. Демон собирается в плотный сгусток, напоминающий людскую фигуру, и материализуется в человека. Невысокого, крупного мужчину с чёрными курчавыми волосами. Синие глаза смотрят бесстрастно, тонкие губы расплываются в открытой улыбке:

— Я помогу, — медленно протягивает руку, — отведу к тому, кто тебя ждёт давно.

Жмусь к самому краю обрыва. Затравлено кошусь на пылающее море людей, кишащих точно муравьи в разбитом муравейнике. Вновь смотрю на мужчину, на тени за его спиной…

— Я сплю? — неверующе шепчу.

— А что есть сон? — недоумевает демон.

— Вымысел, полёт больной фантазии, — напугано бормочу.

— Разве больной ум отличает вымысел от реальности? — ошарашивает мужчина.

— Не уверена, — робко качаю головой, — потому и спрашиваю…

— Пойдём со мной, я покажу реальность, — убеждает демон, но мой внутренний голос истошно вопит: уж лучше умереть!

Ответить не успеваю, сквозь тени прорывается волк. Серый, крупнее обычного, но такой же поджарый. Демоны испуганно разлетаются, взмывая на огромных крыльях. Зверь рычит, скалится на мужчину, шерсть на загривке дыбом. Нарезает полукруги, бросается короткими выпадами — теснит к другим теням. Демон злится, лицо искажается гневом, глаза чернеют: вмиг преображается в гиганта с крупной рогатой башкой и мощным телом.

Волк подскакивает ко мне. Скулит, виляет хвостом, мотает головой в сторону, точно приглашает ехать на нём. Не осознавая, что делаю, сажусь, и зверь срывается с места. Мчится к лесу.

Пригибаюсь к загривку, обхватываю шею руками, прячу лицо в шерсти. К лесу приближаемся стремительно. Воровато оглядываюсь — тени далеко позади. Уменьшаются. Облегченно вздыхаю, но тотчас подкатывает новый страх. Впереди неизвестность! Как продерёмся сквозь заросли грозных деревьев?

Может, стоит по пустынной дороге убегать? Или не мучиться — спрыгнуть к тем, кто в огне?..

Отчаянье прогоняю прочь.

От волка идёт живое тепло, необычная сила. Шерсть под пальцами жестковатая, густая. Наполняюсь уверенностью. Успокаиваюсь. У самой кромки замечаю тонкую, будто змея тропку, едва заросшую зелёной травкой. Волк юркает между колючих веток и скрывается в гуще дубов и сосен.

У большого дерева притормаживает. Я слезаю. Чешу новому другу за ухом:

— Спасибо! — шепчу, преисполненная благодарностью. Зверь облизывает моё лицо — улыбаясь, целую его в нос.

…Иду по тропинке. Темнота рассеивается — даже пробиваются несмелые лучи солнца, а ветви совсем не мешают. Шагаю легко, несмотря на босые ступни. Слышу щебет птиц, стрекотание кузнечиков. Вижу белок-трудяг — таскают шишки, грибы; хитрых куниц — ловко шныряют по ветвям, охотятся… Порой, встречаются небольшие травянистые поляны. Собираю ягоды, насыщаюсь, продолжаю путь. Волк изредка скрывается в гуще деревьев, а когда возвращается, замечаю кровавые капли на шерсти, но молчу. На то и хищник, чтобы питаться дичью. Не мне его судить. Остаётся надеяться, что пословица: чем дальше в лес, тем злее волки — не о моём спасителе.

Хочу остановиться, но зверь настойчиво тянет дальше — плетусь, едва не падая без сил. Тропинка расширяется, круто сворачивает в сторону. Выхожу на огромную поляну. Посреди — двухэтажный каменный дом, огороженный невысоким, но добротным бревенчатым забором. Окна с решетками, на двери — замок. Прохожу в высокие металлические ворота, по дворовой тропе. По обе стороны — лужайка с мелкой травой, в палисаднике одинокий куст с алым бутоном розы. Ненадолго задерживаюсь возле цветка — касаюсь, нюхаю. Странно, аромата нет. Не успеваю развить мысль — до этого момента сидевший рядом зверь носом утыкается в ладонь и мотает головой на дом. Иду к двери. На грядке, чуть дальше краснеют ряды клубники. Хочется подойти, но совесть не позволяет. К тому же зверь держится за спиной.

Поднимаюсь по бетонным ступеням, у порога тёмно-зелёный палас. Замок, конечно, говорит о многом, но постучаться лишним не будет. Стучу:

— Дома кто-нибудь есть?

В ответ молчание. Расстроено морщусь. Волк прикусывает край паласа и тянет на себя. Соступаю — тайник с ключом.

Дверь распахивается с тихим скрипом и меня встречает пустая, но довольно светлая прихожая. Дальше — просторный зал-столовая с большим деревянным столом и стульями. Возле стены старый шкаф — слегка покосившийся, двустворчатый. Несмело приближаюсь. Тяну за ручки — заперто. Сильнее дернуть не позволяет рык волка. Оскалился — явно недоволен, грозит. Испуганно убираю руки и отступаю.

— Не трогаю… тише, не рычи…

Зверь усмиряется, садится на пол и пристально на меня смотрит.

Странный, пугающий…

Боязливо подхожу к столу. На нём фарфоровые чашки, тарелки, чайник. Беру ближайшую чашку. Верчу в руках — она пустая, грязная… Не успеваю вернуть на место, посуда рассыпается пылью. Нервно стряхиваю сор с рук, испугано оглядываюсь и как только убеждаюсь: никто не кричит, дом не трясётся, — шумно выдыхаю и следую по дому дальше.

Останавливаюсь перед лестницей на второй этаж. Возле ступеней ещё комната. Заглядываю — большая уютная спальня: широкая постель, комод, шкаф. Шагаю внутрь и едва не визжу от страха — из-под ложа выскакивает тёмный зверь. Шарахаюсь к стене, но тотчас выдыхаю — кошка. Шикарного цвета горького шоколада и чудесными голубыми глазами. Грациозно потягивается, показывая острые коготки, бархатно мурлычет. Ступает плавно, точно модель на подиуме. Ластится к моей ноге, доверительно трётся.

Приседаю, глажу:

— Красотка, как ты здесь одна? Не проголодалась?

Кошка подставляет спину для ласки, прогибается.

Умащивается рядом и принимается вылизывать шерсть. Возле устраивается волк. Опасливо жду бурной реакции от обоих, но её не следует. Кошка мимолётно глядит на зверя и продолжает моцион.

Уже в следующее мгновение мы все втроём на лужайке, где пасётся красавец-конь. Угольной масти, с изящными длинными ногами, волнистой гривой и умной мордой. Фыркает, перебирает копытами, неспешно жуёт траву. Не удерживаюсь и подхожу. Скакун смотрит внимательно, кладёт голову мне на плечо. Несильно хлопаю по шее:

— Хороший… Пойдёшь с нами?

Конь чуть отступает. Снова фыркает. Почему-то уверена, что соглашается.

Сажусь верхом, и мы все дружно углубляемся в лес…

Границы расплываются, искажаются. Испуганно оглядываюсь. Мы идём по голому, будто вспаханному полю. Посреди — высится одинокое чёрное дерево. Нехорошее предчувствие заставляет сердце биться сильнее. Высматриваю другую дорогу, но её нет — единственная тропинка, как назло, проходит возле дерева. Приближаемся, и понимаю, что оно чёрно от теней-демонов. Их сотни… тысячи.

Потревожено взмывают, истошно гудят. Кошка шипит, волк рычит, конь нервно прядает ушами, ускоряя шаг.

…Несколько демонов атакуют — жмусь к шее скакуна, крепко держась за гриву. Звери принимают удар на себя, но что происходит, уже не вижу — конь меня несёт прочь. Оглядываюсь — место драки окутано чёрным облаком, уже плохо видны мои новые друзья… вскоре совсем пропадают в гуще теней. Душа кричит: «Беги! Спасай!» Но коня не остановить — мчится быстрее ветра.

Сердце разрывается от боли, оплакиваю свою слабость…

Меня настойчиво трясут. Кто? Ничего не понимаю… Неужто демоны нагнали?

— Пустите! — рвусь из плена. Мечусь, кидаюсь будто одержимая. Не дамся живой! Пусть лучше убьют. Меня безжалостно скручивают, руки заламывают. Падаю — сверху придавливают. Связывают, но я неумолима — извиваюсь, как могу. Кусаюсь…

Никого. Оглядываюсь — я одна.

Пустая, холодная, тёмная комната. Куда пропали изверги? Безжалостные демоны…

Далёкий голос холодно бросает:

— Промывку ей сделай и дай лекарства, — до боли знакомый… Зепара.

— Я хотел как лучше, — звучит ещё один — Рыбакова, с нотками тревоги и растерянности. Вновь проваливаюсь в небытие.

Опять я на коне. Впереди высится гора. Макушка белеет, но на самом пике человек. Меня к нему тянет… Я не умею лазить по горам. К тому же настолько высоким, отвесным. Может, увидит и сам спустится? Чёрт! А если ему нужна помощь?

Бросаю тревожный взгляд наверх. Человек… машет. Храбрюсь и начинаю восхождение.

Сложно… Обдираю ногти, пальцы уже не слушаются, руки немеют, ноги — ватные.

Задыхаюсь — сил больше нет. Останавливаюсь, вскидываю глаза — человек… спускается! Вижу отчётливее. Высокий, крепкий… Это мужчина…

Ползу дальше. Дыхание вылетает с хрипами, лёгкие так раздуваются, что задевают рёбра. Одолеваю очередной выступ, и без сил заваливаюсь на небольшой площадке. Жадно глотаю воздух. Ещё глоток… он застревает поперёк горла. Ко мне с подъёма спрыгивает Зепар…

Несколько мгновений смотрит. Дружеским жестом протягивает руку, но я не могу её принять. Взгляд прикован к взволнованному лицу Андрея. Бархатно зелёные глаза наливаются бездонной чернотой.

Смаргиваю и ужасаюсь, ведь за спиной демона… крылья-тени…

— Не сиди на холодном, — рекомендует наставительно Зепар, но в голосе нотки участия. — Простынешь!

Руки не убирает — явно ждёт моего решения. Нервно сглатываю и вопреки рассудку принимаю помощь.

— Идём… — увлекает вглубь горы Андрей. Иду безропотно, держусь так, словно если отпущу — умру.

…Мы в просторной и светлой пещере. Её украшают причудливым дизайном сосульки, гребни сталактитов и конусовидные, столбообразные сталагмиты.

Посреди — мощный сталагнат, точно поддерживающая колонная. С одной стороны — большой костёр. Он совсем рядом. С другой, вдалеке, виднеется источник. Но до него так просто не добраться. Пугливо жмусь к пламени, подставляю ладони навстречу жару. Андрей прав — озябла.

Демон меня не покидает — держится чуть позади.

Согреваюсь быстро. Вскоре уже душно, очень хочу пить, кошусь на Зепара. Он будто всё понимает без слов — кивает на источник.

Неспешно идём. Вцепляюсь в демона мёртвой хваткой. Он услужливо помогает перебраться через очередной сталактит, широкую трещину, взобраться на выступ. Останавливаюсь перед отвесной, сплошной стеной. Выискиваю, как обойти, или хотя бы небольшую щель, куда смогу пролезть, но преграда обеими сторонами упирается в стены пещеры. Переползти? Слишком гладкая и высокая. От безысходности закусываю губу, и робко оборачиваюсь к демону. Андрей, ни слова не говоря, подходит к преграде. Оценивающе глядит, ощупывает ладонями, словно выискивает слабое место.

Едва уловимый размах — удар… стена хрустит, но выдерживает. Зепар не прекращает. Ещё мощный удар — рука демона пробивает маленькую дыру, из которой точно нити паутины щербятся трещинки. Быстрыми ударами Андрей расчищает проёма до приемлемого размера и мы, наконец, протискиваемся на другую сторону, но… оказываемся на краю обрыва.

Ужас! Ведь с него нет спуска, если только падать, причём весьма глубоко, а там… голое, смертельное длинное каменное полотно, тянущееся до самого источника. Скалолаз из меня никудышней, по горе ползла — отдала полжизни, здесь же и зацепиться не за что.

— Что делать? — обращаюсь к Андрею. Его невозмутимости можно только позавидовать:

— Довериться, — рывком прижимает к себе, но меня начинает трясти. Зепар насильно обнимает, глаза вновь наливаются чернотой…

Шагает в пропасть. Зависаю на миг. От ужаса закрываю глаза и тотчас открываю — нет каменного плато. Нет Андрея…

Стою на берегу не то реки, не то озера. Серая зеркальная гладь не колышется. Осматриваюсь. Я на небольшом островке. Позади и с обеих сторон — бесконечная вода. Она сливается с пасмурным горизонтом, будто одно — отражение другого. А впереди раскинулось смердящее болото с редкими кочками, бугорками.

Делать нечего. Иду…

Ноги с чавком застревают в вязкой каше. Несмело перескакиваю с кочки на кочку. Часто падаю, неловко встаю, уже вымазанная грязью.

С бугорка на бугорок перебираюсь, и замираю: в воде кто-то есть. Человек! Короткие волосы обрамляют лицо, точно лучи солнышко. Исхудавшее тело с безжизненными глазами, провалившимися щеками и бесцветными губами. Мужчина… Отдаленно на кого-то похож… Зепар! Боже! Что с ним? Не думая, что делаю, падаю на колени:

— Спаси, — булькает Андрей глухо.

Наклоняюсь к самому краю, тянусь навстречу. Молебные черты лица искажаются в злобные. Зепар преображается демоном и, резко вынырнув из воды, хватает меня за руки. От неожиданности падаю в воду. Ледяную, сковывающую будто азот.

Из последних сил бьюсь, сохраняя последние капли воздуха в лёгких, но цепкие пальцы не отпускают — в смертельном хвате тащат вниз. Конвульсивно дергаюсь. Кислорода больше нет…

Я жить хочу!

Мысль ускользает…

— Ч-ш-ш, — убаюкивает низкий хрипло-чарующий голос. Вслушиваюсь, внимаю ощущениям — меня гладят, покачивают. От нежности расслабляюсь и неспешно открываю глаза, правда, удаётся не с первой попытки.

Андрей… осторожно прижимает меня к себе, гипнотизирует задумчивым взглядом.

Мне хорошо и плохо одновременно.

Жестокая правда ломает выстроенные разумом преграды — я хочу этого мужчину. Ощущать жар, сладость и боль поцелуев. Мне плевать на его холодность, женщин, антипатию и отвращение. Лишь бы был рядом. В любом обличье, с любой целью, любыми путями и контрактами. Если будет нужно, готова обязать его на пожизненную охрану моего тела с любыми удобными ему условиями — пусть ненавидит, прогоняет, плюётся и обижает… Хочу быть его работой навсегда. Вне рамок веков, жизни, смерти. Он — нечто большее. Часть меня. По крайней мере, половина. Но меня той, которую я прогоняю уже долгие годы. Возможно, чёрная, но не гиблая.

Моя настоящая забытая суть…

— Спи, — шепчет Зепар и прижимается губами к виску. Разнеживаюсь в тепле объятий личного демона. Послушно закрываю глаза и засыпаю.

Глава 16

Просыпаюсь с улыбкой, но тотчас настроение ухудшается. Почему так одиноко? Холодок студит тело.

На душе тяжелеет. Я одна… в пустой постели.

Сажусь. Кхм… переодета в трикотажную короткую ночнушку. Когда и кто? Андрей?.. Жар против воли приливает к щекам. Спускаю ноги на пол:

— Зепар, — зову несмело, голос мерзко хрипит. Прокашливаюсь. Встаю, иду из спальни. — Зепар, — повторяю как заклинание.

— Ангел мой, — из гостиной спешит Александр. Замираю с грохочущим сердцем. Вокруг друга играет светлая ореола-дымка. Невольно шарахаюсь, выставив ладони. Никитин непонимающе застывает рядом. — Витуль, что случилось? — в чистых, голубых глазах непонимание.

— Всё отлично, — робею и зябко обхватываю себя за плечи. Александр спешно обнимает:

— Ну ты нас и напугала, — качает головой и увлекает в зал.

— Где Андрей? — шепчу, всё ещё оглядываясь. Может, сейчас появится?

— Уехал, — присаживается на диван Никитин и принуждает опуститься рядом. На столике — заварник, пара чашек, сахарница, блюдце с лимоном. На подносе печенье, сдоба, конфеты. Александр пододвигает ко мне чашку, наливает чая, кладёт сахара. Протягивает: — Пей, а то совсем ослабла.

— Куда уехал? — растеряно уточняю. Точно в прострации беру чашку и пригубляю. Горячий напиток обжигает гортань. Морщусь, ставлю на стол.

— По делам, — отмахивается друг и, чуть помедлив, поясняет: — В Москву. Что-то срочное, не требующее отлагательств.

— А как же я? — огорошено бормочу в некотором замешательстве.

— Он просил, чтобы я с тобой побыл, но ты… В общем, у тебя был сильный токсикоз. Антон Николаевич перестарался с таблетками. Не со зла, — Никитин взъерошивает свои волосы, — подсадил на антидепрессанты. Влацлович решил тебя от них отучить. Может, жестоко, но думаю, верно… Ему пришлось тебя выхаживать двое суток.

— Ужас, — пристыжено опускаю глаза. — Значит, уехал? — повторяю глупо.

— Да! — Александр умолкает на секунду. — Ангел мой, — поучает отцовским тоном, притягивает и гладит по голове. — Андрей — сильная личность. Неординарная, влиятельная, могущественная. Женщины сходя с ума из-за него. Говорить, как опасно в него влюбляться — бессмысленно, да я и не в силах уберечь от этого. Помни, подлетая к огню, можно опалить крылья.

— Не стоит, — вырываюсь из объятий, встаю. Мне больно, обидно, тошно. Иду на выход, но на пороге оборачиваюсь: — Да и поздно. Ты сам для этого сделал много…

Шатаюсь по квартире будто сомнамбула. Принимаю душ. Бесцельно брожу, непонимающе разбираю вещи. С Никитиным не говорю, хотя знаю, что он переживает — часто натыкаюсь на него. Задумчивого, пасмурного, но мне тяжелее, хуже, больнее, противней…

Включаю телевизор. Диктор вещает последние новости. Опять проверка ЖКХ, затапливает жителей Амура. Криминальная хроника. Быстро сменяются кадры. Фотка трупа на весь экран. Опухшее синевато-зелёное лицо. Глаза заплывшие, губы искажены. Несмотря на уродство и одутловатость, улавливаю знакомые черты…

Вслушиваюсь в комментарий: «…пролежал больше двух недель. Всех, кто обладает, какой-либо информацией, просьба прозвонить по телефону…» Вспомнить, кто это — не успеваю. Репортаж меняется. Всероссийский конкур красоты. Прямой эфир… Освещает тему женоподобный молодой человек. Вкратце рассказывает об основных конкурентках, о пройдённых этапах. Прогнозы… Жюри. Не вдумываясь в смысл, смотрю, а глаз отвести не могу. Один из членов жюри… Андрей.

Эпизод мелькает, и сюжет заканчивается. Я как приклеенная — гляжу, не моргая. Так значит, дела важные? Не требуют отлагательств?.. Взвинчиваюсь — ну уж нет! Тварь! Мне плохо, а он девок оценивать полетел?

Что ж, докажу скотине, что Ивакина Вита достойна лучшего. Пусть он теперь довольствуется остатками, догладывает косточки!

Чёрт! А ведь правда?!. Как я опустилась так низко? Сижу дома, точно неприкаянная душа! Вкуса к жизни нет! Ковыряюсь в прошлом! Про работу забыла, про себя забыла! Буду жить, и творить вопреки всему! Только для начала к психологу обращусь.

— Александр, — кричу, на ходу стягивая ночнушку. — Мне бы к Антону Николаевичу…

Наспех одеваюсь в джинсы, тунику.

— Зачем? — тревожится Александр. Оказывается на пороге, только я успеваю нацепить второй носок.

— Поговорить! — иду мимо — Никитину приходится меня пропустить.

— Ангел мой, — маяча за спиной, бубнит вслед Александр. — Ты, случаем, опять не решила дел натворить?

— Нет! Я трезва как никогда, — понимаю, что зла. Но теперь знаю, чего хочу. Вижу цель. И добьюсь её любым способом. — Клянусь, не за таблетками! Немного ковыряния в себе никому не мешает.

— Это так важно? — недоумевает Никитин. — До завтра не потерпит?

— Зачем откладывать на завтра… — многозначительно начинаю.

— То, что можно сделать сегодня, — тихо заканчивает за меня Александр. — Одеваюсь, ангел мой.

Это обращение всегда смущало, но никогда не просила Никитина его не говорить. Признаться, больше не слышала, чтобы кто-то из знакомых кого-то называл «ангел мой». Как-то чуждо… аномально…

— Ты говорил, что был знаком с моими родителями, — начинаю издалека. Мы с Александром едем к Рыбакову — он ждёт нас у себя дома.

Никитин бросает на меня задумчивый взгляд:

— Да. Я тебе рассказывал некоторые эпизоды. Пытался вспомнить самые яркие. Может, твоя память вернётся… — внимательно смотрит на дорогу Александр. Хмурится, вновь косится на меня: — Почему спрашиваешь?

— Да так, просто интересно, — уклоняюсь от прямого ответа. — А как они выглядели?

— Алберита — темноволосая, хрупкая красавица. Я бы сказал, даже роковая. С волевым характером, жёстким и импульсивным. Михаил — высокий, крепкий, светловолосый, голубоглазый. Спокойный, рассудительный… Они были странной парой. Настолько разные и несовместимые, что окружающие не переставали удивляться — как они могут уживаться. Михаил при всей мягкости и спокойности был несгибаем в своих убеждениях — если чего решил… Лучше позволить сделать! Оказалось, он как никто умел приструнить взбалмошную Албериту.

— Смешно ли, — натягиваю милую улыбку, а внутри неприятно ёкает. Чёрт! Очень похожи на тех… из сна-видения-глюка. — Но описываешь, будто выглядели как ангел и демон.

Никитин и бровью не ведёт, но его руки сжимают руль сильнее.

Делаю вид, что не замечаю.

— Так и было… — наконец нарушает молчание Александр. — Чем её покорил — неизвестно, но до встречи с твоим отцом, мама слыла женщиной с взрывным характером, непреклонной, и даже порой жестокой. А с ним преобразилась — расцвела, смягчилась. В ней открылась вторая натура, о которой многие и не подозревали. Но и Михаил изменился. Кто знал его до знакомства с твоей мамой, отметили, что она единственная, кому он позволял из него верёвки вить.

— То есть, они друг друга стоили, — сухо подытоживаю. — Странно услышать, что не папа, а мама была оторвой…

— Не то чтобы оторвой, — спешит поправить Никитин, — она была не самая смиренная и изнеженная дама. Умела постоять за себя.

М-да, копаться в психологии отношений родителей, которых толком не помню сложно, да и проблематично — слишком размыта и поверхностна информация. Сейчас бы в себе разобраться.

— Хочу домой в Гатчину заехать.

— Зачем? — бросает на меня недоуменный взгляд Никитин.

— Просто, — не знаю, как ещё объяснить — пожимаю плечами. — Давно не была…

— Нужно будет с Андреем поговорить!

Своим рассуждением Александр ставит в тупик. Недовольно морщусь и отворачиваюсь к окну. Даже такие вопросы теперь решает Зепар, будь он не ладен!..

На Васильевском острове вечные пробки. Давно укоряли Антона Николаевича, мол, специально далеко забрался, чтобы реже приезжали. К тому же Александр, не так быстр и ловок, как Андрей или Серёжа.

Пару часов толкаемся в пробках и, наконец, останавливаемся возле элитной двенадцатиэтажки, с охраняемой стоянкой.

***

— Вит, только не пугай! — встречает нас на пороге Рыбаков. Взволнованный, осунувшийся. От прежней уверенности, собранности — ни следа. — Тебе плохо? Опять токсикоз? Надо было меня позвать…

— Всё нормально, — чмокаю Антона Николаевича в щёку. Пожилой мужчина заметно светлеет, приглашает в квартиру:

— Я так переживал. Места себе не находил, — закрывает дверь и машет в сторону комнаты-кабинета. Редко, но бывает, принимает меня не в главном офисе, а здесь — в уютной домашней обстановке. К тому же жена Рыбакова — очень хозяйственная. Не квартира, а произведение дизайнерского искусства. Женщина не повернута на старинных традициях — помпезных гобеленах, вязаных скатерках, рассады в пластиковых стаканчиках по всем углам. Она — приверженец простоты и минимализма современности. В белоснежном кабинете кроме мягкой кушетки с подушками и места Антона — кожаного кресла возле круглого журнального столика, есть только тонконогая раскидистая пальма до потолка в углу между пациентом и врачом и по другую сторону от шкафа с документами. Ах, да, ещё шикарный квадратный ковёр с мягким, длинным ворсом. Обожаю ощущение, когда в нём утопают стопы…

Но сегодня не до того — привычным манером падаю на диван-кушетку. Закидывая руки за голову, смотрю в потолок. Уединения точно не получится — Александр, конечно, делает вид, что занят своими делами — прислонившись к стене, изучает телефон, — но уверена, слушать будет если не внимательнее Антона Николаевича, то ничуть не хуже. Прогнать же его будет значить, во-первых, обидеть, мол, доверяю меньше, чем Рыбакову; во-вторых, показать, что до сих пор не простила. Но даже если и так, Александр мне как отец, всё равно злиться на него долго не получится.

— Может, чая, — Рыбаков потирает руки и поглядывает то на меня, то на Никитина. Усмехаюсь: пытается выпроводить Александра, но это пустое. Лучше ему сразу стул поставить или вообще позволить сесть возле меня.

— Нет, спасибо! — отрезаю и жестом приглашаю Никитина на кушетку — хорошо, она длинная. — Хочу поговорить о сне, — перехожу к главному, только друг оказывается рядом. — Странный, долгий, красочный…

— Так, так, так, — заинтригован Рыбаков. Тихо затворяет дверь, неспешно проходит к своему креслу: — И что в нём странного?

— Помню, когда только вышла из детдома, меня посещали видения. Их смысл оставался неясным, но некоторые… вы расшифровывали: детские страхи, мечты…

— Помню, помню, — озадачивается Антон Николаевич, — плавно садится в кресло.

— Подумала, может, и что-то из сна расшифруете.

— Вит, — деловито понижает голос Рыбаков, — ты должна понимать, что не все сны информативны. Часть — внутренние переживания, часть — выдумка и только крохотная доля — несёт важное. Некоторые психологи считают, что символы в наших сновидениях — это тайная дверь, через которую спонтанные порождения человеческой души вливаются в сознание, желая помочь сохранить эмоциональное равновесие во время бодрствования. В снах можно испытать и пережить, что в течение дня обычно подавляем в себе.

— Вот и помогите разобраться!

Антон Николаевич откидывается на спинку кресла, ещё раз бросает взгляд на Александра. Открывает свой блокнот, берёт ручку и благосклонно кивает:

— Что смогу…

Закрываю глаза и долго пересказываю сон: в красках, чувствах, переживаниях, вкусовых и обонятельных подробностях. Стараюсь не упустить ни единого момента, ощущения, скрывая только две детали: эпизод про родителей и то, что последний демон — Андрей Влацлович. На мужчин не смотрю — сосредотачиваюсь на воспоминаниях.

— Ну что сказать… — Рыбаков заметно нервничает. — Твой сон удивительно похож на психологический проекционный тест.

— Это что такое?

— Такой тест используют, когда хотят узнать о собеседнике. Его жизненных целях, стремлениях, позициях, отношении к окружающим, проблемам, сексу, семье, детям…

— И? — даже подаюсь вперёд.

— Успокойся, расслабься, — наставляет Антон Николаевич и некоторое время что-то пишет в блокноте. — Итак, — многозначительно умолкает, поднимает глаза: — поле-руины — твоя жизнь. Так и есть, как бы грубо не звучало. Прошлого — не помнишь, в настоящем пережила горе и тебе кажется, будущее рухнуло, просветов больше не будет. Твои страхи, безумие, поспешность, бег.

— А как же демоны?

— Думаю, это скорее проблемы. Бежишь от внутренних, но, возможно, пойди ты им навстречу — многое станет понятным. Голоса… — запинается Рыбаков на секунду, — вероятно, та информация, которую слышишь, видишь, но не до конца понимаешь. Море тел в огне — Ад, о котором думала всё это время. Волк — мужчина. Скорее всего, твой муж. То как ты его восприняла, говорит о том, как ты встречаешь проблемы. Сомневаешься, но идёшь к ним. Лес — это смерть, твоё отношение к ней. Хорошо, что он… волк… тебя туда не отвёз сам. Остановился у кромки! Ты шла уже по тропинке и видела просветы. Что трактуется как семейные отношения, брак, устремления. Ты боялась неизвестного, но всё оказалось не так страшно. Сытая жизнь, нет скандалов, любимая работа. Мелкие зверьки — дети. Ты на них смотришь, замечаешь, но… своих пока нет.

— Как насчёт крови на волке? — озадачиваюсь неуверенно.

— Можно предположить, — медлит Николаевич, вновь косится на Александра и заканчивает, — ты замечала нечто за мужем, но не придавала этому значение.

Погружаюсь в раздумье. Неспешно перебираю моменты жизни с Вадимом. Всплывает только лучшее, милое, трепетное. Хотя, мелькают рваные отрывки, когда муж приезжал с командировок то в синяках, то в ссадинах, порезах. «Неудачный подъём, спуск…» — объяснял Вадим и, пряча глаза, спешил либо в ванную, либо в спальню. Я лишь пожимала плечами и погружалась в свои мелкие, но приятные хлопоты — о чужих подумаю потом.

— Может быть, — придаю голосу лёгкости. — Пока ничего не помню. Что дальше?

Андрей смотрит в блокнот, читает про себя.

— Дом — размер твоих проблем. Большие, добротные, к тому же закрытые от посторонних забором. Роза и клубника — фантазии. Бурные, красочные, но то, что опробовано, увы — безвкусно, — вновь умолкает. — Закрытый шкаф, вероятно, тайна, но не твоя. Думаю, у Вадима всё же были секреты, которые ты так и не открыла. А чашка тому подтверждение — твои отношения были не так крепки, как бы ты хотела думать…

Замираю… Зепар тоже говорил, что Вадим был «нечист». И… что я не любила мужа.

Бред! Мы прожили двенадцать лет, десять из которых в браке…

Но, в тоже время, совпадений не бывает.

— Кошка, — чуть погодя продолжает Рыбаков, — ты. Её поведение и внешний вид — то, как ты себя позиционируешь… Конь — друг. Что могу сказать, — впервые усмехается Антон Николаевич, — только одно: с друзьями нужно дружить, а не кататься на них.

Сама улыбаюсь и кошусь на Александра — Никитин открыто смеется и мотает головой:

— Да я не против! — нежно жмёт мою руку. Растрогавшись, чмокаю Александра в щёку и кладу голову ему на плечо:

— Спасибо!

— Поле, — нарушает минутный перерыв Антон Николаевич, — жизненные препятствия. Ты пытаешься ускользнуть от них, найти более простой выход, но чаще приходится сталкиваться и их преодолевать, — делает паузу, серьезнеет. — Прости, но из-за внутренних проблем ты, словно потеряла себя. Друзья помогают изо всех сил, но Вадима ты уже не вернешь…

Глаза режет, подступают слёзы — держусь изо всех сил.

— Человек на горе — идеал любимого человека и ваших отношений. Ты будешь ощущать его власть, но будет ли он её иметь над тобой на самом деле, вот вопрос… Пещера — то, что тебе не хватает. Тайные желания. Стена… Ты ищешь выход безболезненный, нетравмоопасный, а мужчина — разнесёт стену ради тебя. И водоём… — выдерживает недолгую паузу Рыбаков. — Размер водоёма показывает степень твоего сексуального желания. То, насколько сильно промокла, указывает на важность сексуальной жизни для тебя…

— Утонула, — шепчу устало, — в болоте…

— Ну не совсем, — звучит неуверенно успокаивающе. Рыбаков мнётся: — Болото ты прошла, как я понял…

Минуты тикают. Молчание нерушимое, а тишина такая, что проползи таракан, все среагируют.

— Спасибо! — наконец прихожу в себя. Мозг закипает, мыслей мириад, но ни за одну толком не могу зацепиться. — Столько всего, что голова идёт кругом. Надо домой. Всё переварить, обдумать.

— Да! — понимающе улыбается Антон Николаевич. — Уж огорошила, так огорошила. Зато так познавательно и ярко. Возможно, видения были вызваны препаратами, которые тебе колол.

— Скорее всего… — потерянно мямлю и встаю. Никитин спешит на выход. Рыбаков чуть мешкает:

— Неужели даже чаю не попьёте?

— Прости, — качаю головой, — устали. Сам знаешь, мне нехорошо. Пора домой. Отдыхать… Спать лягу.

Уже в машине телефон Александра громко пиликает. Никитин быстро отвечает:

— Слушаю! — умолкает, хмурится: — Едем!.. — бросает коротко и скидывает вызов.

Не хочу спрашивать, кто звонил — смутно догадываюсь. Накатывает злость, обида. Сжимаю губы, отворачиваюсь к окну.

Пока едем, понимаю, что голодна, как никогда. Прошу телефон Александра — моего-то нет. Видимо, Андрей забрал себе, чтобы дел не натворила. Звоню в круглосуточную пиццерию и заказываю самую большую «ассорти». По дороге забираем — благо, к нашему приезду успевают приготовить.

Моя догадка насчёт «звонившего» подтверждается. Сухо здороваюсь с Андреем. О как! Зепар даже выходит на улицу встретить. Несколько минут буравит недобрым взглядом. Молча забирает коробку. Никитин меня лишь целует, желает спокойной ночи и, радуясь, что сдаёт в ответственные руки, уезжает домой.

Ноги трясутся, сердце отбивает неровный ритм. Едва решаюсь зайти в маленькую кабинку лифта — затылок горит от напористого взгляда злобно-внимательных глаз. Поднимаемся наверх всё в том же молчании.

Заходим домой. В гробовой тишине ужинаем. Механически принимаю душ, ложусь спать.

Что радует и чего не отнять — отныне я воскресла!

Глава 17

С утра наспех умываюсь, завтракаю. Пару минут кручусь перед зеркалом, наводя макияж. Ещё раз оглядываю себя в зеркало. Похудела, осунулась, но так даже лучше, ведь грудь, вечно мечтающая выскользнуть из декольте, не так раздражает — теперь уютненько покоится на месте. Поправляю чёрное короткое платье с сильно драпированным верхом. Одёргиваю полы пиджака в тон. Втискиваюсь в кожаные шпильки под костюм.

Вот теперь я готова идти на работу!

Андрею ничего не говорю, но Зепар уже не спит. Ходит тенью, и когда выхожу в коридор с тренировочной сумкой, он уже поджидает у двери со своей.

Едем в полном безмолвии. На работе оживаю окончательно. Дел накопилось выше крыши. Договора, отчёты и прочая суета… Созваниваюсь с Оксаной. Она — молодец, управление в моё отсутствие взваливает на себя. Справляется хорошо.

До обеда время летит незаметно. На щебетание Милы, так и не переставшей обольщать Андрея, если и обращаю внимание, то только как на жужжание изредка пролетающей мухи. Отдаю указания привычной манерой: сухо, твёрдо, безапелляционно. Сотрудники спешно выполняют задания. Распинаются, как рады моему возвращению.

К обеду успеваю разгрести большую часть дел. В кафе еду в приподнятом настроении. Тишину за лёгким обедом в одиночестве, — Андрею велю сесть за соседним столиком, — нарушает голос:

— Вита, — точно не верит своим глазам, дивится мужчина с проседью в волосах. Довольно привлекательный. В аккуратных прямоугольных, чуть затенённых очках. Худощавый, но статный. В дорогом сером костюме.

Некоторое время смотрю в упор. Кто такой — вспомнить не могу. Хотя внешне очень знаком.

— Не помнишь? — расплывается в скромной белоснежной улыбке симпатяга. — Минаков… — делает паузу и глядит с ожиданием. — Иван, — добавляет многозначительно, но в моей памяти ничего не меняется. — Детдом… — напоминающе шепчет.

— Боже, конечно! — расцветаю невольно. — Присаживайся! — указываю на соседний стул.

Минаков неспешно устраивается напротив:

— Выглядишь, блистательно! — через призму очков, в синеватых глазах читаю восхищение.

— Спасибо! — поправляю прядь, как назло лезущую на лицо. — Ты тоже! Возмужал, окреп. Если мне не изменяет память, был… — морщусь, — долговязым, тощим, хиляком, с копной безумно густых, вечно торчащих прямых волос.

Минаков чуть зажато смеется:

— Да, были времена, — умолкает, к столику подходит официантка с подносом. Ставит тарелку с мясом и отварным картофелем, салат из капусты, приборы.

Я не заказывала… Иван? Когда успел? Не успеваю обдумать, девушка отходит, и Минаков вновь расплывается в улыбке:

— А ты почти не изменилась. Как живёшь?

— Отлично, — вру, но голос даже не дрожит. — А ты?

— Замечательно! — в тон парирует Иван. — Вот и поговорили…

— Прости, — опускаю глаза. Понимаю, что слишком лаконична и поверхностна: — У меня свой бизнес — турагентство, но не обычное. Специфика: паранормальное, потустороннее, экстрасенсорика, магия…

— Ничего себе! — тихо присвистывает Минаков. — Хотя, сколько тебя помню, ты всегда была со странностями…

— Спасибо! — не удерживаюсь от смеха. — Только, ты меня поддерживал. Сам говорил: есть другая реальность.

— Я такое говорил? — наиграно дивится Иван и приступает к обеду: — Скорее намекал на компьютерную сеть…

— Нет! — уверенно качаю головой: — Убеждал: нас окружает потустороннее.

— Вит, я пытался на тебя произвести впечатление! — признаётся уже без толики игры.

— О! — смущаюсь. Ковыряюсь в своём салате из зелени. — Ну, а ты?

— Всё также болен компьютерами… — разводит руками, вероятно забыв, что держит вилку и нож. — Выполняю разные заказы, разрабатываю программы, а ещё, по глупой случайности, владелец, — заминается Минаков, дожевывая кусок мяса, — этого безобразия. — Обводит взглядом кафе.

— Шутишь?! — вспыхиваю как школьница. — Часто сюда приходила с му… — осекаюсь. — Моё любимое.

— Догадался… — привычным жестом поправляет очки Минаков. — Давно за тобой следил, но не решался подойти.

Признание шокирует. Долго не знаю, что сказать. Смакую чай с бергамотом.

Хм, получается, Иван видел меня и с мужем, ведь мы с ним сюда часто заходили.

— А где твой муж? — словно прочитав мои мысли, поинтересовался Минаков.

— Кхм… — не ожидала, но предательские слёзы очень быстро защипали глаза. Прокашливаюсь, голос всё же подводит: — Недавно… погиб!..

— Прости! — сочувствует Минаков поспешно. — Прости за бестактность.

— Ничего, — вновь пригубляю чай. — Ещё не раз такое услышу.

— Я уже расплатился, нам пора, — рокочет над ухом недовольный голос Андрея. Невольно вздрагиваю:

— Хорошо! — коротко киваю. — Мне пора, — уже обращаюсь к Ивану. — Была рада тебя увидеть!

— Я тоже, — явно сожалеет знакомый. Натянуто улыбается и встаёт, провожая — задевает тарелку, посуда гремит, остаток мяса «прыгает» на серый пиджак. Минаков чертыхаясь, принимается отряхиваться, бросая на меня затравленные взгляды. Улыбаюсь: ничего не изменилось — всё такой же неуклюжий.

— Счастливо, — спешу на выход. В спину шумно дышит Андрей.

— Вит, — только миную пару столиков, окликает Минаков. Оглядываюсь. Иван трёт салфеткой жирное пятно, бегло посматривая мне вслед. — Знаю, ты занята, — замирает и говорит, точно не замечает посетителей, рассматривающих нас во все глаза. — Может, встретимся?.. Как-нибудь…

Над головой уже раздаётся яростное сопение. Преисполняюсь силой.

— Конечно! — дарю саму милую улыбку, на которую способна. — Как насчёт завтра?

— Я… — мямлит Минаков. — Замечательно!.. Во сколько? — робко интересуется.

— В это же время! — не мучаю с ответом и радуюсь маленькой победе: Андрей не так равнодушен, как хочет показаться. Из кафе выхожу с гордо поднятой головой.

Тренировки изматывают, но я вижу результат — надеюсь на спасение. Выполняю задачи инструктора беспрекословно. Любую нагрузку, силу, темп. Андрей не хвалит, всё также — сух, холоден, спокоен.

— Кулак крепче, — рывком отжимает мои руки от позиции блок, который просит показать. Как помню, после тренировок со Стасом, так и изображаю. — Большой палец поверх остальных. — Бесцеремонно подгибает пальцы в нужную последовательность. — Ногти состриги чуть короче, а то себя исцарапаешь. Нанося удары, сопровождай их горловыми криками. Они психологически помогут усилить оборону и получить внутренний заряд, испугав нападающего ответной агрессивностью. Средства защиты, — поучает Андрей между отработкой приёмов. — Отскоки — если бьют ногам, а ты стоишь. Уклоны от ударов справа и слева. Постоянно помни, что первостепенной целью является оборона и бегство, а не борьба. Постоянно двигайся, при этом кричи, отбивайся, царапайся, — впитываю слова как губка — смахиваю пот со лба и продолжаю тренировку. — Если схватили за горло, не пытайся держаться за руку противника — наноси удары ногами, коленями, локтями, целясь в самые чувствительные места, царапая, кусая, — наставляет твёрдо мучитель. Киваю и точно заведённая, бью манекен очередной комбинацией. — На колени, — командует громко Зепар. Чуть заминаюсь. Унизить хочет? Запихиваю гордость «далеко», смиренно преклоняюсь. — Бей, — вновь летит приказ, — замахиваюсь и атакую. Андрей бесстрастно отходит — едва не падаю вперёд. — Чтобы не падать, — чеканит тренер, — большую часть веса переноси на верхнюю половину тела. Отрабатываем быстрее удары обеими руками.

Машу до изнеможения, но скулить и просить перерыва не осмеливаюсь. Лучше умру, но слабости не покажу. Удар, уклон, рывок, бросок… Выдыхаю с хрипами и заваливаюсь на бок — руки тяжёлые, не слушаются. Сил подняться нет…

***

Вечером тихий ужин дома. С утра еле встаю, но как только сталкиваюсь в коридоре с Андреем, приливает мощь, женский гнев и желание доказать: пожалеешь, что так со мной поступаешь! Буду колоть больнее, может, плюнет и всё же оставит меня на попечение других охранников.

Зепар точно непрошибаемая стена — даже виду не подаёт, что я его хоть чуточку цепляю. Интереса не проявляет. От обиды зверею ещё больше. На работе хожу, самозабвенно игнорируя Андрея. К обеду с Минаковым готовлюсь особо тщательно. Дольше кручусь возле зеркала, улыбаюсь чаще и открытей. Сотрудники рассыпаются комплиментами — расту в собственных глазах.

Андрей везёт в кафе с каменным лицом. Помогает выйти, сопровождает. Только захожу, Минаков уже встречает с шикарным букетом сиреневых роз… Боже! Почему мужчины думают, что все женщины любят розы?.. Ну да ладно, мне-то что? Главное, пусть Зепар видит такое внимание другого мужчины ко мне и… может, заревнует? Иван метает вопросительный взгляд на Андрея.

— Надзиратель, — поясняю и распоряжаюсь Зепару: — Я сяду со знакомым, а ты… где хочешь, но только не с нами.

Не дожидаясь ответа, беру растерянного Минакова под руку, и он немного шокировано увлекает меня в самый конец зала — за столик в углу. Помогает сесть. Галантно, точнее, с присущей ему галантностью, придвигает стул, умудряясь зацепить ближайший стол и уронить соседний стул. Казус заминаю добрым хихиканьем. Иван заметно расслабляется.

Оформляем заказ и час пролетает за воспоминаниями. Смеюсь от души, радуюсь от чистого сердца. С Минаковым очень просто и спокойно — будто знакомы вечность. Ну, или с детства — и ни на день не расставались.

— Нам пора! — вновь нарушает мнимый покой Андрей, оборвав поверхностный разговор ни о чём.

— Сейчас, — равнодушно отрезаю, даже не удосужив Зепара взглядом. Надзиратель недолго пыхтит, но отступает.

— Вит, а что ты делаешь по вечерам? — скромничает Иван, как только Андрей удаляется за несколько столиков.

— Обычно ужинаю дома, — тихо признаюсь, побрякивая чашкой.

— Может, встретимся? В боулинг поиграем? — неуверенно предлагает Иван, в голосе столько надежды, что невольно улыбаюсь:

— Ты… и боулинг? — снова задаюсь смехом. Минаков заливается краской. Пристыжено умолкаю и через секунду протягиваю, нагнетая таинственности. — Хм, давненько не была. Куда пойдём?

— В Л-л-лидере… — запинается Иван и растерянно мотает головой: — Прости, не ожидал, что согласишься.

— Замётано! — подмигиваю и чмокаю приятеля в щёку: — В семь на входе в боулинг-центр!

Поспешно встаю, ведь недалеко маячит Андрей, смотрит злобно. Иван точно зачарованный медленно поднимается и провожает неверующим взглядом.

— Замётано…

— До встречи! — машу на прощание.

Интересно, насколько хватит терпения у Андрея?

***

— Щипки в самые ранимые места, — начинается следующая тренировка. Зепар напротив, руки за спиной. Твердит, словно заправский командир: — Уши, нос, рот, предплечье, пах. Большое значение имеет ответная реакция и создания всевозможных помех. Всё делай быстро. Дезориентируй, мешай собраться с силами. Если нападающий останавливает правой рукой, то выставляет вперёд правую ногу, — Андрей хватает меня за плечо. Демонстративно указывает на свою ногу. — Бей туда, одновременно парализуя руку, которая схватила, — показывает несложный приём и начинается его отработка. — Если ты на земле и противник тебя жестоко пинает, делай щит из рук для самых уязвимых частей тела, особенно головы. Обхвати череп, подтяни колени к груди. Кричи пронзительно, даже если не ощущаешь боль — возможно нападающий, удовлетворенный эффектом успокоится. — Вновь следует утомительная череда отработок приёма. — Если нападает вооруженный человек, не оказывай сопротивления — обычно тот, кто владеет оружием, намерен его применить. Если нападающий хочет связать, примени хитрость: глубоко вздохни, отведи назад плечи, скрепи руки. Позже, выдохнув и расслабив руки, увидишь, что веревка ослабла, — чтобы не быть громогласным Андрей из-под ринга вытаскивает верёвку. Нервно сглатываю. Тренер холоден и терпелив. Подчиняюсь немому приказу и убеждаюсь, насколько он был прав.

— Борьба за жизнь не имеет ничего общего с боевым искусством, — продолжает Зепар. — Проявляй отважное противодействие с хорошей долей злости и животного инстинкта. В случае опасности риск должен быть соразмерен с тем, что теряешь. Всегда защищайся так, как будто грозит смерть. Используй "грязные" приёмы и не давай противнику передышки. Будьте беспощадна. Не надейся на один хороший удар — наноси как можно больше и как можно быстрее. Если противник повержен, продолжай избивать его до тех пор, пока не убедишься, что он не поднимается. Держи на расстоянии. Наноси удары ногами, бросай различные предметы, не позволяя сблизиться и схватить. Постарайся ударить по шее. Нанеси удар по Адамову яблоку и схвати за горло. Удар в висок и по затылку за ухом. Удары руками, ногами по позвоночнику и по шее… по бокам, между ног или в живот. Сложи руки в замок и резко бей по уху. Повреждение барабанных перепонок вызывает головокружение и сильную боль. Помни, самая короткая линия между двумя точками — прямая, а не дуга… — информационный поток нескончаем. В голове каша, но на деле всё не так запутанно и сложно, как кажется. Главное, отработать удары до автоматизма и запрограммировать мозг на «я умею» «смогу».

— Если противник сверху, — начитывает Андрей, словно заклинание между отработками комбинаций, — укуси за ухо, схвати за ноздри и ткни пальцем в глаз. Если схватили сзади, наступи противнику на ноги, бей по лодыжкам, схвати за пах или ударь по нему, двинь локтями по рёбрам, по горлу. — Зепар чётко выполняет захваты, заставляет тренировать защиту, атаку. Без смущения или толики неудобства хватает, прижимает, заваливает. Изо всех сил стараюсь не реагировать, воспринимать как тренера, профессионала, ничуть не интересующегося мной, но предательское тело подводит, слабеет, тает, будто воск в горячих руках. Дыхание учащается, сердце выдаёт неровный бой. Ненавижу себя за такую податливость. Ненавижу Зепара за такую власть надо мной.

Стиснув зубы, брыкаюсь — докажу, что достойна жить, а «он» не достоин меня!

— Любой острый предмет, — Андрей не упускает возможности дать дельный совет, даже, когда от усталости падаю на пол и упираюсь руками, чтобы не завалиться окончательно, — например, ручку или карандаш, ключи используй как нож. Целься в глаза. Подставляя под удары руку, помни, их две, а жизнь одна. Женская сила в слабости и внезапности действий. Страх парализует, затормаживает действия. Обрати его в ярость загнанного в угол животного. Дай понять, что уступаешь, обезоружь покорностью, а затем, выбрав удобный момент, мгновенно атакуй уязвимую часть тела. На захват сзади ударь раскрытой левой ладонью в промежность, — показывает и скрупулёзно объясняет Андрей, — развернись к напавшему, схвати за волосы. Рывком дерни голову вниз и ударь правым коленом в лицо, — отрабатываю, уже двигаясь как сомнамбула. — При захвате двумя руками спереди ударь левым коленом в промежность, а основаниями ладоней по ушам. Затем, схватив голову и потянув на себя вниз, ударь правым коленом в лицо. При попытке захватить спереди — быстро бей левым коленом в промежность. Не недооценивай противника, — точно заезженная пластинка повторяет Зепар.

Одни и те же правила…

— Никогда добровольно не падай на землю, а если сбили с ног, как можно быстрее вставай. После ударов по противнику тотчас спасайся бегством, — твердит без устали. — Зубри правила! Они должны быть не только словами — инстинктами: — вкрадчиво повторяет. — Психологическая готовность. Точность и быстрота ударов. Удары руками… ногами. Освобождение от захватов. Удары из положения лежа. Физическая готовность… Всё это залог спасения. Правда, — цокает Зепар, — если противник не окажется суперзлодеем, вампиром, демоном или прочей сверхсилой.

Не сдерживаю смешка — метко подмечает, сейчас многие грезят о «таких героях». Андрей не поддерживает, напротив — зверствует…

К концу тренировки понимаю — занятия даются чуть проще. Да, умираю — выжатая, как лимон, но… стою на ногах. Стою! Тело крепчает, наливается мощью. Я гибче, проворнее, сильнее…

Готовая, жду…

Глава 18

В раздевалке гнетущее молчание. Каждый в своих мыслях. Пока надзиратель моется, даже не пытаюсь сбежать — догонит, мне будет хуже. Будить зверя нецелесообразно, и так шаткие отношения, словно по лезвию ножа хожу. Тщательно принимаю душ, вытираюсь, натягиваю чёрные изящные трусики. Странно, я настолько привыкла к Андрею, что даже больше не стесняюсь. Хотя, он похоже меня не очень-то видит, точнее, не замечает, а ещё вернее, не глядит как на женщину. Обидно, такое абсолютное равнодушие колет по гордости.

— Уверена, — бесстрастно звучит голос Андрея. Вздрагиваю от неожиданности. Оборачиваюсь, но Зепар на меня всё также не смотрит: — Что это не Минаков тебя пытается убить?

— Абсурд! — качаю головой, застёгивая кружевной бюстгальтер.

— Уверена? — повторяет надзиратель с нажимом. — Он признался, что давно за тобой следит.

— И что? — продолжаю одеваться. Натягиваю один чулок, второй. — Я ему ничего не делала плохого, а когда общалась — была мила.

— У психов свои причуды, — беспощаден в суждениях Андрей. — Может, он на тебя имел виды, а ты недопоняла. Проигнорировала. Вот он и мстит.

— У меня есть ты и Александр. Выясняйте, — веду жеманно плечом и надеваю шпильки. М-да… эротично. Полуголая, зато на каблуках. Не знаю, как другим, но мне удобнее одеваться в такой последовательности.

— Не будь дурой! — уже рычит Андрей. Возмущенно скрипит скамейка и позади меня раздаётся гневное сопение: — Сама лезешь на рожон!

— Нет! — вскакиваю, подбочениваюсь. Андрей уже в джинсах, тёмно-синей футболке и кроссовках. Усмирить бешеное дыхание и мощное вздымание полуобнажённой груди не могу — меня трясёт от злости: — Сам хотел, чтобы ожила! Молодец! Добился! Теперь хочу, как многие — встречаться со знакомыми, а не сидеть дома…

На миг осекаюсь — плотоядный взгляд зелёных глаз Андрея медленно сменившийся на демонический, будто удар под дых. Неспешно прогуливается по моему телу, лаская каждый миллиметр разгорячённой плоти. Онемеваю, выдохнуть не могу. Живот сковывает, ноги парализует, но внутри… разгорается пожар. Сердце несётся с ускорением, в голове несусветная муть.

Гляжу на губы надзирателя.

Кричу — возьми меня!

Прошу — целуй.

Молю — хоть прикоснись…

Едва удерживаюсь, чтобы не озвучить. Дрожу в ознобе.

Андрей — не прошибаем. Изучает, похотливо смакует, да так, что кажется: ощущаю каждую развратную мысль, фантазию, пришедшую ему на ум.

О боже! Я готова! Только подойди! Отдамся… Сделай со мной всё, что хочешь. Как хочешь и даже больше…

Зепар, стиснув зубы, шумно выдыхает: протяжно, неровно — жаркий воздух касается меня. Ужас! Будто сталкиваюсь с огнедышащим драконом.

Лицо Андрея суровеет, скулы натягиваю кожу.

Надзиратель разворачивается так резко, что вздрагиваю. Поспешно собирается — закидывает вещи в сумку, точно рвань выбрасывает в мусорку. Рывком застегивает молнию, хватает сумку и стремительно идёт на выход:

— Твоё решение! — слова звучат как пощечина, бьют хлестко и больно.

Зепар с грохотом закрывает за собой дверь, я как подкошенная оседаю на скамейку. Опустошение, будто выдрали сердце, а потом ещё пылесосом дочистили, чтобы ничего не осталось.

На глазах слёзы, в горле ком.

Ненавижу бесчувственного чурбана!

***

Дома через силу переодеваюсь. Если честно, не хочу на свидание, но дала слово — придётся ехать. Как только пыл угасает, сказанное Андреем уже не кажется чушью. Рассуждает верно, логически адекватно. Если Минаков — тот самый маньяк, получится, что я к нему сама в руки иду. Защитить вздорного клиента, нарывающегося на неприятности, сложнее, чем осторожного. К тому же не нужен мне Иван. Согласилась только, чтобы хоть как-то задеть Андрея. Вывести на ревность, проявить любые чувства.

Сподвигнула… Наорал, и дал негласное «добро». Что теперь делать? Ума не приложу.

Настроения совсем нет, желания прихорашиваться — тем более.

Есть два выхода: идти до конца или на попятную. Что ж… придётся мило провести время с Иваном и объяснить, что более серьёзных отношений не получится. Это верное решение.

Одеваюсь в лёгкий джемпер синевато-голубых тонов, обтягивающие джинсы, замшевые балетки сеточкой, — как-никак не в ресторан, а боулинг. На каблуках и платье шары катать неудобно. Волосы прибираю в свободную косу, а из макияжа — лишь обновляю тушь и блеск на губах.

Ближе к семи голова раскалывается не на шутку. Я в серьёз подумываю об отмене встречи, но наткнувшись на Андрея, с улыбкой воркующего по телефону, передумываю. Ну уж нет! Теперь пойду и оторвусь по полной.

— Верни телефон! — требую, когда подъезжаем к ТРК «Лидер». — Мальчик большой, понимаешь: овдовевшая деловая женщина без мобильника — бизнес — в прогаре, секс — в одиночку.

— До этого момента как-то справлялась, — хмурится Андрей, всё ещё глядя перед собой.

— Держалась из последних сил, — отрезаю грубо. — Хватит! Ощущаю себя под арестом, а мне всего лишь требовалась охрана. Ты — телохранитель! Вот и выполняй должностные инструкции, а не срывай на мне свои комплексы неполноценности. Не лезь в душу, сердце, да и в мои дела в целом. Звонить буду кому хочу, когда хочу, сколько захочу. Не отдашь, куплю новый. Разговор закончен. Я жду…

Минутное противоборство выигрываю. Шумно вздохнув, Зепар протягивает мобильник:

— Используй по назначению, а то секс в одиночку меня не так пугает, как секс с телефоном…

— Очень смешно! — закатываю глаза. Проверяю на входящие-исходящие. Отлично! Никаких незнакомых личностей… Вероятно, отвечал и набирал Андрей, мне-то в руки давал только под присмотром. Смс-ок новых нет, только пара рекламных — скидки, приглашения, бонусы… Слава богу, маньяк молчит! Автоматически гляжу на время — осталось пять минут. Убираю мобильник в сумочку. — Да и ещё, — собираюсь вылезти, но задерживаюсь в дверях машины. — Если приглашу Ивана к себе, тебе бы куда-нибудь исчезнуть. Даже не хочу думать, как объяснить твоё присутствие в своей квартире. К тому же не пристало охраннику слушать, чем занимается наниматель по ночам… с другими…

Радость недолгая.

Выхожу, не дожидаясь ответа, но на улице опешиваю. Андрей непонятным образом оказывается передо мной. Как? Только что сидел за рулём… доля секунды, и он уже рядом. Лицо искажается в злобную демоническую гримасу — тёмную, как у мужчины из сна, в момент материализации из тени в людское обличье. Чернота во всю глазницу.

Чуть шарахаюсь — опять начинаются галлюцинации. Нервно оглядываюсь — неужто никто не видит, что вижу я?

Народ ходит как ни в чём не бывало, на нас не обращает внимания. Вновь смотрю на Андрея — Зепар серьёзен, хмур, глядит с прищуром:

— Всё нормально? — интересуется с осторожностью.

— Да!.. Я так… ничего… — бубню под нос. — Голова болит… А что?

— Странно смотришь.

— Как?.. — шепчу не своим голосом.

— Будто не веришь своим глазам, а увидела чудовище! — поясняет терпеливо.

— Ты разве не чудовище?.. — лепечу неуверенно и ловлю себя на том, что реально жду правдивого ответа. Точно крик души с мольбой о чуде.

— Для кого как… — тихо чеканит надзиратель. — Может, лучше домой? — вопрос-совет вводит в ступор на пару секунд.

— Нет!.. — рьяно качаю головой. Остаться сейчас дома наедине с монстром — не лучшая идея. Мне бы оклематься от видений, успокоиться. — Хочу в боулинг.

— Отлично! — закрывает за мной дверцу Андрей и нависает со спины: — Не думай, что тебя далеко отпущу, — понижает голос до громкого шепота. Шуршит над ухом, вызывая волну мерзких, предательских мурашек. — Я продумал вечер наперёд. У нас будет двойное свидание. Ты с Иваном. Я со своей девушкой, Лизой. Вроде, как и не присматриваю за тобой и в тоже время — рядом, — обходит и цинично подмигивает. Застываю словно вкопанная! Такого не ожидала. Меня просчитали, обыграли, поставили перед фактом. Ход конём… Шах и мат!

— А если не соглашусь…

— Силком домой увезу! — грубеет Зепар, но он уже не интересует — внимание привлекает мужчина, он как раз мимо Андрея проходит, а вокруг него сгущается тёмно-зелёная дымка-аура.

Уф! Галлюцинации меня сегодня доконают. Бежать, пока совсем крыша не съехала, а потом, дома, один на один с собой, поковыряюсь в голове и решу: либо как-то научиться игнорировать видения, либо опять садиться на таблетки. Посещение киники для психов в мои планы, мягко говоря, не входит.

Пока иду к РК «Лидер», нет-нет, да и кошусь на Андрея. Держится рядом, посматривает с задумчивым интересом, будто пытается прочитать мои мысли.

Мне везёт, что не может…

В груди ёкает, на сердце жжёт.

Кто сказал, что он не может? Вновь бросаю взгляд на Зепара, только теперь опасливый. Сомнение точно несильный аллергический зуд. Беспокоит, но вроде как смиряешься и, привыкая, забываешь. Такие способности как телепатия — не доказаны! Лучше верить в их не существование…

Торговый комплекс, как обычно встречает яркими вывесками, стеклянными витринами, шумной рекой людей. Здесь жизнь только начинает бурлить. Кто с работы, кто работает, кто идёт веселиться, развлекаться или просто гулять. Не уверена, что выдержу такой шквал звуков долго. Не любительница боулинга — катание шаров, сбивание кеглей не вызывают азарта. Придётся терпеть, а что ещё хуже — мило улыбаться девушке Андрея, разыгрывая: всё отлично.

Поднимаясь на лифте, впервые отмечаю положительное от наполненности кабинки. Не приходится ехать с Андреем наедине, а так… ему спасибо тоже — на пятки не наступает, ко мне не прижимается. Стоит на сравнительном удалении, и даже делает вид, что незнакомы. Единственное, что смущает… галлюцинации. Чётко из толпы выделяю личностей с зеленой, красной, белой, чёрной дымкой-аурой. Смаргиваю — и вроде, всё аномальное на время пропадает.

На этаже развлекательного центра народу тоже много. Выхожу, оглядываюсь: Ивана не видно. Направляюсь к входу в боулинг и расплываюсь в улыбке — Минаков в бледно-сиреневом пуловере, в серых брюках, чёрных туфлях-кроссовках. Мнётся у кассы. Волнительно вглядывается в толпу, сжимая очаровательный букет крупных ромашек.

Ну не может он быть маньяком! Нервно выдыхаю… Машу, привлекая внимание. Иван с небольшим западанием замечает, поправляет очки и заметно нервничая, идёт навстречу:

— Привет, — вручает цветы и заминается в робкой попытке поцеловать в щёку. Чуть склоняется, отстраняется, опять тянется… М-да, при всей деловой хватке и компьютерной гениальности, — кафе управлять и программы разрабатывать не каждый сможет, — как был тюфяком с женщинами, так и остаётся.

Романтики — не миф. Существа другого порядка: возвышенного, одухотворённого. В общем, ни от мира сего…

Решительно поднимаюсь на цыпочки и чмокаю его сначала в одну щёку, потом в другую:

— Рада тебя видеть! Букет — просто прелесть!

Иван заметно краснеет, удушливо треплет округлый шиворот пуловера:

— Боялся, что не придёшь! Даже бронь ещё не снимал.

— Перестань! — наигранно обижаюсь. — Ты же меня знаешь. Я обязательная.

— Да, конечно, — кивает неуверенно Минаков. — Но люди меняются. А ты… — осекается и вновь краснеет.

— Что я?.. — уточняю недоуменно.

— Красивая, самодостаточная, — задыхается Иван. — Не обделённая мужским вниманием, — бросает расстроенный взгляд мимо меня. Не удерживаюсь и кошусь туда же. Чёрт! Андрей. Руки на груди. Прислонившись к стене, рассматривает нас, будто считывает с губ разговор. Поругаться не успеваю, отвлекает Минаков: — Я бы не удивился, если бы передумала… — заканчивает тихо.

— Во-первых, — подыскиваю верные и необидные слова, — согласилась поиграть в боулинг, а не свадьбу. Во-вторых, — выдерживаю секундную паузу, — почему бы не встретиться со старым знакомым? В-третьих, — хаотично соображаю, чтобы ещё веского придумать, — всё перечисленное тобой никак не влияет на решение, если собеседник приятен.

— О! — шумно сглатывает Иван и тупит взгляд. — Прости! Опять несу всякую чушь… — мямлит в пол.

— А ну, перестань! — дружески, беру под локоть и тяну к кассе. — Пойдём оплачивать…

— Конечно, — спешит Минаков. — А как же твой… — запинается на слове, — сопровождающий? — огорошивает вопросом.

Всё! Надоело! Пора расставить все точки над «i». Оборачиваюсь, ловлю пристальный взгляд надзирателя и кивком подзываю. Зепар неспешно отлепляется от стены и вальяжной походкой идёт к нам. Останавливается напротив.

— Иван, — протягиваю многозначительно, — это Зепар Андрей Влацлович…

— Знаю, — вновь озадачивает Минаков. Удивленно распахиваю глаза. Друг лепечет оправдываясь: — Видел пару фотографий, читал несколько статей.

— Хм… — недолго молчу. — Отлично! Но вряд ли понял, что он мой — те-ло-хра-ни-те-ль, — выговариваю по слогам.

— Нет, — окончательно смутившись, мотает головой Минаков. — Так это же замечательно! — расплывается в улыбке. — А то я подумал… — Подрагивающим пальцем указывает на Андрея, переводит на меня, вновь на Зепара и снова на меня… — Что вы…

— Что мы вместе?.. — теряюсь в свою очередь и тоже мимолётно гляжу на Андрея. — Ерунда! — отмахиваюсь, как можно небрежней. — Он — мой секьюрити, не больше!

Иван расцветает окончательно, даже преображается — расправляет плечи, становится выше и мощнее.

— Правда, живём в одной квартире. Без стеснения переодеваемся на глазах друг друга и иногда спим вместе, — шокирует равнодушно-вкрадчивый голос Зепара. Дико озираюсь, еле держа рот закрытым, хотя он так и норовит отвиснуть. Андрей невозмутим, будто не пошлость сказанул, а констатировал, что сегодня нет дождя.

Нецензурная брань застревает поперёк горла, к щекам приливает жар, уши горят. Букет сжимаю так сильно, что целлофан жалобно скрипит. Гляжу на Ивана — ему ещё хуже… Словно мраморная статуя. От лица убывает краска, глаза навыкате.

— Ты в своём уме?!. - шиплю возмущенно и, не отдавая себе отчёта, бью цветами в грудь Зепара.

— Ты же не знала, как такое рассказать, — до отвращения холоден Андрей. — Вот я и решил, что сделаю сам! — удосуживает невинным взглядом без тени улыбки. Гневно дышу, но слов не нет. Никогда ещё так не мечтала кого-то убить!

Зепар разводит руками:

— Вот и сегодня одежду долго подбирали в тон, чтобы соответствовать друг другу. — Онемение как рукой снимает. Только сейчас замечаю, что и, правда, одеты в одной цветовой гамме. На Зепаре трехцветный джемпер в крупную полоску — синюю, голубую, белую. Джинсы с множеством карманов и косых швов. Ремень на крупной серебристой бляшке. Чёрные спортивные туфли. Пока раздумываю, как нахамить, Андрей несильно стучит Ивана по спине: — Шучу!

Приятель нервно вздрагивает и чуть вжимает голову в плечи:

— Шутка… — еле слышно протягивает с идиотским лицом Минаков.

— Хотя, — вновь суровеет Зепар, — в каждой шутке, есть доля правды!

В голове уже вырисовывается план убийства собственного телохранителя, но из горла вылетает только истеричный смешок:

— Юморист…

Некоторое время мы с Иваном натянуто смеемся, Андрею же, хоть кол на голове теши. Прижимаю остатки веника-букета к груди и указываю на непонятно откуда взявшуюся очередь в боулинг-центр:

— Пора шары погонять, — нервно выдавливаю и умолкаю, натыкаясь на лукавый взгляд Зепара. Делано вскидывает бровь в излом, ухмыляется и как только Минаков с фразой: «Я пошёл, бронь сниму», — отходит к кассе, почти бесшумно, интимно шепчет, обжигая дыханием макушку:

— Из твоих уст «шары погонять» прозвучало не просто эротично и многообещающе, а я бы сказал: развратно пошло и сверхмногообещающе… Поверишь? Я даже возбудился!..

Щеки вновь пылают. Изумленно поднимаю глаза на Андрея. Дрожу словно вышла голая на мороз — меня обуревают чувства. Все сразу… Чёрт! Торнадо вселенского масштаба меркнет размахом с тем, что испытываю. От незначительного — рассмеяться в голос, до глобального — расчленить телохранителя, а кусочки разбросать по галактике при этом: то реветь навзрыд, то неприлично ржать. Задыхаюсь от возмущения, но от наплыва эмоций, ничего путного выдать не могу.

— Хорошо, что не в бильярд пришли играть, а то, — подмигивает озорно Андрей, — слова «кий» и «луза» в похожем контексте меня бы добили! — подлив масла в огонь, вновь принимает невозмутимый вид. К нам возвращается радостный Иван, помахивая рукой:

— Пошли обувь в прокате брать.

Наступает затяжное молчание. Переключиться на боулинг не могу — киплю… Зепар — тварь! Правильно говорят: первое мнение — безошибочно! Как показался озабоченным хамом, такой и есть на самом деле! Извращенец! Видимо, секса давно не было, вот и перевирает фразы.

Опускаю пристыжено глаза. Кхм… а ведь из-за меня. Всё время рядом — на свидания сходить некогда. Хотя, в Москву летал. Конкурс красоты судил. Быть не может, что ему ничего не перепало. Девушек там море…

— Кстати, — хаотично вспоминаю, зачем позвала Зепара, — у нас сегодня двойное свидание! — Запоздало осознаю, что партнёрши Андрея нет. — А где твоя девушка?

— Лиза… — как бы невзначай напоминает Андрей. — Скоро будет, — многозначительно обещает и одаривает меня такой улыбкой, что ревность снова подкатывает против воли.

— А-а-а, — протягиваю заинтригованно, — царевна-лягушка! Пока шкурку с «безобразной» на «красивую» не сменит, в свет не выходит?

Откуда берутся силы на ёрничество, не знаю, но фраза слетает быстро, а смысл сказанного доходит с опозданием. Зачем так говорю о незнакомом человеке? Язык мой — враг… А если она симпатичная и без макияжа? Что если умная, неординарная? Хорошая собеседница… Ужас! От такой картины совсем неудобно становится. Хотелось бы увериться, что ошибусь. Зато Андрей быстро соображает:

— Не всех природа одарила как тебя. Внешность и фигура — искусительницы-демонессы, походка — соблазнительницы. Идеальный набор для любителей пустышек! Между прочим, слышал мысль, что в женщине не может быть всё прекрасно. Так уж заложено: либо красивая, либо умная. На эту тему не хочешь подискуссировать? — глядит с наигранным ожиданием.

Вспыхиваю — меня только что недалекой шлюшкой при Минакове назвали, и тотчас прикусываю язык — сама напросилась, а продолжать спор — позора не оберёшься. Домой придём, отношения и выясним! Уж я выскажусь, так выскажусь… Такую дискуссию устрою, что ввек меня не забудет!

— Замечательно! Одно из любых моих качеств в женщине, — констатирует невозмутимо Зепар и подмигивает Минакову, — умение промолчать, чтобы не выглядеть полной дурой, особенно, когда есть, что сказать! — на меня не смотрит, а я пыхчу будто паровоз, готовый тронуться в путь. — Не знаю, как ты, Иван, — Андрей делает незначительную паузу, — лично я, ценю душевные качества, — распинается тоном бывалого мачо. Едва сдерживаюсь, чтобы не нагрубить: ага, поэтому только с длинноногими красотками и встречаешься. — Умение поддержать разговор, — продолжает монолог Зепар, Минаков слушает с серьёзным видом, точно кролик под гипнозом удава — внимает и даже рот открыт. Прикажи шагнуть ближе — ни секунды колебаться не будет. — Ну и, конечно, в постели должна быть огонь, а не бревно, — цокает Андрей и умолкает, снова одарив меня многоговорящим хлестким взглядом.

Вместо ругательства вырывается кашель — меня только что «Буратино» обозвали?!. Безмозглое Буратино-шлюшка?!. Я не такая… Я… страстная… Живая… Фантазёрка, готовая на эксперименты… Пару раз придумывала ролевые игры… Правда, они остались только в голове…

А в спортзале… Ну да… лежала… ждала… не сопротивлялась. Просто опыта секса с другими мужчинам не было, а Вадиму и так хватало.

Чёрт! Действительность бьёт сильней, чем думала. Я — бревно! Так вот в чём дело? Он меня не хочет из-за неопытности и неуверенности? Я для него недостаточно горяча?..

Минаков услужливо хлопает меня по спине, но от обиды уже текут слёзы. Говорить не могу.

— Ты чего? — волнуется Иван. — Так раскашлялась, что заплакала?

— Да, — всхлипываю и обращаюсь к Андрею. — Рада, что ты нашёл такую… объятую огнём…

Зепар снова вскидывает брови, на губах играет наглая кривая усмешка.

— Ой, — переживает Иван, — я не предупредил на входе, что у нас ещё плюс один, — смотрит на Андрея, извиняясь.

— Ничего, — спокойно рассуждает Зепар и по-свойски берёт меня под локоть: — Она у меня обеспеченная. Сама купит.

Не успеваю возразить, Андрей увлекает к ресепшну. За нами едва поспевает Иван.

— Уверены? — не унимается Минаков.

— Конечно, — безапелляционно заверяет Зепар и, выхватив билеты из руки Минакова, предъявляет администратору.

— Мне сорок пятый, девушке тридцать седьмой, а этому, — кивает на Ивана, — сорок второй.

Сказать, что Минаков опешивает, ничего не сказать:

— Откуда знаете? — шепчет, поправляя очки.

— Секрет, — подмигивает Андрей, и загребает одной рукой со столешницы две пары своеобразных кроссовок. — Номерки бери, — указывает Ивану на администратора. Минаков запоздало достаёт из кармана брюк портмоне и долго ковыряется — работник-парень замирает в ожидании. Не успеваю возмутиться наглостью Зепара, как он тащит меня к скамейкам и локерами[4]. Насилу усаживает, вручает обувь и умещается рядом. Быстро переобуваюсь, поднимаю голову, а Андрей уже готов — забирает балетки, умещает в пакет, отдает администратору. Злюсь, но молчу… Ждём медленного Ивана. Возится со шнурками, долго вымеряет бантик, его пропорциональность… и как только работник закрывает дверцу, наконец, идём к своему столику и дорожке. Кхм… идём, не идём, а под конвоем вышагиваю — Андрей держит под локоть, и если мешкаю, пропуская людей, бесцеремонно проталкивает дальше. Даже оценить красоту зала в неоновых огнях не успеваю — Зепар подводит к франтэнд[5]. Усаживает за столик, подпирает меня собой и отдаёт распоряжение Ивану:

— Вите лёгкого пива. Мне…

— А Лизе? — недоумеваю в полголоса. Да и вообще, алкоголя не хочу. Правда, сказать не решаюсь.

— Она не пьёт, — вкрадчиво кидает мне через плечо Андрей. — Не женщина, а чудо! Мне воды без газа… — продолжает читку заказа.

— Что и воду не пьёт? — не сдерживаю язвительности.

— И то верно! Она же не верблюд, чтобы долго без питья обходиться! — хмурится Зепар. — Значит, мне и Лизе — по бокалу воды, себе — чего душа пожелает. Только помни: переберёшь с алкоголем и, вдруг, окажешься не за компьютером, а с женщиной в постели, может упс случится. — Теперь наступает очередь Минакова кашлять. Подрываюсь встать, Андрей жёстко пригвождает на место, грубо прижав коленом. Шикают от боли:

— Официант сам придёт.

— Так быстрее, — отрезает Зепар. Минаков пожимает плечами и уходит делать заказ. Только скрывается из вида, обречённо выдыхаю — меня ожидает не приятный вечер, а сущая каторга в Аду рядом с монстром.

— Что ты себе позволяешь? — шиплю, придя в себя.

— Не понимаю, о чём ты… — ответ прерывает негромкая мелодия. Андрей чуть привстаёт, выуживая из кармана мобильник — замечаю за поясом джинсов пистолет и от страха забываю, что хотела наговорить хаму. Теперь меня больше волнует оружие… Нет, я, конечно, много раз видела, но в живую, так близко… у неадекватного самодура в общественном месте?.. Это же равнозначно безлимитной лицензии на убийство.

— Да! — бросает в трубку Андрей и откидывается на спинку сидения на двоих, — умолкает на секунду. — Мы уже в зале. Жди, сейчас встречу, — заканчивает разговор, но никуда не торопится.

Сидим…

Молчим…

Волнительно прокашливаюсь:

— Тебе не пора?

— Очень пора, — с ледяным спокойствием, как всегда убийственно равнодушно отзывается Зепар и облокачивается, крутя в руках телефон: — Сейчас твой компьютерный гений вернётся и пойду.

Вновь несколько минут сидим в полном молчании, настолько тяжёлом, что даже дышать трудно. Негодование стихает, испуг отступает. Ощущаю, как от бедра Андрея по телу разливается приятное тепло. Задаюсь дрожью, сердце набирает ускорение. Ещё немного и самовозгорюсь…

Дайте свободу!..

Нервно сжимаю кулаки под столом и радостно глотаю воздуха:

— Иван! — готова вскочить и целовать, спешащего к нам друга.

— Заказ оформил, — задыхается Минаков, поправляет очки и присаживается напротив: — Скоро принесут.

— Виту одну не оставляй! — командует с угрозой Зепар Ивану. — Не прощу…

Сияющая улыбка друга сходит на «нет». Минаков шумно выдыхает и неопределённо трясёт головой. Андрей стремительно уходит, но напряжение не спадает.

Глава 19

Некоторое время смотрим друг на друга в полном ступоре. Давненько не было так неудобно. Отвожу взгляд. Бесцельно рассматриваю длинные, светящиеся в неоновых лучах фул глоу[6], - по некоторым с разной скоростью катятся шары, звонко озвучивая сбивание кегль. Точно пробки, вылетающие из бутылок шампанского, под напором газов. Пиндек[7] с полными треугольниками кегль, а местами, будто редкие зубы во рту стариков. Наш выкат[8] с блестящими пестрыми шарами. Молодежь, делающая подход[9] и релиз[10] на нескольких дорожках подряд, чуть дальше от нас. Кегли шумно заваливаются, скрываются в бункере[11]. Кто-то вскидывает руки и кричит: «Страйк!»[12] Кто-то морщится, кто-то прыгает и радостно хлопает в ладоши, кто-то обнимается, кто-то явственно досадует, а на самой крайней фул глоу — инструктор обучает игре пару новичков. Повсюду снующие работники и зрители. Обстановку разряжает официант. Приносит заказ и расставляет на столике. Синхронно хватаемся с Иваном каждый за свой бокал. Пригубляем.

Уф! После глотка светлого пива с чуть горьковатым терпким вкусом, вроде, легчает.

— Как…

— Что…

Дружно начинаем говорить и умолкаем. Задаёмся смехом, но не успеваем и парой слов обмолвиться, к нам подходят Андрей с очаровательной девушкой.

— Вита, — улыбается Андрей, — познакомься, это Лиза. Лиза, — переводит взгляд на знакомую: — Это Вита Михайловна и её приятель, Минаков Иван Петрович.

— Очень приятно, — девушка открыто улыбается и протягивает сначала мне руку, потом Минакову.

— Взаимно, — киваю чопорно, отвечая на приветствие. Лиза всё-таки без макияжа! И, чёрт возьми, совсем не дурна собой. Прямые волосы цвета шоколада естественно лежат аккуратным каре по плечи. На лице ни морщинки. Большие синие глаза, порой настолько ярко светят, что даже меняются на васильковые. Хотя, возможно, виновата неоновая подсветка зала. Точёный профиль, губы бантиком и белоснежная улыбка. Ростом невысокая, но стройная. В обтягивающей бледно-розовой блузе, стрейчевых джинсах.

Куколка, что ещё сказать?! На фотке в инете она показалась искусственной и несодержательной, сейчас же — живая, естественная.

Боже! Кто лягушка-то?

Нет, боюсь, я даже не лягушка — жаба. К тому же не удосужившаяся скинуть бородавчатую шкурку, но имевшая наглость заявиться в общественное место.

— Играем пара на пару, — Андрей как всегда циничен, чуть приобнимает за талию спутницу. — Спорим, мы с Лизой вас победим? На кону желание!

О! Зепар ещё и любитель тотализатора?! Хотя, чего удивляться…

Да и вообще, мне не до спора. Играю плохо. Брр… Вернее, очень плохо. Пальцы вечно застревают в дырах. Ходить, тем более, разбегаться по скользкому полу — смерти подобно, как бы ни укатиться следом за шаром. Моя любимая комбинация: релиз в гаттер[13], причём с таким постоянством, что поговорка: постоянство — признак мастерства, как раз с меня написана!

Помня о неуклюжести Ивана, только нервно хихикаю:

— Что-то маловата ставка. Ты так не считаешь? — невинно смотрю на Минакова. Приятель явно не понимает сарказма:

— Считаешь, нужно поднять? — на лице ни грамма на шутку.

— Предлагаю два, в рамках приличия! — спешно предлагает, а точнее, ставит перед фактом Андрей и, мимолётно подмигнув мне, чмокает Лизу: — Кто опоздавший, тот и начинает!

— Интересное правило! — возмущаюсь невольно, глотнув ещё пива. Какая гадость! Еле сдерживаюсь, чтобы не выплюнуть обратно — газы почти вышли, напиток уже нехолодный. Отрава…

— Можешь начать ты! — ничуть не смущается Зепар. — Если настолько принципиально!

— Да нет, — чуть встряхиваю головой. Чёрт! И зачем лезу возражать?

— Я подумал, — доходчиво поясняет Андрей, — ты сидишь, она стоит. Ей ближе!

— Убийственная логика, — бормочу и тотчас умолкаю. На меня пристально смотрит вся троица. — Я не против! Пусть задаст темп…

Или опозорится.

От собственной мысли мутит, но ничего поделать со вторым «я» не могу. Пристыжено заправляю за ухо мерзкую прядь, выбившуюся из косы, а про себя молюсь: «Пусть окажется, что девица несусветно глупа, смеется точно конь педальный, не забывая, изредка похрюкивать, из рук вон плохо играет в боулинг и тараторит без устали».

Лиза, игриво поддев Андрея плечом, неспешно подходит к монитору. Вводит последовательность игроков. Только на экране высвечиваются наши инициалы, идёт к выкату, придирчиво выбирает шар, примеряется к отверстиям. В мозг вгрызается смутная догадка — уж больно профессионально делает грип[14]. Подход, рилиз, останавливается чётко возле заступа[15]. Шар, набирая скорость, несётся по дорожке.

Только миг радуюсь кривой траектории, но уже в следующую секунду все кегли заваливаются. Я в шоке. Молчу, выдавливая глупую улыбку-ухмылку. Да и что сказать?.. Лиза грациозной походкой идёт к нам. Андрей звучно целует её в губы, девушка охотливо откидывает голову и изящно чуть приподнимает ножку:

— Сегодня мой день!

— Безусловно! — награждает Андрей её ещё одним поцелуем.

От телячьих нежностей совсем нехорошо — алкоголь мечтает вылезти обратно. Но глаз отвести не могу. Андрей замечает мой ступор, и не упускает момента — за словом в карман не лезет:

— Вита Михайловна, ваша очередь… — выдерживает недолгую паузу: — шары гонять.

Заливаюсь краской и ненавижу надзирателя ещё сильнее.

— Фу, как пошло, Андрей, — морщит нос Лиза, но глаза смеются.

— Отнюдь, — невозмутим Зепар. — Смотря, кто, что вкладывает в смысл!

Залпом осушаю мерзкий, точно мыльная вода, напиток. Давлюсь, но виду не подаю. Встаю и с чувством собственного достоинства, выхожу из-за столика. Андрей тотчас усаживает на моё место свою девушку, умещается рядом. Скреплю зубами, а Зепар как ни в чём не бывало поясняет:

— Надеюсь, ты не против? — притягивает Лизу, одной рукой обняв за плечи. — Мы на этой стороне, а вы с Иваном на той.

— Без проблем, — собираюсь духом, напускаю равнодушия, но шаткий настрой сбивает голос Минакова:

— Очень качественный полуроллер[16], — подмечает Иван восхищенно, явно обращаясь к Лизе.

— Вы знаток? — с лёгким недоумением отзывается девушка.

— Немного разбираюсь, — краснея, уходит от ответа Минаков. — Совсем немного.

— А вы знаете… — затягивает Лиза разговор о боулинге, стратегиях, бросках, шарах.

Отворачиваюсь и на трясущихся ногах иду к выкату. Брр… Пусть без меня обсуждают. Втихую брошу, может, никто не заметит корявости подхода.

Шар даже не выбираю — какая разница, что по полу катать? Беру первый попавшийся, недолго настраиваюсь. Точнее, убеждаю себя: судьба не позволит опозориться ещё больше — разбегусь, выполню рилиз и не упаду…

Свалиться — не сваливаюсь, но рука предательски дёргается в момент броска и шар сразу же скатывается в барабоул бамперс[17].

О! Гаттербол[18].

Так «неожиданно», что аж тошно… Морщусь, уже предвидя ехидство Андрея.

Кхм… Интересно, до сегодняшнего вечера он не был так щедр на эмоции. Заболел? Причину заболевания даже не хочу знать! Но как только останемся один на один — выскажу всё, что о нём думаю! Подберу самые красочные и точные эпитеты…

Возвращаюсь на место, и натыкаюсь на взгляды всех троих. Прелестно! Стихушничать не получилось — они видели мой провал. Какая удача…

Пожимаю плечами:

— М-да… игрок из меня никудышней.

— Не переживай, — участливо поддерживает меня Иван и двигается, уступая место: — Присаживайся.

— Конечно, ерунда, — отмахивается Андрей. Неверующее смотрю — играет или правда не издевается? — Сейчас я покажу класс!

Лёгкой походкой приближается к выкату. С серьёзным видом перебирает несколько шаров. Наконец останавливается на последнем из ряда. Неуклюжий подход, корявый рилиз и снаряд, одолев половину дорожки, с бешеной скоростью уносится в барабоул бамперс.

Задумчиво гипнотизирую Андрея. Специально промахнулся или такой же неумеха, как и я? Быть не может, что не умеет играть! Зепар без толики расстройства возвращается на место.

— Не твой спорт, — цокает Лиза незлобно. — Сколько учила, показывала — всё без толку.

— Зато шар быстро катился, — усмехается Андрей и садится за столик.

— Сила в боулинге — не главное, — подмечает девушка и целует Зепара в губы.

— Знаю, — Андрей делает глоток воды и переводит взгляд на Ивана: — Сейчас посмотрим, как компьютерщики играют без клавишей и мышки — в живую.

О нет! Заранее готовлюсь к ещё большему позору. Минаков с его неспортивностью, уж точно покажет класс. Пропускаю на выход:

— Только не упади, — шепчу вслед, хотя перед глазами стоит яркая картинка нелепого падения приятеля. Минаков таинственно улыбается:

— Постараюсь!

Кошусь на Андрея и Лизу — наверное, исподтишка насмехаются.

Нет, мило шушукаются. Девушка держит Андрея под руку и прижимается. Стреляет глазами на Минакова:

— Мне кажется, он нас сейчас удивит.

Конечно! Ещё как… Резко отворачиваюсь. От ревности даже помутнение в голове. Смотрю на Ивана — он прохаживает вдоль выката, водит ладонью по шарам. Не то прислушивается, не то подбирает шар касанием. Останавливается на крайнем нижнем. Достает. Задумчиво примеряется. Недоволен! Возвращает на место. Берёт предпоследний. Примеряет. Словно оценивает вес, удобство хвата. Несколько секунд пристально смотрит на дорожку. Делает подход и плавный рилиз. Шар будто торпеда летит точно по центру и кажется, что даже не вращается. Звонко сносит кегли, загорается: страйк. От шока не знаю, что сказать. Поражена… очень… приятно.

О-о-о! Так у нас есть шанс на выигрыш?!

Из сладостных мыслей вырывает восхищенный выдох Лизы:

— Ничего себе компьютерщик!

— Я разве не говорил? — как всегда спокоен Андрей. — Иван пару раз выигрывал соревнования.

Уставляюсь на Зепара, пыша от гнева:

— Нет! И он, между прочим, — перевожу взгляд на Минакова, — тоже!

— Вит, — смущенно жмётся к столику Иван, — так ты же не спрашивала, а у меня и времени не было рассказать! — Двигаюсь, пропуская Минакова на место. Он садится, делает глоток яблочного сока: — Был заказ на разработку игры. Я долго копался в технике, словарях, правилах. Меня консультировали лучшие специалисты Питера, но в итоге, пока не пропустил игру через себя: шаги, движения, броски, ощущения, не смог довести компьютерную версию до совершенства. Признаться, вначале давалось с трудом. Я ведь привык, математически просчитывать. Но когда свои навыки наложил на игру, просчитал всё до точности — получилось! Заказчики довольны — игра реалистична, продажи пошли.

— Ну ты даёшь! — искренне радуюсь за друга и тут же хмурюсь: — А ты откуда знал? — пилю глазами скучающего Андрея.

— Глупый вопрос! — отрезает негрубо. — Почитал досье. Для меня твои воспоминания молодости не так информативны, как качественно собранное «дело».

— То есть? — выпучивает Иван, поправляя очки. — Моё «дело»? Оно есть? У вас?

— Уже нет! — бросает лаконично Зепар и небрежно пожимает плечами: — Вернул тому, у кого брал. Так, а что это мы всё о тебе, да о тебе? — наигранно недоумевает Андрей, рассматривая Ивана. — Не пора ли перейти к игре и непринужденной болтовне? — уходит от темы, подмигивает Лизе. Девушка смеётся и, не сильно ударив его локтём в бок, пригубляет бокал с водой.

Чёрт! За что меня преследует невезение?.. Даже позлить Андрея толком не могу — получается всё с разницей до наоборот. Зепар знает всё обо всех. Специально при любой возможности показывает, насколько Иван ему уступает в мужественности. Нарушает грандиозные коварные планы по «доведению» его же до белого коленья. Портит настроение ехидными замечаниями. Ещё и невесту привёл без изъянов. Ненавижу гада, ведь вечер только начался, а надежды найти недостатки у Лизы, рушатся точно песочные стены от брошенного камня. Девушка в меру болтлива, держится непринуждённо-достойно. Если отвечает — рассудительно и с толикой иронии. Если поддерживает разговор — с неподражаемым чувством юмора и всегда метко в цель. Смех — мелодичный, неназойливый.

Время тянется медленно и неторопливо. Ещё не прошло и часа, а, кажется, добрых пять. Играют с энтузиазмом все, кроме меня. Иван и Лиза — рекордсмены. По три страйка и паре спеа[19]. Андрей улучшает свой результат — постепенно выбивает кеглей всё больше. За что его девушка поощряет нежными, но непошлыми поцелуями. Я же механически бросаю шары — быстрее бы закончился вечер.

Итог: мы в незначительном, но проигрыше.

Отвечаю точно сомнамбула, квело пью. Нет-нет, да и посматриваю на Минакова. Удивительно, но Иван расслабляется. Без запинок и покраснений общается с Андреем, а в голосе второго пропадает сарказм. Лиза им под стать. Троица — будто давнишние приятели. Смеются, шутят. Только я в компании — не пришей кобыле хвост.

— Девочки, — голос Андрея заставляет очнуться от мыслей. — Мы вас на минутку покинем.

Встает и кивает Ивану. Минаков спешит за новоиспеченным другом:

— Извините, дамы…

Пропускаю и даже не провожаю взглядом. Облокачиваюсь на стол, кручу бокал с соком. Странно, зачем Андрей Ивана увёл? То наказывает не отходить ни на шаг, то оставляет наедине со своей девушкой. А если сейчас маньяк позвонит, смс-ку сбросит, или вообще нападёт?

Не-е-ет, Зепар не так глуп, чтобы меня оставлять без прикрытия.

— Вы скучаете? — огорошивает вопросом Лиза.

Запоздало поднимаю глаза:

— Нет…

— Как же «нет», если всё время молчите? — недоумевает без сарказма. — Играете без азарта. Не улыбаетесь…

Потихоньку злюсь. Чего Лиза привязалась?

— Настроение плохое, — признаюсь и вновь рассматриваю бокал.

— Надеюсь, причина не во мне? — осторожничает девушка.

— Что вы, — лгу без смущения. — Личные неприятности. Хочу расслабиться, и не получается.

— Понимаю, — сочувствует Лиза. — Чтобы ни делали, все мысли, как назло, сводятся к тому, о чём пытаетесь не думать.

Впервые поднимаю глаза на девушку без неприязни.

— Да, именно так!

— Тогда, — Лиза секунду молчит, — зря устроили свидание с человеком, который вам не интересен. К тому же в боулинге, не приносящем вам удовольствия.

— Так заметно?

— Кто-то может и не заметит, — мило улыбается Лиза, — а я вас прекрасно понимаю. Сама ещё недавно была на вашем месте, — переходит на громкий заговорщицкий шепот. — Ситуация знакома.

Ну, это вряд ли…

— И как вы нашли выход? — искренне озадачиваюсь.

— Для начала не «вы», а «ты», — подмигивает девушка. — Выход один — найти того, кто интересен!

— Легко сказать… — протягиваю расстроено.

— Привет, куколки, — рядом со мной плюхается подвыпивший мужик. Невысокий, полноватый. На макушке лысина. Небольшие карие глаза в дымке алкогольного угара. Узкие губы с застывшей ухмылкой. — Чего скучаем? — дышит перегаром. Морщусь, но ответить не успеваю. К Лизе садится ещё один — помоложе. Короткостриженый, худой как жердь, на лице прыщи:

— Такие красивые и одинокие! — картавит плюгавик.

От отвращения чуть не передёргивает. Почему пьяные уроды, считают себя мегасимпатичными, гипернеобходимыми, сверхобаятельными и неотразимыми? Ответ только один: природа взамен адекватности даёт завышенное самомнение с отсутствующей самокритикой!

— Сейчас придут наши «одиночества», — объясняю доходчиво, внятно, — и вам тоже скучать не придётся.

— Да ладно! — отмахивается старший. — Мы хотели, как лучше! Вечер помочь скоротать…

— Понятно, — кивает Лиза и со знанием дела добавляет: — В приятной компании очаровательных мужчин. Чекушкой водяры и парой литров пивасика…

Представив картинку, ужасаюсь. Зато мужики расцветают:

— Да… да… — соглашаются дружно.

— К сожалению, мы не скучаем и не одиноки, — разводит Лиза руками, но голос доброжелателен. — Лучше поищите других счастливиц.

Уже готовлюсь более грубо отказать, но мужики, с явным нежеланием всё же встают:

— Что ж, — старший салютирует: — Не пожалейте!

Конечно, ведь есть чему! Морщусь от отвращения. Молодой вновь жёлтозубо ухмыляется, и они ретируются без лишних скандалов, разборок.

— Девочки, — смешливый голос Андрея, заставляет обернуться. — Вас оставить одних нельзя! — переводит взгляд с меня на Лизу.

— Вот и не оставляй, — девушка кокетливо манит его пальчиком. Зепар качает головой, ставит на стол два бокала с соком и садится рядом с Лизой.

Они за напитками ходили? Некоторое время смотрю на бокалы, недоумевая, переключаюсь на Ивана — мнётся рядом тоже с соками. Чуть взволнованный, щёки красные. Что-то не так…

— Не знал, какой любишь, — ставит передо мной бокал с красноватой водой, — Андрей посоветовал вишневый.

Вот так «на»! Зепар отвёл Минакова к бару, чтобы рекомендовать мой любимый напиток? Что за бред?!.

— Так мило, — изображаю радость, — спасибо!

Минаков вновь краснеет, поправляет очки и устраивается рядом:

— Надеюсь, — бормочет, чуть запинаясь, — эти мужчины не позволили ничего пошлого?

— Нет, всё отлично!

Ловлю пристально колючий взгляд Зепара, обнимающего Лизу, и умолкаю.

Следующие полчаса вновь тянутся как резина. Лиза с Андреем совсем глаза мозолят — как стараюсь не смотреть, а парочка, словно назло оказывается передо мной. Единственное, что хоть как-то придаёт сил, Минаков выбивает подряд три страйка, а Лиза только один, два спеа, а четвертым заходом, после бросков остаётся кегля. Такой расклад существенно меняет счёт.

Огорчает, что настаёт моя очередь… Поднимаюсь, иду к выкату, беру шар.

— Стой, — спешит ко мне Иван, только готовлюсь к броску. — Давай, я тебя немного потренирую. — Встает со спины. Одной рукой обнимает за талию, другой придерживает мою с шаром. Ладонь влажная, прохладная. Не скажу, что приятно, но терпимо. — Не торопись, — шепчет друг на ухо. — Правильно сделать подход — полдела…

— Вторая половина, — язвлю в тон, — самая незначительная. Выполнить точный релиз.

— Конечно, — без тени сарказма отзывается Минаков. Следую его инструкциям, шаг за шагом и… О! Выбиваю аж семь кегль. Неожиданно радуюсь, даже силы приливают. Иван светится: — Вот видишь, — обнимает неумело с робостью школьника-ботаника. Отвечаю с большим пылом и чмокаю в щеку:

— Теперь сама! — Наплевав на очередность, беру ещё шар. Мысленно настраиваюсь, вымеряю цель… Шар несётся по дорожке… Не-е-ет! Радость вновь иссякает — снаряд весело юркает мимо кегль и скрывается в темноте.

— Не расстраивайся, — подбадривает Минаков и провожает к столику. — В следующий раз обязательно получится.

— К тому же с таким инструктором, — подмечает невозмутимо Зепар.

Опять издевается? По каменному лицу не понять. Хамить в ответ не буду — недостоин!

— Не завидуй, — хихикает Лиза, — я тебя тоже могу поучить. — Толкает из-за стола и, обняв за торс, идёт следом. Смотреть, как парочка прижимается друг к другу выше моих сил.

— Мне нужно выйти, — шепчу Минакову. — Проводишь?

— Конечно, — чуть мнётся Иван и бросает взгляд на Андрея с Лизой, которые, похоже, совсем забыли о боулинге. Мурлычут, тихо смеются… — Только, может, предупредим? — намекает на них.

— Пусть любезничают, — отмахиваюсь, как можно небрежней. — Зачем мешать?

Выпихиваю Минакова, и пока «голубки» заняты, увлекаю прочь от дорожек. Ищу укромное место, тишину… Дико озираюсь. Народу много. Такое впечатление, что весь развлекательный комплекс скооперировался в боулинг-центре. Чёрт! На улицу не выйти, всё же без Андрея опасно, а его видеть не хочу. Так же, как и нелепо гулять по ТЦ. Нужно где-то постоять, отдышаться. Глазами нахожу вывеску и стрелочку «туалет». Не лучшее место проветриться, — к тому же на меня уже нападали именно у туалета, — но из боулинг-центра точно ни шагу. По крайне мере, чуть отойду от ревностного гнева, и вернусь. Еле пробиваемся через толпу у выхода — человек десять молодежи. Сворачиваем в закуток с двумя дверьми «м», «ж» и я, наконец, перевожу дух:

— Уф! — выдыхаю шумно. — Жарко в зале. Устала от шума.

— Так пойдём на улицу… — несмело предлагает Иван.

— Нет, — спешу оправдаться, — глотка воздуха хватит и тут.

Жмусь к стене, пропуская трёх девушек, вышедших из туалета — Минаков к противоположной. Только они проходят, приближается:

— Как себя чувствуешь? — всё ещё волнуется.

— Лучше, — уклоняюсь от ответа. — Скажи, что Андрею от тебя было надо?

— То есть? — опускает глаза Иван и заметно нервничает.

— Вы ведь не только за соком ходили? — жду ответа, но друг молчит. — Вань, я с Зепаром знакома недолго, но уже знаю, что он ничего не делает просто так! Он может быть груб, циничен, прям и даже жесток. Хотелось бы верить, что не осмелился тебя оскорбить или угрожать!

— Ни в коем случае! — мотает головой Минаков и поправляет очки: — Ни одной грубости от него не слышал. Считаю его интереснейшим человеком.

Ничего себе?! Андрей начал знакомство с нескрываемого издевательства, а Иван его считает неплохим? Похоже, Зепар Минакову мозг запудрил или очень припугнул.

— Заставишь поверить в покупку соков? — давлю на совесть.

Друг переступает с ноги на ногу, изучает свои пальцы:

— Вит, мне неудобно о таком говорить…

О! Уже ближе к истине. Только…

— Интимные советы давал? — неуверенно предполагаю.

— Что ты, — краснеет Минаков и даже чуть шарахается: — Андрей… Он… — запинается на слове. Выуживает из заднего кармана портмоне и достает рыжую купюру: — Заставил взять деньги. Я не хотел, — оправдывается, потряхивая пятитысячной банкнотой. — У меня есть! Я же не беден…К тому же я пригласил… Зачем они мне?!

— Если не нужны, — раздается знакомый мужской голос. Из-за угла выходит подвыпившая парочка, клеящаяся к нам с Лизой в зале. Перекрывают собой узкий коридор и дружно идут навстречу. Внутри сжимается ком, во рту сухость. Старший ехидно ухмыляется: — Так мы можем забрать!

— Ребята! — меня загораживает Иван, неуклюже пряча деньги в карман. — Шутки у вас…

— Кто шутит? — лицо молодой злобно искажается. — Деньги гони!

— Давайте, поговорим, как цивилизованные люди… — Минаков выставляет ладони, испуганно отступает. Я тоже, затравлено поглядываю из-за спины друга.

— Так это и есть твоё «одиночество»? — старший громко хохочет, явно адресуя вопрос мне.

— Да уж, — вторит его дружок, — такой точно не даст соскучиться! — хватает Ивана за грудки и рывком подтягивает: — Что очкарик, денег девать некуда?

— Отпустите, — жалко звучит собственный голос. Отступаю под напором старшего. Хищно ухмыляется, в глазах разгорается похоть. Испуганно вжимаюсь в стену. Мужик нависает и, поймав в «капкан», упирается руками на уровне моей головы. Я в панике, беззащитна.

— Не трогайте её, — почти визжит Иван, вырываясь из плена молодого.

Минакова не вижу, глаза прикованы к своему заточителю, но слышу:

— Заткнись ты, — тихо рычит прыщавый. Следует глухой удар, болезненный вскрик, стон и глухое падение. От ужаса дрожат не только ноги — вся, даже зубы выдают чечетку.

— Веселье обещаю, — дышит мне в лицо перегаром старший. Схватив за подбородок, крепко сжимает. Вытаращиваюсь, не в силах крикнуть. От боли, аж скулы сводит, но лишь беспомощно наблюдаю, как губы мерзавца приближаются. Втягиваю глубоко воздух, рефлекторно выдыхаю тремя короткими и ещё не успеваю подумать, что делать, тело машинально реагирует. Что есть сил, наступаю противнику на ногу, и только он шарахается, пинаю в пах, точно футболист, пробивающий штрафной. Мужик взвывает, хватаясь за ушибленное место, но я не даю ему времени оклематься — хватая его за голову, с размаху ударяю о колено. От жуткого хруста закладывает уши. Меня трясёт словно в ознобе. В голове нарастает гул. Противник, хрипя, падает — катается по полу, оставляя кровавые кляксы.

— Сука… — дикий визг прыщавого заставляет обернуться. Парень, с распахнутым ртом и глазами навыкат, возле Минакова. Друг с заплывшим глазом валяется у стены явно без сознания, рядом сломанные очки и треснувшими линзами. Позади молодого собирается взволнованная толпа — ребята и девчонки жмутся в тесном коридорчике, но никто за меня не вступается. Бросаю взгляд на туалет: бежать туда. Закрыть дверь. Кто-нибудь точно вызовет охрану…

Чёрт! А Минаков?..

— Убью!.. — клокочет злобно парень. Но в тот момент, когда срываюсь с места, чтобы продолжить драку — молодой резко умолкает. Застываю как вкопанная около старшего — Андрей, прорвавшись сквозь толпу с одного удара в затылок отправляет парня в небытие. С такой простотой и лёгкостью, будто отбивает мяч бейсбольной битой. Тело пролетает пару метров и ухает передо мой на пол уже обездвиженным. Жадно дышу, не в силах унять бешеный темп сердца. Нервно поднимаю глаза и ловлю испепеляюще-злобный взгляд бездонных нефтяных озёр. Зепар стискивает зубы, скулы натягивают кожу. Чернота меняется на тёмную зелень… Андрей смотрит на Минакова, подходит, склоняется, проверяет пульс. Вновь глядит на меня… мимо, на скуляще-хрипящего бандита, харкающего алыми сгустками. Ни слова не говоря, в два шага оказывается рядом, хватает меня за предплечье. Рывком подтягивает к себе, — дрожу в его руках как лист на ветру, но точно под гипнозом ничего не могу сказать, — ещё секунду изучает, разворачивается и тащит за собой. Едва поспеваю, ноги ватные. От ужаса, что натворила, запинаюсь. Вот-вот разревусь.

Народ испуганно расступается, перешёптывается, но уйти не успеваем. Перед нами «вырастают» пара крепких мужчин, — явно штатских, — и двое молодых охранников боулинг-центра в спецформах:

— Стоять! — один пытается остановить Зепара — упирается ладонью в грудь. Доля секунды, и парень корчится от боли. Не выпуская меня из цепкого плена, Андрей мимолётным движением хватает охранника за запястье и выворачивает руку, чуть приподнимая уже за его спиной.

— Где были, когда уроды на девушку напали? — чеканит над ухом скулящего. — Трусливо жались по углам? Завтра же вас здесь не будет! — резко отпускает, и работник валится на пол. — Минакова домой. Коридор подчистить от мусора. С администрацией уладить формальности. Жду на месте, — командует Зепар двум штатским. Мужчины, ни секунды немедля, скрываются в толпе.

Мы спешим дальше. По залу тоже звучит волнение. Работники бегают, посетители оглядываются, переговариваются. У выхода из боулинга нас уже поджидает Лиза. Переживает, мерит шагами узкий проход между скамейками и администраторской, где локеры. Только завидев нас, радостно улыбается. Ступает навстречу и тотчас останавливает. Выражение лица меняется на задумчиво-удивленное. Переводит взгляд с меня на Андрея, опять на меня. Вопрошающе смотрит на Зепара. Немая сцена затягивается.

Медленно прихожу в себя от шока после драки, но понимаю, что не всё нормально и здесь… в этих отношениях. Молчим долго… томительно. Лиза также безмолвно, чуть заметно кивает, будто своим мыслям, садится на скамейку и закусывает губу.

Андрей меня насильно усаживает рядом с ней. Подходит к администратору. Протягивает номерок. Парень торопливо отдаёт нашу обувь.

Что происходит? Кто-нибудь! Скажите хоть слово!

Зепар приклоняется возле меня. Не глядя в глаза, снимает мой кроссовок и одевает балетку. От небывалой ласки теряюсь. По телу бежит жар, щёки печёт.

— Ты чего? — шепчу, даже боясь выдохнуть.

Андрей головы не поднимает. Механически проделывает тоже со второй ногой. От нежных прикосновений немею. Через силу кошусь на Лизу — девушка глядит, будто в никуда. Заговорить с ней не решаюсь — что-то подсказывает уж лучше молчать. Андрей наспех переобувается.

— Я тебе позвоню, — кидает холодно Лизе и, не дожидаясь ответа, рывком заставляет меня следовать за ним. В гардеробе на нас смотрят во все глаза, но остановить или слова «против» сказать не смеют. Зепар накидывает на мои плечи куртку, обнимает и спешно увлекает прочь. Впервые ощущаю такую пронзительную до глубины души защищенность.

Глава 20

— Мы не должны были бросать Ивана, — больше не могу молчать. Слишком много вопросов. К тому же говорить дома — страшно. Кто его знает, что выдаст Зепар. В машине проще. Занят управлением авто, руки на руле.

— О нём позаботятся, — абсолютно равнодушен Андрей.

— Кто эти мужчины?

— Откуда мне знать? Ты же их подцепила! — стегает ледяным тоном, сворачивая на центральную улицу Зепар.

Смотрю в окно. Чёрт! Скоро уже приедем!

— Никого я не цепляла, это, во-первых. А во-вторых, говорю о других! Которым ты отдавал распоряжения!

— Мои ребята.

— Издеваешься? — шиплю возмущенно. — Я поняла, что твои! Что они… Как они… — не нахожу точного вопроса. — Почему они были там?

— Решила, что я один за тобой приглядываю?

— Я?.. — вспыхиваю огорошено. — Нет… Вероятно… Да… Ты не говорил о других!

— После того как в тебя стреляли, думала, буду так неосмотрителен, как и в первый раз?

— Тогда почему не сказал?

— Тебе оно не надо! Ребята были «тёмными». Теперь открылись! Это нехорошо.

— Почему? — задаю вопрос и сразу же понимаю его глупость. — Прости…

— У нас было преимущество, — удивительно мягко поясняет Зепар, глядя на дорогу. Вновь поворот — финишная прямая. — Никто о них не знал. Отслеживали всех подозрительных или часто мелькающих. Контролировали звонки, почту…

— Я опять всё испортила… — шепчу убито и сжимаюсь на сидении калачиком. Подтягиваю колени к груди, обхватываю руками и упираюсь подбородком.

— Ты неосмотрительна, впрочем, как всегда, — сухо рассуждает Зепар. — Почему тебя так тянет к туалетам? — вопрос больше риторический, да и сама ответа не знаю, ведь чувствовала — зря туда пошла. — Тебе пора новый тур открывать паранормальных мест. «Сартиры Питера». Только советую себя в роли гида предлагать — умеешь поймать неприятности!

Против воли улыбаюсь. Андрей — юморист, хотя далеко не до шуток. Машина останавливается, но мы не торопимся выходить.

— Ты нехорошо поступил с Лизой, — наконец нахожу силы вновь заговорить. — Она у тебя замечательная! Красивая, умная…

— Веселая, спортивная, тактичная… — продолжает за меня Андрей от чего-то злясь. — Милая, — коробит мерзкое слово, но возмутиться не удаётся, Зепар гневно заканчивает: — я это знаю лучше тебя!

— Тогда зачем ты так? — почему негодую, не понимаю, ведь мне плевать на девицу. Её судьба безразлична. Но не могу молчать. Чёрт! Женская солидарность, что ли… — Могли её довезти!..

— В мои отношения не лезь! — рявкает Андрей и резко оборачивается. Глазницы опять зияют чернотой — испуганно отшатываюсь.

— Ты чего?! — взвизгиваю. Жмусь к спинке.

— Будь всё проклято! — ревёт медведем Андрей, и я не успеваю выскочить из машины.

Как Зепар оказывается рядом, постичь не в силах, — сидит за рулём, а в следующую секунду уже со мной… на заднем сидении. И даже сама мысль испаряется тотчас. От ужаса, неожиданности, паники… Закричать не получается — рот поглощен жадным поцелуем. Грубым, наглым, безапелляционным. Подаюсь напору — убита наповал — ведь вмиг лежу, подмятая под Андрея. Дерзкими манерами ощупываюсь, тискаюсь, оголяюсь с такой прытью, что и ветру не угнаться. На место онемению и безропотному повиновению приходит бешенство и ярость. Изворачиваюсь, брыкаюсь, царапаюсь…

О боже! Его не сдвинуть! Не прошибаем… Продолжает усердно раздевать — ткань трещит, мне всё свободней. Противно, голо… жарко?.. Позор! Тело болит… горит… Требует?.. Какой-то бред! Я не мазохиста! Не хочу насилия, внезапности, грубости… Жду благородного, галантного принца с великосветскими манерами! Изящного, чуткого, нежного… Что делать?..

Гнев не усмиряется. Пихаю, что есть сил — Андрей, не прекращает, да и вообще, точно не замечает сопротивления. Укусить не получается, проворный язык с такой агрессией изучает мой рот, что нелепую попытку сомкнуть челюсть выкидываю из головы.

Кричу изо всех сил… Чёрт! Не кричу — стону! Не отталкиваю — прижимаю. Не царапаюсь — ласкаю. Не бью — судорожно обвиваю и руками, и ногами, будто ядовитый плющ цепкими вьюнками стену. Не брыкаюсь — выгибаюсь. Не от него — навстречу! Судьбе? Беде? Жизни? Смерти… Он — моя погибель! Хочу его. Тёмного принца, демона ночи из треклятого сна! С завышенным самомнением, чёрствым характером, грешным телом, сумеречной душой, чёрным сердцем… Все пороки, которые не приемлю, сочетаются в Андрее и именно ему жажду принадлежать. Искусителю, властителю, поработителю… Доводящему до безумной ревности; грани, лопнувшего терпения; страсти испепеляющей точно пламя щепку. Так долго меня истязавшему: не бравшему, когда тряслась от похоти, сгорала от желания.

Открыть глаза не могу — в плену рафинированной неги, заставляющей сердце скакать будто козёл по горам; душу — разрываться от счастья; тело — требовать большего. Заражаюсь вирусом, неизлечимой болезнью под названием Зепар. Он — мой яд и противоядие в одном флаконе, мой храбрый спаситель — безжалостный палач.

Спаси — убей!

Поцелуй высасывает остатки жизни — кислород перекрыт, воздуха глотнуть не могу. Задыхаюсь, в голове мутнеет, плывет, сознание уходит. В жарком, липком поту… Уже обнажена, он тоже. Как успеваем — ума не приложу, да и плевать на мелочь! Тела без нежности трутся друг о друга, но как же томительно больно. Ощущаю его желание: крепкое, горячее, твердое. Хочу его! Чёрт! Он, правда, демон! Я в Аду!.. Горю изнутри.

Затуши пламя! Спаси…

Отрывается на миг, дает судорожно глотнуть воздуха. Нависает горой — оторваться не могу от полных мрака глаз. Пленят, зовут… тону… Как назло, секунду медлит, сжимает мои бёдра, приподнимает.

Сил терпеть нет больше — бери немедля!

Со стоном рвусь к нему… Он с диким рыком мне навстречу.

Спешим утолить зов похоти: безумной, жесткой, грубой. Рывком входит, чуть не теряю сознание, и без того стремящееся ускользнуть. Прогибаюсь, позволяя войти глубже. Оно! Вот то, что хотела! Ощущение полноты, единства… Дрожу от каждого толчка, подчиняюсь нарастающему темпу. Приливы всё мощнее, чаще! О, нет, я не хочу взлетать одна…

Расстройство улетучивается под напором оргазма. По телу несётся цунами! «Подбрасывает» так высоко, будто зависаю в невесомости… О боже! Как же… хорошо…

Жар медленно угасает, а что ещё приятней… Андрей со мной, на мне, во мне… Останавливается резким толчком и содрогается, не сдерживая протяжного рыка.

Силюсь открыть глаза — получается не с первой попытки. Зепар шумно дышит в мой висок — жаром опаляет кожу, но если посмеет встать — убью! Сама неровно дышу, всё ещё трясусь от наслаждения. Тяжести не испытываю… Ловлю себя на том, что крепко держу Андрея руками и ногами — обвиваю торс, цепляюсь за плечи. Реальность едкой правдой возвращает к настоящему. Что же я наделала? Как могла?! Какой позор!.. Отдалась мерзкому хаму, столько недель издевающемуся надо мной! И где?!. На заднем сидении машины! А как?!. С пылом, жаром… Тела до сих пор липкие. Окна запотевшие…

Ужас! Если кто видел? Прикусываю губу — от стыда умереть хочется! Что за дикий выброс феромонов? Почему не отказала? Как позволила…

Нервно сглатываю во рту сухость. На место приятности приходит неудобство и смущение. Пламя угасает, по коже бегут ледяные мурашки. Теперь уже потряхивает от холода. Андрей чуть отстраняется, глаза с поволокой удовлетворения. Изучает пристально, задумчиво, будто вчитывается в мои мысли.

Отвожу взгляд — не ройся в моей голове, сама себе противна. К тому же если прочитаю, что-то подобное в его глазах — умру!

Андрей заставляет вновь посмотреть на него — нежно придерживает за подбородок и поворачивает к себе:

— Только посмей сказать, что жалеешь, — угрожает с хрипотцой. — Накажу!

На секунду теряюсь. Глупо моргаю. Открываю рот, но затыкаюсь, услышав:

— Запомни, никогда не смей мне врать! Клянусь, накажу!.. — повтор звучит таинственно обещающе-зловеще. — Сейчас как ни в чём не бывало одеваемся и идём домой, — разжевывает точно я слабоумная. Ответить не решаюсь — киваю. Зепар неспешно встаёт и только теперь понимаю, насколько он чудовищно тяжёл… а ещё горяч — меня сковывает от холода. Зубы против воли стучат тихую дробь. Подняться не могу — «вплющена» в сидение. Радует, что хоть не в голое. Подо мной одежда! Хм… так вот почему не испытывала боли — ведь при трении кожи о кожу сидения, не самые приятные ощущения. Андрей нетороплив. Одевается с ленцой удовлетворенного самца. Пуловер, джинсы… без «боксёров». Их кидает мне:

— Вытрись, а то я забылся немного…

Снова торопею.

Гад… Даже не помогает подняться. Кости ломит, ноги не слушаются, руки точно не мои. Скрепя зубами, придерживаюсь за спинку, сажусь. Пальчиками беру трусы Зепара. Смотрю… Хм… Почему на душе становится ещё гаже?.. Развить мысль не успеваю.

— Нравятся трусы? — обувается Андрей, изредка бросая на меня взгляд. — Хочешь примерить?

— Ты… — наконец удаётся разлепить онемевший, саднящий от насильственных поцелуев рот. — Омерзителен… — облизываю пересохшие губы. — У меня нет слов, чтобы выразить все чувства, которые к тебе испытываю…

— Мы сейчас говорили о «боксёрах», а не обо мне и твоих чувствах… — бесцеремонно перебивает Андрей, и словно не замечая нарастающей во мне злобы, с убийственным цинизмом, выходит из машины. Но перед тем, как громко захлопнуть за собой дверь, бросает: — И заканчивай лицемерить. Сними с груди перстень муженька, а то степень твоей двуличности из начальной перетекает в болезненно-неизлечимую. — Вздрагиваю, как от затрещины, и тотчас по щекам текут слёзы. Стискиваю в кулак печатку Вадима, она жжёт, словно раскалена.

Сволочь! Подонок! Как смеет такое говорить?!. Я не лживая…

Если только немного…

Чёрт! Если и так — не его ума дело!

Разжимаю ладонь. Не знаю, что больше причиняет боль. Правда, которой не применит стегнуть Зепар, или совесть, науськивающая: перстень-то будто освещённый крест для нечисти — чувствителен для моей кожи.

Чушь! Андрей заставляет мнить, чего нет… Гад! Даже не позаботился о моей репутации. Вдруг, кто рядом стоит? Дверца открывается — и вот вам… смотрите! Ивакина Вита Михайловна голая на заднем сидении.

Одеваюсь будто в прострации, еле втискиваюсь в джинсы, пуловер, балетки… Привожу волосы, в какой-никакой порядок.

Андрей снова унизил! Как ему удаётся подавить мою силу воли, навязать собственные правила игры, а потом всё обернуть против меня же? Уму непостижимо!.. Я его марионетка. Приказывает — выполняю! Хочет — имеет… Но ведь неспроста набросился? Его трясло не меньше, чем меня. Что, если всё время подавляет своё желание? Иногда получается, иногда нет… Это бы объяснило, что с ним происходит. То холоден, то пылок, то сдержан, то необуздан, то невозмутим, то игрив, то шутит, то молчит… Не в ладах с собой, а злобу вымещает на мне! Если так, лучше поговорить. И чего точно не сделаю, не покажу, что вновь обижена, расстроена. Получит ответную холодность! Как говорится: клин клином вышибает!

С гордо вскинутым подбородком, выхожу из машины. Игнорирую вопрошающий взгляд Андрея из-под прищура — спокойно иду к дому, кутаясь в куртку. Ноги предательски дрожат, сердце грохочет, будто удары гонга, но вышагиваю стойко. Машина пиликает — сигнализация включается. Позади спешит Зепар. Обгоняет, открывает передо мной дверь, но не пропускает. Берёт под локоть и ведёт, уже ставшим для меня привычным манером. Вызывает лифт. Реагирует малый. Спускается… створки разъезжаются. Понимаю, должна ступить внутрь, но… наедине с Андреем в узкой кабинке аж до пятнадцатого этажа? Несколько секунд заминки… Уже готова войти, но Зепар опережает — вталкивает, преграждая дорогу обратно. Нажимает цифровую кнопку, не сводя с меня пристального взгляда. По коже вновь бежит жар. Точно наяву ощущаю прикосновения Андрея. Дышать невозможно, во рту сухость. Ищу спасения — отступаю и упираюсь спиной в стену:

— Не прикасайся ко мне… — цежу сквозь зубы, читая в зелёных глазах новое желание.

— Почему? — шагает навстречу и рывком притягивает — ловит в кольцо рук. Вырваться не могу, да и не хочу по правде. — Ты же сама сказала: «Ожила. Хочу…» Решил, что хочешь секса!

— Дурак, — шиплю ему в лицо. — Тебя хочу… — Бог мой! Я только что призналась в симпатии? Чокнулась? Смотрю на губы, томительно горю, задыхаюсь: — А ты?.. — рискую услышать опровержение собственной теории, или очередную унизительную реплику, но лучше, правда.

— Хочу… — огорошивает с чувством Зепар и вжимает в стену. Впивается так страстно, что от боли стону. Но не отталкиваю — последняя нить разума ускользает. Жестокие губы терзают мои и мне это нравится. Наглые ладони съезжают на ягодицы. По-хамски сжимают, грубо приподнимают… усаживают на себя. С жадностью обвиваю ногами торс, руками шею. Жмусь, что есть сил, ведь отпущу и упаду. Андрей мнёт яростно, с бархатным рыком, словно пёс, вгрызающийся в сахарную кость. Хочу ли остановить? Нет!.. Отравил ядом рта, дурманом тела — задыхаюсь желанием, изнываю в ожидании.

На миг из угара страсти выводит негромкий перезвон и гул — створки лифта разъезжаются. Чёрт! Мы же в кабинке! Совсем забыла! А если кто-то на площадке?!.

Плевать! Открыть глаза не могу — пьяна как никогда. Мир вращается с бешеной скоростью. Зепар не отрывается, не позволяет прийти в себя — губительными поцелуями перекрывает воздух. Несёт с лёгкостью, будто ничего не вешу. Как справляется с дверью, продолжая удерживать и исследовать моё тело — не понимаю. Слышу только тихое побрякивание металла, щелчок, тихий скрип… Дверь громко хлопает… Спиной ощущаю прохладную твердь — Андрей опять вжимает в стену. Продолжается мучительно-сладкая пытка — жгучие поцелуи с редкими перерывами и то, чтобы содрать с меня куртку… пуловер… Бюст… Свобода!.. О, боже!

Моя грудь оголена, возбуждена, напряжена. Соски как камень. Ждут ласки. Андрей даёт — без нежности сжимает, горячие ладони обжигают кожу. Сдерживаться больше не хочу — стону. Поглаживает, стискивает сильнее. Умираю от наслаждения — прогибаюсь навстречу! Андрей самозабвенно доводит до трясучки — его жаркие губы исследуют лицо, шею… ключицы… ложбинку между грудей… Разве можно получить оргазм лишь от поцелуев? Если нет, то почему я сейчас на грани взрыва? Андрей умелыми ласками искусителя творит что-то немыслимое с моим телом. Любое касание, поглаживание, укус вызывает бурю ощущений. Стою на кончике ножа — едва держусь, балансирую… Ищу спасение — рвусь получить желаемое.

Неумело раздеваю Зепара — куртка летит на пол… Глухой рык щекочет ухо, будоражит кровь. Спиной уже не ощущаю стены — Андрей идёт, меня опять несут. Не останавливаюсь, снимаю с него джемпер, кидаю… Руками изучаю широкие плечи, крепкий рельеф бицепсов, мощную грудь с гладкими пластинами, точно выкованными из металла. Боже! Как же давно хотела к Андрею прикасаться…

Соображаю плохо, но, кажется, свернули не в мою комнату — раньше и не в ту сторону… Мысль испаряется — меня вминает в мягкую прохладу. Ощущаю свободу — чуть прихожу в себя и разлепляю глаза. Комната Андрея! Темноту довольно хорошо нарушает серебреными лучами свет вечернего Питера. Мы на постели. Зепар, неровно дыша, встает, но только для того, чтобы раздеть меня и себя окончательно. Помогаю — расстёгиваю молнию на своих джинсах, не в силах отвести от Андрея взгляд. Зепар рывком стягивает с меня джинсы и принимается за свои.

Если раньше стыдливо прятала глаза, отворачивалась — не мой, зачем смотреть, — то теперь, имею право. Мы собираемся заняться сексом. Опять! Снова!.. О боже!

Раньше видела Зепара голышом урывками, а сейчас хочу разглядеть всего.

Шрамы на груди не пугают, придают мужественности. Таинственное треугольное клеймо завораживает, так и хочется притронуться. Длинные руки с витиеватыми мышцами, проворные изысканно-крепкие пальцы, ловко растягивающие пуговицы. В разрезе показываются тёмные волоски. Узкий торс с кубиками, плавный переход к бёдрам. Крепкие мускулистые ноги… От ожидания сводит в животе, сердце выдаёт ритм бешеной скачки. Приподнимаюсь на локтях. Вскидываю глаза и ловлю задумчиво лукавый взгляд бездонно чёрных, глубоко-сумрачных — впервые не пугаюсь, начинаю привыкать и даже больше — я в восхищении. Край сжатых губ Андрея ползёт вверх. Ему нравится, что рассматриваю?!. Чувства смешиваются: и неудобно, и радостно. Зепар, с довольной ухмылкой, неспешно снимает джинсы. Ужас! Опять горю и теперь не только возбуждением, но и стыдом. Никогда раньше не видела возбуждённым другого мужчину. Только Вадима и то… редко… в полутьме… И он не был так прекрасен! Какая же я неопытная, неискушенная в интимных вопросах. Только сейчас понимаю, что сама голая и даже не пытаюсь прикрыться… А зачем? Андрей меня рассматривает с не меньшим интересом. Пытливо, дотошно, медленно. По коже бегут мурашки, словно поспевая за взглядом Зепара. Рефлекс всё же срабатывает — смыкаю ноги… Не зря! Это работает командой. Андрей приближается точно гора — под ним прогибается матрац.

Надзиратель с неописуемой простотой вынуждает меня пустить себя между ног. Не забывая, гладить, сжимать, причём с такой «деликатностью», словно хозяин похлопывает свою ездовою лошадку, которую взращивал с рождения… По охладевшему телу вновь носится жаркая волна, разогревает, заставляя сердце биться яростней.

Откидываюсь на подушки, наслаждаясь новыми ощущениями — меня ласкают как никогда. Губы, язык, руки, обжигающее дыхание. Андрей — искусный змии, использует всё. Теряюсь в пространстве… воспаряю к небесам, обрушиваюсь к Аду… и так до сумасшествия нескончаемо долго и часто. Андрей горяч, ненасытен. Такого не ожидала… Уже без сил, пошевелиться не могу — будто забирает жизнь с каждым оргазмом. Да я не против! Пусть делает, что хочет… вот только я… всё… соки выжаты… умираю, но такой смерти желаю всем!

Глава 21

Медленно просыпаюсь… с улыбкой. Потягиваюсь, и улыбка сходит на «нет». Морщусь — тело… одна сплошная боль… Я ночь провела под асфальтоукладчиком? Нет ни участка, ни сустава, который бы молчал — все кричит от боли. Даже рот… касаюсь и не сдерживаю стона: опух, саднит. Кряхчу, переворачиваясь. Шиплю, вставая… Стоп! Оглядываюсь недоуменно. А что делаю в своей комнате? Мы же… Мысль обрывается — на комоде сиротливо покоится золотая цепочка с перстнем Вадима. Чёрт! Только сейчас ощущаю, что на шее нет удавки… то есть печатки мужа. Непроизвольно прикладываю ладонь к месту, где висел.

Пусто.

Зепар снял, а я и не заметила… или в порыве страсти оборвали, а Андрей услужливо вернул? Так или иначе, он мне дал выбор. Несколько секунд кручу в руках, пропускаю скрученные колечки между пальцев, бездумно смотрю на чуть расплавленный оттиск. Пора заканчивать с ложью, хотя бы себе. Вадима больше нет, а я живая. Мне рано себя хоронить! Помнить буду мужа всегда, но не стоит носить посмертные вещи других. Убираю в шкатулку с драгоценностями и снова возвращаюсь к негодованию.

Зепар — гад! Получается, я уснула, а он меня перенёс! Так мило, заботливо, аж от обиды к глазам подступают слёзы.

Что за человек? Ведь было хорошо. Призналась в симпатии даже после того, как оскорбил поведением в машине, его не принуждала к большему. Сам сказал: «Хочу!» Что помнится, так Андрей дрожал, лаская. Стонал, погружаясь. Рычал, кончая. Вновь брал неистово, порой с животной страстью, на грани неприличия и даже сладкой боли.

Ужас! Краснею, стыдливо прикусываю губу. Вадим подобного не позволял себе, а я не думала, что разрешу… Раньше не задумывалась о грубом сексе. Не совсем жестоком, но таком… с элементами садо-мазо, едва держащимся «на хрупком кончике» приличия. Пару раз хотела возмутиться, но напор, безапелляционная настойчивость, умелые движения, подкрепленные новой бурей эмоций, усмиряли строптивость. Вынуждали забыться и стонать от удовольствия, молить о продолжении…

Участь вечной жертвы и в постели, и в жизни — претят. А как же равноправие? Об этом надо срочно поговорить!

Накидываю маску равнодушия и, стиснув зубы, — после ночи безудержной любви моему телу плевать на волевые решения проснувшегося разума — всё равно не слушается и болезненно даёт о себе знать, — иду в ванную. Принять душ, умыться — должно полегчать. Уже мысленно готовлю холодные ответы с толикой сарказма, иду по коридору. Кхм, вещей не валяется. Смотрите-ка, убрал! Дверь в комнату Андрея приоткрыта: постель заправлена, чисто… пусто.

Сердце покалывает, предчувствие нехорошее. На кухне возня, побрякивание посуды. Испуг проходит, напряжение отпускает. С ледяным спокойствием прохожу якобы мимо, краем глаза замечая… Александра. Мелкие и незначительные покалывание «что-то не так», вспыхивают с новой силой «правда, что-то не так!» и в мгновение мутируют в негодование и злость «где, чёрт возьми, Зепар!»

— Вит, — останавливает голос Никитина на пороге в ванную. Оборачиваюсь с видом «ой, только заметила»:

— О, Саш, привет! — приближаюсь к Александру, целую в щёку. — Я думала Андрей.

Никитин несколько секунд молчит, изучает:

— Доброе утро, ангел мой! — улыбается и обнимает по-отцовски за плечи. — Андрею пришлось уехать. Уладить дела со вчерашней дракой, — при напоминании о потасовке опускаю глаза.

— Да, — мямлю стыдливо. — Неудачный вчера поход в боулинг оказался.

— Так или иначе, — спокойно подытоживает Никитин, — Андрей тобой доволен.

Несмотря на бурю негодования, душевная злость уходит, теплится далёкая хрупкая надежда. Я небезразлична Зепару. Он оценил!..

— То есть?

— Сказал, что ты сама расправилась с одним. Значит, уроки пошли на пользу. Только. Почему осталась в коридоре? — Никитин смотрит с ожиданием. Не понимая, что хочет услышать, молчу. — Почему не убежала? Не спряталась?

— Бросить Ивана наедине с бандитами?.. — бормочу в пол. — Саш, не думаю, что ты бы оценил такой поступок. В глубине души понимаешь…

— Понимаю, — обрывает Никитин и чмокает в висок. — Но мне дорога ты, а не какой-то там Минаков. Если подобное повториться, не дай бог, конечно, — мотает головой, — без раздумий — беги! А с совестью потом разберёмся…

— Не уверена, — прислоняюсь к дверному косяку. — Совесть, это ведь составная души, если не она сама. Договориться с ней не всегда получится, да и причины менее веские. Вот если бы посуду не помыла, кого-то не поздравила с днём рождения, забыла про процедуры в салоне, купила туфли на распродаже, а всем сказала первоначальную стоимость… Дело одно, а так… Саш, не могла я убежать! И случись такое вновь, вряд ли смогу… — Никитин пристально рассматривает, будто открывает во мне нечто новое. — Пойду, умоюсь! — молчание затягивается, а мне, ой, как хочется в ванную. Дарю Никитину лёгкую улыбку: — Я быстро, а потом на работу поедем. Кстати, — уже на пороге вновь оборачиваюсь: — Андрей, когда вернётся?

— Не знаю, — качает головой Александр. — Ему ещё к невесте заехать нужно было. Извинится за вчерашнее.

Прихожу в болезненное замешательство, сердце точно ножом медленно вспарывают.

— Сказал: постарается управиться до обеда, но… ты же знаешься, как оно бывает… — Рану ещё и солью посыпают. — Вит, а что у тебя с губами? — слышу голос Никитина. Приглушённый, будто нахожусь под водой. — Тебя всё же ударили?

О чём Александр? Ничего не понимаю. Да и не хочу больше ничего. Слишком нехорошо.

— Нет, — единственное, что выдавливаю и дрожащей рукой затворяюсь в ванной. Прислоняюсь спиной к двери, несколько минут смотрю в никуда. Примирение с Лизой?… Прощение замаливать поехал?.. Больно-то как. Ясное дело, проведённая вместе ночь не даёт право на Андрея. К тому же не с Лизой мне изменил, а со мной ей. Боже! Как низко я пала. Он не клялся в любви, не обещал расстаться с невестой. Секс… ночь…

Душ не снимает напряжения. Умываюсь механически, заставляю себя накраситься. М-да, теперь понятен вопрос Александра насчёт губ. С синеватым отливом — опухшие, словно накачала ботоксом и сделала растушевку татуажа неудачным цветом. Приходится наложить больше перламутровой помады. Заплетаю косу, укладываю булькой и закрепляю шпильками. Несмотря на бурный вечер, бессонную ночь, выгляжу на удивление терпимо. Глаза светятся, на щеках румянец.

Что ж… Уже битых пять минут выстаиваю перед распахнутым шкафом не зная, что одеть. Раз меня Андрей в расчёт не берёт, значит, не нужна. Или опять делает вид… Чтобы узнать, так ли холоден и равнодушен, будет не лишним подобрать нечто яркое и сексуальное. Чулки, комплект чёрного кружевного белья, пояс — редко ношу, но считаю, очень красивой вещицей. Выуживаю из дальнего угла огненное короткое платье, без рукавов. С замысловато-ассиметричным декольтированным верхом, но скромной спинкой и прямой юбкой. Чёрный зауженный пиджак и ему в тон босоножки на высоченном каблуке с подошвой «а-ля» Лабутен.

Не самый удобный наряд, если случится нападение — убегать будет непросто… Сразу вспоминаю о Иване. Чёрт! Мы ведь даже телефонами не обменялись. Нужно к обеду заехать в кафе — узнать, как он и что.

— Вита, — присвистывает, ожидающий в коридоре Александр, не скрывая восхищения, — ты неприлично красива.

— Спасибо! — протягиваю ему тренировочную сумку, а алый клач со значком «Коко Шанель», купленный специально под платье, определяю под мышку. — Пора на работу!

Суматошное утро. Думать об Андрее, Лизе, ночи, драке, Иване, телесной боли — некогда. Время летит в спешке — зашиваюсь с бумагами, шквал звонков. Переговариваюсь с Оксаной — она убеждает, что пока всё в норме. Москва нас принимает на «ура»! Чуть успокаиваюсь, жду электронного отчёта. Не удерживаюсь и звоню следователю. Разговор с полицией, вновь ничего утешительного и нового не приносит. Всё тихо… Забываюсь в рабочих делах. Успеваю посмотреть пробные ролики на новые туры. Вся моя команда впечатлена! Динамичные, яркие, улавливающие суть дела. Подписываем окончательный договор с Валерием Игоревичем и попутно договариваюсь с несколькими главными каналами ТВ и одним местным на эфирное время. К обеду без ног, вообще удивляюсь, как ещё не умерла. Только кабинет пустеет, нажимаю кнопку селектора:

— Мила, ко мне никого.

Снимаю босоножки, растираю ноющие ступни и, откинувшись на спинку, блаженно заваливаю ноги на стол. Едва сдерживаюсь от стона. Удовольствие сродни оргазму. Тяжесть уходит, горячие потоки разгоняются по телу. Закрываю глаза, расслабляюсь…

— К ней нельзя, — улавливаю мольбу в голосе секретарши.

— Я разберусь, — звучит безапелляционно. Андрей?! Не успеваю осознать, что происходит, дверь распахивается. На пороге мрачный Зепар. В зауженной кожаной куртке, джинсах. За спиной маячит крохотная Мила. Лицо — встревоженное.

— Я ему го… — плаксиво кидает девушка, но фразу заглушает грохот закрывающейся двери. Вздрагиваю, растерянно моргаю. Ощупывающий взгляд угольных глаз смущает — скользит с нескрываем вожделением по моим ногам… чуть задерживается на груди… Непроизвольно прикладываю руки к вырезу, словно прикрываю бесстыдство. Осмотр переключается на лицо… Краснею, немею, задаюсь жаром:

— Вы забываетесь! — не послушными губами, но тоном начальника ставлю на место. — Это мой офис, мой кабинет… Работа…

— Телефон дай, — точно не слышал гневно-вибрирующих ноток в моём голосе Андрей, и в два шага оказывается возле стола. Уже холоден, циничен, невозмутим, бесстрастен.

— Телефон?.. — повторяю глупо. О нём совсем забыла. Столько дел, что даже и не вспомнила. Клач! Указываю на тумбу под вешалкой у выхода. Алая сумочка наверху.

Зепар подходит, вытряхивает содержимое. Возмущение перерастает в гнев — помада, карандаш, кошелёк, визитница рассыпаются по столу, что-то по полу. Опускаю ноги, встаю, недобро одёргиваю подол платья. Киплю, задыхаюсь от негодования. Что за досмотр?

— Как смеешь?! — подбочениваясь, шикаю громко, но тотчас умолкаю. Поднятый палец Андрея с чего-то затыкает. Команда понятная любому: тихо!

Слов нет… Мной опять командуют! Зепар с надменным видом изучает мобильник. Я уже яростно бушую, готовая сорваться на крик.

Всё с той же ледяной спокойностью Андрей подходит и протягивает трубку. Зло выхватываю. Смотрю на экран: «Недолго горевала сука! Быстро замену мужу нашла! Ничего… час уже близится». Смс-ка датирована сегодняшним днём, а точнее, пришла пару часов назад. Ноги слабеют, в голове нарастает гул. Медленно оседаю в кресло.

— Как ты узнал? — собственный голос звучит угасшим.

— Когда купили с Александром тебе телефон, сделал так, чтобы у меня дублировались все входящие-исходящие звонки и смс-ки.

Сбрасываю сообщение, мобильник кладу на стол.

— Как он узнаёт мой номер? — поднимаю на Андрея глаза. Понятно, что вопрос не к нему, но это как… крик души. — Откуда знает про…

— Не хочу тебя расстраивать, но маньяк — кто-то из близких. Круг узкий. Номер только у них. Нужно перебрать список. Хочу услышать твои мысли и сомнения. К тому же у меня есть предложение, но это потом, а сейчас обедать.

— Я не голодна, — трясу головой. — К Минакову хочу съездить. А ещё у Стаса давно не была…

— Во-первых, у Стаса был я! — чеканит холодно Андрей. — Идёт на поправку, передаёт привет. Во-вторых, я голоден как никогда. С утра на ногах. Причём, не против съесть как горячее, так и холодное, а десерт прибавил бы жизни… — услышав последнее блюдо, нервно сглатываю: намекает на секс или о реальном десерте говорит. — В-третьих, — не даёт развить мысль Зепар, — с Иваном всё в порядке. Лёгкое сотрясение, пару ушибов, немного заплыл глаз, сильнее пострадало эго — побили на глазах у девушки, защитить её не смог, а в итоге её увёз другой…

«Сексом занимался всю ночь…» — мелькает глупая… предательская мысль. Заливаюсь краской.

— Ничего, — продолжает бесстрастно Зепар. — Неделя, и он в норме.

Молчим долго, пилим друг друга взглядами. Бой проигрываю, на миг отвожу первой. Андрей, точно этого и ждёт — сразу же шагает к выходу.

— Почему ты так циничен? — останавливаю вопросом у двери.

— Я прагматичен, а это разные вещи, — убивает спокойствием. — Так… ты едешь со мной перекусить? — звучит с некоторой заминкой и даже осторожностью. Ставит в тупик. Некоторое время смотрю неотрывно. Шутит? Издевается? По лицу не определить. А если правда хочет со мной побыть? Наедине? Поговорить… В животе разрастается тепло, придавая небывалую силу, крошечную радость.

— Приглашаешь? — не верю своим ушам, слегка запинаюсь.

Андрей хмурится, в почерневших глазах застывает ледяной блеск.

— Прости, не так выразился. Так! Ты едешь со мной перекусить! — в этот раз фраза звучит приказом, к тому же подкрепленным командирским кивком на дверь, которую тотчас распахивает.

— Ненавижу! — кричу в помутнении. Хватаю босоножку и швыряю вслед Андрею. Зепар идёт и даже не оглядывается — туфля звучно врезается в стену рядом с дверью, не миновав проём. Сволочь! Не усомнился в моём промахе! Тварь, хоть бы для приличия замялся, отклонился бы.

Эх! Позорный бросок… Непристойное поведение. Андрей всё же умудряется вывести из себя. Стискиваю до скипа зубы, сжимаю кулаки, шумно дышу — грудь яростно вздымается. Взглядом натыкаюсь на испуганную Милу — глаза как у совенка, рот открыт. Голова девушки на секунду показывается над ресепшном и также поспешно скрывается под ним.

Гордо поднимаю подбородок, как ни в чём небывало иду за брошенной босоножкой, не забыв прихватить, оставшуюся под столом. Неспешно обуваюсь, телефон определяю в клач. Его под мышку, и с невозмутимым видом выхожу.

Зардевшая секретарша уже кокетничает с Андреем, подпирающим ресепшн. Нога на ногу, облокачивается о столешницу.

— Мила, — кладу ключ от кабинета на ресепшн, — берегись Зепара, — чуть заметно киваю на надзирателя. — Дело не моё, но я уже знакома с двумя его невестами. — Румянец с лица Милы стирается, девушка рассеянно смотрит то на меня, то на Зепара и обратно. — Подумай хорошенько, мечтаешь ли ты попасть в гарем? — не глядя на Андрея, иду прочь.

Глава 22 Конец Первой части

Усердно работаю кулаками, ловко уклоняюсь от атак Зепар, а Андрей, точно заведённый, в такт бубнит заезженной пластинкой главные правила самообороны и способы предотвращения нападения:

— Первое. Ни в коем случае не теряться в окружающей обстановке. Беглым взглядом оценивай пути отступления, лучшие места для атаки. Никогда не рассчитывай только на свою силу. — Зепар начиткой задаёт темп и ритм. Кто-то под музыку тренируется, а кто-то… под чарующий голос инструктора. Уже машу «на автомате», в голове вновь бултыхается информационная каша, но невольно замечаю, что слышу наставления: — Если преследуют, поменяй маршрут несколько раз. Не допускай преследования до самого дома, особенно, если живёшь одна или в безлюдном месте. Позвони родным или знакомым. Попроси, чтобы встретили. Как вариант — возьми такси. Возвращаясь ночью домой, не стой долго перед входной дверью, ища ключи — подготовь заблаговременно. Если в подъезде есть домофон, не впускай с собой незнакомых и малознакомых людей. Если человек идёт к кому-то в вашем подъезде, его не очень затруднит набрать номер. А если и затруднит, это тебя должно мало волновать. Всегда передвигайся по людным улицам. Не входи в свою квартиру, если предполагаешь, что она была взломана, и, тем более, если внутри кто-то есть. Когда идёшь, отмечайте для себя попутные места, где смогут оказать помощь, где сможешь укрыться: офисы, магазины, работающие допоздна, дома, в которых люди поздно ложатся спать. Подумай о том, как носишь ключи от автомобиля. Научись открывать машину другой рукой. Правша — левой. Левша — правой…

— Как Лиза? — мучавший вопрос всё же срывает с губ. Тренировка изматывает, но в голове продолжают назойливо гудеть слова Александра «…к невесте заехать…» Двигаюсь машинально, хотя даётся проще. Ощущаю себя уверенней, устойчивей, манёвренней. Легко уклоняюсь от махов, а перед глазами воркующая парочка: Лиза в объятиях Андрея. Воображение бурлит, поражая такими сценами примирения «голубков», что понимаю: бью яростно по груше, точно наказывая Зепара за поруганную душу, использованное тело, только, когда полностью выдыхаюсь и оседаю на колени. Упираюсь в пол ладонями, морщусь — больно-то как… По-дурости месила, а теперь костяшки будто в дробилке побывали.

— На сегодня достаточно, — Андрей останавливает покачивающийся мешок, и точно не заметив вопроса, идёт на выход.

Ещё шумно дышу, скрепя зубами, воздеваю себя на ноги и плетусь за тренером.

— Ты не ответил, — возобновляю разговор, яростно вытираясь после душа.

— Всё нормально, — буднично отзывается Зепар, натягивая футболку.

— И это всё? — откидываю полотенце и втискиваюсь в трусики.

— А что надо? — слышу равнодушный ответ. Бросаю недоуменный взгляд на Андрея — даже не смотрит, спокойно застегивает джинсы.

Действительно не осознает, что нельзя быть таким холодным или придуривается? Сглатываю, облизывая пересохшие губы:

— Она не обижена? — справляюсь с крючками бюстгальтера. — У вас всё в норме? — усердно подыгрываю, изображая якобы искреннее переживание за пару.

Андрей своим поведением раздражает. Зло отворачиваюсь, достаю чулки.

— Так вот почему с такой агрессией тренировку отработала, — уличающим тоном протягивает Зепар.

— О, да! — не выхожу из роли, натянув чулок. Андрей решает тупить по-своему, я не уступлю — буду по-своему. — Хотелось бы знать, что помирились. Меня немного напрягает: ссоришься ты, а страдаю я, — напускаю лёгкости, натягиваю второй. — Набрасываешься, когда вздумается, пользуешь, как хочется… — умолкаю, натыкаясь на пронизывающий взгляд Андрея. Лицо за долю секунды искажается в демоническое. Глаза, точно два нефтяных омута, но они не только гипнотизируют — придают сил. Просчитывается закономерность в подобных изменениях. Будто теряя контроль, вернее, открывая завесу к чувствам, людская оболочка Зепара не спасает и вырывается другая. Хотелось бы знать, какая… Она, однозначно, пугает, но больше — притягивает, завораживает. Хочу увидеть больше. Я готова… — Отбиться от тебя нереально, — напускаю равнодушия и одеваю пояс. Неспешно застёгиваю: — А напоминать: я плачу тебе не за трах своего тела, а за охрану, как-то боязно. Кто знает, как отреагируешь?! — развожу руками. Присаживаюсь и обуваюсь: — Подать на тебя заяву в полицию — не могу. Да и как? Ты всё время рядом… А Никитин пригрозил психушкой, — между словами, успеваю справиться с ремешками босоножек. — Друг называется… — Встаю, поправляю лиф, чулки: — Аннулировать договор — тоже никак. У вас с Никитиным, видите ли, свои обязательства друг перед другом. Вот только я тут причём?.. — кошусь на Зепара и застываю. Чёрт! Андрей сейчас бросится, и порки точно не миновать — пыхтит точно паровоз, желваки так яростно ходят вверх-вниз, что даже лицо раскраснелось. Но ещё секунда — и вновь холоден.

— Отличный ход. Я почти поверил…

— Почти? — вторю снисходительным тоном. — Думаешь, шучу…

Зепара будто смывает с места — мелькает лишь тень… летящая ко мне. Бывает ли у человека такая скорость?.. Мысль испаряется. На миг действительность исчезает — стук сердца замолкает, стихают окружающие звуки; не вижу ничего, вокруг темнота; нет доступа кислорода — меня словно в стену вминает пудовым шкафом и даже шелохнуться невозможно. Губы жжёт, во рту сладость с привкусом металла. Но в следующие мгновение сильный оглушающий удар сердца оповещает — оно на месте. Наращивает мощь. Мчится с такой прытью, будто от ужаса мечтает пробить грудь и удрать. В ушах появляется гул. Перерастает в ожесточённое рычание зверя. Силюсь открыть глаза, получается едва ли. Андрей, придавив собой, зажимает между шкафчиками. Впивается с такой злобой и насильственно не то целует, не то затыкает, чтобы не слышать вранья, не то лишает жизни. От боли текут слёзы, задыхаюсь, слабею, немею, реальность ускользает…

Уже скачут чёрные кляксы — с облегчением судорожно глотаю воздух, захожусь кашлем — горло будто разодрано когтями.

— У тебя есть только один шанс, — чуть не плюётся злостью Зепар, — чтобы сказать правду.

— Ты меня пугаешь… — с паузами шепчу не своими губами. Морщусь — они болят, пылают словно в огне. Языком исследую нижнюю. Саднит, пощипывает. Встречаюсь с затуманенным взглядом Андрея и от страха непроизвольно вжимаюсь в стену. Зепар лёгкими, даже трепетными поцелуями орошает лицо, носом поддевает мой, возобновляет нежную дорожку поцелуев и останавливается на губах. Боли как не бывало… От блаженства закрываю глаза. Забываю о ненависти, таю против воли — во рту сладко, в животе томительно жарко, и как же это… обезоруживающе губительно для совести. Ведь ещё недавно лгала ему, себе, но тело не обманешь — теперь же, снова горю для «него», тянусь, дрожу. Наперекор разуму обвиваю ногами — торс, руками — шею, жмусь сильнее. Уже стону под натиском более смелых ласк. Дерзких, грубых, до экстаза наглых. Почему именно с Зепаром податливая, словно разогретый пластилин?

Не хочу его хотеть!..

Крик души улетает в пучину блаженства. Андрей без нежности входит яростным рывком. Со стоном прогибаюсь, едва не моля: быстрее, затуши во мне пожар!

О как же везёт! Зепар явно стремится к тому же — двигается резко, торопливо, с жарким, неровным дыханьем. Я точно загнанная лань — с темпом загонщика не справляюсь. Полностью отдаюсь в умелые руки: без жалости, сминающие мои ягодицы, направляющие к возбуждению. Уже в липком поту, на грани потери сознания. С каждым новым толчком дрожу всё сильнее, стону громче, не в силах молчать. С мощной горячей волной воспаряю, судорожно цепляюсь за крепкие плечи, безвольно испытывая импульсы оргазма настолько сладостно-болезненного, что приходится вонзиться зубами в мучителя, чтобы подавить вскрик наслаждения. Андрей входит последним рывком и содрогается с бархатным рыком. Как же хорошо, когда Зепар во мне… Отвратительная пустота заполнена, ощущаю единение с «ним»… тем самым, уготованным судьбой, но на деле же — монстром, не испытывающим любви или даже мало-мальски людских чувств: благодарности, симпатии…

За что мне такое счастье? Как в анекдоте: заслужила! Неужели мне, как и остальным женщинам Андрея, придётся мириться с его непостоянством, сухостью, цинизмом?

Я не готова! Не согласна. Не хочу…

— Зачем говоришь, во что сама не веришь? — охриплым голосом нарушает порядок скверных, неутешительных мыслей Зепар. Мимолётно, но пылко-жёстко целует и утыкается носом в мой нос. Подрагивает от возбуждения, впервые так близко вижу бездонные, нечеловеческие глаза с чернотой во всю глазницу при ярком свете. Смаргивание не помогает избавиться от наваждения — Андрей усмехается: — Ты хочешь «несмотря и вопреки». Провоцируешь, дерзишь. Мне это нравится. Не бойся и доверься. Разве я делал тебе больно? — чуть отстраняется.

Еле нахожу силы на ответ:

— Надеюсь, это риторический вопрос? — облизываю припухшие губы, сама всё ещё шумно дышу. — А то ответ тебя удивит.

Зепар долго молчит, задумчиво изучает:

— Если ты про тренировки, то…

— Нет! — обрываю резко.

— Я тебя не бил… — осекается, в глазах, полных таинственного мрака, мелькает сомнение. Они медленно меняются на обычные — сочной, тёмной зелени. — Тебе было больно со мной?.. — качает головой и поправляется: — Имею в виду секс?

— Причём тут телесная боль?! — краснею и нервно выдыхаю.

— Да или нет? — уже почти рычит Зепар с исказившимся от злости лицом: — Опять солжешь, пеняй на себя! — ударяет ладонями по обе стороны моей головы — невольно вздрагиваю и зажмуриваюсь:

— Нет! — чуть не пищу от страха. — Всё было… — не могу о таком говорить, умру от стыда. Но высказать, что таится на душе обязана. Через «не могу», открываю глаза, полные слёз. — Ты — чёрствый, бесчувственный ханжа, — разъясняю спокойно. — Не понимаешь, есть не только телесная боль, но ещё и душевная…

Несколько долгих минут меня точно сканируют. Андрей смягчается, с простотой лакея поглаживает мои бёдра, ягодицы:

— А, — протягивает с явным облегчением. — Вот ты о чём! Тогда права, мне не понять, — вновь становится безэмоциональным.

Как так можно? Он не человек… Меня угораздило влюбиться в «нечто», не заботящееся о чувствах других. Молчание щекочет нервы.

— У тебя нет души, а сердце чёрное, — не выдерживаю напряжения, едва не реву. — Тебя не должно быть среди живых… — отпихиваю Зепара, он не останавливает. Ставит на пол и стой же невозмутимостью, с приспущенными джинсами идёт к душу… Слышится звук льющейся воды. На дрожащих ногах спешу к крану. Привожу себя в порядок, вытираюсь, поправляюсь. По ещё недавно разгоряченному телу, бегут мерзкие мурашки — кожей ощущаю ледяной взгляд Андрея. Напускаю равнодушия, надеваю платье.

— Может и так, — нарушает Зепар безмолвие.

Одергивая пиджак, оглядываюсь. Андрей уже готов, в руках сумка. Надменен, холоден, спокоен, будто и не было пять минут назад взрывного секса между нами у шкафчиков.

— Но я с тобой и пытаюсь спасти твоё… тело…

— Вот только губишь душу, — шепчу в никуда и горько усмехаюсь. Неспешно собираю вещи, застегиваю молнию. Сумку перехватывает Андрей. Определяет в руку к своей, рывком притягивает меня за талию. Жарит поцелуем, почти сдаюсь — опять с покорностью рабы готова пасть в объятия. Так нельзя! Я должна сражаться за счастье, требовать большего, а небезропотно соглашаться на подачку. Как нахожу силы, не понимаю. Уворачиваюсь от требовательных губ, от обиды дрожу.

— Я привык жить так, как живу. Меня всё устраивает. Деньги, престиж, женщины, свобода. Вит, — звучит неожиданно человечно. Зепар заставляет обернуться, проводит пальцем по щеке: — Я нарушил первое и наиглавнейшее правило на работе: не спать с клиентом, — мучительно долго прожигает во мне дыры. Ловлю себя на том, что жду, затаив дыхание. — Такие отношения ни к чему хорошему не приведут. Мне нужно или уйти, чего сделать не могу, об этом знаешь. Или поскорее решить проблему, из-за которой, весь сыр бор.

Правильно говорит, нехорошо «личное» с работой мешать. Мне же жить в страхе — существовать. Надоело бояться, быстрее бы уже разобраться с маньяком, с Андреем…

— Но я так больше не могу… — наконец, признаюсь, утыкаюсь лбом в его грудь, глотая слёзы. Зепар крепко прижимает, поглаживает. Совсем раскисаю: — Ты пользуешь меня, как… куклу. Я не резиновая, пойми… Мне сложно, больно, мерзко. Уже себе не принадлежу. Бесхребетная раба в руках садиста. Не удивлюсь, если в следующий раз ты меня выпорешь, распнёшь или подвесишь. Я не сторонница грубых игр, но не уверена, что смогу отказать. Ты подчинил моё тело любому своему требованию…

Меня трясёт, но в объятиях так хорошо. Впервые ощущаю понимание, участие, поддержку. Немного успокаиваюсь, всхлипываю, льну ближе, обвиваю руками торс.

— Если настолько важно, — удивительно режет спокойствием голос Зепара, — больше не прикоснусь. Мне не нужно твоё тело, — будничная интонация над ухом звучит бесчувственно-зловеще. — Тел для меня в любое время с лихвой. Хочу заполучить твоё сердце и душу… — говорит с холодным цинизмом, точно констатирует, что погода сегодня не дождливая. По коже волнами бегут мурашки. Что за бред несёт? Образно выражается, как например, «руку и сердце»? Намекает, что хочет большего или о реальных, как в мистических романах? Слезы высыхают, страх затягивает вязким болотом. Зепар ужасающе просто рассуждает о бесценном.

— А этого в здравом уме и светлой памяти не отдашь без боя, — продолжает чудовищный монолог Андрей. — Вон сколько прыти показывала, когда погиб муж. Любишь его… До сих пор сопротивляешься.

— Кто ты?.. — выдавливаю дрожащими губами. Отстраняюсь, но Андрей крепко удерживает. Рвусь, с явной неохотой подчиняется, ослабляет хват. Прищуривается, словно пытается разобраться, что имею в виду. Спросить в лоб: «Демон ты или человек» не решаюсь. Я, конечно, чокнутая, но пусть это останется моей тайной. Робко шепчу: — Зло? Добро?

— Не мне решать! — твердо чеканит Зепар. — Пора домой. Есть разговор, но не здесь! — по-свойски берёт за руку, с некоторой заминкой переплетает пальцы в нежный замок. Вырваться не решаюсь, да и не хочется, как бы напугана не была. Такая ласка обезоруживает, подкупает. Понимаю, что опять забываю дышать — внимаю точно под гипнозом. Андрей чуть дольше сжимает ладонь в своей: — Не лги мне больше. Я не прощаю лжи и предательства.

Сглатываю пересохшим горлом и коротко киваю. Зепар увлекает к выходу, но у двери резко останавливается:

— Да и ещё, — его взгляд прогуливается по мне сверху вниз: плотоядно, с нескрываемым вожделением. — Не одевайся так.

— Мне не идёт? — стыдливо прикусываю губу, и даже пытаюсь одёрнуть подол платья ниже, а бортами пиджака прикрыть грудь в глубоком декольте.

— Отвлекаешь от работы, — Андрей рывком притягивает к себе и интимно шепчет на ухо, вызывая будоражащую волну и жар в лице. — Слишком возбуждаешь. В такие моменты тебе стоит меня бояться. Ты преступно сексуальна!

— У меня есть предложение, — Андрей неспешно прожевывает кусок отбивной. Пока ехали, заказал в ресторане ужин, а забрал по дороге домой. Отказ от совместного ужина не принял. Накрыл стол, усадил меня напротив и мучил тягостным молчанием битых десять минут.

— Даже боюсь представить, — всё это время изучаю чашку с зелёным чаем. К своей порции: отварному картофелю и рыбе не притрагиваюсь — нет аппетита.

— Быть твоим телохранителем вечно не могу, сама понимаешь — абсурд, — говорит бесстрастно, но вдумчиво.

Совсем запутал! То признаётся, что хочет. То говорит, что других не бросит. То заявляет: нужны и сердце, и душа. А теперь… намекает, пора бы как-то аннулировать контракт? Я разве против?! Столько о том же твержу! Стоп… Или я против?.. Выглядеть большей дурой, чем постоянно выставляет — не хочу. Жду более внятного предложения.

— Так или иначе, у нас два выхода. Либо ты умрёшь, — рассуждает будничным тоном. Чуть не давлюсь кашлем, но и слова сказать не успеваю — Зепар, осилив кусок мяса, продолжает: — Либо, наконец, разделаться с маньяком самостоятельно.

— О, — нервно мотаю головой, всё ещё собираясь мыслями. — Первый, я так понимаю, тебе подходит идеальней, да и проблем меньше? — глупость всё же слетает с онемевшего языка.

Андрей откладывает вилку, нож. Облокачивается и сцепляет ладони над тарелкой:

— Не ищи врага там, где его нет.

— Прости, — опускаю глаза и вновь изучаю чашку. — Что ты предлагаешь?

— Я собрал кое-какие материалы, — заканчивает ужин Андрей. Убирает тарелку в мойку. Мой нетронутый — в холодильник. Возвращается, двигает стул ко мне и садится, смущая близостью: — Покопался в твоём прошлом, наложил настоящее. Появились вопросы.

— Какие? — запинаюсь, краснея. Зепар вынуждает посмотреть на него. Резко отодвигает чашку, завладевает моими руками. Пытаюсь освободиться, но лишь оказываюсь в большем плену. Андрей молниеносно смещает стол, точно он ничего не весит и с той же скоростью подтягивает меня со стулом к себе. На кухне несколько секунд раздается скрипучее эхо, проскользившего по кафелю дерева. Зепар и бровью не ведёт, интимно перебирает мои пальцы, смотрит в упор:

— Угрозы, письма, звонки, покушения… Собрал и упорядочил начиная с первого эпизода-нападения.

— Когда меня спас Вадим? — осторожничаю, не послушными губами. Во рту сухость, по телу бежит дрожь. Андрей напрягся, даже скулы резко очерчиваются, крылья носа трепещут и вздрагивают.

— Да, — заметно холодеет, но ладони не отпускает, продолжает наглаживать. — Нападавший требовал открыть некий тайник…

— Всё так, — неуверенно киваю. — Но я понятия не имею, о чём…

— Уверен, тебя до сих пор терроризирует тот же маньяк, а точнее, те же люди.

— Хочешь сказать, их несколько? — в голове полный сумбур. Поймать логику Андрея не могу. Ищу связки, но они ускользают — прикосновения Зепара сбивают с разумной мысли, а голос завораживает. Змий искуситель отравляет своим ядом: дурманит, соблазняет, подчиняет. От пальцев исходит небывалое тепло. Трепещу против воли.

— Да! Организованны, методичны, терпеливы, — с толикой восхищения поясняет Андрей. — Всё, что изучил, говорит о том, что они не собираются тебя убивать. По крайней мере, пока.

— Что значит, пока? — плохо соображаю, но последнее слово немного настораживает.

— Пока ты не отдашь, чего они хотят, — окатывает ледяным спокойствием Зепар. Я будто от чар просыпаюсь:

— Но я не знаю, чего им надо! К тому же телефонный маньяк ни разу ничего не требовал — только угрожал. Откуда ты взял такие выводы?

— Если бы хотели убить, уже давно убили. А так — пугают. Соглашусь, рискуют — даже стреляли, подстроили аварию. Но заметь, вместо тебя погиб муж, а при покушении — у тебя были лёгкие царапины, хотя с того расстояния, с которого производили выстрелы, не убьёт только слепой. Да и на кардинальные меры пошли только, когда ты наняла меня. До этого — пустозвонили.

Хладнокровно раскладывает, но в его расчёте есть логичность. Помнится, сама отмахивалась — маньяк только угрожает, а толком ничего не делает. Более агрессивные действия случаются уже по заключению договора и найма охраны.

— Не понимаю, чего добиваются, — уставши, качаю головой.

— Шокотерапия…

— Что? — глупо моргаю.

— Они тебя пугают, портят жизнь, держат в напряжении… Своего рода, шокотерапия. Один из методов, чтобы разбудить память у страдающего амнезией. Первая попытка, была сама кардинальная — психопат от которого… спас Вадим. До сих пор, терзает мысль: как он его упустил?

— Вот этого не надо! — пытаюсь вырваться, но Зепар грубо усаживает на место:

— Ты слишком боготворишь его, — обрывает надзиратель жестоко. — Предвзята в суждениях. Я смотрю другими глазами, оцениваю всесторонне.

— Молчи! — шиплю. — Не смей. Его не тронь! — Андрей на миг белеет, сжимает рот в тонкую полосу. — За все года жизни, — поясняю, успокаиваясь, — он ни разу не сделал мне больно. Относился, как редкие мужья к женам. Я не говорю, что он святой, но для меня… Он — идеал.

Зепар гневно пыхтит, «испепеляет» почерневшим взглядом. Уже привыкаю к глюкам. К тому же настолько безобидным. Они не так страшны, как в фильмах у некоторых героев: виденье трупов, приведений, монстров… А изменение цвета глаз — пережить можно. Вот только ладони горят точно в огне. Андрей забывается — сжимает так сильно, что готова взвыть от боли.

— Надеюсь, к этому больше не вернёмся! Пусти, — молю, едва не плача.

Зепар с запозданием смягчает хват:

— Прости, — звучит безжизненно. Трясёт головой, будто скидывает наваждение. — Как скажешь!

— Андрей, Вадима убили из-за меня! — выделяю каждое слово. — Он не причём! Маньяк же, вновь появился. Дурость в том, что прямо не говорит, что ему нужно — лишь угрожает. Только скажи он, что нужно… Если бы это было у меня, отдала, и пусть отвяжется.

— Уверена? — хмурится Андрей. — А что если это «нечто» — опасное для человечества? Или очень, очень ценное. Настолько, что за него многие готовы отдать не только жизни… Как, впрочем, и происходит.

— Что за бред?! — фыркаю, негодуя. — Откуда такое у меня?

— Наследство от родителей, — бросает без тени эмоции Зепар, но зелёные глаза поблескивают холодом.

— Вот их-то зачем впутывать?! — вспыхиваю не зло. — Перестань гадать!

— Ты права! Гадать не нужно — нужно найти «это» и если я прав, маньяк себя проявит.

— Не знаю, — завожусь не на шутку, опять чеканю слова: — что нужно маньяку и где это искать! А искать то, не зная, что. Там, не зная, где — уж, прости, маразм!

— Проблема в твоей памяти, — всё с той же уравновешенностью усмиряет мой пыл Андрей, ласково играет своими пальцам с моими. Медленно подносит к губам, целует поочередно. Замираю от неожиданности и интимности прикосновений. Задаюсь жаром, по телу несутся волны возбуждения, истомы. Зепар точно не замечая моего состояния, холодно рассуждает: — Читал отчёт специалистов по гипнозу. В том числе и Антона Николаевича.

— Результатов никаких… — нервно веду плечом, шепчу не в силах ответить в голос: — Что ты делаешь?.. — едва не падаю от слабости, теряю самообладание. Андрей обезоруживающе прост, переключается на мои ноги — поглаживает, чуть сжимает бёдра, ладонями принуждает раздвинуть.

— Это странно, ведь гипнозу ты подаёшься, — точно не слышит последнего вопроса, с той же невозмутимостью продолжает Зепар, рывком подтаскивает меня со стулом ещё ближе, оказывает между ног. Нагло проникает под подол, с хозяйской простотой стискивает ягодицы. — Проверял заключения трёх экспертов. Думаю, что память не потеряна, её заблокировали…

Плохо соображаю, голова кружится. Смысл объяснённого, вообще, пролетает мимо. От бешеного грохота сердца в голове гулкое эхо. Внизу болезненно томится, ждёт нечто большего — других, решительных, интимно-дерзких ласк. Силюсь сосредоточиться и даже, вроде, доходит, о чём говорит Андрей, но вопроса задать не успеваю. Повисшую тишину, нарушаемую только нашими неровными дыханиями, прорезает мелодичный перелив моего телефона. Он словно колокольный звон в гробовой тишине. В момент прихожу в себя, дурман как рукой снимает. Рвусь из кухни, радуясь спасительному рингтону. Зепар не останавливает — лишь зло поджимает губы, суровеет. Резко отпускает и даже чуть отталкивает вместе со стулом — едва не падаю. Встаю, иду неверно, но на ходу одёргивая подол. На ватных ногах запинаюсь о коврик в коридоре. Дрожащими руками выуживаю из клача, оставленного на тумбе, мобильник. На экране высвечивается: «Костик».

— Привет, — протягиваю, не скрывая улыбки, но голос звучит неестественно натянуто.

— Привет, красавица. Как себя чувствуешь? — интересуется дежурно друг, но чувствую, что непросто звонит справиться о здоровье.

— Всё отлично! Спасибо… Что-то случилось? — всё же решаюсь спросить.

— Не то чтобы, — уходит от ответа Мичурин. — Как расследование аварии? — чуть медлит.

Выдыхаю с грустью и плечом прислоняюсь к стене:

— В полиции говорят, делают, всё, что в их силах, но на деле: глухо.

— Понятно! — протягивает в свою очередь Костик. — Андрей рядом?

Стыдливо кошусь на Зепара, перекрывшего дверной проём на кухню. Холодного взгляда не сводит.

— Да, — отвожу глаза сама и изучаю стену, выключатель.

— Передавай привет и ещё, завтра с утра в командировку лечу, а через два вернусь. Заскочите ко мне в офис после обеда… — заканчивает тихо Костик.

— Что случилось? — начинаю нервничать, но говорю спокойно.

— Витусь, — ласково протягивает друг, — перебирал документы по завещанию и нашёл один лист без подписи. Как пропустил, ума не приложу. Моя оплошность…

— Перестань, — едва нахожу силы оборвать Мичурина. — Бывает.

— Резолюцию поставишь, и вступишь в полноценные права.

— Мы приедем…

Руки совсем опускаются, в груди опять разрастается боль. Прощаюсь с другом, сбрасываю звонок, и некоторое время сжимаю в руке мобильник:

— Тебе привет от Константина, — бормочу, не глядя на Зепара. Почему-то уверена, он всё ещё рядом. — Просил заехать через пару дней. Решить последние вопросы с завещанием.

Точно в прострации плетусь в комнату, закрываю дверь и падаю на постель. Чуть поплакав, встаю. Сил хватает только, чтобы принять душ и лечь спать. Спасибо Андрею — не преследует, держится тенью.