Ненависть и наслаждение (ЛП)

Глава 19

Меня охватывает беспокойство. Хотя я на взводе, я спускаюсь на завтрак вовремя и соответственно одетой. Столовая вернулась в свой первоначальный вид, очищенная от всего, включая тарелки и столовое серебро, что странно.

Я иду к своему месту и сажусь, ожидая услышать, как Драко войдет в любую секунду. До восьми осталось меньше одной минуты. Я придвигаю свой стул и, пока жду, слышу приближающиеся шаги.

Я смотрю направо, в сторону дверей. Но вижу не Драко. Это Тьяго. Он идет прямо в столовую, одетый в белую футболку и темно-синие джинсы. Его темные глаза-бусинки сверкают от солнечного света, проникающего через окно, и, конечно же, они сосредоточены на мне.

Я смотрю, как он подходит все ближе и ближе, наконец садясь рядом со мной. Судорожно сглотнув, я скрещиваю ноги и сдвигаюсь влево.

Но это не помогает. Я все еще чувствую его запах. Чувствую, как он глазеет, словно какое-то ненормальное животное.

— Перестань смотреть на меня, — огрызаюсь я, не встречаясь с ним взглядом.

Его смех хриплый и немного неприятный.

— Он убьет тебя, если увидит, что ты сидишь рядом со мной, — бормочу я себе под нос.

— Нет, если убьет тебя первой. — Когда он говорит это, я поднимаю голову, встречаясь взглядом с его темными глазами. — Я слышал, что ты сделала. Он пришел искать меня. К счастью, у меня было алиби. Я действительно понятия не имел, что здесь вообще был парень без рук. — Он снова смеется. — Зачем ты это сделала? Что получила от этого?

Я отвожу взгляд, отказываясь отвечать.

— Ты умная, но сглупила, — бормочет он. — Женщины.

Несколько секунд спустя Драко входит в столовую, его шаги все еще тяжелые, плечи напряжены. Никого из охранников поблизости нет. Я заметила, что их почти нет, вероятно, отправились на поиски Генри.

— Ешь, а потом убирайся нахрен с моих глаз, — рычит он, садясь на свое место, похожее на трон. На секунду я не уверена, к кому он обращается — ко мне или к Тьяго.

Но когда Тьяго смеется и расслабляется на своем стуле, я понимаю, что слова Драко были адресованы мне. Слуги входят с тележками, ставят тарелки перед ним и Тьяго. Их тарелки покрыты жареным картофелем, яичницей-болтуньей и аргентинской колбасой. Но тарелка передо мной... На ней не то, что я ожидала.

Это сэндвич. С арахисовым маслом и клубничным желе, если быть точной.

Тьяго замечает это и смеется так чертовски сильно, что я чувствую, как скручиваются мои внутренности.

Я смотрю на Драко, который переводит взгляд с Тьяго на меня. Он хватает ручку своей кофейной кружки, поднося ее к губам.

— Что это, черт возьми, такое? — шиплю я, отодвигая тарелку.

— Ешь, — командует Драко, когда ставит кофейную кружку на стол.

— Нет. — Я поворачиваюсь на стуле, когда слуга, который только что налил кофе Тьяго, подходит ко мне сзади. Я хватаю его за локоть и говорю по-испански: — Принеси мне то же, что у них

Слуга переводит взгляд с меня на Драко, который сурово приподнимает бровь, одним взглядом выражая угрозу.

Нервно проглотив комок в горле, слуга осторожно убирает руку и спешит на кухню. Проходит минута, и я понимаю, что он не вернется.

— Ешь, — снова требует Драко. — Лучше это, чем ничего, верно?

Я крепко сжимаю зубы, сосредоточившись на его глазах.

— Сегодня ты легко перекусишь, — заявляет он, когда берет кусок колбасы.

— Почему?

Его верхняя губа слегка приподнимается, но он ничего не говорит. Просто откусывает кусок колбасы, не сводя с меня взгляда, пока я не отворачиваюсь.

— Черт. Здесь чертовски напряженно, — говорит Тьяго с полным ртом еды. — Джиа, хочешь немного? — предлагает он, придвигая свою тарелку, как будто действительно хочет дать мне немного.

Я моргаю, глядя на него, на то, как он издевается надо мной.

— Прекрати валять дурака, Тьяго. У нас есть чем заняться в ближайшее время, — ворчит Драко по-испански.

Я вскакиваю со стула.

— Я буду в комнате.

— В своей комнате, — говорит он, когда я придвигаю стул обратно. Затем берет тарелку с сэндвичем. — Со своим сэндвичем. — Он протягивает тарелку, молча требуя, чтобы я взяла сэндвич с собой. Взгляд Драко жесткий и угрожающий, зубы сжаты.

Взбешенная, я хватаю бутерброд с тарелки, отрываю кусочки хлеба друг от друга и бросаю ломтики лицевой стороной вниз на стол, размазывая желе и арахисовое масло по поверхности.

— Пошел ты со своим гребаным сэндвичем, Драко.

Я ухожу до того, как он сможет отомстить. Когда поднимаюсь по лестнице, я искренне удивляюсь, что он не идет за мной. Я мчусь по коридору в комнату, в которой останавливалась раньше.

Комната для заключенных.

Когда врываюсь внутрь и смотрю направо, именно тогда замечаю цветы на комоде. Это не «Шоколадный космос», к которым я привыкла.

Нет.

Эти цветы яркие, ярко-синие, смелые и жизнерадостные. Солнце блестит на больших лепестках, покрытых росой, выделяя белые полосы между каждой складкой, а также черные точки, собранные посередине.

Я смотрю на них дольше, чем намеревалась.

Никогда раньше я не видела ничего подобного.

Делаю шаг вперед, замечая записку, сложенную под вазой. Отодвинув ее в сторону, беру записку и читаю слова. Его слова. Его почерк.

«Голубое предательство».

Знаешь, почему их так называют?

Потому что под всей этой красотой скрываются шипы — большие, острые, злобные шипы. Некоторые из них не видны, потому что они такие же голубые, сливаются с нежными лепестками… Вот почему нужно быть осторожным, когда их собираешь. Если не будешь осторожен, они вонзят тебе нож прямо туда, где чертовски больно, и все же ты ничего не сможешь поделать с собой, поскольку захочешь сохранить их.

Будь в моей галерее в десять вечера. Вовремя. Или, клянусь, ты пожалеешь об этом.

Галерея.

Снова.

Все возвращается к этому.

Наказания. Ярость. Ненависть.

Я прерывисто вздыхаю, отодвигая один из лепестков в сторону и замечая несколько шипов. Они острые. Почти смертельные. Но я все равно вытаскиваю один цветок и нюхаю его.

Аромат сладкий, сильный и красивый, но такой резкий и порочный.

Совсем как я.

Часы пролетают мгновенно.

Большую часть дня я пишу в библиотеке, и плевать, если я не должна покидать эту комнату для заключенных. Проголодавшись, я пошла на кухню, но для меня уже приготовили поднос с закусками — любезность самого гребаного Шефа. Ломтики апельсина, крендельки, бразильские орехи и воду.

Эдуардо даже не посмотрел мне в глаза. Могу сказать, что он разочарован во мне. Я его не виню, но мне стало немного больно, когда он не заговорил со мной.

Я отнесла поднос в библиотеку и съела все, ненавидя каждый кусочек, когда думала о нем. Рядом только три охранника, и они самые слабые. Тоже не слишком умно, и я, честно говоря, думаю, что они меня боятся. Они новенькие, но все равно готовы отдать жизнь за своего босса, как и охранники постарше.

Пока писала, я задавала себе вопросы. Почему я просто не вылезла здесь из окна и не убежала? Не уплыла подальше?

Но потом, отпустив всю свою ненависть, свое безумие и враждебные слова, которые мое сердце больше не могло сдерживать, я поняла, что не смогла бы убежать. Я бы этого не сделала. Он больше не пугал меня. Несмотря на то, что дрожала, я понял, что это было не от страха.

А из-за адреналина.

Этот ядовитый, опасный порыв, которым я никогда не могу насытиться.

Кайф, который я испытывала, когда Тони отправлялся за наркотиками, и появлялись копы, пытаясь его арестовать. Нам пришлось бросить новенькую машину, которую он купил под вымышленным именем, и бежать так быстро, как только позволяли наши ноги.

Наши сердца неистово колотились, пока мы бежали от копов. Мы в открытую смеялись друг другу в лицо, так истерично, что я действительно думала, что мы сошли с ума.

Это было весело.

Это казалось настоящим.

Но это было не так.

Тони предал меня. Он убил папу.

И думаю, что это из-за него я предпочла бы остаться здесь и разобраться с этим монстром вместо того, чтобы убегать.

Я бы предпочла встретиться лицом к лицу со своими страхами.

Встретиться лицом к лицу с демоном, который живет внутри него.

Потому что в глубине души я знаю, что у меня есть свой собственный демон. В глубине души я знаю, что я не так невинна, как притворяюсь. В глубине души у нас есть связь — жестокая, извращенная связь, которую невозможно отрицать.

Я хотела бы быть невинной, но когда ты растешь в окружении таких мужчин, как папа, Тони и дяди, которые такие же сумасшедшие и плохие, ты знаешь, что не можешь быть другой.

Ты либо такой же, как они, либо просто не выживешь. Мне надоело быть дурой и маленькой девочкой, окруженной королями. Мама не мирилась с этим. Она с изяществом и в мгновение ока ставила тех, кто переступал черту, на свое место.

Я хорошо это помню. Папа никогда не проявлял к ней неуважения, и это потому, что она заслужила это право. Она была для него королевой. И так было до самого конца.

Раньше я боялась.

Но теперь готова к своей большой короне.

Я готова стать королевой.

Драко не отнимет у меня мою силу. Я близка — так близка к тому, чтобы оказаться на вершине. Так близка к пониманию того, как бы я себя чувствовала, если бы это был мой мир. То, что я сделала, только вернуло настоящего Драко. Того, чья страсть глубока, а злоба настолько сильна, что может убить любого человека.

Он не должен быть снисходителен ко мне.

Драко должен показать мне, какой именно он хочет, чтобы я была.

Печально, что я жажду этого, но эта власть — эта жажда самого безжалостного человека в мире — я хотела этого всю свою жизнь.

Я гребаная извращенка, я это знаю. Но сейчас я не могу отступить.

Не после всего, что сделала. Для этого уже слишком поздно.

Мне уже слишком поздно быть хорошей.

Без пяти минут десять я покидаю спальню Драко.

Он не приходил, чтобы переодеться, но я слышала, как он вернулся, отдавая приказы нескольким охранникам и служанкам, когда проходил мимо комнаты.

Я приняла душ, заплела волосы в косу, надела шелковый красный халат и сняла обувь. Это то, что он велел мне сделать — в записке, которую подсунули под дверь библиотеки.

Халат висел на двери ванной, ожидая меня. Почему он хотел, чтобы я надела его, заплела волосы в косу и не надела обувь, я понятия не имела. Я могла бы проигнорировать это, но когда увидела записку и его почерк, моя кожа загудела.

Потому что главное, чего он хотел, было: НИКАКОЙ ОДЕЖДЫ ПОД НИМ.

Никакой одежды. Просто халат, свободно завязанный на талии.

Я спускаюсь по лестнице, замечая, что в доме жутко тихо. Никто из служанок не бегает вокруг, охранники не стоят у дверей.

Когда иду по коридору, где висят его картины, я заглядываю в пустую столовую. Там есть одна служанка, она моет полы. На ней наушники. Я понимаю, что это та самая служанка, которая приходила в мои первые несколько дней в спальню Драко и была напугана, как будто она сделала что-то плохое и я отрублю ей голову.

Она не поднимает взгляда, когда моет шваброй, вероятно, даже не замечая меня.

Именно так он и хотел этого.

Здесь будто город-призрак. Мертвая тишина. Жуткое спокойствие по сравнению с той бурей, которая случилась сегодня.

Направляясь по коридору, ведущему в галерею, я останавливаюсь на верхней площадке мраморной лестницы. Играет музыка. Скрипка. Это медленная песня, достаточно драматичная, чтобы волосы у меня на затылке встали дыбом.

С каждым аккордом я делаю шаг вниз, иду до тех пор, пока не оказываюсь внизу перед полуоткрытой дверью.

Скрипка замолкает, когда я открываю скрипучую дверь. Мое горло сжимается.

Я медленно вхожу, мое сердце бешено колотится.

И тут я замечаю. Комната...

Все изменилось.

Его художественные принадлежности, их нигде не видно.

Это почти что совершенно другая комната.

Здесь темнее.

Тревожнее.

В середине комнаты с высокого потолка свисает толстая черная перекладина. Она висит на высоте пары метров от пола, и я понимаю, что она всегда была здесь. В потолке есть щель, в которую, скорее всего, она и помещается.

На каждом конце кожаные манжеты с серебряными цепочками, соединяющими их с перекладиной. В пол встроены цепи, похожие на те, что были в сарае, но более блестящие. И толще.

Красный свет струится с потолка, прямо на том месте, где находится перекладина и цепи. Он отражается от мраморного пола и падает рядом с лестницей, где я замечаю, что стоит он. Свет едва падает на него.

Он с кожаным паддлом, зажатым в руке. И на самом верху написано слово «ПОВИНУЙСЯ».

Мое тело наполняется страхом и адреналином, когда я замечаю его серьезный взгляд, то, как сжата его челюсть, а плечи приподняты от гнева. Он выглядит грубым и жестоким... он выглядит злым.

Я проглатываю твердый комок в горле, останавливаясь всего в нескольких шагах от перекладины и наручников. Я думала, что он наверняка затащит меня в постель, оттрахает с ненавистью, а потом отправится восвояси.

Но это? Это серьезно.

Он будет учить меня, нравится мне это или нет... и я готова.

Драко не разговаривает, пока идет, намеренно избегая красного света, скрываясь в тени. Он подходит все ближе и ближе, и вскоре я чувствую запах его одеколона. Он в шаге от меня. Я чувствую, как его гнев исходит от его загорелой кожи, гудит под рубашкой, которая расстегнута на груди, обнажая его золотое распятие и широкие грудные мышцы под ним.

— Ты знаешь, почему ты здесь, не так ли? — спрашивает он, стоя передо мной, высокий, угрожающий. У него хриплый голос. Глубокий.

— Да, — шепчу я. — Ты очень ясно дал понять, почему я здесь.

— Правда? — Я слышу насмешку в его голосе. — Нет, Джианна. Не думаю, что сделал это. Видишь ли, я еще даже не начал понимать, насколько ясно мне нужно выражаться, когда дело касается тебя.

Я прерывисто вздыхаю, когда он кружит вокруг меня, как лев, собирающийся наброситься на свою добычу. Ожидая подходящего момента для удара. Когда он оказывается позади меня, я чувствую, что он стоит близко — так близко, что ощущаю его дыхание на своем затылке. Он отводит косу в сторону, перекидывая ее через мое плечо.

— То, что ты сделала, Джианна, абсолютно неприемлемо, — ворчит он. — Если бы не твой отец, если бы я не был в огромном долгу перед ним, ты была бы уже мертва. Но так как я не могу убить тебя из уважения к нему, вместо этого я заставлю тебя заплатить. — Драко снова обходит меня, чтобы посмотреть мне в лицо. — Я не буду нежен с тобой, — усмехается он. — О нет. — Он крепко сжимает мое лицо ладонью. — Я собираюсь заставить тебя плакать. Я заставлю тебя кричать и молить меня о пощаде. Видишь ли, я пытался быть нежным с тобой, и ты воспользовалась этим. Ты получила немного свободы от меня, и предала меня. Я сказал, что хочу доверять тебе, но этого доверия уже давно нет.

— Так что поверь мне, когда я говорю, что это будет больно, и я не остановлюсь, даже когда услышу, как ты кричишь. Даже когда увижу слезы, стекающие по твоему прекрасному, ангельскому лицу, я буду продолжать. Даже когда увижу кровь, я буду продолжать. — Драко, наконец, отпускает мое лицо, и я прерывисто выдыхаю. — Я покажу, куда тебя приведет непослушание. — Он указывает на перекладину. — Иди туда.

Я сжимаю зубы, уставившись на наручники на ее концах, на цепи в полу. Смотрю вниз на свои изуродованные запястья; порезы, которые зажили, но почему-то все еще чувствительны. Быть снова связанной — это пугает меня. И не в хорошем смысле этого слова.

— Драко, ты должен знать, что я...

Прежде чем успеваю закончить, он хватает меня за косу и тащит к наручникам и перекладине. Я шиплю сквозь зубы, чувствуя, как некоторые волосы вырываются с корнем. Он отходит в сторону, когда я останавливаюсь прямо под красным светом.

Драко сжимает зубы, паддл крепко зажат в руке.

Он кладет его на стол позади себя, а затем возвращается, хватает меня за руку и поднимает ее.

Туго обматывая и застегивая кожаные манжеты вокруг моего запястья, он наблюдает за мной темными глазами. Затем тянется к другой руке и делает то же самое, все еще глядя на меня сверху вниз, тяжело дыша.

Когда он наклоняется, поднимая манжеты с пола и застегивая их на моих лодыжках, по коже бегут мурашки. Цепи касаются моих ног, холодные, как лед. Но пальцы Драко горячие, когда он застегивает манжеты.

А потом он встает, отступает назад и оглядывает меня с головы до ног.

— Ты не сопротивлялась, — отмечает он, его глаза горят желанием. Драко не отводит от меня взгляда, делая шаг назад, чтобы снова взяться за паддл.

— Ты не можешь причинить мне боль, Драко, — говорю я ему скрипучим, почти дрожащим голосом. Потому что он может. Он может причинить мне такую сильную боль, а я ничего не могу с этим поделать.

Он берется за ручку паддла и поднимает его, рассматривая с легкой улыбкой.

— Ты так думаешь? — смеется он. — Я думал, ты научилась, niñita. Я думал, что наконец-то достучался до тебя. Теперь вижу, что был неправ, и что ты еще не готова. Ты не готова для меня. — Он касается моего подбородка краем паддла. — Если будешь со мной, то все будет именно так. Моя королева будет повиноваться и доверять мне. Она будет поклоняться мне. Она всегда будет на моей стороне и никогда, черт возьми, не предаст меня. Сегодня вечером я сделаю так, чтобы ты была более чем готова, и чтобы никогда больше не вытворяла ничего подобного за моей спиной.