– Алло, Ясь? – почему-то шепчет в телефонную трубку Майя. – Я не помешала?
– Привет, Май. Нет, конечно. Ты никогда мне не мешаешь, – откладываю в сторону медицинские рекомендации, которые в последнее время не выпускаю из рук и уже изучила вдоль и поперёк.
– Ясь, а Олег твой где? – вдруг спрашивает подруга, которая, не скажу, чтобы очень, но всё-таки за что-то недолюбливает моего мужа. И уж точно её никогда не волновало, где он находится.
– На работе, – отвечаю, пытаясь понять, чем вдруг вызван такой интерес. – А что?
– Ты уверена? – игнорирует мой вопрос, что выглядит ещё более странным.
– Ну, конечно, уверена, Май. Что за вопросы?
– Да как тебе сказать…
Ужасно не люблю привычку Майи тянуть кота за хвост.
– Говори как есть.
В телефоне повисает неприятная пауза.
– Сейчас… «Повиси», – просит подруга.
Бросаю взгляд на часы и жду непонятно чего, слушая звуки улицы, доносящиеся через динамик.
– Алло, Ясь, ты тут?
– Да, – отзываюсь.
– Ясь, а вы никуда с Олегом не собираетесь? – огорошивает ещё одним вопросом.
– В каком смысле?
– На отдых.
– Ты издеваешься, Май? Какой отдых? Я из одной больницы в другую только успеваю ездить, а ты про отдых.
Майка одна из немногих, кому я сказала о проблеме со здоровьем своей дочери.
– Да знаю я, – вздыхает. – Просто твой Олег сейчас в «Люкс Туре».
«Люкс Тур» – самое популярное туристическое агентство в нашем городе.
– Май, ты что-то путаешь. Сейчас у нас нет ни времени, ни денег. Тем более на «Люкс Тур».
Насте нужна операция. Мы записались на бесплатную госпитализацию, но, к сожалению, дочь может просто не дождаться своей очереди, операция ей нужна как можно скорее.
Диагноз обнаружился в прошлом году, когда Насте вдруг стало плохо, и, вместо планируемой поездки на море, деньги пришлось потратить на лечение, которое не дало ощутимых результатов. Чтобы собрать необходимую сумму, я, насколько возможно, урезала все расходы, за исключением анализов и обследований, которые необходимы перед операцией. Последнее обследование показало, что дальше тянуть уже некуда.
– Я это понимаю… Но твой муж только что вышел оттуда.
– Откуда?
– Из «Люкс Тура».
Немного теряюсь от полученной информации, но найти более или менее подходящее объяснение не успеваю.
– Май, мне звонят, – тараторю и, не дожидаясь ответа, сбрасываю звонок подруги. – Да? – принимаю вторую линию.
– Ясмина Анатольевна?
– Да.
– Это Авилов.
Авилов Лев Алексеевич, кардиохирург. Один из лучших. И нам просто повезло, что мы случайно попали сразу к нему. По крайней мере, мужчина вселил в меня надежду, что моя дочь будет жить, и пообещал взять её на самое ближайшее время.
– Здравствуйте, Лев Алексеевич.
– Ясмина Анатольевна, я по поводу Насти.
– Да-да. Я вас внимательно слушаю…
В этот момент на телефон приходит сообщение от Майки. Открываю файл и тупо смотрю на своего мужа рядом с «Люкс Туром».
Это Олег. В этом нет никаких сомнений. Эту рубашку я утюжила утром, когда он собирался на работу. Обычно, я стараюсь готовить ему одежду заранее, но тут не успела. А надевать из висевших в шкафу он ни одну не захотел.
– Двадцать седьмое число вас устроит? – доносится мужской голос сквозь шум в ушах.
– Конечно. Спасибо вам огромное.
– Значит, записываю вас на десять утра. Подъезжаете за час вместе со всеми документами.
Из динамика доносятся другие голоса, и Лев Алексеевич отвечает уже им.
– Х-хорошо, с-спасибо, – отвечаю, но Авилов уже отключается, а я продолжаю слушать длинные гудки в телефоне, который так и держу возле уха.
Двадцать седьмое – это через неделю, а не два месяца, как была запланирована первая дата. Ещё немного, и моей дочери не будет угрожать страшный диагноз. Я очень надеюсь, что, наконец, перестану вскакивать по ночам, чтобы послушать, бьётся ли её сердце. Прогноз после операции благоприятный на девяносто девять процентов.
От такой несомненно хорошей новости я совершенно забываю позвонить мужу и спросить, что он делал в «Люкс Туре».
День проходит спокойно, и домой я прихожу немного раньше обычного времени.
Захожу в квартиру, бросаю ключи на комод, стоявший в прихожей. Скидываю, наконец, туфли, чувствуя непередаваемое блаженство, поднимаю глаза и вздрагиваю от неожиданности, заметив в зеркале отражение Олега.
– Напугал, – упрекаю, глядя в его отражение, и понимаю, что что-то не так.
Разворачиваюсь и в недоумении опускаю взгляд вниз.
– Ты куда-то уезжаешь? – спрашиваю, замечая собранную большую сумку.
Проходит несколько секунд, прежде чем я получаю невнятный ответ:
– Я ухожу.
– Уходишь? Куда? – задаю наивный вопрос, ничего не понимая.
В последнее время мы очень мало общаемся, каждый «варится» в своём котле из проблем, которых пока не становится меньше. Он занят по работе, а я разрываюсь между работой и больницами. Когда я рассказывала ему про Настю, муж не особо меня слушал, и я перестала тратить попусту время. Переживала всё в себе. А когда становилось совсем невмоготу, звонила и жаловалась Майке.
Я даже не заметила, как мы с Олегом отдалились друг от друга, и уже не помню, когда в последний раз между нами была близость. Я чертовски уставала, и мне было не до мужа, а Олег… Я думала, он понимает моё состояние.
– Ясмина, я устал так жить. Устал слушать бесконечные жалобы. Я хочу жить нормально, хочу нормально отдыхать, а не проводить свой отпуск, мотаясь по больницам.
– Это было один раз Олег. Я понимаю, что ты устал. Я и сама очень устала, и тоже хочу отдохнуть.
И тут я вспоминаю утренний телефонный разговор с Майкой. Так вот что он делал в «Люкс Туре», – приходит догадка. Собрался ехать в отпуск и ничего не сказал? А деньги откуда? Ведь мне пришлось звонить родителям и просить недостающую сумму, когда он в последний раз ответил, что у него денег нет. Авилов порекомендовал держать сумму «под рукой» на случай, если освободится время раньше.
Не веря в происходящее, смотрю на закрытую дверь. Олег не мог просто взять и оставить нас с Настей. Особенно сейчас, когда и мне, и ей нужна его помощь.
Наверное, это просто плохой сон. Я проснусь, и всё будет нормально. Нормально. От этого слова меня передёргивает.
«Я хочу жить нормально, хочу нормально отдыхать, а не проводить свой отпуск, мотаясь по больницам», – услышанные слова бьют пощёчиной.
Наверное, этому должно быть какое-то объяснение. Только, как ни стараюсь, я не могу его найти. У меня просто нет ни одного оправдания такому поступку! Похоже на детский каприз. Когда у тебя не получается слепить фигурку из песка, и ты просто уходишь домой, обидевшись на «плохой» песок.
Достаю телефон и набираю номер мужа. Слушаю длинные гудки, и, спустя целую вечность, он берёт трубку.
– Я за рулём, – режет слух недовольный тон.
– Олег, ты можешь объяснить, что происходит? У тебя проблемы на работе? – игнорирую предупреждение, хотя в любой другой раз я бы просто перезвонила, чтобы не отвлекать его от дороги.
– Нет. Я тебе уже всё объяснил.
«Ни черта ты не объяснил! Я устал, и всё?» – хочется бросить ему в лицо.
– Да, я слышала, что ты устал, и что тебе нужно отдохнуть. – Если бы кто-нибудь знал, чего мне стоит говорить спокойным тоном.
На самом деле сложно передать, что я сейчас чувствую, но это явно не спокойствие.
– Когда ты вернёшься? – пересиливаю себя и задаю вопрос.
Может, он поехал на природу и завтра-послезавтра вернётся, а я тут панику развожу на ровном месте.
В динамике раздаётся невнятный шёпот, но, как я ни вслушиваюсь, ничего разобрать не получается.
– Я не вернусь, – звучит как выстрел.
– Что? – Мне кажется, что я ослышалась. – В каком смысле?
Снова пауза, и снова неясные звуки, словно в машине он не один.
– Ты скажешь ей или нет? – звучит громче требовательный женский голос, заставляя меня забыть, зачем я звонила.
Это не слуховая галлюцинация, не фантазия и не сон, как бы мне того ни хотелось. И я далеко не дура, чтобы не понять, что это значит.
– Мне не нужна такая семья… – подтверждает мою догадку Олег, запоздавшими, к сожалению, словами.
Моя рука безжизненно опускается, и мир рассыпается на мелкие осколки.
Я не знаю, сколько проходит времени, но телефон в моей руке оживает, разрезая пустую тишину истеричным звуком. Не хочу ни с кем разговаривать, и сбрасываю звонок, но настырный гаджет звонит снова.
Майя.
– Да? – принимаю звонок, потому что от Майи просто так не отвяжешься.
– Яся! Какого, чуть не сказала было хрена, ты сбрасываешь мои звонки?! – обрушивает на меня своё негодование подруга. – Я, между прочим, уже как пять минут была культурная девочка, а ты вынуждаешь меня выражаться!
– Он ушёл, Май.
– Кто ушёл?
– Олег.
– Куда он ушёл?
– Совсем ушёл, – поясняю безжизненным голосом, и в динамике повисает спасительная для моих ушей тишина.
– Яська, не вздумай реветь, – очень быстро очухивается от шока Майка. – И хрен с этим стручком заплесневелым! Деньги на месте?
– Какие деньги?
– Яся, не тупи! Насте на операцию!
Нехороший холодок пробегает по моей спине. Дело в том, что Олег снимал деньги с карты, с которой он, к слову сказать, никогда не расставался, а я откладывала их дома. Мне так было спокойнее, чтобы в крайнем случае не носиться по банкам в поисках нужной суммы. Тем более после неожиданной блокировки моей карты и наложения ограничений на операции, вариант, хранить деньги на счету, для меня стал не самым надёжным.
Деньги я никогда не прятала, и Олег знал, где они лежат.
Непослушными руками открываю верхний ящик комода в нашей спальне, отмечая едва заметный беспорядок. Деньги лежат, но сумма явно не вся. Далеко не вся!
Не объясняя ничего Майе, сбрасываю звонок и набираю мужа. На этот раз Олег отвечает сразу.
– Алло?
– Олег, где деньги?! – кричу, слушая на заднем фоне характерный звук перед началом нового объявления.
– Что?
– Как ты мог забрать деньги?! – не контролируя себя, сжимаю трубку и без сил опускаюсь на кровать.
– А это ничего, что я их сам заработал?
– Они же были для Насти! – с трудом шевелю пересохшими губами и чувствую, как под ногами образуется пропасть.
– Ты уже год собираешь на эту операцию, которая почему-то всё откладывается, – бросает с раздражением. – Тем более, её можно провести бесплатно, а не тратить сумасшедшие суммы непонятно за что.
– «Непонятно что» – здоровье твоей дочери!
На меня нападает какое-то странное оцепенение, словно кто-то нажал рубильник, и все эмоции, чувства – всё резко отключилось. Только что было, и вдруг ничего не стало. Совсем. Мир потерял свои краски и звуки. Всё умерло, превратившись в выжженную пустыню.
– Вот только не надо давить на жалость. Ладно?
– Какая, к чёрту, жалость?! Операция назначена через неделю! Где я должна по-твоему взять такую сумму?!
– Займи у родителей. Через два месяца я постараюсь вернуть, – звучит не особо обнадеживающе.
Качаю головой, не веря в услышанное. Как?! Как я могла жить с этим человеком восемь лет? На этот вопрос у меня тоже нет ответа, и я лишь слушаю, как отчаянно стучит в груди моё сердце.
– Какая же ты сволочь… Подавись ими, – выплёвываю со всей злостью, отбрасываю от себя телефон, как будто из него сочится яд, и из моего горла вырывается нечеловеческий крик.
Глубоко и часто дышу, чтобы прийти в себя. Пересчитываю оставшуюся сумму. Этого однозначно ни на что не хватит. Разве только заплатить за квартиру и детский сад.
Детский сад… Боже! Я же не забрала Настю!
Несмотря ни на что, я продолжаю водить дочь в дошкольное учреждение не только потому, что сама работаю и мне не с кем её оставить. Настя очень общительная девочка, и ей нравится играть с детьми. Поэтому я не стала менять ребёнку привычный ритм жизни, излишне опекая и оберегая её. Да, без «ранений» у нас не обходится, потому что моя стрекоза не любит сидеть на одном месте. Играть в куклы, как обычные девочки, не для неё. А вот залезть на дерево или ещё куда-нибудь – тут она в числе первых. Эта неугомонная егоза заткнёт за пояс любого мальчишку.
Не знаю, что повлияло на характер моего ребёнка, но Настя родилась однозначно с шилом в попе, и, как только она научилась самостоятельно передвигаться, то, видимо, и планета ускорила скорость своего вращения, иначе никак не объяснить моментальные перемещения моей непоседы. Только что она была здесь, а спустя мгновение – Насти нет на месте. И любимая игра моей мамы, «Где Настя? Нет, Насти!», идеально подходила для её внучки.
Хватаю ключи, и, даже не взглянув на себя в зеркало, мчусь в садик. Уже у самых ворот останавливаюсь, чтобы перевести дыхание. Прикладываю ладони к горящим щекам и на всякий случай вытираю под глазами. Я пользуюсь стойкой косметикой, но никогда нельзя быть во всём уверенным. В этом я убедилась несколько минут назад, когда мой крепкий брак развалился на части.
Запрещаю сейчас думать об этом и выискиваю глазами своего ребёнка. Группа гуляет на улице, но среди детей моей дочки нет.
– Здравствуйте, а Настя где? – спрашиваю у воспитательницы, продолжая озираться.
– Здравствуйте, Ясмина Анатольевна, – тянет Елена Сергеевна и тоже смотрит по сторонам. – Только что здесь была… Стёпа, ты Настю не видел?
Стёпа качает головой и для убедительности пожимает плечами.
– Она с Лёвой туда побежала, – показывает пальцем Арина. Та ещё ябеда. Но в данном случае этот недостаток играет на руку.
– Ох, уж этот Лёва, – хмурится Елена Сергеевна.
Да и Настя хороша.
Тандем Лёва-Настя ужасно взрывоопасный. Эти двое, как два химических элемента, которые без контакта абсолютно безопасны, зато когда они вместе, то последствия могут быть самыми непредсказуемыми.
Елена Сергеевна просит коллегу присмотреть за остальными детьми, а сама идёт, куда показала Арина. Иду за ней следом, слушая причитания:
– А ведь, когда мы на прогулку собирались, я ещё подумала, что день сегодня прошёл, на удивление, тихо, и наша Настя ничего не успела учудить. Вот, видно, и сглазила.
Мы обходим здание детского сада, но ни Насти, ни Лёвы нигде не видно.
– Да что же такое! Хоть маячки на каждого вешай!
– Мы пробовали. Не помогает, – произношу, отчаянно пытаясь сообразить, куда могла забраться моя дочь.
– Тогда на верёвочку привязывать! – не сдерживает эмоции воспитательница.
– Тише, – прошу её, услышав неясный звук.
– Что… – начинает Елена Сергеевна, но я знаком показываю ей замолчать.
Разворачиваюсь назад и вглядываюсь в пристройку, расположенную за зданием, как раз где мы находимся. Вроде ничего необычного. Громко топаю, делая вид, что мы уходим, а сами встаём за углом злополучного хозблока. Проходит не больше двух минут, как сверху показываются кудряшки Насти.
Елена Сергеевна хочет окликнуть, но я не даю ей.
– Ушли? – шёпотом спрашивает показавшийся Лёва.
– Ага. Давай слезать, а то попадёт.
– Давай.
Дочка разворачивается и появляется Настина попа, соблазнительно предлагая провести воспитательные меры.
Как маленькая обезьянка Настя цепляется за декоративные выступы и оказывается на земле. Точно таким же способом слезает Лёва, и эти двое несутся на детскую площадку.
– Вот что мне с ними делать? – сокрушённо качает головой Елена Сергеевна.
«Понять и простить», – как сказала бы моя мама.
– Я поговорю с ней дома, – обещаю воспитателю.
В этом есть и её вина, что не уследила за детьми. Но за такими детьми сложно уследить, если действительно не привязать их за верёвочку.
Мы с Еленой Сергеевной возвращаемся на участок. Лёва и Настя, как самые примерные дети, сидят на качалке.
– Елена Сергеевна, они только что прибежали! – сдаёт потеряшек Арина.
Лёва корчит грозную рожицу, а моя попрыгушка подлетает ко мне и обнимает за ноги. Отлепляется и осторожно взглянув на воспитательницу отпрашивается:
– Елена Сергеевна, можно мне пойти домой? За мной мама пришла. – Дочь строит невинные глазки.
– Маму я вижу, а ты ничего не хочешь сказать?
Настя опускает голову и ковыряет песок носком кроссовка.
– Мы больше не будем, – признаёт вину за двоих, и Лёва согласно кивает.
Меня, конечно, радует, что не прозвучало обычного «это не мы», но что-то я не особо им верю.
– Надолго вас хватит, Настя? – усмехается Елена Сергеевна, угадав мои мысли.
– Сегодня точно, – «успокаивает» воспитателя моя дочь.
– Ну, хорошо, что хотя бы сегодня, – качает головой. – Можно идти домой, – разрешает.
– Спасибо, Елена Сергеевна! До свидания! – Просто ангелочек, а не девочка. Только впереди два выходных, и этот «ангелочек» ещё себя покажет.
Беру дочь за руку, и мы выходим за территорию детского сада.
– Сама расскажешь? – прошу дочь.
– Видела, да?
– Конечно, видела.
Идёт, сопит. Знает, что виновата, но также знает, что наказания не будет.
– Я больше не буду, – бурчит под нос. – И буду вести себя хорошо.
– Это я слышала сегодня утром, и вчера, кстати, тоже, и даже позавчера… – напоминаю, и Настя зажмуривается, скорчив виноватую гримаску.
Я тоже в детстве думала, что если закрыть глаза, а потом открыть их, то всё будет уже по-другому. Может, и сейчас стоит попробовать?
– Это был последний раз. Честно-честно, мамочка. Я буду слушаться. Обещаю.
Самокат Настя хочет давно. Да и как не хотеть, если все дети катаются на самокатах? Только почему-то каждый раз его покупка откладывалась, и Олег пообещал купить его Насте на день рождения.
А сейчас что? Ни Олега, ни самоката, ни дня рождения, потому что оно как раз выпадает на следующий день после операции. Символично? Возможно. Только сама операция стоит под большим вопросом. Можно, конечно, позвонить Авилову и попросить его перенести время… Только такая идея мне совершенно не нравится.
Я не знаю, как объяснить дочке, что она больше не нужна своему папе. Что он променял её на свой личный отдых и чужую бабу, с которой ему теперь «нормально». А мы для него теперь ненужная семья.
– Ай! Мама, мне больно! – пищит Настя, отрезвляя мой мозг от ненависти, бушующей в груди.
– Прости, зайка! Я не специально, – винюсь, присаживаясь перед ней на корточки и осматриваю маленькие пальчики. – Так не больно?
«Яся, ты совсем озверела, так сжимать детскую руку!», – корю себя за такую неосмотрительность.
– Нет, больше не больно.
– Прости меня, пожалуйста, – шепчу в испуге, держа самые дорогие для меня пальчики в своих руках. – А, знаешь, что? – спрашиваю и вижу, как загораются глаза у моей крошки.
– Что? – выдыхает, затаив дыхание.
– Давай, мы прямо сейчас поедем и купим тебе самокат.
– Правда? – смотрит на меня неверящим взглядом. В нём столько надежды, что моё сердце сжимается, а в горле застревает крик.
Мне хочется кричать от безысходности, от того, что завтрашний день может не наступить, ведь если не станет Насти, мне незачем будет жить. Но сегодня она хочет самокат, и я просто не имею права сказать ей «подожди немножечко, пока на самокат нет денег», когда её отец, наплевав на нас, уехал отдыхать. Меня швыряет из стороны в сторону и выкручивает от такого поступка.
– Правда, – шепчу, глотая разрывающую сердце ярость.
Обида, гнев, беспомощность – всё смешалось в моей душе. И только один светлый лучик придаёт мне силы сейчас не сломаться – моя дочь.
«Дыши, Яся. Дыши. Не пугай ребёнка своей истерикой!» – приказываю себе.
– Ура-а! – кричит Настя и так резко прыгает мне на шею, что чуть не роняет. Я едва не плюхаюсь на пятую точку прямо на улице! Но мне совершенно безразлично, что подумают обо мне случайные прохожие. Это такие мелочи, когда ты чувствуешь, как рядом с твоим стучит детское сердечко.
Ловлю её, крепко держу и мысленно даю себе слово, что на дочь у меня всегда будут деньги.
– Давай только зайдём домой и возьмём мамину сумку.
– И денежки! – подсказывает мне Настя.
– Конечно. И денежки… – повторяю эхом, возвращаясь в пугающую реальность.
Однако возле дома нас ждёт сюрприз в лице разъярённой Майки.
– Яся! Блин! Какого… – замолкает, мычит и отчаянно жестикулирует руками, но сдерживается при Насте. – Ты почему на звонки не отвечаешь?! – рычит на меня подруга, гневно сверкая глазами. – Я уже не бог весть что напридумывать успела!
– Я за Настей ходила, а телефон дома остался.
– Телефон она забыла! Я чуть с ума не сошла!
– Тётя Майя, а мы за самокатом сейчас поедем! – хвастается маленькая балаболка, переключая внимание на себя.
– Что? Каким самокатом? – получив сбой в программе, не может перестроиться Майя.
– За красненьким! – гордо выдаёт Настя.
– Красненьким? – Шахова таращит глаза, с непониманием глядя то на меня, то на Настю.
Ну да. По её меркам, мир на грани катастрофы, а мы о каком-то самокате…
– Ага!
– Красненьким… – перекатывает слово Майя с такой интонацией, словно пробует на вкус новое блюдо, но обороты сбавляет. – Красненький – это хорошо. А... – подруга замолкает и закрывает рот, поймав мой красноречивый взгляд. – А давайте я вас отвезу? – выходит из положения.
– Мам, – дочь дёргает мою руку. – Можно нам с тётей Майей?
– Конечно, можно, – разрешаю.
– Ура-а! Мам, идём скорее! Я писить хочу! – шепчет с несчастным видом, от нетерпения сжимая ножки, и мы торопимся домой.
На ходу снимаю Насте кроссовки и тоненькую курточку, и она бежит в туалет.
– Ясь, – зовёт Майка. – Не пугай меня так больше, – просит подруга.
– Май, ну ты сама подумай, куда я денусь? Дочь я не оставлю.
– Он точно забрал деньги?
– Точнее некуда. Сказал, занять у родителей, а он (возможно!) им потом их вернёт.
– Козёл! – отводит душу Майка, пока нет детских ушей.
Никак не реагирую, достаю упавший телефон, на котором тридцать два пропущенных вызова, и вопросительно кошусь на Майю.
– Что?! – с возмущением. – Да, я переживала! – оправдывается она.
– Прости. Телефон как-то выпал у меня из памяти.
– Ладно, проехали уже. Ясь, ты что будешь делать-то?
– Куплю дочке самокат.
– Это понятно. А на операцию деньги где будешь брать?
– Попрошу, сколько есть, у родителей.
– А если не хватит?
– А если не хватит, – а их, к сожалению, точно не хватит, – возьму кредит.
– Там процент, знаешь, какой?
– Знаю, – приходится признаться. Но когда на чаше весов не просто здоровье твоего ребёнка, а жизнь, всё остальное не имеет значение.
– Нет, Ясь. Кредит – это не выход. Ты потом на одни проценты работать будешь.
– У тебя есть другие варианты?
Я готова согласиться на любой, лишь бы это помогло собрать нужную сумму.
– Есть один, но он тебе не понравится.
Смотрю на Майку, пытаясь понять, что могло прийти в её гениальную, но такую непредсказуемую голову.
– Интересно… И какой же: найти клад, ограбить банк, или переспать с миллионером?
– Хм… – задумывается Майка. – С кладом, конечно, хлопотно. Банк? Ну такое себе… – размышляет вслух. – А вот последний вариант мне, кстати, нравится, – всерьёз воспринимает мою неудачную шутку.
– Май, я пошутила.
– А что? Вполне реалистичная идея. И не… не… – щёлкает пальцами, подбирая нужное слово. – Не пыльная. Вот!
– Точно. Только я что-то не вижу очереди из миллионеров, готовых ни за что расстаться с деньгами.
– В смысле «ни за что»? И не ни за что вовсе!
– Майя! – не выдерживаю и закатываю глаза. – У тебя есть на примете хоть один знакомый миллионер? У меня лично – нет.
– Нет… Но, если постараться…
Я буквально чувствую, с какой скоростью она перебирает в уме все возможные и невозможные варианты.
– Май, не говори ерунды. Я пошутила, – повторяю, чтобы она меня услышала. – Что ты там хотела предложить? – на всякий случай перевожу тему, пока Майка не перешла от слов к действиям. А-то с неё станется.
– А! Точно! – вспоминает. – Слушай, я тут подумала, что надо сдать твоего муженька бандитам, – предлагает с каким-то кровожадным воодушевлением.
– Майя… – стону в голос. – Каким ещё бандитам, гениальная ты наша?
– Самым настоящим, – не унимается Майка. – Чтобы на своей шкуре почувствовал, каково это, когда твоя жизнь висит на волоске, – направляет на мой висок указательный палец, изображая пистолет.
Кажется, кто-то однозначно пересмотрел криминальных детективов.
– Май, мне денег ребёнку на операцию надо, а твоим бандитам мне платить нечем.
– А зачем платить? Пусть они с хитромудренького Олеженьки всё и вытрясут.
Иногда наивность Майки меня удивляет.
– Нет, дорогая. Никаких миллионеров и никаких бандитов, – делаю ей знак не поднимать больше эту тему, когда из туалета появляется Настя.
– А зря, – бубнит недовольно Майя.
– Ты руки вымыла? – спрашиваю у дочери.
Настя кивает головой, показывая ладошки.
– Тогда обувайся и поехали за вашим самокатом, – поторапливает её Майка.
Настёна плюхается на попу и начинает натягивать кроссовки. Никак не могу отучить её от этой привычки.
Помимо самоката дочке пришлось купить и детский защитный набор. Шлем Настя натянула сразу и расставаться с ним не хотела, так и ходила в нём, пока мы шли к кассе. Даже в машине Майи наотрез отказалась его снимать.
Пока дочь катается на новом самокате в парке недалеко от нашего дома, и Майка за ней присматривает, я звоню маме.
– Алло, мам, привет.
– Что-то случилось? – встревоженно спрашивает мама. Вот откуда у человека такое чутьё?
– С чего ты решила?
– Не знаю. Почему-то в последнее время боюсь услышать нехорошие новости.
К сожалению, мама, как всегда оказывается права – новости у меня не самые хорошие.
– Мам, мне поговорить надо. Когда я могу заехать?
– Что за вопросы, Яся?!
– Мам, мне надо, чтобы папа был дома.
– Ясно. Значит, что-то случилось, – подытоживает потухшим голосом.
– Мам…
– Папа сегодня в ночь. Завтра будет дома.
– Я тогда завтра к вам заеду. Хорошо?
– А мне ты так и не скажешь ничего?
– Всё хорошо, мам, – лгу, даже не раздумывая. Мама сумеет себя накрутить так, что помощь понадобится уже ей.
Майка просит Настю разворачиваться, и дочь едет в мою сторону. Довольная, счастливая.
– Мам, я ни разу не упала! – хвастается, остановившись рядом.
– Ясь, мне ускакать надо, – докладывает Майя. – Вас довезти?
– Мам, можно я ещё покатаюсь? – канючит Настёна.
Перевожу взгляд с дочери на подругу.
– Мы сами доберёмся, – говорю Майе.
– Ура-а! – Настя резво разворачивает самокат и уносится прочь.
– Эй, а попрощаться? – бросает ей вслед Майя. – Точно шило в одном месте.
– Пока, тётя Майя! – кричит Настя, даже не повернувшись.
– Некогда ей, – извиняюсь за свою дочь.
– Да, понятно. Иди, догоняй это неуловимое чудо. Я уже набегалась с ней, что на целый марафон хватит. Теперь твоя очередь.
– Спасибо тебе, Май.
– Пфф, – фыркает. – Ты лучше подумай над моим предложением на досуге, ладно? Уж очень мне хочется, чтобы твоего муженька помакали в море и мордой по камушкам повозили.
– Нет, Май. Я на такое не пойду. Бумеранг ещё никто не отменял.
– Ой! – кривится. – Я тебя умоляю! Бумеранг придумали неудачники и трусы, потому что сами не способны ничего сделать. Не нравятся бандиты – ищи миллионера!
В этот момент у Майки звонит телефон.
– Да иду я, иду, – ворчит и скидывает звонок. – Ладно, пока, – говорит уже мне. – Если что, я на связи. И не вздумай реветь, – наказывает Майка. – Мы на твоего Олежу такой понос нашлём, что ему не до отдыха будет. Он весь свой отпуск на горшке проведёт с самыми незабываемыми впечатлениями!
Майя чуть ли не бегом несётся в сторону парковки, и я смотрю ей вслед.
Язык у Майки, конечно, ядовитый. Я не удивлюсь, если её слова окажутся пророческими. Хотя, если честно, мне глубоко безразлично, как проведёт свой отпуск Олег.
– Мама! Смотри! – зовёт меня Настя, и я оборачиваюсь на голос.
Пока я прощалась с Майей, моё шило, почувствовав свободу, уже успело залезть на склон и собирается спуститься с него на своём новом самокате вниз.
– Настя! Нет! – кричу и срываюсь с места.
– А-а-а! – леденит душу Настин крик.
Холодный пот пробегает по моей спине, когда я понимаю, что добежать, чтобы поймать дочь, мне не хватит буквально пары секунд. Настя или упадёт, или вылетит на дорогу.
Настин вопль привлекает не только моё внимание, но и стоявшего вблизи мужчину, который оказывается быстрее меня.
– Бл-м-м-м-су-ы… – отчётливо слышу мужской возглас, больше похожий на злобный скулёж, когда подбегаю к месту «столкновения».
Мужчина, поймав Настю, держит её, а сам, стиснув зубы, издаёт нечленораздельные и… не самые приятные мычащие звуки.
– С-спасибо, – шепчу непослушными губами, переводя дыхание.
Забираю свою дочь, присаживаюсь перед ней и осматриваю на наличие повреждений.
– М-рак! – ругается вслух, разрезая рукой воздух, и я только тогда понимаю, куда прилетело ему рулём от Настиного самоката.
– П-простите, – лепечу еле слышно, гипнотизируя чёрные лаковые туфли их владельца.
Медленно поднимаю взгляд выше, скользя по острым стрелкам безупречно отутюженных брюк, на которых инородным телом красуется пыльное пятно от колеса самоката.
– Видимо, у вас это наследственное. – Брошенная фраза вгоняет меня в ступор, и я поднимаю взгляд на Настиного спасителя.
Наверное, сейчас я бы согласилась на всех Майкиных бандитов, миллионеров, или всех их вместе взятых, лишь бы не видеть того, кто в данный момент стоит перед нами.
Алан Мир-Алиев. Ибо это именно он.
Медленно встаю, и несколько секунд мы молча смотрим друг на друга. Я бы ни за что не признала его в строгом классическом костюме. Точнее, я даже не посмотрела на того, кто поймал мою дочь!
Алан почти не изменился. Если только больше возмужал. Он по-прежнему хорошо сложен, и заметно, что проводит немалое время в спортзале. Мир-Алиев смотрит с прищуром, волосы небрежно спадают на лоб, а такая популярная сейчас борода придаёт мужской внешности особую брутальность.
– Спасибо, – благодарю ещё раз. – Я не думала, что она до такого додумается…
Чтобы разорвать зрительный контакт, перевожу взгляд на злополучный склон. Так-то он не высокий, но для скорости и такой высоты хватит. По себе знаю.
Ведь именно так мы и познакомились…
Я заканчивала десятый класс, когда мы с Майкой решили скатиться на роликах с похожего склона. Ох, дурные мы были. Покрасоваться решили перед парнями. Майка – любительница фристайл роллер спорта, а вот я… Я, конечно, смелая, но… Кричала я похлеще своей Насти. Налетела на какого-то парня и сбила его с ног, звёздочкой приземлившись сверху.
Поза оказалась ужасно двусмысленной, и смеялись (да что там смеялись?! Ржали!) над нами все, кто был рядом. А он, вместо того, чтобы меня отпустить, обхватил за талию и не отпускал.
– Ты кто?
– Яс-смина, – назвала своё имя, не придумав ничего более умного, и чувствовала, как бешено колотится моё сердце.
В этом момент у Алана звонит телефон, и я вздрагиваю, словно очнувшись.
– Не делай так больше, – наказывает он Насте.
– Угу, – часто-часто кивает ему моя дочь, тряся своими кудряшками, выглядывающими из-под ярко-розового шлема.
Мир-Алиев поднимает наш самокат, привычным жестом убирает волосы назад, отходит в сторону и принимает вызов.
– Да. На месте, – доносятся до нас короткие фразы. – Да. Вижу… – И он широким уверенным шагом направляется в сторону выхода из парка, невольно притягивая к себе внимание даже спиной.
Стряхиваю наваждение и отворачиваюсь.
– Ты как? – спрашиваю у дочери, снова присев перед ней на корточки,
– Было здорово, – выдаёт это неугомонное создание.
– Нет, Настя. Это не «здорово», – отчитываю немного с запозданием. – Ты могла упасть.
– Ну, ма-ам… – обиженно супит брови. – Я же не упала.
– Ты ударила… дяденьку.
– Мам, он сам полез! – заявляет с праведным возмущением.
Всё как обычно: виноваты все, кроме Насти. Хорошо, что Мир-Алиев этого не слышит.
– Настя… – хочется застонать от своего бессилия. Мне кажется, мою дочь уже ничто не исправит и не убедит, быть хотя бы немного осторожной. – Больше никаких горок. Тебе что доктор говорил?
– Много не бегать, – повторяет рекомендацию Авилова. – А я не бегала – я катилась, – полностью обезоруживает своей совсем недетской логикой.
– Значит, кататься только по дорожкам.
– Ну, ма-ам… По дорожкам ску-учно, – тянет, потупившись.
Скучно ей, видите ли?! Я чуть не поседела за это время! И потом… Снова бросаю взгляд в ту сторону, куда ушёл Алан, но уже никого не вижу.
– Так. Всё. Идём домой. Ты едешь рядом со мной, или идёшь пешком за руку, – предлагаю выбор.
Руку, естественно, мне никто не даёт.
Настя нет-нет да и пытается вырваться вперёд, и мне приходится её окрикивать. С горем-пополам мы добираемся до дома. По-хорошему, можно проехать одну остановку на транспорте, чтобы было быстрее. Но вот как раз быстрее я совсем не хочу. Мне нужно подумать, и, если честно, возвращаться в квартиру тоже не хочется.
Настя сама затаскивает в подъезд свой самокат. Она устала, и я хочу ей помочь, но в ответ получаю решительное:
– Я сама!
Сама так сама. Но одной рукой я всё-таки придерживаю новое приобретение с другой стороны. Вдвоём удобнее.
Настя ставит свой транспорт в угол в прихожей и без сил падает на банкетку.
– Шлем снимать будешь? – напоминаю.
Стягивает с себя шлем и тут же спрашивает:
– Мам, а можно я возьму его в садик?
– Посмотрим, – отвечаю неопределённо, не совсем понимая, что она имеет в виду: шлем или самокат. Звонит мама. – Иди мой руки, – говорю дочери и принимаю вызов. – Да, мам? – загоняю дочкин автотранспорт на «стоянку», чтобы не мешался.
– Ты ничего не хочешь мне рассказать? – задаёт вопрос холодным тоном.
– По поводу, мам?
– Это я должна спросить у тебя, по какому такому поводу твой муж вылетел прямым рейсом в Пхукет?
И почему я думала, что этот разговор может подождать до завтра? Наивная. Я уже не в первый раз убеждаюсь, что всё тайное всегда становится явным. Только мне интересно, каким образом мама смогла узнать, да ещё и с такими подробностями?
– Откуда ты узнала? – спрашиваю напрямик.
– Рита позвонила. Спросила, куда это мой зятёк лыжи навострил. – Всё оказывается слишком просто.
Не знаю, злой рок это или насмешка судьбы, но даже, если бы Олег успел уйти из дома до моего прихода, ничего мне не сказав (а я почему-то убеждена, что именно так он и хотел поступить), я всё равно бы всё узнала ещё до того, как его самолёт успел набрать высоту.
Тётя Рита, мамина подруга и моя крёстная, работает в паспортном контроле в нашем аэропорту, и по какой-то нелепой случайности Олега угораздило попасть именно в её смену.
– Но ты так и не ответила на мой вопрос, – напоминает мама.
– Я не знала, куда он полетел, мам, – отвечаю немного рассеянно.
Пхукет. Самое большее, что мы могли себе позволить, это Сочи, Крым, Абхазия. А тут Пхукет.
– То есть то, что твой муж улетел, тебя не удивило?
– Как сказать… Олег сказал, что уходит и собирается отдохнуть, а где – этого мне не сообщили.
– В каком смысле «отдохнуть»? – бросает с таким возмущением в голосе, будто это я, бросив всё, налегке свалила на пару недель на остров.
– В прямом, мам. Ты же сама сказала, что он вылетел в Пхукет. Значит будет отдыхать, там. – Внутри всё кипит от злости.
– И ты его так спокойно отпустила?
– А что мне нужно было делать? Броситься ему в ноги и умолять: «Олеженька, не бросай нас». Так по-твоему?
Мама ничего не отвечает. Да и что тут можно ответить? Если мужик уходит, то истери-не истери, угрожай-не угрожай, хоть убейся – его ничто не остановит. И никто. А если у него есть другая, то зачем его останавливать?
– Что ещё он сказал? – спрашивает сухо мама, спустя достаточно долгую паузу.
– Что устал так жить, и ему не нужна такая семья.
– А какая нужна?
– Да я же откуда знаю, мам?! Видимо, другая.
Как бы я ни старалась сдерживать свои эмоции, маме всё-таки удаётся вывести меня из равновесия. Только ничем хорошим это не закончится. Мне пока не до истерик. Вот когда всё закончится, тогда я, возможно, и смогу позволить себе поистерить.
– Это всё?
– Нет.
– Что ещё? – тоном строгой учительницы требует полного отчёта мама.
– Олег забрал деньги, которые мы собирали Насте на операцию.
– Все?! – выдыхает вопрос.
– Нет, – усмехаюсь. – Немного оставил.
– Сколько? – непонятно, что звучит в её голосе. То ли надежда на что-то, то ли нежелание принимать катастрофическую ситуацию.
– Немного, мам. На операцию не хватит, – разбиваю все иллюзии.
– Но ты при этом покупаешь Насте самокат, – укоряет меня в непозволительных тратах.
– Да, мама! А я при этом покупаю дочери самокат, – давлю интонацией, – чтобы мой ребёнок порадовался, а не смотрел с завистью, как катаются другие дети! – всё-таки срываюсь.
Меня можно «пинать» сколько угодно, но когда речь заходит о Насте, то лучше этого не делать. За своего ребёнка я любому перегрызу горло.
– Самокат можно было купить потом.
– Точно! Это «потом» Настя слышит постоянно. Только «потом» он ей будет не нужен, потому что она вырастет. Детство, оно очень быстро проходит, мам.
Я сама росла, когда родителям не хватало денег. Сейчас они живут лучше, да и я работаю, но мои детские мечты так и остались всего лишь мечтами.
К тому же цена на простой детский самокат во много раз меньше стоимости путёвки в Таиланд, которую позволил себе Олег. Однако мама об этом почему-то забывает.
– Где ты собираешься брать деньги, дочь? – бьёт в самое больное место.
– Я найду, – произношу уверенно.
– А если нет?
– А «если» быть просто не может.
Вот сейчас я на грани срыва, потому что как никто другой знаю, что шансов найти необходимую сумму за такой короткий промежуток времени очень, очень мало. Но и сидеть сложа руки тоже не выход.
– Так ты об этом хотела поговорить с отцом?
– Да. Я хотела занять у вас денег. Ты же знаешь, что папа не любит, когда какие-то вопросы обсуждаются за его спиной, поэтому я решила рассказать сразу вам обоим.
– У нас не будет такой суммы, дочка.
– Я знаю, мам. Но буду благодарна той, что сможете дать.
– Ох, Яся, Яся, – вздыхает мама. – обещать не буду, но поспрашиваю у кого смогу. Думаю, за два месяца мы наберём нужную сумму, а Олегу ещё аукнется его «отдых».
– Мам, – перебиваю её.
– Что?
– Операция назначена через неделю. Сегодня звонил Авилов, ему удалось поставить Настю в свой график раньше. Скорее всего, на следующей неделе Настя уже не пойдёт в детский сад.
На том конце повисает гнетущая тишина.
– Так это же…
– Да, мама. Как раз перед Настиным днём рождения.
– Господи, помоги… – шепчет вполголоса.
Эх, если бы… Божья помощь не помешает. Только вряд ли бог умеет рисовать или печатать деньги, которые заменили все ценности в нашем мире. Поэтому пусть просто поможет Насте, чтобы всё прошло хорошо, а деньги на её операцию я буду искать сама.
Несколько секунд смотрю в никуда, чувствуя внутри зияющую пустоту. Нет, я не бессердечная и не бездушная, но мне абсолютно всё равно, что от меня ушёл муж. Меня убивает другое, что он бросил Настю именно в такой момент. Этого Олегу я никогда не смогу простить.
Словно почувствовав моё состояние, ко мне подкрадывается моя малышка, залезает под мою руку, как под крылышко, прижимается, обнимает, и, подняв на меня глаза цвета ясного неба, спрашивает:
– Мам, а папа, правда, поехал отдыхать? Без нас?
– Да, детка. Это правда.
– А почему? – дочь задаёт наивный вопрос, а я не знаю, что ей ответить.
– Потому что он так захотел, – после всего у меня язык не поворачивается назвать Олега папой.
– А куда? На море?
– Да.
– А мы поедем к нему?
– Нет, – качаю головой, и горький ком застревает в моём горле.
– Мам, я тоже хочу на море, – сопит Настя. Она очень любит море.
– И я, – целую русую макушку.
На эти деньги можно было спокойно поехать втроём, причём по классу люкс.
– А почему папа нас с собой не взял?
– Потому что… – голос срывается, и предательские слёзы прожигают горечью, отравляя всё внутри.
Не могу сдержаться, беззвучные рыдания вырываются наружу.
– Мамочка, не плачь… – Маленькие ладошки стирают с моих щёк солёные дорожки. – Мы с тобой тоже обязательно поедем на море. Правда-правда, – успокаивает меня дочь.
Только дело совсем в другом, а не в море.
– Обязательно поедем, – целую дочь сквозь слёзы.
Говорят, что мысли материальны. Может, и Настино желание, высказанное вслух, когда-нибудь сбудется.
– Только не плачь, – просит дочь, тоже шмыгая носиком.
– Больше не буду, моя хорошая, – обещаю и крепко обнимаю своё самое бесценное сокровище.
– Мам, я есть хочу. – Настя напоминает мне о неприготовленном ужине, про который я совершенно забыла.
Жалеть и сетовать на судьбу можно сколько угодно, но ребёнка этим не накормишь. Надо что-то приготовить на скорую руку.
– Что ты будешь?
– Картошку. Жареную, – отвечает, не задумываясь.
– Может, кашу? – предлагаю не такой тяжёлый перед сном вариант, но Настя недовольно морщится.
Ну и пусть будет картошка.
– Поможешь?
– Да! – тут же спрыгивает с моих колен. Она всегда охотно приходит на помощь.
Настя моет овощи на салат, а я быстренько чищу две картофелины, режу их соломкой и высыпаю на сковороду. Оказывается, в отсутствии мужчины есть свои плюсы: никто не упрекает, что на столе нет ничего мясного. Олег бы точно заявил, что это не еда, и дома вечно есть нечего.
Смотрю, с каким аппетитом дочь уплетает свою любимую картошку, которую Олег всегда называл деревенской едой и холестерином в чистом виде, и только сейчас я понимаю, что его частые задержки в последнее время, постоянное недовольство и раздражение по любому поводу никак не связаны с занятостью на работе. А ведь я была уверена, что Олег берёт дополнительные часы, чтобы больше заработать. Всё оказалось намного проще: он просто устал от нас.
Убрав вместе посуду, разрешаю Насте поиграть в своём смартфоне, а сама иду в душ, чтобы смыть с себя этот день. Стою под горячими струями воды, не выдерживаю и снова даю волю слезам. Ведь ещё утром, я даже не подозревала, что моя, казалось бы, устойчивая жизнь рассыпется как карточный домик.
Выхожу из ванной и слышу, как радостно хихикает Настя, болтая с кем-то по телефону. Это она у меня очень любит.
– Мама! – Настя замечает меня. – А тётя Майя сказала, что в море папу укусит акула за жопу! – восторженно делится со мной «важной» новостью.
– Настя, – стону, – разве можно говорить такие слова? – протягиваю руку и жестом прошу дать мне трубку.
– Мам, это не я! Честно! Это тётя Майя так сказала! – с лёгкостью сдаёт Майку маленькая ябеда и протягивает мне телефон.
– Май, ты чему ребёнка учишь? – укоряю я подругу.
– Правде.
В этом вся Майка.
– Можно же было не выражаться.
– Ой, а что я такого сказала?! – изумляется. – «Жопа» что ли? Так это нормальное, русское слово.
– Оно нелитературное.
– Я тебя умоляю! Ни одним литературным словом поступок твоего мужа, по какой-то нелепой ошибке являющегося Настиным отцом, назвать нельзя! – высказывается многозначительно. – А «жопа», между прочим, есть в Википедии.
– И что? – Если с первым я согласна, то Википедия ещё не показатель для разрешения употребления ненормативной лексики.
– И то! – выдаёт безапелляционный аргумент Майя.
– Май, она же ещё ребёнок, – напоминаю подруге.
– Яся, ребёнок должен знать правду, а не жить в выдуманном мире розовых носорогов. А правда в том, что её папа поступил, как последняя сволочь.
– Надеюсь, этого ты ей не сказала?
– Ещё нет. Не успела. Но обязательно скажу!
– Не надо, Май. Она же повторять будет везде, где только можно
– Вот и пусть рассказывает. Всем! Ты, кстати, как?
– Нормально.
– Точно?
– Да. Май, он уехал в Пхукет, – добавляю тише.
– Куда?! – восклицает. – Ах ты ж… – не находит слов. – Ясь… Хочешь, я приеду?
– Не надо. Всё нормально, – отказываюсь от поддержки. Мне лучше «переболеть» одной, чтобы меня никто не видел.
– Если что – звони. Я мигом прилечу.
– Я знаю. Спасибо тебе, Май.
Отключаю вызов и смотрю на дочь, застывшую солдатиком рядом.
– Мам, а что такое Ху-кет? – произносит новое слово по слогам.
– Пхукет – это название острова, – объясняю.
Пожалуй, на этом мои знания, полученные благодаря не урокам географии, а рекламным стендам, заканчиваются.
– Острова?! Настоящего острова?
– Да.
– Ух ты! А папа там, да?
– Нет. Он пока в самолёте.
– А когда он вернётся?
– Я… Я не знаю, Насть, – отвечаю с запинкой, а в голове назойливо стучит Майкина фраза: «Ребёнок должен знать правду».
– Мам, а папа привезёт мне подарок?
– Не знаю, детка, – качаю головой.
Один «подарок» Олег нам уже сделал.
Алан
В своей жизни я допустил слишком много ошибок. Но все они – сплошная ерунда по сравнению с одной единственной, когда я отпустил Ясмину. Отпустил, несмотря на то, что был одержим ею с самой первой встречи. Отпустил, потому что она сама об этом попросила, запретив к ней приближаться. И я, как последний дурак, дал слово оставить её.
Оставил, отпустил, сдержал своё слово, и… потерял навсегда. А надо было не отпускать, завоёвывать, добиваться.
И что в итоге? А в итоге за всё это время не было ни одного месяца, чтобы я хотя бы раз не вспоминал её и те несколько дней, когда мы были вместе.
Я старался её забыть, не думать о ней, загружал себя работой по двадцать часов в сутки, а порой и больше, но ничего не помогало. Она приходила ко мне во снах, мерещилась в отражении витринных стёкол, я искал знакомые черты среди случайных прохожих. А вдруг… Надеялся на чудо, когда можно было просто вернуться домой.
И даже сейчас, когда я вернулся лишь для того, чтобы окончательно оборвать все нити, она свалилась мне прямо в руки. Точнее, её маленькая копия. И что это, если не знак свыше?
Приезжаю прямо из аэропорта к адресу, указанному Яном. Получается немного раньше назначенного времени, и я решаю пройтись по парку, который заметно изменился за прошедшие годы. Просто любуюсь видами противоположного берега, как детский крик раздаётся совсем рядом и бьёт по ушам. На автомате ловлю маленькую оторву, решившую скатиться с невысокой горки на самокате, и, видимо, в «знак благодарности» за прерванный адреналин, нехило получаю самокатом в самое незащищённое место.
Говорят, русский мат творит чудеса и обладает поистине волшебными свойствами. Даже смягчает боль, но проверить этого я не могу, чтобы не осквернять детские ушки.
Каково же моё изумление, когда к девочке подбегает Ясмина. Нет, это не галлюцинация в результате болевого шока, хотя я не сразу верю в то, что видят мои глаза. Ясмина зачем-то обрезала волосы и перекрасилась в тёмный. Но это она.
Перепугавшись за дочь, Яся даже не посмотрела на меня. Поэтому я разрешаю себе несколько секунд находиться рядом, оставаясь неузнанным.
– Видимо, у вас это наследственное. – Моя фраза заставляет её замереть.
Ясмина поднимает на меня свои удивительные глаза, одним взглядом вышибая весь воздух из моих лёгких. Они горят и готовы разорваться от тоски, переполнившей мою грудь, и невыносимой боли от несправедливости этого мира. Зачем Вселенная, или кто там управляет судьбами людей, позволила нам сначала встретиться, а потом жестоко разлучила навсегда?!
– Спасибо, – благодарит ещё раз, вставая.
Тону в её глазах, словно мы расстались с ней вчера, и не было этих чудовищных лет без неё.
Ясмина, словно забывшись, тоже смотрит на меня, но, быстро опомнившись, переводит взгляд на склон, с которого скатилась её дочь. Только поздно. Я успеваю увидеть в её глазах то, что хотел: ту же тоску, что все эти годы разрывала на части мою душу.
Совершенно забываю, зачем я здесь, хочу начать всё сначала прямо сейчас, и рука сама тянется, чтобы убрать волосы с её лица. Однако телефонный звонок жестоко напоминает о моей первоначальной цели.
Пару секунд запечатлеваю дорогой сердцу образ в памяти и заставляю себя посмотреть на Кнопку, таращившую на меня такие же красивые, как и у её мамы, глазищи.
– Не делай так больше, – наказываю ей.
– Угу. – Кнопка угукает как маленький совёнок, распахивает ещё больше глаза и трясёт забавными кудряшками, выглядывающими из-под девчачье-розового шлема.
Не хочу думать, что это чудо и Яся принадлежат другому, иначе мне самому придётся вырвать себе сердце.
Поднимаю детский самокат и, запретив себе ещё раз взглянуть на Ясю, отхожу и принимаю вызов.
– Да, – говорю Батурину. – На месте.
– Я на входе.
– Да. Вижу, – замечаю высокую фигуру. – Только не говори, что ты зря меня сюда притащил.
– К сожалению, не зря, – отзывается Ян, которому на этот раз досталось не самое приятное занятие.
Отключаю вызов и широким шагом подхожу к Яну. Пожимаю протянутую руки и буравлю его взглядом, считывая ответ на лице. Мне явно не нравится, что я вижу. Что ж, возможно, это и к лучшему, раз я всё равно решил поставить жирную точку.
– Ну? – произношу требовательно.
– Алан, – начинает Батурин, но я грубо перебиваю:
– Давай без лирики. Чётко и по делу.
– Динара Витальевна сорок минут назад сняла со счёта сто сорок тысяч наличными, вышла из банка, и доехала до своего косметического салона.
Этот маршрут жены мне хорошо известен. Пятница. Банк. Салон.
– Короче.
– Как обычно, оставила возле него машину и пересела в припаркованный рядом минивэн.
Иногда дотошность Яна переходит все допустимые границы моего терпения.
– Сейчас она где? – требую точного короткого ответа.
– Минивэн чёрного цвета, номерные знаки…
Я уже знал, что моя жена передвигается на другой машине, пока её внедорожник красуется возле салона, «ожидая» хозяйку.
– Где? – зло цежу сквозь зубы, и Ян показывает рукой в сторону, противоположную моему взору.
В этот момент Ясмина с дочкой выходят из парка. Провожаю их взглядом, отворачиваюсь и требую:
– Веди.
Четыре месяца назад я попросил Батурина проследить за своей женой. Как ему удалось выяснить, Динара снимает квартиру рядом с парком, и каждую пятницу примерно в это время она приезжает именно сюда.
– Чей выяснил?
– Зарегистрирован на имя Сергеева Антона Эдуардовича.
– Выходили?
– Пока нет, – получаю ответ.
– Чего ждут?
На мой вопрос Батурин пожимает плечами. Что ж, пора познакомиться, Антон Эдуардович. Решительно направляюсь к минивэну.
В тонированных стёклах отражается вечернее солнце. Не особо церемонясь, распахиваю водительскую дверцу и столбенею на месте.
– Вы бы хоть блокировку ставили что ли…
Динара поднимает голову, отрываясь от мужского паха, и я наблюдаю, как наполняются ужасом её глаза.
Я знал, что Динара никогда не отличалась особой верностью, особенно в последнее время. Но знать – это одно, а видеть своими глазами – это, чёрт возьми, бьёт по мозгам сильнее, чем обухом топора. Собственно, я и приехал только для того, чтобы поймать благоверную «за руку» и с чистой совестью скинуть с себя ярмо ненавистного брака. Но увиденное оказалось просто за гранью.
Настоящей семьёй мы так и не стали. Вроде бы жили вместе под одной крышей, спали в одной кровати, но оставались чужими друг другу.
Это был договорной брак, который был нужен нашим семьям. Динара старше меня на четыре года, и она точно знала, чего хочет. А я… Я был наивным глупцом, впервые попробовавшим женское тело. И увяз как муха в пиале с вареньем. Вроде бы вкусно, но в итоге – смертельно.
Родители дали мне доучиться, а Динара терпеливо ждала, выдавая по скромной порции запретного лакомства, когда мне хотелось намного больше. У меня даже мысли не возникало, что всё может быть по-другому. Я, как верная собачонка, ждал возвращения «хозяйки», чтобы меня погладили и приласкали.
А потом случилась Ясмина. Эта девочка свалилась на меня как снег на голову посреди лета в буквальном смысле этого слова. Выбила почву из-под ног и разбила все, казалось бы, такие устойчивые идеалы и принципы.
– Ты кто? – спрашиваю лежащую на мне незнакомку, как только прихожу в себя.
– Яс-смина, – неуверенно шепчет девушка, а я вдыхаю лёгкий, едва уловимый запах жасмина, действующий на меня умиротворяюще, и в то же я чувствую необъяснимый прилив сил и жизненной энергии. Руки держат хрупкое, почти невесомое тело, и я не хочу убирать их.
Народ откровенно ржёт, отпуская пошлые шуточки, но они словно где-то там… А здесь есть только мы.
Динара уехала на три месяца в Европу. Я ведь даже не заметил тогда её отсутствия. Я вообще ничего не хотел замечать вокруг, нырнув с головой в водоворот новых чувств.
Решив, что поговорю с Диной, как только она вернётся, я был твёрдо уверен, что вопрос о нашей с ней свадьбе отпадёт сам собой. Но я ошибся. Жестоко ошибся.
Не скажу, что я чувствовал себя уютно после нашего разговора. Дина не дала никакого ответа, и я посчитал, что ей нужно время. А когда Ясмина пришла сообщить, что жалеет о том, что произошло между нами, и что подобное не должно повториться, я понял какую ошибку совершил.
Динара, не выбирая выражений, лично обвинила Ясмину в разрушении наших отношений. Назвала разлучницей, решившей увести чужого жениха чуть ли не накануне свадьбы, интриганкой, обрекающей расти ребёнка без отца.
Яся была белее мела, словно неживая. Она не захотела меня даже слушать, назвала обманщиком и запретила к себе приближаться, взяв с меня это дурацкое слово.
– Не смей ко мне больше приближаться! Слышишь?! Никогда!
Нет, я ничего не слышал, кроме ужасных слов, что говорила та, без которой я не представлял своей жизни.
– Яся, пожалуйста, послушай меня.
– Нет. Я не желаю ничего слышать. У тебя всё это время была невеста, Алан. Не-вес-та! – в любимом голосе я слышу такие горькие ноты, что чувствую всю ту боль, что творится в её душе.
– Я говорил с Динарой. Мы отменили свадьбу.
– Нет, Алан. Ты не можешь отменить свадьбу. Твоя невеста беременна.
– Но я не люблю её. Я люблю тебя, – впервые произношу эти слова. И это не просто звуки, это то, чем я живу.
– Не смей этого говорить! – Ясмина закрывает ладонями уши, и на меня смотрят глаза, наполненные болью и разочарованием.
Хочу обнять её, успокоить, но Ясмина отшатывается от меня как от прокажённого.
– Не подходи, – выставляет перед собой руку. – И пообещай, что больше никогда не подойдёшь ко мне, – просит от меня невозможного. – Алан, дай мне слово! Иначе…
Ясмина была на грани. Я так боялся, что она сделает с собой что-то, и… дал ей своё слово.
Кто-то скажет, что три месяца – это не срок для настоящих отношений. Но я позволю себе не согласиться. Эти три месяца были лучшими за всю мою жизнь. Именно тогда я жил полной жизнью, чувствовал все краски, слышал все звуки и наслаждался каждым моментом. А потом этот мир исчез.
Сложно сказать, зачем я снова согласился на брак с Динарой. Мне было настолько безразлично происходящее со мной, что я не отдавал отчёта в своих поступках. Без Ясмины мне было совершенно всё равно, что будет дальше. Она ушла, забрав с собой не только моё сердце, но и душу.
Я был готов заплатить любую цену, лишь бы вернуть её. Мой нежный цветок жасмина. Но не всё в этом мире измеряется с помощью денег.
Ясмина… Мои мысли снова возвращаются к ней и в то время, когда я был безумно счастлив, что хотел кричать об этом на весь мир. Прошу Батурина навести о ней справки. И, если есть хоть крошечная возможность, я сделаю всё возможное, чтобы вернуть свою Жасмин.
Передо мной лежат все данные: её адрес, номер телефона, место работы. Но всё это не имеет значения. Яся замужем, и у неё растёт дочь. Имею ли я право вмешиваться в её жизнь снова? Нет. Такого права у меня нет.
Робкий стук в дверь моего кабинета вырывает из невесёлых мыслей.
– Войдите, – разрешаю, убирая в стол информацию, собранную Яном.
– Алан Даниилович, – в кабинет входит Надежда, наша домработница, – Руслан Аланович закрылся в комнате и не спускается на ужин.
Ясмина
За окном хозяйничает тёмная ночь, перебирая непослушным ветерком свежую листву на кронах деревьев, словно шепчет, загадывая свои самые тайные желания.
Настя безмятежно спит, обняв любимого плюшевого тигра. Мне же сон не идёт. Никак. В голове вертится столько мыслей, похожих на запутанные нити, с которыми порезвился котёнок. И я не знаю, с какой начать, чтобы распутать все эти клубки. Стоит потянуть за одну ниточку, как она лишь сильнее затягивает все остальные.
Моя размеренная, спокойная, семейная жизнь разбилась за один день, словно сгорела в случайном пожаре, который спалил всё до самого основания и оставил после себя лишь обугленные головёшки и чёрный пепел, кружившийся в воздухе, из-за которого ничего не видно. Ни неба, ни ничего вокруг.
Чувствую себя слепым щенком, родившимся от беспородной вязки, которого вынесли на улицу и просто оставили в коробке. Без защиты, без тепла, без чьей-либо помощи.
Хочется обнять себя, свернуться клубочком, закрыть глаза и спрятаться от чудовищной реальности, чтобы не смотреть в пугающее своей неизвестностью завтра.
Мой мир уже разбивался. Мне понадобилось время, чтобы собрать себя из разлетевшихся осколков и снова встать на ноги. Только тогда я могла себе позволить пожалеть себя и корить за допущенную ошибку. А сейчас у меня нет времени жаловаться на судьбу и искать виноватых. Кто-то перевернул песочные часы жизни, и секунды-песчинки, не сбавляя скорости, летят вниз, показывая, как мало их остаётся в запасе.
Перевожу взгляд на спящую дочь. В комнате темно, и я вижу только силуэт, но то, что она здесь, рядом со мной, уже успокаивает.
Крик ночной птицы разрывает тишину, и Настя испуганно вздрагивает.
– Тише, тише, – шепчу еле слышно, обнимаю её, прижимая к себе. Вдыхаю неповторимый запах мягких волос и берегу детский сон. Целую макушку, едва касаясь губами, и обещаю себе, что смогу найти выход. Я должна найти выход.
Выходные я решаю провести с дочерью, заехать к своим родителям и родителям Олега, а уже в понедельник сначала поеду к нему на работу и попробую выбить хоть какую-нибудь денежную помощь, и только потом буду думать о кредитах. Уверенная, что всё не так безнадёжно, немного успокаиваюсь от этой мысли.
Однако стоит только опустить веки, как перед глазами возникает образ Алана, напоминая о другой, так до конца незажившей ране. Наша любовь была яркой как вспышки фейерверка, и такой же короткой. Цветные брызги огоньков осветили мою жизнь и погасли, оставив в кромешной темноте.
Я думала, что нельзя любить того, кто тебя обманул. Только сердце никак не хотело слушать никакие доводы, продолжало скорбеть и ныть. Тогда я наивно думала, что смогу забыть его, если выйду замуж. Олег долго и настойчиво добивался моего внимания, и, посчитав, что он будет неплохим мужем, я приняла его предложение.
После рождения дочери я совсем не вспоминала про Алана, пока сегодня он не возник из ниоткуда. Холодный, неприступный, чужой.
Сердце предательски сжимается, стоит мне только подумать о Мир-Алиеве. Вспоминаю его ледяной строгий взгляд, не выражающий ни одной эмоции, словно неживой, и такой пугающий, что хочется отшатнуться. И если бы я не знала Алана раньше, то подумала, что это совсем другой человек, а не тот, которого я когда-то без памяти любила.
Убаюканная щебетом ранних пташек, я засыпаю только под утро. Мне снится Алан. Тот, прежний, который дарил столько нежности и тепла. И мне совсем не хочется просыпаться.
Звук разбившегося стекла выкидывает меня из сна, и я не сразу понимаю, что происходит. Смотрю на кровать и не вижу своей непоседы.
– Настя! – вскакиваю и спешу на кухню, окончательно просыпаясь. Вскрикиваю от острой боли, пронзившей босую ступню.
Настя в пижаме стоит на табурете, а на полу, судя по цвету, валяются осколки разбитой тарелки.
– Мам… – дочка хочет слезть, но я жестом её останавливаю.
– Стой там, пока я не уберу, – прошу её.
Сажусь на другой табурет, кладу ногу на ногу и разворачиваю к себе пораненную ступню, из которой торчит небольшой осколок стекла.
– Мамочка, прости, – хлюпает Настя. – Я хотела сделать тебе сюрприз.
– Ничего страшного, – шиплю, вытаскивая осколок.
– Тебе больно?
– Не очень.
– Я помогу…
– Стой там, Настя.
Разбитая тарелка и пораненная нога – это такие мелочи.
Переношу дочь в комнату и убираю с пола остатки стёкол. Обычно утро начинается с умывания, моё же началось с мытья пола. Настя приносит мне телефон в ванную, когда я споласкиваю руки.
Выключаю воду, вытираю руки и принимаю вызов.
– Здравствуйте, Ольга Дмитриевна, – здороваюсь с матерью Олега, немного напрягаясь от раннего звонка.
– Ясмина, я не понимаю, почему мой сын тебе что-то должен? – задаёт вопрос вместо приветствия.
– Вам звонила мама? – догадываюсь. Вряд ли мама сдерживалась в выражениях о поступке любимого зятя.
– Олег столько лет только и делал, что работал, – продолжает свекровь, проигнорировав мой вопрос. – И, когда у него появилась возможность один раз по-человечески отдохнуть, тебе вдруг срочно понадобились деньги.
Проглатываю незаслуженный упрёк. Мне сейчас не до обид, и любая помощь будет нелишней.
– Деньги нужны не мне, а на лечение нашей дочери, и, между прочим, вашей внучки, – стараюсь говорить как можно спокойнее, совершенно выпустив из вида, что Настя стоит рядом. – Вам не кажется, что отдых и жизнь ребёнка – вещи не соизмеримые?
– Ясмина, я тебе уже говорила, что думаю по этому поводу: в нашей стране бесплатная медицина. Но ты почему-то возомнила себя миллионершей.
– Потому что на бесплатную, как вы говорите, медицину огромная очередь, и вы прекрасно понимаете, чем это всё может закончиться.
– Мне очень жаль, что у Насти такой диагноз. Но наверняка есть какой-то другой выход. Неужели Олег должен работать как проклятый, чтобы… – замолкает.
– Чтобы, что? Чтобы его дочь была здорова?
Алан
– Руслан Аланович закрылся в комнате и не спускается на ужин, – сообщает Надежда обеспокоенным тоном.
Бросаю взгляд на часы. Поздновато как-то уже для ужина. Сын решил устроить голодовку в качестве протеста? Или показать очередной каприз? Так я не мама, на меня капризы не действуют.
– Хорошо. Уже поздно. Вы почему ещё здесь?
– Так Руслан Аланович ещё не поел.
– Руслан, видимо, не голоден. Вы можете идти домой, Надежда, – отпускаю женщину на выходные.
– А как же ужин? Всё же… остынет.
Меня корёжит от такого «трепетного» отношения к Руслану, к которому приучила всех Динара. Не пацан, а тепличное растение растёт. Хотел бы есть, сожрал холодную котлету!
– Насколько я помню, по соседству с вами живёт многодетная семья? – задаю вопрос, и Надежда немного теряется.
– Да. Не думала, что вы это помните, Алан Даниилович.
К счастью, или наоборот, к сожалению, память у меня хорошая.
– Вот и чудесно. Возьмите всё приготовленное и угостите своих соседей. Надеюсь, они не побрезгуют.
– Нет, что вы! У нас многие стараются им помогать, и Мария никогда не отказывается, только благодарит.
– Вот и замечательно.
– Но Алан Даниилович... – Надежда почему-то не уходит, а неуверенно замирает в дверях. – Может, всё-таки не нужно? Я могу всё убрать в холодильник…
– Зачем? – смотрю на женщину.
– Вдруг Руслан Аланович проголодается. Там же только разогреть… – начинает и осекается, вспоминая, что Динара категорически против «разогретой» еды.
Только я сильно сомневаюсь, что сын будет сам себе что-то греть. А ждать, пока «молодой барин» проголодается, чтобы подать ему, больше никто не будет. Хватит! Нечего устраивать мне тут показательные голодовки. Не хочет есть – пусть сидит голодным. Может, в следующий раз умнее будет.
– Надежда, я уже сказал, что вы можете забрать всё приготовленное. Иначе мне самому придётся всё выбросить.
– Хорошо. Я поняла. Можно я тогда и правда заберу?
– Моё разрешение вы уже давно получили.
– Спасибо вам, Алан Даниилович.
Надежда бесшумно закрывает за собой дверь, оставляя меня одного в рабочем кабинете.
Открываю ящик стола, достаю распечатки и ещё раз просматриваю безликие факты. Вроде всё ясно, но вместе с тем они не дают полной картины. Мне хочется знать больше: счастлива ли Яся, любит ли своего мужа, и многое другое. Но в то же время я боюсь узнать, что своего мужа она любит так же, как когда-то любила меня, и мою душу разрывает на части от воспоминаний, которые я так и не смог забыть. Наверное, всё-таки не стоит ради своего интереса лезть в чужую семью, тем более свою я так и не смог построить.
Но, как назло, перед глазами возникает образ Кнопки. Жизнерадостная, открытая, смелая девчушка по сравнению с моим сыном выглядит такой настоящей, такой живой, что сердце сжимается в комок от мысли, какой могла быть моя семья, если бы всё сложилось иначе.
Странно, что они гуляли одни. Я бы ни за что не пропустил такую прогулку.
Запрещаю себе думать об этом, но богатое воображение мгновенно рисует картинки, где я гуляю в парке, катаюсь на детской карусели, а рядом сидит Кнопка с горящими от восторга глазами и развевающимися на ветру кудряшками. А внизу нас ждёт Яся...
Нереальность картинки настолько завораживающая, что я не хочу её отпускать.
Дверь в кабинет резко распахивается, и на пороге появляется Руслан. Хмурый, с вечно недовольной физиономией.
– Зачем нужна прислуга, которая не выполняет свои обязанности? Её нужно уволить! – требует, и я отчётливо слышу в интонации характерные нотки его матери.
– Вот когда будешь платить сам за чужую работу, тогда и будешь распоряжаться.
– Я голоден!
– И? Тебе полгода и нужна мамкина титька?
– В доме нет еды!
– Ужин был приготовлен вовремя. Ты отказался есть. Ещё вопросы?
– Ты решил заморить меня голодом, как выгнал из дома мать? – пытается манипулировать.
– Будешь разговаривать подобным тоном, составишь ей компанию.
После «незабываемой» встречи в парке, охрана получила чёткие распоряжения: шлюхам не место в моём доме, и Руслан оказался свидетелем моего приказа.
– Я так и сделаю! – огрызается. – И… и подам на тебя жалобу!
– Давай, – разрешаю, не проявляя должного интереса к таким пафосным заявлениям, на что сын громко хлопает дверью.
Может, это, конечно, слишком жестоко, но Руслану давно не пять лет, и пора уже смотреть на мир реально, а не жить иллюзиями.
Звоню Яну и прошу обеспечить безопасность Руса, но так, чтобы тот не видел за собой «слежки». Пусть почувствует «прелести» свободы.
– Если не будет прямой угрозы, вообще не лезь, – выдаю инструкцию и устало тру лоб.
– Решил поучить жизни? – ухмыляется Ян.
– Пусть поучится немного. А-то привык, что маменька ор устроит, и папа все проблемы решит. Вот пусть попробует сам.
– Не рано?
– Ян, пацану четырнадцать! Я свои первые бабки заработал в этом возрасте, а он ждёт, пока ему тарелку с супом под нос поставят.
– Красиво жить не запретишь, – беззлобно подшучивает надо мной Ян.
– Вот пусть посмотрит, чего стоит это самое «красиво».
– Хорошо. Я понял. Ещё что-нибудь?
Хочу спросить про Ясмину, очень хочу, но не позволяю себе этого делать.
– Пока всё.
– Отчёт по факту?
– Если не будет ничего серьёзного, давай утром. Надо поработать. И Ян…
– Слушаю.
– Русу никакого алкоголя и прочей дряни.
– Обижаешь.
Сдав ребёнка в надёжные руки, полностью ухожу в работу, но постоянно ловлю себя на том, что нет-нет да и возвращаюсь мыслями к Ясмине…
– Не смотри на меня так…
– Как?
– Так, – ещё больше смущается.
– Не закрывайся. Ты прекрасна, – шепчу и касаюсь губами нежной кожи на шее, растворяясь в блаженной эйфории.
– Алан… – Ясмина выдыхает моё имя и трепещет подо мной.
Ясмина
Я не могу объяснить, что сейчас чувствую. Не скажу, чтобы очень, но я всё-таки надеялась, что родители Олега хотя бы немного помогут. А вышло совсем наоборот. Не удивлюсь, если Ольга Дмитриевна сама надоумила своего сына воспользоваться отложенной суммой.
– Мам… – Настя подлезает мне под руку.
– Всё будет хорошо, – говорю больше себе, чем дочке, чтобы не терять в это веры. – Сейчас будем завтракать.
– А ты не будешь ругаться за тарелку? – спрашивает тоненьким голосочком
– Какую тарелку?
– Которую я разбила, – признаётся Настя. Маленькая актриска тяжело театрально вздыхает и несчастно шмыгает носиком. Вот и попробуй поругай такую.
Только после разговора со свекровью я успеваю забыть про разбитую тарелку.
– Нет. Не буду, – прижимаю к себе дочь. – Ты же что-то хотела сделать?
– Да! – дочка мгновенно оживает, и в её глазах загорается живой огонёк. – Бутербродики!
– Сделаем вместе? – предлагаю помощь.
– Да!
У Насти тут же «включается» пропеллер, и она уже не может усидеть на одном месте.
Я ставлю на стол чашки и тарелки, Настя достаёт из хлебницы уже нарезанный батон, а из холодильника творожный сыр. Предоставляю ей самой намазать ломтики хлеба, а я варю кашу.
Обычный завтрак отодвигает ненадолго текущие проблемы, но дальше откладывать их не получится. Мы берём самокат, без которого Настя отказывается идти, и едем к моим родителям.
Папа хмурый, невыспавшийся, небритый выглядит постаревшим.
– Я закрыл свой счёт. Это всё, что есть, дочка, – произносит извиняющимся тоном, и в отчаянии ерошит свои волосы. – Скажи ты буквально на месяц раньше… – корит себя, как будто это он виноват в сложившейся ситуации.
Чуть больше месяца назад папа поменял машину. Старая требовала капитального ремонта и основательного вложения, поэтому родители решили, что проще будет взять кредит и купить новую.
– Пап, месяц назад деньги были. Спасибо тебе.
– А сваты что? – задаёт вопрос, и мне приходится пересказать свой утренний разговор.
– Да уж, – качает головой папа. – Ольга, конечно, та ещё змеища, но от Петра я не ожидал такого. Нормальный же мужик.
– Только делает, что скажет жена, – встревает мама. – Ты на алименты подала? – буравит меня строгим взглядом.
– Нет ещё.
– А чего тянешь?
– В понедельник подам, мам.
– А сегодня что, у ноутбука выходной? – спрашиваем с сарказмом.
– А причём здесь ноутбук, мам?
– Сейчас всё делается онлайн. И женятся, и разводятся, и детей регистрируют. Скоро детей получать будут по нажатию кнопки. Беременность? Да? Нет? Выберите пол будущего ребёнка. Мальчик? Девочка? Кнопочку нажал и красота. Цвет глаз, волос на любой выбор… – маму «несёт» в неизвестном направлении.
– Что-то тебя не в ту степь понесло, – тормозит маму папа.
– Толя, всё в ту. Скоро каждый чих будет зафиксирован на электронном носителе, а твоя дочь простое заявление подать не может.
Судя по всему, маму уже успели проконсультировать по данному вопросу.
– Могу, мам. На алименты подам сегодня, – про них я даже не подумала, – а на развод нужно через суд, потому что у нас несовершеннолетний ребёнок. Поэтому только в понедельник.
Мой ответ успокаивает маму, и она заметно смягчается, уже не давит и почти не напоминает о своём зяте и непутёвой дочери, которая никогда не слушает её советы. Неужели мама думала, что после такого предательства и измены, я захочу сохранить этот брак? Я даже не думаю, что Олег будет против. Ведь и в его интересах как можно скорее получить долгожданную свободу.
Самое странное, что сама я не чувствую никакого сожаления. Словно скинула с себя невидимое бремя, давившее на мои плечи все восемь лет, и в данный момент меня беспокоит только предстоящая Настина операция, а не то, что от меня ушёл муж.
Всё-таки, когда рядом родные люди, жизнь уже не кажется такой безнадёжной. От моих родителей мы с Настей уходим почти под вечер. Домой торопиться не хочется, но подготовить документы и навести порядок надо.
Пока Настя плюхается в ванной, я подаю заявку на получение алиментов. При этом меня не покидает отвратительное, гадкое чувство, и я заранее чувствую весь негатив, направленный на меня со стороны Олега и его матери. Но приходится побороть это чувство в себе.
Слишком поздно я понимаю, что рассчитывать можно только на саму себя, хотя мама постоянно твердила, что никогда не стоит обо всех тратах докладывать мужу. Всегда нужно иметь свою «подушку безопасности», которая может и не понадобится, но всё равно должна быть. Однако я предпочитала оставаться честной с Олегом, потому никогда не думала, что получу такой удар в спину. Что ж, в чём-то я виновата сама. Дура.
Не сразу соображаю, что звонит телефон. На экране высвечивается имя Майки.
– Да, Май? – сонно отвечаю в трубку.
– Ты что, спишь что ли?! – спрашивает с таким возмущением, будто на часах уже полдень.
Вчера я работала на удалёнке, чтобы сдать все отчёты перед отпуском, и уснула почти под утро.
– Уже нет, – пытаюсь проснуться.
– А садик?
– Я отпросила Настю на эту неделю. Нам нужно сдать кое-какие анализы, – объясняю.
– Значит, ты ничего не видела? – говорит загадками Майя.
– М-м? – задумываюсь. – А что я должна была видеть?
– Олежа твой – звезда центральных новостей.
– По поводу? – неприятный холодок пробегает по моей спине.
Как-то не хочется, чтобы общественность выворачивала наизнанку всё грязное бельё.
– Сейчас скину. Сама увидишь. – Майка резко отключается.
В полученном сообщении открываю статью, в которой говорится, что отдыхающая пара из России подала на владельцев гостиницы жалобу за пропажу кольца, стоимостью в половину Настиной операции, которое накануне было подарено моим мужем некой Лазаревой Аделине Александровне.
Следом от Майки прилетает страничка в социальной сети этой самой Аделины, пестреющая яркими фотографиями с места отдыха и самого момента получения безумно дорого подарка.
На аватарке Лазаревой стройная блондинка в светлом платье с яркими крупными цветами. Она стоит, развернувшись полубоком и глядя на морскую рябь. Волнистые обесцвеченные волосы спадают почти до лопаток, выгодно подчёркивая ровный золотистый загар, а гордый разворот плеч говорит о том, что женщина знает себе цену. И хотя лица Аделины не видно, я уверена, что выглядит она хорошо.
Аватарка старая, потому что на правой руке кроме золотого браслета других украшений нет. Зато в её профиле идёт фотография крупным планом.
«Изумительный подарок от очень дорогого человека».
Именно такая запись стоит под постом со снимком роскошного кольца на изящной руке, а ниже более четырёхсот восторженных комментариев с поздравлениями и просьбами показать свою вторую половинку.
Кстати, Олега, действительно, ни на одной из двадцати выложенных фотографий нет. Есть его вид со спины, плечо, кисть, но нет ни одного снимка, где он смотрит в камеру. И у меня мелькает ядовитая усмешка, что моему мужу стыдно показать свои глаза. Ещё меня поражают ответы самой Аделины, обещающей представить своего избранника сразу же, как только решится одна небольшая проблемка. Я так понимаю, под проблемкой Лазарева подразумевает, что её жених немножко женат.
Возмущение и негодование затопляют душу и переходят в неконтролируемое бешенство. Как?! Как можно было променять здоровье своего ребёнка на дорогую безделушку?! Ну завёл ты бабу, уйди по-тихому! Но нет. И я снова ловлю себя на мысли, что это Ольга Дмитриевна надоумила его забрать деньги.
Ещё чуть-чуть и я сорвусь. Поэтому просто закрываю чужую страницу.
Интересно, что бы сказала это самая Аделина, если узнала настоящую цену своего кольца. Не думаю, что Олег поделился с ней этим. Хотя сейчас это уже не играет никакой роли.
Я сегодня же пойду в суд и подам заявление на развод, чтобы как можно быстрее избавиться от мерзкого предателя. Но сначала я хочу заехать к Олегу на работу.
Беру с собой папку со всеми Настиными медицинскими документами, чтобы не быть голословной, а объяснить ситуацию, как она есть. Не люблю давить на жалость и другие эмоции, но сейчас я не просто в безвыходном положении, а в отчаянии, и мне совсем не до моей гордости.
Настя, обидевшись, что я не разрешила ей взять с собой самокат, сидит рядом молча. Смотрит в окно. А я, пока она не отвлекает, мысленно выстраиваю диалог, что и как буду говорить. Ситуация выглядит настолько ужасной, что я не представляю, как смогу всё объяснить. Очень переживаю и не могу успокоиться. Ведь, по сути, против мужа никаких доказательств на руках у меня нет.
Мы выходим из микроавтобуса, и дальше придётся идти пешком. Объясняю Насте, что мы идём к папе на работу. Прошу её сидеть тихо, пока я буду разговаривать, никуда не лезть, и, по возможности, не задавать никаких вопросов.
– Это как у того врача, да? – имеет в виду психолога, когда из-за её излишнего любопытства ей поставили гиперактивность.
– Да, Настюш.
– Ну ладно, – вздыхает. – А потом мы покатаемся на самокате?
– Мне нужно ещё в суд.
– Зачем? – даже останавливается, услышав страшное слово. – А-а… Я поняла! Чтобы наказать преступников.
– Можно сказать и так, – ухожу от прямого ответа. По-хорошему, надо спросить, откуда она знает такие слова.
– У Лёвы папа ловит бандитов, а суд их наказывает, – вдруг выдаёт дочь.
– Это тебе Лёва рассказал?
– Ага. А Лёвина мама постоянно ругается на папу, что бандиты ему нужнее, чем она. Они кричат, а Лёва прячется в шкафу, чтобы их не слышать. Один раз он там уснул, и его не могли найти, – выдаёт как на духу тайну чужой семьи маленькая балаболка, и я очень рада, что эту неделю она будет дома, и не разболтает ничего Лёве.
Дочка, забыв, что обижалась, тараторит без умолку, рассказывая, что они делают в садике, и мне становится искренне жаль их Елену Сергеевну.
– Лёва сказал, что, когда вырастет, тоже будет ловить бандитов.
– Вот как? – пытаюсь поддержать беседу.
Слушая ничего незначащую болтовню, я успокаиваюсь и, нервозность, съедающая меня изнутри, постепенно стихает.
– Ага! – Моя егоза идёт вприпрыжку. Всё, спокойный шаг у неё закончился, и я крепко держу её за руку. – А я не буду на него ругаться за то, что его вечно нет дома.
Невольно улыбаюсь, услышав об обещаниях своей дочери. «Пожениться» они с Лёвой собирались ещё в ясельной группе.
Уже подходя к проходной, я понимаю, что, наверное, надо было позвонить и назначить встречу, ведь директора может не оказаться на месте. Но теперь уже поздно что-то переигрывать, и раз я здесь, то не стоит откладывать, тем более времени у меня остаётся всё меньше и меньше.
– Здравствуйте, я бы хотела попасть к вашему директору, – подхожу к посту охраны и протягиваю свой паспорт.
– Вы записаны? – хмурый дядечка пристально сверяет мою внешность с фотографией в моём документе.
– Нет. Но у меня очень важный вопрос. – Мне даже не приходится изображать несчастную физиономию, на моём лице и так красноречиво говорит отчаяние.
– Ясмина, – опускает взгляд в паспорт, – Анатольевна, вы ведь прекрасно понимаете, что я не могу пропускать всех подряд даже по суперважным вопросам.
– Я понимаю. Мой муж, Кузнецов Олег Петрович работает здесь, и я хотела бы написать заявление на материальную помощь на операцию для дочери.
Не знаю что влияет, но дядечка кому-то звонит по внутренней связи.
– Да… Кузнецова… – снова смотрит в мой паспорт и объясняет ситуацию. Слушает, кивает, переводит взгляд на Настю и отключает вызов.
Вздыхает, и я уже догадываюсь, что ответ будет отрицательным, но оказываюсь совершенно не готовой к тому, что слышу.
– Ясмина Анатольевна, к сожалению, директор в пятницу улетела в отпуск. А исполняющая обязанности без разрешения Аделины Александровны не сможет вам помочь. Вам лучше подойти через две недели, когда она вернётся…
Но я совершенно не слышу, что он ещё говорит. В ушах стоит шум, словно их заложило.
Алан
Не знаю, что меня пугает больше, сами выходные, или то, что я решаю провести их дома. Выхожу из кабинета и поднимаюсь в комнату сыну. Коротко стучу, прежде чем войти, и, поскольку никакого ответа не получаю, открываю дверь.
Перевёрнутое компьютерное кресло лежит на боку, стеллаж-перегородка тоже опрокинут, и, соответственно, всё, что на нём стояло, разбито или сломано. Что ж, по крайней мере, у Руслана мозгов хватило не трогать ноутбук, иначе учебный год ему пришлось бы заканчивать без него, и никакие доводы бы не помогли.
Сын лежит, отвернувшись к стене, уши закрыты наушниками, через которые я отчётливо слышу басы тяжёлого рока. Спрашивать его о чём-либо сейчас бесполезно, поэтому я просто прикрываю за собой дверь.
Закрывшись в кабинете, набираю Яна.
– Ты же работать собирался, – язвит Батурин.
– Не работается, – пропускаю мимо шпильку друга. – Что произошло?
– Тебе вкратце или с анатомическими подробностями?
– Ян, а можно без твоих, вот этих, заковырок? Я устал, день не из самых приятных, и тут ещё ты со своими ребусами, – выговариваю недовольно. – Давай, чётко, по делу и без зубоскальства, – устало тру переносицу.
Внеплановый перелёт, случайная встреча с Ясминой, разбередившая старую рану, Динара, теперь ещё и Руслан – эта пятница выдалась слишком насыщенной на эмоции.
– Если по делу, то из твоего отморозка ещё можно слепить нормального пацана.
– Что он сделал? – спрашиваю серьёзно.
– Вопрос задан неверно. Правильно будет: что он не сделал.
– Хорошо, – соглашаюсь. – Что он не сделал? – меняю формулировку, но Ян молчит.
– Ладно. – Батурин замолкает, словно о чём-то размышляет. – Что не сделано, того, считай, не было.
– И всё-таки? – настаиваю на ответе, но Ян отвечает не сразу, и этой короткой паузы хватает, чтобы понять, что случилось что-то из ряда вон выходящее.
– В общем, плюс тебе в карму, что не отпустил его одного. Я думал, парень в отрыв пойдёт. Всё-таки свободу понюхать разрешили. Но нет. Он до мамки поехал, причём целенаправленною. Странный поступок, согласись?
Я ничего не отвечаю. Но, прокручивая в памяти наш разговор, понимаю, что именно это Руслан и планировал. И его театральное «я так и сделаю», говорило, что он для себя уже всё решил. Только я не придал этому никакого значения, потому что мои мысли были не здесь.
– Адрес откуда у него?
– Я дал, – ошарашивает ответ.
– Зачем? – чувствую неконтролируемое раздражение от самодеятельности Батурина.
– Хороший вопрос, Мир. – Ян называет меня старым прозвищем. – Ты не смотрел украшения и деньги?
– Нет.
– Вот тебе и ответ.
Задумываюсь над услышанным. Допускаю, что Динара вполне могла позвонить сыну, попросить его привезти деньги и украшения. Только зачем? Ведь я сказал, что свои вещи она может спокойно забрать.
– Зачем ей это?
– Какой ты наивный. Алан.
Спасибо, что не тупой. Только я не наивный, а злой и не выспавшийся.
– Объясни.
– Когда я понял, куда направляется парень, честно говоря, хотел его даже развернуть. Но потом заметил, что я не один «веду» Руслана.
– Не понял? Что значит, не один?
– То и значит. Не дошёл бы он до матушки, Мир.
– Уверен? – неприятный холодок пробегает по спине.
– Абсолютно. И, что самое интересное, Динара тоже была в этом уверена. Потому что не ждала она сыночка своего, открывая дверь в полупрозрачном пеньюаре.
Жесть!
Сжимаю кулаки, испытывая непреодолимое желание своими руками удавить эту суку.
– Ты же сам сказал не сразу вмешиваться. Вот сумку у него и «попросили». Но дальше пошло не плану. В общем, разукрасили бы парня немного, а на тебя избиение несовершеннолетнего повесили. Сначала выгнал из дома жену, а потом на сыне оторвался, ну и пропажа этих бирюлек, как ты понимаешь, тоже прицепом пошла бы. Вот я и дал ему адрес, чтобы он сам «проверил» мою теорию.
Мне требуется время, чтобы переварить услышанное.
– Доказательства есть?
– Да толку, что они есть, Алан. Думаешь, твой тесть допустит, чтобы имя любимой Диночки светилось в криминальной хронике?
Здесь Ян полностью прав. Я слишком поздно понял, в какую паутину попал, согласившись на этот брак.
– Даже, если Руслан даст чистосердечное, что взял из дома деньги и побрякушки по просьбе матери, его просто не примут во внимание. И ещё. Я бы на твоём месте всё-таки не выпускал его пока из дома. На всякий случай.
– Как ты себе это представляешь?
– Молча, – получаю любимый ответ Батурина. – Домашний арест. Точка. И телефон отобрать на время.
У Батурина всё либо просто, либо молча – третьего не бывает. Только дети сейчас не такие как мы. Это мы по первому требованию отца выворачивали карманы. Сейчас это называется – нарушение личных границ.
Хлопаю ладонями по коленям и резко встаю. Это в сказках утро мудренее вечера, а в жизни не стоит откладывать на завтра то, что можно сделать сегодня.
Руслан лежит в той же позе. Наушники сброшены на пол. На моё появление сын никак не реагирует. Подхожу и сажусь рядом.
– Так тебе мать звонила? – задаю вопрос, совершенно не надеясь услышать на него ответ.
– Да. Попросила привезти её украшения и деньги, – звучит бесцветным голосом. Рус садится рядом и поджимает по-турецки ноги. Смотрит прямо перед собой в только ему видимую точку
Всё действительно просто, а я наивный осёл.
– Что было потом?
– Ничего. Их у меня отобрали, – сын отвечает не сразу. – Я ведь думал, что ты реально перегнул, что она действительно страдает от горя, хотел ей помочь, а она… – в голосе Руслана сквозит не только разочарование, но и боль, ведь к матери он был привязан. Можно сказать, боготворил. Она была для него идеалом.
Однако этот идеал использовал собственного сына, лишь для того, чтобы только выставить меня в неприглядном свете.
– И что теперь делать? – спрашивает Рус, чувствуя вину за свой поступок.
– Я бы никогда не нанесла вред Руслану! – истерично орёт Динара.
Отодвигаю гаджет и держу его на расстоянии. Замечаю жест Батурина, показывающего, чтобы я был аккуратен в выражениях на случай использования записи этого разговора и с другой стороны.
– И, тем не менее, ты это сделала, – отвечаю совершенно спокойным тоном.
Сегодня утром я отослал Виталию Артёмовичу, отцу Динары, парочку нарезок из видеозаписей, так предусмотрительно сделанных Яном. Тесть перезвонил сразу же, и у нас с ним состоялся не самый приятный разговор, в котором я чётко обозначил своё единственное желание, точнее, нежелание оставаться в браке с его дочерью.
Да, я с самого первого дня мечтаю получить свободу, и сейчас у меня есть ужасно уважительная причина для этого. Так пусть родственничек поломает голову, как ускорить процесс, чтобы эти «весёлые картинки» больше никуда не попали.
– Это было подстроено! – моя жена, практически уже бывшая, переходит на визг.
– Хочешь сказать, что и любовника, которого ты… так смачно пробовала на вкус, тебе тоже «организовали»? По многочисленным просьбам, видимо.
Ловлю одобряющий кивок Яна. Друг поднимает вверх большой палец.
– Ты ничего не докажешь, – шипит на меня благоверная, но укусить уже не может. – Отец в порошок тебя сотрёт.
А это уже угроза, и я вижу, как Ян довольно усмехается. Это Батурин тоже «пришьёт» к делу, если понадобится.
– Не сотрёт. А вот на тебя, дорогая, – вкладываю в обращение столько обратного смысла, что оно отражает моё истинное отношение к этой женщине, – уже достаточно материала, чтобы лишить родительских прав. Аморальное поведение рядом с общественным местом, где, между прочим, гуляют несовершеннолетние дети, координация кражи, организация нападения на собственного сына, тоже, кстати, несовершеннолетнего… Дальше перечислять?
– Я тебя ненавижу! – выплёвывает Динара с нескрываемой злостью, отражающей её настоящую сущность, и я буквально чувствую, как через динамики мерзкими парами сочится яд.
– Наши чувства, наконец, взаимны. Если у тебя всё, мне нужно работать, – хочу закончить этот бессмысленный разговор.
– Стой! Я хочу поговорить с сыном! – выпаливает, хватаясь за последнюю соломинку.
– Разговаривай. Никаких препятствий у тебя нет.
– Но ты не пускаешь меня домой! – Динара снова увеличивает частоту звуковых колебаний, приближая их к ультразвуку.
Игнорирую жалкую попытку надавить на мою совесть.
– Ты можешь воспользоваться услугами сотовых операторов. Телефоны предназначены именно для этой цели.
– Руслан не отвечает на мои звонки!
И я его прекрасно понимаю. Однако здесь я ничем помочь не могу.
– Это только его решение, и к нему я не имею никакого отношения. До встречи в суде, дорогая.
Несмотря на проклятия, сыплющиеся на меня через динамики, отключаю связь, испытывая при этом неимоверное облегчение.
Ян сидит в кресле и не скрывает зевоту.
– Ты бы поспал, – советую другу.
– С тобой поспишь, – жалуется на свою почти круглосуточную работу.
– Ян, я очень тебе благодарен, но ты мне нужен отдохнувший и с максимальной работоспособностью.
– Я в норме, – небрежно отмахивается Батурин. – Ты серьёзно планируешь лишить её родительских прав? – спрашивает, снова широко зевая, и поднимает на меня осоловелый от усталости взгляд.
– Пока только пугаю. Но будет рыпаться, даже раздумывать не стану. Всё, что мне нужно, это штамп в паспорте о разводе.
– А Руслан?
– А что Руслан? Он уже в состоянии сам принять решение, с кем будет проживать.
– Это понятно. Я к тому, что тебя в основном не бывает дома, Мир.
Делаю глубокий вдох. В этом Ян прав – я далеко не самый идеальный отец. Я старался как можно чаще отлучаться из дома, потому что слишком долго находиться на одной территории с Динарой было выше моих сил. Но сейчас, когда её нет рядом, мне уже легче дышать.
– Думаю, что теперь мне не понадобятся частые разъезды.
– Ты решил осесть? – голос Яна звучит скептически, а я в этот момент почему-то вспоминаю Ясмину и Кнопку.
Отворачиваюсь, чтобы скрыть свои эмоции, и подхожу к окну. Смотрю на пустую лужайку перед домом, и в груди всё сжимается тугим комом.
Ведь у нас всё могло быть совсем по-другому…
Я так ничего и не узнал о ней больше. Но даже, если Яся счастлива в браке, я хочу хотя бы просто иногда видеть её. От одной этой мысли внутри разливается приятное живительное тепло, согревая моё заледеневшее сердце. Мне крайне необходимо увидеть Ясмину, иначе… Иначе я просто сдохну.
– Да, Ян, решил, – отвечаю твёрдо, но никакой реакции не слышу.
Ну и ладно. Батурин наверняка махнул на меня рукой, намекая, что надолго меня не хватит. Не спешу его разубеждать. Пусть думает, как ему нравится. Смотрю на лужайку, представляя, как по ней носится Кнопка почему-то вместе с американским кокер-спаниелем.
– Только у меня к тебе будет ещё одна просьба, – разворачиваюсь и замолкаю, глядя на вырубившегося прямо в кресле Яна, что даже раздавшийся вдруг грохот, на него никак не действует.
Ясмина
– Мам, ты чего? – зовёт меня Настя, а я не могу ей ничего ответить, словно у меня сгорело всё внутри, и осталась лишь телесная оболочка. Стою, хватаю ртом воздух как рыба, выброшенная на берег, и никак не могу прийти в себя.
Я держала себя в руках, когда Олег ушёл вместе с деньгами. Даже когда я поняла, что от его семьи помощи не будет, то вычеркнула использованный вариант и пошла дальше. Но сейчас, когда я узнала, на кого были потрачены деньги, собранные на операцию Насти, во мне словно что-то погасло, будто закончились все внутренние силы. Как можно было лишить своего ребёнка шанса не просто на здоровье, но и на жизнь только ради того, чтобы что-то доказать женщине, для которой и эта путёвка, и даже кольцо всего лишь песчинка в море?! Это оказалось за гранью моего понимания.
– Мам, ты же в суд хотела, а потом обещала мне покататься на самокате, – канючит дочь.
Всё верно. Её там самокат ждёт, а я тут… время теряю.
– Да, доча. Обязательно покатаемся. Я сейчас. Голова что-то закружилась.
– Мам? Тебе плохо? – глаза Насти испуганно распахиваются, и она выглядит совершенно беспомощной.
Глядя на своё единственное и самое бесценное сокровище, заставляю найти в себе силы.
– Уже почти прошло, – успокаиваю дочку и беру её за руку. – Идём
Маленькая ладошка, тёплая и такая родная, согревает мои ледяные, несмотря на солнечную погоду, пальцы. Словно через это прикосновение в мой потерявший жизненные силы организм вливается живая, яркая и такая необходимая энергия.
Машинально переставляю ноги, чтобы сократить расстояние до остановки. Мне кажется, это не я веду дочь, а Настя ведёт меня, потому что во мне что-то надорвалось. Если бы не моя звёздочка, я бы просто не сдвинулась с места, села бы прямо здесь и не шевелилась, настолько сильно меня подкосила последняя новость. Но благодаря Насте я не могу сломаться. Я просто не имею на это никакого права.
Не знаю, как я выдерживаю этот день. Пишу заявление на развод, заезжаю в несколько банков, где оставляю заявки на предоставление кредита, и всё остальное время жду, пока Настя нагуляется во дворе.
Заношу дочкин самокат домой и, пока Настя моет руки, собираю незатейливый ужин: сосиски с макаронами. Я есть не хочу, а дочка их обожает. Смотрю, с каким аппетитом она ест, макая сосиску то в сливочный, то в томатный соус.
Мы сегодня снова заезжали к моим родителям. Мама накормила Настю, а я от обеда отказалась, пообещав, что поем дома. Про Лазареву я маме ничего не стала говорить. Сказала лишь, что директор в отъезде, а без него вопрос не решить.
А вот Майке я рассказала, и успела сто раз пожалеть, потому что подруга грозилась лично придушить сначала Олега, а потом его дорогостоящую игрушку. Кто у кого стал игрушкой – вопрос спорный, но переубеждать Майю я не собиралась. Подруга регулярно докладывала о всех новостях этой парочки. Кольцо так и не нашлось.
– Ты прикинь, эта курица умудрилась потерять его в море! Ну, не лохушка ли, а?
Как я поняла из рассказов Майи, по видеокамерам было установлено, что кольцо было на хозяйке, когда Аделина выходила из гостиницы, а, когда возвращалась, то дорогого украшения на руке не оказалось.
– Я не понимаю, как можно было сразу не обратить внимание, что кольца нет?! – возмущалась Майя.
Мне же было совершенно ни до негодований Майки, ни до потерянного кольца, ни до Аделины, ни до Олега. Со всех банков, куда я обращалась, пришёл отказ. Я не понимала, какой рок повис надо мной, но что бы я ни делала, всё было напрасно. Я настолько отчаялась, что совершенно не представляла что делать.
Оставался единственный вариант – кредитная компания с сомнительным названием «Кредитлайфкампани», где мне пообещали, что выдадут любую сумму сразу же по первому требованию. Их я оставила на самый крайний случай и, честно говоря, не думала, что воспользуюсь их предложением. Но теперь другого выхода не было. Однако и здесь меня ожидало полное разочарование. Компанию просто закрыли, и ни один из указанных номеров телефонов не отвечал.
Это конец.
Настю я оставила у мамы, а сама стою на крыльце «Кредитлайфкампани», не зная, что теперь делать. Хоть садись прямо на ступеньки и проси милостыню. Я использовала все возможности, но не получила нужного результата.
Мне ничего не остаётся, как только позвонить Авилову и попросить перенести Настину операцию. Держу телефон в руках, но так и не решаюсь сделать вызов.
В конце концов, лучше предупредить его заранее, чтобы он мог поставить другого ребёнка, и я набираю номер.
– Лев Алексеевич, здравствуйте. Это Кузнецова, мама Насти Кузнецовой. Мы записаны к вам на двадцать седьмое.
– Да-да. Я помню.
– Лев Алексеевич, вы не могли бы перенести дату? – задаю вопрос, слушая шум на заднем фоне.
– Ясмина Анатольевна, мне неудобно сейчас говорить. Я перезвоню вам немного позже, – перебивает меня Авилов и отключается.
Я успеваю доехать до дома родителей, когда звонит телефон, и на экране высвечивается имя Льва Алексеевича. Принимаю вызов, едва не уронив на асфальт современное средство связи.
– Да? – мой голос звучит хрипло.
– Ясмина Анатольевна, это Авилов.
– Да-да. Лев Алексеевич, я хотела попросить вас перенести Настину операцию, – произношу, изо всех сил стараясь держать себя в руках, а не разреветься от собственного бессилия.
– Зачем?
– У нас… У меня нет нужной суммы.
– Одну минуточку.
Я слышу, как стучат по клавишам клавиатуры.
– Ясмина Анатольевна, вы что-то путаете. Оплата поступила в полном размере.