Неожиданный поворот

Глава седьмая

Уложив Мэдди в кроватку, Джилл в смятенном состоянии духа спустилась по лестнице. Может, ей этот щелчок померещился? Или какая-то помеха на линии? Бывает же такое?! Еще как бывает! Ничто не говорит о том, что именно Эйден подслушал их разговор.

Но стоило ей войти в кухню и взглянуть на мужа, как все встало на свои места. Щелчок не был ни игрой ее воображения, ни помехой на линии. Ее наихудшие опасения нашли подтверждение.

Эйден сидел в несвойственной ему позе — сгорбившись, бледный как полотно, со страдальческими глазами.

Джилл подошла к раковине, вымыла бутылочку, из которой Мэдди пила молоко. Эйден не сводил с нее мрачного взгляда. Как же ей хотелось в этот миг провалиться сквозь землю!

Затем она, оттягивая время, вытерла кухонный стол. А дальше уже деваться некуда, разве что симулировать приступ аппендицита.

Джилл выключила свет над раковиной, уговаривая себя, что все не так страшно, как кажется, — они с Эйденом поладят. Направляясь к нему, она вдруг почувствовала слабость в коленках.

— Ну, давай поговорим, — дрожащим голосом выдавила она из себя. — Ты, очевидно, слышал мой разговор с Эриком.

— Я не собирался подслушивать. Но когда телефон зазвонил, я решил, что это снова кто-нибудь из Эй-Би-Экс.

Очень правдоподобно. Джилл кивнула.

— Мне жаль, что ты узнал обо всем таким нелепым образом.

Эйден молча смотрел на Джилл, словно надеясь что-то увидеть в ее лице.

— Да? А как, по-твоему, я мог узнать иначе?

Джилл стало жаль Эйдена. Он походил на разочарованного ребенка.

— Я надеялась, что настанет день — и ты сам все вспомнишь.

Он откинулся на спинку стула и издал слабый горький смешок.

— Замечательно. О чем же я, по-твоему, должен был вспомнить?

— О том, что мы решили разойтись.

— Мы решили!

— Да, мы.

Он смотрел на нее спокойно, но в глазах его промелькнули сомнение и неуверенность.

— О, Эйден, не думаешь же ты, что это моя затея и что я тайком веду переговоры за твоей спиной? — Ей вдруг пришло в голову, что из разговора с Эриком можно сделать только этот однозначный вывод.

Крепко стиснув губы, он отвернулся, явно напрягая память. Но Джилл не стала ему помогать. Чувствуя свою уязвимость, он смутился и пришел в замешательство. Джилл перегнулась к нему и протянула руку, желая утешить, снять боль.

Но Эйден отпрянул от нее и вскочил на ноги. Весь его вид убедительно говорил о том, что он ей не верит и не хочет, чтобы она до него дотрагивалась.

Он вышел в столовую и сел на пол перед погасшим камином, упершись локтями в колени и глядя на остывшую золу. У Джилл в голове все перемешалось, но из этого хаоса отчетливо выступала одна мысль: все оказалось гораздо хуже, чем она ожидала.

— Так мы действительно разводимся? — Он взял железную кочергу и помешал ею в холодном камине. По тону Эйдена Джилл поняла, насколько потрясла его ужасная новость.

Джилл тоже вошла в столовую, чтобы быть ближе к мужу, хотя понимала, что ни о какой близости не может быть и речи, и села на диван.

— Да, так мы решили.

Эйден бросил кочергу, но продолжал смотреть на пепел, где всего несколько часов назад горел веселый огонь.

— Не помню. Ничего не помню. Расскажи мне лучше сама.

— Ах, Эйден, это неважно.

Он взглянул на нее — словно пригвоздил взглядом к месту.

— Расскажи! — приказал он слишком спокойным голосом.

В глазах Джилл стоял сплошной туман. Память Эйдена восстановилась не полностью, но интерлюдия, бесспорно, кончилась. Ей показалось, что на нее, удлиняясь, наступает тень того прежнего, настоящего Эйдена.

— Я не настаиваю, а просто хочу, чтобы ты сам все вспомнил. Спешки никакой нет. Конкретных шагов мы ведь еще не предприняли, с юристами не говорили, да и вообще ничего в этом направлении не сделали.

— Джилл! — нетерпеливо потребовал он.

— Хорошо. Откуда мне начать?

— Не поведаешь ли, когда мы приняли это решение?

Она хотела сказать, что, по мнению врача, лучше будет, если воспоминания вернутся к нему сами, но по его глазам поняла, что сейчас этот довод не подействует.

— Вечером, накануне неудавшегося полета. Ты утром вернулся из командировки в Детройт, и мы поссорились из-за того, что ты забыл про день рождения Мэдди. Короче, к ночи мы окончательно договорились, что разведемся.

— Иными словами, наш брак рушится из-за того, что я позабыл про день рождения Мэдди? — Он недоверчиво взглянул на нее.

— Нет. У нас и раньше были трудности.

— Какие же?

Она заколебалась, но он громко и резко повторил:

— Какие трудности?

— У нас с тобой были разные цели в жизни. Каждый из нас глядел в другую сторону. Ах, Эйден, оставь, мой рассказ все равно не приведет ни к чему хорошему. Ты только начнешь нервничать, и все.

— Я и так нервничаю. Рассказывай.

Джилл тяжело сглотнула. У нее в горле словно был кляп.

— Через каких-нибудь два дня ты должен показаться доктору Грогэну. Давай отложим наш разговор до этого визита!

Эйден сжал левую руку в кулак и ударил себя по бедру.

— Почему наш брак оказался браком в полном смысле этого слова? Я требую объяснений, Джилл.

— Хорошо, хорошо! — Кровь шумела у нее в ушах. — Неприятности возникли вместе с появлением на свет Мэдди.

Эйден нахмурился так, что его брови чуть ли не сошлись на переносице. Джилл не хотела и дальше причинять ему боль. Он и так уже получил достаточно. Но как сказать ему правду, не причиняя боли?

— Мы… ммм… мы не собирались иметь детей. Перед женитьбой мы договорились не обзаводиться детьми.

— А почему мы не хотели детей? — помрачнел он еще больше.

— У нас… у нас были на этот счет свои соображения.

— Какие же?

— Мы были так заняты работой, путешествиями и всякими другими делами, что нам было не до детей. Они бы нам лишь мешали.

— Не представляю себе, чтобы ты путешествия предпочла ребенку. Что-то на тебя не похоже. — Он недоверчиво покачал головой.

Джилл опустила глаза, чтобы скрыть от него истину. Но он все равно сумел ее углядеть.

— Я? Это я так рассуждал?

В ответ она лишь смущенно пожала плечами.

— Ты хочешь сказать, что я не желал иметь детей?

Ей так хотелось пощадить Эйдена, взять часть вины на себя! Но не получалось.

— Я соглашалась с тобой. Поначалу мне хотелось иметь ребенка, однако я смирилась. Встала на твою точку зрения. Но произошло непредвиденное.

— Мэдди?

— Да. Это была моя вина, наверное. Я что-то напутала с предохранительными пилюлями.

— И она изменила наши отношения?

— К сожалению, да! — воскликнула Джилл.

— Каким же образом?

Эх, не надо было ей произносить эти слова с таким жаром! Теперь подавай ему подробности. А подробности причинят Эйдену боль!

— Ну, изменила… просто изменила наши отношения. Они стали другими.

— Но какими же? — Эйден вскочил с места и всей своей огромной фигурой навис над ней. — Тысяча чертей, Джилл, с тобой говорить — что зуб удалять!

Он еще злится! Она старается уберечь его от неприятного, словно он дитя, которое не хочется обижать! Но он далеко не дитя. Он Эйден, или вскоре станет им, то есть взрослый мужчина, который решил повернуться спиной к своей семье, ибо самим фактом своего существования семья нарушала его жизненный распорядок. Но раз он хочет, чтобы она говорила с ним на равных, изволь, она будет говорить.

— С той минуты, как я сообщила тебе о моей беременности, ты решил, что ребенок тебе ни к чему.

— Ребенок, то есть Мэдди, мне ни к чему? — Он отступил на шаг, недоверчиво расширив глаза.

— Да, да, ребенок. А вместе с ним и я. В прошлом году ты больше времени бывал в отъезде, чем дома. Да ты и сам это прекрасно знаешь из твоего календаря. Это явилось одной из причин нашей ссоры в ночь перед авиакатастрофой. Ты лишь утром прилетел домой, а на следующий день улетал снова. Терпение мое наконец лопнуло, и я почувствовала, что лучше нам с Мэдди жить без тебя.

Эйден опустился на стул. Глаза его сузились, губы были плотно сжаты. Ею овладели жалость и раскаяние. Она уже собиралась как-то смягчить свои слова, даже извиниться за прямоту, но он вдруг заявил:

— Не думаешь же ты, что я клюну на эту удочку? Не такая уж ты дура.

Ошарашенная его словами, Джилл открыла рот с намерением что-то сказать, но так ничего и не сказала.

— Мне совершенно ясно, почему ты от меня уходишь. Даже не понимаю, почему я вдруг заинтересовался причинами. Может, в душе надеялся, что есть нечто помимо этого.

— О чем ты? — выговорила Джилл наконец.

— Об Эрике, разумеется. Он тебе без конца трезвонит по телефону, заезжает к тебе запросто, сын его постоянно толчется у нас. А чего стоит сегодняшний его совет обратиться к адвокату!

— Да ты что! Прекрати! Что за вздор!

— Не больший вздор, чем твои лживые измышления, будто я не хотел Мэдди! Как у тебя язык поворачивается говорить такое? И как ты могла подумать, что я тебе поверю? Память я, может, и потерял, но не мозги же. — Он сокрушенно покачал головой. — Неужели ты способна состряпать дельце против меня?

Этого следовало ожидать. Наивно предполагать, что такой гордец, как Эйден, согласится с упреками в свой адрес. Страшно рассердившись, Джилл заговорила, перестав предварительно взвешивать каждое слово:

— Никто не пытается состряпать против тебя, как ты выразился, дельце. Я сказала чистую правду. До прошлой недели ты относился к Мэдди так, словно она не живое существо, а предмет мебели. Ты с ней никогда не играл, не гулял, даже не кормил из бутылочки. Ни одного разочка.

— Да?! А на этой неделе на меня, очевидно, прямо с неба свалилось умение обращаться с ней, кормить ее и… и любить!

Джилл закусила губу. Ей нечего было возразить. Эйден принял ее молчание за признание своей вины и покачал головой.

Но укор в его глазах вскоре уступил место горечи.

— Объясни мне одно. Зачем в таком случае ты взяла меня домой?

— А тебе больше некуда было идти.

— Значит, ты взяла меня из жалости?

— Нет, — заверила она, хотя прекрасно знала: жалость играла большую роль в ее решении. — Не из жалости, а из порядочности. Из уважения к тому, что некогда было между нами.

— Из уважения? — повторил он с укоризной. — Зная, что я ничего не помню о разводе? Ты, значит, из уважения допустила, чтобы я вел себя как последний дурак, говоря и действуя так, будто мы все еще счастливая парочка?! Ничего себе уважение!

Джилл почувствовала, что краснеет. Он по праву был рассержен и унижен, — и ей нечего возразить и нечем его успокоить.

— Зачем ты это сделала, Джилл? Хотела меня проверить? Или наслаждалась тем, что я в столь невыгодном положении, так беспомощен, что даже не могу раздеться без посторонней помощи? Или решила отомстить? За какие-то мои надуманные провинности? Или же тебе просто нравилось делать из меня шута?

— Ты все поставил с ног на голову, Эйден. Ничего подобного и в помине не было.

— Не было? Тогда почему ты намеренно держала меня в заблуждении?

— А как мне было поступать? Отказаться взять тебя домой? Прямо из больницы отвезти в меблирашку?

— Это было бы куда честнее.

— Честнее? Черт бы побрал твою гордость, Эйден. — Слезы застлали ей глаза. — Ты потерял память. Ты был очень раним, и лучше всего тебе было бы дома. Так и доктор Грогэн сказал.

— Ага. Ты просто хотела, чтобы ко мне возвратилась память, и всячески этому содействовала.

— Нет!

— Нет? Хорошо, пусть будет «нет», — издевался он над ней. — Не соизволишь ли в таком случае объяснить, почему ты так вела себя всю неделю? И сегодня днем, в частности?

Сегодня днем! Сегодня днем она лежала на ковре в его объятиях, они целовались и миловались. И обещали друг другу ночью продолжить! А теперь этому обещанию не суждено сбыться.

— Для меня нет оправдания! — Под тяжестью своей вины Джилл даже опустила голову. — С самого начала твоей болезни было ясно, что наша семейная жизнь почти вся стерлась из твоей памяти, в первую очередь — все плохое. Остался человек, помнивший только то хорошее, что было у нас с тобой. Ты стал иначе вести себя, даже думать. — Джилл с трудом говорила в прошедшем времени. — И — что может быть естественнее? — этого нового человека я полюбила. — Слеза скатилась по ее щеке. — Мне хотелось верить, что это и есть ты.

— Хотя ты знала, что я другой. — Лицо Эйдена стало непроницаемым, как закрытая книга.

— Да, — кивнула она, — я понимаю, что, как только твоя память восстановится полностью, ты станешь совершенно иным. К тебе вернутся все твои старые привычки.

— И тем не менее ты…

— Да. Я предоставила событиям развиваться естественным ходом. В этом моя ошибка. Извини, пожалуйста.

Не тронутый объяснениями Джилл, Эйден изучал ее с холодным бесстрастием. Тень прежнего Эйдена, беспрестанно увеличиваясь в размерах, постепенно заслоняла нынешнего.

— Полагаю, ты понимаешь, что я не могу тебе верить. Но и не верить тоже не могу, — спокойно произнес он. — Я предпочитаю сам прийти к какому-нибудь умозаключению, когда смогу отличать вымысел от истины. Ты, — он покачал головой, — ты доказала, что обладаешь недюжинными актерскими способностями.

Джилл вытащила из кармана носовой платок и вытерла нос.

— Собираешься уехать из дому? — спросила она, вспомнив их разговор в машине на пути к аэродрому.

— Не так скоро, как тебе хотелось бы. — Он скользнул по ней настороженным оценивающим взглядом. — Развод для меня вещь известная; я знаю: если выеду, это будет расценено как бегство и может усилить твои позиции в борьбе за дом и за Мэдди. Нет, боюсь, тебе придется еще некоторое время терпеть мое присутствие. Ничего, ничего, твой друг Эрик и адвокат-людоедка подождут.

Джилл прикрыла глаза.

— Я даже не знаю, с чего начать. Столько ты всего наплел.

— Да? — Эйден поднялся и пошел к двери, но вдруг остановился. — Кто-нибудь в курсе, что мы разводимся?

Джилл покачала головой.

— И даже твоя мать не знает?

— Нет.

— Значит, один только Эрик. Так, так. — Он повернулся и пошел прочь. — Не трудись сегодня приходить ко мне помогать с раздеванием. От запаха лицемерия меня может стошнить.

И несмотря на ранний час, он ушел в гостевую и захлопнул за собой дверь. Джилл, совершенно разбитая, свернулась комочком в углу дивана.

Какая-то ее часть хотела броситься за ним. Но что она ему скажет? Что он заблуждается? Она это уже говорила. Он ей не поверил тогда, не поверит и сейчас.

Джилл прижала кулак ко рту, на глаза снова набежали слезы. Вот дьявольщина! Надо держать себя в руках. Слабость всегда вызывала у нее презрение. Слабостью ничего не достигнешь.

К тому же время на ее стороне. Рано или поздно, с помощью доктора Грогэна или без нее, но память Эйдена восстановится полностью, и тогда ее поведение получит оправдание. Он вспомнит, как не хотел иметь детей, как упорно избегал Мэдди, и поймет, что она говорила правду.

Но эта мысль была малоутешительна. Так или иначе, их браку придет конец. Даже если Эйден сумеет изменить свое отношение к работе и семье, он и сам не захочет оставаться с ней. Утаивая от него правду, она унизила его и навсегда лишила доверия к ней. Он усмотрит в ее действиях двойное предательство — ведь она совершила их в тот период, когда он не владел собой. Он, потерявший руль управления своей жизнью, находился целиком и полностью в ее власти.

Понять Эйдена нетрудно. Не следовало не только принимать его ласки, но и поощрять их. Будь она на его месте, тоже рассердилась бы и обиделась.

Но ведь и ее можно понять. Ни обмануть его, ни унизить она не собиралась. У нее было одно желание — помочь ему как можно скорее выздороветь.

Джилл уронила разламывающуюся от боли голову на руки и застонала. Да ведь не в этом дело. Сегодня она призналась самой себе, что пустила все «на самотек», потому что полюбила нового Эйдена. Но откуда ему знать, что у нее просто не хватило решимости сказать этому Эйдену «я тебя люблю»!

Ее взор упал на ковер. Вот здесь он сегодня ласкал ее… Джилл любит его. Сколько она ни предупреждала свое сердце, толку никакого — она полюбила.

Сейчас она может пойти в комнату к Эйдену и поведать ему все, что творится в ее сердце. Объяснить, что она не «вводила его в заблуждение», а по-настоящему любила. Может, броситься в его объятия и умолять забыть о разводе? Возможно, он поверит ей и останется.

Но что потом? Что?

Кем будет Эйден завтра утром, когда проснется Мэдди? А через неделю? Точно она, конечно, не знает, но предположить может. Как бы она его ни любила, благополучие дочери ей важнее собственного счастья. А отец, который не хотел иметь дочь и постоянно не замечал ее, может принести крошке один вред.

Нет, она не пойдет к нему и не расскажет, что творится в ее сердце. Эйден, слава Богу, знает уже, что они решили разойтись, и пусть все идет своим чередом.

Джилл встала с дивана, выключила свет и отправилась к себе в спальню. Ей хотелось поскорее уснуть, чтобы этот проклятый день наконец кончился.

Заснула она, однако, лишь далеко за полночь, а пробудилась рано — вместе с птицами, не чувствуя никакой бодрости. Зеркало подтвердило ее опасения — под глазами круги, в лице ни кровинки. Лечь, что ли, обратно в постель и проспать как можно дольше? Но нет, это не выход из положения.

Она заставила себя встать и пойти в ванную. Приняла сильный освежающий душ. Двигаться по-прежнему не хотелось, но, вытершись насухо, она почувствовала себя гораздо лучше.

Вытаскивая из занимающего всю стену гардероба джинсы и белую блузку, она ощутила любимый запах — запах одежды Эйдена, висевшей в углу. Поддавшись искушению, она прижалась щекой к рукаву серого шерстяного пиджака и долго поглаживала его пальцами, вкладывая в это движение все свое чувство. Но, спохватившись — опять нюни распустила! — быстро захлопнула дверцу.

Эйден не шел у нее из головы. Проклятие! Она не допустит, чтобы их отношения прервались из-за непонимания и взаимных обид. Да и вообще она не хочет, чтобы они прерывались.

В зеркале она увидела, что в ее широко распахнутых глазах притаился испуг. Боже правый, о чем она думает?

О том, что Эйден может измениться к лучшему, ответила она себе. А почему бы и нет? Он так мил и заботлив с Мэдди сейчас; что мешает ему остаться таким и впредь? Это потребует известных усилий и помощи со стороны, и ее может оказать доктор Грогэн. Лишь бы Эйден сам того захотел.

Никогда он не захочет. Характер не позволит.

К чему, однако, ставить под сомнение свои надежды? Конечно, нет уверенности, что они сбудутся, но ее задача — сделать все, что возможно, для Эйдена и для сохранения их брака.

Но как исправить возникшую вчера вечером ситуацию? Что делать?

Да мало ли что можно предпринять в данных условиях! Прежде всего надо снять джинсы и простую белую блузку и надеть что-нибудь более нарядное, к примеру облегающий костюм светло-кремового цвета — он всегда нравился Эйдену. Затем она наложит на лицо грим и сделает прическу. Впрочем, нет, волосы лучше оставить распущенными.

Дальше. Что же дальше? Ах да, они собирались в поездку на Кейп-Код сразу после визита к доктору Грогэну. Эйден, возможно, сейчас уже не захочет ехать, но она предложит. Предложит даже поехать вдвоем, только она и он, а ребенка оставить на попечение миссис О'Брайен. При таком тесном общении напряженность между ними, скорее всего, спадет. А может, вновь возгорится пламя любви и нежности, пылавшее между ними вчера.

Сделав все, как она замыслила, и придирчиво оглядев себя в зеркале, Джилл пришла к выводу, что выглядит достаточно привлекательной. Беда в том, что они с Эйденом давно миновали тот период, когда внешняя привлекательность заслоняла все проблемы, даже такие серьезные, как теперешние.

Ночью она удивлялась — как это Эйден мог хоть на миг подумать, что у нее с Эриком роман?! Но утром, на свежую голову, поняла, что к чему: предположим, она бы подслушала подобный разговор Эйдена с другой женщиной, в первую очередь рассуждения об адвокате-людоедке. Она бы тоже прониклась подозрениями.

Следует немедленно, не откладывая в долгий ящик, рассеять все его сомнения. У нее с Эйденом и без того столько реальных проблем, что уж воображаемые им не нужны абсолютно. Да и не может она допустить, чтобы Эйден считал, будто она его обманывает.

Едва она вышла из спальни, как услышала хныканье Мэдди. Джилл вздохнула. Она-то собиралась спуститься в кухню до ее пробуждения и приготовить на завтрак что-нибудь из ряда вон выходящее. Ну ничего. Эйден вообще-то не очень привередлив в еде.

Спускаясь по ступеням с Мэдди на руках, она старалась шагать бесшумно — чтобы не разбудить мужа. Он, однако, уже сидел на кухне и читал. При появлении Джилл он опустил газету ровно настолько, что она смогла увидеть, как вместо приветствия он кивнул головой, и заметила, что он в костюме.

— Ты собираешься на работу? — обмерла она.

— Да! — От холода, исходившего от его голоса, могла бы появиться изморозь на окнах.

Сердце Джилл ухнуло вниз.

— Но ты же не можешь!

— Это почему же? — Он снова обратился к газете, даже не обратив внимания на то, что жена принарядилась.

— Тебе еще рано ходить на работу!

— Я так не думаю.

Потрясенная Джилл посадила Мэдди на высокий стульчик, а сама принялась готовить для нее кашу.

— Привет, золотко! — Эйден поздоровался с Мэдди как ни в чем не бывало.

Помешивая кашу ложкой, Джилл наблюдала за ними. К Мэдди Эйден относился по-прежнему — и то хорошо. Если бы и дальше так было!

Она поставила перед стульчиком стул — кормить Мэдди.

— Я ее покормлю. — Эйден поднялся со своего места.

Он, конечно, с легкостью мог испачкать свой роскошный костюм, и Джилл уже открыла рот, чтобы отговорить его от этой затеи, но передумала. Чем больше времени он будет проводить с Мэдди, тем труднее ему будет расстаться с ней.

— Ладно, корми. А я приготовлю ей фрукты.

Жизнь, казалось, вернулась в свою нормальную колею. Или, напротив, — в ненормальную: Джилл теперь уже и не знала, как оценивать интерлюдию в их отношениях с Эйденом после авиакатастрофы. Он накормил девочку. С помощью кухонного полотенца поиграл с ней в прятки, повертел в руках плюшевого мишку, изображая танец.

Но в остальном все было иначе. С Мэдди-то он возился, но на нее — на Джилл — не обращал никакого внимания. И был холоден как лед.

И к тому же это его стремление пойти на работу!

— Постой! — воскликнула она, идя следом за ним в гостевую, и попыталась улыбнуться.

Но он не поднял головы, продолжая что-то искать в портфеле. Только вздохнул, как бы говоря «оставь меня в покое».

— Эйден, я только хотела спросить… — Она стояла у письменного стола, стараясь казаться спокойной. — Мы вот собирались завтра на Кейп-Код, так я…

— Не беспокойся, я уже отказался от номера.

Сердце ее упало чуть ли не ниже пяток.

— Я не это имела в виду. Я надеялась, что мы сможем поехать.

— Шутишь, должно быть, — бросил он.

— Нет, не шучу. Ты прав, у нас есть проблемы, но, как раз уехав на пару дней, мы сможем их устранить.

Эйден застегнул портфель и насмешливо посмотрел на нее.

— Я так не думаю, — бросил он и направился к двери. — Я возьму твою машину. Не возражаешь?

— Эйден!

— Что? — Это прозвучало как удар хлыста.

— Прошу тебя, не ходи на работу. Останься дома. Мы опять пойдем гулять в лес или же поедем, куда ты только захочешь. Нам просто необходимо поговорить и все поставить на свои места.

Несколько секунд он пристально смотрел на нее, затем моргнул и отвел глаза.

— Мне действительно необходимо появиться на работе.

— Проклятие! Как, по-твоему, может сохраниться наша семья, если ты не хочешь мне помочь?

— Да, я не помогаю. Но и не мешаю. Я просто соблюдаю осторожность. Жду, пока не прояснится вся картина. А сейчас извини.

Джилл не оставалось ничего иного, как дать ему уйти.