Глава 7. Аид

На вкус она как лето. Не знаю, как такое возможно, если она только что спала в ванне, а за окном глухая зима, но это правда. Я запускаю ладони в ее густые волосы и наклоняю ее голову, чтобы было удобнее. Заключение сделки – самый неубедительный предлог, для поцелуя. Нет оправдания тому, что я целую ее все сильнее. Никаких оправданий, кроме того, что хочу ее. Персефона сокращает оставшееся между нами расстояние и оказывается полностью в моих объятьях. Теплая, такая мягкая, и, черт подери, она прикусывает мою нижнюю губу, будто и впрямь хочет этого.

Словно я не использую ее в своих интересах.

Эта мысль выводит меня из оцепенения, и я заставляю себя сделать шаг назад, а за ним и еще один. Всегда существовали пределы, за которые я отказывался выходить, обозначенные границы, такие же непрочные, как и те, что не дают Зевсу вторгнуться в нижний город. Но это не отменяет того факта, что я еще никогда их не нарушал.

Персефона смотрит на меня, хлопая глазами, и впервые с момента нашей вчерашней встречи выглядит настоящей. Не олицетворением солнечного луча. Не пугающе спокойной женщиной, оказавшейся в безвыходной ситуации. Даже не безупречной дочерью Деметры, которой прикидывается на людях. А просто женщиной, которой поцелуй понравился так же сильно, как и мне.

Или я проецирую на нее собственные ощущения, и это всего лишь одна из ее многочисленных масок. Я не могу быть уверен, а потому делаю третий шаг назад. Не имеет значения, что остальной Олимп думает обо мне, призраке, я не позволю себе доказать, что они правы.

– Начнем сегодня.

Персефона вновь хлопает глазами, и я почти слышу, как ее немыслимо длинные ресницы, словно опахалом, касаются щеки.

– Мне нужно поговорить с сестрами.

– Ты сделала это вчера.

Как же увлекательно наблюдать, когда она окружает себя броней. Сначала слегка, совсем чуть-чуть выпрямляет спину. Затем улыбается веселой, обманчиво искренней улыбкой. Наконец, в ее карих глазах появляется наивный взгляд. Персефона складывает перед собой руки.

– У тебя установлена прослушка. Так я и думала.

– Я параноик. – Это правда, но далеко не вся. Мой отец не сумел защитить своих людей, свою семью, потому что все принимал за чистую монету. По крайней мере, мне всегда так говорили. Даже если учесть, что Андреас окрашивал события собственным субъективным восприятием, факты остаются фактами. Мой отец доверял Зевсу, и они с матерью погибли. Я бы тоже погиб, если бы не откровенная удача.

Персефона пожимает плечами, будто ничего другого не ожидала.

– Тогда узнаешь, что мои сестры вполне способны заявиться к тебе на порог, если зададутся целью, и плевать им на реку Стикс. Такие они упрямые.

Не хватало только, чтобы у меня в доме появились еще женщины вроде Персефоны.

– Позвони им. Я попрошу кого-нибудь подыскать тебе одежду и принести в твою комнату. – Я поворачиваюсь к двери.

– Подожди! – В ее безупречном спокойствии слышится крохотный надрыв. – И все?

Я оборачиваюсь, ожидая увидеть страх или, может, злость. Но нет, если я верно читаю эмоции, в ее глазах таится разочарование. Но мне тяжело в это поверить. Я не имею права так сильно ее хотеть, она здесь лишь потому, что ей больше некуда идти.

Будь я хорошим человеком, то сам бы вывез ее из города и дал достаточно денег, чтобы дотянуть до дня рождения. Персефона права, ей хватило сил пересечь реку, и при должной помощи их, скорее всего, хватит, чтобы уехать из города. Но я не хороший человек. И, несмотря на все внутренние противоречия, которые вызывает во мне наша договоренность, я хочу эту женщину. А теперь, когда она сама предложила мне себя в невыгодной сделке, я намерен заполучить ее.

Но не сейчас.

А когда это послужит нашей обоюдной цели.

– Продолжим разговор вечером. – Я выхожу из комнаты и отправляюсь к себе в кабинет. Она раздраженно вздыхает, и меня радует ее раздраженный вздох.

У моего вчерашнего поступка, как и у сделки, которую я заключил с Персефоной, будут последствия. И я должен подготовить к ним своих людей.

Я нисколько не удивлен, обнаружив, что Андреас ждет меня в кабинете. В руках у него кружка с кофе или виски (а может, и с тем и другим), и одет он в свои привычные брюки и шерстяной свитер, словно передо мной самая странная на вид помесь рыбака с генеральным директором, какую только видел свет. Татуировки, покрывающие его обветренные руки, доходят до самой шеи и лишь усиливают противоречие. Все, что осталось от его волос, давно поседело, и выглядит он ни минутой младше своих семидесяти лет.

Когда я вхожу и закрываю дверь, он поднимает взгляд.

– Я слышал, ты выкрал женщину Зевса.

– Она сама пересекла границу.

Он качает головой.

– Тридцать с лишним лет избегали неприятностей, а потом ты пускаешь все коту под хвост ради хорошенькой штучки в короткой юбке.

Я отвечаю ему взглядом, которого заслуживает это утверждение.

– Я слишком часто прогибаюсь во всем, что касается этого мерзавца. Раньше это было необходимо, но я уже не ребенок. Пора поставить его на место. – Именно этого я хотел с тех пор, как стал достаточно взрослым и начал понимать масштаб всего, что он у меня отнял. Поэтому я много лет собирал на него информацию. Такую возможность я упустить не могу.

Андреас медленно и протяжно выдыхает, в его водянисто-голубых глазах таится незабытый страх.

– Он уничтожит тебя.

– Возможно, лет десять назад он был способен на это. Но не теперь. – Я был очень осторожен, тщательно выстраивал основу своей власти. Зевс убил моего отца, когда тот был слишком неопытен и еще не мог отличить друга от врага. А я всю свою жизнь готовился к тому, чтобы одолеть этого монстра. И хотя до своего семнадцатилетия я был Аидом лишь номинально, в итоге я шестнадцать лет пробыл у руля. Если и существовал подходящий момент, чтобы это сделать – провести черту и подзадорить Зевса ее перейти, то он настал. Неизвестно, будет ли у меня еще один шанс, вроде этого, чтобы унизить Зевса и окончательно выйти на свет. От мысли о том, что все глаза Олимпа устремлены на меня, живот сводит от неприятного чувства, но уж слишком долго Зевс посматривает на нижний город и делает вид, будто он здесь правитель. – Пора, Андреас. И уже давно.

Он снова качает головой, словно я его разочаровал. Наверное, это слишком много для меня значит, но Андреас уже давно служит в моей жизни надежной путеводной звездой. И то, что он несколько лет назад ушел на пенсию, ничего не меняет. Он как дядя, которого у меня никогда не было, однако он никогда не пытался исполнять роль отца. Ему хватает ума этого не делать. Наконец, он наклоняется вперед.

– И каков твой план?

– Буду три месяца посылать его куда подальше. Если он перейдет через реку и попытается вернуть Персефону, остальные из Тринадцати его не поддержат. Они не просто так заключили договор.

– Тринадцать не спасли твоего отца. С чего ты решил, что они спасут тебя?

За последние несколько лет мы уже тысячу раз спорили об этом. Подавив раздражение, я пытаюсь объяснить.

– С того, что договора не существовало, когда Зевс убил моего отца.

Чудовищно то, что моим родителям пришлось умереть, чтобы был заключен этот договор, но, если среди Тринадцати начнется неразбериха, это повредит их благополучию, а их волнует только это. Один из редких случаев в истории Олимпа, когда Тринадцать достаточно долго работали сообща, чтобы бросить вызов власти Зевса и заключить соглашение, которое никто не желает нарушать.

Зевс не может попасть сюда, а я не могу отправиться туда. Никто из нас не в силах причинить вред другому члену Тринадцати или его семье, не оказавшись впоследствии стертым с лица земли. Чертовски жаль, что это правило, судя по всему, не распространяется на Геру. Прежде эта роль была одной из самых могущественных, но последние несколько Зевсов понизили ее до номинальной должности своих супруг. Это позволило Зевсу оставаться безнаказанным, потому что Геру воспринимают лишь как дополнение к его должности, а не как самостоятельную фигуру.

Если Персефона выйдет за него, договор не обеспечит ей безопасность.

– Вряд ли это надежный план.

Я улыбаюсь, хотя улыбка получается вымученной.

– Тебе станет легче, если мы удвоим охрану мостов на случай его попытки переправить через реку ничтожную армию Ареса? – Этого не случится, и мы оба это знаем, но я уже успел усилить меры безопасности на случай маловероятного нападения Зевса. И меня не застигнут врасплох, как моих родителей.

– Нет, – ворчит он. – Но, полагаю, это начало. – Андреас ставит кружку. – Ты не можешь оставить девчонку у себя. Вытирай об него ноги, если хочешь, но оставлять ее нельзя. Он этого не допустит. Возможно, он не может выступить против тебя в открытую, но непременно заманит в ловушку, чтобы вынудить нарушить договор, и тогда вся мощь этих распрекрасных дураков обрушится на тебя. Даже ты не сможешь это выдержать. И уж точно не смогут твои люди.

Вот и оно. Постоянное напоминание о том, что я не простой человек, что на моих плечах лежит груз ответственности за многие жизни. В верхнем городе ответственность за жизни жителей ложится на двенадцать пар плеч. А в нижнем – только на мои.

– Это не станет проблемой.

– Это ты сейчас так говоришь, но, будь это правдой, ты вообще бы ее сюда не привел.

– Я ее не оставлю. – Даже мысль об этом абсурдна. Я не могу винить Персефону за то, что она не хочет становиться женой Зевса, но все же она симпатичная принцесса, которая всю жизнь не знала ни в чем нужды. Быть может, ей хочется пуститься во все тяжкие, пока не кончится зима, но при одной только мысли о том, чтобы остаться здесь навсегда, она пулей умчится прочь. Ничего страшного. В долгосрочной перспективе мне такая женщина не нужна.

Наконец Андреас кивает.

– Полагаю, уже слишком поздно об этом беспокоиться. Ты доведешь дело до конца.

– Доведу. – Так или иначе.

Что нужно сделать, чтобы вынудить Зевса нарушить договор? Думаю, совсем немного. О его ярости ходят легенды. Он не отнесется доброжелательно к тому, что я «осквернил» его красавицу-невесту у всех на глазах. Довольно легко организовать небольшое представление перед нужными людьми, которые гарантированно и со скоростью лесного пожара распространят по Олимпу слухи. Болтунов достаточно, и Зевс может счесть, что должен совершить опрометчивый поступок. Тот, что будет иметь реальные последствия.

Более того, жители Олимпа наконец-то столкнутся с правдой лицом к лицу. Аид – не миф, и я с огромным удовольствием исполню роль призрака в реальной жизни, если это поможет мне достичь цели.

Выражение лица Андреаса становится задумчивым.

– Держи меня в курсе.

– Конечно. – Я сажусь на край стола. – Как раз когда в очередной раз напомню тебе, что ты на пенсии.

– Ишь ты! – отмахивается он. – Говоришь, как этот маленький засранец Харон.

Учитывая, что Харон – его родной внук и близок к тому, чтобы стать моей правой рукой, его вряд ли уместно описывать словами «маленький засранец». Ему уже двадцать семь, и он гораздо более одарен, чем большинство людей в моем подчинении.

– Он хочет как лучше.

– Он навязчивый.

Раздается стук в дверь, и парень собственной персоной заглядывает в кабинет. Он копия своего деда, отличается лишь шириной плеч и густыми темными волосами. Но ясные голубые глаза, квадратный подбородок и уверенность – все при нем. Заметив Андреаса, он расплывается в улыбке.

– Привет, дед. Тебе бы поспать.

Андреас взглядом мечет молнии.

– Не думай, что я не смогу выпороть тебя, как раньше, когда тебе было пять лет.

– Даже не мечтал об этом. – Тон его голоса говорит об обратном, но в общении с Андреасом ему всегда нравилось играть с огнем. Харон заходит в комнату и закрывает за собой дверь. – Ты хотел меня видеть?

– Нам нужно обсудить изменения в работе охраны.

Загрузка...