Неоспоримая. Я куплю тебе новую жизнь

Глава 4

Испания, около трех месяцев спустя…

Аравин машинально прослеживал неторопливое передвижение стрелок больших настенных часов. До боя оставалось тридцать две минуты. В раздевалке по обыкновению тихо. Он сконцентрирован, спокоен и уверен.

Роман Натанович Щукин, который тренировал Егора с одиннадцати лет, не был столь же уверенным.

Но молчал.

У Аравина отличная физическая форма, сильный удар, умение отключаться от всего и концентрироваться во время боя. Он вынослив и терпелив. В конце концов, на его стороне молодость. Двадцать четыре – хороший возраст для боксера, если учесть, что у него позади более десяти лет тренировок, спарринг-боев, оттачивания техники и шесть лет профессиональной карьеры. Но Натаныч сомневался в психологической готовности парня. Хотя если не сейчас, то вряд ли он будет более готов позже. Аравин – тяжелый человек. Впрочем, его вины в этом нет. Слишком много внешних факторов повлияло на него.

– Мохаммед Али стал чемпионом мира в двадцать четыре, – задумчиво сказал Щукин, нарушая тишину. Обращался скорее сам к себе, поэтому парень вслух не отреагировал на замечание тренера, только кивнул.

Аравин не для красивой жизни занимался боксом. Он жил ради бокса. Тринадцать лет назад, едва увидев Егора, впервые ступившего на ринг, Щукин понял, что заниматься тот будет серьезно. Парень пришел в зал не для того, чтобы надрать кому-нибудь задницу, и не для того, чтобы получить славу. Тогда Егору бокс помог удержаться на плаву, не потонуть в пучине своей агрессии и злости. Сейчас парень действовал более планомерно, мыслил профессиональнее. Но все равно Аравин считался агрессивным боксером. Он не щадил противника. Если тот выходил на ринг, поднимался после сокрушительного удара, давал согласие на продолжение боя – Аравин действовал жестко, отработанно, шел до победного.

– Кортес будет пытаться задавить тебя к канатам. Это его фишка. Помни об этом, – последние наставления Щукин дает взволнованно. Увы, ему не присуща аравинская сдержанность. Именно это в свое время помешало стать чемпионом. – Не нападай первым, работай в защите. Ты выносливее. Дай ему выдохнуться.

Парень лишь сдержанно кивнул. Если бы не этот мало-мальски активный жест с его стороны, постороннему наблюдателю могло бы показаться, что он вообще не слушает. Но Натаныч знал, что Егор его слышит и впитывает все наставления, как губка.

– На твоей стороне молодость и скорость. Кортес тяжелее и медленнее. Но и сильнее. Помни об этом. Держи блок.

Аравин снова кивает.

– Он едет на старой базе. Берет опытом и силой.

– Знаю.

– Будь внимателен! Не давай злости взять над тобой верх. Здесь важна не столько сила удара, сколько ее своевременность. Ты должен угадать момент и нанести удар. Методично, точно, размеренно.

– Хорошо.

Шум толпы, свет софитов, единичные крики, свист… Мрачный гонг, от которого все в душе переворачивается, независимо от того, как ты настроен. Первый взгляд на соперника. Яростное обещание проигрыша в его глазах. Но Аравин спокоен. Подобные психологические атаки не пронимают его. Его настрой на бой глубже. Там, где может идти только внутренняя борьба. И никто не способен повлиять на него. Хотя адреналин уже вовсю бурлит в крови, атаковать противника он начнет позже. Сейчас он для него просто спортсмен. И гордо демонстрируемый Кортесом чемпионский пояс – лишь титул, который Аравин у него отнимет.

В любом спорте, где сталкиваются противники, все знают, что соперник делает то, что ему позволяют делать. Поэтому недостаточно быть просто физически сильным. Ты должен не дрогнуть внутренне. Не допускать мысли о том, что можешь проиграть. Иначе противник прорвется сквозь твои сомнения.

Раунд первый

Как и предполагал Натаныч, Кортес начал жестко. Удары преимущественно боковые и энергозатратные. Аравин работал на защиту, методично отслеживая тактику противника. Перед боем Егор пересмотрел все бои Кортеса. Но до конца понять и изучить соперника можно только во время боя. Когда, переварив всю информацию, мысленно делаешь ставку на его поведение и молниеносно получаешь либо подтверждение, либо смену тактики.

Раунд второй

Аналогичен первому. Зрители начали зевать. Егор выглядел расслабленно. Легко двигался по рингу. Но внутри его сковывало напряжение. Он сдерживал себя. Держал блок и осторожно «пробовал» удары, буквально прощупывая соперника. В данный момент ему было важно сохранить «холодный ум» во время боя.

Раунд третий

Кортес совершил первую попытку оттеснить Аравина к канатам. Он никогда не был терпелив. Видимо, и сейчас стремился закончить бой быстрее и зрелищнее. Но Егор держал защиту и не собирался уступать противнику.

В один момент Кортес открылся, и Аравин, решив, что грех не воспользоваться моментом, пробил первый по-настоящему сильный удар. Именно этот хук показал испанцу, что не все так просто. И удивление в его глазах ясно выдало тот самый момент, когда Кортес забеспокоился. Сомнение скользнуло в его глазах, несмотря на то, что физически он стойко выдержал удар.

Раунд четвертый

Кортес начал отставать. Егор перешел в нападение.

– Рано, Егор, рано, – кричит ему Натаныч. – Чуть спокойнее.

Это был тяжелый для обоих соперников раунд. Сила граничила с яростью.

Раунд пятый

Кортес дышал тяжело, но не сдавался. Он попытался пробить защиту Аравина, нанося сильные удары в рваном ритме. Егор действовал также жестко. Но во время атаки сложнее держать защиту. Несколько точных ударов Кортеса, и знакомое жжение опалило Егора. Бровь. Его слабое место. Мало какие бои проходили без подобных рассечений. Врач иногда шутил, что это из-за слишком нежной кожи Егора. На самом деле – частая травма всех боксеров.

Кровь начала сочиться моментально, и рефери дал команду на остановку боя.

В перерыве

Доктор смазал рассеченное место специальной мазью, которая приглушает боль и подобно монтажной пене останавливает кровь.

– Правое плечо немеет, – сдавленно сказал Аравин тренеру, как только вынули капу.

– Это плохо, – Натаныч нахмурился. – Начинай работу во всю силу. Долго не протянешь. Но и Кортес сдал. У тебя хорошие шансы.

– Я справлюсь. Стану в правостороннюю стойку.

Натаныч смерил парня долгим взглядом и кивнул. Егор правша. На тренировках он работал в правосторонней стойке, но выступал исключительно в удобной ему левосторонней[2].

– Это может стать решающим фактором… – в голосе тренера неуверенность. – Но с другой стороны, Кортес сейчас меньше всего этого ждет.

Щукин кивнул, давая согласие.

Раунд шестой

Мышцы ныли. Но Егор чувствовал, как энергия бурлит в его теле. Он был практически уверен в своей победе. Действовал быстро, бил точно и размеренно. Заплывший глаз и немеющее плечо отвлекали, но не настолько, чтобы сложить руки и дать себя добить. Наступил момент, когда Егор настолько сосредоточен, что не слышит рева публики. Он видит перед собой только противника. И смена стойки позволила ему застать Кортеса врасплох. Тот не успел перестроиться. Прямой удар левой рукой угодил испанцу в центр груди.

Раунд седьмой

Максимальное сосредоточение воли и энергии на выходе удара – Кортес рухнул на пол ринга. Аравин сразу же отступил. Каждый раз в такие моменты, наблюдая, как рефери ведет счет, он представлял себя на месте противника. Егор мысленно советовал ему оставаться на полу. Но Кортес поднялся. И тогда Аравин действовал основательно жестко. Серия сильных ударов принесла ему победу, а Кортесу – окончательный нокаут.

Аравин стал чемпионом мира по версии WBO[3].

В груди колыхнулось чувство радостного удовлетворения. Он приехал сюда за победой. И он ее получил. Чемпионский пояс перешел к нему.

Егор был доволен проделанной работой, но поздравления принимал сдержанно и отстраненно. Откровенно радовался Щукин. Поднял затянутую в перчатку руку Егора вверх, что-то выкрикнул и, наконец, просто обнял его. Да так, что называется, стиснул в медвежьих объятиях. В этот момент Аравин сверкнул широкой искренней улыбкой, и фотографы поймали этот кадр.

За три тысячи километров от Испании, в родном городе Аравина, взволнованно билось сердечко человека, который переживал за Егора сильнее всех. Несмотря на позднее время, Стаська сидела у монитора своего компьютера и напряженно всматривалась в нечеткую картинку прямой трансляции. Взгляда не отводила ни на мгновение. Боялась пропустить малейшее движение соперников. Пыталась рассмотреть эмоции Егора. Но толком ничего не улавливала. Операторы снимали соперников сбоку. Да и не настолько близко, чтобы вглядеться в лицо. Поэтому, когда камера поймала крупным планом Егора, девушка буквально застыла. Мелкие мурашки пробежали вдоль позвоночника. Дышала неровно. Рывками. Будто моментами забывала, как это делается, а потом догоняла ритм.

Не сразу уловила смену картинки. Потерялась в последних событиях, произошедших на ринге. Чуть расслабилась и успокоилась, когда пришло время перерыва.

Стася оглядела себя отстраненно. Мятая пижама, взлохмаченные волосы. Из-за неподвижного сидения затекли ноги, а и без того скромный маникюр на руках обгрызен в минуты отчаянного волнения за Егора. Только Аравин никогда этого не узнает.

Сейчас Стася как никогда понимала значение фразы «чем дальше ты, тем ближе». Истрепала себе душу задолго до боя. Следила за новостями, которые щедро появлялись в интернете. Щукин часто давал интервью, в отличие от своего подопечного. И хотя информация, которой он делился, была весьма обтекаемая, девушка с благодарностью слушала ее. Когда Роман Натанович убеждал, что подготовка идет хорошо, верила. И его же заявление, что Аравин готов к бою, восприняла с уверенной радостью.

Появилось много новых кадров с Егором. Фото были сделаны в самых различных местах, точно поминутно Аравина преследовали то журналисты, то фанаты. Аэропорт, гостиница, пробежка, спортклуб…

Стася засыпала с этими фотографиями. Могла часами рассматривать и фантазировать относительно его планов, ощущений и мыслей.

Банально скучала. И злилась на себя за это.

«Бестолковая! Какая глупость…»

Привыкла она к такой виртуальной привязанности. Любила вспоминать рассказы Алисы об их детстве и юности. Но что она знала о нем лично?

Отчетливо помнила, как грубо отчитывал в день годовщины смерти сестры. Как проявил пустое безразличие по отношению к ней и бабе Шуре. Но в то же время держала в сердце их первую встречу. Его трепетное отношение к Алисе. Глаза, полные отчаянного бессилия и боли. Человеческие чувства, которые прорывались сквозь плотину отчужденности.

Увидев, как после серии попаданий Кортеса кровь залила лицо Аравина, девушка едва не закричала. Остановило лишь то, что в соседней комнате спала баба Шура. Ее буквально охватила паника, слезы брызнули из глаз, руки задрожали. Она больше не могла сидеть спокойно. Вскочила с кресла. Снова села. И так несколько раз. При этом не могла оторвать взгляд от монитора. Облегченно выдохнула, лишь когда врач смыл кровь и обработал рану. Наперед знала, что Егор продолжит бой, поэтому не удивилась, когда после короткого разговора со Щукиным он снова вышел на ринг.

Минуты последнего раунда длились бесконечно долго. У девушки перехватывало дыхание каждый раз, когда перчатки Кортеса достигали своей цели. Если бы бой продлился положенные двенадцать раундов, у нее бы просто не выдержало сердце.

Но Аравин, к огромной радости своих болельщиков, закончил бой намного раньше.

Первая эмоция, которую Стася испытала после победного нокаута – облегчение.

Вздохнула прерывисто. А затем застыла со счастливой улыбкой посреди комнаты. Долго так стояла. Не шевелилась, и выражение лица не менялось. От этой улыбки даже скулы заболели.

Хотелось бесшабашно подпрыгнуть и закричать во весь голос. Но даже если бы она могла себе такое позволить… У Стаси просто не осталось сил на подобные эмоции.

На автомате выключила компьютер и, наслаждаясь возникшей тишиной, скользнула на мягкую постель, укрываясь с головой теплым одеялом. Всегда так делала. Неподвижно лежала несколько секунд, согреваясь. И только потом открыла лицо, оставаясь укутанной по шею.

Утром нужно будет рано встать и выполнить домашнее задание по высшей математике перед колледжем. Днем это ей никак не удавалось. Мысли путались, и решение тригонометрического уравнения не увенчалось успехом.

Потушив ночник и прикрыв глаза, попыталась уснуть. Успела лишь выровнять дыхание, когда недолгую тишину нарушила переливистая мелодия телефонного звонка.

В такое время мог звонить только один человек.

Стася потянулась к тумбочке и, взяв телефон, бросила взгляд на дисплей смартфона. Как и предполагала, это был Артем.

– Да, – просипела она в трубку.

– Ну что, Сладкова, выдохнула? Жив твой родственничек и даже вроде как чемпион теперь, – Соколовский шутил в своей манере, но в голосе парня явно слышно еще что-то. Неожиданно Стасе показалось, что это зависть. Подобная догадка слегка шокировала. Раньше со стороны Артема она не замечала подобных эмоций. Поэтому решила не акцентировать на этом внимание.

– Почему вроде как, Соколовский? Пояс WBO – это очень круто.

– Знаю-знаю. Просто решил подразнить тебя. Теперь, когда ты спокойна и довольна, пойдешь со мной в кино?

Девушка невольно вслушивалась в интонацию Артема. Голос был веселым.

«Наверное, просто показалось».

Расслабленно откинувшись на подушку, Стася хмыкнула.

– Хорошо. Только пускай это будет не фантастка и не ужастик. Ок?

– Насть, ты струсила?

– Определенно, нет, – спокойно отреагировала на подкол друга. А потом и вовсе решила перейти на более важную тему: – Соколовский, у меня с тригонометрией проблемы.

– Дай-ка угадаю, взаимная нелюбовь? – не поддержал он ее озабоченный тон.

– Артем, я серьезно, – устало выдавила Стася. – Если я не напишу эту контрольную хотя бы на четверку, баба Шура с меня три шкуры снимет. Поможешь?

– Помогу, – наконец внял Соколовский.

– Ладно, уже поздно. Пока.

– Кстати, ты слышала, как комментатор назвал твоего Аравина? – не дал ей отключиться Соколовский.

– Мм…

– Стальной русский волк.

По возвращении домой Аравин некоторое время отдыхал. Натаныч не пускал его в зал и не поддавался ни на какие уговоры.

– Рано тебе, сынок. Восстановись, как следует. Что ни говори, а поединок был тяжелый.

Егор и сам это понимал. Во время боя, когда адреналин бурлит в крови, когда азарт и желание победы затмевают боль и усталость, кажется, что все довольно сносно. Настоящая усталость и боль приходят после. Именно после можно адекватно оценить, насколько сложным был поединок.

«Аравин умеет улыбаться, – написали в спортивной прессе. – Он запутал Кортеса. Сначала долго изучал, а затем продемонстрировал, что тоже обладает не менее сокрушительным ударом. К тому же на его стороне были скорость в движениях, ловкость и большая сосредоточенность. Мы увидели не просто яростную жесткость и стремление к победе. Здесь была безумно медленная для Аравина тактика, буквально шаг за шагом. Он показал всему миру бокса, что умеет действовать на любой дистанции, и при этом он может быть как агрессором, так и игровиком. Он одинаково хорошо работает как первым, так и вторым номером».

– Молодец, сынок, – сказал Щукин, отбросив газету в сторону.

В зале было пусто. За окном уже стояла глухая ночь. Только Аравин со Щукиным не торопились уходить. Сидели прямо на матах, а рядом с ними на разложенной шахматной доске – початая бутылка водки и импровизированная закуска. Жесткое нарушение режима могли себе позволить только после боя. Не то чтобы нуждались в этом физически. Скорее психологически, один день хотелось прожить, как простые смертные – с водкой и салом. Кутежи Аравина после смерти сестры не вспоминали.

Натаныч уверенной рукой разлил горючее по пластиковым стаканчикам и, шумно выдохнув, залпом осушил свою порцию.

Схватив маринованный огурчик и кусок ржаного хлеба, молча зажевал.

– Вина у меня перед тобой, Егор, – тяжко начал тренер. – Не могу простить себе…

Аравин догадался, о чем говорит Натаныч, но промолчал. Не собирался помогать Щукину. А тот выдерживал паузу. Определенно не специально. Слова подбирал. Как будто удачной фразой возможно смягчить реальность.

– Если бы ты знал, сколько раз я себя тогда корил за то, что не пустил тебя к сестре. Камень на душе, – выдавил Натаныч. А в глазах подозрительно влажно. – Прости, если сможешь.

Егор долго молчал и стакан свой все никак не решался осушить. Понимал, что Щукин ждет от него прощения. И не мог его ему дать. Потому что злился. Больше двух лет прошли, а смерть сестры – все еще кровоточащая рана. И меньше всего Егору нужно, чтобы кто-то ее сейчас деребенил.

– Бог простит, – без лишнего пафоса. – А мне своих грехов хватает, – сухо добавил Аравин.

Резким движением поднес стакан к губам и опрокинул в себя огненную жидкость.

– Черт возьми, скажи, что думаешь! – недовольно воскликнул Натаныч.

Аравин посмотрел на него абсолютно спокойно.

– Я так и сделал. Сколько лет знакомы, должен понимать уже, что мне незачем врать, чтобы щадить твои чувства, – откровенно ответил Егор. – А что ты хочешь услышать? Злюсь. Но решение не один ты принимал. И давай на этом закончим разговор.

– Вот никогда нормально с тобой не поговоришь, – с досадой в голосе сказал Щукин. – Ну, а как та девчонка, которую ты тогда привез домой?

Вечно Щукин лезет, куда не следует. Как будто так сложно посидеть молча. Почему-то, как бабка-сплетница, всегда хочет что-то разузнать.

– Да хрен ее знает, как она, – несмотря на содержание фразы, тон ровный. – Видел пару раз. И честно говоря, приятными эти встречи не назовешь. Сидит дома на печке и в ус не дует… – на секунду умолк. Потом неожиданно вспомнил хвасты Александры Михайловны и добавил: – Рисует на досуге.

– А вот здесь ты не прав, – мягко сказал Натаныч. Голос его был каким-то чересчур довольным. Сейчас вывернется, доказывая его недостойное поведение. – На Александру Михайловну, значит, спихнул? Не прав. Ой, не прав.

Егор едва сдержался, чтобы не приложить тренера в глаз. Слегка. На самом деле он давно привык к тому, что Натаныч постоянно лезет в его жизнь. Иногда даже позволял ему это. Иногда нет. Но сейчас его разозлил сам добродушно-поучительный тон говорившего.

Смолчал и рук не протянул. Не позволил себе. Не мог позволить. Если кого-то Аравин уважал в этой жизни, так это тренера. Поэтому молчал. Только засопел громче.

– Тебя сестра просила. А ты не сдержал слово.

Щукин, склонив голову, снова разливал горючее, поэтому не видел, как разозлился Егор. Но ему и видеть этого не надо было. Слишком хорошо он знал парня. Понятное дело, взбесился.

– Она просила забрать ее, – сдержанно ответил Егор, отмечая размеренное биение сердца в груди и пытаясь удержатся на грани. – Воспитывать никто не просил. Да и ты представь, если бы я ее воспитывал?

«Оправдывается, – мысленно заметил Щукин, – значит, чувствует себя виноватым».

– Я? – продолжал парень, а Натаныч только кивал, хоть и не был согласен. – Полжизни я провожу на ринге. Дома хочу тишины, – не сказал одиночества, – а она маленькая грымза.

– Вряд ли юная девка может считаться грымзой.

– Какая разница? Ты меня понял, Натаныч. Дрянной характер, тяжелое детство…

– Хмм… как знакомо, – не сдержался тренер. Поддел иронично, но по-доброму. – Ты точно сейчас о ней, а не о себе говоришь?

– Там все по-другому, – тут же отмахнулся Егор. – Она эмоциональная! Выплескивает на других.

– А это хорошо. Ты хотя бы будешь знать, что у нее в голове. Тяжелее, когда вот так, как у тебя – на все положить…

– Так, мы что, меня сейчас будем обсуждать? – вконец раздраженно спросил парень. – Тогда я с «удовольствием» выслушаю твой монолог. Диалога не жди.

– Я тебя сейчас вот этой гирей по башке благословлю, все равно «потрепанный» ты у меня, и поговорим.

Услышав о такой перспективе, Егор неожиданно растянул рот в ухмылке.

– Натаныч, не трепли нервы, дорогой. Тебе своей жизни мало, что ли? Что ты ко мне лезешь постоянно?

– А что у меня? Жена? Дети? Внуки? – горько прозвучали эти существительные. – Пусто. Один как сыч. Без роду, без племени. Тебе такого не желаю.