Возвращаясь домой, лорд Мельбурн не торопился и не погонял лошадей. Ему требовалось время, чтобы обдумать ответы на вопросы, которые непременно должна была задать ему леди Ромина.
В его груди постепенно поднималась волна раздражения — ведь он оказался в такой ситуации, когда вынужден давать объяснение по поводу того, что еще совсем недавно считал своим личным делом. В то же время он признавал, что, если слухи заставили Ромину примчаться к нему из Лондона, она имеет определенное право на объяснение.
Кроме всего прочего, нравилось ему это или нет, их имена связывали вместе, и он знал, что на ассамблеях святого Джеймса держали пари, удастся ли Ромине привести его к алтарю до конца этого года.
— Пропади все пропадом, я хочу остаться холостяком, — сказал он самому себе, а затем поймал себя на мысли, что думает о Кларинде и о том, как нежны были ее губы, когда он их целовал.
Он готов был поспорить, что это был ее первый поцелуй. У него не было никакого сомнения в ее неопытности, и он подумал, что первый раз в своей жизни целовал столь юную и неискушенную девушку.
Обычно он имел любовные связи с замужними женщинами — в основном потому, что ему легко было принимать от них благосклонность. Кроме того, он, как и многие его товарищи, считал этих женщин «тертыми калачами», которые не будут докучать ему просьбами об обручальном кольце в качестве компенсации за отданную добродетель.
Мало кто из замужних женщин рискнул бы поднять скандал из боязни быть осужденной обществом.
Мало кто из них, неосторожно выдав сведения о любовнике, захотел бы навлечь на себя супружеский гнев, который мог бы вылиться в дуэль.
Но Ромина к таким женщинам не относилась вспомнил с неудовольствием лорд Мельбурн. Она была вдовой. И хотя, несомненно, принадлежала к клану искушенных женщин, не было никакого сомнения в том, что она хотела выйти замуж, и прежде всего — за него.
Как нежны, как невероятно нежны были губы Кларинды, и даже если она не отвечала на его поцелуи, все равно он постарается сделать все возможное, чтобы заставить ее сдаться.
Все женщины, которых он знал, так страстно отдавались его поцелуям, что порой он сам еще не успевал как следует воспылать. Но ярость в глазах Кларинды и гнев в ее голосе красноречиво свидетельствовали об эмоциях, которые она испытывала к нему.
— Быть может, мне надо стать постарше, — сказал он сам себе, скривив в усмешке губы. Или, может быть, Кларинда относится к тем женщинам, которых он прежде не встречал — холодным и бесстрастным?
В это он не мог поверить, подобное было невозможно с таким цветом волос. Он вспомнил ее выразительное лицо, горящие большие глаза, которые так ярко отражали все ее переживания, и голос, в котором порой слышалась глубокая страсть. Нет, Кларинда не была холодной — но только не в отношении его.
Когда он направил лошадей к большим воротам Мельбурна, по обеим сторонам которых стояли на страже геральдические львы, то почувствовал успокоение, несмотря на разрушенный миф о его неотразимости, в который он сам уже почти поверил.
Первый раз в жизни он встретил женщину, которая не сочла его неотразимым, женщину, которая смогла оставаться холодной и неподатливой в его объятиях и бесчувственной под его поцелуями.
Но в любом случае — почему это так его волнует?
Как только сэр Родерик покинет сей мир, его участие в этом деле автоматически прекратится: она избавится от него, а он — от нее. У него нет никакого желания, говорил он себе, вмешиваться не в свое дело.
Нет! Он вернется обратно в Лондон, окунется, как всегда, в развлечения и забудет эту скучную деревенскую девушку, испытывающую к нему абсурдную ненависть, которую она не желает обосновать.
Но в то же время приводило в ярость то обстоятельство, что его любопытство не было удовлетворено! Он знал, что это будет раздражать его постоянно, как бы ни старался он забыть Кларинду.
Поместье Мельбурна выглядело очень красиво в солнечных предзакатных лучах. По голубому небу плыли облака, повсюду на землю ложились глубокие тени. Озеро, казалось, было наполнено расплавленным серебром, ветер гулял среди бело-лиловых кустов сирени и сбрасывал розовый цвет с миндальных деревьев.
Картины природы были захватывающе прекрасны, но впервые лорд Мельбурн, подъезжая к своему дому, не замечал окружающей красоты. Его мысли были заняты совсем другим.
— Леди Ромина ожидает вас в голубой гостиной, милорд, — доложил мажордом, когда лорд вошел в холл.
— Я не буду обедать дома, — сказал лорд Мельбурн, — и уеду часа через полтора. Прикажи подать к этому времени крытую карету и двух лошадей.
— Слушаюсь, милорд.
Лорд Мельбурн прошел через холл в голубую гостиную. Ромина с утомленным видом лежала на софе, откинув голову на атласную подушку. Она была уже без шляпки и мантильи и выглядела очень привлекательно в полупрозрачном газовом платье, подчеркивавшем изгибы ее фигуры. Ее алые губки были слеша надуты, а в выражении глаз таился намек на готовые пролиться слезы. Ее трепетная белая ручка взметнулась в его сторону.
— Неотразимый, дорогой, как мило, что ты вернулся так быстро.
— Не стоит об этом говорить, — ответил лорд Мельбурн.
Он склонился к ее руке, но не дотронулся до нее губами. Потом выпрямился и, опершись о камин, посмотрел на нее сверху вниз.
— Я знаю, о чем ты собираешься меня спросить, — сказал он, — но, честно говоря, Ромина, я не могу дать тебе сейчас никаких объяснений. Через день или два, возможно, я смогу что-нибудь сказать, но сейчас мне нечего.
Она всплеснула руками.
— Ты жесток ко мне. Ты говоришь, что я не должна была сюда приезжать, но тогда бы я извелась в Лондоне от тревоги, беспокойства и горя, от того, что ты не доверяешь мне. О, мой дорогой кузен, почему ты не хочешь мне все рассказать?
— Не стоит об этом говорить, — ответил лорд Мельбурн.
— Ты уклоняешься от истины, — сказала она с обвинительной ноткой в голосе. — И ты, и я понимаем — случилось что-то неладное. Но я не буду к тебе приставать, мне это слишком трудно делать. Ответь мне, пожалуйста, только на один вопрос — и, пожалуйста, будь откровенен: между нами… все кончено?
В ее голосе послышался легкий всхлип. Она отвернула лицо в сторону, будто старалась спрятать от него свои слезы.
— Ты знаешь, на свете есть множество вещей, существование которых я не готов признать, — сказал лорд Мельбурн. — Между нами никогда ничего не было, Ромина, кроме, как мне казалось, теплой дружбы.
— Может быть, с твоей стороны это и была теплая дружба, — ответила она, — но с моей стороны было нечто совсем другое.
— Если это правда, — сказал лорд Мельбурн, — то сейчас не время и не место обсуждать этот вопрос.
Пожалуйста, исполни мою просьбу. Не заставляй меня давать тебе никаких объяснений, которых в данный момент у меня нет. На этой неделе я тебе все без труда объясню.
— Почему, почему ты от меня что-то скрываешь? — спросила Ромина, повышая голос. — Кто эта деревенская девица, эта плохо одетая и невоспитанная молодая женщина, которая если и не овладела твоей фантазией, то, по крайней мере, втянула тебя в ситуацию, которая озадачила и даже привела в смятение твоих друзей — таких, как я?
— Я полагаю, что мои друзья, такие, как ты, даже не слышали об этом, — ответил лорд Мельбурн. — Это местная проблема, которая не должна выходить за пределы ворот Прайори и Мельбурна. Она касается воли умирающего человека, и это все, что я могу сказать тебе в настоящий момент.
— Если бы ты рассказал мне обо всем лично, — ответила леди Ромина, — я, конечно, была бы польщена твоим доверием и помогла бы тебе, если нужно. Но так как мистер Николас Верной, кого я едва знаю, объявил о твоей помолвке в моей собственной гостиной, когда я принимала гостей, я не могла остаться равнодушной и примчалась сюда, чтобы задать тебе вопросы.
— Ты сможешь задать их мне, когда я вернусь в Лондон, — сказал лорд Мельбурн с холодной ноткой в голосе.
— А когда это произойдет? — спросила леди Ромина. — Я обратилась в Мельбурн-Хаус, и там мне ответили, что ждали тебя еще вчера. Когда я еще раз осведомилась о твоем приезде сегодня утром, то узнала, что ты еще не вернулся. Тогда я почувствовала, что должна сама поехать в Мельбурн и выяснить, какая важная причина заставляет тебя так долго находиться в деревне.
Лорд Мельбурн промолчал в ответ, и через секунду леди Ромина уже мягко продолжала:
— Успокой меня. Неотразимый, скажи мне что-нибудь утешительное. Скажи, что наши отношения остались такими же, как всегда, и что ты любишь меня, в конце концов, — хотя бы немного.
— Я не совсем понимаю, о чем ты, — уклончиво ответил лорд Мельбурн. — Как уже говорил, я испытываю к тебе одни лишь дружеские чувства. Ведь нам всегда было приятно в обществе друг друга. Надеюсь, наше общение будет продолжаться.
Леди Ромина поднялась с софы и направилась к нему. Когда она подошла совсем близко, то протянула к нему свою руку.
— Ты знаешь, — сказала она нежно, — что мне мало одной дружбы.
Он не дотронулся до нее — только посмотрел сверху вниз на ее красивые темные волосы, трепещущие на щеках ресницы и жаждущие алые губы.
— Я думаю, Ромина, — сказал он мягко, — что тебе пора возвращаться в Лондон. Я не буду обедать дома, а перед обедом в гостях у меня назначена встреча. У меня действительно нет времени что-либо сейчас обсуждать.
Она придвинулась к нему еще ближе и дотронулась до него рукой.
— А не думаешь ли ты, — сказала она очень ласково, — что я слишком утомлена, чтобы возвращаться сегодня вечером в Лондон? Пожалуй, я останусь в Мельбурне вместе с тобой. Не будет ли мое присутствие тебя компрометировать?
Взгляд его светлости стал жестким, а складки вокруг рта, казалось, приобрели еще более циничные очертания, когда он произнес:
— Ни в коей мере, моя дорогая Ромина. Если ты желаешь остаться здесь, я отдам необходимые распоряжения. У моего управляющего, майора Фостера, которого, возможно, ты помнишь, есть замечательная жена, и она составит тебе компанию, если я попрошу ее об этом. Фостеры развлекут тебя за обедом, а я, если не вернусь слишком поздно, — а скорее всего, так оно и будет, — сыграю с тобой партию в карты.
Леди Ромина, решительно отвернувшись от лорда Мельбурна, сказала с раздражением в голосе:
— Я не буду доставлять тебе такие неудобства. Я вернусь в Лондон и надеюсь, что обещанные тобой объяснения не заставят себя долго ждать. Но бог знает, что подумают твои друзья, узнав о твоей помолвке.
Они будут изумлены, что сердце самого убежденного и блестящего холостяка попалось в сети не умеющей одеваться и вести себя девицы.
— И скольким людям сказал об этом Николас Вернон? — спросил лорд Мельбурн резким голосом.
Леди Ромина пожала плечами.
— Понятия не имею, — ответила она. — Откуда мне это знать?
— Но как он тебе об этом сказал? — спросил лорд Мельбурн. — Я даже не представлял, что вы с ним знакомы.
Однако прежде, чем леди Ромина успела ответить, дверь открылась, и дворецкий в сопровождении двух лакеев внес серебряный поднос с чаем, кофе и множеством печений и сладостей, который они водрузили на столик возле софы торжественно и, как подумалось лорду, раздражающе медленно.
— Я надеюсь, ты не забыл. Неотразимый, что я просила принести что-нибудь перекусить? — улыбнулась леди Ромина. — Я покинула Лондон рано утром и лишь легко позавтракала.
— Прошу прощения за то, что сам этого не предусмотрел, — ответил лорд Мельбурн.
Дворецкий и лакеи тщательно и скрупулезно расставили все по местам и покинули комнату. Леди Ромина открыла коробку чая «Королева Анна».
— Могу я предложить тебе что-нибудь. Неотразимый? — спросила она, сознавая, что выглядит очень привлекательно, занимаясь чисто женским делом.
— Спасибо, Нет, — ответил лорд Мельбурн.
— Позволь сказать тебе откровенно. Неотразимый, — произнесла леди Ромина сладчайшим голосом, — я всегда думала о том, что в Мельбурне тебе нужна хозяйка. Это такой прекрасный дом, но он требует женских рук. Более того, когда ты соберешься жениться, если у тебя будет для этого достаточно благоразумия, ты должен выбрать женщину, которой был бы нужен только ты, а не твои деньги или титул.
— Эти мысли приходили мне в голову, — ответил лорд Мельбурн.
Леди Ромина насыпала чай в заварочный чайник и налила в него кипятка из большого серебряного чайника.
— Я действительно голодна, — сказала она, протягивая руку за тонким рассыпчатым печеньем, которое выглядело так воздушно, что, казалось, его могло унести дуновение ветерка. — Пойми, Неотразимый, — продолжала она, — если ты не вернешься завтра, то пропустишь бал, который дает Принни в Карлтон-Хаус, и это его очень расстроит, потому что он невероятно любит тебя, о чем ты прекрасно знаешь.
— Он устраивает очередной шумный раут? — спросил лорд Мельбурн самым бесстрастным тоном.
— Да, конечно. Он хочет показать всем несколько новых картин. И он будет очень уязвлен, если не увидит тебя.
Лорд Мельбурн подошел к окну и взглянул на озеро. Солнце уже зашло, облака затянули небо, и вдруг по газонам и водной глади застучал сильный дождь.
В этом ненастье было нечто прекрасное, и, глядя в окно, лорд Мельбурн подумал о том, что он хотел бы бесконечно пребывать в Мельбурне, а не толкаться в душной толпе, которая наполнит Карлтон-Хаус завтрашним вечером.
Он будто ясно видел всех гостей принца — усыпанные драгоценностями дамы в полупрозрачных платьях, мужчины с навешенными знаками отличия, слышал непрекращающийся гул громких голосов, взрывы звонкого смеха — зачастую недоброго, порой злого.
Он знал их всех, каждого — по имени, но неужели действительно мог называть их своими друзьями?
Что они значили для него? Неожиданно он почувствовал, что его охватывает скука — скука, которую он так часто испытывал. И, поразмыслив, он понял, что скуку навеяла на него Ромина.
Лишь совсем недолго он считал, что может жениться на ней. Разумность этого шага была всем очевидна.
Он даже представлял, что на свадьбе будет присутствовать принц и, возможно, он милостиво соизволил бы благословить невесту.
Празднование свадьбы было бы всеобщим. Любой человек одобрил бы этот брак. Но теперь лорд знал, что этого никогда не случится. Ромина наскучила ему, как наскучили до этого многие другие женщины. Она была прекрасна, но он чувствовал, что за ее красотой ничего не стояло. Впрочем, что еще можно было ждать от женщины? Чего он искал? Почему постоянно разочаровывался в них?
Он посмотрел на льющий за окном дождь, увидел вздымаемую ветром рябь на поверхности озера, и внезапно его охватило желание выйти на улицу и ощутить на себе бушующую стихию. Он захотел избавиться от мягких белых рук и уступчивых тел, от ласковых голосов и томящихся взоров.
Он жаждал бороться, он жаждал чего-то достичь — того, что потребовало бы от него неимоверных усилий. Но зачем и почему — он этого не знал. Неожиданно он осознал, что Ромина встала из-за чайного столика и остановилась перед ним.
— Мы могли бы быть так счастливы, дорогой мой Неотразимый, — сказала она почти неслышно. — Если только ты перестанешь уклоняться и пытаться уйти от неизбежного.
Последние слова заставили лорда Мельбурна напрячься и сказать почти резко:
— Ты не ответила на мой вопрос, Ромина. Как ты узнала от Николаев Вернона, что я обручен с племянницей его отца?
— Вчера вечером он пришел ко мне в дом, — проговорила леди Ромина почти автоматически, осознавая, что момент излияния чувств упущен и она уже больше не сможет воспользоваться им.
— Я понятия не имел, что ты с ним знакома, — снова сказал лорд Мельбурн.
— О, я встречалась с ним мимоходом в разных местах, — ответила леди Ромина. — Он не относится к числу молодых людей, которые меня привлекают, несмотря на свои довольно пикантные, безрассудные и непредсказуемые манеры.
Она бросила на лорда Мельбурна взгляд из-под ресниц, надеясь увидеть проявления ревности.
— Продолжай, — поторопил ее лорд.
— Я принимала нескольких гостей, — сказала леди Ромина. — Среди них были леди Шеллзбороу, Оливия Найтли, обе — твои подруги, а также Джон Дэвис, лорд Даун и сэр Джеральд Кеган.
— Этот посторонний человек! — воскликнул лорд Мельбурн. — Зачем ты пригласила его?
— Несравненный мой, он очень богат и устраивает множество изумительных балов. Конечно, он не производит особо благоприятного впечатления. Мне всегда казалось, что в нем есть что-то зловещее. Оливия считает, что он — самый развращенный человек, которого она когда-либо встречала в жизни, и клянется — хотя я не думаю, что она вполне понимает, о чем говорит, — что он сатанист.
— Продолжай, — резким голосом сказал лорд Мельбурн.
Неожиданно он насторожился, словно охотник, который увидел след. Его скуку будто рукой сняло — он понял, что ему предстоит преследовать добычу.
— Мы все разговаривали, — продолжала леди Ромина, — когда неожиданно нам объявили о прибытии Николаев Вернона. Я была крайне изумлена, когда увидела его в своем доме. Никогда прежде он не заходил ко мне.
— И что он сказал?
— Он склонился к моей руке, извинился за вторжение и сказал, что давно собирался засвидетельствовать мне свое почтение, но не имел точного адреса. У меня, конечно, было подозрение о том, что настоящая причина его визита крылась совсем в другом, но мне ничего не оставалось делать, как улыбнуться и предложить ему присоединиться к моим гостям. Потом я нечаянно услышала, как он тихо сказал сэру Джеральду Кегану: «Мне сказали, что я могу вас здесь найти».
— Что он еще сказал? — настойчиво спросил лорд Мельбурн.
— Ты ведь знаешь. Неотразимый, что у меня очень тонкий слух. Когда я прошла через комнату позвонить слуге в колокольчик, который висел совсем недалеко от них, я услышала, как Николас Верной продолжал:
«Я устраиваю специальное собрание следующей ночью. Случилось нечто, что настоятельно этого требует». — «Следующей ночью?» — спросил сэр Джеральд тем неприятным голосом, который, я не знаю почему, всегда заставляет меня содрогаться.
— Что еще он сказал? — нетерпеливо спросил лорд Мельбурн.
— Он сказал, — продолжала леди Ромина:
— "Я буду там, Николас". — «Я должен сказать другим, — сообщил ему Николас Верной, — и обещаю тебе, Джеральд, что это будет особенное собрание. Возможно, мне понадобится твоя помощь, поэтому поехали вместе». — «А наша Венера — она хороша?» — спросил сэр Джеральд. «Ты найдешь ее прелестной и совершенно нетронутой», — ответил Николас.
Лорд Мельбурн молчал, и леди Ромина продолжила:
— Потом они собрались уезжать, и Николас Вернон, поднося к своим губам мою руку, неожиданно громко сказал: «Я покидаю вас, миледи, но прежде, чем уехать, хотел бы поделиться с вами информацией, которая, думаю, будет вам интересна».
Он взглянул на меня своими темными глазами, и у меня возникло ощущение, что он явно недоброжелательно настроен ко мне, что он желает уязвить меня и причинить мне боль. «Какой информацией?» — спросила я. «Только что я узнал о том, — ответил он, — что ваш кузен обручен с племянницей моего отца — Клариндой Вернон». — «Какой кузен?» — спросила я, и во время произнесения этих слов я уже знала, каков будет ответ. «Да, ваш кузен, лорд Мельбурн, — сказал он, — чье поместье граничит с моим. Я увижу его завтра и могу передать от вас поздравления».
Леди Ромина помрачнела.
— Он был преднамеренно жесток. Неотразимый, я это поняла. Он старался выставить меня дурочкой в глазах моих друзей. Он знал, что о нас с тобой ходят определенные разговоры, и старался унизить меня.
— И что ты ответила? — спросил лорд Мельбурн.
— На секунду я потеряла дар речи, — ответила леди Ромина, — и тогда он направился к двери, затем оглянулся и рассмеялся отвратительным издевательским смехом — этот смех я с трудом могу описать. «Да, они обручены, — сказал он, — но это ненадолго».
— Ты уверена, что он сказал именно эти слова? — спросил лорд Мельбурн, и тон его был резок и настойчив.
— Да, вполне, — ответила леди Ромина. — Я очень точно рассказываю тебе о том, что произошло.
— Тогда слушай, — сказал лорд Мельбурн с решимостью в голосе. — Мне сейчас же надо ехать. Отправляйся в Лондон, у меня нет времени, чтобы тебя проводить. Я не могу сейчас тебе ничего объяснить, но уверяю, что речь идет о крайне важном деле.
— Почему, Неотразимый, почему? — вскричала леди Ромина, и голос ее поднялся до пронзительной ноты.
Не сказав ни слова в ответ, лорд Мельбурн покинул комнату, и леди Ромина внезапно осознала, что осталась в голубой гостиной одна.
Лорд Мельбурн поспешно шел через холл.
— Экипаж, — приказал он дворецкому, — немедленно подайте экипаж.
— Я приказал подать его к шести часам, милорд, — ответил тот.
— Я должен уехать сейчас, — сказал лорд Мельбурн. — Пошлите за ним кого-нибудь.
Дворецкий щелкнул пальцами, и один из лакеев бросился к входной двери и заспешил в сторону конюшни.
— Вы не желаете переодеться, милорд? — поинтересовался дворецкий.
— Нет, — ответил лорд Мельбурн, — у меня нет времени.
Он надел свою шляпу и стал ждать у дверей, нетерпеливо постукивая ногой, пока из конюшни спешно не прибыла закрытая карета.
Лорд почти сбежал по ступенькам и достиг двери экипажа прежде, чем лакей успел ее открыть.
— В Прайори, — скомандовал он кучеру, — и поскорей!
Застоявшиеся лошади были полны сил, и им потребовалось сравнительно мало времени, чтобы преодолеть расстояние между двумя имениями. Лорд Мельбурн весь путь сидел в напряжении — несмотря на то что подушки сиденья были очень комфортными и мягкими.
Когда они тронулись, он подумал, что было бы весьма разумно взять с собой майора Фостера. Но затем безошибочный инстинкт бывалого солдата, детально разрабатывающего операцию, подсказал ему, что в первую очередь надо убедиться в том, что Кларинда все еще находится в Прайори.
Сама мысль о том, что ее уже не могло быть там, казалась абсурдной, но что-то с ужасающей ясностью говорило ему, что она в страшной опасности.
Невероятным казалось и то, что Николас, который все-таки был рожден джентльменом, мог вовлечь Кларинду в свой развратный и непристойный Клуб Адских Огней. Но ведь он сказал Джеральду Кегану: «Она прелестна и нетронута».
О скольких знакомых женщинах Николас мог сказать такие слова?
Лорд Мельбурн также знал о том, что женщина, которая должна участвовать в церемонии Черной Мессы, приравнивалась к Венере. Обычай требовал, чтобы она была чиста и целомудренна.
Лорд Мельбурн подумал о сэре Джеральде Кегане, и его кулаки непроизвольно сжались. Тот был распутником в самом худшем смысле этого слова, человеком с такой испорченной репутацией, что, несмотря на богатство, он не был допущен в гостиную ни одной знатной дамы.
Он вспомнил о том, что сэр Джеральд слыл любителем очень молоденьких девушек. Он слышал, что в клубе мужчины посмеивались над тем, что сэр Джеральд был завсегдатаем борделей, поставлявших своим клиентам свеженьких деревенских девиц, которых рекрутеры коварно подкарауливали при прибытии почтовой кареты на конечную станцию в Лондоне.
Наивная девушка приезжала в Лондон в поисках работы и тут же страшно терялась от шума и множества людей. Поэтому она была рада, когда ей предлагала помощь почтенная женщина средних лет, которая так быстро доставляла ее в бордель, что девушка не успевала опомниться.
В таких пресловутых заведениях и удовлетворялись извращенные вкусы джентльменов наподобие Джеральда Кегана и Николаев Вернона. Оба они, по мнению лорда Мельбурна, были подлыми натурами, людьми без принципов, совести и чести.
Он так стиснул кулаки, что суставы пальцев побелели. Теперь он очень хорошо знал, что означало неприятное выражение глаз Николаев, которое описала леди Ромина. И теперь он, как никогда, был уверен в том, что слухи о Пещерах Адских Огней не были преувеличены.
Сейчас он узнал, кто финансировал это заведение.
Богатство Кегана было отдано в распоряжение Николаса для проведения раскопок и строительных работ, для закупки необходимой обстановки и, конечно, еды и вина, требующихся в огромных количествах для тех субъектов, которые собирались вступить в члены этого пресловутого клуба.
Именно на деньги Кегана из Лондона доставлялись целые фургоны женщин. Женщин, которые были готовы на все ради золота и выполняли все непристойные требования джентльменов, способных платить так же, как финансируемый Кеганом Николас.
— Боже, если бы я мог знать об этом раньше! — воскликнул лорд Мельбурн.
Но в то же время он понимал, что, как он уже говорил майору Фостеру, ему нужны были доказательства для того, чтобы действовать.
«Но возможно, — спросил его тихий внутренний голос, — но возможно, что доказательством была лишь сама Кларинда?»
«Это смешно, это немыслимо!» — отвечал ему здравый смысл, и все же инстинкт подсказывал лорду, что Кларинда находится в смертельной опасности.
Она была наивна и прелестна и, несомненно, навлекла на себя ненависть Николаев Вернона, потому что стала наследницей земель и состояния, которых он был лишен.
"Почему я не смог предугадать того, что могло случиться? — спрашивал себя лорд Мельбурн. — Я бы забрал ее из Прайори, где ее некому защитить, кроме умирающего дяди и нескольких старых слуг.
Я должен был охранять ее сразу же после того, как тот подслушивающий лакей умчался с донесением в Лондон!"
Он уже забыл о том, что говорил себе, будто все это его не касается; забыл, что не хотел вмешиваться в чужие дела; забыл, что только сегодня утром он решил, что сразу же после кончины сэра Родерика его роль будет исчерпана и он не будет больше интересоваться дальнейшей судьбой Кларинды.
Теперь он знал, что должен спасти ее, спасти от столь страшной опасности, что он даже не мог ясно представить ее себе или описать словами.
Лошади скакали очень быстро, но он погонял их из открытого окна кареты.
— Быстрей, — командовал он кучеру, — еще быстрей!
Они пронеслись по главной аллее Прайори с такой скоростью, что карету швыряло на ходу, словно в бушующем море. Не успела она остановиться у подъезда, как лорд Мельбурн, опередив лакея, выскочил из нее и бросился к дверям.
У входа уже стоял Бейтс.
— Слава богу, что вы приехали, ваша светлость!
— Что случилось? Где мисс Кларинда? — требовательно спросил лорд Мельбурн.
Тут же выбежала Роза, слезы текли по ее щекам, а глаза были красны от слез.
— О, ваша светлость, мистер Николас ее увез. Она шепнула мне, когда я надевала на нее накидку: «Скажи его светлости о Пещерах».
— Пещеры, — повторил лорд Мельбурн. Он знал, что услышит о них. — Давно ли они уехали? Пошла ли с ним мисс Кларинда по своей воле?
— Мне показалось, что у нее не было выбора, — ответила Роза. — С мистером Николасом был еще один джентльмен средних лет, который был похож — пусть ваша светлость простит меня — на развратника.
— Я знаю, о ком ты говоришь, — коротко бросил лорд Мельбурн.
— Мисс Кларинда была очень бледна, — продолжала Роза. — Она высоко держала голову, но, я уверена, ей было очень страшно. Она нашла предлог, что розы на ее платье плохо держатся, и, когда я наклонилась к ней поближе, смогла шепнуть мне эти слова, но я видела, что руки ее так дрожали, что она вряд ли. смогла бы сама закрепить цветы на месте.
— Как давно они уехали? — спросил лорд Мельбурн.
— Примерно полчаса назад, — ответил Бейтс.
Не говоря ни слова, лорд Мельбурн повернулся, быстро сошел по ступеням и сел в карету.
— Куда прикажете? — спросил кучер.
— Свернешь направо, когда мы выедем из ворот, — сказал лорд Мельбурн, — потом проедешь мили две по дороге, а дальше я покажу тебе, где свернуть. И поторапливайся!
— Слушаюсь, милорд.
Лошади рванули с места, и лорд Мельбурн откинулся на сиденье кареты. Тот, кто был вместе с ним на войне, увидев его лицо, сразу же понял бы, что лорд находится в состоянии страшного напряжения.
Когда битва становилась чересчур жаркой и его подчиненные понимали, что их жестоко теснят, они всегда знали — лорд Мельбурн сумеет изменить тактику боя, найти другие подступы или предложить блестящий ход, который часто превращал поражение в победу.
Но теперь лорд Мельбурн понимал, что эта ситуация была совсем другой — настолько необычной, что на какой-то момент его мозг отказался работать и погрузился в состояние полной опустошенности. У него не было ни малейшей мысли о том, как надо действовать, или даже предположений относительно первых шагов.
Он прекрасно понимал, что клубы, подобные тому, который открыл Николас в известковых пещерах, существовали в атмосфере чрезвычайной секретности, потому что члены их боялись огласки. Эти клубы также были очень богаты — потому что обычно снабжались сверх всякой меры денежными средствами вновь вступивших. Поэтому проникнуть внутрь — либо тайком, либо с применением силы было очень сложно.
Он видел вход в Пещеры, когда приезжал сюда с майором Фостером, и знал, что один человек, вооруженный пистолетом, сможет удерживать легион захватчиков на подступах к Пещерам без малейшего труда.
Не было никакого смысла просто добраться до этого места и потребовать Кларинду. Они закроют ворота и будут смеяться над его попытками спасти ее.
И никакие сокровища мира не помогут ему пройти мимо стража ворот, если он — верный слуга Николаса Вернона.
Он вспомнил, насколько резко отказался священник разговаривать с ним, и понял с неожиданным чувством подавленности, зачем понадобился священник и почему Николас настоял на том, чтобы он поселился на ферме у Медвежьей Берлоги. Отлученный от церкви священник, который будет служить Черную Мессу и, если нужно, обвенчает новобрачных!
Что касается Кларинды, то у него едва хватало духа думать о ней. Он представлял себе, какие страдания она, должно быть, испытывает, — ведь она была так молода, так беззащитна, неопытна.
Она никогда даже в страшных снах не могла вообразить себе растленных мужчин, поклоняющихся Сатане, мужчин, в которых не осталось ни капли благопристойности и для которых невинная целомудренная девушка значила совсем иное, нежели для других.
«Боже, спаси ее!» — тихо произнес лорд Мельбурн, и эта молитва вырвалась из самой глубины его сердца.