Непорочная белизна

Глава 6

Еще оставалось ружье. Хоуп оставила на столе мясо и пошла в спальню отца. Она взяла со стойки ружье и вздохнула с облегчением, почувствовав его вселяющий уверенность вес. Хоуп заряжала оружие еще вчера, но в нее так надежно вдолбили правило «Всегда проверяй свое оружие», что она автоматически оттянула затвор — и уставилась в пустой патронник.

Он разрядил его.

Хоуп начала судорожно искать патроны: он наверняка их где-то спрятал. Они были слишком тяжелые, чтобы носить их с собой, да у него и не было карманов. Но едва она успела проверить пару мест, как услышала звук открывающейся двери и в страхе выпрямилась. Что же теперь делать?

По радио сказали, что трое заключенных были на свободе и один из них чрезвычайно опасен. Два шанса против одного, что он не был тем самым чрезвычайно опасным.

Итак, он забрал ее пистолет, разрядил ее ружье, ни в одном, ни в другом случае не предупредив ее. Судя по всему, он взял форму одного из погибших помощников шерифа. Какого черта диктор не предупредил людей, что один из преступников может разгуливать в форме помощника шерифа?

Прайс слишком умен, чтобы попасть в тюрьму из-за какого-нибудь мелкого преступления, а если бы и попал случайно, то уж не стал бы совершать такую глупость, как побег. Как правило, обычные преступники необычайно глупы. Прайс не был ни обычным, ни глупым.

По ее собственным наблюдениям, вероятность того, что она оказалась в снежном плену вместе с убийцей, стала практически стопроцентной. А что еще могло означать выражение «чрезвычайно опасен»? Вряд ли преступника назвали таким за то, что он украл чей-то телевизор.

— Хоуп? — позвал Прайс.

Она быстро поставила ружье на место, стараясь двигаться бесшумно.

— Я одеваюсь в папиной комнате, — Хоуп хлопнула выдвижным ящиком, чтобы подкрепить свои слова звуковым эффектом. Затем нацепила на лицо улыбку и вышла из комнаты. — Ну что, совсем замерз?

— Почти, — ответил он, скидывая куртку и вешая ее на крючок.

Тинк стряхнул со своей шкуры на пол килограммов пять снега и бросился приветствовать Хоуп после продолжительной десятиминутной разлуки, она машинально обругала его за то, что он наследил, но, погладив его, испортила эффект своих нравоучений. Она пошла за шваброй и тряпкой, изо всех сил надеясь, что выражение лица не выдаст ее. Скулы свело от напряжения, улыбка больше походила на гримасу.

Что же ей делать? Какой у нее выбор?

В настоящий момент, надо полагать, особой опасности не было. Прайс не знал, что она слушала радио и подозревает его. У него не было причин убивать ее — она обеспечивала его пищей, кровом и сексом.

Хоуп побледнела: она не сможет позволить ему дотрагиваться до себя. Просто не сможет.

До нее долетели звуки из кухни; Прайс готовил себе кофе, чтобы согреться. У нее затряслись руки. Боже! Ей было так больно, что казалось, она рассыплется на куски. Никогда в жизни ее не тянуло так к мужчине, даже к Дилану. Она согрела его своим теплом, спасла ему жизнь, и на каком-то изначальном, примитивном уровне теперь он принадлежал ей. За коротких двенадцать часов этот человек сфокусировал на себе все ее мысли и эмоции. И может быть, — о Господи! — может быть, она носила в своем чреве его ребенка!

Он смеялся вместе с ней, подшучивал над ней, занимался с ней любовью. Он был таким нежным и внимательным, и даже после всего того, что она узнала о нем, то, чем они занимались, можно было назвать только любовью. Хотя, конечно, небезызвестный сексуальный маньяк Тед Банди тоже был бесконечно очаровательным мужчиной со всеми женщинами, которых потом насиловал и убивал. Хоуп всегда считала, что прекрасно разбирается в людях, и все, что она до сих пор видела в Прайсе, говорило о том, что он порядочный и приятный человек, из тех, кто мог бы быть тренером команд Молодежной лиги или танцевать во всех отношениях приличный тустеп. Он даже с юмором выложил перед ней все свои «анкетные данные» и пригласил ее на свидание, как будто собирался остаться в ее жизни надолго, стать ее частью.

Либо для него это была большая игра, либо он настолько талантливо вживался в образ, что сам верил в то, что говорил и делал. Хоуп вспомнила, как выражение его лица вдруг стало тяжелым и пугающим, и поняла, что он не был актером.

Он был опасным преступником.

Она должна была его задержать, просто обязана. Но от одной этой мысли Хоуп пронзила такая боль, что она чуть было не застонала вслух. Раньше она никогда не понимала женщин, которые помогали своим мужьям или любовникам скрываться от закона, но теперь она знала, почему они это делали. Мысль о том, что Прайс проведет почти всю свою жизнь в тюрьме и, быть может, в ожидании смертного приговора, была невыносимой. И в то же время она не могла сидеть сложа руки, зная, что кто-то может погибнуть, если дать ему уйти.

Возможно, она ошибалась. Возможно, собиралась совершить самый нелепый поступок в своей жизни. По радио не сказали, что все помощники шерифа, ехавшие в этом автобусе, погибли, сообщили, что погибли только двое. Но также ничего не было сказано о том, что один из помощников пропал без вести, а уж это наверняка было бы в новостях.

Теперь Хоуп пыталась ухватиться за соломинку, и она прекрасно это понимала. Сушившаяся на перилах форма была мала Прайсу, и невозможно было отыскать ни одной убедительной причины, почему он поменял свою форму на другую, неподходящую по размеру. Прайс был беглым заключенным, а не помощником шерифа.

Нужно было сделать так, чтобы он не подозревал о том, что она в курсе происшедшего. Пока не восстановят электроснабжение, телевизор вряд ли заработает, а когда она в следующий раз пойдет в ванную, то вытащит из радиоприемника батарейки и спрячет их. Все, что ей оставалось делать, — это периодически проверять телефон и, как только восстановят связь, дождаться возможности сообщить обо всем в департамент полиции.

Она должна работать головой, тогда все будет в порядке.

— Хоуп?

Она вздрогнула, и сердце забилось в панике Прайс стоял в дверях, смотрел на нее и, казалось, сверлил ее взглядом. Она схватила швабру и чуть не уронила ее.

— Ты меня напугал!

— Вижу.

Он спокойно подошел к ней и взял из ее рук швабру Хоуп невольно отшатнулась и почувствовала, что задыхается. В маленькой комнатке для стирки белья он казался огромным, и его плечи полностью перекрывали дверной проем. Она наслаждалась его мощью и силой, когда они занимались любовью, но сейчас была охвачена ужасом от абсолютной беззащитности перед ним. Нет, она не собиралась с ним драться, но должна была быть готова к худшему. Лучше всего, конечно, просто убежать если такая возможность представится.

— Что случилось? — спросил Прайс. Выражение его лица было спокойным и непроницаемым, взгляд — пронзительным. Он стоял прямо напротив нее, и в тесноте прачечной проскользнуть мимо него было невозможно — Ты выглядишь так, как будто напугана до смерти.

Прикинув, как она, должно быть, выглядит, Хоуп поняла, что отрицать это бесполезно — он сразу почувствует ложь.

— Да, я напугана, — призналась она дрожащим голосом С трудом выдавливая из себя слова, Хоуп пробормотала — Я не… В смысле, пять лет я была вдовой и никогда… Мы только познакомились, и я… О черт, — беспомощно закончила она.

Он успокоился, и легкая улыбка пробежала по его лицу.

— То есть у тебя как раз один из тех моментов, когда реальность кусает тебя за зад когда ты смотришь вокруг и все, что ты видишь, потрясает тебя, и ты думаешь «Боже мой, что же я творю?»

Хоуп кивнула.

— Примерно так, — сказала езда и тяжело вздохнула.

— Что ж, давай разберемся. Ты одна посреди бурана, незнакомый мужчина вваливается в твою дверь, ты спасаешь ему жизнь, и хотя у тебя пять лет не было любовника каким-то образом он почти всю ночь проводит на тебе. Могу понять, что все это тебя слегка обескураживает, особенно если учесть, что ты не пользовалась средствами контрацепции и могла забеременеть.

Хоуп почувствовала, как кровь отхлынула от ее лица.

— Милая, — Прайс осторожно отставил швабру и взял ее за руки, — что случилось, ты проверила по календарю и обнаружила, что вероятность зачатия оказалась гораздо больше, чем ты предполагала?

О Господи, сейчас она потеряет сознание от его прикосновений, смесь страха и желания была настолько взрывоопасной, что она не могла этого вынести. Как он мог быть таким нежным и внимательным, ведь он преступник, беглый заключенный? И как могло быть таким прекрасным ощущение его сильного тела рядом с ней? Как ей хотелось просто положить голову ему на плечо и забыть обо всем на свете затеряться в этих далеких горах, где ничто не могло потревожить их.

— Хоуп? — Он приподнял ей подбородок, чтобы получше заглянуть в лицо.

Она судорожно вздохнула, словно ей не хватало кислорода.

— Время для зачатия самое подходящее, — выпалила она.

Прайс тоже сделал глубокий вдох, как будто реальность тоже только что укусила его.

— Настолько близко, да?

— В точку. — Голос Хоуп звучал уже ровнее, она успокоилась.

Дикая паника проходила. Она уже решила, что не была в непосредственной опасности, так что нужно оставаться спокойной, а не дергаться каждый раз, когда он приближается. Это может его насторожить, особенно если учесть, как охотно она занималась с ним любовью. Ей повезло, что его чувствительность и сопереживание помогли ей найти оправдание своему состоянию. Но в то же время нужно четко помнить, как он был насторожен. Если бы он знал, что она слушала радио, он бы в одну секунду понял, что к чему, и раскусил бы все ее замыслы.

— Хорошо, — выдохнул Прайс, — когда ты сказала, что. не предохранялась, я как-то всего не понял. Что ты думаешь теперь делать? Не рисковать или продолжать рисковать? — Невероятно, но она почувствовала, как он дрожит. — Господи, я всегда был таким осторожным, и вот пожалуйста.

— Чувствуешь, как реальность покусывает? — проговорила на его груди Хоуп.

— Покусывает? Черта с два! Да у меня отпечатки ее зубов на заднице. — Он снова задрожал. — Дело в том, что… Хоуп… Мне это нравится.

О боги! В отчаянии Хоуп прижалась к нему крепче. Он не может быть убийцей, просто не может! Так относиться к ней, дрожать от мысли стать отцом… Может, у него раздвоение личности и он одновременно человек, которого она знала, и человек, которым, она боялась, он окажется?

— Что скажешь? — В голосе его послышалось искреннее волнение.

Он был возбужден. Хоуп чувствовала это. Возможность зачатия не испугала, а, наоборот, воспламенила его. Так же как и ее, когда она осознала, что они не предохраняются. И ее тело уже пело в унисон с его, отвечало на его ласку. Ужасно, но она не могла запретить своему телу желать. Она могла только отказать ему в удовлетворении этого желания.

— Нам… нам нужно быть осторожнее, — с трудом произнесла Хоуп, благодарная ему за то, что он дал ей повод так сказать.

Даже если он был не тем опасным преступником, продолжать спать с ним было бы безответственно с ее стороны. Она уже и так проявила достаточно безответственности. Она сможет примириться с тем, что уже сделала, но продолжать в том же духе было свыше ее сил.

— Хорошо. — Прайс неохотно отпустил ее. Его лицо было напряженным. — Позови меня, когда обед будет готов. А я пойду поработаю еще немного лопатой.

Хоуп не могла сдвинуться с места, пока не услышала стук входной двери. Она закрыла лицо руками, и зарыдала, уткнувшись в стиральную машину. Пожалуйста, пожалуйста, Господи, сделай так, чтобы скорее заработал телефон! Она не знала, сможет ли выдержать долгие часы этой пытки, не говоря уже о днях. Она хотела крикнуть, ударить его, швырнуть об стену, растоптать за то, что он такой дурак и оказался преступником. И она хотела, чтобы все это оказалось не правдой. Она хотела, чтобы она ошиблась в каждом выводе, к которому пришла. Она хотела Прайса.