Take a bottle, shake it up
Break the bubble, break it up…
В расстроенных чувствах я грохнула входной дверью так, что звук, должно быть, на два этажа вниз ушел, и мне не было стыдно. Сбросила туфли и вовсе не потрудилась убрать их в шкаф или поставить ровно, оставила на коврике как есть. А бутылку с вином открыла на кухне прямо в верхней одежде. Вот. И налила я вино себе, не наклоняя бокал. И подставку брать не стала. И плащ скинула прямо на стул.
Подхватила пузатого стеклянного друга, показала бестолковой Мирте язык и ушла в гостиную. Желтый стакан решила игнорировать, он мне всю реальность перевернул с ног на голову!
Проигрыватель пластинок приветливо подмигнул зеленым глазом. Я пролистала альбомы, нашла двадцать четыре каприса Паганини и в предвкушении опустила иглу на дорожку. Рваные и плавные, яркие стоны скрипки наполнили комнату, когда я прибавила громкость.
Кто может выразить лучше бушующие душевные страсти, чем два великих мастера? Рука Перлмана создавала неповторимое звучание. Прижав бокал к груди и прикрыв глаза, я кружила по гостиной, размышляла о невозможности своего бытия. Я слышала бушующее море, шторм рвал небеса, разбивал о прибрежные скалы корабли, морская пена смешивалась с ледяным дождем, города накрывали черные волны… А потом вдруг все прекращалось, и выходило солнце, бесконечно ласковое, теплое и яркое – торжественный летний день. И корабли под полными парусами уходили вдаль парадным строем. Но снова налетал ветер, сначала совсем легкий, веселый, игривый…
Сквозь трель ветра проник низкий утробный гул тяжелых ударов в дверь. Я резко остановилась, поставила бокал на книжную полку, прямо рядом с собранием сочинений Некрасова – Кики бы это повергло в ужас – и побежала открывать.
На пороге стоял он, сосед. Я его по рисунку ткани белого лонгслива узнала. Высоты моего роста всегда хватало только на то, чтобы упереться взглядом в грудь этого парня. И в этом не было бы ничего особенного, если бы я каждый раз сама не начинала вести себя странно. Логично было бы поднять голову и вопросительно взглянуть в его пронзительные зеленые глаза, но я отчего-то опустила взгляд вниз и проверила обстановку там. Джинсы были на месте, пряжка ремня тоже, в руках никакой куртки, а ноги босые.
– Мадемуазель, что это? – Говорил он громко, перекрикивая музыку, и, клянусь, обращение «мадемуазель» звучало совсем не уважительно, скорее насмешливо.
Я запрокинула голову.
– Где?
– Играет.
Я сказала беззвучное междометие «а», после добавила:
– Это двадцать второй каприс Паганини.
На краткий, едва уловимый миг, на его губах появилась ухмылка.
– Это не двадцать второй каприз, мадемуазель, это двадцать вторая истерика.
Не знаю почему, ведь все имеют право на свое мнение и вкусы, но его слова привели меня в возмущение.
– Это виртуозная игра на скрипке!
– Струнами по полу, – гавкнул недовольно этот парень, и по-хозяйски, словно ему дозволено, подвинул меня рукой в сторону. – Отойди. Ты не умеешь правильно напиваться. Будем учиться, иначе через пару часов весь дом возненавидит интеллигентную мадемуазель.
«Ты»? Почему он обращается ко мне на «ты»? Совершенно обескураженная я наблюдала, как он прошел мимо меня в мою квартиру и направился прямо в гостиную. Спохватившись, я побежала следом.
– Вы что себе позволяете?
Он молча снял иглу с пластинки и остановил диск, потом выпрямился и нарочито медленно огляделся, кажется, ни одной детали не упустил. Лицо его при этом оставалось совершенно непроницаемо. Мне стало немного стыдно за бокал мерло на книжной полке, за туфли и совсем чуть-чуть за плащ на кухне. В конце он сосредоточил внимание на мне и детально изучил внешность.
– Парень бросил?
В воцарившейся тишине вопрос прозвучал как пощечина, хоть и задан был тихим, почти ласковым тоном.
Я инстинктивно вздернула подбородок в ответ на столь вопиющую бестактность.
– Значит, да, – кивнул он.
– Нет. – Я сцепила пальцы рук перед собой и выпрямила спину.
Темно-русая бровь ушла вверх.
– Изменил?
– Это вас не касается!
– С подругой?
Я позволила себе сказать небрежное «хм».
– Не с подругой, – невозможный собеседник на секунду прищурился. – Интересная мимика.
Что?!
– Ты не из-за измены расстроена. – В зеленых глазах горел азарт. Он расставил ноги на ширину плеч и скрестил на груди руки. – Из-за чего так буянит мадемуазель?
Почему он постоянно произносит «мадемуазель» с издевкой?
– Ты что, барана прям в постели застукала?
Память мгновенно подбросила мне видение Кирилла, переполненного жаждой… Жаждой подчиняться той женщине. Кирилл был такой податливый и послушный, такой… От нахлынувших возмутительных эмоций я резко вдохнула и отогнала прочь бесполезные воспоминания.
– Мадемуазель, – нараспев протянул сосед. Я хотела, чтобы было без издевки? Получила. Только новые интонации были еще хуже прежних! – Жди тут.
– Что? – от неожиданности я растеряла все свое возмущение. – Чего ждать?
– Меня. – Он уверенным широким шагом направился к выходу.
– Зачем?
– За виски и нормальной музыкой.
Н… Нет. Я не это спрашивала. Я замерла и, в самом деле, стала ждать, пока этот чудаковатый парень вернется. Правда, через минуту одолело страшное любопытство, что же он там такое выдумал, поэтому я вышла на цыпочках в коридор и, обхватив себя за плечи руками, осторожно выглянула за дверь. В его квартире стояла тишина.
– Эй? Простите… – Благоразумно было бы сказать ему «нет» и дверь закрыть. В конце концов, он случайный знакомый, а я одинокая девушка – элементарные правила безопасности. Эхо разнесло мои слова по коридору.
Он появился неожиданно, вышел из-за шкафа. В руках держал бутылку с янтарной жидкостью и два прозрачных широких стакана, под мышкой была зажата белая глянцевая коробка. Не говоря ни слова, он прошел мимо меня.
– Простите? – еще раз уточнила я.
– Прощаю! – донеслось из моей гостиной. – Двери закрой.
– Что? – Я выглянула на него из-за угла.
Он стоял спиной ко мне возле стеллажа с проигрывателем и что-то доставал из своей коробки. Бутылку с посудой он расположил прямо по центру аптекарского столика моей прапрабабушки – у Кики будет удар, если узнает.
– Захлопни мою дверь, потом свою, – как ребенку пояснил нахальный гость, не оборачиваясь.
Я помедлила, пытаясь сообразить, как поступить. В конце концов, решила, что происходящее интереснее одиночества и не настолько опасно.
Когда вернулась обратно, сосед уже установил черный матовый параллелепипед неизвестного назначения и происхождения, включил его в розетку и соединил с теликом на стене. После еще нескольких манипуляций, параллелепипед засиял фиолетово-лиловым цветом и заговорил приятным женским голосом. Уверил, что его зовут «Алиса».
– Почта на Яндексе есть? – спросил меня сосед.
Я утвердительно кивнула.
– Молодец, мадемуазель, тащи смартфон.
– Зачем?
– За музыкой.
Да я ведь не это спрашивала! Внутри все кипело, но все равно пошла на кухню, достала из кармана плаща смартфон и принесла его в гостиную.
– Android, отлично, – обрадовался странный человек. – Play Market открывай.
Дальше в том же духе. Он отдавал команды, я исполняла, и при этом не понимала причину своего послушания.
– Так лучше, – подытожил он, когда комнату наполнила спокойная плавная мелодия, что по версии Алисы относилась к фоновой музыке.
– Где мне теперь это купить? – Я подошла к «умной» колонке поближе и опасливо ее оглядела.
– Зачем тебе вторая?
Я резко развернулась и растерянно уставилась на затылок соседа. Он стоял ко мне спиной, виски разливал.
– Не смотри так, мадемуазель. Считай это моим вкладом в мое спокойствие.
Откуда он знает, что я смотрю?
– Тебе сообщение пришло, – он поднял со столика смартфон вместе со стаканом, развернулся, но, прежде чем протянуть его мне, взглянул на экран и вдруг встрепенулся, нахмурился озадаченно, поднес смартфон поближе к лицу. А дальше темно-русые брови искренне уехали высоко вверх. – Тебя зовут Нана?!
– Ивонн, – поправила я, инстинктивно выпрямив спину. – Нана – это для семьи и друзей.
– И бывших парней, – усмехнулся сосед, вгоняя меня в краску.
Пронзительные глаза цвета мха вновь принялись оценивающе меня изучать. Я ощущала себя кроликом перед удавом, но, несмотря на странное чувство, решительно шагнула к возмутительному дарителю колонок и забрала из его руки свой смартфон.
– Мадемуазель Нана, – медленно, смакуя, произнес он, глядя на меня сверху вниз.
– Да? – осторожно ответила я. Само собой, понимала, что он вовсе не обращается ко мне, а вкладывает некий скрытый смысл в звучание моего имени, но как-то отреагировать показалось наилучшим вариантом.
Кто ему дал право называть меня Нана? Мое пояснение про Ивонн явно пропустил мимо ушей.
Его зеленые глаза лукаво сощурились, а на губах появилась кривая ухмылка. Медленно, плавно, словно хищник, он сделал шаг навстречу, потом еще один, вынуждая меня отступать. И еще. У меня дыхание сбилось. Почему я не сопротивлялась? Почему думала о его губах, о его теле? Краем глаза зацепила, как он поставил стакан с виски на стеллаж, рядом с проигрывателем, туда же отправил мой смартфон, забрав из руки, и все. Больше отступать мне было некуда. Я уперлась спиной в стену.
– Нана, – шепотом повторил он, неотрывно глядя на мои губы, и ухмылка превратилась в полноценную улыбку. – Знаешь, Нана, ты – самое развратное создание, которое я встречал.
Я?! Сказать, что я удивилась, – ничего не сказать! Думаю, крайнее возмущение отразилось на моем лице, поскольку он рассмеялся. Хрипловато и мягко рассмеялся, окончательно подавив во мне всякие попытки к сопротивлению.
– Нана, – он будто заклинание произносил, так интимно, ласково, склонился чуть ниже при этом. – Звучит так же развратно. Тебе подходит.
Глупое детское прозвище от родителей?
– Что он сделал, Нана? Что ты увидела там?
Я почувствовала дыхание виски на своих губах, дурманящий запах этого парня окутывал меня. Его зеленые глаза потемнели из-за расширившихся зрачков.
– Хочешь, чтобы я ушел? – неожиданно спросил он. – Скажи «да», и я уйду.
Я резко набрала воздух в грудь, собираясь произнести решительное «да», но лишь вдохнула непередаваемый, сводящий с ума аромат глубже, и голова немного закружилась, отбивая всякое желание говорить, тем более отказывать. Он опьянял. Буквально. Так бывает?
– Тогда скажи мне, что тебе так запало?
Мне… Я… Что сделало?
– Он целовал… – С ужасом и диким азартом, адреналином, поняла, что на самом деле отвечаю на вопрос! – Его целовала другая женщина. И мне понравилось наблюдать.
– Чем понравилось? – Мой собеседник не отстранился, даже в лице не изменился. Только уголок его губ едва заметно дернулся.
– Он подчинялся, – выдала я, сама поразившись, что знаю причину своих эмоций.
– А тебе он не подчинялся? – Темная бровь насмешливо приподнялась. – Или для мадемуазель Нана это слишком неприлично?
Он неправильно подобрал падеж к моему имени, но меня это ни капли не волновало. Я думала только о том, что мне плевать на Кирилла и его любовницу, зато не плевать на парня прямо передо мной.
Его губы почти коснулись моих.
– А если мы опустим «мадемуазель» и оставим только «Нана»?.. Что бы Нана сделала со мной?
Я снова задохнулась от его наглости и откровенной сексуальности.
– Поиграй со мной, Нана. – Он взял меня за талию, развернул и прижал к себе спиной. Теперь его дыхание касалось моей шеи. Я ощущала его тепло, его пах упирался мне… Ого! Как… Так много?
Он чуть переступил, потянув меня с собой, и вскоре опирался спиной о стену, а я все так же была прижата к нему.
– Ты хочешь поднять юбку? – Его зубы осторожно прикусили мочку моего уха. Я непроизвольно выгнулась, мурашки пробежали по одной половине тела.
Медленно, слушая его дыхание, я собрала ткань платья на бедрах и потянула вверх. Чем выше оказывался подол, тем глубже и прерывистее он дышал, тем сильнее прижимался ко мне.
– Нана, – невнятно прошептал он, когда показалась узкая полоска моих кружевных трусиков. Его руки сильнее сжали мою талию, но с места не сдвинулись.
Я скользнула правой ладонью между своих ног, приподняла шелковую ткань и немного отодвинула ее. Собственное возмутительное поведение сделало меня такой влажной и такой чувствительной.
– Нана, – хрипло простонал мой грех мне в шею. Он наблюдал, и это только заводило сильнее.
Я начала двигать пальцами, остро ощущая себя неправильной – и это было так… правильно.
– Позови меня, – прошептал он – почти мольба. – Пожалуйста.
– Рома, – выдохнула я, а после стала в такт своим же движениям тереться попой о его пах. В какой-то момент одна его рука отпустила мою талию, и он чуть отодвинулся от меня, а затем снова прижался и обнял, и я ощутила всю длину его члена под тканью джинсов.
Он целовал меня в шею и бесконечно повторял «Нана», а я ласкала себя и сходила с ума от чувства власти над ним. Он был таким большим, таким сладким. Чем ближе я была к оргазму, тем безумнее он становился. Его дыхание и шепот. Его запах. Этот парень был потрясающим и принадлежал мне. Он хотел принадлежать мне.
– Рома, – я запрокинула голову.
И кончил вместе со мной. Я слышала это так же ясно, как каждое его слово до этого.
А потом у него вырвалось потрясенное:
– Черт, Нана…
Не поднимая головы с его груди, я лениво и, кажется, самодовольно улыбнулась. Ладно, возможно, я, действительно, самое развратное создание, что ему довелось встретить. И мне совершенно не стыдно. Какой ужас. Я ужасна.
В дверь позвонили.