Глава 20

Секреты, повсюду секреты.

Филиппа не знала, как выдержит все это. Она тосковала по Аполлону. Прекрасному, сильному, словно жеребец, Аполлону.

Она ждала ребенка, но об этом никто не должен был знать. Пока не станет заметно.

И, что хуже всего, никому до нее нет дела. Ни Маркусу, который все время занят, ни Джудит, все еще ликовавшей по поводу исчезновения «этой твари».

Только зачастивший к ним Аластэр заметил, что она бледна и апатична. Но он приезжал, надеясь увидеть «тварь», и не скрывал этого.

– Богиня, истинная богиня. Восхитительная, яркая. Тебе, Филиппа, с ней не сравниться. Признайся честно, Маркусу небось и смотреть на тебя неохота?

Филиппа от обиды расплакалась, а Аластэр терпеть не мог слезы.

– Не реви, – одернул он ее, с нетерпением ожидая, когда, наконец она доверится ему. – Может, поделишься со мной, расскажешь, что случилось.

Филиппа знала, что он сплетник, и это было ей сейчас на руку. Пусть все узнают, может, хоть обратят на нее внимание. Потому что она живет словно в аду.

– Я встретила мужчину, около месяца назад или двух...

– О... о!

– Он... гм... неожиданно уехал.

– О Боже. – Женщины обычно не признаются в таких вещах, но Филиппа, похоже, была в отчаянии. – Насколько далеко это зашло?

– Дальше некуда, – прошептала Филиппа. Аластэр покачал головой:

– О, ты пустилась в плавание по бурному морю и не успеешь оглянуться, как утонешь. Зачем ты это сделала? И посмотри, чем это для тебя закончилось.

Филиппа глубоко вздохнула.

– Это еще не все.

– Нет, – простонал Аластэр. Она кивнула.

– И никто не догадывается.

– Откуда им догадаться. Посмотри на себя. – Ее глаза наполнились слезами. – Скажи мне, что делать.

Ни один мужчина, даже гомосексуалист, не смог бы устоять перед такой мольбой.

– Доверься мне, моя милая. Я о тебе позабочусь.


На следующий день, в сумерках, они приехали в Миэршем-Клоуз. Алекс нанял карету с парой лошадей и сам правил ими. При сложившихся обстоятельствах это было самое разумное, хотя он не сомневался, что Джудит опять будет близка к обмороку.

– Милорд... – Мальчики-грумы выбежали навстречу, когда карета въехала во двор. – Позвольте...

Алексу показалось, что он не был дома, по меньшей мере, год.

– Франческа... – Он протянул ей руку как раз в тот момент, когда Маркус выбежал из арки под лестницей.

– Что за пьяный правил каретой? – Маркус остановился как вкопанный. – О Бог мой... Алекс! И... вы оба жутко выглядите...

– Мама дома? А Филиппа? Пойдем, мы многое должны рассказать.

Но Джудит, разумеется, слышать ничего не хотела, а Филиппе, похоже, было все равно.

– Значит, ты опять за старое: возьмешь ее в свою комнату...

– Она будет жить в комнате для гостей, – спокойно ответил Алекс. – Слишком долго объяснять, почему она появилась здесь под чужим именем. Достаточно сказать, что сейчас я ей полностью доверяю и надеюсь, что вы последуете моему примеру.

– Ты действительно сумела обвести его вокруг пальца, – вполголоса съязвила Филиппа. – Я бы все отдала, чтобы узнать твой секрет.

– Парочка тетушек, одержимых манией величия. Это средство способно творить чудеса с мужчиной.

Филиппа в недоумении уставилась на нее.

Франческа не отвела взгляда. Филиппа выглядела утомленной, глаза ее горели злобой и какой-то скрытой мукой, словно она побывала в аду.

Это действительно так, подумала Франческа. Поглощенная ощущениями, вызванными возвращением в Миэр, она совсем забыла о Филиппе, о том, что та тоже стала пешкой в руках Кольма.

Кольм сам сказал, что соблазнил жену викария и вдоволь попользовался ею.

О Боже, о Боже... он следил за Сарой от самого Берлина до Миэршема, вторгся в их жизнь, соблазнив родственницу Алекса. И все это время искал бумаги. И соблазнил Филиппу лишь потому, что она была доступна, созрела – а кто, как не он, способен удовлетворить желание женщины.

Бедная Филиппа. Сосуд для семени... а что, если это семя даст плоды? Что, если это уже случилось? Однако поведение Филиппы не располагало к сочувствию или жалости.

Франческа осторожно протянула ей руку, но Филиппа, гордо выпрямившись, отмахнулась от ее сочувствия.

– Значит, мы теперь одна большая счастливая семья, – с сарказмом заметила Филиппа. – Как мило. – Ей хотелось плакать. Но жена священника должна стойко выносить испытания.

В конце концов, Сара, Франческа, или как ее там, получит то, что хочет. А Филиппе придется довольствоваться ублюдком, рожденным от сбежавшего возлюбленного. Какая несправедливость!

– Пойдемте, миледи. Его светлость хотят, чтобы вы отдохнули. – Уоттен появился рядом с Франческой. Она не сводила глаз с Филиппы, пока поднималась в комнату для гостей, и сильно встревожилась. Филиппа казалась маленькой, несчастной, измученной. И никто не мог ей помочь.

– Агнес позаботится о вас, миледи. Можете принять ванну, если пожелаете. Ужин подавать вам в комнату? Только скажите – все будет исполнено.

Она предпочла ванну – горячую, освежающую ванну, с пышной пеной, чтобы смыть все свои грехи. И еду. И чистую ночную рубашку, в которой она могла бы свернуться калачиком на постели и забыться сном без сновидений.

– Меня не было всего пять дней, а Филиппа за это время стала похожа на гулящую девку. Что происходит, Маркус?

– Будь я проклят, если что-нибудь понимаю, – ответил Маркус, проведя рукой по волосам. – И твой странный дружок Аластэр все время крутится возле нее. Говорю тебе, Алекс, такая жизнь слишком скучна для Филиппы. Господи, и зачем только она вышла за меня замуж?

– Не знаю. Спроси об этом ее.

– Я не в силах с ней разговаривать.

– И со мной тоже, – холодно заявил Алекс. – Но у меня есть дела поважнее.

– Эта женщина... – начал, было, Маркус.

– Она не Сара Тэва.

– Да, кажется, ты уже говорил об этом. После всего, что ей пришлось пережить по твоей милости, ты заявляешь, что она выдавала себя за ту женщину.

– Я запугал ее. У нее не было выбора. А когда она приехала сюда, было уже поздно. Ее зовут Франческа Рэй, и я был бы признателен, если бы ты относился к ней менее враждебно, чем к Саре Тэва.

– Да, разумеется, разумеется. Мы все осознали свою ошибку. Остается лишь надеяться...

– Человек живет надеждой, – сказал Алекс, перебив его. – Иди, найди свою жену.

Алекс хотел остаться один и поразмышлять, где искать Кольма.

Кольм почти был в его руках. Такая возможность выпадает раз в жизни – поймать человека, задумавшего создать новый мир. Кольм из тех, у кого никогда не иссякнет жажда власти. И его надо уничтожить. Другого не дано.

Но Алекс не хотел совершать еще одно убийство. Хватит и того, что он застрелил обеих тетушек Франчески. Это из-за него ей пришлось пройти все круги ада.

Но он никак не мог забыть танцующую Франческу. Ее изящество, ее грацию. Ее обнаженное тело.

– Эта сучка должна нам семьдесят пять фунтов, – заявила Джудит, появившись на пороге.

– Они сгорели. Входи, мама, будь как дома.

– Неужели это правда, Алекс? Неужели она действительно не та экзотическая штучка?

– Да, мама, правда.

– А ты не пытаешься ввести меня в заблуждение?

– Нет.

– И, однако же, она танцевала.

– Я угрожал ей. Шантажировал ее. Я заставил ее, – без обиняков заявил Алекс.

– Нет, я совершенно не понимаю молодых. Не понимаю тебя. Почему ты никак не остепенишься? Не создашь семью?

– Возможно, я это сделаю, мама.

Джудит покачнулась.

– Не с этой?..

– Да поможет мне Бог, но она может и не согласиться. – Джудит простонала:

– С этим созданием.

– Подумай над этой идеей, мама, может, и привыкнешь к ней.

– Никогда.

– Спокойной ночи, мама.

– Никогда. – Голос Джудит затих в коридоре. Никогда – это непостижимо долго. Что, если они никогда не поймают Кольма?

Алекс откинулся в кресле и закрыл глаза. Внезапно он почувствовал страшную усталость. Он многие годы гонялся за Кольмом, расследуя каждый намек на его преступную деятельность, но ни разу не слышал о тетках в Брейдвуде и их племяннице.

Как умело Кольм держал все в секрете! Сбил всех со следа, прибегнув к отвлекающей тактике, играя одновременно роль шпиона.

Он использовал все, что мог, в своих целях. Распоряжался Франческой по своему усмотрению, чтобы не путалась под ногами.

Одержимый манией величия в своем стремлении к власти, он манипулировал всеми, кто попадался ему на пути. Какой же мощный заряд он должен был получить от двух самых безобидных на вид старых дев! Они, должно быть, с первого взгляда приняли Кольма за Бога. И, судя по книгам в библиотеке, их идеи зародились именно там.

Какой же ум и какая железная воля потребовались, чтобы осуществить подобное? Кто все планировал, кто подбирал женщин, кто убеждал их, что соитие с Кольмом станет для них земным раем?

Это было настолько непостижимо, что в голове не укладывалось.

И, тем не менее, это существовало.

А теперь закончилось – Брейдвуд сгорел, и от роскошной комнаты для спаривания остался лишь пепел.

Но это не означало, что Кольм не начнет все сначала.

Ферма для размножения, сказала Ида. Где женщины были готовы принять Кольма, зачать от него и что? Взять ребенка?

Это не колония, сказала Ида. Это ферма для размножения.

Что означало... что означало, что он был на верном пути.

И мог находиться где угодно.

Но задолго до всех событий Кольм уже знал, что Сара приедет в Сомерсет. Это была единственная возможность – отправить ее с помощью Алекса в Англию. Приехав в Берлин, Алекс понял, что именно на это Кольм и рассчитывал.

Следовательно, логично предположить, что новый мир Кольма может существовать... прямо у него под носом.

Эта мысль приводила в ужас. Не исключено, что где-то в Сомерсете живут пособники Кольма и что Алекс подобрался к ним совсем близко с помощью Сары. Он нутром чувствовал это.

И чувствовал, что Кольм сейчас где-то рядом и вместе со своими сообщниками скрывается у кого-то из друзей.


В развалинах Брейдвуда плакал ребенок, а его мать бродила среди руин в поисках отца малыша. Но никто ее не ждал, и через некоторое время она ушла. А потом следующая, и еще одна, пока все они не исчезли...

Франческа внезапно проснулась, стараясь освободиться от оков сна. Такие вещие сны; она всем сердцем сочувствовала этим печальным, одиноким женщинам, бродящим среди руин...

Призывая самца...

Ей казалось, что Кольм преследует ее, протягивает к ней руки, касается ее тела...

Даже думать об этом страшно. Она надела халат и комнатные туфли и спустилась вниз.

Везде горел свет, как будто он мог рассеять ночные страхи.

Франческа знала, что никто не следит за ней, но все равно не чувствовала себя свободной.

Она увидела свет в библиотеке и остановилась в дверях, рассматривая Алекса, который не заметил ее.

Он сидел за столом, обхватив голову руками; без колебаний уничтожив раковую опухоль, он теперь испытывал угрызения совести. В то же время он готов был на все, только бы достичь своей цели.

Не так уж сильно он отличается от Кольма, подумала Франческа. Да и от нее тоже.

Он казался вконец измотанным. Плечи его поникли, все тело обмякло.

И Франческе вдруг стало жаль его. Впервые она не воспринимала его как врага, от которого надо спасать Кольма.

Как же нелепы оказались ее опасения!

Она в изнеможении прислонилась к двери. Ей тут спокойно, ее не подстерегает опасность. Можно, стоя одной ногой за порогом, второй шагнуть в комнату, словно балансируя между миром, который она покинула, и миром Алекса.

Это два совершенно разных мира. Она околдовала его, когда притворялась Сарой. Но как держать себя с ним после того, как он овладел ею? Она едва помнила сам этот момент; зато его поцелуи и ощущение власти, которую она обретала над ним, когда танцевала, были незабываемы.

Вот путь к укрощению мужчины. Она знает все секреты Сары, есть у нее и свои, но недостает смелости их применить.

Алекс вдруг поднял голову и увидел ее в дверях – ангела, спустившегося к нему с небес. Он остро почувствовал, как нужна она ему сейчас, чистая, невинная, вся сотканная из противоречий.

Он встал из-за стола в тот самый момент, когда Франческа шагнула ему навстречу, и заключил ее в объятия.

Они стояли так очень долго; потом он приник губами к ее губам, жадно, словно измученный жаждой путник к источнику.

На этот раз она дала волю чувствам, растворившись в обрушившемся на нее потоке поцелуев.

Желала его так, как могла желать только Сара. Жаждала его пыла и страсти, силы и слабости.

Жаждала испытать еще незнакомые ей ощущения, сосредоточившиеся сейчас где-то внизу живота, вовлекающие ее в омут удовольствий.

Охваченная страстью, она готова была сорвать с него одежду, чтобы ничто не мешало слиться их телам в единое целое.

Алекс же не мог насытиться поцелуями, осознав, наконец, что ее неуловимость, сводящая его с ума, была всего лишь страхом девственницы.

Это был самый тонкий момент – мостик между ее желанием и его жаждой. Усталость исчезла, сменившись неудержимым возбуждением.

Не нужно торопиться. Он должен быть медлителен, нежен. Но ее жадные поцелуи, ее неискушенные руки... ее податливое тело под тонкой тканью ночной рубашки.

Как долго может продержаться мужчина? Или девушка, недавно ставшая женщиной?

Он взял себя в руки. Пусть это будет ее выбор, ее желание, а его единственная задача – исполнить это желание, удовлетворить ее, заставить ее девственное тело хотеть его до безумия, до самозабвения.

Алекс прижал ее к стене, жарко и настойчиво, в то время как ее руки, блуждая по его телу, раздевали его.

Потом ее руки скользнули вниз и сжали его возбужденную плоть с уверенностью, присущей опытной женщине.

Алекс почувствовал слабость в коленях.

Чего еще ему было желать? Одурманивающий вкус ее губ, ее руки, жаждущие познать его тело, которое он с радостью готов был отдать ей.

Но этого ему было мало.

– Франческа... – прошептали его губы у ее губ. – Тебе больше не будет больно.

– О... – выдохнула она. Так вот в чем секрет. Значит, когда преграда преодолена, женщина может любить так же свободно, как и мужчина.

Как Сара Тэва.

Она осознала свою власть над ним, потому что он хотел ее всю, жаждал проникнуть в гнездышко меж ее ног.

– Да, – прошептала она. – Да... – Она хотела испытать все.

Алекс задрал рубашку и ощутил ее тело. Теплое, шелковистое, полное желания.

– Ты, – прошептал он, прежде чем снова накрыть ее губы поцелуем. – Ты...

Да, он хотел, чтобы выбор был за ней, но не знал, сможет ли сдержаться. Ее руки творили чудеса, лаская его самым невинным и в то же время самым чувственным образом, а он ведь не каменный, хотя чувствовал себя сейчас несокрушимым, неутомимым, полным мужской силы.

Он не заметил, как вошел в нее. Это произошло помимо их сознания. Потому что оба стремились к этому.

Франческа застонала, когда он проник в ее лоно, это было ни с чем не сравнимое ощущение. Настолько сильное, что ей показалось, будто она сейчас потеряет сознание.

Алекс успокаивал ее поцелуями, осторожно двигаясь в ней, чтобы она ощутила это скольжение, влагу, жар, все нарастающее, раскручивающее, словно пружина, возбуждение. Он увлекал ее за собой все дальше и дальше, к той черте, которую она еще не переступала.

Да, она еще не познала главного, она, которая своим девственным телом, доводила мужчин до безумия. Да, вот это... это его неудержимое стремление излить в нее свое желание.

И она хотела переступить эту черту вместе с ним...

Она ощутила свою силу, свою власть, свою женственность, раскрывшись перед ним. И первую яркую вспышку наслаждения, которое изменило ее и навсегда покорило.

Она погрузилась в водоворот еще неведомых ей ощущений, совершенно невероятных. Они струились по телу, горячей волной устремляясь к пульсирующей плоти у нее между ног.

Алекс неудержимо увлекал ее за собой, к неведомой вершине, поцелуями, ласками, жаркими словами, возбужденной до предела плотью.

И потом, и потом...

Она словно взорвалась, ее тело конвульсивно вздрогнуло, подавшись вперед, навстречу его плоти, пока и он не достиг вершины... высвобождения...

Наступила кульминация!

Они не могли пошевелиться, не могли произнести ни слова. Не могли, не могли...

Теперь она стала женщиной, познала все тайны, и, пожалуй, это самое главное, что она вынесет из этой истории.

Алекс осторожно отстранился от нее; жар их тел был все еще осязаем, когда он усадил ее к себе на колени.

Для него это был определяющий момент; он излился в нее, и теперь она принадлежала ему – навсегда.

Прижимая ее к груди, Алекс надеялся, что они вместе преодолеют весь этот ужас, разгадают все загадки, покончат со злом.

Тишина обволакивала их, и Франческа старалась не думать о том, что будет дальше. Именно это не давало ей спать. И она пришла к Алексу.

Любое произнесенное сейчас слово может нарушить возникшую между ними связь, и реальность обрушится на них с новой силой.

Но если она этого не сделает, чудовище будет жить.

Это невероятно трудное решение должна принять она.

Франческа выскользнула из кольца его надежных рук.

– Я думаю, он здесь, – сказала Франческа. – Он мне сказал, что соблазнил Филиппу. И теперь, когда он не может получить других, он вернется, чтобы проверить, забеременела ли она.

Дитя семени. Она вздрогнула при мысли о невинном ребенке, точной копии Кольма во всех отношениях.

– Иисусе!

Ей ненавистна была эта мысль, но она должна была облечь ее в слова:

– Филиппа является ключом.


Филиппа чувствовала себя несчастной этим утром; ее мутило, и в голову лезли разные недобрые мысли. Так что меньше всего ей хотелось видеть Аластэра, появившегося у дверей.

– Новости разлетаются мгновенно, моя дорогая, – воскликнул он. – Я только что узнал, что приехал Алекс и с ним наша красавица.

– Разве? А я и не заметила. – У этой твари плоский живот, и она не выглядит, словно призрак. Ее не рвет по утрам после завтрака.

– Полно, Филиппа. Твоя апатия вредна для ребенка.

– Не желаю слышать об этом! – Филиппа отвернулась. – О Боже, я хочу умереть.

– Никогда так не говори! – Аластэр схватил ее за руку. – Это глупо, Филиппа, и нехорошо по отношению к ребенку. Послушай, что ты делаешь сегодня? Насколько я понимаю, Маркус, как всегда, занят. Так что он не будет возражать, если я вывезу тебя на прогулку и немного развлеку.

– Я не против. – Это лучше, чем ничего. По крайней мере, Аластэр забавен и знает о ребенке, так что ей ничего не нужно скрывать.

– Я приготовил тебе сюрприз, – сказал он, усадив ее в карету.

– Сюрприз – это мило, – сказала она бесстрастным тоном.

– Моя дорогая. Мы едем ко мне. – Он говорил без умолку.

Филиппе понравилось, что слуги бросились к карете с таким же рвением, как и в Миэршеме. Слава Богу, что они живут в Миэршеме, а не в домике викария.

– Сейчас будем пить чай. Ты зайди в последнюю комнату слева по коридору. Я через минуту приду.

Филиппа побрела по коридору, рассматривая семейные портреты. Дом Аластэра оказался поскромнее Миэршем-Клоуз, более уютным, более удобным.

Толкнув дверь, она увидела у окна мужчину. На лицо его падала тень.

Но она сразу узнала его. Эти плечи, это тело, эту позу.

– О Боже... о! – Она была близка к обмороку, но он мгновенно бросился к ней, обхватил своими сильными руками и повел к креслу.

– Моя дорогая, моя милая, – бормотал он, целуя ее руки.

– О, я не могу поверить, не могу. Я так хотела тебя, что чуть не умерла.

– Но теперь я здесь. – Он зарылся лицом в ее колени, и она погладила его волосы.

– И ты снова будешь со мной?

– Столько, сколько захочешь.

Будь благословен Аластэр – откуда он узнал? Впрочем, это не важно. Аполлон вернулся к ней, и только это имело значение.

– Увези меня отсюда.

– Мы поговорим об этом, дорогая.

– Я жду ребенка.

– О Боже! Правда? – Он стал покрывать поцелуями ее живот. – О, ну разве ты не умница?

– Как и ты, – пробормотала она, и ее глаза наполнились слезами. Она не вернется к Маркусу. Никогда.


Вечером того же дня Маркус появился за обедом в состоянии, близком к панике.

– Я не видел Филиппу весь день, – сказал он.

– Я тоже ее не видел, – сообщил Алекс. – Присаживайся, Маркус. Ты, я смотрю, совсем раскис.

– Она стала такой странной. Такой странной. И очень похудела. Я так волнуюсь за нее, а она ничего не говорит. Ты должен что-то сделать, Алекс.

– Сядь, Маркус. – Он налил брату немного бренди. – Выпей и возьми себя в руки. А потом мы все обсудим и решим.

– А где та женщина?

– Наверху, одевается к обеду.

– Да кому сейчас кусок в горло полезет? – простонал Маркус. – А вдруг с Филиппой что-нибудь случилось?

– Ну, это мы скоро узнаем, не так ли? Она не могла далеко уйти, кто-нибудь наверняка ее видел.

Маркус глотнул бренди.

– А если все-таки ушла?

– Вряд ли, – сказал практичный Алекс. Все друзья Филиппы живут в деревне, а общественные мероприятия, в которых она участвует, связаны с храмом. – Думаю, тебе стоит присоединиться к маме в столовой. Она замечательно умеет заламывать руки и делает проблемы сложнее, чем они есть на самом деле. А когда ты успокоишься, я пойду за Франческой.

Маркус раздраженно посмотрел на него.

– Филиппе несвойственно опаздывать. Она такая пунктуальная.

– Значит, что-то ее задержало. Скоро мы это выясним. – К несчастью, Алекс не сомневался, что Филиппа сейчас у своего любовника, этого безумца, и что она ждет от него ребенка, но не хотел, чтобы брат узнал это от него.

Где именно скрывается Кольм, этого Алекс не знал. Может, далеко отсюда, а может, в соседнем доме. Он достаточно умен и хитер, чтобы выбрать подходящее место. Соблазнил же он Филиппу!

– Ну, иди. Мама ждет. Можешь ей все рассказать. – Алекс встретил Франческу на лестнице.

– Филиппа исчезла, так Маркус сказал, но, возможно, он просто паникует.

– А может, так и есть, – сдержанно заметила Франческа.

– Ты права. Он наверняка где-то поблизости. Дождется рождения ребенка и заберет его. Кто-то ему помогает. Надо выманить Кольма из его убежища. Ему нужен не только ребенок. Ему нужна ты... мы...

– Мы нужны ему мертвые, – уточнила Франческа. – Ты это имел в виду?

– Он не рассказал бы тебе о Филиппе, если бы знал, что ты останешься жива. Вдобавок мы уничтожили его гнездо, убили теток и слишком много знаем о его планах.

– Что ты собираешься предпринять?

Алекс посмотрел ей в глаза, ища согласия, понимания. Эти бездонные, прекрасные глаза, полные сострадания. Он знал, что она поймет.

– Надо все рассказать Маркусу, – произнес он. – Мы не сможем сделать это одни. А потом – потом Саре Тэва снова придется танцевать.


Я убью их. Убью всех до единого.

Это будет последнее, что он сделает, прежде чем исчезнуть вместе с Филиппой. Он покинет колонию, пусть даже она распадется. Ребенок – вот главное. И его семя. Тогда он сможет создать сверхнацию в любом месте, где почва окажется для него благоприятной.

А она повсюду. Это он точно знает.

Единственным препятствием остаются Франческа и проклятые аристократы, с которыми эта шлюха снюхалась. Придется уничтожить их всех, но это ничто по сравнению с тем, что они сделали с его миром.

С каким удовольствием он избавится от Франчески! Глупая маленькая цыганка – вечно ныла и таскалась за ним по пятам. А теперь надо же – любимица пэра.

Но для осуществления своего плана Кольм должен собрать их всех в одном месте.

Проблему решил Аластэр. Именно Аластэр, с его злобой и склонностью к самым модным излишествам, какими бы гнусными они ни были. Он не испытывал никаких дружеских чувств к Кольму, просто жаждал быть первым везде и во всем. Будь то мода или философия.

Конечно же, его прельщала перспектива быть вторым после Кольма в его новом мире.

– Послушай, – сказал Аластэр Кольму, когда Филиппа в очередной раз задремала. – Он снова привез эту шлюху в Миэршем. Можно пригласить ее потанцевать перед гостями. Я ведь так и не сумел заполучить ее первым. Такая досада! Господи, она – это нечто! И, конечно, явится в сопровождении Алекса. Если хочешь, придет и этот ханжа и зануда Маркус!

– Организуй это, – приказал Кольм. Да, именно приказал. Потому что его по-прежнему почитали как семя, как Короля. И Аластэр, как и все остальные его сообщники, немедленно бросился исполнять его волю.


Несколько десятков мужчин окружили установленные в парадном зале подмостки и потягивали шампанское. Аластэр намеренно пригласил на этот раз такое количество гостей. Человек может затеряться в толпе, как крик, как стон. Все должно бы идеально. Он хотел, чтобы все было идеально – для Кольма.

Аластэр ни за что бы не признался, что немного влюблен в Кольма. Тот был так красив, так совершенен – почему бы не порадовать его, не увидеть его улыбку. Все остальное – чепуха. Если это свершится, что ж, прекрасно, если нет – Аластэр отбросит эту идею как ненужный галстук.

Поездка в Миэршем и приглашение Сары оказалось делом легким. Аластэр готов был сделать для Кольма гораздо больше, чтобы доказать ему свою любовь.

Но нет, Кольму нужны были только танцовщица и Девени.

Сцена была готова, музыканты настраивали инструменты. Сара Тэва уже готовилась к выходу.

А Алекс и Маркус прогуливались среди гостей.

Кольм наблюдал за ними с балкона для музыкантов. Он в качестве оружия выбрал нож. Нож так удобен – он действует исподволь, неслышно и сразу поражает цель. Один взмах – и человек мертв. Один поворот – и сердце врага у вас на ладони.

А для Франчески это будет самая приятная, самая чистая смерть, какую только она могла пожелать. И он обязательно позаботится, чтобы ее цыганская кровь не запачкала паркет в доме Аластэра.

Франческа двигалась под музыку, плавно вращая бедрами; золотые пластинки, украшавшие пояс и край прозрачной юбки вращались и отражали свет. Золотые цепочки спускались с шеи на обнаженную грудь; лицо было скрыто густой вуалью.

Шаг, выпад, шаг. Не забывай о руках. Потряси плечами, грудью, вращай бедрами, разбуди их воображение.

Мужчины были уже на пределе и буквально пожирали Франческу глазами.

Воздух был напоен жарким желанием. Они хотели ее и тешили себя иллюзией, что она не принадлежит никому и в то же время каждому из них.

Кольм ждет, но где?

Алекс и Маркус незаметно покинули зал, неторопливо прошли по коридору и поднялись на второй этаж; стоило Маркусу представить себе, что Филиппа где-то здесь, как его охватывала ярость.

«Все получится, если только ты будешь, спокоен», – сказал ему Алекс, и Маркус изо всех сил старался сохранить самообладание. Ему хотелось убить мерзавца собственными руками, избавив Алекса от этой необходимости. Он готов был растерзать его и бросить собакам.

В доме Аластэра сколько угодно потайных мест, где может спрятаться Кольм.

Скорее всего он наверху. Там безлюдно и тихо. Есть где притаиться, чтобы потом броситься на свою жертву. Алекс не стал этого дожидаться и решил рискнуть. Надо брать сейчас. Немедленно. Пока внимание собравшихся сосредоточено на Франческе.

– Шшш... – Прижимаясь спиной к перилам, Алекс крался по лестнице, Маркус за ним. В задачу Маркуса входило увести Филиппу, а с Кольмом разберется Алекс.

В коридоре царили тишина и полумрак; лишь издалека доносились слабые звуки музыки.

Как только Аластэра угораздило связаться с таким мерзавцем, как Кольм?

Они уже почти достигли площадки.

Наконец появился Кольм. Он обрушил на голову Алекса рулон бархата, бросился на него, сбил с ног, и оба упали, покатившись вниз. Маркус застыл на месте. Алекс пытался вырваться, но Кольм мертвой хваткой вцепился в него.

Маркус не знал, что делать – то ли помочь Алексу, то ли искать Филиппу? Его нерешительность едва не стоила ему жизни. Наконец он взял себя в руки и побежал по коридору, заглядывая в каждую комнату.

Он нашел ее в пятой по счету и хотел увести, но услышал за спиной тяжелые шаги.

Слишком поздно, поздно. Кольм преградил путь к постели.

– Ты ее не получишь. Она тебя не хочет. Она носит мое семя. – Ярость вспыхнула в нем, словно огонь. Кольм стоял, дразня его, гладя Филиппу. – Уходи, Маркус. Ты здесь лишний. Филиппа станет матерью нации. А что можешь ей дать ты, жалкий священник?

Кровь бросилась Маркусу в голову, и он ринулся к Кольму. Ему было все равно, он хотел умереть мучительной смертью. Пусть любовник жены лишит его жизни. И пусть Филиппу до конца ее дней мучают угрызения совести. Маркус вцепился в Кольма, словно клещами. Они метались по комнате, как два разъяренных слона, а Филиппа, сжавшись в комок на постели, стонала:

– О Боже, что я наделала?

Но никто не слышал ее; Маркус, ослепленный яростью, хотел искалечить мерзавца, прежде чем тот его убьет.

Все завертелось у него перед глазами. Он стал терять сознание, когда Кольм принялся его душить. Наконец-то наступит конец его боли, его унижению...

В этот момент раздался грохот, и Маркус с жадностью глотнул воздух.

Рядом, на полу, стонал Кольм, а над ним стояла Филиппа, держа в руке разбитый графин.

Алекс ворвался в комнату.

– Уведи ее отсюда. – Маркус замотал головой.

– Но... Франческа...

– И ее увези. Немедленно.

Маркус посмотрел на Филиппу. Она кивнула, он взял ее за руку, и они покинули комнату, оставив Алекса один на один с Кольмом.

«Я мог бы убить его здесь, – подумал Алекс, пытаясь отдышаться. – Я мог бы забить его до смерти. Чудовище. Чудовища красивы. Они прячут свое зло под маской цивилизованности и растлевают массы». Кольм был даже слишком красив, чтобы умереть, но если Алекс оставит его в живых, он начнет распространять свои идеи и свое семя в других местах.

Алекс не мог допустить этого, как и того, чтобы Кольм снова охотился за Франческой.

Он пнул Кольма ногой. Даже Филиппа сделала свой выбор: не захотела, чтобы Маркус погиб.

А теперь и ему предстояло сделать свой выбор.

Пока Алекс медлил, Кольм обвил рукой его ногу и дернул так, что Алекс рухнул на живот, а Кольм сел на него и заломил назад руки.

– О, семя не так легко убить, друг мой. Будь это просто, новые нации никогда бы не рождались. А вот тебя и тебе подобных уколи, и вся ваша кровь вытечет, как вода, – прошептал он. – А теперь... – он поднял нож, – я сделаю самые чистенькие, самые аккуратные надрезы. Ты почувствуешь, как твоя кровь вытекает по капле. – Он провел кончиком лезвия по шее Алекса. – Я останусь с тобой до конца.

Кольму доставляло удовольствие мучить Алекса. Он делал надрезы один за другим, а Алекс под тяжестью его тела не мог даже пошевелиться.

– Я знаю, ты думаешь, что победишь, Алекс. Но обещаю тебе: и ты, и Маркус, и Франческа умрете...

Франческа вошла на цыпочках, босая, неслышно ступая по полу. В руке она держала кочергу с загнутыми острыми концами по краям. Напрасно Маркус пытался ее удержать.

Она приготовилась нанести удар Кольму, с увлечением орудующему ножом, и заняла для этого прекрасную позицию.

Сейчас все это прекратится. Семя будет уничтожено, и как хорошо, что именно она, столько всего натворившая ради спасения Кольма, приведет в исполнение смертный приговор.

Франческа ждала. Она умела ждать. Жизнь ее этому научила.

И вот, наконец, решительный момент настал. У Алекса на теле показались первые капли крови.

Теперь она позаботится, чтобы кровь Кольма текла рекой.

Она нацелилась, размахнулась и нанесла удар.

Крючок попал Кольму прямо в затылок. Он обернулся.

Она наносила удар за ударом, не давая опомниться, пока он не рухнул...


Сары Тэва не стало. Умерла самая знаменитая в мире исполнительница ритуальных танцев, развлекавшая королей и вельмож всей Европы и Средиземноморья и бросившая свое ремесло ради младшего сына влиятельного графа.

Франческа выполнила свою задачу; траур закончился, и Сара, наконец, может покоиться с миром.

Алекс из окна наблюдал за Франческой, бродившей по саду Миэршема. Он не знал, готова ли она встретиться с ним. Слишком свежи были раны.

Даже Маркус, с его всепрощением, тяжело переживал случившееся, но все же решил воспитать ребенка Филиппы как собственного.

Но Франческа – это совсем другое. Она не только уничтожила зло, она убила свою самую большую любовь. Как они смогут жить вместе после того, что произошло, думал Алекс.

Но он никогда не отпустит Франческу. Он сказал ей об этом, еще, когда он пытался понять противоречивость ее натуры.

Она загадка, и он не успокоится, пока не разгадает ее.

Время. Надо дать ей время прийти в себя.


А Франческа недоумевала. Чего он ждет? Почему не пришел к ней после того, что им пришлось вместе пережить, после того, что было между ними.

Она не могла ждать, теперь, когда испытала с ним такое невероятное наслаждение. Она хотела еще, еще и еще, и ничто не могло помешать этому.

Ей хотелось соблазнить его, пустить в ход все уловки, которым она научилась, изображая самую знаменитую куртизанку Европы. Хотелось покорить самого сурового графа Англии, чтобы он стоял перед ней на коленях, боготворил ее, нуждался в ней, обладал ею.

Хотелось танцевать для него.

Все остальное сейчас не имело значения.

Она вошла в его комнату. Там все было по-прежнему. Холостяцкое прибежище.

Но теперь все будет по-другому.

– Что ты здесь делаешь, Франческа? – спросил Алекс, появляясь на пороге.

– Я пришла танцевать для тебя, мой господин.

Все его тело вспыхнуло, и он, преисполненный благодарности, закрыл глаза.

– Как пожелаешь, Франческа.

– Я желаю доставить наслаждение моему господину, – пробормотала она и ускользнула в гардеробную, где все уже было готово.

Франческа давно поняла, что ему нравятся костюмы Сары, цепочки, вуали и все прочее, что они делают его податливым, как воск.

Она обвила цепочки вокруг рук, шеи, бедер. Лицо до самых глаз скрывала вуаль. Она вошла в комнату и стала приближаться к нему.

Цепочки сверкали в отблеске свечей, обнаженная грудь колыхалась, кожа блестела и переливалась, словно шелк. Казалось, сам соблазн предстал перед Алексом в облике Франчески.

Она переплела руки, потом опустила, и они заскользили по телу, подчеркивая его наготу.

– Мой господин, – прошептала она.

– Моя госпожа, – прошептал он, поймав ее и обхватив коленями, заключая в объятия, осыпая поцелуями, медленными, неспешными. – Ты станешь моей госпожой, когда пройдет боль.

Она чувствовала, как пульсирует его возбужденная плоть, прижавшаяся к ее телу. Ощущала его руки, неторопливо, умело ласкающие ее. Она вся была во власти желания. И лишь он один мог его удовлетворить.

Она выгнулась навстречу ему, он подхватил ее на руки и понес к постели.

Она смотрела, как он сбрасывает с себя одежду, впервые наслаждаясь красотой его обнаженного тела.

Он возбуждал ее одним своим видом. Ей хотелось прикасаться к нему, ласкать его, узнавать его.

Он лег рядом, заключив ее в объятия, весь раскрывшись навстречу ей, ожидая ее ласк.

– Я не знаю, как... – прошептала она.

– Знаешь, – прошептал он, все еще поражаясь ее невинности, ее щедрости. – Я научу тебя.

Он осторожно проник в ее нежное лоно, и начался танец соития, медленный, неторопливый, казалось, ему не будет конца.

Загрузка...