Несносный босс

Глава 22. Мирослав

Твою. Мать.

Меня с головой накрывает какими-то сумасшедшими эмоциями от того, что Сонечка так близко и от нашего с ней положения в целом.

Это всё слишком остро и ярко. Я и так на нее нормально реагировать давно не могу, но сейчас… Чересчур! Я не сдержусь. Не смогу. И она пошлет меня куда подальше после этого, потому что посмел наброситься на нее, как голодное животное, когда у нее такой тяжелый период в жизни.

Но Принцесса слишком красивая, нежная, маленькая… Ее хочется защитить от всего мира, а еще просто до безумия хочется поцеловать.

Клянусь, у меня внутри свербит все от желания впиться в ее пухлые губы, я с трудом себя контролирую.

И не могу остановить руки, которые тянутся к ней. Я обхватываю ее щеку, поглаживая нежную кожу пальцем, а Соня… А Сонечка меня не тормозит, только пристально в глаза смотрит и дышит так тяжело-тяжело, что эта нехватка воздуха и мне передается.

— Сонь… — слышу себя словно со стороны, шепчу странно, вообще не зная, что хочу услышать от самой Сони. Приближаюсь, тянет магнитом, я реально не могу себя остановить! Тянусь к ней, ближе и ближе, и она снова меня не тормозит, и…

Стоп-краны срываются.

Я целую ее. Аккуратно, медленно, нежно. Поцелуй практически детский, я еле касаюсь нежных губ, наверное, все-таки ожидая сопротивления.

Ласка и правда очень нежная, я, честности ради, к такой не привык, но… Но с ней рядом мне хочется быть таким. Нежным и ласковым, потому что она этой нежности заслуживает как никто другой. Не хочется напирать и давить, хочется показать ей, насколько она прекрасна и как она достойна самого лучшего.

Принцесса сидит молча, приоткрывает губы, позволяя ее целовать, и… И закрывает глаза. Боже. Это почти капитуляция, черт возьми!

Прикусываю нижнюю губу и втягиваю ее в рот, не переставая гладить пальцами нежную кожу лица. Чувствую губами дрожащий и надрывный вздох, а потом…

А потом она отвечает на поцелуй.

Медленно и чуть рвано, неуверенно и совсем медленно, но отвечает. Двигает губами, позволяя мне не останавливаться, и ровно в тот момент падает моя выдержка, которая и без того висела на волоске.

Я впиваюсь в ее губы сильнее. Ярко, сладко, по-настоящему. Прижимаюсь ближе, нагло воруя каждый миллиметр ее губ, срываю с них тихие стоны и тону от этой долгожданной близости.

И правда долгожданной. Я понимаю это по ощущению свалившегося груза с плеч. Мне чертовски давно хотелось сделать это, но я отгонял от себя эти мысли, как назойливую муху и не позволял даже думать в ту сторону.

Я хотел этого, чёрт! И сейчас, когда получил, мне катастрофически мало всего происходящего.

Поэтому поцелуй становится глубже. Мы сталкиваемся языками, горим в пламени друг друга и не можем оторваться ни на секунду…

Я не понимаю, когда, но затягиваю Сонечку к себе на колени, прижимая близко-близко.

Нам жарко, всё происходящее — чертовски горячо.

Глажу руками голые бедра Принцессы, целую быстро, рвано, глубоко, нагло пробираюсь под футболку, касаясь талии и линии груди.

И она не останавливает! Только сильнее прижимается, вздрагивает и выгибается от касаний, стонет… Чёрт возьми, как она сладко стонет!

Меня не хватает. Хочется больше, еще и еще, хочется всего и сразу…

Поэтому я срываюсь, задирая голову Сонечки и впиваясь поцелуями уже в шею. Жадно и страстно, не контролируя силу этих поцелуев.

Она дышит громче, всхлипывает, танцует на мне бедрами, задевая давно вставший член. Чёрт…

— Принцесса, — шиплю, кусая ее за ключицы. Широкая горловина домашней футболки позволяет достать везде, но противная ткань всё равно дико мешает.

Поддаюсь порыву и стягиваю лишнюю вещь, выбрасывая за диван, оставляя Сонечку только в одних тоненьких трусиках.

Она стонет. А я впиваюсь губами в грудь, прикусывая манящую кожу и обводя языком соски.

Это чертовски восхитительно, вся она — восхитительна.

Наш прошлый секс был практически во всем одеянии, это было быстро, резко и неожиданно. Я не нацеловался, не насладился, не насмотрелся…

Но сейчас… Я готов сутками целовать каждый ее сантиметр, честное слово, только за то, насколько она чувствительная и отзывчивая.

— Соня, — шепчу снова, сжимаю руками ягодицы и бедра, впиваюсь пальцами в кожу, умираю от наслаждения.

— Ми-Мирослав… — стонет в от удовольствия, запрокидывая голову и зарываясь пальчиками в волосы на затылке. Тянет до сладкой боли, возбуждена до предела точно так, как и я. Теряется в чувствах и ощущениях, но все равно отвечает и отдается мне полностью.

Крутит бедрами, заставляя задыхаться от возбуждения. Не могу больше. Она сводит с ума, это слишком, мать твою!

— Сонечка, — рычу на нее, целуя везде, куда попадают губы. — Скажи “да”. Скажи “да”, чтобы я продолжил, если ты готова, я…

— Да, да, Господи, конечно да! — стонет громко, впиваясь в губы.

Мы целуемся страстно, это уже не те детские ласки, что были в самом начале. Это остро, это вкусно, это чертовски возбуждающе.

Спускаю резинку штанов вместе с боксерами до колен, не отрываясь от Сонечки, ее трусики сдвигаю в сторону, просто потому что невозможно оторваться, чтобы нормально снять их. Мы как обезумевшие, как оголодавшие, как дорвавшиеся до запретного плода первобытные люди.

— Чёрт возьми… — рык пробивается сквозь зубы, когда касаюсь пальцами плоти Сони. Они такая влажная… Чёрт, такая влажная для меня. — Сонечка…

— Мирослав, прошу, я…

Когда она просит — я готов умереть. Клянусь. В ту же секунду на том же месте.

Она не может терпеть, но я и не железный…

Приподнимаю ее бедра немного, касаюсь головкой горячей плоти и опускаю Сонечку на себя, застонав синхронно с ней.

Она невероятная. Горячая, красивая, до сумасшествия восхитительная.

Соня сводит с ума окончательно, когда берет все в свои руки. Двигается, срывая крышу, стонет, кусает губы и так сладко хныкает. Мы целуемся, касаемся, я сжимаю ее кожу, грудь, кусаю соски и оставляю засосы на шее, совершенно не заботясь о том, что кто-то может увидеть. Плевать! Моя! Чёрт, моя… Всегда была и будет моей, клянусь, особенно сейчас, только моя…

Мы двигаемся синхронно, Соня отвечает на поцелуи с особым рвением, а я обвожу ее клитор пальцами, доводя до оргазма. Мы кончаем одновременно, застывая с именем друг друга на губах, и…

И она наконец-то называет меня без отчества.