Несвершенное

Глава Первая Отчаянные времена

Кэми Глэсс стояла слишком близко к огню. Магические всполохи обжигали лицо, жалили глаза, и все перед ними плыло. И не было никакой возможности расплакаться.

Ауример, золотая усадьба, из которой чародеи Линберны заправляли всем городом на протяжении веков, была окружена кольцом огня. Огонь не распространялся и не гас. Это злое оранжевое море не давало ей подойти к дому.

«Там ничего нет для тебя», — сказал Эш Линберн, один из нескольких хороших чародеев оставшихся в живых, который к тому же был подключен к ней. Разум к разуму. — «Его больше нет».

«Ты этого не знаешь», — ответила ему Кэми.

«Нет, знаю, — не согласился Эш. — И если ты признаешь мою правоту, то и сама поймешь, что так и есть. Его там нет. Его нигде нет. Он мертв».

На нее нахлынули эмоции Эша. Они проникли в каждую ее пору. Связь между ними напоминала каплю чернил, упавшую в стакан воды: любая ясность — искажалась. Не было никакой возможности обособиться друг от друга, и неважно, насколько разными они были или как плохо у них получалось взаимодействовать.

И неважно, насколько Кэми не хотелось быть связанной с Эшем, а Эшу с Кэми. Им пришлось создать эту связь, потому что, будучи источником и чародеем, они обладали волшебной силой, которая помогла спасти жизни их друзей и защитить дом.

Они были связаны уже целый месяц. Оба уже свыклись с этим, но легче им не стало.

Кэми всегда хотела управлять собой; она никогда не хотела, чтобы кто-либо еще пытался управлять ею. Эш и не собирался, но у нее на пути постоянно вставали его предостережения и предчувствия. Она чувствовала себя ущемленной.

Но хуже всего, что ярмом на шее у нее висели страдания и отчаяние — чувства Эша.

Он потерял надежду, у нее не хватало сил надеяться за обоих.

И что она должна была сказать о сводном брате Эша, Джареде, своем первом источнике, парне, которого она любила, и с которым была связана большую часть своей жизни?

«Он не мертв! И мы встречаемся!»

Это ее мама сказала, что его нет в живых.

Они все знали, что произошло нечто ужасное. Роб Линберн со своими сторонниками, теми, кто хотел возвращения былых дней, когда чародеи ради своего могущества приносили в жертву людей, разбили их в сражении и отобрали у них поместье. Единственным выжившим чародеем на их стороне осталась только мать Эша — Лиллиан. Она и младший брат Кэми, Тен, попали в ловушку Ауримера. Все пытались предложить свой план спасательной миссии, пока Лиллиан стальной хваткой держала за руку Тена, чтобы он не смог убежать от нее, бросившись наутек из таверны. Прежде Лиллиан всегда вела себя как предводитель города, но не теперь. Она казалась поверженной и вместо речей теперь была способна лишь на возгласы, больше присущие приведениям или банши, возвещающие о смерти пропавшего Джареда.

Тен хранил молчание, дрожа в руках отца. Но позже он нехотя, содрогаясь, едва шевелящимися губами, поведал всю историю: как его держали в каморке на чердаке, и как дверь распахнулась, и вошел Джаред, как он велел ему бежать. И Роб тоже там был. Тен едва мог говорить об этом, но они знали, что Джареду сбежать не удалось, ему пришлось остаться, чтобы не дать Робу преследовать перепуганного ребенка.

Больше ничего не удалось узнать, пока маме Кэми, Клэр, не дозволили войти в Ауример, потому что она была любимицей чародеев и их покорной слугой. Та рассказала Кэми, что нашла на чердаке.

Мама едва ли перекинулась с Кэми двумя-тремя словами за несколько недель.

Тишина, установившаяся между ними, походила на холодное, осторожное безмолвие, которое накрыло весь город, с того дня, как Роб выиграл злополучную битву и захватил усадьбу. Никто не хотел нарушать эту тишину первым. Никто не хотел ломать лед. Сломаешь лед, того и гляди хлынут темные воды и утопят всех.

Кэми уже привыкла к зябкой пустоте там, где когда-то жили общение и понимание. Она сидела за столом и поедала свой завтрак, пока мама готовила еду мальчикам, когда та заговорила, повергая в шок.

— Прошу тебя, будь осторожна сегодня.

— Почему? — тихо спросила Кэми. Когда мама не ответила, она отложила ложку, наблюдая за дрожащими руками. Она повысила голос, требовательно спросила еще раз: — Почему?

Клэр вздрогнула, ее плечи поникли.

— Роб потребовал жертву, но город не дал ему ни одной.

— Я помню, — сказала Кэми.

— Теперь он владелец усадьбы, и его слово — закон.

— Не для меня, — возразила Кэми.

— Для всех, — отрезала мать. — Его слово — закон, потому что ослушание — смерть. Тебе понятно? Он говорил с мэром, и мэр обещал ему — он обещал, что Роб получит свою жертву сегодня.

— Зачем ему обещать это? — прошептала Кэми.

— Магия сильнее, если жертва принесена добровольно, — ответила Клэр, готовя яйца и тосты для братьев Кэми. Глаз она не поднимала. — Лучше всего, если человек, который будет принесен в жертву, согласен на это, но, если не получится — город сам их выбирает. Есть еще сила в самой жертве. В этом заключается ценность города для самого чародея. Вот, почему Роб всегда хотел с нами сотрудничать, дал нам время, чтобы мы осознали наш долг. И мы будем с ним сотрудничать. Сотрудничество — путь к выживанию. Другого не дано.

— Ушам не верю! Нельзя просто так отдать в жертву своего соседа!

Звонкий возглас Кэми прогремел на всю кухню. Ее собственный голос звучал отчаянно. Ее возглас больше походил на ложь. Мать хранила молчание.

— Нельзя видеть зло и молчать. Нельзя смотреть, как людей убивают и не противостоять этому, — яростно завопила Кэми.

После этих слов Клэр развернулась, встав спиной к столу, к разноцветным пашотницам и дымящемуся кофе. Она смотрела на Кэми.

— Можно, — ответила Клэр. — Я пойду на все, чтобы сохранить жизни своим детям. Чем тебе помогла твоя храбрость, Кэми? Ты победила? Во что вылилось это твое маленькое восстание? Твоего брата похитили, чтобы зарезать золотым кинжалом в Ауримере. Ты подставила всю свою семью под удар чародея. Мы теперь на виду. Ты подвергаешь своих братьев опасности. Смерть Тена была бы на твоей совести.

Именно это твердила себе Кэми всю одинокую зиму, лежа в темноте под одеялом, содрогаясь от холода. Последнее время ей долго не удавалось согреться и уснуть. Однако, она никак не ожидала услышать эти обвинения от собственной матери за завтраком при свете дня. Она безмолвно уставилась на изможденное лицо Клэр, преисполненное ужаса, но все же прекрасное. Любимое лицо, которому Кэми доверяла всю свою жизнь.

Мамины плечи поникли. Она держалась за спинку стула, как будто не могла устоять под весом всех страхов.

— Кэми, я не хочу говорить об этом, — прошептала она. — Я знаю, ты хочешь только лучшего, но единственный вариант выжить — не бороться. Мы ничего не выиграем, если начнем сражаться, но заплатим всем, что у нас есть. Я знаю, что сделал для Тена твой Линберн. И я знаю, что он сделал это ради тебя. Я знаю, что он пошел туда и встретился лицом к лицу со своими матерью и отцом, ради тебя.

Кэми склонила голову. Она не хотела видеть, как мама произносит эти слова, не хотела слышать, ей не нужно было это знание, но она всегда старалась смотреть правде в глаза и сейчас ей не убежать от нее.

— Он спас Тена, — прошептала Клэр. — Но уже больше месяца никто не видел ни его, ни Розалинду. Кэми, я не хотела тебе этого говорить, но я видела комнату, из которой сбежал Тен. Я видела кровь на полу и стенах. Очень много крови. Еще никто ни разу не выжил, потеряв столько крови. Роб заставил меня собственноручно помыть все доски, чтобы именно я тебе рассказала об увиденном. В живых остался только Роб Линберн. Он убил собственного ребенка. Я не позволю ему убить моего. Если зло — это цена, которую я должна заплатить за твою жизнь, я выплачу ее сполна.

— И я должна заплатить, — сухо сказала Кэми. Ее голос был так же сух, как мертвый лист зимой, готовый вот-вот сорваться с ветки при первом же порыве ветра. — Я должна закрыть глаза на все, что происходит в городе, в противном случае, умрет любимый мною человек, и это будет моя вина.

— Кое-кто уже мертв. — Клэр опустила взгляд на руки, словно на них до сих пор была кровь. Она не смогла вымыть бурый цвет из-под ногтей. Он был таким ярким и отвратительным, что Кэми так и видела, как ее мама драит полы и стены на том чердаке. О чем пока не сознавалась ни одной живой душе. — Джаред Линберн мертв. Ты его любила?

Кэми почудилось, будто она не вопрос задала, а влепила ей пощечину.

— Я думала вопрос в том, не я ли убила его?

— А разве не ты? — спросила мама. — Ради кого же он умер?

— Клэр!

Это сказала не Кэми. Она и мама виновато обернулись, словно они опять секретничали, и увидели в дверях отца. Его черные глаза были прищурены.

— Не смей говорить так с Кэми, — сказал он. — Никогда. — Он помолчал. Кэми знала, что не хотела слышать того, что он собирался сказать дальше, когда он так зол, и все же он не должен был произносить последовавшие слова столь решительно: — У тебя есть квартира над твоим рестораном. Почему бы тебе не пожить там какое-то время?

Они обе притихли, обездвиженные шоком. Папа неделями спал у себя в кабинете, но Кэми не думала, не хотела верить своим ушам, что он сделает что-то непоправимое.

— Нет, — ответила мама. Она держалась за спинку стула одной рукой, а другую протянула к нему. Свет обрисовал ладонь, свет наполнил ее глаза, как будто любовь была колдовством, и она могла заставить его передумать.

Джон взглянул на нее и медленно покачал головой.

— Ты лгала мне, лгала Кэми, ты ведешь себя так, будто симпатизируешь чародеям-убийцам, и ты даже не понимаешь, почему то, что ты делаешь неправильно. Я больше тебя не узнаю. Я не доверю тебе своих детей. Я не хочу тебя здесь видеть.

Кэми не могла выносить этот диалог ни секундой больше. Она, спотыкаясь, вылетела из кухни и побежала вниз по небрежно вымощенной дорожке, через ворота и вверх к пригорку, где стоял Ауример, объятый пламенем. Она подошла слишком близко к огню и почти наслаждалась ослепляющей силой белых всполохов.

Девушка все еще слышала голос матери:

— Там было столько крови. Еще никто не выжил, потеряв столько крови.

Кэми отказывалась в это верить. Она хотела надеяться, что есть нечто, что она могла сделать.

Ей хотелось верить, что, если бы Джаред погиб, то она бы это почувствовала. Он столько лет был частью ее жизни. Даже после того, как они разделились, наверняка что-нибудь подсказало бы ей, что его больше нет. Магия не могла быть сильнее ее болезненного упрямства и сердца. Она бы узнала.

«Я знал, — сказал Эш. — Знал, что отец заставит Джареда заплатить за открытое неповиновение. Мы — Линберны. Мы не прощаем. Никому не выпадает шанса согрешить против нас дважды».

Она отказалась впадать в отчаяние, даже мысленно.

«Я устала слушать всю эту мистическую белиберду про Линбернов», — сказала Кэми. Устала от Эша, который демонстрирует только нерешительность и ничего больше. — «Мы создания из красного и золотого, Мы не прощаем, Нам не нужны сердца, Наш семейный девиз — „Сдохни, сексуальный блондинчик“»…

«Последнего мы не говорили», — возразил Эш, обескураженно и смущенно. Через Кэми прошли эмоции, приятные, но чужие, хотя скорее странные, нежели веселые.

«Соглашусь, что, возможно, с последним я перегнула палку, — сказала Кэми. — Но вчера за завтраком я стащила тост, а ты не провозгласил „Линберны не допускают свершения греха дважды“ и не воткнул нож мне в руку. Даже, если Роб ведет себя последовательно, нам неизвестно, что он сделал с Джаредом. Нам ничего не известно. Джаред все еще может быть там».

«И как ты предлагаешь нам попасть туда, чтобы найти его?» — спросил Эш.

Кэми уже в течение многих недель силилась придумать план действий, задолго до слов матери, которые заставили ее убежать к Ауримеру, словно она могла проскочить через пламя и спасти Джареда.

Все ее планы представляли собой нелепую, смехотворную фантазию перепуганного подростка. Или они таковыми казались Эшу. Такими темпами Кэми скоро уже совсем перестанет понимать, где различие между ее темным видением мира и тенями, через которые видит все на свете Эш.

Она чувствовала сожаление Эша. Его сочувствие ледяной рукой вцепилось ей в плечо. Кэми пыталась взять себя в руки единственным способом, который знала.

«У меня есть план, как попасть внутрь, — сообщила она ему. — Огонь. Мы можем пойти в нашу школу и забрать все огнетушители: мы сможем погасить его для того, чтобы проскочить внутрь».

«Это — магический огонь, — сказал Эш. — Вот, почему он не выгорает и не распространяется. Огнетушители не помогут».

Он накладывал вето на каждый ее план.

«К счастью для тебя, у меня есть запасной вариант. Для начала мне понадобится сотня уток, а дальше все проще пареной репы».

«Для чего тебе утки?»

«Хочу запихнуть их в гигантскую катапульту и выстрелить ими над Ауримером, — ответила Кэми. — Они послужат отвлекающим маневром. Мое послание будет гласить: внимание на уток, которых я вам дарую».

Веселое настроение Эша отозвалось пением в ее теле, словно она ушами услышала его смех: уловивший соль шутки, но в то же время смеющийся и над ней.

Джаред сказал бы: «Я в деле. Наше следующее действие?»

Кэми отвернулась от огня и взглянула на город. Она твердила себе, что огонь слишком горяч и именно поэтому у нее жгло глаза; что дым попал ей в горло, обжигая его, и именно поэтому оно болело. Она лгала самой себе, потому что не знала, как взять себя в руки.

Отсюда Разочарованный Дол был виден как на ладони. Все золотые углы, крыши и вращающиеся флюгеры под бледным и изможденным небом после долгой зимы. Она думала о Джареде, его лице, и всех его жестких чертах, щеке, отмеченной шрамом, и глазах цвета городского неба. Он выглядел жестоким, пока не улыбнется, и все его улыбки были скупыми и краткими.

Она всегда считала, что Джаред очень хорошо вписывается в город и лес вокруг, может, от того, что он один из чародеев, для которых был создан этот город, чтобы они заправляли им. Может, потому и считала, что он здесь, будто дома.

— Разве ты не любила его? — спросила мама. — Разве не ты его убила?

Эш, постоянный, нежеланный гость в ее сердце, сказал: «Ты не единственная, кто скучает по нему. Он был моим братом. Я только получил шанс узнать его, и теперь его не стало».

Она не единственная, кому его не хватало, но она была единственной, кто не считал его мертвым.

Кэми пыталась заняться газетой. Пыталась как-то справиться со своей связью с Эшем и примириться с матерью, которая все больше и больше попадала под влияние Ауримера. Она пыталась гордо сносить эти тяготы, держась за надежду.

Но все твердили ей, что она ошибалась: Анджела и Холли с их тихим сочувствием, Эш со своим острым горем, пресекавшие любую надежду, которую она осмеливалась испытывать, а теперь и собственная мать, и ее простые слова, в холодном свете дня.

Джаред Линберн мертв.

Потрескивающий огонь закашлялся и зашипел. Кэми обернулась и увидела, как огонь расступился, словно по божьему велению, открывая проход от двери Ауримера к дороге, ведущей в Разочарованный Дол.

Кэми наблюдала, как из больших дверей Ауримера, над которыми была легендарная надпись «ТЫ НЕ В БЕЗОПАСНОСТИ», вышел Роб Линберн. Он оглядывался с улыбкой. Владыка всего.

Пока не увидел Кэми. Свет его приветливой радости на мгновение замерцал, но потом стабилизировался. Он просто улыбнулся и позволил своему взору пройти над ней, как будто она была частью его города, а значит, его владением, чем-то совершенно незначительным, чем он мог управлять, как ему заблагорассудится.

Его чародеи следовали за ним по дороге вниз, в Разочарованный Дол.

Замыкала шествие красноволосая Рут Шерман, одна из нездешних чародеев, которых Роб вызвал, чтобы насладиться волшебным преимуществом своего города, силой, которая будет предложена его жертвами. Ее распущенные волосы тянулись, будто хвост кометы. Стоило только им оказаться вне границ пламени, как огненный круг с тихим шипением сомкнулся.

«Все в сборе, — сообщила Кэми Эшу. Она почувствовала его страх, как и свой собственный, заглушавший ее мужество. — Идут быстро. Не знаю, убили ли они Джареда, но определенно собираются убить кого-то еще».

Кэми двинулась вслед за Робом и его чародеями по широким, золотым просторам на Главную улицу Разочарованного Дола. Постоялый двор, кондитерская, продуктовый, сувенирная лавка, маленькое кафе, где они продавали булочки и лимонад, как раз перед церковью, у ратуши.

Это было небольшое строение, одно из старейших в городе. Оно стояло четыре сотни лет, и было выстроено из котсволдского камня. Кэми помнила эти нюансы, потому что его построил кто-то из Сомервиллей, семьи матери. Под карнизом низкой крыши, почти скрытые тенью, едва-едва виднелись золотые слова: MUNDUS VULT DECIPI.

Что означает: «Мир хочет быть обманутым».

Сомервилль, построивший это место, знал о чародеях, подумала Кэми. Он видел, как весь город закрывал глаза и позволял приносить людей в жертву.

Ратушу заполняли люди.

Кэми неделями не видела такого количества народу. Вначале, в период стремления Роба к власти, все делали вид, что жизнь будет идти своим чередом. Все говорили чуть громче и радостнее, чем прежде, продолжая вести себя, как ни в чем не бывало, надеясь, что чародеи в скором времени все решат. Теперь, когда Роб победил, улицы опустели, голоса растворились в тишине, а наполовину опустевшие полки магазинов больше не пополнялись продуктами. Когда Кэми шла мимо окон домов, она видела движение занавесок и перепуганные лица, немедленно прячущиеся в глубине домов.

Вот, чего добивался Роб. Вот, какого сотрудничества от жителей ждал Роб. Он понимал, что люди не смогут молчать под безжалостным гнетом страха, но они отдадут все на свете ради призрачной надежды, которая положит конец этому страху.

Столько горожан считали, что Роб призовет их всех вместе.

В ратушу вела широкая, выкрашенная в черный цвет дверь, с железной ручкой, увитой коваными водорослями, словно она пролежала какое-то время на дне озера. Кэми видела, как дверь захлопнулась за последним вошедшим, припустила по ступенькам и схватилась за железную ручку.

Кэми толкнула дверь, и первое, что она увидела, был стол на длинных золотых ножках, измазанный чем-то белым. Сквозь витражи проникал рассеянный свет. Девушка увидела мужчину на алтаре, связанного и с кляпом во рту.

Кэми ринулась через порог. Рут Шерман встала между Кэми и алтарем, взметнув рыжие брови.

— Никаких источников, — сообщила она, и толкнула Кэми к порогу, на каменные ступени.

Кэми успешно противостояла чародеям, пока те не подпитали свою силу кровью, когда она была связана с Джаредом, и магия текла легко между ними.

Теперь на нее сыпались невидимые удары и пинки, словно сам воздух нападал на Кэми, говоря: «Тебе здесь не рады».

«Кэми, мы идем», — обрадовал ее Эш.

«Хочешь совет? — сказала Кэми, — Побыстрее».

Она свернулась червяком, сложившись пополам на камне. Девушка схватила ногу Рут, постаравшись уронить ее всем своим весом на землю. Но воздух, причинявший боль Кэми, подхватил Рут и удерживал ее на месте, словно невидимый доброжелатель.

Кэми думала о положении внутри Ауримера, наблюдая за окнами, мерцающими оранжевым и не позволяющими заглянуть внутрь. Она вспомнила окровавленный пол чердака.

Волосы Рут Шерман вспыхнули пламенем.

Кэми выпихнула ее наружу и забежала в ратушу.

Было слишком поздно. Вероятно, было слишком поздно к тому времени, когда Рут бросила Кэми как тряпичную куклу на каменные ступеньки.

Кэми видела это прежде, с растерзанной лисой, видела скатерть в пятнах и свечи. Она даже видела, что нож может сделать с человеком.

Но она никогда не видела, как проходит весь ритуал. Она никогда не видела золотую голову Роба Линберна, склонившегося над своей работой, очерченную витражами, словно он был святым. Она никогда не видела золотой нож, утонувший в чьих-то жизненных соках, которые сбегали темно-красной рекой по блестящей поверхности стола.

Кэми оторвала взгляд от Роба. Она посмотрела на белый алтарь, превратившийся в малиновый, и затихшее лицо мертвеца.

Крис Фэйрчайлд, мэр. Кэми видела, как он как-то говорил с Лиллиан, и она казалось, не слишком уделяла ему внимания, но, по крайней мере, она разговаривала с ним. Кэми не замечала, чтобы он много делал для города, но Крис Фэйрчайлд был их единственным символом лидерства, кроме чародеев.

Магия могущественнее, как-то сказала ее мать, если жертва добровольная.

Роб разговаривал с мэром, и мэр обещал ему жертву. Он отдал себя ради города. Роб Линберн убил его, проткнув мэра золотым ножом, и с его кровью возросла сила всех чародеев. Сила пришла к Робу через клинок Линбернов, и после он облагодетельствует ею всех своих последователей, будто король, распределяющий щедрость.

Но не все эти люди были чародеями Роба. Кэми всмотрелась в лица, наблюдающих за жертвоприношением людей, и увидела, что они выглядели бледными и измученными, но не удивленными. Предположение Кэми было верным. Похоже, Роб Линберн специально созвал народ Разочарованного Дола, чтобы они увидели все своими глазами.

Большая часть города не пришла. Большинство людей, должно быть, прячется у себя дома, лишь бы не видеть ничего и не слышать, но достаточно горожан повиновалось воле Роба. В ратуше были обычные люди, которые просто сидели и смотрели, как свершился весь этот ужас.

Кэми внимательно осмотрела лица аудитории, узнавая их, выжигая мысленно в памяти имена тех, кто был там. Она увидела сержанта Кенна, полицейского, который некогда был верным стражем города, теперь же он стоял перед алтарем и охранял мертвое тело лидера города. Она увидела Эмбер и Росса, двух подростков из ее класса, сидящих рядом с чародеями и впитывающих новую силу. Она со страхом искала, отчего перед глазами все то и дело расплывалось, словно организм пытался защитить ее от увиденного, лицо своей матери в толпе.

Клэр там не было. В этом она не подчинилась чародеям. Это было единственным утешением, которое Кэми смогла найти этим холодным утром. Кэми стояла в проходе между полупустыми рядами, и снова обратила свой взор на Роба Линберна.

Она сконцентрировалась, сводя воедино магию, что у нее была, которой она не всегда могла повелевать, и все витражи вокруг Роба взорвались сияющими, стеклянными искрами, став сверкающей пылью. Эта пыль разлетелась по всему каменному полу, и в холодном свете дня осветила дело рук Роба.

— Убийца, — выкрикнула Кэми. — Вот он кто. Вот на кого вы все стояли и смотрели. Он не остановится, пока мы не остановим его.

Собравшиеся повернули к ней лица. Роб приклеился к ней озадаченным взглядом.

Кто-то схватил Кэми сзади, рукой зажал ей рот, прижал к себе, крепко обхватив за грудь.

Она знала, кто это был, знала, что это был не враг, и это было не нападение. Она знала это из-за голоса, раздавшегося у нее в голове.

«Кэми, пожалуйста, пожалуйста, остановись», — молил ее Эш.

Она была лучшим бойцом, чем Эш, но он застал ее врасплох и держал крепко у своей груди, используя все свое отчаяние, чтобы она не вырвалась.

Но хуже всего были его чувства, которые водопадом вливались в ее чувства и подавляли ее: отчаяние из-за желания спасти ее, да, но и отчаяние с полным отсутствием надежды, подпитанное боязнью собственного отца, и сильнейшее ужасное желание убежать и спрятаться. Кэми попыталась высвободиться, и телом, и разумом, но он держал ее очень крепко.

Роб пошел к ней по дорожке каменного прохода. Кэми почувствовала, как Эш задрожал, ощутила его ужас и любовь к этому человеку. Он убрал руку с ее рта и обнял Кэми этой рукой. Теперь он не столько сдерживал ее, сколько цеплялся за нее.

Она не задрожала, даже когда Роб остановился перед ней и легонько погладил ее щеку острием своего ножа. Она почувствовала горячую липкую кровь и острый кончик клинка.

Кэми вздернула подбородок и пробуравила его взглядом.

— Не убивайте ее пока, — как бы между прочим бросил Роб своим последователям. — Она связала себя с другим моим сыном. Но я уже отрезал одного своего сына от нее, освобожу и другого. После этого она мне будет не интересна, и вы сможете сделать с ней все, что хотите.

— О, — сказала Рут, и ее почерневшие волосы вновь порыжели, словно по пеплу разлилось море крови. — Обязательно.

Роб отвернулся от Кэми и Эша к горожанам, сидевшим в зале.

— Мне была дарована добровольная жертва, и мое могущество сильнее, чем когда-либо. Однако, зимняя жертва не была предложена в назначенный день, — сказал он. — Ваша жертва припозднилась. Надеюсь, я преподал всем вам урок, и буду ждать доказательств того, что вы заучили его. Я хочу, чтобы вы продемонстрировали подчинение. В день весеннего равноденствия я хочу, чтобы вы выбрали другую жертву.

Толпа встревоженно зашумела, словно эти люди и правда считали, что сегодняшняя смерть обезопасит их. Кэми услышала плач, дикий и громкий, и увидела жену Криса Фэйрчайлда, рухнувшую в объятия соседки. Роб огляделся по сторонам. Рот его изогнулся, словно он улыбался известной только ему шутке.

— Еще одна жертва, еще один сезон. А потом, даю слово Линберна из Ауримера, в Разочарованном Доле наступит мир и покой.

Роб и его чародеи ушли. Эш повис на Кэми. Она чувствовала спиной, как его сердце бьется в бешеном ритме, даже несмотря на то, что чародеев больше не было в ратуше.

Кэми услышала людской ропот, поднявшийся до низкого потолка и следом выскользнувший из разбитых окон. Он говорил, что у них нет выбора, что все будет в порядке, что в этом есть и свои преимущества, что старые порядки были лучшими порядками, что они никак не могут взять ответственность на себя. Она видела женщину, собирающую локоны волос, чтобы отдать их в качестве символов повиновения лидеру чародеев. Никто не смотрел на покойника на алтаре.

Ей не пришлось слушать это слишком долго, потому что, наконец, появились и остальные. Все они вбежали одновременно: златокудрая Холли; высокий, темный, неизлечимый лодырь Ржавый, и лучшая подруга на свете Анджела. Холли дрожала. Даже Ржавый не выглядел привычно безучастным.

Анджела бросила взгляд на алтарь и скривила губы.

— Чертовы чародеи, — сказала она. — Что за гребаные выходные.

Несколько человек бросили возмущенный взгляд на легкомысленную Анджелу, но Холли едва заметно улыбнулась. Анджела не обратила внимания ни на чью реакцию, потому что была занята обещанием угрозы.

— Эш, отпусти Кэми сейчас же или я тебе врежу по лицу.

Эш отпустил Кэми. Кэми ударила его по руке.

— А я и не знал, что получу в любом случае, какое бы решение не принял, — проворчал Эш, потирая руку.

— Больше никогда не хватай меня так, — высказала ему свое недовольство Кэми. — Или тебе будет прилетать всю твою жизнь.

Она подошла к каменным ступеням, где стояли Анджела и Ржавый, который уступил ей место рядом сестрой, так что она могла слегка опереться на Анджелу. Анджела заглянула Кэми в лицо.

— В чем дело? — спросила она. — Это из-за того, что произошло здесь или дело еще в чем-то?

— Мама, — тихо произнесла Кэми. — Она сказала мне сегодня кое-что про Джареда.

Анджела схватила Кэми за руку и сильно сжала. Этот жест, и выражение лица Холли, дали понять Кэми, что они уже готовы услышать весть о смерти Джареда. Они совсем не выглядели удивленными.

Она перевела взгляд на Ржавого. Он слегка хмурился, закусив губу. Он определенно мучился каким-то вопросом, не зная, стоит ли говорить об этом или нет.

— Кэмбридж, — сказал он, — а нельзя нам уйти куда-нибудь и поболтать?

Кэми последовала за Ржавым вниз по лестнице, прочь из здания, в котором одно за другим рождались обещания, гласившие, что все мужчины будут смиренно встречать обман; из здания, заполненного людьми, которых, как считала Кэми, она знала, просто стоявшими и смотревшими, как умирает человек.

Ржавый двигался быстро, а будучи по жизни лентяем, подобного он никогда не делал. Кэми едва поспевала за ним.

— В чем дело? — спросила Кэми.

Ржавый бросил на нее взгляд через плечо. В его взгляде читалось, что он чего-то страшился, словно он не был уверен, что она все еще идет за ним. Или как будто он был не уверен, хотел ли бы вообще, чтобы она шла за ним.

— Тебя это разозлит, — пророчески заявил он.

Глава Вторая Похороненный заживо

Оба последних раза, когда Роб Линберн открывал тайник, Джаред пытался убить его.

В первый раз Джаред попытался задушить Роба голыми руками, во второй раз он использовал оружие. Когда ты похоронен заживо в стене, у тебя, по сути, небогатый выбор оружия. В распоряжении Джареда имелось только мертвое тело двадцатидвухлетнего Эдмунда Прескотта, светлые волосы которого побелели и свисали паутиной вокруг его серого иссушенного лица.

Джаред дернул Эдмундов рукав, ткань которого давно обветшала. Тело Эдмунда под одеждой высохло — бумажная кожа поверх костей. Джаред сорвал кожу и вырвал кость из предплечья.

У него ушло некоторое время — он не знал, сколько, трудно оценить время в этой темной ловушке — чтобы заточить кость о каменную стену своей тюрьмы. Спрятав кость в рукаве, он принялся ждать.

Роб приподнял его, и Джаред притворился, что он сильнее под кайфом, нежели был. Его голова болталась, и он что-то бормотал о помощи и своей матери. Роб склонился над ним, он выглядел вроде бы даже обеспокоенным.

Джаред выхватил оружие и попытался вонзить кость в горло Роба.

Он застал Роба врасплох, но там было еще несколько чародеев, которые успели схватить Джареда за руку и оттащить. Поэтому вместо зияющей дыры на теле Роба осталась только неглубокая царапина. В следующую минуту чародеи пригвоздили Джареда к полу, он неистово сражался, и гнев Роба хлынул на него вместе с магией, вызвав боль.

Роб схватил Джареда за волосы и начал методично бить его головой о каменный пол.

— Очень изобретательно, мой мальчик, — сказал он. — Я впечатлен. Не пытайся повторять.

Роб оставил тело Эдмунда Прескотта в тайнике вместе с Джаредом, но он больше не пытался повторить свой трюк. Теперь от него будут ожидать нападения.

Еда, которой его кормили, была напичкана чем-то, что делало его сонным и блокировало магию. Сначала он не притрагивался к еде, но стало предельно ясно, что выбора у него нет: либо есть накачанную блокираторами магии еду, либо умереть с голоду. Да и еда позволила дням пролетать быстрее, заполнив их снами и мечтаниями.

Он сидел, прислонившись головой к стене, и дремал, когда дверь в тайник открылась, и на противоположной стене появился бледный квадрат света. Джаред беспомощно попытался поднять себя с помощью магии, словно марионетку Роба, которую он дергает за ниточки.

Дневной свет резал ему глаза: он щурился, и двоившееся лицо Роба казалось почти добрым.

— Ну и как ты сегодня, Джаред? — спросил Роб ласково. — Готов быть почтительным сыном?

Джаред лежал на земле. Он знал, что должно быть, выглядит жалким, грязным, неспособным видеть или стоять: он попытался приподняться на локте, но не сумел справиться и с этим — локоть не слушался.

— Ага, — прохрипел он. — Я буду хорошим мальчиком. Больше не отправляй меня туда.

А потом зрение и слух померкли, последнее, что он увидел, прежде чем в его глазах потемнело, — это гордая улыбка Роба.

Джаред очнулся в своей комнате в Ауримере. Он вспомнил то время, когда эта спальня ему не нравилась, эти ее высокие потолки и роскошные красные бархатные шторы, но теперь она была его собственной: пожелтевшие старые книги, кучей сваленные в углу, его вес придавливал кровать, вся комната была такой же знакомой, как голос тети Лиллиан в коридоре. Каким же потрясающим облегчением было просто лежать на кровати.

Пролежав там некоторое время, он встал. Джаред представлял собой жалкое зрелище. Из-за невозможности двигаться, благодаря малым размерам тайника, его тело очень ослабло, и он ощущал его хрупкость, будто неожиданно постарел. Конечности болели, а мышцы горели, когда он принимал душ: несколько раз он чуть не упал, пока, спотыкаясь, шел в ванную комнату, и только потом рухнул в ванну на когтистых ножках-лапах.

Наконец-то он попал под водную струю, бившую по затекшим мышцам плеч, причиняя боль. Стоять вот так — было равносильно тому, чтобы оказаться под дождем из раскаленных игл, но оно того стоило.

Он хотел избавиться от грязи и запаха тайника, застарелой крови на коже, мерзкой, застойной пыли и запаха высохшего праха Эдмунда. Он соскребал все это с себя, а когда у него не осталось больше сил скрести, он просто стоял под водой, привалившись к стене, пока не осознал, что вода стала ледяной.

Он, пошатываясь, выполз из ванной, побрился, избегая при этом смотреть на себя в зеркало, и выбрал наугад одежду в своем шкафу, которою натянул на все еще мокрую кожу. Одежда была чистой и легкой. Почти ни с чем не сравнимое ощущение. Теперь, когда он был одет, то мог пойти к окну, шторы были раскрыты, и каждая портьера перевязана золотой веревкой. Он развязал шнуры и ослепительный, причиняющий боль глазам, свет, был обезврежен.

Джаред подумал, что он мог бы снова прилечь. Он подошел к другой стороне кровати. Подушка, на которой он лежал, была серой, будто… ну будто кто-то вылез из могилы и оставил после себя могильную грязь на всем, к чему бы ни прикоснулся.

Дверь со скрипом отворилась, и Джаред быстро развернулся, зажав в руке простыни. Он чувствовал себя ужасно слабым, словно загнанный, измученный зверь, заслышавший поблизости хищников.

На пороге стоял Росс Филипс, одноклассник Кэми. Джаред заметил, что Росс выглядел неуверенно, будто стоял перед взрослым чародеем. Это был парень его возраста, независимо от того, какой магией он обладал или на чьей находился стороне.

Росс уставился на него, а затем склонил голову. Это, как понял Джаред, был жест подчинения сыну хозяина.

Он сказал:

— Хорошо, что ты уже встал. Твой отец хочет поговорить с тобой.

Взбираясь по лестнице колокольни, Джареду пришлось сделать несколько остановок из-за тошноты и головокружения, прислоняясь к изгибающейся в темноте стене и переводя дух. И всякий раз ему приходилось делать глубокий вдох и заставлять себя тащиться вверх по лестнице.

Когда он, наконец, добрался до пункта назначения, то увидел, что Роб терпеливо ждал его в месте, где, как утверждает история, когда-то висел огромный золотой колокол, до того, как предок Джареда, Элинор Линберн, сняла его и спрятала от солдат в реке Разочарований. Спустя время его так и не нашли. Руки Роба были сложены за спиной, и он стоял спиной к Джареду, любуясь видом.

Разочарованный Дол лежал перед ним как на ладони.

— Отдохнул? — спросил Роб. Он неспешно повернулся к Джареду, словно ему неожиданно пришло в голову, что тот прямо сейчас мог вытолкнуть его из башни.

И Джаред тоже подумал об этом. Он уже как-то использовал магию, чтобы убить другого своего отца, которого считал настоящим отцом, пока не познакомился с Разочарованным Долом, магией и прочим. Он использовал магию, чтобы сбросить отца с лестницы, чтобы тот свернул себе шею.

Но столкни он Роба, все было бы иначе. Роб был чародеем. Он мог бы приказать воздуху подхватить его или аккуратно опустить на землю. Поэтому Джаред просто кивнул и улыбнулся. Обычно его улыбки настораживали, поэтому Роб на краткий миг опешил, и лишь после по-отечески улыбнулся ему в ответ.

— Мы будем продолжать накачивать зельем твою еду. Надеюсь, ты все понимаешь, мой мальчик, — сказал Роб.

— Ну, это разумно, — заметил Джаред.

— И мы вынуждены ограничить твое передвижение по Ауримеру, — продолжил Роб. — Должен отметить, что печально об этом говорить, ведь когда ты согласился присоединиться к нам, я был необычайно счастлив и горд. Но вижу, что ты не очень-то жаждешь этого, не правда ли?

— Ну, меня слегка принудили, — ответил Джаред. — Ты привел поистине очень весомый аргумент: присоединись или будешь заживо похоронен. Тебе стоит попробовать себя в политике.

Роб рассмеялся, судя по всему, его забавляла дерзость сына.

— Я не собираюсь рисковать, — объяснил он Джареду. — Я понимаю, что ты подчиняешься по большей части из страха. Но я очень надеюсь, что это изменится, когда ты поймешь, что выбрал правильную сторону.

— Ты подразумеваешь сторону, которая победит?

— Эта сторона уже победила, — с сочувствием в голосе сказал Роб, словно сообщал сыну, что Санта-Клауса не существует. — Ауример — мой. Город — мой. Все чародеи Лиллиан мертвы. Со мной больше некому сражаться, и нет надежды для тех, кто захочет попытаться.

— Рад за тебя, — сказал Джаред, глядя куда-то вдаль. — Тогда непонятно, что тебе нужно от меня. Что я должен сделать?

— Будь моим сыном, — ответил Роб. — Будь на моей стороне. Не более. Хотя, ты можешь придумать нечто, что бы ты хотел сделать.

— О, — сказал Джаред, — я так и сделаю.

Он сосредоточил свое внимание на Робе, холодно и неотвратимо, и увидел, как Роб моргнул. Но Роб быстро собрался и хлопнул Джареда рукой по плечу, пронзив болью все тело Джареда этим сердечным жестом. Но тот стиснул зубы и выдержал это испытание.

— Я знаю, что тебя растили обычным человеком, и тебе потребуется больше времени, чтобы должным образом обдумать свое положение. Но наверняка, уже есть преимущества, которые ты можешь оценить, будучи на моей стороне. Вот одно: если ты борешься против меня — тебе не победить. Но если ты со мной заодно, как мой возлюбленный сын, тогда ты сможешь выбрать себе тех людей, о которых хочешь позаботиться. Я не буду мешать.

— Как интересно, — сказал Джаред.

— Например, девчонка Прескотт, — предложил Роб. — Ее родители хорошие люди, верные мои последователи. Я не сомневаюсь, что ее можно вразумить. Прескотты — прекрасная семья.

— Да ты, похоже, влюблен в них.

— Ты о бедняге старине Эде? — спросил Роб. — Он просто стоял между мной и тем, что я хотел. Ничего личного.

Эдмунд Прескотт был парнем его тети Лиллиан. И Роб его убил за это. Вся семья Прескотт считала, что Эдмунд сбежал. Холли никогда не видела своего дядю. Он умер задолго до ее рождения, и никто, кроме Джареда, об этом не знал.

Джаред провел довольно много времени в том тайнике, смотря в лицо пропавшему парню, прежде чем они накачали еду наркотиком и Роб снова открыл дверь. Он очень ясно представлял себе все гамму чувств, пережитую Эдмундом, пока тот не умер.

— Страшно представить, что ты начнешь вытворять, если это будет личным, — сказал Джаред.

Роб снова рассмеялся от души, и по-отечески обнял Джареда за плечи. Джаред помнил те времена, когда Роб ему казался отцом, которого у него фактически никогда не было, но которого он так хотел иметь, когда ему отчаянно хотелось испытать такую привязанность и одобрение.

— Это правильно, что ты боишься, — сказал со смехом Роб все еще теплым голосом. — Я, правда, нахожу, что девчонка-источник чересчур назойлива.

Джаред знал, как держать удар и не показывать, что ему больно. Он холодно посмотрел на Роба.

— Ты убил мою мать за то, что она помешала твоим планам. Не проси меня поверить, что ты позволишь Кэми спокойно жить.

— И в мыслях не было, — сказал Роб. — Она поработила обоих моих сыновей в разное время, и постоянно пытается мутить воду. Но, если ты хочешь оставить ее себе, то не вопрос.

Теперь настала очередь Джареда смеяться. По колокольне разнесся его нервный голос.

— Предлагаешь, чтобы я посадил ее в застенки вместе с Эдмундом Прескоттом?

— Этот вариант был бы предпочтительнее, — заметил Роб. — Но ты можешь поступать с ней так, как тебе заблагорассудится, пока она будет под контролем. Пока ты не решишь заселить ее в одну из спален Ауримера.

Роб был не дурак, думал Джаред, или, возможно, это было просто невероятно очевидно, на что Джаред пошел бы ради Кэми, а он бы пошел на что угодно, лишь бы она осталась жива.

Он ничего не сказал.

Роб сжал его плечо, когда они сплоченно взирали на Разочарованный Дол. Город лежал в долине, будто что-то хрупкое и драгоценное на ладони великана. А ведь великан может в любой момент сжать руку в кулак и раздавить его.

— Ты еще ничего не знаешь, — сказал Роб. — Ты себе даже вообразить не можешь, что я уготовил на будущее. Столько людей умрет. Но те, кого ты любишь, будут жить. Все, что тебе нужно, быть моим сыном, и я знаю, что ты можешь им быть.

Эш никогда не был сыном, который мог совершить убийство без колебаний и сожалений. Он не мог просто убить, и убить жестоко.

— Думаю, это я смогу, — медленно проговорил Джаред.

— Узнаю своего мальчика.

У Джареда не было выбора. Возможно, он никогда и не был никем иным.

Роб спустился с ним из колокольни в портретную галерею, терпеливо придерживаясь темпа Джареда. Он прогулялся с ним по Ауримеру, будто приобрел гиену и хотел посадить ее на поводок, как бы выставляя перед всеми напоказ свою новую экзотическую игрушку.

В Ауримере повсюду висели зеркала, которые Джаред так ненавидел когда-то. Отражающая поверхность зеркал была золотистой, а не серебряной, будто они были отлиты из золота, меди или бронзы. Их рамы были сделаны из кованого железа, причудливое переплетение которого превращалось в башни и профили утопленниц, окруженных речными водорослями и цветами. Вообще-то, это была одна и та же женщина, которая тонула снова и снова.

Джаред видел отражение за отражением. Он видел, как они выглядели, пока шли вместе: Роб — гордый отец и великодушный правитель, чьи волосы обрамляли его голову будто венцом. А парень с коллоидным шрамом и пустым взглядом рядом с ним, с лицом землистого оттенка, в черной рубашке, несомненно, его сын. Джаред больше не ненавидел зеркала Ауримера: они показали ему именно то, что он хотел увидеть.

Он видел то же отражение в глазах медноволосой девочки из класса Кэми по английскому, одной из здешних чародеев, которая сидела с ними за ужином. Она посмотрела на него и ее глаза расширились от ужаса.

Джаред поднял бокал, и его губы медленно растянулись в улыбке. Он подумал, что она упадет в обморок.

Он склонился к передней части стола, где сидел его отец, с Джаредом по правую руку от себя, и сказал Робу на ухо:

— Она очень хорошенькая.

— Эмбер? — спросил Роб, достаточно громко, поэтому Джаред был уверен, что Эмбер наверняка расслышала. — Ты о ней, не так ли? И она с тобой одного поля ягода. — Он еще больше повысил голос. — Уверен, Эмбер с радостью обучит тебя магии, которую тебе еще только предстоит узнать. Правда, Эмбер?

Эмбер безропотно кивнула. Росс Филипс, сидевший на другом конце стола, пробуравил взглядом Джареда. Но если бы взглядом можно было убить, то Джаред уже убил бы каждого в этой комнате, не предоставив Россу не единого шанса.

Роб толкнул свой стул назад и встал, поднимая бокал.

— Я надеюсь, что все вы поднимете бокалы, чтобы поприветствовать моего сына в Ауримере, — сказал он громогласно.

Потолок в обеденном зале был изогнутым, формируя полую фигуру, которая образовала снаружи на крыше купол. Из центра купола на толстой цепи свисали люстры. От голоса Роба крошечные золотые листья, по форме больше напоминающие кинжалы, свисающие с люстры, заколыхались и издали звук, похожий на перезвон колоколов вдалеке.

Джаред склонил голову в знак благодарности, когда все гости за ужином подняли бокалы. Затем он сыграл в игру с самим собой, в которой взглянул на каждого гостя по очереди, чтобы понять, сколько из них отведут взгляд.

Оказалось, что все. Никто из них не хотел встречаться с ним глазами.

Роб сел и посмотрел на тарелку Джареда. Джаред кивнул и послушно начал есть, порезав еду на мелкие кусочки и глотая так, чтобы это было видно, не делая ни малейшего усилия, чтобы как-то избежать процесса поглощения пищи.

Роб улыбнулся ему, словно тот был паинькой.

— Ешь, а то у тебя нездоровый вид. Мы же не хотим, чтобы ты заболел, — сказал он.

— Я правда чувствую усталость после погребения заживо, — заметил Джаред, и сделал большой глоток клюквенного сока.

Когда он поднялся из-за стола, его качало, поэтому ему пришлось уцепиться за край столешницы, чтобы не упасть. Роб положил его руку себе на плечо, и Джаред привалился к Робу.

— Давай доставим тебя в твою комнату, — сказал Роб.

Джаред позволил Робу перекинуть свою руку через его шею, и провести его по обеденному залу, через коридор и вверх по лестнице, по коридору к комнате Джареда. Джаред почти висел на своем отце, спотыкаясь по дороге: раз, второй, третий, и каждый раз был быстро подхвачен своим отцом.

Поэтому, когда дверь закрылась за ними, и Роб потащил его в сторону кровати, Джареду не составило труда вцепиться одной рукой в рубашку Роба, и другой, как можно сильнее, врезать ему в лицо.

Роб вскрикнул, вернее, издал возглас, как бы в знак протеста действиям сына, а Джаред свободной рукой схватил позолоченную веревку от шторы, которую он прятал под своей подушкой и накинул ее на шею Роба.

У него было всего лишь мгновение, чтобы перекинуть веревку и затянуть ее на шее Роба. Тот вцепился в Джареда, его руки оставались сильными, даже когда лицо налилось синевой, и Джаред уперся в него коленом, одновременно с этим ударяя Роба об сияющее изголовье кровати, сделанное из древесины орешника.

Когда Джаред впервые увидел эту причудливую кровать, то счел ее нелепой. Но сейчас он изменил свое мнение.

Он пригвоздил Роба к кровати, и все, что ему оставалось делать, — это стягивать веревку все туже и туже. Глаза Роба вылезли из орбит и налились кровью. В его взгляде читалось замешательство.

— Вот интересно, и почему это твоя магия не работает сейчас? — ухмыляясь, спросил Джаред сверху. — Возможно, я наклонился к тебе и прокомментировал красоту девчонки лишь для того, чтобы поменяться с тобой бокалом. Такие проблемы возникают, когда сидишь рядом с кем-то, чья еда накачана наркотой. Да, папочка, у меня тоже нет магии, но это и не важно. Я рад убить тебя по старинке.

Роб закашлялся, его лицо уже приобрело фиолетовый цвет. Джаред переживал, вдруг он дрогнет или почувствует сожаление, но вместо этого он испытал необузданное возбуждение. Может быть, он и не выберется из этого дома, но и Роб будет мертв, и она будет спасена, весь город будет спасен. И это будет его рук дело.

Вдруг перед его глазами возникла чернота. Он попытался удержать веревку, но та, словно вода, просочилась сквозь его пальцы, и волна тьмы с новой силой нахлынула на него.

Совершенно не представляя, как он сюда попал, Джаред неожиданно обнаружил, что сидит на полу. Его тошнило, он хватал ртом воздух, и все плыло перед глазами.

Роб стоял над ним.

— Отличная попытка, Джаред, — сказал он, когда чернота приблизилась. Джаред с холодным удовлетворением отметил болезненный хрип в голосе Роба. — Но я не настолько тебе доверяю, чтобы оставаться с тобой наедине. Какая жалость. Для тебя. Боюсь, сынок, тебе придется сейчас несладко. Ты должен выучить урок.

Тьма поглотила Джареда.

Когда он очнулся, то снова оказался в тайнике, за высокими стенами вокруг, в кромешной тьме. Ему никогда вновь отсюда не выбраться, он проиграл.

Вместо того, чтобы плакать или кричать, он сосредоточился на сморщенном теле Эдмунда Прескотта, его белой, поникшей голове и сером профиле.

— Эй, приятель, — прохрипел Джаред, — соскучился по мне?

Звук собственного голоса напугал его. Он отвернулся от Эдмунда, прислонив лицо к холодной, каменной поверхности своей могилы. Это не важно, подумал он, зажмуривая глаза и прижимаясь кожей к стене так сильно, что почувствовал, как его собственный череп терся о камень.

Теперь уже ничто не имело значения, все очень скоро закончится. Ему осталось здесь недолго. Роб довольно скоро устанет пытаться перетащить его на свою сторону, а все остальные, вне Ауримера, должно быть, уже считают его мертвым.

Никто вне стен Ауримера никогда не узнает, что все не так. Хотя, ему очень хотелось, чтобы у него получилось убить Роба ради нее.

Ей, наверное, было жаль, что он умер, но она, вероятнее всего, предпочла бы, чтобы умер он, нежели ее младший брат. И теперь у нее есть Эш. С ней все будет в порядке: с ней все будет даже лучше, чем просто в порядке, и еще лучше без него.

Он должен был сосредоточиться на этом. Последние мгновения в западне тьмы, в западне с мертвецом, значили меньше, чем ничего. Они даже не были настоящими. Они происходили с кем-то другим, кто уже умер. Хотя, она была настоящей, настоящей где-то там, в мире и в свете. Если бы ему сказали, загадай что хочешь, он бы пожелал ее, чтобы она была настоящей. Она уже была таковой. Он слышал ее смех, который звучал во внешнем пространстве, а не у него в голове, этот изумительный, непостижимый звук, и видел нежные, сокровенные черты ее лица и губ. Она не исчезнет, когда его не станет. Его желание исполнилось, ему бесконечно повезло. Он все стерпит, потому что это не сравнить с дарованным ему чудом.

Это не имеет никакого значения.

Джаред очнулся от скрежета ножа.

Он моргнул, просыпаясь. Его мышцы были напряжены, и он понял, что его сковали магией, да так, что он даже шевельнуться не мог, сколько ни сопротивлялся с неумолимым давлением.

Он лежал на каменной плите и узнал полутемные арки и имена, вырезанные на камне. Как-то раз его сюда притаскивала тетя Лиллиан, прежде чем он успел отказаться от экскурсии на основании того, что здесь довольно жутко.

Он ошибался, когда искал похищенного брата Кэми в этом доме и думал, что в Ауримере не было никаких подземелий и темных тайников.

Одну из резных плит приподняли с пола, чтобы превратить в столешницу, к которой он был прикован. И именно сейчас он осознал, что у этих плит наверняка имелись темные полости под ними, чтобы было куда сложить кости Линбернов, отодвинув крышку.

Он считал это место небольшой семейной часовней. Но оно оказалось не столь невинным.

Это был семейный склеп.

— О, глазам не верю, — сказал Джаред. — Я буду похоронен заживо в другом месте?

— Заткнись, — пробормотала Эмбер, медноволосая девчонка с ужина.

Он увидел, что она держала в руке один из ножей Линбернов; в его золотом клинке отразились крошечные, размытые точки пламени свечей. Должно быть, именно она разрезала его рубашку.

— О, собираешься осквернить мое тело? — поинтересовался Джаред. — Тогда я выбираю захоронение заживо.

— Поверить не могу, ты, похоже, никогда не затыкаешься, — проговорила Эмбер напряженным шепотом.

Джаред поднял ужасно тяжелую голову и как следует оглядел склеп. В нескольких массивных кованых канделябрах горели свечи, пламя которых странным образом преломляло его зрение, рисуя оранжевые пятна на камне и освещая имена его предков. Возле стены стояла красноволосая женщина, которая наблюдала за ним. И мужчина с зелеными, как у Холли, глазами.

У дверей склепа стоял Роб Линберн. Другой нож Линбернов был у него за поясом.

Джареду пришло в голову, что его собираются принести в жертву, что его кровь послужит подпиткой их могущества, и они обрушат всю свою силу на тех, кого он любил, и его последней мыслью будет только боль.

Если таков был их план, то он ничего не мог с этим поделать. Вот он — совершенно беспомощный — идеальная жертва.

Джаред повернулся лицом к списку умерших Линбернов. «ДА ПОЧИЕТ В МИРЕ» — увидел он в огне свечей: Покойся с миром, будто обещание, а ниже, под именем Эмили Линберн, умершей в 1800 году, длинную эпитафию:

— Я не готов, — пробормотал Джаред.

У него не было другого выбора, кроме как быть готовым. Может быть позже, они похоронят его здесь, в отличие от Эдмунда Прескотта. В конце концов, он был Линберном.

Ему было интересно, куда Роб дел его мать.

Вокруг Джареда низко, над могилами, на уровне мерцающего света, начал усиливаться хор голосов. Он не мог толком разобрать слов, но среди них определенно присутствовали «золото» и «связывание», но он не мог понять, какова была конечная цель.

Роб уже дал ему понять, что накажет его.

— Ты даже не представляешь, что грядет, — сказал Роб Джареду, его голос был единственно ясным в склепе. — Совершенно не представляешь.

Тени заслонили свет свечей, когда Роб вошел внутрь склепа, и его последователи двинулись вслед за ним, смыкая круг, в центре которого находился Джаред. Большая часть лиц, окруживших его, была ему знакома: сержант, как-то раз допрашивавший его в полицейском участке, родители Холли, Росс Филипс и продавец из лавки с безделушками «Кристалл». Джаред покупал там как-то блокнот для Кэми, но так и не набрался смелости, чтобы отдать его ей.

Роб достал золотой нож из-за пояса и аккуратно приставил его кончик к оголенному плечу Джареда. Сначала его заставил дрожать холод от острия ножа, а потом и боль, которая последовала за соприкосновением металла с кожей.

Джаред почувствовал, как обжигающий клинок, заскользил по животу. Он пытался заставить себя не смотреть вниз, но не смог удержаться и бросил быстрый испуганный взгляд на свое тело. Ножи мерцали в свете огня, вонзаясь в плоть. На его груди заблестели две кровавые тонкие полосочки.

— Эмбер, следуй рисунку, — сказал Роб. — Ты знаешь, что должна делать.

Эмбер опустилась на колени на каменный пол и посмотрела на Джареда широко распахнутыми, умоляющими глазами. Тише, чем шипение горящей свечи, так тихо, что Джаред почти подумал, что ему это показалось, она прошептала:

— Мне жаль.

Роб прикоснулся к щеке Джареда, попытавшись взять его лицо в свои ладони, но Джаред вздернул подбородок и отвел его.

— Мальчик мой, — нежно произнес Роб, — ты выучишь урок.

Он кивнул Эмбер, и они оба подняли ножи. Языки от пламени свечи отразились на лезвии клинков, заставляя их сверкать и переливаться золотом: Джаред увидел, как они горят, когда ножи погрузились в него.

Вместе с двумя дорожками, прорезавшими его плоть, тело пронзила агония. Джаред взревел, как зверь. Все чувства затмила боль. Боль заглушила и сожгла все, за что он пытался цепляться мысленно.

Это продолжалось снова и снова. Ему не оставили ничего, кроме боли.

Глава Третья Отчаянные меры

— Ржавый, — сказала Кэми, — Так ты собираешься говорить со мной или нет?

Он, Кэми и Анджела были на кухне Монтгомери. Холли тактично убралась подальше, а вот Эшу Анджела категорически запретила переступать порог ее дома.

— Собираюсь, собираюсь. — Ржавый пожевал нижнюю губу. — Трудно, когда не знаешь, как сказать. Дамам, если ты джентльмен, нужно плохие новости преподносить аккуратно.

Что такого хотел сказать ей Ржавый, требующее такой щепетильности? Было еще что-то? Все, кому не лень, то и дело пытались сообщить ей то, что сегодня утром уже сказала мама.

Джаред Линберн мертв.

Кэми прижала руки к спинке стула, да так сильно, что железные петли больно впились в ладони.

— В чем дело? — выдавила она сквозь онемевшие, не желающие разжиматься губы. Она хотела знать правду. Она не была трусихой и не собиралась прятаться от чего бы то ни было, даже сейчас.

— Ржавый! — сказала Анджела, ее голос был резок. — Ты только расстраиваешь ее.

— Кэми, нет, — сказал Ржавый, и вихрем бросился от смузимашины к ней. Он определенно хотел заключить ее в объятия, но она отстранилась, отвергая ощущение спокойствия, которое они могли бы принести. Тогда Ржавый нежно взял ее за руки. — Кэми, — сказал он. — Нет. Он жив. Прошлым вечером он был еще жив.

Чувство облегчения было настолько сильным, что Кэми захотелось упасть в обморок. Почва поплыла у нее из-под ног. Именно поэтому, предполагая такое развитие событий, Ржавый держал ее за руки. У Кэми было довольно парней, которые сегодня только и делали, что поддерживали ее: она не собиралась разваливаться на части.

— Откуда ты знаешь?

Ржавый на краткий миг засомневался, стоит ли отвечать, но, посмотрев на нее, порывисто сказал:

— Помнишь девчонку по имени Эмбер Грин, чародейку?

— Чародейку, с которой ты выпивал, потому что ты у нас — братан всех симпатичных злых людей? — поинтересовалась Анджела. — Мой собственный брат. Братан зла. Я с трудом несу бремя этого позора.

— Чего?! — сказал Ржавый. — Но я ведь не такой! Я типа Маты Хари.

К Кэми медленно начала возвращаться чувствительность в конечностях. Он был жив: ей хотелось бежать к нему, так быстро, насколько позволяли ее ноги, и кричать в небо от радости.

Вместо этого она ответила Ржавому неуверенной улыбкой.

— Значит, ты отправляешься к врагу и исполняешь танец живота перед ним, пока он не выложит информацию?

— Типа того, — сказал Ржавый. — Разве что вместо танца живота, Эмбер нужно было подставить плечо и проявить сочувствие. И, мне кажется, тот факт, что данное мужское плечо не лишено привлекательности, никому не навредил.

— Замечу, что это к тому же еще и чертовски скромное плечо, — сказала Анджела.

Ржавый пожал плечами и улыбнулся в ответ Кэми, удовлетворенный и, очевидно, довольный тем, что она улыбалась. Его тон был несерьезным, но глаза светились спокойствием и дружелюбием.

— Не было больше, со времен Короля Артура и Супермена, на земле еще таких красивых и мужественных плеч. Разве она могла сопротивляться? Может быть, кто-нибудь из вас, дамы, хочет испытать их? Кэмбридж?

— Пас.

— Мои надежды разбиты, но я продолжу свой рассказ, — сказал Ржавый. — Эмбер не спешила выкладывать мне хоть что-нибудь о Джареде, но ей кажется, что Розалинда мертва, хотя она не сказала того же о Джареде. Я не хотел давить, поэтому выступаю соло. Вы обе очаровательные дамы, но напористые. Очаровательно напористые, — добавил он поспешно, когда на него уставились две пары глаз.

— Твои плечи и удача сослужили тебе верную службу; ты определенно очень подходишь для этой работы, — сказала ему Кэми. — Я приветствую твою инициативу, а теперь, пожалуйста, просто скажи, что случилось с Джаредом.

Ржавый колебался, и по телу Кэми пополз липкий страх, проникая внутрь и сковывая кровь льдом. Ее посетила дикая, дурацкая мысль, будто кто-то пытается сделать у нее в жилах «маргариту» из ее страха. Она схватила Ржавого за руки, точно так же, как он схватил ее, и не отпускала.

Ржавый сделал глубокий вдох и сказал:

— Роб замуровал его заживо. Он пичкал Джареда наркотиками, чтобы заблокировать его магию и вытаскивать его иногда из заточения, а вчера он позволил Джареду выйти почти на целый день. Вот, что заставило Эмбер прийти ко мне.

Кэми не собиралась зацикливаться на всем том ужасе, о котором Ржавый ей рассказал. Она не позволит этому кошмару ее раздавить. Ей нужно сосредоточиться на том, что, по словам Ржавого, Джареда освободили.

— Эмбер пришла к тебе, потому что Джареда выпустили? — спросила она, и услышала, что ее голос прозвучал тонко и зло, когда как она думала, что она «сама прагматичность». — У нее есть какие-то моральные возражения против захоронения людей заживо?

— Она сказала, что Джаред выглядел ужасно, — сказал Ржавый. Казалось, он тщательно подбирал слова. Кэми хотелось огрызнуться и выпалить:

«Возможно, это результат погребения заживо», но она понимала, что должна сохранять спокойствие и слушать Ржавого, продолжавшего рассказ: — Не только больным и бледным, но его глаза были… в общем, будто он был слегка под кайфом. Он пытался задушить Роба веревкой от штор, и Роб посадил его обратно в застенки.

Мысль, что Джаред был не свободен, что его замуровал где-то собственный отец, и он был по-прежнему в ловушке, страдал и медленно сходил с ума, была сродни удару под дых. Кэми попыталась дышать, несмотря на тошноту, накрывшую ее следом.

— Это не все, Кэми, — сказал Ржавый так нежно, словно ей требовалась минута-другая, чтобы она перевела дух.

— Продолжай, — велела Кэми.

— Они вывели Джареда из застенков и пытали, — сказал Ржавый приглушенным голосом. — Роб велел Эмбер помогать ему, он дал ей один из клинков Линбернов. А потом он отнес Джареда…

— Дай, угадаю, — сказала Анджела. — Его вернули обратно в нору.

Теперь была очередь Ржавого и Кэми уставиться на Анджелу, но Кэми тут же перестала таращиться на Анджелу, как только увидела ее лицо. Анджела была бледнее обычного. Она выглядела так, будто ее вот-вот стошнит.

У каждого из них был собственный способ справляться с ситуацией.

Мне следовало догадаться, подумала Кэми. Я знала. Я знала, что он не мертв, но я слушала каждого встречного, который твердил мне обратное, я слушала Эша, а он все это время был жив, и ему нужна была помощь.

— Эмбер была очень расстроена, — сказал Ржавый, продолжая говорить медленно и спокойно, не обращая внимания на возглас презрения, который издала Кэми, не сумев его подавить. — Она была так расстроена, что позвонила мне и попросила прийти к Ауримеру. Она провела меня внутрь, и мы сели в саду и там разговаривали. Она плакала. Она совсем не соображала. Она взяла меня за руку, а так как я соприкасался с ней, с одним из чародеев Роба, я смог пройти через огонь.

Они должны пробраться туда.

Надежда и ужас переплелись и сковали Кэми грудь тугими веревками, но она также чувствовала взмывшую к небесам радость Эша, а ведь совсем недавно он потерял всякую надежду. Она обнаружила, что улыбается и сжимает руки в кулаки.

Она посмотрела на Ржавого. Он выглядел озабоченным. Он не сдался и не впал в отчаяние. Он был инициативен, заставил девушку выслушать себя, и его усилия не пропали даром.

— Спасибо, что рассказал мне, — сказала она ему. — Спасибо, что все это разузнал. Ты самый лучший и красивый мужчина на свете.

— Прекрати, ты меня смущаешь, — сказал Ржавый. — Разве что под словом «прекрати» я подразумеваю «прошу тебя, продолжай».

— Ты в курсе расписания Эмбер? — спросила Кэми, припоминая разговор о подготовке молодых чародеев, который она подслушала в аббатстве Монксхуд, в доме детства Роба. — Она, должно быть, тренируется в Ауримере. Ты знаешь, когда она соберется туда в следующий раз?

— Через пару часов, — сказал Ржавый.

— Тогда я проведу эти часы за сборами и подготовкой Эша, — сообщила Кэми. Она на секунду замешкалась, а потом протянула руку и положила ее на предплечье Ржавого. — Ржавый, ты единственный, кому я могу доверять. Я вынуждена попросить тебя пойти со мной.

Ржавый улыбнулся ей.

— Нет, Кэмбридж, ты не должна. Тебе не нужно меня просить. Никогда. — Не сумев ничего с собой поделать, она засияла от счастья. Она была ему так благодарна, а он отвел взгляд и зевнул лениво и беспечно, почти убедительно. — А я собираюсь следующие несколько часов проспать, чтобы набраться сил для своей следующей шпионской миссии, а ты можешь заниматься, чем собиралась. Что ты на это скажешь?

Кэми поднялась на носочки, чтобы поцеловать его в щеку. Он слегка выпрямился, и она угодила губами в его челюсть и темную щетину.

— Спи спокойно, дорогой, — сказала она ему. — И еще раз, от всего сердца: спасибо тебе.

Но она не произнесла вслух: «Я знаю, что ты сделал это ради меня».

— Я тоже собираюсь вздремнуть, но избавь меня от демонстрации своей физической привязанности ко мне, — заявила Анджела. — Не хочу ее чувствовать на своей футболке.

Кэми снова поймала себя на том, что колеблется. Небольшая группка может быстро проникнуть в дом и так же быстро убраться из него. Она не хотела задумываться над тем, что случится с людьми без магии, если их обнаружат.

— Анджела, ты и Холли не идете.

Анджела закатила глаза.

— Холли идет, и я иду, — сказала она. — Не будь глупее, чем ты есть. Я не отпущу тебя одну, без меня, как идиотку, навстречу опасности. Кто знает, что может случиться?

— Я знаю, что случится. Мы пойдем в Ауример, — сказала Кэми и почувствовала, что мужество с каждым произнесенным словом, крепло все сильнее и сильнее. — Мы спасем Джареда.

«Кэми, придется подождать», — уговаривал Эш.

— Неа, я так не думаю, — сказала Кэми.

Эш и Холли появились быстро. Они шли вместе, склонив светлые головы друг к другу, разговаривая под тенями каштанов. Холли выслушала историю Кэми и бросила взгляд на Анджелу, чтобы убедиться, что та в деле, а потом кивнула.

И только мальчишки вели себя как тряпки.

— Нам нужно поговорить с моей мамой, — сказал Эш.

— И не собираюсь, — ответила Кэми. — Она и не подумает рискнуть. А я собираюсь это сделать сегодня.

— Вообще, не хочу этого признавать, но, похоже, стоит прислушаться к Блондинчику, — сказал Ржавый. — Ты кое-чего не понимаешь про Эмбер, Кэмбридж. Она ужасно боится Линбернов. У меня ушла куча времени, чтобы убедить ее доверять мне, и даже тогда единственное, чего я от нее добился, — чтобы она говорила. Она не станет нам помогать. Она в ужасе от Лиллиан, поэтому, может, только Лиллиан нам и поможет.

— А ты кое-чего не понимаешь про меня, — сказала Кэми, бросив многозначительный взгляд на Эша и Ржавого. — Джаред там подвергается пыткам. И Эмбер нам поможет. Я просто не дам ей иного выбора.

По словам Ржавого, Эмбер каждый день в полдень брала уроки верховой езды, а потом шла в Ауример учиться магии и пресмыкаться перед Робом. Пытки ночью, подумала Кэми, человеческие жертвоприношения утром, занятия для укрепления здоровья днем. Что же по расписанию вечером?

Что бы там ни было, ее ждет сюрприз.

«Ты со мной или нет?» — спросила она Эша.

«Я с тобой, — сказал Эш. — Ради Джареда. — Он помолчал, и добавил. — Приятно чувствовать… что ты стала чуть счастливее».

Эш тоже чувствовал себя чуть счастливее, и Кэми испытывала по этому поводу чувство гордости. Прежде у Эша не было ни с кем связи, и хотя она старалась держать свои мысли отдельно от его, каждая ее эмоция не оставалась незамеченной для него, как шторм для того, кто прожил всю свою жизнь в спокойном климате. Она не щадила его, и это повергало его в мрачное расположение духа. Может быть, это была ее вина, что они оба были несчастливы.

Но обо всем по порядку, и на первом месте спасательная операция. Она может подобреть по отношению к Эшу после того, как Джаред будет в безопасности.

Сейчас она была единым целым с Эшем, между ними бурлили напряженность и тревога. Они словно обладали общим сердцебиением. Холли снова посмотрела на Анджелу. Анджела ждала, ее тело было натянуто как струна. Она заметила взгляд Кэми и кивнула.

— Я с Кэми, — сказала она.

Кэми одобрительно кивнула.

— Потому что мы лучшие подруги навсегда.

— К тому же, чем дольше Джаред остается там, тем сильнее он сойдет с ума, — заметила Анджела. — Давай признаем, что он с самого начала-то не был паинькой, не говоря уж о ведении здорового образа жизни.

Она сказала это с выверенным количеством нежности, и ее определенно тошнило от лепета Ржавого. Кэми была рада: она никогда не сомневалась насчет чувств Анджелы, которые та испытывала к Джареду.

Это был первый теплый день февраля или он только казался теплым, потому что Кэми вспотела. Ее кожа стала горячей и липкой. Покрывшиеся почками деревья не предлагали ей никакой полезной тени, и окружение друзей тоже никак не помогало. Может быть, Анджела поймет, что она должна это сделать. Никто другой не поймет.

«Что ты собираешься делать?» — спросил Эш.

Кэми услышала негромкие шаги по дорожке к усадьбе.

«Мне жаль, — сказала она Эшу, — тебе меня не остановить».

Эмбер Грин появилась в клубах пыли, которые сама же и поднимала в воздух, пока шла. На ней все еще был костюм для верховой езды, волосы, выбивающиеся из-под бархатистой черной шляпы, сияли в лучах солнца как новенькая монетка.

Кэми подумала о монетке, которую отослала Джареду, когда они были детьми, и которую он после, не снимая, носил на шее. Она подумала о маме, из-за страха позволившей случиться множеству ужасных вещей.

А эта девушка совершила поистине чудовищные вещи то ли из-за страха, то ли из желания стать могущественнее. Кэми было наплевать на причины Эмбер. Она упустила возможность притязать на жалость, после того, как взяла в руки нож. Кэми должна его спасти, и она остановит чародейку и всех, кто попытается сделать ему больно.

Эмбер увидела толпу в тени деревьев и замерла, как вкопанная. Хлыст и кошелек, что она держала в руках, упали в пыль.

Может быть, она испугалась, или была довольно глупа, чтобы не использовать хлыст в качестве оружия. Может быть, будучи чародеем, она понимала, что ее лучшим оружием являются руки, которые нужно освободить.

— Привет, — произнесла она неуверенно. Она перевела беспокойный взгляд с Эша на Кэми (магическая угроза) и наконец, остановилась на Ржавом, не призывая на помощь, но с осознанием предательства и обещанием мести.

Кэми вспомнила, как это — не обладать магией, страдать и быть напуганной этой девушкой. Ржавый храбро приблизился к ней и попытался разговорить ее. У Ржавого не было магии: Эмбер, судя по всему, сочла его беспомощным. Но Ржавый не был беспомощным, именно он привел ее сюда, к этому моменту.

— Я хочу дать тебе шанс, — сказала Кэми, делая шаг вперед к Эмбер. — Я знаю, что ты все это ненавидишь, и я знаю, что ты напугана. Но ты должна понимать, что Джареду нужна помощь. Ему страшно, он совсем один и ему больно, в этом отчасти виновата и ты. Нам не пройти сквозь огонь без чародея Роба. У тебя есть шанс спасти Джареда. Воспользуешься ли ты им?

— Роб убьет меня, — сказала Эмбер, отступая назад.

Кэми почувствовала, как она попыталась вызвать ветер себе в помощь. Однако Кэми легко пресекла ее начинания, словно сдувая струйку пара, клубящуюся над чашкой с горячим чаем.

— Мы притворимся, что заставили тебя, — проворковала она так нежно, как умела, ради Ржавого, ради Холли, ради Эша, в том числе и ради себя. Она не хотела вредить Эмбер.

Но она сделает это, если будет вынуждена. Ради Джареда.

Эмбер сощурилась на вкрадчивый голос Кэми, будто любой, кто пытался добиться своего убеждением, а не силой, был слаб априори.

— Я не могу рисковать, — сказала она с внезапной решительностью. — Джаред — не моя проблема. И ты пожалеешь, если попытаешься сделать его своей проблемой, — добавила она, обращаясь к Ржавому.

Ржавый встретил ее взгляд спокойно.

— Я так не думаю.

Эмбер перевела взгляд на Эша. Линберн. Еще один. А потом сделала несколько шагов вперед, отталкивая Кэми.

Кэми схватила ее за запястье.

— Это ты пожалеешь.

Эмбер попыталась высвободиться из хватки Кэми, дернув рукой. Но Кэми не отпустила, и Эмбер, посмотрела на нее сверху вниз, удивленно и почти обиженно.

— Я давала тебе шанс, — сказала Кэми. — А теперь я беру свои слова обратно. Если на тебя можно воздействовать только принуждением и страхом, то можешь начинать меня бояться. Ты поможешь Джареду.

Эмбер ударила Кэми в лицо горячим потоком воздуха. Удар был быстрым. Кэми показалось, будто огонь ей влепил пощечину.

— Нет.

Кэми стиснула пальцы вокруг запястья Эмбер так сильно, что та вскрикнула от боли, но потом умолкла.

Ее волосы начали потрескивать, потому что медленно занялись огнем. Пламя, в свете солнца, лизало ее волосы синими и красными языками. С ее губ сорвался слабый, булькающий звук, звук воды, заполняющей легкие, пузырьки, формирующиеся на ее губах, по мере того, как пламя окружало ее волосы.

«Кэми, что ты творишь? Кэми, остановись!» — вскрикнул Эш, и Кэми почувствовала его ужас, который прошел через ее тело, и увидела его отражение на лицах друзей, которых она любила. Ужас Эша встретился с ее собственным, наслоился, выстраивая башню кошмара, но она не хотела останавливаться.

Эмбер порывисто замахнулась на Кэми свободной рукой, но Кэми перехватила и ее, подходя к Эмбер вплотную, теперь держа ее за обе руки.

— Что ты предпочтешь, колдунья? — поинтересовалась Кэми. — Утонуть или сгореть?

Эмбер отчаянно замотала головой, и Кэми убрала пламя и впустила воздух в легкие Эмбер, чтобы она могла говорить.

— Ладно, — огрызнулась Эмбер. — Ладно. Я помогу.

— Большое тебе человеческое спасибо, — сказала Кэми.

Глава Четвертая Дева загадочного озера

Проход через огонь и порог Ауримера не был похож на победное шествие. Кэми страшно боялась за всех, когда они шли через пламя. Она чувствовала его жар на своей коже, чувствовала, как кончики волос загнулись, став ломкими.

Она оглядела Анджелу, которая, похоже, имела иммунитет от потливости.

— Как ты чувствуешь себя, будучи малость «объятой огнем»?

— В принципе, так я себя чувствую всегда, когда люди просят меня сделать какую-нибудь глупость, — ответила Анджела. — Например, встать ни свет ни заря или когда меня просят принять участие в культурной беседе.

— Люди в массе своей такие чудовища, — сказала Кэми, когда они уже стояли в прохладном каменном зале Ауримера.

— Все — чудовища, — с горечью произнесла Эмбер. — Дай только повод.

Они связали запястья Эмбер скакалкой. Им всем пришлось для этого держать ее. Они не походили на похитителей, думала Кэми, вспомнив страх в глазах Эмбер, и крик боли, сорвавшийся с ее губ. В общем-то, она не могла винить Эмбер за эту горечь.

Ауример был по-прежнему суровым и пугающим, с арочным каменным потолком, как в церкви, и окнами с алмазными панелями, чередовавшимися с белоснежными и кроваво-красными цветами. Кэми думала, что это место изменится, теперь, когда сюда вторглось зло. Она почти ждала увидеть, спускающуюся по широкой лестнице Лиллиан Линберн, преисполненную спокойствия хозяйку поместья. Ауример стоял нетронутым, равнодушным к добру и злу. Ауример будет прежним и тогда, когда они все сгинут.

На втором этаже послышались чьи-то шаги, и Эмбер выглядела так, будто сейчас умрет на месте от ужаса.

— Куда теперь? — спросила Кэми, понизив голос.

— Недалеко, — прошептала Холли, утешающе и мелодично.

Похоже, уверенность Кэми и поддержка Холли работали слаженно: Эмбер развернула плечи и зашагала вперед. Они последовали за ней через учетную комнату и дальше по коридору, пока не оказались на пролете, лестница которого находилась рядом с библиотекой и убегала из тесного коридорчика куда-то вверх.

Лестница была узкой, а комната выше мерцала красным. У всех возникло такое чувство, будто они поднимались в ад.

Там, где они свернули, лестница прерывалась. Вся группка замерла, и Кэми мысленно почувствовала смятение Эша. В своих воспоминаниях он тысячу раз, ни о чем не думая, бегал по этой лестнице.

Они стояли на небольшом отрезке полированного деревянного пола, на который падал свет, напоминающий звезду, пойманную в золотую сеть. На стене красовалось черно-белое мозаичное панно.

На фреске Ауример был изображен на расстоянии. Но усадьба угадывалась безошибочно. На переднем плане возле озера стояла женщина. Даже будучи черно-белой, в ней легко узнавалась порода Линбернов: она по-королевски держала голову, несмотря на речные цветы, вплетенные в длинные волосы, струящиеся по спине, а выражение ее лица отражало презрение и беспощадность.

— Он здесь, — сказала Эмбер тихо. — Роб посадил его за эту стену.

С помощью магии, предположила Кэми. Но и у Кэми имелась магия. Она могла его вытащить. Она мысленно представила, как камни перемещаются вокруг нее, словно кубики Лего.

Ничего не произошло. Ее магия не произвела совершенно никакого эффекта на стену: она словно пыталась биться головой о камень.

«Эш», — сказала Кэми, словно потянувшись к нему за помощью, и в ответ он потянулся к ней, отражая ее же чувства паники и страха.

«Эта стена защищена от магии», — сказал он.

«Тогда как Роб ее открывает? — требовательно спросила Кэми. — Как нам туда попасть?»

От Эша не прозвучало никакого ответа, только опустошение, волной прокатившееся по его телу, по ним обоим, словно холодный ветер промчался над мертвой землей. Он сделал шаг вперед и опустил руку на черные плитки, образующие озеро, словно он мог через него дотянуться до Джареда. Кэми был понятен его импульс: ей самой хотелось молотить по стене, пока та не проломится и Джаред не обретет свободу, и плевать, сколько шуму они поднимут или кто прибежит, услышав ее, чтобы сокрушить их.

Она вовлекла во все это Анджелу, Ржавого и Холли. Она не могла рисковать ими просто так.

Вместо этого она вместе с остальными стояла в безмолвии ужаса, и она услышала чирканье камня по камню, словно скрип гальки на древесине.

— Постойте, — сказала Кэми, вспоминая обрывки из учебников по истории. — Слышали? Эта стена и не должна открываться магией. Это же старый дом: имелось много причин, чтобы выстроить в нем тайники и секретные ходы. Этот дом может быть одним из таких. В Елизаветинские времена во многих домах были свои тайники для католических священников. Укромное местечко, которое расположено где-то близко, чтобы вовремя спрятать там священнослужителя, когда на горизонте появлялись солдаты.

— Тайное убежище. Тайное убежище католического священника, — сказал Эш. — Кажется папа как-то или… он говорил, что вроде бы здесь должен быть такой тайник, но никто не знал, где именно. Он смеялся над этим.

Кэми мрачно уставилась на стену. Никому из них не было смешно. Если эта дверь не открывалась волшебным образом, значит, была какая-то задвижка, какая-то кнопка, при нажатии которой открывался вход. Она услышала, как сдвинулся камень, когда Эш положил руку на озеро, но стена не открылась.

— Тайное убежище закрыто панно, — вслух сказал Эш. «Эта картина ни о чем нам не говорит», — сказал он только Кэми, потому что не мог прятать ни плохие новости, не свой страх от нее. — «Озеро, женщина, меч… эти символы можно найти по всему Ауримеру».

Кэми знала, что это правда. Она видела оформление Ауримера, протянутые руки чародеев, тонущую женщину, и герб Линбернов с девизом на латыни под ним: «Нас ни утопить, ни сжечь».

— Это не картина.

— Не хочется с тобой спорить, — сказала Холли. — Очевидно, что захоронение Джареда заживо — стресс для всех. Но я уверена, что это картина.

Кэми повернулась и весело посмотрела на нее.

— Нет, — сказала она. — Это загадка.

Все выглядели озадаченными.

— Подумай, — сказала Кэми. — Семейство Линбернов — себялюбцы, разве я не права?

— Эй, речь и обо мне вообще-то! — заметил Эш Линберн. — Но в целом, твоя оценка справедлива.

— Итак, если бы у них имелась система движущихся камней и картинка поверх них, — сказала Кэми, — на что нужно было бы нажать, если это не герб Линбернов?

Дом, женщина, озеро и лес на заднем плане. На гербе Линбернов они все были яркого, геральдического цвета. Перед ее мысленным взором ожила зелень лесов, мерцающая зелень озер, когда она впервые показала их Джареду, золотой дом и женщину с золотыми волосами и вплетенными в них реками. Теперь же все эти элементы были сложены из черных и белых плит, просты и монохромны, как шахматная доска, и все, что ей было нужно, — знать правила игры.

Дом, женщина, озеро и лес.

Стена не шевельнулась.

Кэми пробовала и пробовала разные комбинации, и с каждой новой попыткой ее отчаяние усиливалось: женщина, озеро, лес, дом. Озеро, дом, лес и женщина.

Она осознала, что пока она беспорядочно хлопала по стене, пробуя разные комбинации, остальные таращились на ее судорожные действия. Они выглядели весьма встревоженными.

— Я подумала… может быть это фамильный герб Линбернов, — объяснила Кэми. Когда Кэми произнесла эту мысль вслух, она показалась даже ей бредовой. — Ну, знаете, лес и озеро, дом и женщина.

Холли нахмурилась.

— Но на гербе Линбернов есть меч?

На гербе меч был, однако Кэми считала, что меч и рукоять служили разве что жуткой рамкой для четырех изображений.

В любом случае, никакого меча на настенном панно не было. Кэми покосилась на панно, словно, таким образом, она могла заставить меч появиться. А потом она резко развернулась и обняла Холли.

— Ты — гений! — заявила Кэми и расцеловала подругу в обе неожиданно разрумянившиеся щеки.

После Кэми отпустила Холли и шагнула вперед, чтобы нажать на один большой камень, лежащий на берегу озера.

Раздался скрежет камня о камень — звук открывающейся гробницы. Каменная кладка панно медленно пришла в движение, и спустя какое-то время изображение Ауримера исчезло, ненастоящая женщина была обезглавлена, а в стене появилась, размером с камин, на половину стены, зияющая темная дыра.

«Джаред», мысленно позвала Кэми, будто она все еще могла разговаривать с ним вот так. Она не позволила себе выкрикнуть его имя. Он будет в безопасности, скоро, если она все сделает правильно.

— Линберны говорили, что король Артур был источником, а Озерная Дева — чародейкой, — произнесла почти шепотом Кэми. — Я подумала, что они, возможно, решили поумничать и придумали какую-то суперзагадку. Меч в камне.

— Артур стал королем, вытащив меч из камня. — В голосе Эша было слышно легкое удивление, такое же легкое, как и само чувство, которое будто туманом окутывало Кэми. Эш был единственным в их отряде, кому были интересны предания наравне с Кэми. Его взрастили на историях, рассказанных чародеями.

— Линберны — самовлюбленные и хитрые ублюдки, — сообщила Анджела. — Загадка, зашифрованная энигмой, которая, в свою очередь, упакована в огромную занозу в заднице. Молодец, Кэми. — Она помедлила и добавила: — Умница, Холли.

Кэми повернулась к Эмбер и начала развязывать скакалку на ее запястьях. Не то чтобы она теперь начала доверять Эмбер, просто веревка ей понадобилась для других целей. Она взглянула на Анджелу в поисках поддержки.

— Я иду за ним, — сказала она Анджеле. — Я должна быть одна. Понятно?

— Вполне, — сказала Анджела. — Мы с Ржавым подержим веревку.

— Холли, сделаешь кое-что для меня? — спросила Кэми, и Холли, заливаясь еще сильнее румянцем, чем тогда, когда Кэми с Анджелой ее похвалили, кивнула. — Прокрадись в библиотеку внизу и набери книг, которые на вид тебе могут показаться полезными — все, что угодно про город, что-нибудь историческое. Если книга о 1480 годах, бери, не раздумывая, а потом возвращайся. Будь осторожна.

Именно в пятнадцатом веке жили Элинор Линберн и ее источник Мэтью Купер — единственный источник, о котором было известно Кэми, кроме нее самой. Это было самым целесообразным, насколько в данный момент виделось Кэми, учитывая скорое освобождение Джареда. Эшу пришлось помочь ей взобраться на проем в стене, но оказавшись наверху, она схватилась за веревку, которую крепко держали.

Она склонила голову, чтобы не стукнуться о камень, и с веревкой, зажатой в руках, она начала свой спуск вниз по стене.

Когда веревка обожгла Кэми ладони, стена, царапающая костяшки, показалась ей сухой и холодной. Она доверяла людям, держащим веревку, но это не избавляло от ощущения ног, свисающих над тьмой, которая убегала вниз на тысячи саженей.

Но оказалось, что спускаться вниз пришлось не очень далеко, и было не очень-то и темно. Когда Кэми спустилась, глаза привыкли к тусклому свету, исходящему из отверстия в стене над ее головой, где снаружи ее ждали друзья.

Свет окрасил камни в темно-серый. Девушка ничего не видела, кроме каменной стены перед собой. Она могла различить застарелый запах пыли и свежей крови. Кэми велела себе просто продолжать двигаться все дальше и дальше, рука за рукой, скользя подошвами по стене. Она так и делала, пока ступня не коснулась чего-то другого.

Кэми отпустила веревку, когда поняла, что стоит прямо на трупе. Она не закричала, разве что мысленно. Она не позволила себе поддаться панике. Она проигнорировала ощущение треска костей под своим весом и просто сошла с тела на грязный каменный пол.

Света было чуть, но и его оказалось достаточно. Она могла разглядеть его пепельные волосы, лицо едва походило на человеческое, и все же оно выглядело юным. Она взяла себя в руки. Это было старое тело, ему много лет, а Джаред был жив еще вчера.

Кэми медленно и осторожно развернулась в этом ужасно узком пространстве.

Джаред был на другой стороне могилы. Он сидел в неестественной позе, а не лежал, потому что лежать было негде.

Кэми опустилась на колени рядом с ним, и черные оборки ее юбки упали ему на ноги. Она вгляделась в его лицо, она знала его наизусть. Оно выглядело более худым, но без признаков безвозвратных или жутких изменений. Кэми жадно и отчаянно впитывала взглядом, всего одно мгновение, вместившее в себя все те дни, что она не видела его, аристократические Линберновские черты его лица, резкий росчерк шрама, изгиб золотых ресниц и плавную линию рта, придававшие ему юный вид, каким он в сущности и был — юным. Кэми подалась вперед, прикоснулась к его руке, и позвала его по имени:

— Джаред.

Его рука была теплой под ее ладонями, и ощущение этого тепла чуть успокоило царапающее чувство беспокойства в груди, но он не пошевелился. Кэми скользнула рукой вниз, чтобы взять в кольцо своих пальцев его запястье, как можно нежнее, едва смея двигаться, чтобы почувствовать то, что она ищет. Обнаружив ровный пульс, она издала вздох, больше похожий на всхлип.

— Джаред, — взмолилась она, и крепко сжала руку вокруг его запястья. Она не могла дотянуться до него мысленно и не могла кричать, но она уже однажды нашла его в темных, зимних водах и найдет сейчас, и неважно, как сильно он заблудился. — Джаред, — повторила она, произнеся его имя как молитву и обещание одновременно.

Ресницы Джареда затрепетали, рука шевельнулась, а пульс ускорился. Он судорожно вздохнул, и его глаза распахнулись.

— О, слава Богу, — сказала Кэми.

Какое-то мгновение Джаред безучастно смотрел на нее, его глаза были затуманены, словно слепы, но двигались быстро, будто сражающаяся змея. Она не отшатнулась, и уже в следующее мгновение он схватил другую ее руку. Они нашли друг друга, крепко держась за руки.

Она не возражала, пока его не предали собственные движения. Рубашка, которая в тусклом свете казалась застегнутой, разошлась, и она увидела, что все пуговицы были срезаны.

Кожа под рубашкой также была изуродована. Даже в тусклом свете под мазками запекшейся темной крови можно было разглядеть узор, оставленный клинком.

— В чем дело? — спросил Джаред, его голос надломился, когда он заговорил. — Не надо… не плачь.

Кэми безмолвно покачала головой и крепко ухватилась за его запястье. Она, наверное, сжала его слишком сильно, подумалось ей, наверное, ее ногти впились ему в кожу. Она должна бережно обращаться с ним.

Кэми ослабила свою хватку, отдергивая руку.

— Нет, — сказал Джаред неожиданно требовательно. — Нет. Не уходи.

Она снова покачала головой и, потянувшись к нему, аккуратно взялась за рукава его рубашки. Так она могла держать его и не причинять ему при этом боль.

Он привлек ее ближе к себе, видимо, ему было плевать, доставит ли это боль или нет. В этой могиле для живых, в окружении ужаса, было тесно и неудобно. Кэми ударилась локтем о камень.

Она придвинулась ближе, насколько это было возможно, чувствуя его горячее дыхание на шее, понимая, что он чувствует ее обжигающие слезы, капающие ему на плечо.

— Кэми? — прошептал Джаред ее имя так нежно, словно оставил поцелуй на ее волосах.

Она постаралась, чтобы ее голос прозвучал сильно и уверенно:

— Да?

Она почувствовала его губы возле своих волос и подивилась тому, каким все-таки сумасшедшим он был: он улыбался.

— Привет, Кэми.

— Привет, Джаред, — прошептала Кэми в ответ.

Она крепко сжимала в кулаках ткань его рубашки, будто он пытался уйти от нее. Здесь, в этой могиле, были кровь и тьма, и прах мертвеца, но с ними двумя все было в порядке. Все будет в порядке до тех пор, пока она его не отпустит. Она его не отпустит никогда.

Воздух над ними расколол вопль, который отразился эхом от стен тайника. Кэми ощутила, как голос Эша прорезался сквозь умиротворение ее сознания.

«Нас видела Рут Шерман, — сообщил он. — Нужно немедленно выбираться отсюда».

Глава Пятая Гори оно все огнем

— Понятно, — сказала Кэми вслух, своим нормальным голосом. Ее слова прозвучали неприлично громко в этом маленьком пространстве.

Она отползла от Джареда и встала на ноги, не отпуская его запястья. Он поднял на нее взгляд, в его глазах читались непонимание и боль, и они были широко раскрыты, как у ребенка.

— Давай же, — сказала Кэми. — Вставай. Я тебя спасаю. Я пришла сюда ради тебя и не уйду без тебя. Поднимайся.

— Я попробую, — сказал он ей.

Он попытался. У нее сердце обливалось кровью, когда она смотрела, как тяжело ему было вставать, опершись всем весом на нее и на стену. Она чувствовала, как он дрожал с головы до пят, и она делала все, чтобы удержать его, ведь он был намного выше.

— Старайся лучше, — яростно говорила она ему в плечо. — Выбора нет. Я настаиваю на твоем спасении!

— Ну, — ответил Джаред, — раз ты настаиваешь.

Кэми подтолкнула его в сторону веревки и попыталась улыбнуться, хотя не была уверена, что у нее это вышло успешно, но даже если это и так, вряд ли он заметил.

— Просто держись, — сказала она, дважды дергая веревку. — Ржавый и Анджела вытянут тебя. Держись. Я с тобой.

Он, как смог, взобрался на ноги, пытаясь, подтянуться на веревке. Она стояла и наблюдала за его неуверенным прогрессом: в тот миг, когда его руки соскальзывали, она приказывала ему не падать. Она отправила ему в помощь магическую силу — выносливость, как у камня, легкость, как у света и веревки, чтобы он смог выбраться наружу.

Он посмотрел вниз на нее, когда добрался до выхода. Кэми жестом приказала ему двигаться дальше.

С мгновение она постояла возле мертвого юноши, лежащего у ее ног. Если бы она не пришла за ним, если бы Ржавый не раскрыл секрет чародея, а Холли не разгадала загадку, как быстро бы умер Джаред? Как долго бы два мертвых юноши сидели бы в молчаливой компании друг друга, превращаясь в пыль?

— Мне так жаль, что никто не спас тебя, — прошептала Кэми.

Глупо было говорить так, но она говорила это в благодарность за парня, которого она смогла спасти, жалея этого мальчика и тех, кто, должно быть, любил его, но не смог спасти. Ей чертовски повезло.

Веревка начала снова опускаться, но Кэми услышала, как кто-то бежит по лестнице. У нее не было времени, чтобы ждать пока опустится веревка. Она справится сама.

Она вцепилась пальцами в стену и сказала себе: «Я не упаду. Я взберусь».

Это не было похоже на восхождение, или даже на падение. Она ощущала себя так, будто ее поднимали воздух и собственное сцепление с камнем, вызванные одной только силой ее решимости.

Она добралась до отверстия в стене, одним коленом встав на камень, и увидела, как Рут Шерман метнула в Ржавого огненный шар. Кэми погасила шар силой мысли, и взмахом руки отправила Рут лететь по лестнице вниз.

Анджела и Джаред — хотя Джаред был не настолько силен, чтобы оказать настоящую помощь — вытащили ее из пространства в стене и поставили на ноги. Эш стоял на лестнице над ними, сражаясь еще с одним чародеем Роба и сержантом Кенном. Кэми отстранилась от рук Анджелы и Джареда, чтобы броситься вверх по ступенькам и схватить сержанта за предплечье. Она вложила в это прикосновение всю силу своей ярости и запустила лед по его жилам. Она услышала, как он охнул и застыл, и Эш, оттолкнув его в сторону, схватил Кэми за руку и потащил вниз к остальным.

— Мы должны уходить, сейчас же, немедленно, шевелитесь, — сказала Кэми.

— Но мы же только-только сюда пришли, — заметил Ржавый, когда они бросились вниз по лестнице, путаясь в конечностях друг друга, потому что старались держаться как можно теснее, чтобы каждый из них мог подставить в случае чего Джареду плечо. — А я ведь так здорово проводил время.

— Холли, помоги Джареду, — приказала Кэми.

Ржавый и Анджела могли драться, поэтому Эш и она могли творить магию. Холли была единственной, кого можно было избавить от участия в том и другом, и Кэми могла довериться ей. Потому что знала — Холли будет с ним нежна и ни за что на свете не оставит его. Они всегда нравились друг другу. Холли засунула книги, которые принесла из библиотеки себе подмышку и подставила противоположное плечо под руку Джареду, обняв его рукой за талию, превратив себя в его костыль.

Эмбер вырвалась из крепкой хватки Ржавого и метнулась к лестнице, к Рут. Кэми, не касаясь ее, вернула девушку обратно, словно она была игрушкой в одном из ярмарочных автоматов, которую можно подцепить и передвинуть металлической клешней. Вернувшаяся под крыло Ржавого, Эмбер на какое-то мгновение опешила.

— Ты обещала отпустить меня!

— Только после того, как ты выведешь нас отсюда, — сказала Кэми. — Это будет выглядеть, будто ты появилась, чтобы остановить нас, как и остальные, а мы тебя схватили. С тобой все будет в порядке или они всех нас схватят.

Лицо Эмбер помрачнело. Она выбежала вместе с остальными. Они, будто загнанные звери, бежали прочь через величественные комнаты Ауримера. Кэми пришлось задержаться. Она упала, когда проходила мимо Рут, которая пыталась подняться. Рут махнула рукой и Кэми, не споткнувшись, жестко приземлилась на пол. Она погасила влияние Рут на свои конечности и подняла взгляд на алую голову чародейки.

Она заполнила легкие Рут водой. Рут начала захлебываться и снова рухнула на пол.

— Как по мне, так пусть вы все сгорите или утонете, — сказала Кэми, и, поднявшись на дрожащие ноги, она бросилась вдогонку за остальными. Ее ноги и легкие горели, она бежала изо всех сил. Впереди маячили Холли и Джаред, тесно прижавшиеся друг к другу. Холли помогала ему, как могла, и оба они шли с той скоростью, на которую были способны.

Впереди, перед Эмбер и Ржавым, она увидела Эша и Анджелу, бросившихся к огромным дверям Ауримера и широко их распахнувших.

Кэми ринулась к ним и успела за секунду до того, как Джаред и Холли оказались на пороге Ауримера.

— Все хватайтесь за Эмбер! — приказала она. — Сейчас же!

Все так и сделали, кроме Кэми. Уголком глаз она заметила движение: она вернулась обратно в холл и увидела Роба Линберна, спускающегося по лестнице. Она вспомнила о покойном мальчике в том тайнике, и обратила величественную лестницу в пыль.

Роб также внезапно исчез вслед за обрушившейся лестницей в буре пыли, возникшей в просторном холле Ауримера, и Кэми обернулась, чтобы посмотреть ушли ли остальные. Огонь вслед за ними ринулся ввысь со свирепым рычанием, словно тигр, которого только что лишили своей жертвы. Она видела остальных за стеной огня, словно за алой завесой. Она видела Джареда. Она должна была пройти, или он вернется за ней.

Кэми сделала глубокий вдох дыма, несмотря на то, что он обжигал легкие, и шагнула в огонь.

Боль окутала ее, опалила и освежевала: боль и пламя ослепили ее. Она сокрушила боль, чтобы воспользоваться магией и уничтожить огонь. Она удержала свою плоть в целости и сохранности, сделав свою кожу непроницаемой для огня, приказав крови остыть. Она твердила себе, что не пострадает, и она вышла из огня, как ни в чем не бывало.

Стоило ей только ступить на траву, как Анджела схватила ее и крепко прижала к себе дрожащими руками, несмотря на попытки Джареда остановить ее. Анджела отмахнулась от него, как от назойливой мухи.

— Ты просто чокнутая, — сообщила Анджела. — Некоторые называют своих детей в честь лучших друзей. Я же в честь тебя дам имя своей язве! Мне придется пить молоко, антациды[1], воздерживаться от острой пищи, и каждый раз, когда мне захочется заказать чего-нибудь индийского, я буду грозить небу кулаком и орать: «Черт тебя подери, Кэми!» Больше никогда так не делай.

— Обещаю, что больше никогда не буду ходить сквозь огонь, Анджела.

Анджела отпустила ее и вяло посмотрела на нее.

— Я знаю, что это только слова.

— Теперь я могу идти, — спросила Эмбер, в ее голосе звучало отчаяние.

Кэми повернулась и посмотрела на нее. Она выглядела настолько испуганной, что, казалось, ей никогда больше не быть храброй.

— Конечно, — сказала Кэми. Она вернула Джареда. Она могла себе позволить быть щедрой. — Иди. Береги себя.

Она не извинилась перед Эмбер за то, что пытала ее, да и Эмбер не стала извиняться за то, что изрезала Джареда ножом, а только бросила взгляд в его сторону, где он так и стоял, опершись на Холли. Эш стоял рядом с ним.

— Я рада, что ты выбрался, — сказала она. — Я бы тебя не отпустила, но все равно рада, что так вышло.

Джаред приподнял бровь. В солнечном свете, он выглядел гораздо хуже, чем в полумраке: раны на его груди оказались больше и глубже, чем они показались Кэми в тайнике. Он выглядел изможденным, а его темно-золотые волосы были потускневшими и грязными.

— Для меня это столько значит, — сказал он бесцветным голосом.

Эмбер кивнула, качнув медными кудрями, а потом растворилась в огне. Кэми увидела, как в поднимающемся дыме за ее спиной захлопнулась дверь. Она повернулась обратно к Джареду и с мгновение удивленно моргала. Эш развернулся к Джареду и схватил брата. Его рука крепко обнимала Джареда за шею, а его златокудрая голова опустилась на грязное плечо Джареда.

— Я думал — ты мертв, — сказал он низким голосом.

Джаред так и застыл с широко распростертыми объятьями, словно распятый, чему был крайне удивлен. Его взгляд скользнул поверх склоненной головы Эша, чтобы встретиться глазами с Кэми. Приподняв брови, он безмолвно, но исступленно вопрошал у нее, что происходит. Кэми пожала плечами и изобразила ободряющее движение. Спустя мгновение Джаред позволил своей руке опуститься Эшу на спину и потрепать ее.

— Гм, — сказал он. — Ну все, дружище. Я все еще жив, но не нужно принимать это так близко к сердцу.

— Не смешно, — обрушился на него Эш и очень осторожно врезал ему по плечу. Его рука сильнее сжалась вокруг шеи Джареда, а тело натянулось как лук. Джаред поколебался, а потом положил другую руку на шею Эша, коснувшись пальцами кончиков волос брата, в акте краткой неловкой нежности.

— Все хорошо, — пробормотал Джаред. — Все нормально.

— Нужно уходить, — сказала Кэми, вглядываясь вдаль через огонь и дым. Она не видела, чтобы чародеи вышли, но это ничего не значило.

И они зашагали прочь по тропинке от величественного золотого дома на холме, идя в том темпе, который мог поддерживать Джаред. С одной стороны Джареда поддерживал Эш, ревностно охраняя свой пост, словно кто-то мог покуситься на него. Кэми из-за своего роста считала, что с другой стороны Джареда должен был поддерживать кто-то другой, но он искал ее. Он не приподнимал бровей, и вообще ничего не делал, чтобы призвать ее к себе, но его сосредоточенность на ней была такой абсолютной, словно он перенес всю силу своего фокуса на нее.

Он был прав. Она подошла к нему, опустив голову, чувствуя себя до нелепости стесняющейся. Но когда большая часть его веса обрушилась на нее, это чувство притупилось.

Джаред опустил голову и, согревая ее своим дыханием, прошептал ей на ухо:

— Что это было?

— Цыц, бессердечное чудовище, — сказала Кэми. — Он счастлив, что ты жив. Мне показалось, что это было очень мило.

— Я слышу вас обоих, — сообщил Эш с другого бока Джареда.

Кэми не могла его видеть, но, разумеется, могла слышать его чувства. Она чувствовала себя точно так же — неловко, но это не мешало ей светиться от счастья.

— О, Джаред, — встрял Ржавый, подражая голосу Эша. — Я тааак бесконечно рад тому, что ты жив.

— О, Эш, — сказала Анджела. — Инбридинг[2] так по-разному повлиял на нас. Ты такой женственный и эмоциональный, подвержен падениям в обмороки и хватательно-обнимательным рефлексам, в то время как я суров ликом и обладаю взглядом как у бешеной белки.

— Все вышесказанное тобой о твоем лице, Джаред, в точку, — сказал Ржавый. — Но я все равно хочу прижать тебя к своей груди.

— Всего пять минут назад я был захоронен заживо, — пробормотал Джаред, — и уже подвергаюсь осмеянию?

Кэми бросила взгляд через плечо на радостно смеющихся Анджелу и Ржавого, идущих рука об руку, и Холли, по другую сторону от Анджелы, улыбающуюся, как беззаботный грешный ангелочек.

— Так и живем, — сказала Кэми. — Живем-жжем-не тужим.

Она посмотрела на Разочарованный Дол, лежащий впереди, на его кривые улочки и остроконечные силуэты крыш, он выглядел так, будто распростер объятия, чтобы принять их.

Удивительно и странно, но никто не последовал за ними. Они продвигались медленно, потому что Джаред не мог идти быстрее, и несколько раз останавливались, когда Кэми заставляла его перевести дух, заметив пепельный оттенок его лица. Но в итоге они все равно дошли до Главной улицы Разочарованного Дола.

Кэми видела лица в окнах, таращившиеся на них, и людей на улице, которые замирали и смотрели им вслед, когда они проходили мимо. Всем определенно было любопытно, но страшно. Многих, казалось, озадачил вид спотыкающегося израненного ребенка Линбернов, а может, они были просто удивлены, что Джаред оказался все еще жив.

Джаред не поднимал голову, но упорно шел вперед. Кэми крепко держала Джареда за руку.

Они были уже в нескольких шагах от «Наводнения», гостиницы, где остановились Эш и его мать, когда услышали звук переполоха, — словно столы влетали в стены.

Кэми попыталась воспользоваться рукавом, за который держала Джареда, чтобы оттолкнуть его себе за спину, но он не шелохнулся, а потом дверь гостиницы распахнулась и на улицу выскочила Лиллиан Линберн. Волосы свободной гладью ниспадали ей на плечи, а ее кроваво-красные губы дрожали.

Она остановилась, словно птичка, ударившаяся о стекло, и стояла на ступеньке, уставившись на Джареда. Он поднял взгляд на нее, и Кэми вспомнила, что у Лиллиан лицо его матери, а его мать была, скорее всего, мертва.

— Мне жаль, — сказала Лиллиан суровым, жестким голосом, больше похожим на голос Джареда, чем на мягкий тембр Розалинды. Она, спотыкаясь, сошла со ступенек, рухнув в объятия Джареда. Удивление Эша, затененное завистью, эхом отразило изумление Кэми.

Джаред всегда ладил со своей теткой, возможно от того, что слова и жесты привязанности всегда с таким трудом давались им обоим. Лиллиан Линберн подвергла опасности брата Кэми, и та ее не простила за это, но знала, что Лиллиан что-то значила для Джареда. Она была счастлива видеть их воссоединение.

Он обнял Лиллиан, погладил ее рассыпавшиеся по плечам волосы и положил свою изуродованную шрамом щеку ей на макушку.

— Мне тоже жаль, — пробормотал Джаред. — Тетя Лиллиан, мама мертва. И Эдмунд Прескотт никуда не уезжал, он тебя не бросал. Он был замурован в тайнике за стеной с фреской в Ауримере. Роб меня посадил туда же. Эдмунд умер много лет назад.

Кэми перевела взгляд на Холли, вся семья которой была наказана за то, что ее дядя, как все считали, осмелился сбежать от Линбернов. Холли схватила Анджелу за руку и крепко сжала ее, но на ее лице не отразилось никакой печали: она никогда не знала погибшего в тайнике юношу. Она выглядела просто уставшей.

Когда взгляд Кэми вновь вернулся к Лиллиан и Джареду, чародейка уже слегка отстранилась от племянника, но по-прежнему держала его лицо в ладонях.

— Собирался ли Эдмунд меня покидать или нет, это уже не важно, — сказала Лиллиан. — Важно, что ты здесь, Джаред. Ты вернулся.

Она прижала его голову к своему плечу, и Джаред, слегка вздрогнув, прильнул к ней. Кэми подумала, что он расслабился на руках у тетки, прежде чем осознала, что он потерял сознание.