Осень – странное время года. С одной стороны, все пылает огненными и яркими красками, теплыми, как все оттенки солнца, а с другой – наваливается необъяснимая печаль, граничащая с тоской и ожиданием чего-то нового и, хотелось бы, прекрасного.
Впереди.
Надо только подождать.
Еще немного.
На подоконнике Московского государственного Университета, согнув ноги в коленях, сидел Егор Лу́ковый и смотрел пустым взглядом на мир через окно. Изредка раздавался его тяжёлый протяжный вздох, который выдавал внутренние переживания парня и безысходность его неприметного существования.
Третий курс экономфака, а в жизни Егора ничего не менялось. Все та же обыденность и скука. Чувство зависти ко всем сокурсникам и даже к первокурсникам – близко к безумию. Бесили все до скрежета зубов. Они всегда были полны энергии, им было о чем трепаться целыми днями, их телефоны не умолкали, сплошь все красивы и успешны… Кроме Катьки Фоминой. Она тоже из аутсайдеров, да и страшная, как жизнь Егора.
Почему?
Почему кому-то все, а кому-то ничего?
Кто же там наверху распорядился так несправедливо?!
В один момент пустые коридоры учебного заведения наводнились студентами, скрывшими одинокую фигурку у окна. Очередной день начался. Недавняя тишина расправила плечи на фоне всеобщей жизнерадостности молодежи.
– Гор, привет! – Стас Панкратов был единственным другом Егора. Хотя, какой друг? Приятель. Но и этому одиночка-студент был очень рад, даже благодарен. – Гоу на третий этаж, скоро пара начнется.
Со Стасом Егор познакомился на первом курсе. Так случилось, что в самый первый день они рядом сели в аудитории. Парень оказался разговорчивым и веселым. Постоянно рассказывал какие-то глупости и был повернут на автогонках и конструкторах «Lego». Как и Егор, он не состоял в отношениях, не стремился к розовым единорогам и полностью отдавал себя учебе. Общение строилось только в стенах Универа и дальше не распространялось. Так продолжалось до середины второго курса.
В один из дней Стас встретил ту самую, от которой сорвало все тормозные шланги в его голове, и под трек с названием «Люблюнимагу» тот мчался в кювет недевственной жизни с радостными возгласами. И очередной раз Егор завидовал. Правда, по-доброму. Все же друг, какой-никакой. От постоянных душевных излияний Стаса порой хотелось блевать. Долго и мучительно. Но приходилось слушать, улыбаться и одобрительно хлопать товарища по плечу.
Устал.
Егор ужасно устал от несправедливости. Он был зол. В гневе. В ярости. Стереть бы улыбки со всех этих мерзких рож, втоптать их в грязь, смешать с мусором! Стоя сейчас у расписания, парень жалел, что не наделен мистической силой, чтоб ввергнуть всех и вся в благоговейный ужас. Заставить их страдать и молить его, Егора, о снисхождении.
– Эй, мятная конфетка, – появление раздражавшей до мозга костей Кати Фоминой заставило Егора брезгливо передернуть плечами. – Скучаешь без меня?
Какой бы ни была нелюбовь Егора ко всем окружающим, но Фомину он ненавидел больше всех. Эта серая мышь, иначе не назвать, с первого курса взрывала ему мозг, как самая точно нацеленная торпеда. В ней злило все: русые космы в постоянном хвосте, тонкие губы, которыми она язвила и поддевала Егора. А ее маленькие кроличьи глазенки, что смотрели на Егора через толстые линзы очков в оправе «А-ля мечта пенсионера», хотелось выцарапать. Но эта гнусь и по запаху его найдет, чтоб лишний раз самоутвердиться. И на ком?! На Егоре… Казалось бы, в своей нише у социального плинтуса они на одной ступени. В одной лодке, черт подери! Но нет. Эта сука нашла об кого ноги вытирать. Знала же, что Егор не мог ответить со всей своей злостью. Как бы, баб не обижал, какими бы дурами они ни были.
– Шла бы ты… Кать, – откровенно послал Егор, поморщившись, что вообще пришлось разговаривать с этой ошибкой природы.
– Конфетка, хочешь меня… – И вот опять эта многозначительная фраза и дебильная улыбка Фоминой. Егор вообще не мог въехать, зачем она со своим лицом пыталась изображать флирт. Блядь, это же противоестественно! Это как жопа вдруг захочет накрасить губы и подмигнуть. – … проводить до дома сегодня?
– Не горю желанием, – раздраженно буркнул Егор, продолжая изучать расписание.
– Фу, какой ты трусишка, конфетка. А я бы у тебя… – Катька закусила свою тонкую губу и изобразила подобие кокетства, больше похожее на оскал гиены, – … списала социологию. Дашь?
– Отстань, а? – отмахнулся Егор и стремительно зашагал к аудитории.
На первом курсе он пытался бороться с этим ненавистным «конфетка», но сдался.
Чем больше вступал в полемику и диалог, тем приставучее и настойчивее становилась Катька. Был даже момент, когда Егор испугался. Пиздец. Была опасность, что исчадие ада попросту сломит его и надругается над ним самыми извращенными способами. Нет, она не толстая. С фигурой все отлично. Наверное. За ее растянутыми, бесформенными серыми шмотками нихрена не видно, а вечно грязные кроссы вызывали чувство брезгливости. Лохмы ее чаще были в состоянии масленого запечатывания с сосулькообразным эффектом. И еще запах. От нее вечно разило булочками. Ни капли парфюма. У Егора в детстве соседка была, тетя Галя с пятого этажа, вот от нее так пахло. И тут некстати вспомнилась большая и мерзкая бородавка около носа соседки. О таком Егор хотел бы не вспоминать никогда.
Через пару лет Егор доучится и окончательно шагнет во взрослую жизнь. Так говорила его мама. Беззаботному, счастливому детству и безрассудной юности придет конец. У Егора из сказанного вообще ничего не было и злило это не по-детски.
Родителей Егор любил. Очень. Мама всю жизнь воспитателем в садике горбатилась, а отец сварщиком на заводе. Богато никогда не жили, но и не бедствовали. Егор точно не чувствовал нужды. Когда он поехал учиться, предки сняли ему квартиру и учебу оплатили. Старались для него, Егора, и он это ценил.
Обида была только за одно: почему они его родили… таким?! Вот с этими каштановыми вьющимися волосами, которые даже в стильную прическу не уложишь; с янтарными глазами, как у волков, которых в фильмах ужасов показывают; губы пухлые… Вообще отдельная боль. Моральная травма со школы: математичка ни с того ни с сего попросила его помаду стереть. Егор в осадок выпал. Помада?! Чего, блядь?! Конечно, потом эта грымза извинилась, только от ее слов: «Твои губки такие яркие, как клюковка. Думала накрасил» – легче не стало! Вместо рельефного красивого тела у Егора худощавость и жилистость, которая на фоне с накаченными… такое себе зрелище. Ростом бог не обидел, тут не к чему придраться – высокий, но можно было мускулатуры добавить?!
Жизнь – боль. Жизнь – дерьмо!
Любые попытки познакомиться с девушками для Егора заканчивались откровенным и оглушительным провалом. В словах был несилен. Вообще не любил всю эту чушь с играми диких бегемотов в брачный период. Говорил прямо о том, чего хотел и о чем думал. Девушки этого не оценили. Ни разу. В голове Егора это совершенно не укладывалось. Почему? Разве так уж неприятно слышать, что задница шикарная, или сиськи идеально поместятся в его ладонь? Честно же, от души.
Никто Егора не понимал. Одиночество стало постоянным спутником, что заволакивало в своем коконе, а он и не сопротивлялся. Сдался. Принял. Согласился. Теперь все меньше хотелось с кем-то общаться, стать как все, или идти на поводу своих низменных инстинктов. Пошли все на хутор… бабочек ловить! Руки, слава яйцам, пока на месте. Подрочить в самой прекрасной компании, с самим собой любимым, очень даже неплохо. Хорошо! Душевно! Беспроблемно! И однообразно… И тут опять все шло по кругу. Скука. Усталость. Злость.
Идея изменить жизнь максимально и кардинально пришла внезапно. Но так ярко и до остервенения приятно, вызывая легкое возбуждение и эйфорию, что думать о последствиях и правильности совсем не хотелось. Эмоции, что испытал Егор в своих думах, размышляя о новых действиях, были потрясающими. Как вспышка сверхновой звезды! Как натянутая струна гитары, что лопнула от единого касания подушечек пальцев, да так, что завернулась в тугой локон! Вот чего не хватало Егору. Именно этих красок не было в его жизни, чтоб стать счастливым.
Он страстно желал стать хищником. Оборотнем. Крадущейся пантерой, зажимающей трясущуюся дичь. Грязным во всех своих помыслах. Охотником, не жалеющим жертву. Жестоким и безжалостным маньяком, способным навевать страх одним взглядом. Вот он, новый Егор Лу́ковый!
Все, что ему надо сделать – найти свою нишу. Определить место доминирования. Выбрать свою единственную дорогу среди самых темных.
От осознания Егору срывало крышу так, что трещали балки на чердаке. Он готов был прыгать с пятого этажа, как настоящий зверь, чтоб ринуться на поиски своей добычи. Адреналин, рожденный самыми смелыми фантазиями, бился с пульсом по венам. Пьянил. Зажигал глаза адским пламенем. Егор точно знал: теперь ничто не будет как прежде.
Вечер выдался дождливым. Не теплый приятный дождь летней грозы, а мелкая моросящая стена, которая мерзко пробирала до костей и вызывала стойкое желание зарыться дома в плед и выпить горячего глинтвейна. Почему нет?
Егор смотрел в окно, скользя взглядом по прохожим. Зонты скрывали большую часть тел, но это даже придавало некой таинственности и азарта. Кто под этим черным большим зонтом? Мужчина? Женщина? А может, одинокий старик? Послав меланхолию в самое излюбленное место, парень решил начать жить.
Сейчас.
Что двигало Егором, когда примерял на себя новую роль и вывешивал указатели на наклонных, куда собирался скатиться – загадка. Однако первое, что ему пришло в голову – эксгибиционизм. Слово всплыло в сознании само собой. Слышал где-то про таких извращенцев, что пугают людей голым телом. В любом случае, все же не убийство и не расчленение, к такому Егор был пока не готов морально. Первый опыт надо было сделать минимально травмоопасным, прежде всего для себя самого.
Вечер располагал к скрытности, а погода вообще шептала: «Займи – и выпей». Короче, мысль напугать кого-то до ссаных штанов радовала.
Злорадный смех вылетал сам собой, когда Егор представлял, как в немом ужасе застынет некто неизвестный, увидев его голым. А если его, Егора, еще будут умолять о снисхождении и пощаде, то он вообще словит церебральный оргазм. Власть над кем-то… Животная, до мерзости липкая и неприятная… Да!
Поспешно, трясущимися руками, Егор скинул с себя всю одежду.
Застыл.
Неуверенность табуном мурашек пробежала по его телу.
Хрен вам!
Стиснул зубы, сжал кулаки. Стряхнул писклявый и назойливый страх. Это его, Егора, должны бояться! Сунув ноги в резиновые сапоги, что оставил отец в прошлом году, когда они ездили на рыбалку, обернувшись в плащ на три размера больше самого эксгибициониста – его, кстати, тоже папа оставил – Егор поспешил на улицу.
Первый шаг из подъезда не мог сделать минут двадцать. Честно сказать, и не сделал бы, кабы не соседка со второго этажа, Зинаида Степановна. Женщиной она была в теле, к тому же выше Егора. «Откуда вообще такие женщины появляются?» – недоумевал новоиспеченный маньяк.
Едва завидев молчаливого парня, робко переминающегося у подъездной двери, соседка тут же бросилась на помощь.
– Егорка! – голос у женщины был подстать ее росту. Если бы Егор не знал, что у нее двое детей, решил бы, что перед ним трансвестит. – Обидел кто?!
– Здравствуйте, Зинаида Степановна. Нет. – Он сам не понял, почему на последнем слове споткнулся. Егор даже слезу пустил про себя, так жалко это прозвучало.
– А ну пойдем! – скомандовала добрая женщина и выволокла Лукового из подъезда силком. – Показывай, кто тут нюх потерял. Я харю начищу так, что отсвечивать будет в покоях Папы Римского! Не боись, Егорка!
– Они уже убежали, – пролепетал начинающий маньяк, чувствуя, как осенний ветерок, пробираясь под подол плаща, холодил его мошонку. Проще было соврать церберу, который держал его в своей хватке, чем пытаться объяснить, что он новый «страх города».
– Будут обижать, иди сразу ко мне, – пока соседка проявляла заботу, Егору хотелось сгореть в пламени преисподней. Начало его новой жизни он видел не таким. Ох, не таким.
Едва Зинаида Степановна ослабила клешни на локте Егора, он тут же двинулся в направлении «куда глаза глядят». Подальше от дома и поближе к жертвам.
Долго и бесцельно бродил странный человек в высоких резиновых сапогах и плаще. Кто-то, глядя на него, откровенно ржал, а кто-то одобрительно вскидывал большой палец вверх, мол, крутой косплей, чувак! Настоящий кот из советского мультика.
Все было не так и не то.
Стоять у светящихся вывесок кафе – глупо, на проезжей части – самоубийство, показаться таким перед детьми – Боже упаси! Табу! А где выловить хоть одного приличного человека, мыслей не было.
На помощь пришли безлюдная улица и подворотня, где из освещения – одна несчастная лампочка, которая так и кричала своим помаргиванием, что скоро отключится —и это навсегда.
С колотящимся сердцем Егор стоял у кирпичной холодной стены и ждал. Пока даже смутно не представлял, чего именно, но ладони потели, дыхание спотыкалось, а ноги слегка дрожали.
Одинокий силуэт под черным зонтом, явно мужской, чинно и неспешно шел по дороге, минуя мусорные баки, что стояли вдоль стен, с копошащимся в них крысами. Кажется, прохожий даже что-то мурлыкал под нос и улыбался.
Егор нервно сглотнул, отчего, похоже, кадык свело. Пропустил свою жертву вперед и на негнущихся ногах пошел следом. Вдох-выдох, еще раз и… Егор свистнул. Мужчина медленно повернулся. Страха в его глазах не было. Скорее, любопытство и удивление.
– Что вам, молодой человек? – резко и устало спросила жертва.
Невидимые цепи сковали все тело Егора. Застыл, как заяц в свете фар. Попался! Как этот козел рассмотрел, что он молодой? А если и имя знает? Роем кинулись мысли в сознание и как давай там долбиться о череп! Егор даже рот открыл. Наверное, хотел давление выровнять.
– Чего молчим? Или говорите, или уёбывайте, голубчик, – раздраженно бросил незнакомец и, фыркнув, пошел дальше.
Новоиспеченный «ужас города» поверить не мог, что его послали. Этот чувак, что… бессмертный? Из рода Древних?
– Извините! – абсурдность выбранного слова для привлечения повторного внимания Егора ошеломила. В плохом смысле.
– Извинения приняты, – вновь повернулся прохожий и… улыбнулся? Егор готов был взвыть от неправильности происходящего. – Что у вас? Давайте, не стесняйтесь.
Черт, Егор почти был благодарен незнакомцу за его слова. Никак не ожидал такой поддержки и веры. Фух! Была не была! Распахнув полы плаща, эксгибиционист зажмурился. Мысленно Егор пытался уговорить себя быть смелым, но на деле…
– Так-так, – раздался голос жертвы совсем рядом. А когда холодные пальцы стали нагло ощупывать Егора, глаза сами собой раскрылись. Вместе со ртом, который так и не мог произнести ни звука от ужаса. – В целом, проблем не вижу. Теряюсь в догадках, голубчик, что заставило вас ловить меня в подворотне и рисковать своей простатой в такой холод. Но так и быть, приходите завтра к десяти в «Первую Городскую Клинику», второй этаж, кабинет двести одиннадцать. Назначу вам обследование, а там посмотрим. Все будет хорошо.
Егор сглотнул, боясь потерять глаза, которые буквально вылезали из орбит, стараясь убежать подальше.
– А теперь марш домой! – властно скомандовал прохожий и тут же добавил по-доброму, по-отечески: – А то бубенчики почти спрятались, и писюн синеет.
Заботливо запахнув на маньяке плащ, тот снял свой шарф и повязал Егору на шею. Луковому же хотелось обнять мужчину и рассыпаться в извинениях.
– Вернешь завтра. Давай, давай. Уёбывай, болезный мой, – пока Егор пытался отвиснуть после перезагрузки, мужчина ушел, не забыв пару раз крикнуть что-то вроде: «Голубчик, фанатеть по мне будете потом, когда я серьезно займусь вашим здоровьем. Валите уже».
Да, не так Егор представлял свою новую жизнь. Совсем не так. Вернувшись в свою скромную, но уютную квартиру, Луковый решил, что направление эксгибиционизма точно не его. И несколько часов сидел на полу, прижавшись спиной к закрытой входной двери. Вот и поманьячил, мать его так…
Универ встретил надоедливым гулом на все лады и, конечно, назойливой страхолюдиной Катькой. Скрыться от ее бесячих глазёнок хотелось сильнее, чем жрать. А покушать Егор любил. Очень. Мама всегда поражалась, как в него столько влезает, а потом разводила руками, глядя на худую фигуру, и причитала: «Не в коня корм».
– Конфетка, привет, – маленькие костлявые пальцы Фоминой, вцепившиеся в его локоть, напоминали Егору корявые ветки из мистических триллеров. – Скучал по мне?
– Когда же ты отстанешь? – почти выплюнул Егор, пытаясь высвободить руку. Не хватало, чтоб кто-то подумал о них невесть чего.
– Я смущать тебя не стану. Поцелуй, и я отстану, – пропела Катька очень неприятным голосом, навсегда убивая у Егора желание слушать песни Владимира Преснякова, которые никогда не слушал.
– Меня от одной мысли тошнит, – как можно язвительнее выдавил из себя Егор.
– Главное, что такие мысли уже есть, конфетка, – засмеялась Фомина. Студент не понимал, как может девушка быть столь навязчивой. Почему она не может обидеться и скрыться… в туман! – А там, глядишь, стерпится и слюбится.
– У тебя фантазия богатая, – брезгливо хрюкнул Егор и все же освободился из захвата, тут же смешиваясь с толпой в единственном желании исчезнуть.
Если бы кто-то знал, как задолбала Егора эта Катя! Третий год одно и то же! Луковый точно знал, кого определить в жертвы, когда будет готов на убийство. До сих пор не понимает, как Фомина не падала замертво от его взгляда, выражающего к ней всю гамму чувств.
Очередной вечер. Егор не собирался впадать в уныние. Первый блин комом, так же говорят. Зато теперь-то он точно знал, кем ему быть противопоказано. А что? Тоже опыт.
Что ж, надо брать выше, то есть страшнее. Бегать голышом по улицам – такое себе занятие, да и удовольствия мало. Прав был незнакомец: подмерзает тельце. Сезонный вариант жизни, а Егору хочется постоянного драйва и кайфа.
Решение ступить на опасный путь злодея надо воплощать полноценно. Так сказал себе Егор и решил проявить себя в ограблении.
Дерзко, черт возьми! По-крупному! Тут либо пал, либо пропал. Плюс есть, опять же, можно делать это одетым.
Натянув на себя всю свою черную одежду: джинсы, футболку и кожаную куртку, Егор не забыл и про шапку. С прорезями для глаз не было, но зато была маска. Уже что-то. Если получится, думал Егор, то прикупит себе шапку-чулок. Стопроцентно.
Азарт отозвался легким возбуждением и внутренней истерикой. Это толкало на безумства, но в то же время ноги опять дрожали.
Больше двух часов Егор бродил по улицам, выискивая, кто достоин разделить с ним первый опыт. В его голове то и дело выстраивались фразы. Он репетировал звучание голоса, тембра. Идеальным сочетанием стало: четким, устрашающим басом Егор говорит: «Стоять! Деньги или молись!». Страшно. Гадко и мелочно. Все, как хочется.
Все жертвы отметались по разным причинам: слишком сильный, очень высокий, такая красивая, колобочек, перекач, мама моя женщина, мент! Казалось, что все летит в тартарары. Настроение ухудшалось, губы были все искусаны, а ногти на руках изгрызены.
Раздосадованный Егор брел к дому, когда перед ним появилась небольшая женская фигурка. Он осмотрелся – никого нет. В груди сразу же отозвались маньячный дух и предвкушение. Волнение забивало все инстинкты, разум, любые доводы. Думать было некогда, да и не хотелось. Тело слегка пробило мандражом. Это показалось даже приятным. Сейчас или никогда, решил для себя Егор, натянул маску и ускорил шаг.
– Стоять! – скомандовал он. Голос получился совсем не страшный, скорее даже срывался на фальцет. – Хочешь денег – молись!
Едва фраза слетела с его губ, как он готов был разрыдаться в голос.
Женщина упала на колени и стала молиться, а Егор стоял позади и ругал себя самыми последними словами, представляя, как все известные грабители испытали «испанский стыд».
В голосе жертвы ограбления было столько страсти и радости, что Егор опешил и поневоле стал вслушиваться.
– … не введи нас во искушение… Аминь! – Пока сердобольная крестилась, Луковый узрел в жертве соседку с первого этажа: бабу Нюру.
Такое стечение обстоятельств ввергло его в полное отчаяние. Как? За что же его так? Он смирился с невозможностью быть счастливым хорошим человеком, но даже на дороге коварства и крови…