Неукротимое томление

Глава 25

Охотник изучал следы, оставленные зверем. Следы были, судя по всему, свежими. Это его порадовало — охота скоро закончится, а он очень хотел поскорее попасть домой.

Он ускорил шаг, легко скользя по снегу. Он заметил, что следы изгибаются у двух берез, растущих в шести футах одна от другой, и теперь знал, что преследует лося, причем крупного. Рога не позволяли ему пройти между березами.

Выйдя на берег замерзшего озера, охотник остановился, притаившись за елями, покрытыми снегом, и увидел зверя. На охотнике была лосиная шкура, а к голове прикреплены рога. Он поднес к губам рожок, имитирующий зов лося, и дунул в него. Потом стал ждать.

Теперь, когда охотник сидел не шевелясь, он начал ощущать холод. Хотя его мокасины были выстланы изнутри мехом, ноги закоченели. Небо постепенно затягивало тучами — верный признак приближающегося снегопада. Он чуял снег.

Вдруг под тяжестью снега затрещало дерево. Этот звук спугнул зайца в белой шубке, и он понесся по льду озера. Но охотник не шелохнулся. Теперь он ясно слышал, как лось, направляясь в его сторону, продирается сквозь заросли.

Выйдя на открытое пространство, лось поднял огромную голову и понюхал воздух.

Охотник прицелился из короткого лука. Лось повернул голову. Человек и зверь встретились глазами.

Тайлер Сэвич натянул тетиву и отпустил ее.

Стрела попала в цель, вонзившись в шею зверя, и кровь хлынула фонтаном. Огромное животное пошатнулось, потом упало в снег и завалилось на бок. Охотник закинул голову к небу и запел песню, благодаря духов за удачу.

Тай разделал тушу там, где она упала. Внутренности и немного мяса он оставил для птиц и мелких животных в знак признательности — ведь он охотился на их территории. Разрезанное на куски мясо ему предстояло нести еще две мили до того места, где он оставил салазки.

Когда он погрузил мясо на салазки, идти стало гораздо легче. Салазки поскрипывали по снегу, и хотя груз был нелегок, Тай ускорил шаг. Он провел весь день вдали от жены и страшно соскучился.

Дым поднимался к небу, распространяя вокруг запах горящей ели. Тай взошел на пригорок и посмотрел на деревню, раскинувшуюся внизу, в долине. На белом снегу все строения казались грязными и серыми.

До Тая донесся лай собак, предупреждающий о его прибытии, и из вигвамов высыпали женщины. Теперь мясо унесут в коптильню и там приготовят. Кое-что пойдет в общее пользование, но большая часть достанется тем, для кого охотился Тай. Голову лося он оставит себе. Нежное мясо верхней губы и носа считалось деликатесом и принадлежало тому, кто принес добычу.

По дороге к своему вигваму Тай миновал несколько других, настежь открытых всем ветрам. Зимой некоторые семьи предпочитали покидать деревню и вели кочевую жизнь. Сейчас было очень холодно, и все сидели в вигвамах, взяв туда и собак.

— Крошка Делия! — весело пропел Тай, отстегивая снегоступы. Он откинул полог и вошел, — Где ты, женщина? Я замерз, устал и жажду поцелуя!

Вдруг голос его замер и улыбка сошла с губ. Вигвам был пуст. Скорее всего она была по соседству, у Эссакамбита, решив навестить его и Элизабет с ребенком. Но Тайлера огорчило, что она не встретила его. Весь день он мечтал прикоснуться к ее губам, ощутить тяжесть ее груди л Он хотел ее.

Он засмеялся над собой. Господи, да когда он не хотел ее? Только необходимость охотиться отрывала от нее Тайлера. Если бы они могли насытиться одной любовью, он вообще не покидал бы вигвам.

Воздух внутри был согрет огнем очага; на нем стоял котелок с едой.

Не снимая мокрых мокасин, он повалился на маты и, зачерпнув из котелка маисовой каши, отправил ее в рот. Он чуть не забыл о том, что весь день ничего не ел, а прошагал добрых двадцать миль да еще волок за собой салазки.

Он улыбнулся: Делия оставила у огня бадью с растаявшим снегом, чтобы он, вернувшись, мог умыться. Таю, прожившему всю свою взрослую жизнь в одиночестве, такая забота жены казалась чем-то невероятным. Делия была просто благословением; казалось, она всегда знала, чего он хочет. Он пытался сказать ей, что незачем так уж стараться и предупреждать все его желания, ибо в постели она делала его счастливейшим из смертных. Она ответила, что больше не хочет быть бесполезной дурочкой. Одна только мысль о ней вызывала у него улыбку. Он любил ее. Делия, его жена...

Тай вздрогнул от ужаса при воспоминании о том дне в Фалмуте, когда она сказала ему, что будет для него самой верной и любящей женой, а он отверг ее любовь. Миллион раз благодарил он своего духа-покровителя Бедаги и христианского Бога за то, что эта редкая, удивительная женщина стала его женой.

Тайлер поел, ноги отогрелись, и он начал нетерпеливо посматривать на дверь. Он чувствовал себя больным оттого, что не мог немедленно поцеловать ее. Он подсчитал — прошло уже восемь часов с тех пор, как они последний раз занимались любовью.

Тай встал и прошелся по вигваму. Черт! Это становится уже серьезным. Где она? Наверняка женщины сказали ей, что он вернулся. Тай сунул ноги в непросохшие мокасины, достал большой кусок мяса и вышел. Он собирался найти ее и притащить домой, в постель, где ей и положено быть.

Войдя в вигвам, Тай увидел удивительное зрелище. Великий воин Эссакамбит приплясывал вокруг огня, держа на руках сына Элизабет Хукер.

К тому же он пел песенку про валигит вазиз — маленького мальчика с волосами цвета спелой кукурузы, который непременно вырастет высоким и могучим охотником и воином, станет великим сахемом своего народа. Ребенок выражал звуками удовольствие, а Серебряная Береза, невестка Эссакамбита, сидела склонив голову, чтобы не выказать удивления.

Тай вошел тихо, чтобы не нарушить идиллии.

Хотя здесь не было окон, солнечный свет проникал сюда через отверстия для дыма. Большая комната была разделена на несколько помещений, но с общим местом у очага. Даже для абенаки, самого оседлого из племен, это строение было очень старым. И Тай, и Духовидец жили здесь еще мальчишками.

Танец Эссакамбита завершился, когда сахем несколько раз подпрыгнул. Он обернулся... и застыл, увидев смеющегося Тайлера. Впервые за всю жизнь Тай видел, как Эссакамбит смутился. Он даже покраснел!

— Похоже, малыш хотел срыгнуть, — смущенно сказал сахем.

— Похоже, — согласился Тай, — и ты пытался помочь ему в этом, подпрыгивая?

Великий сахем изобразил возмущение.

— Женщина, забери его!

Он передал ребенка Серебряной Березе, и та положила его в колыбель, свисающую с потолка.

— Так, — сказал Эссакамбит, — тут по деревне разнеслась весть о том, что йенги убил очень большого лося; он даже не влез в вигвам. И убил он его одной стрелой.

— Ну, — Тай кашлянул, — там, у дверей сверток.

Развернув сверток, Серебряная Береза вскрикнула от удовольствия.

— Посмотрите, отец, он принес нам морду! — Она перевела на Тая благодарный взгляд, — Но ты должен забрать ее — она принадлежит охотнику.

— Но все же мы примем этот прекрасный дар, — быстро проговорил Эссакамбит, и Тай постарался скрыть улыбку. Старый воин славился умением приготовить это блюдо так, что мясо становилось нежнее, чем грудка цыпленка.

Бормоча ласковые слова, Тай склонился над ребенком, вертя перед ним раскрашенную костяную погремушку. Тот не моргая уставился на него своими темно-серыми глазами.

Каждый раз, когда Тайлер смотрел на этого ребенка, его как врача поражала непредсказуемость жизни. Пять месяцев назад, когда он увидел кричащую от боли и истекающую кровью Элизабет, его охватил ужас: он ясно вспомнил умирающую мать. Если бы Делия не смотрела на него своими золотистыми глазами с такой любовью и верой, он, наверное, поддался бы страху. Но он не мог потерять Делию, и потому боролся за Элизабет и ее ребенка, так, словно смерть можно было победить усилием воли.

Элизабет носила ребенка еще два месяца, пока не родила его прежде времени, в январе. Было немыслимо поднимать Элизабет с постели, она не вынесла бы путешествия в Мерримитинг. Теперь приходилось ждать, когда потеплеет, а мать и ребенок как следует окрепнут.

Тай две недели гонялся за одним индейцем, Сильной Ложкой, упрашивая его отнести записку в Мерримитинг Калебу. Он хотел сообщить ему и всем остальным, что обе женщины живы, но не смогут вернуться до весны. Они с Делией переживали за осиротевших девочек Нэта, но не сомневались, что Энни Бишоп позаботится о детях до их возвращения. Тайлер считал, что у Нэта нет родственников, кроме кузена в Англии, поэтому они с Делией решили удочерить девочек, как только вернутся в Мерримитинг.

Вдруг до Тая дошло, что сахем посмеивается над его игрой с ребенком. Рассмеявшись, он бросил погремушку и присел к огню рядом с Эссакамбитом.

Серебряная Береза, беременная жена Духовидца, смотрела на Тая из-под полуопущенных век; руки ее были заняты работой. За ней сидела ее мать, слепая и слабоумная старуха — она растирала зерна в ступке. Молсемис, пятилетний внук Эссакамбита, стрелял из игрушечного лука в цель, нарисованную на стене. Но здесь не было ни Делии, ни Элизабет.

— Где моя женщина? — спросил Тай как бы между прочим, хотя уже немного встревожился. Он надеялся, что Делия молится здесь с Элизабет или играет с ребенком.

Эссакамбит покачал кистью руки вверх-вниз, очевидно приглашая Тая принять участие в своей игре в шарады, в которой Тай всегда проигрывал.

— Ловят рыбу, — сжалился старик.

Тай от удивления поднял брови.

— И Элизабет тоже?

— Да. Твоя Лузифи решила, что это полезно для ее здоровья. — Ребенок в люльке весело заурчал. Сахем посмотрел на него, и глаза его потеплели. — Славный мальчик. Ты должен взять авакон Элизабет своей второй женой.

Тай выкупил Элизабет за пять бобровых шкурок, и все считали, что теперь она его рабыня.

Тай рассмеялся над желанием Эссакамбита заполучить еще одного внука.

— Мы уже сто раз говорили об этом. У Элизабет есть муж. А Делия пригвоздит меня к столбу пыток, если я посмею подумать о второй жене.

Эссакамбит кивнул.

— Да, уж твоя Лузифи споет тебе смертную песнь.

Серебряная Береза тихонько хихикнула, но Таю был виден только ее затылок. Пробор в ее волосах был окрашен в красный цвет, а платье расшито голубыми и красными стеклянными бусами. Она наряжалась так каждый день в течение пяти месяцев, готовясь к приходу мужа, но тот все не приходил.

Опозоренный и высмеянный соплеменниками за проигранный поединок — проигранный йенги, хоть этот йенги и был приемным сыном Эссакамбита, — Духовидец той же ночью покинул деревню. Он так и не вернулся, и с тех пор никто не видел его. Все в деревне, кроме Серебряной Березы, были уверены, что он ушел к Священной скале и там пел и танцевал до тех пор, пока не перешел в столь близкий ему мир духов.

Тай нетерпеливо поднялся. Он хотел свою жену.

— Пусть твоя палочка еще немного побудет у тебя в штанах, — пошутил Эссакамбит, угадав мысли Тайлера и смутив его. — Мужчина не должен становиться рабом вожделения, особенно вожделения к одной женщине.

«Слишком поздно», — подумал Тай.

— Думаю, я...

Рука Эссакамбита легла на его плечо.

— Успокойся, сын мой. Они ушли всего час назад, и я послал брата Серебряной Березы приглядывать за ними.

Тай сел на место.

Великий сахем поднял брошенную погремушку и усмехнулся.

— А пока мы тут ждем, как насчет того, чтобы поиграть, агу-агу?

Засунув руки поглубже в медвежью муфту, Элизабет сквозь пар от дыхания, вглядывалась в прорубь.

— Я ничего не вижу, — сказала она.

— Ты и не можешь их увидеть. Они прячутся в иле.

Делия гордилась новоприобретенными знаниями.

Она ткнула палкой в незамерзший ил. Молодой воин Палвог не одобрял ее действий, но не вмешивался и не пытался помочь, поскольку это было женским занятием.

— Тай научил меня, как это делать, — сказала Делия, — полагая, что ее поймет абенаки. Она подозревала, что он знает английский лучше, чем показывает. — Великий белый воин не стыдится учить свою жену, как ловить угрей.

Вдруг она вскрикнула от восторга и выпрямилась, держа двух угрей с желтыми брюшками.

— Сразу два! — воскликнула она.

— Брр, — сказала Элизабет. — Они ужасны.

— Зато они вкусные. Разве ты никогда не ела копченых угрей?

— Ела, но никогда не думала, что живые они так отвратительны.

Смеясь над неопытностью Элизабет, Делия нанизала угрей на прут, на который уже были выловленные из проруби рыбешки. В этот момент тишину прорезал демонический хохот.

Прикрыв глаза от слепящей белизны, Делия всмотрелась в заснеженный горизонт.

— Вести от Глузкапа, — с улыбкой сказала она, — он предсказывает бурю.

Теперь, слыша гагару, она всегда вспоминала вечер на озере. Как только в ноябре выпал первый снег, погода улучшилась, стало гораздо теплее. Жители деревни использовали эти дни, чтобы подготовиться к зиме — запасти еду, починить оружие и одежду. Тай решил взять Делию с собой в лес и показать ей, как правильно ставить ловушки на кроликов.

Он действительно кое-чему научил ее по части ловушек, например, тому, что петли из перекрученного лыка надо делать обязательно по четыре, поскольку четыре — сакральное число, недаром же существуют четыре стороны света и четыре ветра. Но день был слишком хорош для бесконечной учебы. Он научил ее еще особой песне, которую следует петь, если она найдет ловушки пустыми. Потом они отправились по озеру на каноэ. Делия прислонилась к теплому боку Тая, который лениво греб.

Их разговор то и дело прерывавшийся поцелуями, постепенно сам собой угас, а поцелуи все больше затягивались. Каноэ начало угрожающе раскачиваться.

Делия попыталась вывернуться из его объятий.

— Тай, перестань! Разве ты забыл, что случилось в последний раз, когда ты пытался целовать меня в каноэ?!

— Насколько мне помнится, — пробормотал Тай, — это ты пыталась тогда поцеловать меня.

Делия рассмеялась.

— Неужели я была такой неловкой?

— Прояви и сейчас такую же неловкость, — предложил Тай, запуская руку ей за пазуху.

Внезапно раздался дикий хохот, и огромная птица опустилась на озеро, обдав их ледяными брызгами и еще сильнее раскачав каноэ.

Выпрямившись, Делия прихватила платье у ворота и сердито посмотрела туда, где только что была птица, но увидела только круги на воде.

— Что это за гадость была? — спросила она так сердито, что Тай громко рассмеялся.

Тут из воды поднялась головка птицы — зеленая с пурпуром, затем показалась и сама птица в черно-белом наряде. Ее глазки уставились на Делию, и она курлыкнула.

Тотчас раздалось ответное курлыканье, и Делия удивленно обернулась: курлыкал Тай. Птица начала плавать кругами вокруг каноэ, издавая звуки, похожие на «Хо-о-о». Тай отвечал ей тем же. Птица засмеялась: «Ха-хаа-ха». Тай вторил ей.

Делия, глядя на любимое лицо мужа, на его улыбку, вдруг почувствовала такую нежность к нему, что у нее защемило сердце. Из всех известных ей обликов Тая — врача, джентльмена, воина — ей больше всего нравился этот — мальчик, играющий с гагарой.

Делия очнулась от прикосновения Элизабет. Щеки ее подруги горели румянцем.

— Снова начинается снег, — сказала она. — Может, нам лучше вернуться?

Делия готова была согласиться: белые хлопья становились все гуще. Но вдруг Элизабет побледнела и вскрикнула в испуге, указывая на опушку леса.

Пулвог посмотрел туда и тоже вскрикнул.

— Это призрак! — рука, которой он ухватился за томагавк, дрожала.

— Ерунда, — фыркнула Делия. Она не встречала людей, которые так, как абенаки, верили бы в призраков и духов. — Это просто человек.

Широкоплечий высокий мужчина казался, однако, истощенным. Одежда его превратилась в лохмотья, а длинные черные волосы развевались по ветру. Поняв, что его увидели, он поднял руку, как делают это французские священники, когда благословляют.

— Да это же Духовидец! — воскликнула Делия. Она с грустью подумала о Серебряной Березе,
которая все ждет возвращения мужа. — Наверное, нам надо поговорить с ним. Похоже, он замерз и голоден.

Пулвог сердито покачал головой, проговорив что-то в тоне приказа, подхватил их улов и подтолкнул в сторону деревни. Делия подчинилась без возражений. Она боялась Духовидца и ни за что не смогла бы подойти к нему одна.

Скользя на лыжах в сторону дома, Делия оглянулась. Духовидец стоял и смотрел им вслед. Делия невольно вздрогнула...

Он был похож на ворона на белоснежной равнине. А вороны — вестники смерти.

Ветер пробирал до костей, снег заледенел на волосах, но Духовидец не чувствовал холода. Его глаза следили за тремя фигурками, постепенно исчезающими в белой пелене. Он не мог различить их лица, но это и не заботило его. Слабый от голода и холода, с легкой, просветленной головой, он был погружен в мир видений.

Порой ему казалось, что он уже стал духом, однако он не был уверен в этом. Он жил среди духов священной горы Катадин. Никто из абенаки не отваживался прежде на это. Абенаки передвигались по земле, по лесам и рекам, но гора считалась священной. Это было жилище Памолы, духа Бури, — чудовища с телом и руками человека, крыльями орла и головой лося. Посягнуть на его владения — значило навлечь на себя неизбежную и скорую смерть.

Но Духовидец забрался на самую вершину горы, и там его посетили такие видения, какие раньше никогда не являлись ему. Это были странные видения, и он сам еще не разобрался в них. Когда он поймет их, то сделает все так, как они велят. Каждый абенаки знает, как опасно пренебрегать видениями. Человек должен исполнять их указания, иначе он навлечет на себя гнев богов. Видения — это дар богов, а эти дары нельзя отвергать.

Духовидец подумал о яркости видений, откинул голову и засмеялся. Смех безумца эхом пронесся над озером. Он снова рассмеялся, вынул из одежды бутыль, выдернул пробку зубами, и обжигающая жидкость полилась ему в глотку.

Он закашлялся, и на глазах выступили слезы. Но это сразу подействовало. Видения пришли, закружились перед его глазами, и он напрягся, пытаясь яснее рассмотреть их.

Эссакамбит как-то сказал ему, что видения, которые приходят от огненной воды белых, — не в счет. А Черная Ряса говорил, что его бог, единственно настоящий бог, против пьянства. Но Духовидец отрекся от его бога. Он сорвал его символы с шеи и растоптал их на скале. В этих шариках не оказалось ни тайн, ни магии.

Но в огненной воде была магия, и он отпил еще, призывая духов и видения. На этот раз то, что явилось ему, было более четким. Он видел йенги, сотни белокожих людей, широким потоком заполняющих землю. Их возглавляла Лузифи, дикая кошка. Вдруг из леса выскочил огромный волк и уничтожил дикую кошку, вонзив в нее свои мощные клыки. Дикая кошка умерла, и потоки йенги тут же потекли вспять, за океан.

Видение исчезло, оставив ощущение радости в душе Духовидца. Откинув голову, он издал боевой вопль. Наконец-то, наконец-то боги подсказали ему его предназначение.

Ветер усилился, и Делия наклонила голову, защищая лицо от снега. Ноги ее горели от усталости и дрожали. От неудобной ходьбы след в след болели мышцы. Она вслепую брела за Пулвогом, надеясь, что он знает дорогу, потому что сама она давно заблудилась бы.

Элизабет споткнулась, и молодой индеец остановился и поднял ее на руки. Делия заметила впереди какую-то тень — там, где должна была показаться деревня. Тень издала крик радости, и в метельной мгле показался человек.

— Тай! — воскликнула Делия. Сделав еще несколько шагов, она бросилась в его объятия и почувствовала себя в полной безопасности. Печальный и пугающий образ Духовидца не покидал ее всю дорогу домой.

Тай прижал ее к груди.

— Я боялся, что ты заплутаешь в такую метель, — крикнул он, стараясь перекричать вой ветра.

Пулвог понес Элизабет в жилище великого сахема, и Делия собиралась последовать туда же, но Тай мягко увлек ее в их вигвам.

— Но, Тай, я хотела отдать угрей твоему отцу, — возразила Делия уже дома, когда он растирал ей щеки.

— Потом. Ему сегодня уже принесли деликатесы. — Он прижался к ней, и она почувствовала его легкое дыхание на своих губах. — Я тоже хочу деликатесы.

Она прикоснулась к его губам, теплым и нежным. Он поцеловал ее в шею... и в этот миг перед ее глазами встал Духовидец. Она вздрогнула.

— Ты замерзла? — Тайлер провел руками по ее плечам и спине, нежно глядя на нее. — Пойдем в постель. Я улучшу тебе настроение и согрею. Тебе станет даже жарко... Она медленно высвободилась из его объятий.

— Тай, мы видели Духовидца на озере.

— Ты уверена?

— Нет... не совсем. — Она закрыла глаза, стараясь отчетливее вспомнить. — Этот дурак Пулвог решил, что это призрак.

— Если это был не Духовидец, то вполне возможно, что это был призрак.

— Нет, это был человек, живой человек. И это был Духовидец. Я чувствовала его. — Она открыла глаза. — Что ты так на меня уставился?

Он улыбнулся.

— Ах черт, Делия. Наверное, я просто ревную. Мне жаль, что тебя так поразил этот человек.

— Он не поразил, а испугал меня.

— Забудь о нем. Подумай обо мне. — Он прижался к ее животу. — Знаешь, как много прошло времени...

— Десять часов.

— Господи, это звучит как десять веков!

Он взял ее руку и приложил к низу своего живота.

— Посмотри, Делия, — сказал он, — Я умираю без тебя.

— Тогда почему, сэр, вы тут стоите и рассуждаете?

Застонав от желания, он поднял ее, донес до постели и жадно прижался к ее губам.

— Я ненавижу возвращаться домой, когда тебя здесь нет, Делия, крошка. Никогда больше не бросай меня так.

Делия мысленно улыбнулась, потому что знала: только смерть может заставить ее покинуть Тая.