Глава 4

Завтра.

Я просыпаюсь, и мои глаза резко распахиваются.

Я чувствую разочарование.

Твитч ушел.

Я подавляю желание состроить недовольную гримасу. Вместо этого я улыбаюсь.

Его нет здесь сейчас.

Но он остался.

Я делаю все возможное, чтобы замазать царапины и синяки, что я получила прошлым вечером, но Чарли всматривается в мое лицо на секунду дольше, чем следует, и я паникую. Я тут же неестественно смеюсь и объясняю, что у меня была неприятная встреча с кирпичной стеной.

Чарли прищуривается, но потом улыбается и качает головой, как бы говоря: "ну ты даешь!".

Я умудряюсь с головой погрузиться в работу и даже не замечаю, как настает время обеда. Не желая оставаться в офисе наедине со своими нерадостными мыслями, я решаю, что лучше всего будет провести этот ясный и солнечный день в парке. Мне не очень-то хочется есть. Мой желудок все еще болезненно сжимается, когда я думаю о том, что чуть не произошло прошлым вечером. Захожу в местное кафе, я покупаю кекс и апельсиновый сок, затем направляюсь в парк на противоположной стороне улицы. Сбрасываю свои туфли и сажусь прямо на мягкую траву, вытягивая ноги перед собой. Поднимаю лицо, подставляю его под теплые лучи солнца и блаженно вздыхаю. Я снова чувствую себя расслабленной.

А потом что-то возвращает меня с небес на землю.

Мое тело напрягается от знакомого ощущения. Ощущения того, что за мной наблюдают.

Я хмурюсь. Под палящими солнечными лучами невозможно покрыться гусиной кожей, но у меня это получается. Внезапно, чувство удовлетворения накрывает меня с головой. Приоткрыв один глаз, я поворачиваюсь и гляжу на противоположную сторону улицы, как будто у меня автоматическое самонаведение на него.

Вот он.

Фигура в капюшоне, руки в карманах, удаляется от меня.

Приятное тепло растекается по всему моему телу.

Он здесь. Наблюдает за мной. Защищает меня.

Мне так подсказывает моя интуиция. Я знаю, мне следовало бы реагировать на все это совсем по-другому. Я должна бы заволноваться. Или даже испугаться. Но я не боюсь. В нем есть что-то, что успокаивает меня. И где-то в глубине души я знаю, что мне нечего бояться. Твитч защитит меня.

Как и раньше.



Входная дверь моей квартиры открывается, и я слышу знакомые голоса.

— Алекса, детка, мы здесь! — кричит Николь Палмер, настоящая австралийка, моя безбашенная лучшая подруга.

— Где ты? — спрашивает она.

— В душе, буду через минуту, — кричу я в ответ.

— Не торопись, дорогая. Мы просто откроем немного шипучки и развалимся на диване.

Это Дэвид Ален – мой лучший друг. Он высокий, рослый и красивый, абсолютно милый, и это так печально для большей части женского населения Сиднея, так как он стопроцентный гомосексуалист.

Исключительно гей.

Каждый год, он заставляет нас наряжаться и посещать гей-лесби фестиваль «Марди Гра». И каждый год я закатываю из-за этого сцены. Костюмы просто чертовски откровенные! Но каждый год, посещая этот фестиваль, я отрываюсь. Того факта, что мне надо туда пойти исключительно чтобы поддержать своего друга, уже достаточно для того, чтоб вытащить меня на подобное мероприятие.

Дверь ванной открывается и Никки тихо говорит:

— Эй, крошка, я тут подумала, что надо сообщить тебе, что Дэйв и Фил расстались вчера вечером.

С руками в волосах, втирающими шампунь, я открываю рот от удивления.

Не может быть!

Дэвид и Фил встречались уже почти год. Дэйв заметил Фила в тренажерном зале, где последний работал персональным тренером, и заставил меня записаться к нему на занятия, чтобы выудить о нем информацию. И, конечно же, я согласилась ради своего друга. Иногда он бывает таким трогательно-эмоциональным, что ему очень трудно отказать, смотря на его милое личико. После трех занятий с Филом, и моего тела, кричащего от боли, я решилась пригласить его на свидание. Не то, чтобы я хотела пригласить его. О, нет. Видите ли, я знала, что он был геем с первого нашего занятия. Он вовсе не скрывал этого факта, когда проходил по залу и окидывал оценивающими взглядами задницы всех парней, которые там занимались.

Удивительно, но Фил принял мое приглашение на свидание-ланч. В течение того часа мы узнали друг друга получше, и я пришла к выводу, что Фил достоин встречаться с моим другом. И сказала ему об этом прямо. Он рассмеялся на мою дерзость и весьма высокомерно спросил:

— Дорогая, а с чего ты решила, что твой друг достаточно хорош для меня?

После этих слов я заулыбалась, как безумная, захлопала в ладоши и закричала прямо посреди кафе:

— Ты идеален!

Фил и Дэйв встретились за ужином на следующий день. И Фил... ну... он, в общем, так и остался у Дэйва. Он был, словно щенок, которого приютили.

Они были супер-милой парочкой. Оба милые и по-своему эмоциональные, они подпитывали друг друга, цвели и пахли и я, честно говоря, всегда верила, что их отношения – это надолго.

Я застываю с руками в моих намыленных волосах, и тихо произношу со стоном:

— О, нет. Бедный крошка Дэйв! Что произошло?

Я слышу знакомый скрип оттого, что Никки села на мою корзину для белья. Разговоры в ванной не были чем-то непривычным для меня и Никки. Мы жили вместе, пока учились, и скромность вскоре осталась частью прошлого. Он вздыхает:

— Они поругались. Очень серьезно. Не так, как обычно, знаешь ли. Это был грандиозный скандал. Короче говоря, Фил обвинил Дэйва в измене.

Открыв рот от удивления во второй раз, я едва не выкрикиваю: «охренеть!»

Голос Никки звучит не совсем уверенно:

— Ну, нет. Не совсем так, — сказала Никки. — Но Дэйв воспринял это именно так.

Н-да! Дэйв бывает таким вспыльчивым иногда. Никки вздохнула:

— Он сказал Филу собирать свое барахло и убираться. Фил так и сделал. А Дэйв сидел в стороне и наблюдал. Теперь Дэйву очень плохо.

Её короткое и милое разъяснение событий расставляет все по своим местам. Дэйв иногда ведет себя, как примадонна. Я высказываю свои догадки:

— Дэйв хотел бы все вернуть, но не предпринимает никаких попыток, так? Его драгоценная мужская гордость была задета, но теперь он сожалеет о содеянном, превратившись в плаксивую, эмоционально подавленную королеву драмы в мужском обличии, которая, вероятно, будет в стельку пьяна к тому времени, когда я выйду из душа, да?

В голосе Никки слышится веселье, когда она отвечает:

— Бинго-бонго, детка. Не в бровь, а в глаз. Ты отлично умеешь читать между строк! — в ее голосе слышится неприкрытое восхищение.

Я закашлялась сквозь смех:

— Никки, ты знаешь, чем я зарабатываю на жизнь? Ежедневно выслушиваю тонны лжи! Эти детки... они хитрые, как черти. Они знают, что ты хочешь от них услышать и прилагают все усилия, чтобы направить мое охренительное чутье собаки-ищейки на ложный след. Еще и так, чтобы они могли избежать контроля и принудительной учебы в школе и смогли просто продолжить праздно шататься по улицам. Поверь, я бы очень хотела, чтобы мне не нужно было уметь читать между строк.

Но у меня нет другого выбора.

Скрип корзины для белья, подсказал мне, что Никки встала.

— Я знаю, крошка. У тебя это отлично выходит. И эти дети сейчас может быть даже и не подозревают, но им крупно повезло, что у них есть ты. И я горжусь тобой.

Мое сердце переполняется от нахлынувших чувств, и я улыбаюсь. Я просто обожаю эту девчонку.

— Ну все, давай, шевели своей задницей, а то в гостиной наш собственный беспризорник ждет, чтобы о нем позаботились.

Она оставляет меня в покое, чтобы я могла спокойно прополоскать волосы. Мои мысли плавно возвращаются к событиям прошлой ночи. Прежде, чем допустить это, я начинаю петь, чтобы отвлечь себя. Ну, и чтобы мои друзья не догадались, что я чувствую себя подавленной.

В паршивом настроении, я чувствую себя настоящей дешевкой за два доллара, и меня все еще потряхивает от нападения прошлой ночью.

Мое уникальное исполнение «Ginuwine’s Pony» как раз годится для подобного момента. Когда я говорю: «уникальное», имею в виду, что не могу не фальшивить, даже если бы от этого зависела вся моя жизнь. Но мне нравится петь. Так что к черту все, что не делает нас счастливыми. Я собираюсь усердно петь мою фальшивую песенку.

Надеваю халат и заворачиваю волосы в полотенце-тюрбан, пересекаю коридор и захожу в гостиную-кухню. Нахожу там Дэйва, который развалился на диване и уставился в пустоту, в то время, как Никки ведет с ним беседу из кухни, не получая в ответ ни слова. Он не брился, по крайней мере, дня два, глаза красные и воспаленные – доказательство того, как сильно на него повлиял разрыв. Он делает большой глоток игристого вина из бокала, что держит в своей руке.

Бедный малыш.

Не говоря ни слова, я подхожу к нему, беру вино из его руки, ставлю его на кофейный столик и залезаю к нему колени. Сидя таким образом, я обнимаю его, и притягиваю его голову в изгиб моей шеи.

Никто не понимает Дэйва так, как я. Я знаю это потому, что он сам сказал мне об этом. Я также знала это потому, что он всегда мне все рассказывал. Он делился со мной вещами, о которых никто не знал. Я его «жилетка», в которую он может поплакаться. А он мой психотерапевт.

У нас странные, но полностью взаимовыгодные отношения.

Я люблю его, как брата. Я хотела бы, чтобы он был моим братом. Таким, какого мне дал Бог, и которого я оставила в своей прошлой жизни. Он был хорошим братом. Таким братом, которым сестра могла бы гордиться.

Помнится, будучи ребенком, я всегда была для него на первом месте. Он всегда отдавал мне большую половину поделенной пополам шоколадки. Он никогда не позволял кому-либо дразнить меня. Он рассказывал мне самые хорошие и самые страшные истории. Он всегда находил для меня время. И я скучаю по нему.

Я знаю, Дэйв нуждается в заботе. Он нуждается в заботе так же, как и я. Мы были очень привязаны друг к другу. Но мы бы никогда и никому не признались в этом. Наша твёрдая скорлупа защищала наш нежный внутренний мир.

Дэйв всхлипывает. Я чувствую влагу на своей шее. Я позволяю ему молча излить свою печаль. Через несколько минут, когда слезы прекратились, я шепчу ему на ухо:

— Хочешь какао а-ля Лекси?

Дэйв кивает мне в шею. Я чувствую его улыбку на своей ключице и тоже расплываюсь в улыбке. Он расстроен, но не сломлен. Мы приведем его в норму.

Какао а-ля Лекси — это необычный способ приготовления какао с добавлением крепких напитков. Это мой фирменный напиток. И я знаю, что Дэйв его просто обожает.

Много шоколада. Много корицы. Много алкоголя.

Встаю, иду к Никки на кухню и вытаскиваю кастрюлю, чтобы нагреть молоко. Пищит кухонный таймер и она, улыбаясь, открывает дверцу духовки. В нос ударяет сильный запах. Поворачиваясь к ней, я удивленно открываю рот и затем шепчу с выпученными глазами:

— Пирожные с двойным шоколадом и арахисовым маслом?

Смеясь через нос, она помещает поднос с шоколадными пирожными на кухонную стойку и ехидно говорит:

— Ну, да! Думаю, обстоятельства обязывают, не так ли?

Давайте кое-что проясним.

В истории человечества нет такого события, которое не отмечалось бы пирожными с двойным шоколадом и арахисовым маслом. Крещение, бар-мицва, свадьба, похороны, Рамадан, приход четырех всадников апокалипсиса, встречи анонимных алкоголиков, воскрешение Иисуса, саммит большой восьмерки, семейные посиделки... эти пирожные, брауни, будут уместны для любого из вышеперечисленных событий. И на мне лежит ответственность придумывать различные поводы для встреч, чтобы наслаждаться этим божественным лакомством, так как Никки — крепкий орешек. Настоящая подлая стерва, я имею в виду! Она может быть очень отзывчивой, но только не тогда, когда дело касается пирожных с двойным шоколадом и арахисовым маслом.

Она не делает эти брауни без особого повода.

Наблюдая за тем, как я смотрю на ее пирожные — словно лиса на цыпленка, в безопасности его курятника, она прокашливается. Когда я поднимаю на нее взгляд, она жестом показывает на кастрюлю в моей руке.

Точно! Какао а-ля Лекси! Сейчас сделаю.

Может быть, сегодня вечером мне не будет так уж паршиво, как я предполагала. Так я думала, пока Никки не хмурит свои брови и не подходит ко мне, пристально глядя на мое лицо. Нежно дотронувшись до моей щеки, а потом до моей губы, она тихо произносит:

— Детка?

Чёрт, дерьмо, проклятье!

Моё лицо вспыхивает, и она отступает, всматриваясь в него. Повернув голову, чтобы проверить, чем занят Дэйв, она тянет меня в угол кухни и шепчет:

— Рассказывай.

Так начинается Праздник Перешептываний 2014.

— Ничего не случилось. Клянусь. Не раздувай из мухи слона. Я не хочу, чтобы Дэйв переживал.

— Если хочешь, чтобы я заткнулась, — гневно шепчет она, — то советую тебе рассказать мне, что произошло. Тогда я постараюсь угомониться, и таким образом, мне не придется пугать нашего милого-но-грустного Дэвида.

— Шшшш! Он услышит тебя! — хлопнув ее по плечу, шепчу я.

Не обращая внимания на мое представление, она продолжает пристально смотреть на меня, постукивая ногой. И я уступаю:

— Ладно, только пообещай, что не будешь беситься.

Но как только я это говорю, она, конечно же, выходит из себя. Вытаращив глаза, она отступает назад и громким шепотом говорит:

— Кто это сделал с тобой? Это Джордж? Это Джордж, не так ли? Я говорила тебе, что не хочу, чтобы ты жила рядом с этим неуравновешенным чуваком.

Джордж — мой биполярный сосед, который никогда бы не тронул меня. Парень от меня без ума! Будучи социальным работником, при нашей первой с ним беседе, я распознала эту его особенность практически моментально. Я уверена, что он не привык к тому вниманию, что я ему оказала.

И даже обняла его.

Я рассказала Джорджу, что я работаю с большим количеством людей, которые страдают от психических заболеваний, и что если он почувствует надвигающийся приступ паники, то я смогу помочь ему с ним справиться. Все, что ему понадобится для этого сделать, это просто позвонить мне. Что он и делал. И я всегда приходила на его зов, чтобы помочь ему, успокоить его словами и облегчить то сложное состояние, в котором он находился. Он никогда, я повторяю — никогда не был агрессивен по отношению ко мне. Так что Ники меня немного разозлила своими словами.

—Ты не права, Никки! — я сердито смотрю на нее. — И несправедлива, крошка.

— В чем не права? — раздраженно спрашивает она.

— В своих поверхностных суждениях, — окинув ее взглядом, заявляю я.

Ее брови ползут вверх, и она шепчет:

— Ни хрена себе! Значит, я поверхностная? — отступая от меня на шаг, она хмурит брови. Я, безусловно, задела ее, и теперь чувствую себя настоящим куском дерьма.

— Крошка, я объясню все позже, обещаю. Но сейчас я сделаю какао, а ты разложишь пирожные, и мы вернемся к Дэйву, чтобы придумать способ, как помирить их с Филом.

Указывая на свое лицо, я говорю ей:

— Это... сейчас не так уж важно.

Она пристально вглядывается в мое лицо, и я добавляю:

— Разве я так уж паршиво выгляжу?

— Ну, нет. — угрюмо отвечает она, закатив глаза.

— Вот именно, Никки, — кивая, соглашаюсь я. — Всему свое время.

Она кратко кивает мне. Я следую какому-то внутреннему импульсу и тихо добавляю:

— Поскольку то, что я собираюсь рассказать тебе... это далеко не приятный рассказ.

Ее лицо на секунду омрачается тревогой, но быстро снова становится непроницаемым. Хлопнув в ладоши, она открывает холодильник, передает мне молоко и командует:

— Ладно! Какао а-ля Лекси. Принимайся за работу, женщина!

Это одна из причин, почему я люблю Никки. Она знает меня достаточно хорошо, чтобы понять, что я расскажу ей все, когда буду готова. И у нас друг от друга нет секретов.

Тогда почему я обдумываю как бы поубедительнее ей соврать, чтобы объяснить царапины на моем лице?

Отбросив эту мысль в сторону, я сосредотачиваюсь на приготовлении моего знаменитого напитка и разливаю дымящееся какао в кружки. Поставив какао и пирожные на поднос, я иду в гостиную и ставлю его на журнальный столик.

Даже не взглянув на меня, Дэйв протягивает руку и берет кружку. Автоматически, он подносит кружку к губам и делает глоток. Два, три, четыре глотка спустя, робот снова становится человеком.

— Черт, детка. Никто не делает такой какао, как ты.

Нежно улыбаясь, он смотрит на меня и через мгновение на его лице появляется удивление:

— Детка! Что произошло с твоим лицом?

Пожимаю плечами и лгу, как профи:

— Споткнулась на последней ступеньке, — уверенно говорю я, как будто заранее все отрепетировала. — И мое лицо впечаталось в кирпичную стену.

Дэйв от удивления раскрыл рот:

— Не настолько весело, насколько звучит, — подняв глаза к потолку, добавляю я, чтоб разрядить обстановку.

Дэйв хихикает:

— Черт, Лекс. Только с тобой могло произойти подобное. Ты — королева недотеп.

Растягивая в улыбке свою разбитую губу, я бросаю взгляд на Никки. Она сощуривает глаза и мной завладевает беспокойство.

Прочистив горло, я беру свою кружку и объявляю:

— Ладно! Ну, я думаю, что первое, что мы сегодня сделаем — это найдем способ, как Дэйв скажет Филу, что хочет, чтобы он вернулся.

Дэйв улыбается мне так тепло, так искренне, что я вдруг осознаю, что у меня тоже есть люди, с которыми я могу поговорить обо всех своих проблемах. Я прокручиваю эту мысль в голове снова и снова.

Люди, с которыми я могу поговорить. Поговорить.

Поговори с ними.

Не говори с ними.

Они никогда не поймут.

Я не хочу, чтобы они понимали.

Твитч мой. Только мой. И в данный момент я предпочитаю оставить все, как есть.

В эту ночь я не могу сомкнуть глаз.

Они остаются открытыми от тревоги.

Затем я успокаиваюсь, с сонной улыбкой на губах.

Его рука покоится на моем бедре, но он сохраняет расстояние между нами. Его тело не касается моего. Закрывая глаза, я слушаю его ровное дыхание. Он спит.

Прежде, чем я заснула, моей последней мыслью было: «он вернулся».

На следующее утро, проснувшись, я не обнаружила Твитча рядом. Опять. Но не это меня беспокоит. Я вспоминаю всё реже и реже тот ужасный вечер, и думаю все больше и больше о моём герое.

Моём герое, соблюдающем дистанцию.

Я ловлю себя на том, что целеустремлённо направляюсь в парк для ланча, в надежде снова увидеть его. И я вижу его сегодня. По позвоночнику проходит знакомая дрожь, я поднимаю голову, и вот он.

Сегодняшний день не похож на другие дни. И не похож ни на один из других дней, потому что сегодня его капюшон опущен.

Улыбнувшись и подняв руку для приветствия, я в ту же секунду хочу треснуть себя по лбу. Смутившись, быстро опускаю руку и наблюдаю, как он поворачивается и уходит.

Я заметила улыбку, которую он пытался подавить.

Кусая губу, чтоб сдержать свою собственную предательскую улыбку, я поднимаю лицо к солнцу, подставляя кожу под его ласковые лучи.



Пробуждаясь от сна, я возвращаюсь в мир сознания. Прижимаюсь к чему-то теплому. Я глубоко вдыхаю. Его запах.

Я люблю его запах.

Уткнувшись носом ему в шею, я чувствую, как он зашевелится, а потом замирает. Я выравниваю дыхание и кладу свою руку на его грудь, обтянутую футболкой. Он так и остается безучастным. Притворившись, что все еще сплю, я закидываю свою ногу на его, и чувствую, как его тело сотрясается от бесшумного смеха.

Я хочу, чтобы он обнял меня. Я хочу, чтобы он крепко прижал меня к себе. Я втайне желаю, чтобы он начал действовать.

Но он этого не делает.

— Засыпай, — шепчет он тихонько.

Не в силах больше скрывать улыбку, я шепчу ему в шею:

— Сладких снов, Твитч.

Мои глаза закрываются, и я проигрываю битву между сном и бодрствованием, пытаясь запомнить то ощущение, которое дарит мне его тело рядом со мной.


Загрузка...