Глава 4. Девушка с косой

Марьванне опасно хотела за Кощея взамуж. Держите вдесятером – не удержите. Так, как не хотела никогда. Даже на выпускном вечере за юного красавца Андрюху – неа, не так хотела. И даже как в тридцать лет, в жаркой баньке, на полке за него же – совсем не похоже.

Опасный ловелас Петрович совсем был в пролете со своими старческо-пенсионными шалостями.

Все самые острые и горячие любовные переживания, желания и чаяния Марьванны растаяли, померкли в памяти в сравнении со всепоглощающей страстью и неуемным влечением к Кощею.

И казалось Марьванне, что до сих пор она не любила никого и никогда, а так, мышцы перед долгой дистанцией разминала. Замуж – это ведь долго, практически навсегда, не так ли?!

Вот так поразил истосковавшееся в одиночестве сердце Марьиванны носатый бессмертный подлец!

Поэтому когда Кощей вспомнил, что надо б идти на поиски суженой, вместо одной таблетки снотворного в чай с медом Марьванной было нечаянно закачено целых три колеса с ловкостью отпетой клофелинщицы. Ничего, небось не помрет, Бессмертный… И Кощей начал отчаянно зевать еще на подходе к своему чемодану – в нем он рассчитывал найти более подходящий для знакомства с невестой прикид, нежели трусы и носки.

Нервный стресс и снотворное сделали свое дело, Бессмертный пал. И уснул богатырским сном на маленькой кроватке Марьванны, поджав длинные тощие волосатые ноги в носках, сладко причмокивая во сне.

– Вот и ладушки, вот и славненько, – коварным голосом людоедки ворковала Марьванна, заботливо подтыкая Кощею одеялко. – Успеешь еще, набегаешься по бабам-то…

Желание взамуж едва не уложило Марьванну рядом с предметом ее воздыханий. Проснувшийся рецессивный ген коварного блядства беспокоил намного больше, чем камни в почках. Он пищал страшным демоническим голосом в каждой клеточке тела Марьванны, уча ее плохому и соблазняя на смертный грех. Какое-то новое, незнакомое ранее Марьванне подлое и коварное существо, вдруг родившееся в ней, нашептывало ей в оба уха сразу, что поутру можно было б убедить носатого красавца, что ночью, в беспамятстве, он таки соблазнил Марьванну, овладел ею, и все у них было. Женись теперь, сладенький мой негодяй… бери меня еще, великий нехочуха…

Но Марьванна последним, поистине героическим усилием воли сдержалась от этого опрометчивого развратного шага. Во-первых, от таких новостей как бы строгий Кощей с перепуга и стыда не облез до лыса, а во-вторых, припоминая его отвагу в плане беспарашютных прыжков, Марьванна не была уверена, что он не попытается повторить их, увидав поутру храпящую рядом на подушке блаженно сплющенную физиономию влюбленной в него престарелой фемины. А внизу балкон Колесничихи. Не ровен час, во время прыжка ей ветерком Марьванны счастье задует. Тьфу-тьфу-тьфу.

Нет, сначала подготовка! Чтоб уж наверняка…

С трудом дождавшись первого богатырского храпа из комнаты Кощея, Марьванна, нервно притулившаяся под простыней на диване, подскочила и бросилась творить страшные дела. Словно тать в ночи, осторожно ступая по лунным квадратам, кралась Марьванна в кладовку, завернувшись в свою простыню. Рецессивный ген зудел, и ликующей в предвкушении злодейства Марьванне хотелось выгнуться грудями кверху, раскинуть руки с вострыми когтями и зловеще захохотать страшным голодно-желудочным низким хохотом под гром и молнии.

В кладовке темно, тесно и душно, и никаких условий для комфортного колдовства, разумеется, не было, как и электрического освещения. Надежно затворив за собой дверь, в темноте и тесноте отбив локоть и зад о какие-то острые углы, едва не своротив пустые банки с-под варенья, отчаянно матерясь шепотом, Марьванна добралась до сундука и, откинув тяжелую темную крышку, зажгла огарочек свечи, такой старый и вывалянный в пыли и крошках, что казался он зловеще черным.

В сундуке было много странных вещей. Склянки с пахучими травами, рассыпавшимися от старости в пыль, карты с непонятными символами и пугающие своей зловещей конструкцией инструменты. На самом дне сундука, тяжелая и пыльная, лежала та самая тетрадь, своей торжественной монументальностью больше похожая на праздничный юбилейный альбом к пятидесятилетию Пердысь-Куминского комбината по замешиванию глины. К ней Марьванна потянула дрожащие преступные руки, и едва не вскрикнула, когда над темным краем сундука, коварно и внезапно, словно перископ советской подводной лодки у берегов США, возникла лохматая черная голова наглого кота. А ведь Марьванна могла поклясться в том, что кота под ногами не было, когда она, соблюдая все меры предосторожности и тишину, закрывала за собой двери!

Нечистая сила!..

– Так-так-так, – захихикал кот, щуря ярко горящие очи. – Что это у нас тут? Корешки, травки, черная магия? Приворот варить задумала, клизма ты старая?

Он сунул наглую толстую усатую рожу в сундук, и жестокая новоявленная Марьванна, не раздумывая, безжалостно захлопнула крышку, намереваясь ею оттяпать наглому котищще голову. Но как всегда промахнулась; кот лишь сощурил желтые глаза и затрясся в язвительном хохоте, еще больше зля осатаневшую Марьванну.

– Хе-хе-хе-хе, – сказал кот. – Неразделенная любовь абсолютно всех женщин превращает в ведьм. Закон природы.

– Что надо, блохастый? – преступным ведьминским голосом некромантки-рецидивистки прохрипела Марьванна, пойманная с поличным, лихорадочно припоминая, в каком углу стоит у нее тяпка. Кот мог наябедничать поутру Кощею, растрепать все ее коварные планы, а значит, от усатого надо было избавляться.

«А Кощею скажу, – хладнокровно подумала безжалостная ведьма Марьванна, глядя в нахальные желтые глаза, – что кота зеркал засосало… или что по кошкам убежал шляться…»

От плана своего по привороту Кощея Марьванна отказываться не собиралась; рецессивный ген, зараза, оказался на редкость упертым и безбашенным. Близкая опасность не заставляла его в испуге отступить, а наоборот – заставляла идти вперед, в самое пекло. И Марьванна подчинялась этим проснувшимся в ней инстинктам безоговорочно.

Однако кот повел себя неожиданно, даже на редкость миролюбиво и даже дружественно.

– Как это – что надо? – искренне удивился он. – Ты ж колдовать собралась. А я – ведьмин кот, помощник верный. Как без меня-то? Ты ж сейчас наколдуешь по неопытности чего попало… Вот, приглядеть надо, помочь.

– Не переживай за то, – хладнокровно парировала Марьванна, – у меня прабабка ведьмой была. В крови это. Справлюсь!

– А у меня прадед львицу снасильничал, – в тон ей ответил наглый кот. – А я вот не думаю, что справлюсь. То прабабка, а то ты. В каждом деле талант и умение нужно. Ты вона чай не умеешь толком заваривать, куда уж тебе колдовать без сноровки!

– А чего это ты мне помогать удумал? – хитро сощурила глаз Марьванна.

– Злые беззаконные дела поддерживаю из солидарности, – ответил кот важно. – Ну? Колдовать будем, али лясы до рассвета точить станем? Да не боись ты, Кощей спит сном богатырским, вернее Финиста, – тут кот снова мерзко захихикал, щуря мерцающие глазки. – Давай это все барахло на кухню, там удобнее будет.

На белом кухонном столе Марьванны, под глухим абажуром, была разложена старая тетрадь прабабки, склянки и прочая колдовская утварь, и кот, шевеля усами и чихая от пыли, потыкался мордой в выцветшие строки рецептов.

– Квасок «Ядреный хрен», – задумчиво прочитал он. – Нет, это немного для другого. Это потом варить станешь. Может быть. Пирог «Сладкая лис… пис…»…Тьфу ты! Срамота! А ты уверена, – с сомнением в голосе произнес усатый, повернув косматую башку к Марьванне, – что именно с приворота начать надо?

– А то с чего же?! – с возмущением поинтересовалась злая Марьванна.

– Ведьма ты старая, – злобным голосом змея подколодного ответил наглый кот, прижимая на всякий случай уши, – клизьма ты дряблая, на себя-то посмотри! Жабье ты рыло! Кощей хучь и старый, а все ж таки царь! Царица ему нужна красивая, важная, дебелая, статная. Мож, ради приличия и для начала красоту попробуешь навести?!

Марьванна, не раздумывая, за грубость огрела кота свернутым в жгут полотенцем – но снова промахнулась, удар пришелся по пустой табуретке, а зловредный кот, увернувшись, похабно хихикал из-под стола.

Нет, конечно, оскорбленная до глубины души Марьванна была не молода – но и не страшна, как утверждал мохнатый похабник. Но как бы Марьванна на него не злилась, в словах кота была крупица истины.

«Небось, будь я помоложе, да покрасивее, – размышляла Марьванна, разглядывая в зеркало свои белые кудри, – Кощей бы и задумался насчет моей кандидатуры…»

– Вона компот сварить можно, – подсказал зловредный кот из-под стола. – На развороте рецепт написан. Называется – «Очарование осени».

***

Пока Марьванна ставила на огонь чайник и подыскивала подходящую посуду – глубокую фарфоровую тарелку, – чтоб смешать ингредиенты, кот, усевшись на столе, раскидывал картишки, найденные в старом сундуке. Марьванне, мельком глянувшей на его развлечение, показалось, что это был просто набор картинок, собранных из разрозненных колод. У кота выпадало сразу две дамы червей, и одна из них была невероятного вида красоткой, а вторая – лягушка-царевна в жемчужной кокошнике, со стрелой в зеленой лапе.

– Да уж, – озадаченный своим гаданием, произнес, наконец, кот, быстренько, как продавец в мясном отделе, обвесивший покупателя, сгребая карты и надеясь, что Марьванна не заметила его манипуляций. – Ну, готово у тебя там?

У Марьванны было все готово. На голову ее была повязана косынка, чтоб ни единый лишний волос не попал в колдовское варево, на столе стояли чашка и старая фаянсовая круглая солонка с уныло громыхающим внутри соляным камнем. Этой солонкой предполагалось толочь травы, и кот, обнюхав ее, недовольно пошевелил усами, а Марьванна под его строгим взглядом вытянулась в струнку, как семиклассница-двоечница на уроке домоводства, которой в первый раз в жизни предстояло приготовить борщ. Она заметно волновалась; кот был предельно серьезен – значит, варево действительно могло помочь ей похорошеть. В душе Марьванны забрезжила надежда. А вдруг?..

«Анька, конечно, тотчас всем растреплет, что это я от любви и комплиментов похорошела, а Колесничиха просто позеленеет от зависти!» – размышляла готовая на все Марьванна.

– Ничего другого нету? – строго спросил кот, прислушиваясь к громыханию внутри солонки. – Что ж за хозяйство такое, чего не спросишь – ничего нету! А яду чем растолочь, если сильно понадобится? А соль попадет в варево – это ж другой совсем рецепт! Ладно; что ж теперь… Давай по порядку начнем, – Кот с умным видом уткнулся в книгу и принялся читать. – Щепоть лепестков одуванчика, щепоть корешков… щепоть! Не горсть, а щепоть! Куда ты столько цапаешь своими лапами! Корешков!!!! Крылья майского жука – майского, а не хруща! Я покажу тебе кузькину мать! А говоришь, справилась бы… темнота!

Марьванна в ужасе металась по кухне, вся взопрев от нервов и стараний. Кот оказался лютым зверем, почище иных строгих учителей, и даже сахар, который Марьванна добавила в свое опасное варево, пересчитал по крупинкам. И, казалось бы, что можно было все это перетолочь в серую колдовскую пыль и поставить на жаркий огонь, но последней строкой рецепта внезапно означился цветок желтой хризантемы, и Марьванна так и села на табурет, бессильно и беспомощно уронив натруженные черным колдовством руки. Не было в склянках хризантемовых цветов; только один высохший до прозрачности лепесток болтался. Мечта о внеземной красоте улетучивалась, как роса поутру.

– Да ладно, – сказала потрясенная до глубины души Марьванна. – Какие, к черту, хризантемы?!

– Демонов потом поминать будешь, – зашипел кот, вздыбив верную шерсть. – В свой черед! Чего ты мне рецептуру нарушаешь?! Понаберут дилетантов по объявлению… Сказано тебе – хризантему давай! Дава-а-а-у-у-у! Мя-а-у-у-у!

– Откуда на Руси хризантемы?! – возмутилась Марьванна. – Опечатка там. Производственный брак. Не могёт такого быть. Где б Ядвига в деревне глухой хризантемы добывала?!

– Хризантему! – яростно ворчал и рычал кот, дыбя шерсть и деря когтями скатерть. – Написано четко! От руки! Извела напрасно ингредиенты редкие! Жука-а-а-у-у!

Российским пенсионерам нельзя, ни в коем случае нельзя говорить эти два волшебных и страшных слова – «извела напрасно». Они сработают похлеще любой черной магии. Они поднимают болезных вернее колдовства вуду и заставляют пенсионерский мозг работать на запредельных мощностях. Никакой восмиядерный компьютер не просчитает вариантов выхода из ситуации быстрее, чем мозг пенсионера, потратившего что-то впустую.

Эти волшебные слова заставляют восполнять нехватку запчастей к пластиковым евроокнам веревочками, и отсутствующий шланг на сливе в кухонной раковине – баночкой. Они помогают принимать такие решения, что никакому Илону Маску и не снились. Если повторять эти страшные слова, да со злым умыслом, да почаще, любой среднестатистический Петрович окажется на Марсе намного раньше харизматичного американского ученого.

Эти жуткие слова всех понуждают действовать. И Марьванна, вынырнувшая из пучины отчаяния, тотчас ощутила прилив сил и творческое вдохновение, словно колдун вуду кольнул ее иголкой куда пониже спины. С одной стороны, можно было пробежаться до круглосуточного цветочного ларька – это всего в паре кварталов, делов-то! – и там раздобыть цветочек аленький. Но доминантная врожденная девичья гордость подавила рецессивный блядский ген и надругалась над его трупом, исполнив пляску мести. Еще мужика ради Марьванна на старости лет заморских дорогих цветов не покупала! Что это за срамота еще такая?! Не слишком ли много знаков внимания сразу!? Они с Кощеем и знакомы-то всего один день, какие хризантемы?! Нет, покупку цветов Марьванна тотчас же решительно отмела. Но из положения как-то надо было выходить, ибо зловредный кот порчу особо редкого майского жука не простил бы Марьванне никогда.

– Да полыни надеру, всего-то делов! – сообразила находчивая Марьванна. – Да побольше.

Кот встретил эту идею яростным ором.

– Не нарушать! – верещал он. – Не нарушать мне рецептуру! Какая еще полынь, ты в своем уме?! Ты отвар от блох варишь или для красоты компот?! Где полынь – и где царский японский цветок! Деревня! Ты еще коровью лепешку для улучшения цвету лица сюда шлепни!

Но тут восьмиядерный комп Марьиванны, поднатужившись, начал проводить такие параллели, что у кота рот раскрылся и глаз нервно задергался.

– Вот смотри, кот, – страшным, плотоядным голосом проговорила Марьванна. – Например, есть у тебя рецепты с Ивашками всякими?

– Ну а как же, – на всякий случай осторожно подтвердил кот, не понимая, куда клонит Марьванна. – Классика. Ивашка пареный на лопате.

– Ну а если Ивашку этого заменить, – сверкая преступными глазами, продолжала гнуть свою линию Марьванна, – на кого-то из его семьи, скажем, на сестрицу его, Аленку, то кто лучше?

– Аленка, конечно, – недоумевал кот. – Она на лопате эстетичнее смотрится.

– Ну а магическая разница есть? – продолжала прошаренная Марьванна.

– Нет, конечно, – по-прежнему недоумевал кот.

– Вот и с полынью не будет! – ликуя, заключила Марьванна. – Они ж родственники!

– Кто?! – вытаращил глаза ничего не понимающий кот.

– Хризантема твоя и полынь, – ликуя крикнула Марьванна. – Из одного семейства, астровые!

– Ась? – переспросил подозрительный кот с уважением в голосе. – Ты ученая травница, чтоль?

– Ботанику в школе преподавала я, – сухо ответила Марьванна. – Ну, идем, что ли, пока не расцвело?

Она потрясла пустой банкой у кота перед носом. Кот задумчиво почесал ухо задней лапой.

– Ну, вообще, может ты и права, – после некоторых колебаний ответил он. – Может, и выйдет. Пошли.

***

В сером плаще с атласным подбоем, шаркающей нетвердой походкой, с видом убийцы сжимая в руке остро отточенный серп, обнаруженный в сундуке, Марьванна глухой ночью вывалилась из подъезда во двор вслед за юрким котом. Оглушительно трещали ночные насекомые, цикады и прочая мошкара. Пахло листьями и дымом – кто-то курил в ночной тишине на балконе.

– Да куда ты потопала, – ругнулся на Марьванну из темноты кот, которого обозначали в пространстве только желтые блестящие глаза. – Ты что, не знаешь, где цветы для зелий рвать надо?! Только на севере! Строго в луне под Водолеем!

– Ихма, – взгрустнула Марьванна, – где ж я тебе его возьму, Водолея-то? Я ж не астроном, а ботаник!

– В ведьминской профессии надо быть универсалом! А если нет, то я на что? – гордясь собой, ответил кот. Одним желтым оком он уставился на Луну, а второй его косящий глаз острым взглядом стрельнул в другую часть звездного неба. – Я – точный астрономический прибор! Вот он, Водолей, – промявкал довольный кот, у которого, казалось, разъехавшиеся в разные стороны глаза сейчас морду напополам разорвут. – Значит, север у нас там. Что, растет полынь в той стороне?

Полынь там росла; за трансформаторной будкой, возле стола под старым кленом, на котором доминошники забивали «козла» и пили пиво. И тропинка, по которой загулявший Петрович обычно возвращался от свой пассии, тоже лежала там же, мимо пышных, остро пахнущих зарослей полыни. Ею же, родимой и горькой, заедал он перегар, если случалось где-то причаститься. И ее же в качестве цветов дарил супруге.

Загрузка...