Приподнялась с трудом, скрещивая дрожащие колени. Волосы на лицо упали. Я не уверена, что смогу дойти потом до душа. У меня болят ноги и там… там как будто клеймо поставили, а бедра изнутри мокрые, и я знаю, что это моя кровь. Что теперь будет? Он ведь уйдет? Как я Паше в глаза посмотрю после всего? Я ведь могла кричать и сопротивляться? Могла… а я струсила и позволила. Надо встать, вымыться и уехать отсюда. Забыть, как страшный сон.
Хан вышел из душа. Остановился. Я голову подняла и сквозь слезы на него посмотрела. Стоит возле ванной, обмотанный полотенцем, расставив сильные, длинные, покрытые черными волосами ноги. На икрах тоже татуировки. Издалека не видно, что там набито. Какая мне разница… пусть просто оденется и уйдет.
– Чего сидишь? В душ иди.
На него не смотреть, только на пол. На ковер. Попробовала встать, но ноги подогнулись, и я чуть не упала. Не успела ничего сделать, как он на руки подхватил и отнес в ванну, поставил под душ и воду открутил.
– И грим весь смой. Мне без косметики нравится. Мыла поменьше, чтоб собой пахла.
Я долго смывала с себя кровь и его семя, глядя, как розовая вода, закручиваясь, убегает в сток. Потом с ужасом потрогала себя там в поисках чего-то ужасного, ран или разрывов, но ничего не нашла кроме саднящего, болезненного ощущения, что его член все еще во мне и ужасно чувствительной, растертой плоти. Вот и все. Вот он, мой первый раз. Ничего ужасней я представить себе не могла.
Села на край ванной и тут же встала – промежность сильно болела. В саму ванну упали белые розы, которыми были обложены углы. Какая насмешка. Черными надо было обложить. Я надеялась, что пока буду мыться, это животное уйдет. Он уже получил, что хотел. Я ему не нужна. Глупая и наивная идиотка, я надеялась, что все кончилось. В дверь сильно постучали.
– Давай быстрее. Ты утонула?
О Боже. Он здесь? Что ему еще надо? Пусть убирается.
Но я все же вытерлась, выбралась из ванной на дрожащих ногах и вышла. Остановилась в дверях, судорожно сглотнув слюну, увидев, как Хан развалился на постели, обмотанный полотенцем, и бросает в рот виноградины. Занял собой почти всю постель, резко контрастируя с белыми простынями темной, смуглой кожей. На его груди поблескивают капли воды. Особенно ярко смотрится мокрый черный тигр. Такое тело обычно ставят на обложки журналов. Но мне оно внушает ужас, а не восхищение, особенно его орган под полотенцем.
– Сюда иди, – похлопал по покрывалу, и мне стало плохо, я ощутила, как побледнела и закружилась от страха голова. Если он меня сейчас еще раз тронет, я точно умру.
– Ты слушаешься, и у тебя все хорошо, помнишь, Птичка?
Кивнула и, придерживая полотенце, подошла к постели. Легла возле самого края, отвернувшись от него, поджав ноги.
– Ко мне повернись. – перевернул меня, и я легла на другой бок, глаза закрыла. Не хочу смотреть на него.
– Как тебя зовут?
– Вера.
– Глупое имя.
Наверное, да… глупое. Вера. Я верила, что моя первая брачная ночь и мой первый раз будет самым прекрасным… и вместо этого получила адский кошмар.
Протянул руку и содрал с меня полотенце.
– Я люблю, когда женщина голая и всегда доступная.
Снова перехватило дух от ужаса, что он возьмет меня опять.
– Хватит трястись. Трахать тебя сейчас еще раз не буду. Я спать хочу.
Уже через минуту до меня донеслось его спокойное дыхание. Но облегчения не наступило. Стало мерзко и страшно. Что будет завтра? Как же шоу? И где Паша? Почему он так и не пришел за мной?
Утром меня наконец-то отпустят, и все закончится. Скорей бы наступил рассвет. Но я и понятия не имела, что все только началось.
Я смотрела на него, как он спит, и не решалась пошевелиться. Мне казалось, этот зверь тут же уловит любое колебание воздуха и сцапает меня своими огромными лапами, одна из которых лежала у него на груди, а вторая рядом со мной, расслабленная, большая, с выделяющимися загрубевшими костяшками. Слабый свет ночника освещал его мощные пальцы с белыми полосками шрамов на фалангах и ладонях, с татуировками в виде колец из шипов и гвоздей. На среднем – толстый перстень без единого украшения. Перевела взгляд на спокойно вздымающуюся грудь, настолько рельефную, словно ее прорисовали масляными кистями. Вблизи, под лапами тигра и чуть ниже видно точки, полосы, выпуклые линии. Его тело покрыто шрамами. Они хаотично разбросаны по всей поверхности. Одни светлые, одни темные или яркие.
Я как будто увидела, как его могучие руки сворачивают головы и ломают кости. Стало опять невыносимо страшно. Я должна попытаться сбежать. Обратиться в полицию или к охране отеля. Но вначале найти Пашу. Убедиться, что он жив.
Медленно привстала, стараясь не издать даже шороха. Осторожно опустила ноги на ковер. Прошла на носочках к ванной, взяла махровый халат и натянула на голое тело. Подобрала на полу ключ-карточку, случайно задела его штаны, звякнув мелочью в кармане, тут же посмотрела на Хана, но он спал, даже не шевелился. Я прикусила пораненную мною же губу и очень тихо открыла дверь. Выдохнула от облегчения, и тут же помчалась по коридору. Этажом ниже комната нашего свидетеля, кажется, его зовут Гоша, и он друг Паши. Может, он знает, где мой жених. Что этот подонок с ним сделал? Я уже представляла себе, как найду Пашу, лежащим навзничь на постели с разбитым лицом и сломанными костями. А может, он вообще в больнице. Какой же у него был номер, у этого Гоши? Кажется, двести сорок первый.
Перед глазами возникла карточка в руке Павлика, он с усмешкой прокручивает ее перед тем, как пригласил меня танцевать, и отдает Гоше, а там цифры «241». Нашла нужный номер, хотела постучать, но перед этим тронула ручку, и та легко повернулась. На пороге споткнулась о лакированный туфель своего мужа, чуть не упала. Господи! Его раздели, избили и бросили… может, он вообще мертвый. Услышала гортанный стон, похожий на стон боли, и тут же бросилась на звук, путаясь в разбросанных на полу вещах, и замерла, увидев на огромной круглой постели два сплетенных тела. Мужских. Один из мужчин лежит на спине, а второй оседлал его бедра и извивается, выгибаясь назад. Его светлые волосы колышутся, скользят по узкой спине.
А у меня глаза распахнулись широко, и я не могу пошевелиться. Сердце не бьется, и, кажется, совершенно отнялся голос. Мне не просто больно, меня от нее парализовало. Потому что я узнала их обоих. Это Гоша и… мой муж. Они дико, по-животному совокупляются, и…и Паша… он медленно поворачивает голову, красивое лицо с распахнутым ртом и пьяными глазами искажает гримаса ненависти. Он визжит мерзким голосом:
– Ты что здесь делаешь? Пошлаааа вооон! Дурааа!
Нет, я еще ни о чем не думала, я еще не могла думать. Я была в шоке и отступала, споткнулась, упала и поползла в сторону двери, поднялась и бросилась бежать. Я вдруг поняла, что весь этот кошмар – самая настоящая правда, и я должна выбираться из этого отеля, я должна попытаться выбраться… и сказать на ресепшене, что меня… меня изнасиловали.
Выбежала в холл, пробежала по белому ворсистому ковру к милой девушке, сидящей за высокой стойкой перед компьютером. На ней белая форма, шарфик, и она что-то набирает на своем таком же белом ноутбуке.
– Девушка… пожалуйста. Мне надо позвонить.
Лучезарная улыбка до ушей. Натянутая, кукольная, ненастоящая.
– Куда вам нужно позвонить.
– В полицию.
Улыбка тут же пропала.
– Что случилось?
– Меня…меня… О, Боже! – беспомощно осмотрелась по сторонам, чувствуя, как наворачиваются слезы. Начало снова всю трясти, и мои пальцы, лежащие на стойке, подпрыгивали от лихорадки.
– Я сейчас позову начальника охраны, хорошо?
Кивнула, закрывая руками глаза, а перед ними скачущий на мужике Паша, и в ушах его гортанные стоны, как и голос Хана, когда он говорит, что Павлик меня проиграл… в карты. Девушка куда-то позвонила, протянула мне стакан воды.
– Попейте. Вам надо успокоиться. Все будет хорошо.
Я сделала несколько глотков, прикрывая глаза, наполненные слезами. Мне надо действительно успокоиться и уезжать отсюда. Я потом поплачу, потом буду сходить с ума. Сначала обезопасить себя от Хана.
– Что произошло? – обернулась – позади меня стоит мужчина в костюме с рацией и с наушником в ухе. Пожилой, с седыми волосами, но в отличной спортивной форме.
– Дмитрий Алексеевич, девушка говорит, что ее обидели у нас в гостинице. Просит вызвать полицию.
Дмитрий Алексеевич перевел взгляд на меня.
– Ну это наша невеста, вы разве не узнали. Не надо полицию. Мы сами полиция. Идемте, вы мне все расскажете.
Он повел меня по коридору в какие-то подсобные помещения, открыл одно из них с тремя компьютерами и узким топчаном.
– Посидите здесь. Я улажу несколько дел и вернусь. Мы все решим. Я вас закрою снаружи. Так безопаснее.
– Я домой хочу. Вызовите мне такси.
– Непременно. Но сначала надо разобраться, что произошло, верно?
Я кивнула, сжимая стакан с водой и чувствуя, как меня трясет еще сильнее. К маме Свете хочу, голову у нее на коленях спрятать и плакать, рыдать, выть. Чтоб она своими ручками боль мою забрала. Чтоб утешила меня. Какая же я дураааа… какая я идиотка тупоголовая. Двери закрылись, и снаружи повернулся ключ. Я прилегла на топчан и закрыла воспаленные глаза. Между ног все еще саднило и ощущалось жжение, напоминая о том, что все происходящее – правда.
Сил почти не осталось и дико хотелось спать после ужасной ночи и моря пролитых слез. Ненадолго закрыла глаза и вздрогнула, когда ключ опять повернули, подскочила в надежде, что сейчас все закончится. Вернулся Дмитрий Алексеевич, ободряюще мне улыбнулся.
– Вас отвезет в полицию наш водитель, а потом уже мы во всем разберемся. Нам бы не хотелось, чтобы сюда пришли полицейские. Репутация отеля, вы же понимаете?
– А… а как же заявление? Вы даже не выслушали, что произошло. Вся эта свадьба… это шоу…
– Выслушаем обязательно. – прервал меня и взял под руку, выводя из подсобки. – Сначала поезжайте в участок. Там все расскажете. Идемте.
Он повел меня коридорами не к главному выходу, а куда-то вглубь здания.
– Куда мы идем?
– Ну вы же в халате и босиком. Вас увидят люди. Зачем огласка? Выйдем с черного хода. Машина вас уже ждет.
Но едва мы вышли на улицу, я увидела черный джип с тонированными до черноты стеклами. Появилось странное ощущение в груди, попятилась назад, но Дмитрий Алексеевич вдруг схватил мою руку, выкрутил назад и, закрыв мне рот ладонью, потащил к машине, дверь распахнулась, и меня буквально зашвырнули на заднее сиденье, упав на живот, я уткнулась лицом в чье-то колено, тут же резко поднялась на руках и задохнулась от ужаса – на меня смотрели узкие черные глаза Хана.
– Ты принадлежишь мне, Птичка. Ты забыла? – и, повернувшись к водителю, скомандовал. – Поехали!