Зеленая женщина завизжала, бросила крышку и поднос с пустыми тарелками на пол с жутким грохотом, часть посуды разбилась. Она бросилась за маленьким мужчиной. Он уклонился, но был недостаточно быстрым. Зеленая женщина поймала его за большое ухо, и он закричал пискляво и невнятно. Мне не нужно было понимать язык, чтобы узнать ругательства. Зеленая женщина в гневе сжала длинными пальцами горло мужчины, перевернула его и стала бить головой об стол. Украшения на другой стороне падали потоком блестящих камней, и пустая миска рухнула на пол, добавив осколки фарфора в бардак.

— Семь богов! — закричала я, прыгнув к зеленой женщине и схватив ее за руку. — О, семь богов, что ты творишь? Не убивай его! Это просто каша!

Зеленая женщина зашипела, ее усики торчали прямо, дрожа от гнева. Маленький мужчина в ее кулаке мотал головой, моргал большими глазами, глядя на меня. Он выругался еще раз и пошевелил ушами. Зеленая женщина снова разозлилась, повернулась и прыгнула к стене, продолжила бить существо головой там.

— Стой! — я сделала шаг, замерла и выпрямилась. — Я приказываю остановиться!

Зеленая женщина застыла, рука была в воздухе. Она посмотрела на меня, недовольно щуря черные глаза. Маленький мужчина высунул длинный лиловый язык и пошевелил им, заставляя ее зашипеть снова.

— Опусти его, — сказала я. — Мягко!

Последнее слово прозвучало поздно. Зеленая женщина разжала пальцы, и мужчина рухнул головой на твердый пол. Он замер на миг, растянувшись, оглушенный.

А потом вскочил, повернулся и поклонился мне, выглядя глупо из-за костлявого голого зада, торчащего в воздухе при поклоне. Он выпрямился и станцевал, а потом побежал к камину. Он пропал в дымоходе за миг.

Зеленая женщина печально посмотрела на битую посуду. Тихое мяуканье зазвучало из ее горла. Она плакала?

— Не переживай, — сказала я, протянула руку, но не осмелилась коснуться ее кожистой зеленой руки. — Я не была голодна. Но если ты хочешь помочь, я бы хотела помыться.

Женщина склонила голову, усики подрагивали. Я потянула себя за плате, которое стало грязным за несколько дней, которые я его не меняла.

— Помыться, понимаешь? — я чуть нахмурилась. — Я точно слышала, как ты и твои друзья говорили на моем языке той ночью. Или это были чары, чтобы я думала, что слышала вас? Я бы хотела воды, пожалуйста. Чистой воды, — я изобразила, как умываюсь.

Усики зеленой женщины на этом поднялись. Она сжала мою ладонь и, бодро щебеча, повела меня по комнате. Я поняла, куда мы шли, до того, как дверь купальни открылась.

— О, нет! — я вырвалась. — Нет, я не хочу… погружаться! Чаши с водой и ткани хватит.

Женщина или не слышала, или не понимала. Она прошла в купальню, маня меня руками. Я с неохотой прошла к проему и заглянула внутрь, смотрела, как зеленая женщина двигалась там, брала и опускала разные бутылочки, гребни и щетки, ткани. Она нашла белое платье на полу и подняла его, цокая и качая головой.

А потом она бросила платье на пустой стул и, к моему удивлению, нырнула в пруд. Она скользила в воде, как рыба, проплыла три круга и всплыла для воздуха. Она отбросила с темных глаз мелкие кудри и радостно защебетала, маня меня.

— Эм, — я прошла в комнату и осторожно посмотрела за край пруда. — Я… мой вид не купается группами.

Женщина моргнула и снова защебетала. Ее нагота беспокоила ее мало, и моя скромность могла веселить ее. Когда я покачала головой, она выбралась из воды, встряхнулась и прошла к столу бутылочек и мыла. Она выбрала одну, откупорила и поднесла к моему носу.

Пахло чудесно. Слаще роз. Глубже, почти как сливами. Я не смогла подавить одобрительный вздох. Женщина обрадовалась, стала наливать содержимое бутылочку в воду. Вода пенилась, наполняя воздух этим вкусным ароматом. Под пузырьками вода стала лиловой.

Я сжала губы и посмотрела на зеленую женщину. Она кивнула, усики покачивались.

— О, ладно! — завопила я, потянув за шнурки платья. — Ладно, ты победила.

Купальня была красивой. Очень красивой. Семь богов! Как давно я не вытаскивала старую медную ванну на кухню дома, наполняя ее водой, которая быстро из горячей становилась чуть теплой, и залезала в нее? Я не помнила. Я годы назад использовала последнее мягкое ароматное мыло из запаса матери. Я годами терла кожу твердыми кусками щелочного мыла или просто терла ее пемзой.

Это было блаженством.

Пруд был глубже в центре, вода почти доходила до моего подбородка, но по краям я могла сидеть. Я плавала в воде среди ароматных пузырей. Несколько раз сияющие сферы под водой задевали мои ноги. Они были неожиданно склизкими и даже мягкими, и я вскрикнула в первый раз. Но я быстро привыкла к ним. Если это были живые существа, они были нежными, были рады плавать за мной в воде, словно три сияющих щенка.

Я поплескалась немного и поймала взгляд зеленой женщины. Она сидела, опустив ноги в пруд, поманила меня к себе, поднимая гребень и еще бутылочку. Я послушалась, позволила зеленой женщине распутать мои волосы, а потом втереть сладко пахнущее масло в кожу головы.

Забота была непривычной. Но я могла к такому привыкнуть.

Наконец, расчесанная, вымытая и пахнущая экзотичными цветами, я выбралась из воды, укуталась в мягкое полотенце, которое мне вручила зеленая женщина, и осмотрелась в поисках платья. Будет обидно надевать грязную старую одежду на чистую и шелковистую кожу, но… но…

Я нахмурилась.

— Где оно?

Зеленая женщина моргнула и с вопросом защебетала.

— Не притворяйся, — я плотнее укуталась в полотенце. — Где мое платье? Что ты с ним сделала?

Зеленая женщина махнула рукой, словно просила подождать, обогнула пруд. Она вернулась с мерцающим белым платьем в руках и снова жутко улыбнулась мне.

Я посмотрела на платье. Оно было красивым. Очень красивым. И было приятнее надеть что-то красивое и чистое, а не свои старые лохмотья. Но это ощущалось неправильно. Было неправильно поддаваться этой роскоши, наслаждаться удобствами. Будто… я сдавалась.

— Нет, — я покачала головой, помедлив. Отдавать приказы было неловко, словно я играла чужую роль. Но что еще я могла сделать? — Принеси мое платье. Сейчас. Если можно.

Зеленая женщина прищурилась с недовольством. Она тихо фыркнула узкими ноздрями, вышла из купальни и вскоре вернулась с моим старым платьем, висящем на ее руке. Оно было выстирано, это я сразу заметила. Выстирано и выглажено, а маленькую дырку на шве правого рукава заштопали такими крохотными стежками, словно их и не было. Нижнее платье было белее, чем в тот день, когда я впервые надела его.

— Спасибо, — сказала я и оделась под недовольным взглядом зеленой женщины. Как только я была одета, я позволила ей уложить мои волосы замысловатым сплетением локонов и кос. Это ее обрадовало, и когда она закончила, она подвела меня к зеркалу в спальне.

Я посмотрела. Мое серьезное отражение моргнуло мне. Та же девушка с пустыми глазами и бледной кожей. Только теперь мои щеки стали немного румяными, чего давно не было. Мои волосы были слишком красиво уложены для моего простого платья, но были блестящими и здоровыми, один локон ниспадал на плечо, специально привлекал внимание.

Зеленая женщина знала, что делала.

— Хорошо, — тихо сказала я, поймав свой взгляд в зеркале. — Ты тут на год. Год, — желудок сжался, но я стиснула зубы и твердо сказала. — Ты постараешься. Может… ты сможешь выбраться раньше. Если будешь осторожна.

Зеленая женщина появилась в зеркале, смотрела поверх моего плеча. Она невинно моргала. Она понимала мои слова? Было сложно понять.

— Я голодна, — твердо сказала ей я.

Зеленая женщина сверкнула зубами и взяла меня за руку. Она повела меня к двери в стене, и та открылась без приказа. Мы вышли в коридор, и женщина повернула направо, повела меня за собой среди участков цветного света на полу. Я смотрела на окна, пока мы проходили мимо них. Вчера я не замечала картины на стекле. Теперь я видела мельком фигуры мужчин, женщин и монстров. Фантастические пейзажи гор и долин, величавых замков. Я, казалось, заметила одного мужчину на каждом окне, но не была уверена. Может, тут рассказывалась история, тянущаяся на весь коридор. Может, стоило приглядеться…

Позже. Пока что я отвлеклась на зеленую женщину, которая сдвинула шторы в конце коридора и вывела меня во двор. Длинный стол был окружен движениями. Мои глаза округлились от удивления. Десятки голых мужчин с огромными ушами прыгали со стула на стул, верещали, ругались и пели странными писклявыми голосами.

Зеленая женщина взревела от вида и, отпустив мою руку, бросилась на созданий, замахиваясь на них ладонями с длинными ногтями. Она поймала несколько и с громкими шлепками отправила в полет. Другие уклонялись и плясали вокруг ее ног, прыгали на высоту ее головы, высовывали длинные языки ей и хлопали ушами.

Вскоре несколько мелких мужчин заметили меня у штор. Они завопили, побежали в мою сторону. Я не успела отреагировать, они окружили меня, потянули за платье, схватили за руки, танцуя вокруг меня. Несколько прыгали до уровня моих глаз, предлагая мне пирожные и фрукты.

— Спасибо! — выдохнула я и протянула руку. Радостный маленький мужчина опустил подношение мне на ладонь, другие завопили от зависти и удвоили усилия. Они скакали как кузнечики, протягивая мне угощения. Один попытался сунуть пирожное в мой открытый рот. — Хорошо, успокойтесь! — крикнула я. Приказ сработал, как магия. Маленькие мужчины убежали под стол, как жуки. Зеленая женщина топнула ногой, поймав одного, и он гневно завопил. Когда она подняла ногу, он выпрямился и побежал, не пострадав, исчез с другими. Вскоре двор стал тихим и неподвижным. Если бы я не знала лучше, поверила бы, что мы с зеленой женщиной были единственными во всем огромном доме. — Вот так! — воскликнула я. Больше было нечего сказать, и я покачала головой и повторила. — Вот так!

Зеленая женщина отвела меня к стулу. Несмотря на безумие и шум, стол все еще был полон угощений, фруктов, хлеба и сыра. Зеленая женщина налила хорошенько красного вина в кубок, украшенный кристаллами, но я решила пить только воду. И я выбрала самую простую еду из предложенной — немного сыра, немного хлеба, фрукт, похожий на яблоко, хотя вкус был кислым, а не сладким.

Когда я доела, я удивилась, поняв, что зеленая женщина пропала. Я не знала, когда она тихо ускользнула. Давящая тишина нависла над двором, перебивало ее только далекое журчание воды.

Я встала и замерла на миг, растерянная. Страх все еще сжимался во мне, но теперь пошевелился. Нет! Не было времени на страх. Я должна была поступать разумно, управлять ситуацией.

— Тебе нужно учиться, — прошептала я, разглядывая здания вокруг двора, высокие стены и скругленные окна. — Узнай, где ты. Узнай, почему ты здесь. Должна быть причина!

Иначе почему он так трудился? Решил сделать меня своей невестой. Вряд ли он хотел затащить меня в постель. Он не мучил меня, не подавлял. Но должна быть причина. Он не говорил что-то об огромной цене за поиск меня? Я не помнила всех его слов в первую ночь, но что-то всплыло о гадальном пруде.

Тут творилось нечто загадочное. Если я задам правильные вопросы, может, все пойму.

Я посмотрела поверх стола на дальнюю часть двора, куда тень увела меня вчера, но я не смогла заставить себя вернуться в огромную церковь под взгляды холодных и строгих богов. Вместо этого я вернулась в коридор с витражами в окнах. Я впервые стояла у противоположной стены и разглядывала картинки в окнах, начала с крайней у двора. Я нахмурилась, попятилась и прижалась к стене, отклонила голову, чтобы видеть сразу всю картину.

Это было очень странно.

Там была женщина, высокая и бледная женщина. Королева, наверное, ведь на ее голове была корона. Черный обруч обвивал ее горло, на нем был кроваво-красный камень. Она стояла над большим камнем, на котором лежал голый мужчина. Его кожа была из лилового стекла, но стекло его волос было черным, таким черным, что солнце не могло проникнуть сквозь него. Он лежал на камне, открыв горло, а женщина… королева…

Она вонзила нож в его шею обеими руками. Яркие капли красного стекла стекали по его коже, камню, будто падали в нижнюю часть окна, где красные кусочки изображали поток.

Желудок сжался. Я отвернулась, вдруг жалея, что съела так много. Семь богов, этот коридор казался мгновения назад таким красивым! Это не должно было меня удивлять. Было логичным, что грозный лорд фейри, похитивший меня, украсил свой дом сценами убийства.

Я прошла к следующему окну, решив быстро взглянуть и поспешить в свою комнату. Но то, что я увидела, остановило меня. Я пригляделась.

Там снова была женщина. Бледная королева в ее короне и с черным ошейником с красным камнем. Темнокожий мужчина был с ней, роскошный в золотом одеянии, и он крепко обнимал ее. Страсть в позе была осязаемой, даже из стекла и свинца. Над их головами был узор из сменяющих друг друга солнц и лун, по три штуки. Три дня и три ночи?

Я прошла к следующему окну, где отношения между бледной королевой и темным мужчиной перешли из страсти в жестокость. Он бежал там по темному пейзажу с неровными камнями и ямами в земле. Он был маленьким и голым, а она нависала над ним, великанша с огромной силой, разрушительно красивая. Она держала кривой кинжал, словно молнию. Солнце сияло сквозь красное стекло камня на ее шее, словно там пылал адский огонь.

Я поежилась и быстро отвернулась. Я увидела достаточно. Мне не нравилась эта история, какой бы она ни была. Мне она не нравилась, и я не хотела ее понимать.

Подобрав юбки, я поспешила по коридору, стараясь не смотреть на окна снова. Я нашла свою комнату довольно просто, и дверь открылась, когда я приблизилась, словно ждала моего возвращения. Но вдруг от мысли, что я проведу еще день там, мне стало не по себе. И я пошла дальше в сторону, где еще не была. Решила посмотреть, куда меня приведет коридор.

В конце был сад.

Я вышла между двух больших колонн, раскрыв рот от поразительного вида. Я едва могла поверить глазам. Когда-то сад семьи Нормас был ухоженным, нарядным, был милым убежищем для отдыха леди. Это было до того, как проклятие на моем отце лишило его всего, и дом с землями вокруг него пришли в упадок.

Но даже на пике роскоши дом Нормас не был таким роскошным, как вид передо мной. С точки на высоте я видела множество уровней, ведущих к длинному зеркальному пруду, окруженному изящными цветущими деревьями. В конце пруда стоял высокий фонтан, украшенный замысловатыми золотыми фигурами — лошадьми, мужчинами и монстрами. Вода лилась из дюжин голов, падала в широкую чашу. Из центра тянулись тропы среди раскидистых деревьев, цветущих кустов и аккуратных пышных клумб с цветами, каких я никогда не видела. Птицы летали среди веток, и перья у них были длиннее и ярче, чем мантия королевы. Их голоса наполняли воздух сладкими песнями, которые сливались в сложные природные гармонии.

Увидеть все сразу было сложно. Это переполняло. Почти до тошноты. Я не могла все воспринять.

И… это было моим?

— Нет! — зарычала я, сжимая кулаки так, что ногти впились в ладони. — Это темница. Он может говорить, что хочет, но это ничего не меняет. Ты заперта тут, потому что он так захотел.

Мои колени задрожали. Я вдруг увидела то, что первый ошеломленный взгляд не узнал — вокруг сада поднималась высокая, белая и непроходимая каменная стена.

Ноги не выдержали. Я резко села в круге своей юбки и осталась там на какое-то время в тени коридора. Часть меня хотела пройтись среди цветов и фонтанов, прогуляться в приятной тени. Но я не могла. Не было сил даже встать и вернуться в свою комнату. И я просто сидела там.

А потом поняла, что была не одна.

— Я знаю, что ты там, — я поежилась и потерла руки, хотя воздух был приятно теплым. — Можешь не прятаться. Выходи, — мой голос звучал странно властно для моих ушей. Забавно, как быстро можно было привыкнуть отдавать приказы.

Движение справа привлекло мой взгляд. Я быстро посмотрела и заметила тень, едва различимую в свете солнца. Я повернулась вперед, не дав себе приглядеться.

— Милорд, — тихо сказала я. — Это ты, да?

Ответа не было.

Я посмотрела снова. Тень все еще была там, прозрачная, почти невидимая. Но была. Я вдохнула, задержала дыхание, считая до десяти, и медленно выдохнула.

— Ты умеешь говорить?

Все еще ничего. Я приняла это за ответ.

— Видимо, я не должна удивляться. Тени по своей природе тихие, да? — я сглотнула и прикусила сухие губы, чтобы увлажнить их. — Так ты — тень днем, а ночью плотный. Это… интересно. Наверное. Это нормально? Для твоего вида? Нет, не важно, — я отмахнулась. — Я знаю, что ты не можешь ответить. Я просто… пытаюсь понять сама. И все. Я не знаю, где я. Это место, этот дом, этот сад… С одной стороны дома видно море, но тут — огромный сад, и я не понимаю, как это сходится. Мы, наверное, в мире фейри. Больше я ничего не знаю.

Тень подвинулась. Я поежилась от движения, но не дала себе посмотреть в его сторону.

— Матушка Улла говорила, что магия на моем доме была… забыла слово. Что-то из Лунного королевства. Но это не похоже на Лунное королевство. Она ошиблась? — я опустила голову и потерла висок двумя пальцами. — Все так много. Я растеряна и… и напугана. Думаю, можно в этом признаться.

Я тряхнула плечами и села прямее, сцепила ладони на коленях.

— Что ты тут делаешь? Забыл свое обещание? Принести доказательство, что моя сестра в порядке, что твой народ ей не навредил? Или это еще одна уловка?

Тень не двигалась. Я взглянула туда, и она будто стала тусклее. Может, было сложно сохранять видимость под солнцем.

А потом она повернулась, и я заметила вспышку глаз, тень сделала два шага ко мне. Она протянула руку.

Меня мутило. Я смотрела на ладонь, которая просвечивала, словно была обычной тенью, вот только она парила в воздухе передо мной, а не была на стене или на земле.

— Чего ты от меня ждешь? — прошептала я, посмотрела на темное пятно, где могла находиться голова. — Взять тебя за руку? Пожать ее и стать друзьями? — я стиснула зубы. Я не стану.

Тень все ещё стояла и протягивала руку.

— А если это уловка фейри? А если, взяв твою руку, я соглашусь на то, на что не должна? А если… — мое горло сжалось. — Я тебе не доверяю. Я не могу.

Он шагнул ближе. Я сжалась, глаза расширились. А потом что-то появилось в воздухе, затрепетало между его ладонью и моими коленями. Оно опустилось на мою ладонь, и я смотрела туда, не могла сначала узнать, что видела.

А потом охнула.

Бумага. Сложенный пергамент с золотыми листьями по краям. Из запасов матери. После ее смерти я спрятала немного под матрацем, и только один человек знал, где бумага находилась.

Я с радостным воплем схватила пергамент и прижала к груди. Я подняла голову, открыв рот, чтобы заговорить с тенью, узнать, как он это получил, было ли это настоящим. Но тень пропала.















































10


Даже очень сильный фейри не мог поддержать ужасный почерк Бриэль, а еще кляксы и ошибки.

Я снова сидела в безопасности своей комнаты, придвинув стул к цветному окну, где был лучший свет. Я читала послание, отчаянно искала признаки обмана. Но пока что все казалось настоящим.

Милая Вали, — читалось там. — Матушка Ула каже, тебя стащил фейри, и ты терь невеста, и старичок явился седня и сказал написать тебе письмо, что я в поряде. Я в порядке, Вали. Я не знала, что ты была в беде, в ту ночь, или спасла бы тебя. Я спасу тебя, общаю.

Твоя любяща сестра,

Б.

Я шмыгнула и прижала ладонь к дрожащим губам. О, Бриэль! Звучало как она. Моя храбрая и глупая сестренка, которая выбирала быть смелой, не понимая, что ее безрассудная смелость могла подвергнуть риску других. Она попытается сдержать обещание? Она пойдет в Шепчущий Лес, погонится за фейри, забравшими меня, и заблудится в мире фейри?

— Нужно написать ей, — прошептала я. — Сказать ей не творить глупостей! — я вскочила с кресла и стала искать в комнате. Тут точно должен быть пергамент и письменные принадлежности!

Но стойте… Я замерла, перестав рыться в сундуке с нарядами, отодвинув шелк, сатин и бархат, чтобы проверить дно. Сидя на пятках, я сжала край сундука. Фейри не писали. Я не помнила, где узнала это, но это знание было распространенным. Фейри не умели читать или писать, не понимали магию создания меток на бумаге, чтобы передать слова и мысли. Я не найду письменные принадлежности в доме фейри.

Я встала и опустила крышку сундука, а потом повернулась к комнате. Письмо Бриэль лежало на столе с украшениями, было для меня куда дороже, чем сияющие побрякушки. Я прошла к столу, подняла послание и прочла его снова и снова. Это была магия, которую я раньше не рассматривала — кусочек души сестры в физическом облике. Что-то, что я могла держать, пока она была в другом мире.

— Он доставит послание за меня. Должен, — я дышала, успокаивая головокружение, унимая душу. Я должна была успокоить Бриэль, пока дурочка не попытается сдержать обещание.

Нужно было соврать.

Я посмотрела на письмо, дрожащее в моих руках. Ответного письма хватит? Бриэль не очень-то верила словам на бумаге. Она просто не поверит моему письму.

Должен быть другой способ.

* * *

Я не выходила из комнаты в тот день. Зеленая женщина навестила меня вечером, пыталась уговорить выйти во двор и поесть, но я твердо отказалась. Я сидела у тихого камина, и когда солнце стало угасать, и цветные лучи света поднялись по стенам, тускнея, я не стала зажигать голубой огонь. В комнате становилось все темнее, и мои глаза пытались привыкнуть к этому мраку.

Но это работало. Вскоре дверь моей комнаты открылась. Я заметила темный силуэт жениха в проеме. Даже издалека он ощущался более плотным и настоящим, чем тень, с которой я встретилась на вершине сада.

— Входи, — сказала я, сев прямее в кресле.

Что-то в темном силуэте казалось удивленным. После мига колебаний он прошел в комнату и закрыл дверь, а потом подошел к креслу напротив моего у камина. Он не сел сразу же, а стоял, был огромным и тяжелым присутствием. Я слышала его глубокое дыхание.

— Добрый вечер, миледи, — наконец, сказал он.

— Добрый вечер, милорд, — я махнула на кресло. — Можешь присесть.

Он послушался. Я ждала, пока скрип и шорох ткани не утихнут. А потом выждала еще немного, сцепив ладони, лицо было спокойным, хотя сердце колотилось в груди.

— Письмо твоей сестры порадовало тебя?

Я посмотрела на него, забыв, что во тьме это было бесполезно.

— Да, — сказала она. — Думаю, оно настоящее.

— Так и есть.

Я скривилась, но подавила возражение. Зачем было возвращать недоверие?

— Мне нужно поговорить с ней, — сказала я. — Это можно как-то устроить?

Он молчал пару мгновений, задумавшись. Я ждала, напрягшись, ощущая по очереди надежду и страх. Наконец, он сказал:

— Если я найду перо и пергамент, ты сможешь написать ответ?

— Да.

— Это тебя устроит?

Я задумалась и покачала головой.

— Нет. Бриэль может подумать, что меня заставили написать это. Мне нужно поговорить с ней.

— Ты не можешь.

Желудок сжался. Я стиснула кулаки, заставила голос остаться спокойным.

— Почему?

— Я… не могу сказать. Но это важно. Еще год…

— Да, я знаю, — слова вырвались горьким рычанием. — Еще год от момента, как ты забрал меня. Но год — и для сестры может быть слишком поздно. Она пойдет меня искать, затеряется в мире фейри. Когда ты вернешь меня домой, мне будет не к кому возвращаться!

Воздух звенел эхом моего голоса, пока тени не сомкнулись, подавляя звук. Я сидела и смотрела на свои ладони на коленях, едва видела их во мраке. Я ощущала взгляд «мужа» на себе, он разглядывал меня пристально. В тот миг я могла возненавидеть его.

— Я обдумаю эту проблему, — сказал он, нарушая молчание. — Обещаю, я найду решение, которое подойдет твоим нуждам и моим. Прошу, миледи, не думай, что я просто отмахиваюсь от твоих тревог. Но есть другие проблемы, о которых ты не знаешь.

— Да, верно, — процедила я. — Я не знаю. Я ничего не знаю. Я не знаю, зачем ты меня украл, почему настаиваешь на этом ложном браке…

— Это не ложное.

— Это не брак! Ни капли не похоже! Я поняла бы лучше, если бы ты затащил меня в свою постель. Заставил рожать тебе детей или удовлетворять твои желания.

— Этого ты хочешь?

— Нет! — рявкнула я и едва узнала свой голос, резкий и гневный. Звучало почти как отец, я и не считала такое возможным. Я поежилась и вжалась в кресло. — Я не хочу такого. Я просто говорю, что тогда понимала бы твой мотив. Но это? — я махнула рукой во тьме. — Этого я не понимаю. И я… мне не нравится ощущать себя беспомощной от этого.

Молчание снова затянулось между нами. Я закрыла глаза, глубоко дышала, чтобы взять себя в руки. Что за бред я несла? Было глупо поднимать вопрос о постели, пока я сидела наедине с этим чужаком, с этим странным существом, в темной комнате. И попытки игнорировать страх не делали его менее сильным.

— Валера.

Я поежилась от его мрачного голоса. Я зажмурилась сильнее, напряглась всем телом от страха.

— Я объясню это как можно безопаснее, — сказал он. — Остальное… Ты не обязана доверять мне, но у меня есть причины молчать, и я выразил бы их тебе, если бы осмелился. Верь мне или сомневайся, можешь даже ненавидеть.

Он сделал паузу, и я сидела с неприятным ожиданием, пока он не продолжил. Его голос донесся до меня через пространство между нами:

— Ты хочешь знать, где мы. Принес ли я тебя в мир фейри. Ответ и да, и нет. Этот дом — Орикан — мой родовой дом. Моя семья, дом Димарис, управляет землей от гор Нестерин и по долине Рора. Много поколений мы были одной из самых главных семей королевства Лунулир, нас уважали во всех мирах и королевствах Эледрии.

Он говорил, и его голос будто сиял, согревая тьму гордым светом. Но его слова утихли, и тьма сомкнулась.

— Эта часть Орикана, где мы живем и двигаемся, не в Лунулире, — продолжил он. — По крайней мере, не полностью. Это… не знаю, как описать. Допустим, ты взяла кусочек ткани и сложила его пополам. Это остается одна ткань, целая, но две параллельные плоскости. Орикан сложили вот так. Одна часть остается в Лунулире, но есть и другие. Часть, в которой мы живем и движемся, многими складками отделена от Лунулира, но все еще соединена с королевством. Из разных окон и дверей можно видеть кусочки изначальной реальности. Но ее не достичь.

Я глядела во тьму, пытаясь понять его слова. Может, матушка Улла поняла бы такое, она дышала магией каждый день. Даже Бриэль поняла бы лучше, ведь много времени провела на лугах и тропах Шепчущего леса. Но моя жизнь была без магии до этого.

— З-зачем? — спросила я через пару мгновений. — Зачем… так складывать реальность?

Он не ответил.

— Ах, — я поджала губы и кивнула. — Ясно. Ты не можешь мне такое говорить.

— Мне жаль.

— Да. Ты это говорил.

— Я бы…

— Сказал, если бы мог. Знаю, — я медленно покачала головой. — Ты можешь что-то еще рассказать? Причину, по которой я здесь?

— Мне нужна была жена.

— Семь богов, это я знаю! Но зачем? Нет, — я взмахнула руками в злом жесте. — Не говори. Ты не можешь ответить и не будешь отвечать. Просто… пообещай, что найдешь способ для меня поговорить с моей сестрой. Обещай мне это. Прошу.

— Я обещаю… попробовать.

Я обмякла в кресле.

— Уходи, — слова слетели вяло с моих губ. Я опустила голову на ладонь, локоть уперся в подлокотник. — Уходи. Я не могу терпеть тебя. Иди.

Он встал. Я не смотрела — все равно я ничего не видела. Но я слышала движение ткани, он поклонился.

— Спокойной ночи, миледи, — сказал он.

Я скрипнула зубами и отвернула голову. Но слушала, как он удалялся по комнате. Дверь открылась и закрылась. Только тогда я с дрожью выдохнула.

— Проклятье, — прошептала я.

Мне не стало лучше.












11


На следующий день я подняла крышку огромного сундука с одеждой и вытащила пять платье. Я разложила их на полу вокруг себя и стала рассматривать. Они были чудесными, вне всяких сомнений. Одно было из золотого бархата, другое — зеленым с серебряной вышивкой. Третье было из слоев кружева. Дорогое.

Это были платья, сделанные людьми, и это было интересно. В отличие от белого платья без швов из купальни, эти стили я узнавала, платья были устаревшими, но не стали менее красивыми от этого. Они подходили для принцессы.

— Что ж, дорогие мои, — сказала я, приподняв бровь, глядя на наряды. — Боюсь, я не принцесса. И мне нужна ваша помощь.

Зеленая женщина в ответ на мою просьбу нашла ножницы, мел и серебряную иглу, несколько катушек нити и коробочку булавок. Она была растеряна, когда отдавала все это мне, покачивала усиками, глядя на платья на полу.

— Это же мои платья? — сказала я, решительно улыбаясь женщине. — Значит, я могу делать с ними все, что хочу? Не обижайся. Я буду осторожна, обещаю.

Зеленая женщина неуверенно щебетала, села на спинку кресла, подтянув колени к груди, ладони и пальцы ног впились в изголовье. Я пыталась игнорировать взгляд ее черных глаз, пока сидела на коленях рядом с платьем из золотого бархата и мелом рисовала линии на широкой юбке. Зеленая женщина ничего не говорила, хотя, когда я поглядывала на нее, ее усики дрожали, словно в тихой тревоге.

Но когда я стала резать ножницами, зеленая женщина завопила от удивления и спрыгнула со спинки кресла. Она попыталась забрать платье, но я направила ножницы на нее.

— Нет! Не трогай! Испортишь метки!

Зеленая женщина чирикала и взвизгивала, я не понимала ее. Я покачала головой и твердо сказала:

— Если ты хочешь оставаться тут, присядь. Пожалуйста, — мягче добавила я.

Она пару раз недовольно чирикнула, возмущенно тряхнула усиками и отпустила платье. Вместо кресла зеленая женщина прошла к кровати, где села в той же позе лягушки на каменном изогнутом изножье. Она чем-то напоминала Бриэль, висящую по вечерам на столбиках моей кровати.

Моя улыбка увяла, чуть не сменилась слезами. Так не пойдет! Мне нужно было занять руки и разум. Я не могла жалеть себя и поддаваться отчаянию, если хотела пережить год тут.

Я быстро провела ладонью по лицу, сосредоточилась на задании. Я резала, соединяла булавками и примеряла кусочки к телу, поправляла булавки, распускала швы и пробовала снова. Зеленая женщина вышла из комнаты и вскоре вернулась с едой и напитками. Я сделала паузу на еду, при этом глядя на кусочки золотой ткани вокруг себя. Все было беспорядком выкроек, нитей и булавок. Но я знала свою работу. Я знала, что этот бардак был бурей перед просветом среди облаков, когда все вдруг станет ясным.

Я доела и продолжила работать под присмотром зеленой женщины. День тянулся, и я невольно поймала себя на том, что говорила за работой:

— Ткань очень хорошая. Лучший бархат из всех, что мне встречался! Госпожа Петрен закупает бархат из Сумины, но там не такая хорошая ткань, легко рвется. Леди Леокан многое отдала бы за такую ткань! Позор просто тратить ее.

Я посмотрела на зеленую женщину. Она моргнула.

— Вряд ли ты понимаешь, что я делаю. Ты не очень-то… переживаешь из-за одежды. Ты никогда не одеваешься?

Женщина склонила голову и чирикнула.

— Может, у тебя просто не было шанса. Мы сделаем что-нибудь с этим, — я склонилась над работой, делая мелкие стежки по шву. — Хотела бы я знать твое имя. Очень странно говорить с тобой, когда мы даже не познакомились. Вряд ли ты мне скажешь, да? — я посмотрела на нее, приподняв брови.

Ноздри зеленой женщины чуть раздулись. Она сверкнула зубами и сказала:

— Илилилили.

Я нахмурилась.

— Это твое имя?

— Илилилили.

— Вряд ли я смогу произнести правильно, — я кашлянула и попыталась. Прозвучало не так, грубо, а не плавно, как у женщины. Зеленая женщина от моей попытки откинула голову и издала звук, похожий на смех.

Я рассмеялась и закатила глаза, снова склонилась над работой.

— Ладно, веселись! Но мой язык не такой ловкий, как твой, — после паузы я добавила. — Думаю, я буду звать тебя Элли. Это достаточно близко? Элли?

Зеленая женщина склонила голову в одну сторону, в другую. Ее ладони трепетали, жест передавал то же безразличное принятие, как пожатие плечами.

— Хорошо, Элли, — я встала и тряхнула работой перед собой. — Что думаешь? Нравится?

Зеленая женщина чирикнула и спрыгнула с насеста, обошла меня по кругу. Ее длинные пальцы коснулись ткани тут и там, она покачала головой, усики подрагивали с интересом. Она издала решительный вопль, от которого я вздрогнула.

— Что ж! — я убрала платье из ее рук. — Это сильное мнение. Посмотрим, подумаешь ли ты иначе, когда платье будет на мне.

За несколько мгновений я сняла рабочее платье и надела новое. Я сделала шнурки спереди, чтобы легко надевать самостоятельно, и оно хорошо село в груди и на тонкой талии. Юбка расширялась достаточно, чтобы не мешать движению и не сверкать телом. Складки и собранная ткань подчеркивала изящно мою фигуру. Я добавила немного кружева с платья из кружев на воротнике.

Когда я встала и посмотрела на себя в зеркале, эффект был… милым. Я улыбнулась, профессиональное удовлетворение грело сердце. Да, платье было милым. Простым, лишь немного сложнее моего рабочего платья. Но ткань была сияющей, и маленькие детали позволяли ему сидеть так хорошо, что леди Леокан сама захотела бы носить такое.

Я посмотрела на другие платья на полу, сдвинутые, чтобы не мешали работе. Что из них создать? Их цвета и старомодный покрой наполняли разум интересными идеями, которые я не могла исполнить, работая у госпожи Петрен. Было бы неправильно проверять возможности моего навыка? Было бы неправильно потакать любопытству и изобретательности?

Или так мне будет… нравиться плен?

Зеленая женщина появилась в зеркале за мной, глаза были круглыми и сияли, усики вибрировали от интереса. Она коснулась бархатной юбки, потянула за свободный рукав, радостно чирикнула.

— Так тебе нравится? — я слабо улыбнулась. Я потянула за шнурки спереди, сняла платье и осталась в льняном нижнем платье. — Вот, Элли, — я протянула золотое платье к ее голому телу. — Давай посмотрим, как будет смотреться на тебе.

Глаза зеленой женщины умудрились стать еще шире, стали огромными дисками на ее маленьком зеленом лице. Ее острые зубы сверкнули, но выражение лица было рьяным. Было не так и просто просунуть ее длинные руки в рукава, она не привыкла одеваться. Даже когда платье повисло на ее тощей фигуре, и я затянула шнурки спереди, платье село плохо, ведь было создано под мои размеры.

Но Элли встала перед зеркалом, крутясь, глядя, как золотой бархат мерцает под разными углами. Она прихорошилась, похлопала ресницами, заигрывая со своим отражением с поразительной ловкостью.

Я смотрела, тихо смеясь.

— Выглядишь как леди. Если хочешь, я могу сделать…

Без предупреждения зеленая женщина сорвала платье через голову и бросила в сторону. Она повернулась ко мне, размахивая руками, указывая на живот и рот.

— Ладно, — я забрала с пола платье. Один шов на боку лопнул, но больше ничего от грубого обращения Элли не пострадало. — Можно и поесть.

Я повесила золотое платье на изножье кровати, надела старое рабочее платье и позволила зеленой женщине отвести меня во двор. Стол был накрыт для меня. Вдруг устав после дня сосредоточенной работы, я тяжко опустилась на стул, смотрела с долей интереса, как появились тарелки, словно сами прибежали от колонн и запрыгнули на стол. Только потом я заметила гоблинов, несущих их на головах и кончиках больших ушей. Маленькие мужчина опустили тарелки вокруг меня и поклонились, подпрыгивая.

Я поднимала крышки, даже не вздрагивая, когда несколько раз обнаруживала гоблина, доедающего то, что было внутри. Многие блюда оставались нетронутыми, и я смогла поесть. Поразительно хорошо поесть. Аппетит был огромным, и я смогла его утолить. В отличие от дома.

Эта мысль вдруг вызвала слезы. Я подавила их, решив не давать себе думать о Бриэль. Я не буду думать о том, что сестра ела сегодня на ужин, как она справлялась без меня. Бриэль была крепкой, умной и способной. Она справится. Должна.

Гоблины будто заметили, что мое настроение изменилось, запрыгнули на стол. Я смотрела, как они суетились, хлопая ушами, сверкая голыми задницами, шевеля узловатыми ногами. Они прыгали друг на друга, формируя пирамиды все выше и выше, пока мужчины снизу не выдерживали других. Они падали грудой конечностей, вопя от смеха и гнева. Их акробатика была глупой, но и впечатляла. Неожиданный смех вырвался из меня, пока я смотрела, мой голос зазвенел среди колонн.

— Спасибо, друзья мои, — сказала я, доев и встав. — Это было очаровательно.

Гоблины тыкали друг друга локтями и улыбались. Они поклонились и разбежались. Они скрылись под столом, кувыркаясь, и пропали в тенях, оставив звенящую пустоту, которая немного нервировала после шума.

Я подняла голову, заметив, как небо побагровело от сумерек. Другой день настал и прошел. Еще кусочек времени в плену прошел.

Я вернулась в свою комнату, стараясь не смотреть на жестокие картины на окнах в коридоре, пока шла. Золотое платье лежало там же, где я бросила его на кровати, и я задумчиво коснулась бархата, проверила дыру под рукавом. Я не могла заставить себя зашить дыру. Я просто села у камина, ждала ночь. Когда стало мрачно, я вызвала голубой огонь. Мой веки стали тяжелыми, и я могла дать глазам отдохнуть хоть на миг…

Голова опустилась, и от резкого движения я проснулась. Я спала? Секунды или часы? Я не знала. Я села, вытянула руки, размяла шею и плечи. В комнате было темно. Огонь стал голубым мерцанием в камине. Я задремала на какое-то время.

Дверь открылась.

Я напряглась в кресле. Я чуть не посмотрела на дверь, но сдержалась, смотрела на огонь.

— Добрый вечер, миледи, — сказал мой жених.











12


Тень прошла по комнате и села в кресло напротив меня. Он ничего не говорил, кроме приветствия. Я молчала, сколько могла терпеть. Но момент затянулся, и мне было не по себе.

Я села прямее и, повернувшись в кресле, посмотрела на тень.

— Ты понял, как мне поговорить с сестрой? — осведомилась я, голос был слишком громким в этой тишине.

Тень ответила не сразу. Он склонился ближе, опустил что-то на пол. Я повернулась, но не успела заметить его ладонь, он уже убрал руку. Я увидела только изящный хрустальный флакон на полу. Голубой огонь блестел на гранях сосуда, и жидкость внутри искрилась, как бриллианты.

Темный голос заговорил, низкий гул, словно далекий гром.

— Вода из Звездного стекла. Я думал сохранить немного на всякий случай… но нет. Я подумал и решил, что для тебя это важнее. Я хочу, чтобы ты получила это.

Я медленно подняла взгляд на тень в кресле.

— Что… она делает?

— Это гадальная вода. Я использовал воду Звездного стекла, чтобы отыскать тебя. Увидеть твое лицо и узнать, где ты. Эти капли не такие сильные, но ты уже знаешь лицо своей сестры, так что найти ее будет не сложно, как и увидеть ее и дать ей увидеть тебя.

— Я… — я сжала губы, хмурясь. — Я не знаю, как использовать магию. Я не знаю, как это сделать.

— Я тебе помогу.

— Сейчас?

— Если хочешь.

Мое сердце забилось с надеждой. Это сработает? Я смогу увидеть Бриэль?

— Да, пожалуйста, — я едва дышала от предвкушения.

Тень встала. Я повернулась, пытаясь следить за ним, понять, что он делал. Было невозможно различить что-то за маленьким кругом света огня, но я заметила, что он подошел к моему высокому зеркалу. Раздался скрип, стон, и он вернулся к камину, опустил зеркало на пол. Он подвинул его, чтобы один конец попал в круг света, отражая потолок.

— Возьми воду, — сказал он. — Налей на стекло.

Я вскочила с кресла и поспешила так сделать. Я откупорила сосуд, опустилась рядом с зеркалом, посмотрела на свое лицо, странно искаженное с этого угла.

— Это… мне нужно делать что-то особое? — спросила я.

— Просто вылей. Медленно.

Кивнув, я наклонила флакон, сияющая вода потекла из него. Она собралась лужей на поверхности зеркала, но не потекла к краям и на пол. Лужа стала идеально круглой, словно второе зеркало лежало сверху.

— Закрой глаза, — сказала тень.

Я послушалась. Он опустился на колени передо мной, и я слышала его низкий шепот. Заклинание? Что будет, если я открою глаза и взгляну на него? Огонь покажет мне его лицо? И какое у него лицо? Фейри называли опасно красивыми, красивее людей. Мой «муж» оправдает легенды?

Но он четко озвучил правила нашего брака — мне нельзя его видеть. Даже кусочек. Я не знала, почему, и что будет, если я увижу, но… я не могла рисковать. Это могло лишить меня шанса вернуться домой.

Тень закончила говорить. Я услышала, как он встал и отошел.

— Теперь, — сказал он, — посмотри в Звездное стекло.

Я открыла глаза и склонилась над зеркалом, мое лицо появилось в луже. Мои темные глаза с тенями под ними смотрели на меня, странные и неземные в сиянии голубого огня. Я едва узнавала себя.

— Произнеси имя сестры. Магия, которую я вызвал, призовет ее. Это может произойти не сразу, но подожди. И не моргай, или связь оборвется.

Я кивнула, напрягшись.

— Бриэль, — прошептала я. — Бриэль, где ты?

Сначала ничего не было. Только мои огромные глаза и мое бледное напряженное лицо.

Вода замерцала, помутнела. Я почти моргнула, только вспомнила, что глаза нужно было держать открытыми.

— Бриэль? — сказала я. — Бриэль, ты меня слышишь?

— Она тебя не слышит, — сказала тень. — Но она может тебя чувствовать.

Я нахмурилась.

— Если она меня не слышит… О! — я склонилась ближе, затаила дыхание от удивления. — Бриэль!

Она была там, ясная, как день, в зеркале воды. За ней было видно деревья. Она была на лугу в лесу, склонилась над своим отражением в той же позе, как я. Она смотрела в пруд? О, семь богов! Она была в Шепчущем лесу?

— Бриэль! Это я! — я помахала ладонью, глаза сестры расширились.

Ее рот стал удивленной «О», потом ее губы словно сказали: «Вали?».

— Да! Да, это я! — моя улыбка стала шире, слезы жалили глаза. Я не дала себе сморгнуть их. — Да, я тебя вижу! Я тебя вижу!

Бриэль склонилась ближе, могла сосчитать зеленые прожилки в ее ореховых глазах. Я ошиблась, или она выглядела старше? Ее лицо было бледнее, худее, а черты — острее?

Бриэль нахмурилась и заговорила. Слова сюда не проходили, но я почти слышала, как она с яростью заявляла: «Я тебя спасу! Скажи, где ты!».

Я замотала головой.

— Нет, Бриэль, не делай этого, — мысли кипели. Я должна была что-то сделать! Убедить сестру, что я была счастлива и невредима. Я широко улыбнулась и заговорила осторожно, двигала губами так, чтобы слова можно было читать по ним. — Я в порядке! Правда! И я скоро вернусь домой.

Бриэль стиснула зубы, став еще старше. Она оскалилась.

«Я найду тебя, — произнесла она и протянула руку. — Вали…».

Может, она коснулась поверхности пруда, потому что ее лицо вдруг исказила рябь. Вода полилась с зеркала на пол. Я смотрела на свое лицо в зеркале.

— Бриэль? Бриэль? О, она пропала!

— Мне жаль, — тихо сказала тень. — Магии осталось очень мало. Я не смог поддерживать ее дольше.

Я села на пятки, заморгала, сухие глаза привыкали к темноте вокруг меня. Две слезы покатились, и я поспешила вытереть их.

— В-вряд ли сработало, — я отклонилась на кресло. Не было сил пока встать с пола. — Она не слышала меня, она… не поверила мне. Она думает, что я зачарована. Что меня заставили думать, что я счастлива, когда это не так.

Фигура двигалась во тьме. Казалось, он сел на корточки напротив меня с другой стороны от зеркала, но я не знала точно.

— Мне жаль, — сказал он. — Я могу послать свой народ снова, принести ей послание.

— Это не поможет, — я громко шмыгнула. — Она все равно попытается меня найти. Несмотря ни на что.

— Тогда я отправлю кого-то присмотреть за ней. Чтобы она не пострадала.

Я подняла голову.

— Ты так можешь?

— Да.

— Тогда да. Пожалуйста. Сделай это. Я бы… ощущала себя спокойнее.

— Тогда будет сделано.

Я опустила голову, посмотрела в зеркало, отражающее только потолок. Впервые с моего прибытия сюда узел страха во мне стал развязываться. Я не ощущала себя в безопасности. Но я давно себя так не ощущала. С тех пор, как умерла мама. С тех пор как отец утонул в горе и гневе.

Но мне не нужно было ощущать безопасность. Важна была Бриэль. Всегда Бриэль.

Мой рот открылся. Я чуть не сказала «спасибо», но остановилась, сжала зубы и поджала губы. Я не буду благодарить этого мужчину, не допущу даже мига благодарности. Он этого не заслуживал. Он похитил меня. Я не должна была благодарить его.

— Спокойной ночи, — сказала я вместо этого. Звучало громко и резко после долгой тишины.

Тень молчала. Он медленно встал. Я подняла взгляд, различила огромную фигуру, нависшую надо мной.

— Спокойной ночи, миледи, — сказал он.

И ушел, закрыв за собой дверь.



































13


— Вот так, — я отрезала ножницами последнюю нить, развернула наряд из оранжевого сатина, проверяя, не забыла ли в нем булавки. Я подняла законченный наряд обеими руками и повернулась к зрителям с улыбкой. — Что думаешь, Биргабог? — я гордо показала штанишки. — Ты будешь выглядеть в этом шикарно!

Гоблин стоял на моем камине, уперев кулаки в бедра, широко расставив ноги. Его большие глаза, как у лягушки, прищурились, ухо задумчиво дрогнуло.

— Биргабогабогабог! — заявил он, голос был и писклявым, и рычащим. Его широкий рот раскрылся, показывая желтые плоские зубы в улыбке.

Я спустилась с кресла, опустилась на колени у камина и протянула штанишки. Маленький мужчина склонился, дергая длинным носом, его большие ноздри раздувались, пока он нюхал одежду. А потом две ловкие руки схватили штанишки. В несколько быстрых прыжков он поднялся на камин. Бормоча, он надел штаны на голову, сунув уши в штанины, при этом болтая ногами, сидя на краю, не стесняясь.

Я вздохнула и встала, отряхнув платье, хоть лунный огонь не оставлял пепла. Я посмотрела на гоблина.

— Думаю, ты прекрасно знаешь, что они не так носятся.

Он встал и пошевелил ушами, концы штанов покачивались, как сатиновые флаги.

— Биргабогабогабог! — завопил он, крутясь на волосатых пальцах ноги, закончил поклоном. Он сел на корточки, колени оказались выше плеч по бокам от его головы, и он прыгнул, описал дугу над моей головой и приземлился на пол у открытой двери. Я пыталась проследить, как он уйдет, но он был слишком быстрым для меня. Его голосок звенел эхом в коридоре, удаляясь. — Гогагогагогагог…

— Не за что, — буркнула я и повернулась к столику. Неделю назад он был в украшениях, но теперь они были на дне сундука. На их месте лежали ножницы, нити разных цветов, булавки, иглы, мел и обрезки. Больше обрезков валялось на полу, некоторые были собраны в корзины, которые я убедила гоблинов принести мне. Левый подлокотник кресла стал подушечкой для булавок, оттуда торчали серебряные иголки, засунутые спешно, пока я разбиралась со сложными местами.

Я взяла булавки и сатин того же цвета, что и штаны-шляпа гоблина. Я начала делать ему жилет, но зачем? Он мог попытаться носить его как трусы. Хотя, если он бы это сделал, я бы не отговаривала его! Я уже не переживала из-за маленьких голых мужчин, бегающих по дому, не скрывая свои прелести. Но немного скромности пошло бы им на пользу.

Я выдохнула сквозь зубы, бросила сатин на стол и потерла глаза мозолистыми пальцами. Я долго возилась сегодня с мелкими стежками. Пора было отдохнуть.

Только… перерыв имел в виду столкновение с мыслями в моей голове.

Я опустила руку на колени и смотрела на пустой камин. За мной в купальне звучал голов Элли, она пела странную переливчатую песню, пока чистила пруд. Судя по шороху ткани, она надела новое платье, которое я сделала для нее — творение из зеленой ткани, подчеркивающее длинную и странную фигуру женщины. Смертная женщина не смогла бы такое надеть, но на Элли оно сидело, словно она собиралась на бал.

Но оно не подходило от чистки плиток от мыла.

Я нахмурилась, оглянувшись. Я бы помогла, но зеленая женщина прогнала меня из комнаты ладонью с перепонками. Народ в доме Орикан хотел обходиться с человеческой женой их хозяина как с хорошей леди, несмотря на мои желания. Элли и гоблины готовили, убирали, приносили, ссорились по очереди, и я ощущала себя уставшей в конце дня и радовалась их опеке.

Но теперь мои первые страхи угасли, я не могла отрицать, что неделя была отдыхом. Я ела, спала, купалась и творилась, не переживая, откуда взять еду, или когда меня снова ударят. Было бы просто расслабиться, принять новую реальность и наслаждаться предоставленной роскошью.

Я стиснула зубы, села прямо в кресле. Быстро постучав пальцами по подлокотникам, я резко встала.

— Я прогуляюсь, Элли, — крикнула я поверх плеча в сторону купальни. — Я вернусь к ужину.

Странный щебет отразился от плитки. Улыбаясь, я вышла из комнаты в коридор с окнами. Забавно, как быстро я привыкла общаться с существами, чей язык отличался от моего.

Моя улыбка пропала, я повернула налево и быстро зашагала. Это было не смешно. Совсем. Да, я привыкала к странности нового окружения и обитателей этого огромного дома. Но забавно было неправильным словом.

Прошло десять дней, как я пересекла порог отца и попала в новую жизнь. Семь дней с тех пор, как я в последний раз говорила со своим «женихом». После ночи с гадальной водой я ярко разжигала огонь, пока не засыпала. Он не приходил, а я не замечала даже тени возле меня.

Шагая по участкам цветного света, падающего в окна, я сжимала кулаки в складках юбки. Сначала я утешала себя обещанием лорда Димариса, что он пошлет кого-то присмотреть за Бриэль. Но дни шли, тревога не отпускала меня. Я знала свою сестру. Я знала, что Бриэль не сможет оставить это дело. Страх за меня отправит ее глубже в Шепчущий лес, чтобы найти путь в мир фейри.

Нужно было остановить ее. Вернуться к ней до того, как она попадет в такую беду, из которой не сбежать. Лорд Димарис ясно сказал, что брак длился год и день, но…

Я снова и снова обдумывала его слова. Обдумывала со всех сторон. Подсказок там не было, но я приняла решение. Я надеялась на это.

Коридор закончился. Я моргнула, прикрывая глаза, вышла в роскошный сад, раскинувшийся передо мной. Несколько раз я ходила по тропам и розам, глубоко дышала ароматным воздухом и давала глазам отдохнуть от шитья. Я уже нашла любимое место — тропу, вьющуюся вдоль берегов пруда с лилиями в тени фруктовых деревьев с розовыми цветами. Каменная скамья стояла там среди корней самого большого и кривого из фруктовых деревьев, и я сидела там часами, смотрела, как яркие водоплавающие птицы купались на мелководье, а большие рыбы огненного цвета медленно плавали под стеклянной поверхностью.

Я прошла туда, ушла с солнца в тень деревьев. Я провела пальцами по низко висящим веткам, наслаждаясь нежностью розовых лепестков. Мягче бархата, нежнее шелка. Каким было бы платье из них? Глупая мысль, но воздух в этом мире порой заставлял глупости казаться возможными.

Я завернула за угол, увидела скамью и застыла. Я нахмурилась, глядя на тень большого дерева. Скамья была пустой или… нет. Нет, воздух был там чуть темнее, и я узнала силуэт.

Я сглотнула. Он тоже увидел меня? Было почти невозможно понять. Но он будто повернулся ко мне. Он следил, куда я ходила последнюю неделю, и понял, что это место стало любимым? Может, стоило развернуться и поспешить в дом.

Но я не могла избегать его вечно. И если я хотела вернуться домой к Бриэль раньше…

Я подобрала рабочее платье и, стиснув зубы, подошла к скамье. Я осторожно села на край, оставляя как можно больше места между тенью и собой.

— Милорд, — вежливо сказала я.

Хоть он не ответил вслух, я могла представить холодный мрачный голос, отвечающий: «Миледи».

Какое-то время мы сидели в тишине. Я смотрела на игру света солнца среди цветов на дереве, розовые лепестки контрастировали с темными ветками и ярким небом. Птица с ярко-желтой грудкой и белым хохолком пела бодро на краю пруда, ее крылышки трепетали, бросая брызги во все стороны. Я закрыла глаза, дышала сладким воздухом.

— Я думала, — сказала я, медленно открыв глаза. — О нашей… ситуации. Об этом браке, как ты называешь это.

Тень была неподвижной, и я взглянула на него, гадая, не причудился ли мне силуэт. Он был почти невидимым. Но когда я склонила голову, силуэт стал четче. Он был там. Я это знала.

Вдохнув, я продолжила:

— Вряд ли ты хочешь этого больше, чем я. Я про брак. Ты сам говорил, что не ожидал увидеть человека в гадальной воде. Я не такая, какой ты представлял жену. Настоящую жену. Ты взял меня, потому что, как ты пытался сказать несколько раз, я тебе нужна. Я думала о том, что это означает. И я думаю…

Я помедлила. Теперь я собиралась сказать слова, и они казались глупыми. Но я зашла так далеко, я могла и закончить то, что начала.

— Думаю, ты проклят.

Тень не реагировала. Мне показалось, что в воздухе появился интерес?

— Не переживай, — добавила я. — Я уже поняла, что часть твоего проклятия включает то, что ты не можешь обсудить это со мной. Возможно, я должна как-то снять это проклятие, но я не могу снять его, если мне не скажут, что это, и что мне делать. И год и день, которые нужно ждать до конца брака, могут быть крайним сроком проклятия.

Ответа все еще не было. Как и указания, что он слышал меня, кроме покалывания на грани осознания. Я сжала губы, снова посмотрела на небо между ветвями.

— Я думала о твоих словах, как этот дом сложен, создавая разные реальности. Я не делаю вид, что все понимаю, но, если можно выдвинуть догадки, то ты и твой народ в этом доме будто в изгнании. Прячетесь. Я не знаю, от кого или чего. Но если я смогу снять это проклятие, то ты сможешь вернуться в свой дом.

Я опустила голову, сцепила пальцы.

— Я знаю, как это ощущается. Желание попасть домой, — тихо сказала я. — Я знаю, как ощущается разлука с теми, кто дорог. Я знаю… что это, и на твоем месте я, наверное, поступила бы так же, как ты, — я взглянула на тень. — Я не знаю, какое у тебя проклятие, или как его снять, — продолжила я, — но ты был…

Я запнулась. Я могла сказать, что он был добрым? Нет! Как можно назвать похитителя добрым?

— …вежливым, — вяло закончила я. Это было правдой. Пока я возмущалась, что меня украли из дома, со мной обходились с заботой. — Если я могу снять проклятие, я это сделаю. Но… если я…

Жар пропитал мои щеки. Я отвернулась от тени, не давая ему видеть это. Мысль о проклятии пришла ко мне три дня назад, и чем больше я обдумывала ее, тем больше верила, что так все и было. Но только прошлой ночью, когда я смотрела на яркий голубой огонь, я поняла, что могло предполагать решение.

Моему жениху из тени нужна была жена. Он это сказал несколько раз.

Невеста. Готовая взять мужа, которого не видела.

И пока год и день закончатся…

Я опустила голову, сцепила ладони с силой. Если это требовалось, я не могла это сделать. Даже если я смогу так вернуться к Бриэль раньше. Я не позволяла себе думать о романтике, но знала, что необходимость приведет меня в руки мужчины со временем. Как еще я могла спасти себя и Бриэль от кулаков отца?

Мужчины улыбались мне порой. В прошлом году три бравых молодца осмелились спросить отца обо мне. Он прогнал их грубыми словами и угрозами… к моему тайному облегчению. Но когда-то, и довольно скоро, мне придется быть в браке. Я знала это. Я не была дурой. И когда это время придет, я знала, что от меня ожидали. Что жена должна была делать для мужа.

До этого…

Я расправила плечи и подняла голову.

— Я сделаю, что смогу, — сказала я. — Только это. Ничего больше.

Мы еще немного сидели там, тень и я. Молчали. Я дышала ароматным воздухом, смотрела на танец золотых рыб под плавающими лилиями и старалась не смотреть на своего спутника. О чем он думал? Может, я не угадала. Может, он смеялся надо мной.

Или, может,… мне не показалось ощущение благодарности. Как гул в атмосфере. Не ощущалось четко, но было понятным.

Я резко встала, посмотрела туда, откуда пришла. Не поворачиваясь, я бросила слова поверх плеча:

— Если хочешь присоединиться после ужина, я… буду ждать.

И я быстро пошла прочь, пригнувшись под низко висящими цветущими ветками, поспешила домой.








































14


Гоблины снова выступали для меня за ужином. Они были в одежде, которую я для них сделала, но никто не надел ее правильно, не прикрыл то, что надо было, а натянул на конечности или уши. Пока я ела, они строили сложные акробатические башни, закончив пирамидой из пятнадцати гоблинов, последний крохотный гоблин балансировал на огромном носу гоблина под ним.

А потом один из гоблинов у основания чихнул. Я рассмеялась, пирамида рухнула, а маленькие мужчины покатились, вскочили и пропали из виду.

Элли прибыла в конце выступления с недовольным видом. Она все еще была в зеленом платье, которое я сделала для нее, которое выглядело ужасно после ее уборки в купальне. Она унесла тарелки и подносы, щебеча возмущения и пиная гоблинов, которые попадались ей на пути.

— Ты не обязана убирать за мной, — я встала и попыталась забрать у зеленой женщины тарелку. — Ты можешь показать, куда это нести, и я сделаю все сама. Я привыкла заботиться о себе.

Элли посмотрела на меня без эмоций. А потом вытащила тарелку из моих рук и пошла прочь за колонны, пропала в той части дома, которую я еще не исследовала. Вздохнув, я повернула к коридору, ведущему в мою комнату.

Все внутри трепетало, волнение смешивалось с не покидающим меня страхом.

Лорд Димарис примет мое приглашение прийти этой ночью?

— Семь богов, о чем ты думала? — буркнула я, спеша со двора. Я сделала приглашение на импульсе, но что делать, если он появится?

Поговорить с ним. Конечно. Было так просто. Я поговорю с ним. Я не буду спрашивать его прямо о проклятии, если дело в проклятии. Но в разговоре можно будет уловить подсказки, кусочки этой головоломки. Если я смогу сложить ее скорее, снять проклятие за несколько дней, может, удастся вернуться домой до того, как истечет год и день.

Я поспешила по коридору, освещенному последними лучами солнца, проникающими в цветное стекло. Я замерла и посмотрела на окно, где бледная королева и темный мужчина страстно обнимались под тремя лунами и тремя солнцами. Что-то в этой сцене казалось странным, но я не могла понять, что.

Три солнца. Три луны.

Они говорили, что прошли три дня и три ночи? Или…

Ладонь коснулась моего лица, одной щеки, потом другой. Я помнила ощущение его губ на моей коже. Щеки стали горячими.

Три поцелуя, сказал мой «жених». Часть традиционной брачной ночи фейри.

«А потом я должен ждать, пока ты не попросишь поцеловать тебя в четвертый раз».

Дрожь пробежала по моей спине. Я отвернулась от окна и побежала в свою комнату. Уже темнело, я быстро оживила огонь, прошла в купальню и вымыла лицо и руки. Вода успокоила меня, и я вернулась в спальню уже не на взводе. Лорд Димарис уже несколько раз приходил ко мне и не обсуждал четвертый поцелуй. Даже если это означало снятие проклятие, он не будет давить.

Пока что.

Я села в свое кресло. Мне не нравилось, куда уходили мои мысли. Я стала проверять швы своего нового творения, но глаза вскоре устали. Я отклонилась в кресле, смотрела на танец лунного огня, не поглощающего белые камни. Свет медленно тускнел.

Дверь открылась.

Мое сердце с болью забилось. Трепет пробежал по венам. Я взяла шелковую куртку, над которой работала, и сделала вид, что изучала ее, хотя было слишком темно, чтобы что-то видеть.

— Добрый вечер, милорд, — сказала я, не поднимая головы.

— Добрый вечер, миледи.

Он сел, как обычно, напротив меня и притих. Я все теребила маленькую куртку, надеясь, что тусклый свет скрывал дрожь моих ладоней. Я пыталась придумать, о чем заговорить, чтобы разговор был безопасным и познавательным.

— Думаю, ты… — начала я.

В тот же миг он сказал:

— Боюсь, это…

Мы оба замолкли, а потом я выпалила:

— Прости, — сказала я, перебив его. — Прощу прощения, — еще пауза, и я прошептала. — Продолжай, пожалуйста.

Он кашлянул.

— Я хотел отметить, что нет смысла создавать одежду для гоблинов. Они ее не любят. Было время, когда фейри их держали как питомцев. Их наряжали как кукол, заставляли развлекать трюками лордов и леди. С тех дней гоблины отказываются носить одежду. Они видят в ней порабощение.

Мой рот раскрылся. Я опустила взгляд на одежду в своих руках и быстро отложила ее.

— Я не знала. Я думала…

— Ты думала, что я не забочусь о своих слугах?

— Нет. Ну, да, но… — я сглотнула и нахмурилась. — Я их оскорбила?

— Я не заметил, — ответил спутник из тени. — Им нравятся подарки, и они легко завидуют. Когда они увидели, что ты делаешь наряды для Илилили, они были в ярости. Они пришли ко мне, громко жалуясь. И хоть я напомнил им об их отношении к одежде, они не хотели поступать логично. Но потом ты стала делать им подарки, и они тут же обрадовались, — он склонился, словно хотел сделать нажим. — Твоя щедрость от чистого сердца, и они хорошо это принимают. Я просто прошу не переживать, если они не ценят саму одежду или носят ее правильно.

— Ах, — я коснулась маленького рукава, который с трудом соединила с отверстием. — Может, я придумаю то, что понравится им больше, — я взглянула на него. — А Элли? Я ее оскорбила?

— Элли? — растерянное молчание, а потом. — Ты про Илилили? Нет, ты не могла бы порадовать ее лучше, даже если бы попыталась. Хотя я не жду, что она будет носить одежду все время.

— И я, — я покачала головой и тихо рассмеялась. — Но я это уже приняла. Она… свободный дух.

— Можно и так сказать.

— Она давно с тобой?

— Она служила семье Димарис шестьсот лет.

— Шестьсот… — я прикусила губы. Конечно, фейри ощущали время не так, как люди. — И как давно ты ее знаешь?

— Этим летом будет двести пять лет. Она была моей… не знаю, как это описать. Няней?

— Няней? Двести пять лет назад? — я медленно кивнула, обдумывая эту новость. — Ты старый.

Хохот вырвался из тени напротив меня. Я вздрогнула и сжала подлокотники, волосы встали дыбом.

— Прости! — выпалила тень. — Я не хотел напугать. Я не привык общаться с твоим видом. С людьми. Я кажусь тебе древним. Я почти боюсь спрашивать о твоем возрасте.

В конце прозвучала нотка вопроса, хотя он не спросил прямо. Я кашлянула.

— Мне было восемнадцать прошлой осенью. Для тебя это, наверное, возраст младенца.

— Да, — сухо ответил он. — Малыш, который нуждается в опеке Илилили.

Он дразнил меня? Вряд ли такой мрачный голос мог шутить. Я подавила улыбку.

— Потому ты назначил ее ко мне? Посчитал меня ребенком?

— Нет, — тень снова рассмеялась. — Я мало знаю о людях, но не лишен разума. Я вижу, что ты юна, но ты и взрослая женщина по возрасту и опыту.

«Не так и много опыта», — мрачно подумала я, но не сказала этого. Вместо этого я сказала:

— Я рада, что Элли со мной. Она была со мной добра. И терпелива.

— Она высоко отзывается о тебе.

Я приподняла брови.

— Вы… она… вы обсуждаете меня?

— Да. Она отчитывается мне каждую ночь. Ее основной долг — твой комфорт, — еще пауза после такого заявления. Он несколько раз вдохнул и заговорил снова. — Тебе же было комфортно?

— Да, — я поджала губы и посмотрела на свои ладони.

— Мой народ хорошо с тобой обходился, слушался твоих желаний?

Я кивнула. Не было смысла озвучивать горькую правду, что не важно, насколько заботливые его слуги, и какой комфорт они предлагают, и как они готовы были выполнить любое желание? Я все еще была в плену. Любимый питомец в позолоченной клетке.

Огонь в камине плясал, играл на сияющих белых камнях. Серебряная изящная решетка закрывала от огня, не давала длинной юбке загореться. От этого свет бросал на камин кружева узоров. Я смотрела на эффект, размышляя, как было бы, если бы из тени на полу можно было сшить наряд.

Я покачала головой и закрыла глаза. Что я делала? Если я сидела в обществе этого… создания, нужно было все делать с пользой. Я могла упомянуть проклятие? Я говорила о нем в саду, но тогда он был лишь призраком. Может, это был и не он… хотя то, что он пришел ко мне после недели отсутствия, намекал, что то была тень лорда Димариса, и я пригласила его днем.

Но как поднять тему проклятия, не говоря о нем прямо? Если я не ошибалась, он не мог говорить об этом, боясь наказания, тогда мне нужно было найти способ развернуть разговор туда и узнать больше. Героини в легендах и сказках о мире фейри всегда находили умный способ собрать информацию, чтобы выбраться из беды.

Я прикусила щеку изнутри и нахмурилась. Я не была умной. Никогда не была. У меня не было времени стать умной! Я трудилась, выживала, заботилась о сестре. Это не требовало ума, только мрачной решимости день за днем. Бриэль была умной. Она всегда спешила на площадь, когда бард проходил через город, впитывала истории и песни. Она возвращалась домой вечером и рассказывала мне искаженные версии того, что услышала, и я пыталась терпеливо слушать вполуха. Но мой разум всегда был сосредоточен на том, что нужно в тот миг, не оставляя терпения на сказки о фейри.

Жаль, я не слушала внимательнее.

— Почему ты не делаешь наряды себе?

Я вздрогнула в кресле и посмотрела на тень. Я так задумалась, что не поняла, как долго между нами висело молчание.

— Прошу прощения?

— Я заметил, что ты еще не примеряла платья, которые тебе подарили, — сказал он. — Я боялся, что они тебе не понравились, и думал поискать варианты, которые тебя устроят. А потом ты начала создавать новые наряды для Илилили и гоблинов. Я решил, что переделывать платья тебе приятнее. Но ты не делаешь ничего для себя, только для других.

Я подумала о платье из золотого бархата, которое сунула на дно сундука вместе с украшениями. Несколько раз на прошлой неделе я подумывала переодеться в него после принятия ароматной ванны. И каждый раз что-то во мне застывало. Искушение было велико. Если я поддамся, если позволю себе такое платье, как быстро другая моя защита рухнет? Как скоро я забуду правду, что я — пленница, которую держали против воли? Что я должна бороться изо всех сил за свободу?

Я взглянула на тьму, где должно было находиться его лицо.

— Я… кхм, — я облизнула сухие губы и продолжила осторожным голосом. — Я просто не привыкла шить себе. До… раньше я работала в мастерской портнихи.

— Ах, — он обдумал это. — Да, я видел мельком такое. Для меня это были тени, но я видел, как ты работала со своей магией.

— Моя магия? — фыркнула я, не дала себе расхохотаться. — Я не волшебница.

Короткая пауза, а потом:

— Уверена?

— Вполне. Я просто швея из мастерской госпожи Петрен. Она порой вызывала меня для работы над сложными мерками, и у меня есть талант в подборе фасона и подчеркивании фигуры. Но в этом нет магии. Если нужен маг, то твое гадальное зеркало подвело тебя.

Я покраснела и отвернулась, глядя во тьму. Семь богов, я не хотела говорить последнюю часть вслух! Слова звенели в тишине комнаты, звучали резче, чем когда сорвались с моих губ.

Но почему я должна была скрывать гнев? Даже если проклятие было, и если лорд Димарис искал того, кто его спасет, разве это давало ему право забирать меня из моего мира, моей семьи? И я все еще не знала, было ли проклятие. Весь разговор мог быть игрой фейри. Может, он так баловался со своей добычей.

— Звездное стекло никогда не ошибается.

Я поежилась, задела пальцем яркие нити на подлокотнике кресла. Почему же я позвала его этим вечером? Лучше было оставаться одной. Я не была готова бороться с его хитростью, ведь он был почти на двести лет меня старше, кипел магией, угрозой и знаниями, которые я не могла понять.

Мы долго сидели, не говоря. Я повернулась к огню, смотрела на игру света и тени за изящной решеткой. Я ощущала его взгляд на щеке и не давала лицу выдавать эмоции. Еще несколько мгновений, и я попрошу его уйти. Но не слишком скоро, чтобы не выглядело, словно я боялась. Этого я не могла вытерпеть.

— Ты знаешь происхождение своего имени?

Я моргнула, взглянула на него.

— Да, — медленно сказала я. — Да, моя мать назвала нас обеих в честь героинь древности. Моя сестра названа в честь известной охотницы, которая, говорят, бегала с волками зимними ночами, могла попасть серебряными стрелами по полумесяцу. А я… — я тихо рассмеялась. — Меня назвали в честь королевы варваров, которая…

— Которая взяла железный меч и прогнала фейри с ваших земель в древние дни задолго до Клятвы.

Жар снова вспыхнул в щеках. Я опустила лицо, волосы стали вуалью, закрыли меня от его взгляда. Королева Валера всегда изображалась в камне или на картинах с отрубленной головой короля эльфов под ее ногой. Она была мрачной героиней, но ее любили в королевстве за ее кровавую славу.

— Имя сестры подходит ей, — я слабо улыбнулась. — Мое — ни капли. Я не королева-воительница.

Он не ответил. Что-то пошевелилось во тьме. Он словно так сильно думал в ответ на мои слова, что это почти стало понятным, несмотря на его решительное молчание. Но я не могла прочесть его мысли, как не могла понять разум статуи.

— А твое имя? — тихо спросила я. Я тихо произнесла. — Эролас.

— Я назван в честь нежного ветра, бриза.

Я приподняла бровь. Его имя подходило ему даже меньше, чем Валера — мне.

— Мама говорила мне, — продолжил он, — что ураган приносит разрушение, но эролас несет исцеление пострадавшей земле.

До этого я не подумала бы, что мрачный и опасный голос мог звучать так нежно.

— Так ты умеешь исцелять, милорд? — спросила я с ноткой иронии.

— Не на этом этапе жизни. Но я стремлюсь к этой цели, — он притих, его одеяние зашуршало, он подвинулся в кресле. — Я все еще молод. Может, будет время.

Молод? Я нахмурилась. Двести пять лет — сколько это в переводе в человеческие годы? Вопрос поднялся на языке, но я подавила его. Я спросила вместо этого:

— Твоя мама еще жива?

— Нет. Ее убили, когда я был ребенком.

Нежность пропала. Его голос стал каменным, послал дрожь в мою грудь. Я скривилась, жалея, что не промолчала. Тут была история, но я не лезла. Пока что. Может, позже.

Я тихо сказала:

— Моя мама тоже умерла. Когда я была девочкой, а моя сестра — младенцем.

— Мне жаль.

— Да. И мне, — я вдохнула. — Мой отец еще жив.

— Тогда тебе повезло.

Я подавила фырканье.

— А твой?

— Я не помню об отце.

— О? Он… — я помедлила, не зная, сколько информации могла вытащить. Но разве вредно было попробовать? — Он умер до того, как ты узнал его?

— Нет.

Сначала я не думала, что будет что-то еще. Он молчал долго и с болью, дал мне время пожелать забрать этот глупый вопрос. Я открыла рот, надеясь извинится.

Но он вдруг заговорил снова, слова потекли потоком, словно он боялся, что их украдут, не дав ему закончить:

— Я отдал воспоминания об отце за шанс смотреть в Звездное стекло. Цена видений высока. А я был в отчаянии.

Я смотрела туда, где он сидел. Я не успела придумать ответ, он продолжил:

— Он мертв. Это я знаю. Как и мой старший брат, трое дядь, дедушка и его братья. Все мужчины в моем роду.

Вот.

Сердце быстро билось в горле.

Я не могла сказать, откуда знала, но я знала.

Эту подсказку я искала вечером. Было что-то в его словах, я должна была это понять. Все мужчины его рода были… мертвы? Фейри не умирали так просто. Что-то стекло его семью, оставив его одним выжившим мужчиной.

Потому он нуждался в невесте? Чтобы продолжить род? Нет, вряд ли. Он обещал, что не тронет меня, вернет меня в дом отца через год, так что явно не хотел детей.

Тогда что-то еще. Но что?

Вдруг фигура встала, и я сжалась в кресле. Я ощущала силу его размера. Я ощущала себя ужасно маленькой и хрупкой.

— Ты устала, — сказал он. — Я пока что оставлю тебя.

— Я… да, — я села прямее, подняла голову и слабо кивнула. — С-спасибо за общение этим вечером.

Слова были простыми, вежливыми, произнесенными бездумно. Но я ощутила шок в атмосфере, он резко вдохнул. Я заморгала и опустила взгляд. Я не должна была так говорить! Почему я не могла быть осторожной? Его присутствие легко сбивало меня с толку.

— И мне было приятно, — тень подвинулась, и я успела заметить то, что показалось изящным поклоном. — Миледи.

— Милорд, — тихо ответила я.

Он повернулся и пересек комнату. Дверь открылась в ответ на не озвученный приказ, и на миг я увидела его силуэт на пороге. Боги, он был огромным! Его голова почти задевала дверной проем. И… там были рога? Или разум играл со мной?

Дверь закрылась.

Я забралась в кресло и смотрела, как лунный огонь горел все ниже, ждала, пока сердце успокоится. Я обдумывала его слова, крутила их, глядя с разных углов.

Его мать убили.

Мужчины его рода были мертвы.

Это было важно. Это явно было связано с моей ситуацией.

Но как?

Я встала и прошла к кровати. Я сняла платье и забралась на мягкие покрывала, не укрываясь одеялом, ведь в комнате было тепло. Я лежала и смотрела на потолок. Пальцы теребили шнурки нижнего платья.

Было так просто? Если я приглашу лорда Димариса в постель, одной ночи хватит? Я проснусь утром, и проклятие будет снято? Я смогу вернуться к старой жизни? К Бриэль?

Я пару опасных мгновений воображала это. Видела себя в свете лунного огня, поднимающуюся с кресла у камина, приближающуюся к фигуре напротив меня. Нахожу его ладонь во тьме. Поднимаю его и веду от огня глубже в тени.

Я представила, как развязываю шнурки платья, сдвигаю ткань с плеч. Платье падает до моих бедер, собирается на полу вокруг моих ног. Это было бы не так ужасно. Тьма была глубокой. Я не буду ощущать себя нагой.

Он не станет меня трогать? Или притянет к себе? Я закрыла глаза, помня три поцелуя в брачную ночь. Нежное давление его губ на моем лбу, на щеках. Тогда я была в ужасе.

Теперь я ощущала это снова. Его губы были нежными, полными. Не такое ожидаешь от жениха-монстра. Как они будут ощущаться на моих губах? А его ладони… большие ладони, которые сжимали мои, когда он стоял на коленях передо мной и называл свое имя. Его прикосновение было холодным, и я помнила холод острых длинных ногтей, задевших кожу. Как будет, если те ладони станут исследовать мое дрожащее тело, морозя мою кожу прикосновением?

Я поежилась и легла на бок, притянула колени к груди. Это было слишком. Это пугало. Я могла пытаться убедить себя… но мне не хватало смелости.

Должен быть другой способ. Другие методы снять проклятие.

Я долго не могла уснуть.



















15


Следующим утром до того, как я коснулась завтрака из фруктов и крохотных яиц в розовой скорлупе, который гоблины принесли в мою комнату, Элли прошла в дверь со свертком кружева в руках. Я завязала волосы лентой и удивленно оглянулась.

— Что это?

Элли прощебетала что-то и опустила сверток на кровать. Я шагнула, чтобы его коснуться, поняла при этом, что, хоть кружево было красивым и изящным, белоснежным и нежным, оно было просто оберткой. Внутри лежало что-то еще.

Я с интересом развернула и радостно охнула.

Внутри были ярды самой чудесной ткани. Розовая и белая, нежнее шелка, она была слишком красивой, чтобы касаться или смотреть на нее. Я робко протянула дрожащий палец и провела по ткани. А потом набралась смелости и подняла ткань, поднесла ее к лицу и посмотрела на плетение. Но я не видела сплетенных нитей. Я еще не видела такую ткань, но она выглядела и ощущалась… знакомо.

— Лепестки! — я подняла голову, поймала немигающий взгляд Элли, ее усики с интересом подрагивали. — Она из лепестков!

Точно. Ткань была из тех цветов на деревьях у моего любимого места в саду. Всего день назад я водила пальцами по цветам, мечтала о платье из чего-то такого нежного и милого.

Он… прочел мои мысли?

Я моргнула, нахмурилась и опустила ткань в кружева.

— Что это, Элли? — спросила я, повернувшись к зеленой женщине. — Подарок?

Подкуп?

Элли зачирикала, гладя ткань ладонью. Она взяла уголок ткани и поднесла к моему лицу, восхищенно кивая. Я невольно улыбнулась.

— Это даже слишком хорошо для такой, как я! — я осторожно отодвинула руку Элли. — Это для принцессы. Королевы! Но… красиво.

Я развернула ткань на краю кровати, где могла смотреть на нее, пока завтракала. Я почистила маленькие яйца и бросила их в рот, попробовала экзотичные фрукты, но не ощущала вкуса. Я разглядывала ткань из нежных лепестков, как свет играл на ней красками. Картинки появлялись в голове, интригующие силуэты. Если немного собрать тут, завернуть там… если я не буду бороться с тканью, а буду работать с ней, позволю ткани просто ниспадать…

Отодвинув поднос и недоеденный завтрак, я вытерла руки и подняла ткань, нежно погладила пальцами. Она была такой приятной! Она должна была разлететься на кусочки, расплестись от первого прикосновения иглы и нити. Но когда я сделала пару стежков серебряной иглой, ткань оказалась прочнее, чем я ожидала. Наверное, магия.

Какое-то время я просто сидела в кресле, сжимая ткань, крутя ее. Я потеряла счет времени, мысли блуждали по разным тропам возможностей, представляя платье за платьем, поправляя картинки в голове, представляя снова.

Я подозвала Элли и убедила зеленую женщину встать, вытянув руки. Я обвила тканью ее длинное тело, закрепила тут и там, отошла, чтобы посмотреть на результат. Элли терпела это четверть часа, а потом ее усики стали раздраженно подрагивать.

— Точно, — я убрала булавки, которые держали ткань на правом бедре зеленой женщины и левом плече. Нежная ткань упала в мои руки, и голая нимфа отошла, качая головой и вытягивая руки, словно высвободилась из цепей. — На тебе плохо сидит, — признала я. — Это… это…

Это было для меня.

Я стояла, хмуро глядя на нежность в моих руках. Возмущение еще горело в моем сердце, но угасало от горячего огня вдохновения.

Наконец, словно поддавшись искушению, я покачала головой и позвала:

— Биргабог!

Раздался грохот, словно в дымоходе падала кухонная утварь. А потом маленькая голая фигура вылетела, крутясь, в камин, вскочила и помахала мне ушами в штанах. Я подавила смех, гоблин смотрел на меня величаво, и я не хотела оскорбить его.

— Биргабог, — сказала я. — Мне кое-что нужно. Манекен. Настоящий, как был у меня в мастерской, — я прищурилась. Он меня понимал? Было сложно понять. — Сможешь добыть мне такой?

— Биргабогагогагог! — завопил гоблин, подняв палец в воздух, словно заявлял правду. А потом он поклонился, закружился и поднялся в дымоход. Боги знали, куда он пошел, и что он принесет, когда вернется!

Но я уже не могла повлиять. Я пожала плечами, осторожно разложила чудесную ткань на краю кровати, выбрала мелок и стала рисовать на стене идеи. Они словно лились с моих пальцев, быстрее, чем я могла успевать. Я едва заметила недовольный шум Элли за мной.

Прошло несколько часов, я пришла в себя от вспышки изобретательности и увидела манекен за собой. Он был похож на тот, который я использовала у госпожи Петрен, и когда я присмотрелась, я поняла, что это был он. Он был с щербинкой на подставке, где упали ножницы и повредили дерево. Я узнала бы его всюду.

Я радостно улыбнулась.

— Спасибо, Биргабог! — сказала я пустому воздуху. Госпожа Петрен будет в ужасе из-за пропажи одного из ее манекенов, но у нее были другие. Она справится.

Я шагнула подобрать красивую ткань и замерла, посмотрела на пальцы в меле.

— Не пойдет, — я поспешила в купальню, чтобы вымыть руки. Когда я вернулась, Элли подвинула булавки и ножницы, чтобы на столе было место для тарелки с едой. — О, нет, у меня нет времени на еду!

Нимфа кисло посмотрела на меня. Я закрыла рот и послушно села, куда она указывала.

Пока Элли передавала в мои руки хлеб, сыр и кусочки мяса, я рассеянно жевала и глотала их. Я посмотрела на рисунки мелом на стене, на ткань на кровати. Я едва ощущала вкусы, и как только Элли отошла, пропуская меня, я вскочила и побежала к стене, чтобы исправить наброски, зачеркнуть агрессивно и решительно другие. Только потом я подвинула манекен к окну, взяла ткань и стала экспериментировать.

Я улыбнулась.

День прошел. Свет солнца подвинулся, падал цветными пятнами на стену, а не на пол. Свет стал угасать, и я стала робко резать ткань. Было ужасно смотреть, как лезвия рассекают ткань. Но я надеялась… верила, что все делала правильно. Наконец-то.

Я утомленно опустила ножницы и потерла уставшее лицо. На манекене была закреплена ткань. Незнающему взгляду показалось бы, что выглядело это хаотично. Но образ уже был намечен.

Элли подошла и встала за мной, склонила голову в одну сторону, в другую, пока она смотрела на мою работу.

— Что думаешь? — спросила я, встала и потянулась.

Она что-то чирикнула и махнула на рисунки, а потом на свое зеленое платье. Я угадала, о чем она щебетала.

— Я знала, что делала с тем платьем и другими, — сказала я. — Я уже использовала те ткани, или похожие ткани. Потому с ними было не так долго. Но эта ткань новая, и я… хочу, чтобы все было правильно, — я пожала плечами и размяла шею. — И спешить некуда.

Слова вылетели изо рта, и я пожалела. Вес опустился на сердце. Улыбка на лице растаяла. Я позволила Элли взять меня за руку, чтобы увести меня по коридору во двор, где меня ждала еда. Гоблины подали еду и танцевали для развлечения, но я едва замечала их. Я ела, и еда была на вкус как пыль во рту, было сложно глотать.

Что я делала? Что? Прошел день, и я не подумала о доме. Ни разу. Я не думала о Бриэль, не задалась вопросом, не была ли она в Шепчущем лесу, забыв о своей безопасности. Я отпустила разум, погналась за образами в воображении, затерялась в своем маленьком мире.

Гнев горел в моей груди. Я вернулась в свою комнату и встала, глядя на красивую ткань на манекене несколько долгих минут, сердце гремело в ушах. Нужно было взять ножницы, разрезать ткань на кусочки и разбросать по комнате. Пальцы дрогнули в сторону стола, и разум подгонял меня: «Давай! Сделай это!».

Но мое сердце сжалось с болью. Я сжала пальцы, ногти вонзились в ладони.

А потом я сжала манекен, подтащила к стене, ближе к окну. Я накрыла манекен тяжелой шторой, скрывая его от виду. После этого я прошла к своему креслу, поправила его, чтобы не видеть силуэт среди штор, и села, выпрямив спину, сцепив ладони на коленях.

Я вызвала лунный огонь, но крохотный. Вскоре он стал тускнеть, и тени в комнате стали глубже.

Дверь открылась. Лорд Димарис прошел внутрь и подошел к камину.

— Миледи.

Я не ответила. Я махнула рукой на кресло напротив своего и снова сцепила ладони на коленях. Мой жених из тени замер на три вдоха. А потом сел. Я ощущала его взгляд на своей щеке, но он не нарушал молчание.

Мои губы пересохли. Я быстро облизнула их и повернулась к тени.

— Я задам вопрос. И я хочу, чтобы ты честно ответил.

— Отвечу, — он добавил после паузы. — Если смогу.

Я стиснула зубы, вдохнула носом.

— Эролас, — сказала я.

Напряжение в воздухе между нами было искрой, двигалось от меня к нему и обратно от его имени. Ощущение было странным, непохожим ни на что из моего опыта. Но оно было сильным.

— Эролас, — сказала я, — почему ты прислал мне ту ткань?

— Тебе не нравится?

— Ответь на мой вопрос.

Повисло молчание. Тишина… и та связь. Напряжение в воздухе. Я приготовилась, а потом потянулась к этому ощущению. Я не могла объяснить, откуда знала, как это делать. Но я сделала. Я ощущала себя как ребенок, обнаруживший ладони, научившийся шевелить пальцами, сжимать и держаться.

Наконец, тень заговорила:

— Я… хотел дать тебе то, что тебе понравится, — слова были осторожными, звучали почти с неохотой. — Другие подарки… были выбраны не очень хорошо. Украшения я выбирал сам из обширной коллекции матери. Илилили говорит, они теперь на дне твоего сундука. Платья, которые, как мне сказали, были лучшими примерами человеческой моды, ты не надевала, а порезала, чтобы создать новые наряды для нимф и гоблинов. Сначала я подумал, что ты уничтожала их назло мне, но… — он притих, словно собирался с мыслями. — Теперь я понимаю, что тебя радует создание красоты, а не сами красивые вещи. Твоя радость в твоей магии. И я подумал дать тебе нечто невероятно красивое, чтобы ты создала нечто еще красивее со своими навыками.

Мое сердце билось быстрее, чем раньше. Было что-то еще, что он не говорил. Я сжала связь между нами и потянула.

— Продолжай, Эролас.

Он кашлянул.

— Ткань, которую я тебе дал — шелк из лепестков орнталаса — создана фейри. Люди еще не раскрыли тайну плетения цветов в нить. Я думал… может, это было глупо, но я думал, если дам тебе то, что тебе понравится, но чего нет в твоем мире, то, может, тебе хоть немного понравится проводить время здесь. В Орикане.

Я смотрела на тень. Его слова звенели в моих ушах. Я ощущала правду его слов, вырванную с его губ силой его имени. Хмурясь, я опустила голову. Обида горела во мне, потому что…

Это сработало. Его игра. Я провела день, увлеченная созданием, мой пыл в работе проглотил все другие мысли и чувства. Я еще никогда не отдавалась творчеству так, как сегодня. Да, я была рада и раньше. И ощущала интерес и удовольствие от того, как мои идеи оживали.

Но сегодня было куда больше. Я была поглощена восторгом, возможностями, которые мне открылись. И опьянена роскошью времени на эти возможности. Каждая мысль была захвачена новыми идеями для ткани, экспериментами с поразительной тканью. Я развивала свое ограниченное понимание, чтобы принять новые грани вдохновения. Я почти не прерывалась на еду и воду, мне не нравилось, когда меня оттаскивали от радости изобретения.

Если честно… если быть ужасно честной… я едва могла дождаться наступления завтра. Чтобы солнце взошло, и я вытащила манекен из-за шторы и продолжила узнавать, куда меня приведут возможности.

Дома не было времени на такие чувства.

Слезы наполнили мои глаза. Как я могла позволять себе так думать? Бриэль была дома. Да, жизнь была тяжелой, борьбой каждый день за выживание. Но Бриэль была там, и я должна была находиться там.

— Ты обманул меня, — сказала я.

— Это не было моей…

— Ты обманом сделал меня счастливой, — я сжала кулаки с силой. — Я не поведусь на это. Нет.

— Пожалуйста, Валера.

И в воздухе появилась мерцающая сила, ощущение напоминало жар. Я охнула и подняла голову, глядя на тени напротив меня. Я забыла, что связь была обоюдной.

— Прошу, поверь мне. Я не хотел манипулировать с помощью этого подарка. Я… знаю, что ситуация сложная для тебя.

Он заерзал в кресле, и в тусклом сиянии огня я видела, как он опустил голову в ладони, уперев локти в колени. Когда он заговорил, его голос стал ниже, сдавленный от эмоции, которую я не могла назвать:

— Я так увлекся своими нуждами, что не учел, как это ощущается для тебя. Тебя забрали с порога твоего отца, как полевой цветок, попавший в руку глупого ребенка. Я думал, что понимал, как работают люди. Пара подарков, красивые украшения, милые платья, горсть золота… — он вдохнул и медленно выдохнул. — Все, что я думал, что знал о людях, неправильное. По крайней мере, с тобой.

Я молчала. Я смотрела на свои ладони, бледные в свете голубого огня. Пульс гремел в висках, но я пыталась успокоиться, обдумать его слова с его стороны. Они были честными. Я ощущала, как оковы его имени мешали ему врать мне.

Я могла выбрать. И от этого было не по себе. Я могла выбрать видеть в подарке манипуляцию, попытку успокоить меня, сделать меня послушной. Или я могла видеть в этом попытку сделать мою сложную ситуацию не такой ужасной. Пролить каплю света во тьме.

Я открыла рот. Замерла. Почти проглотила слова. Но зачем было скрывать их?

— Если хочешь сделать меня счастливой, ты отпустишь меня.

— Я знаю.

— Но ты держишь меня тут.

— Я должен. Это только на…

— Год и день, — я закончила за него. Закрыв глаза, я вдохнула и тихо и осторожно выдохнула, считая до десяти. — Ткань красивая, — сказала я, наконец.

Связь между нами, невидимое нечто, что я не могла назвать, задрожала быстрее.

— Тебе нравится?

— Да. Очень.

— Я рад.

И он был рад. Я ощущала его радость как сияние во тьме вокруг него. Моя радость дарила ему такую радость, какую я не считала возможной.

Это пугало.

Я отпрянула от связи, от силы его имени. Я не могла даже сказать, как делала это. Это была некая магия, а я не была волшебницей. В один миг я ощущала горящую нить, натянутую в пространстве между нами, в следующий миг ощущение пропало. Хотя я знала, что нить еще существовала. Она всегда будет, ведь я знала его имя.

Это не означало, что я должна была ощущать это.

Я сглотнула, горло сдавило.

— Спокойной ночи, милорд, — резко сказала я.

Он встал, словно в ответ на приказ. Я услышала тихий звук, он начал говорить, но остановил себя.

— Спокойной ночи, миледи, — сказал он.

Он вышел из комнаты, больше ничего не добавив.

































16


Я два дня работала над платьем. Я шила, поправляла, драпировала, соединяла булавками, и медленно идеи из моей головы воплощались в реальность.

Когда страх остановил мою ладонь, я вытащила платье из сундука, порезала на кусочки и использовала большие куски ткани, чтобы сделать наброски, увидеть, были ли идеи, ведущие меня дико по дороге вдохновения, реальными. Но эти наброски дразнили меня, потому что, хоть они сработали, они были созданиями из обычного шелка или сатина, а не ткани из лепестков. Я не знала, как все получится, нужно было рисковать.

Но в один вечер все рухнуло.

Я часами была за работой, плела вдоль талии розового платья — крохотные косички, которых были десятки, удерживались серебряными булавками. Я была так близко к работе, и видение в голове было четким, идеальным, и я не отходила проверить прогресс, пока не обошла всю талию. Только потом, моргая и с болью в плечах, я отодвинулась на коленях.

Я нахмурилась.

Я подвинулась чуть дальше. Встала. Повернула голову в сторону.

О, боги свыше. Все было неправильно. Все неправильно.

Той ночью я не могла есть. Элли попыталась увести меня в банкетный зал для ужина, но я прогнала ее с рычанием и взмахом руки. Я забралась с ногами в кресло, скрестила руки на спинке и опустила подбородок на локти, глядя на платье. Ужасная мерзость с гадкими косичками и мерзким силуэтом, и… О, как я ненавидела его.

Я уткнулась лицом в руки, вжалась в кресло, прижала колени к груди. От усталости болели конечности, пульсировали виски. Я слишком много времени провела над этим проектом последние три дня. Это было странно. Но как я могла теперь оставить это? Платье должно было стать чудесным, утонченным! Я ощущала это, ощущала силуэт пальцами.

Только я все испортила проклятыми косичками.

Я задремала, не спала, но и не бодрствовала. Онемела, презирала себя, злилась так, как еще не злилась. Ближе всего было чувство два года назад, когда госпожа Петрен дала мне шанс придумать бальное платье по последней моде с объемными рукавами. Во время работы вдохновение увело меня к новому силуэту, который не вязался толком с основными линиями платья, нежной мерцающей тканью и серебряной вышивкой на подоле. Как я хотела создать картинку, которая была манящей и четкой в голове!

Но у меня был приказ. Леди хотела объемные рукава, она их и получила. Я подавила картинку, почти задушила ее, заставила себя работать, как мне было сказано. Творчество не приветствовалось на работе у госпожи Петрен.

Это чувство было похожим… беспомощное и ужасное раздражение. Только было хуже в десять… нет, в сто раз! В этот раз меня не сдерживали правила госпожи Петрен или нынешняя мода, как и желания клиента. Ограничением для достижения цели была… я.

Дверь открылась.

Я вздрогнула, но не села прямо. Я не поняла даже, как темно стало в комнате! Теперь я слушала знакомый шорох тяжелой мантии, тянущейся по полу, мой невидимый жених вошел. Он тихо закрыл дверь и подошел ко мне.

— Миледи, — сказал он.

Я хмыкнула и махнула рукой, все еще прижимая голову к коленям. Я повернула ее в сторону, глядя на лунный огонь.

— Милорд, — пробормотала я.

Он замер. Я ощущала на себе его взгляд, почти ощущала тревогу в не озвученном вопросе. Я услышала, как он вдохнул, несколько раз начинал разговор, а потом выбрал безопасное:

— Как прошла твоя работа сегодня?

Я зарычала. Звук был звериным, и это меня удивило. Я звучала почти как мой отец в приступе гнева. От этой мысли я скривилась, но мой язык заговорил раньше, чем я себя остановила:

— Это безнадежно! Безнадежно и глупо, и я ненавижу это. Я сдаюсь!

Слова звенели эхом в молчании лорда Димариса. О, я точно звучала как избалованный ребенок! Леди не вела себя так. Я тряхнула головой, зажмурилась, попыталась заставить себя сесть должным образом, опустить колени, опустить ступни на пол, поправить юбки, сцепить ладони на коленях, извиниться за невежливые слова.

Но зачем? Я стиснула зубы. Мне было все равно, что мой похититель думал обо мне. Верно? Конечно. Я сжала руками колени, пока сердце колотилось об ребра.

Ткань зашуршала снова. Лорд Димарис прошел за моим креслом в комнату. Он собирался посмотреть на платье. О, почему я не порвала его на кусочки раньше, чем он пришел? Но я долго работала над ним, и хоть работа была неправильной, и я презирала ее вид, от мысли, что я порву платье… нет. Я не могла это вынести.

Я ждала с болью. Он озвучит мнение. Я знала. Может, все было не так плохо, как я думала? Я знала, что было плохо, но, может… не настолько?

Лорд Димарис кашлянул.

— Думаю, выглядит довольно мило.

Что-то во мне лопнуло.

Я вскочила, подвинув колени под собой, чтобы смотреть поверх спинки кресла во тьму в том углу комнаты. Я могла различить силуэт своего «жениха», стоящего там, и я бросила слова в него как ножи:

— В этом и проблема. Довольно мило. Но та ткань не должна была стать чем-то просто милым. Она должна быть особенной. Идеальным платьем. Усладой для глаз, радостью для всех чувств. Но оно просто… такое, — я яростно махнула одной рукой. — Довольно милое. Лучше бы оно было мерзким! Тогда у него был бы смысл существовать.

Он повернулся ко мне. Я его не видела, конечно, но снова ощущала пристальный взгляд на своем лице. Жар гнева в моих венах привел к пылающему румянцу на моих щеках. Я еще никогда не устраивала такой истерики! Даже от страха и гнева в ночь похищения. И все это… из-за платья?

Он точно считал меня глупой!

Я юркнула за кресло, плюхнулась с ногами перед собой. Я слышала, как он подошел и поправил мою юбку. Я даже запустила пальцы в спутанные волосы, хотя толку не было. Щеки запылали сильнее. Я сорвалась, показала ту свою сторону, о которой даже не знала. Я ощущала себя уязвимой. Сколько я была как-то открыта.

Я сглотнула и попыталась медленно вдохнуть, успокоить колотящееся сердце. Но не могла.

Он вернулся в свое кресло за светом лунного огня. Я взглянула в его сторону, но не могла остановиться взглядом на его фигуре из тени. Я слышала, как он сел, тихо вздохнул.

А потом его голос загудел во тьме:

— Может, я могу помочь. Что тебе нужно, чтобы сделать платье особенным?

Хоть я решила взять себя в руки, это решение рассыпалось под весом его вопроса. Я застонала и прикрыла лицо руками, потянула за кожу под глазами.

— Не знаю, — застонала я. — Не знаю, не знаю. В этом и проблема, да? И… хуже то, что это даже не правда! — слова полились из моей души, словно дамбу пробило, и их ничто не сдерживало. — Это будто… я знаю. Да. Это в моей голове, понимание, что нужно платью, но… — я сжала волосы у висков и потянула. — Я не могу дотянуться. Есть картинка и понимание, но… вне моей досягаемости.

Как я звучала для него? Как безумная, точно. Но я не знала, как лучше объяснить это смятение, эту боль.

— Это сводит меня с ума, — прошептала я.

Вжавшись в кресло, я перестала переживать о позе и поведении. Подушечка для булавок, которая упала в угол кресла, неприятно впилась в мое бедро. Я вытащила ее и бросила в лунный огонь. Она попала, но не загорелась. Голубой огонь лизал ее, но не вредил, а сиял на серебряных булавках.

— Лучше бы я не видела эту проклятую ткань, — буркнула я.

Стоило словам вылететь, и я поняла, какими громкими они были в тишине. Стыд быстро впился в мою совесть. Ткань была его подарком мне. И чудесным подарком. Он выбрал подарок, чтобы порадовать меня… и это почти пугало меня. Любой с умом был бы рад богатому подарку, но редкие узнали бы истинную ценность, как я.

И я все это бросила ему в лицо с неблагодарностью.

Мой рот приоткрылся. Я собиралась извиниться? Все, что я могла сказать, звучало глупо в голове, и я не могла заставить себя произнести это. Я закрыла рот, поджала губы.

Вдруг я ощутила… нечто. Напряжение в воздухе, которого не было миг назад. Оно ощущалось как… Я резко подняла голову, посмотрела поверх рабочего стола на кресло, где сидела тень вне круга света.

— Ты смеешься надо мной?

— Ни за что! — его голос дрогнул, стал хриплым и низким, но напряжение выдавало его веселье. — Я вижу, что ты остро ощущаешь это. Я не стал бы смеяться над такой болью.

— Угу, — я закатила глаза и беспомощно всплеснула руками. — Ладно, знаю, я звучу глупо. Это просто платье! Но… ты не знаешь, как больно быть так близко к чему-то идеальному, красивому. Быть почти там, но…

Я быстро стиснула зубы, пока не выругалась. Я уже достаточно опозорилась для одной ночи, я не буду добавлять в этот позор еще и нелицеприятные выражения. Я сжала кулак и ударила по подлокотнику.

— Я не могу объяснить, — я вздохнула. — Просто… не могу.

— Оно красивое.

Смех пропал. Его голос гудел, словно самая низкая нота струнного инструмента. Голос мерцал силой, и она дрожала во мне странно, это на миг потрясло меня.

Но я тряхнула головой и недовольно посмотрела на него.

— Не пытайся изменить свои слова. Довольно милое. Так ты сказал. Но это не означает красивое. Меня так не утешить!

Он рассмеялся снова, но музыкальный гул звучал в его голосе. Он послал дрожь по моей спине, но ощущение не было неприятным. Наоборот. Я вжалась в кресло, желая скрыться в подушках от его взгляда. Я услышала, как он подвинулся в своем кресле, ощутила, как он склонился ко мне.

— Я не это имел в виду, — сказал он. — Платье… не мне судить о таком. Я не умею отличать разницу между милым и изысканным. Но я знаю многое о магии и, прости за такое слово, пыле.

Я моргнула. Мне нужно было что-то сказать? Но что?

— Я… кхм…

Он продолжил:

— Я ощущаю пыл в твоем духе! Такое я еще не видел. Фейри, как ты знаешь, не умеют творить. Наши создания — только иллюзии. Даже наши самые чудесные замки, сохранившие роскошь за века, построены другими. Мы можем только заявлять, что они принадлежат нам. Пыл настоящего творца — это восхитительное зрелище! Пыл исходит от духа, яркий, как сама квинсатра, окружает тебя ореолом. Аура чистой силы. Это… ты… ослепительная.

Ослепительная?

Мой рот раскрылся. Я была ошеломлена, глупа.

Ослепительная?

Я никогда в жизни не была такой, и я хорошо это знала. Я редко выходила гулять с компанией, а когда делала это, оставалась в тени у стен, пока другие яркие девушки привлекали к себе внимание. У меня не было опыта общения, да и испытала я в жизни так мало, что не смогла развить множество интересов или мнений. Я не была ослепительной… Это была шутка.

Я села прямее, бессмысленно провела ладонью по волосам.

— Теперь ты шутишь.

— Нет! — выпалила тень, напряжение в голосе было почти болезненным. Смех пропал из его голоса. Я смотрела на него. Мне показалось, или он протянул ко мне руку, но передумал и убрал ее от света лунного огня?

— Валера, — сказал он.

Мое сердце забилось быстрее от моего имени, произнесенного им. Я вряд ли смогу привыкнуть к этому ощущению, к нити между нами. Мое дыхание дрогнуло.

— Валера, если бы ты могла отдаться своему пылу, если бы не было оков и тревог, что бы ты сделала?

Никто еще не спрашивал меня о таком. Какая разница, что я сделала бы? Я делала, что могла, и все. И у меня не было времени мечтать.

Я подняла голову и прищурилась.

— Я бы вернулась к Бриэль, — хоть слова были твердыми, они звучали пусто. Но это не могло быть правильно! Я хотела воссоединиться с сестрой. Верно?

Лорд Димарис покачал головой, тяжелая тень медленно двигалась.

— Я не об этом спросил.

Я ощущала вес его вопроса. Этот вопрос много лет задевал мое сердце, но я всегда прогоняла его, отказывалась обдумывать.

Что я буду делать в мире, где у меня нет ответственности? В мире, где я могла выбрать свой путь, то, что мне нравилось. В мире, где я была по-настоящему свободной.

— Я бы… — я утихла, боясь ответа, который поднимался по горлу к кончику языка. Вместо этого я ответила тем, что звучало хорошо, но раскрывало мало. — Я бы стала учиться, стала бы настоящей швеей. А потом открыла бы мастерскую.

— И это… — он помедлил, словно подбирал осторожно слова. — Это обрадовало бы тебя?

Я пожала плечами.

— Это обеспечило бы нам жизнь.

Он выдохнул слово, которое я не понимала. Но я понимала раздражение в его голосе, от которого мурашки побежали по коже.

— Но что тебя обрадует? — спросил он. — Чего ты на самом деле хочешь, Валера?

Вот. Он снова использовал мое имя, потянул нечестно за нить между нами. Потянув меня к себе, потянув мое сердце, мою душу.

Зачем он делал это? Почему так сильно пытался… понять меня? Это не было важно! Ему нужна была невеста на год и день. Любой, кто был готов посидеть тут этот срок, подходя под заданные им параметры. Не было причины лезть глубже.

Не было повода снимать слои защиты, которые я собрала вокруг себя за годы.

Но когда он произнес мое имя, я… не сдержалась. Моя защита слабела. Я ощущала глубины своей уязвимости. Это меня пугало. И все же…

Я не могла отрицать, что ощущение было приятным.

— Если… — я замолкла и сглотнула, смочив сухое горло. — Если бы был мир, где я могла принимать такие решения сама… если бы это было возможно… то я днями изучала бы возможности, как начала с этим платьем. Я бы… в этом воображаемом мире… у меня был бы безграничный запас прекрасных тканей и нитей, бесконечное время, чтобы делать с ними то, что я захочу. Я бы создавала произведения искусства для всяких людей: милых, простых, даже уродливых. Пока мои клиенты доверяли моему вкусу, я бы наряжала их чудесно, раскрывая то, что подчеркнет их истинную красоту.

Это было опасно. Я никогда не давала мыслям такую свободу. Куда они могли меня привести? Только к недовольству. Разочарованию. Даже отчаянию.

Но теперь я начала и не могла остановиться.

— Если бы у меня была свобода, я бы раскрыла возможности, которые другие еще и не начали искать. Увидела бы, где мода настоящего и идеи прошлого могут пересечься, стать чем-то новым, чем-то… необычным. И я бы не позволила узору или веяниям моды диктовать правду, ведь наряд должен быть индивидуальным. Я бы показала, как все должно быть в этом деле.

Я видела все те картинки, которые плясали в моем воображении годами, страдающие от жестокой реальности ежедневного существования. О, я должна была знать, что нельзя было поддаваться такому!

Вдруг я заметила движение. Лунный огонь стал низким в камине, бросал тусклое сияние. Лорд Димарис воспользовался тьмой, потянулся между нами. Я ощутила его протянутую руку, хоть и не видела ее. Она замерла в воздухе передо мной, и я смотрела туда, где рука должна была находиться.

— Валера, — сказал он.

Я пыталась дышать, но не помнила, как.

— Валера, если бы я мог сейчас исполнить одно желание, я пожелал бы исполнить твою мечту. Если бы я был свободен, без оков, я бы посмотрел, как раскроется твоя магия. Увидел бы ее сияние. Вряд ли может быть зрелище красивее этого.

Сердце ныло в груди. Оно хотело ответить на зов, который слышало, когда он произносил мое имя. Оно хотело дотянуться сквозь тьму через ту нить связи… узнать. Что будет, если использовать ту связь полностью.

Я хотела взять его за руку.

Нет, этого не могло быть. Я не могла так думать.

Но думала. Желание было сильным. Я не могла игнорировать это. Я хотела взять его за руку, ощутить его пальцы, переплетенные с моими.

Я едва знала его. Безликий фейри похитил меня. Держал меня в плену.

Но он за короткий срок узнал обо мне — настоящей мне — больше, чем даже я о себе знала. Он видел меня в худшие моменты — злую, грубую, отчаявшуюся и капризную, это леди должны были подавлять, скрывать от взглядов окружающих. Он видел меня без маски.

И он считал меня… Красивой?

Это не было настоящим. Не могло быть. Это была уловка.

Почему я не могла поверить, что это была уловка?

Почему так хотелось протянуть руку в пустоту между нами и опустить на его ладонь?

Было бы так просто поддаться…

Я вжалась в кресло, сунула ладони под руки. Я с усилием отвела взгляд от теней, где он сидел, и смотрела на остатки огня. Моя несгоревшая подушечка для булавок будто дразнила меня, булавки сверкали, как укоризненные взгляды.

Лорд Димарис тоже отодвинулся в свое кресло. Воздух между нами стал легче, и нить перестала так сжимать мое сердце.

Я вдруг охнула.

— Что такое? — спросил лорд Димарис.

— Я… ничего. Просто… — я облизнула губы и слабо улыбнулась. — Думаю, я поняла, что не так с платьем. Думаю, я… — я склонилась в кресле, оглянулась на темный угол, где стоял манекен. Было слишком темно, чтобы видеть его, и я не смогу работать до утра. Но вес медленно таял на моей душе, новая идея становилась четче. Вдохновение снова потекло во мне.

— Я рад, — голос моего жениха привлек мой взгляд к нему. Он снова звучал искренне. Как всегда. Это и делало его пугающим. — Твою магию нельзя долго подавлять.

Я покачала головой, глядя на него.

— Я уже говорила. У меня нет магии.

— Как скажешь.

Он встал, и я услышала шуршание его мантии, он низко поклонился мне.

— Я оставлю тебя. Ты точно хочешь обдумать новые идеи в спокойствии. Хорошей ночи, миледи.

Я встала. Хоть ощущалось глупо переживать из-за такой формальности после ужасного поведения, которое я показала, я быстро сделала реверанс.

— Спасибо, милорд. Спокойной ночи.

Когда он ушел, я отклонилась в кресле. Я очень устала. Я не понимала, как утомляла злость, пока она не пропала! Я хотела думать о платье, составить новый план, как починить его. Но…

Я думала о том голосе. О том гуле. О том сильном тембре, от которого сердце колотилось, а кожу покалывало от ощущений, которые я опасалась называть своими.

«Ты… ослепительная».

Я открыла широко глаза и смотрела во тьму перед собой. Казалось, я могла увидеть силуэт протянутой руки.

Что было бы, если бы мне хватило смелости сжать его ладонь?



































17


Я несколько дней работала над новым платьем. Несколько раз я почти теряла веру, что смогу создать идеи из своей головы. Несколько раз распускала швы, боясь, что ткань будет испорчена, веря, что я все погубила. Несколько раз я была готова бросить манекен в окно в гневе.

Но эти эмоции — глубокие и ужасные — были частью огромной радости. А радости было много, такую я до этого ощущала лишь короткие мгновения.

Дни пролетали, и я училась открывать сердце этому чувству. Не бояться его.

Лорд Димарис приходил по ночам. Он спрашивал, как прошел день, как шла моя работа. После нашей последней встречи я осторожно отвечала. Его не могли интересовать сложности выкроек, швов и драпировки, это было важным для меня, но было ужасно скучным для того, кто не знал мое ремесло! Но когда мои ответы были короткими, он просил детали, объяснить больше. Он понемногу вытягивал из меня слова, и несколько раз я срывалась, меня захватывало объяснение своей работы в деталях, хоть ему вряд ли нравилось. А потом я понимала, что делала, краснела и быстро замолкала.

А он говорил:

— Продолжай. Что насчет того и этого?

И я снова говорила, меня увлекал энтузиазм к моему ремеслу.

Порой я задумывалась, почему он слушал так внимательно? Почему он возвращался каждую ночь, чтобы услышать больше того, что точно не было ему интересным? Я не была интересной, это я знала. Я не могла быть успешной на вечерах леди Леокан. Я была слишком робкой. И слишком одержимой своим маленьким миром иголки и нити. Но внимание лорда Димариса не пропадало.

Если бы я не знала лучше, я бы описала его… как увлеченного.

Но нет. В ночи после того, как он уходил, я лежала одиноко в кровати, потирала мозолистые пальцы и приводила мысли в порядок. Он не был увлечен. Ни капли! Он нуждался во мне, и ему выгодно было, когда я была счастливой и послушной. Это было правдой, и мне нельзя было забывать это. Даже если… даже если я хотела.

Я вздохнула и повернулась, уткнулась в подушку. Я не буду думать о лорде Димарисе. Нет. Я заставила себя думать о доме. Дом с Бриэль. Холодный дом, который мы не сможем обеспечивать, медленно замерзая и голодая. Дом, где каждый день мы боялись, что столкнемся с отцом на лестнице или на пороге. Дом, где моя жизнь была из мучений швеи, отчаяния, страха и одиночества.

Когда я вернусь в свою жизнь — когда мой плен закончится, и я вернусь на свое место — все вдохновение, вся радость, которым я дала свободу, вернутся под контроль. Будут подчинены. Настоящий мир был слишком тяжелым для того, чтобы мечтать. И радоваться.

Но в том мире была Бриэль. Это было важнее.

Сон окутал меня, и, несмотря на серьезные мысли, я встала на рассвете бодрой, готовой к работе. Я не могла ничего поделать. Может, эта радость была временно, но она могла быть единственной в моей жизни. И я старалась познать ее. Потому я отмеряла, закрепляла, подгибала, обрезала, подшивала, и платье медленно расцветало на моих глазах, словно роза раскрывала лепестки.

ТЕЛЕГРАМ

Бот для удобного поиска книг (если не нашлось на сайте)

Поиск книг

Свежие любовные романы в удобных форматах

Любовные романы

Канал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками

Книжный Вестник
ВКОНТАКТЕ

Цитаты, афоризмы, стихи, книжные подборки, обсуждения и многое другое

Книжный Вестник
БИБЛИОТЕКИ

Большая библиотека с любыми жанрами и авторами

Большая Библиотека

Библиотека с фантастикой и фэнтези, а также смежных жанров

Фантастика

Самые популярные книги в формате фб2

Топ фб2 книги