Ночь проходит как в бреду: я постоянно просыпаюсь, проверяю свой телефон, а потом пытаюсь уснуть снова. Утром мне не хочется выходить из комнаты. Я знаю точно, что после откровенного разговора по душам наши отношения с Владом уже не останутся прежними. Тяжело принять то, что он не получал мои письма и считал, будто бы я позабыла о нём, но это часть нашего прошлого, от которой уже никуда не деться — нужно просто продолжать жить дальше. И я не вижу будущего у наших отношений. Мне кажется, что у нас точно не выйдет ничего хорошего.
Он не узнал меня…
Не принял меня такой, какая я стала…
Не полюбил меня…
И я не сомневалась, что сейчас он попытается доказать мне обратное, потому что до сих пор влюблён в тот образ жертвы, которую ему удалось спасти. Наверное, каждому парню приятно быть рыцарем. Влад, скорее всего, никогда не был влюблён в меня: ему просто нравилось то, что моя близость превращала его в рыцаря, вот и всё. Он спас принцессу, оберегал её от злопыхателей, и ему нравилось это ощущение. Вряд ли даже тогда я интересовала его… Хотя… Теперь уже можно было надумать, что угодно. Я никогда не узнаю, что именно испытывал ко мне Влад, если не решу довериться ему, а как я могу довериться после всего, что было? После той девушки, которую он прижимал к себе? После всех обидных слов, которые я выслушивала от него в свой адрес?
Стук в дверь заставляет меня вздрогнуть.
Влад…
Притвориться, что я сплю или позволить ему войти?
Бегать от него постоянно я всё равно не смогу. Так или иначе, нам с ним придётся существовать какое-то время под одной крышей. Я поправляю майку от пижамы и резинку от штанов, негромко покашливаю и позволяю ему войти.
— Доброе утро! Прекрасно выглядишь! — переминается с одной ноги на другую Влад.
А я прекрасно понимаю, что он пришёл совсем не для того, чтобы обсудить мой внешний вид спросонья.
— Доброе! Спасибо… Если ты пришёл, чтобы поговорить о вчерашнем…
— Нет! — резко перебивает меня Влад и потирает виски. Видно, что ему тяжело собраться с мыслями, поэтому я замолкаю. Решаю не перебивать его, позволить самому сказать всё, что захотел, а потом уже буду думать над ответом… — Настя, мне звонил отец, и у меня дурные новости… Он не хотел сообщать тебе это по телефону, поэтому попросил меня сделать это. Твоего отца утром нашли мёртвым в кабинете. Врачи говорят, что он выпил какой-то яд, скорее всего, когда понял, что дело запахло жареным, и ему грозит большой срок. Сегодня полиция должна была повязать его, его подельников, но что-то пошло не так. Возможно, это всё спровоцировал человек, на которого он работал…
Я лишь киваю…
Огорчила ли меня мысль о том, что монстра, который продал меня, больше нет в живых? Я вспомнила, как ползала перед ним на коленях и просила помочь мне спасти мамочку, а он довольно улыбался и делал вид, что мои слова и слёзы ничего для него не значат.
Нет…
Я не жалела его…
У каждого своя жизнь, своя судьба, и только нам решать, какой она будет. Он выбрал свой путь… А у человека, сделавшего людям столько плохого, только один исход. Я знала, что отец был ужасным человеком, что он часто подставлял невинных… И я не могла жалеть его. Мне не хотелось оплакивать его и с лицемерием говорить, что я переживаю. Грустно, конечно, когда люди умирают, но мы не властны над смертью… Пока люди не нашли способ обрести бессмертие, и оно даже хорошо, наверное, ведь сколько монстров тогда стало бы жить вечно?..
— Ты в порядке?
Влад присаживается рядом и берёт меня за руку. От его прикосновения толпа мурашек разбегается в разные стороны, а я хватаю ртом воздух и киваю.
— Я не огорчилась, если ты об этом… — сухо отвечаю я и вытаскиваю руку, не позволяя Владу долго прикасаться ко мне.
— Отец попросил, чтобы ты позвонила ему, как только придёшь в себя.
Я беру телефон и набираю номер Романа Николаевича. Ждать долго не приходится, и уже скоро я слышу его голос, наполненный заботой.
— Настя… Я бы сказал тебе, что соболезную, но не стану врать… Я ничуть не жалею о том, что Светлова не стало, пусть говорить о покойных плохо и нельзя…
— Доброе утро! Не стоит говорить все эти слова. Я в порядке. Как мама?
— Твоя мама нормально себя чувствует. Я вернулся в особняк… Моего заместителя, как и того, кто руководил твоим отцом, повязали… Срок им теперь светит немаленький, и я уверен, что они не смогут откупиться. Теперь уже их не смогут спасти никакие деньги. Вы можете вернуться домой. Больше твоей безопасности ничего не угрожает. Есть ещё кое-что…
Я внимательно слушаю, а Роман Николаевич прочищает горло и продолжает.
— Ты единственная наследница Светлова, Настя, и тебе придётся взять бразды правления его компанией в свои руки…
— Мне ничего от него не нужно, — резко отвечаю я и мотаю головой.
К чему мне фирма, которую отец выстроил на крови? Он не хотел бы, чтобы мне достались его деньги… Уверена, что он даже завещание составил, и в него вряд ли вошла его дочь… Дочь, которую он ненавидел всем своим сердцем, презирал непонятно за что. Впрочем, даже если он не позаботился об этом, я не желала становиться владелицей его имущества.
В любом случае, для начала тебе следует остыть и вернуться в город. Твоя мама места себе не находит. Я успокаиваю её, как могу, но она переживает за тебя… А о наследстве у тебя ещё будет время подумать, если, конечно, ты захочешь это сделать…
— Хорошо. Спасибо. Думаю, что мы уже скоро приедем… — отвечаю я.
Роман Николаевич всё-таки говорит, что ему жаль, что всё получилось именно так, а не иначе, а я ничего не отвечаю ему, отключаю телефон и смотрю на Влада:
— Ты слышал, что сказал твой отец — мы должны вернуться в город…
Он кивает и не решается заговорить со мной, потому что любые разговоры в этой ситуации будут лишними… Всё случилось так, как должно было.
Весь путь до города Влад молчит, внимательно наблюдая за дорогой, и я благодарна ему за то, что не пытается жалеть меня или говорить о прошлом, которое прошло, оставив в наших душах неизгладимый след. Мне хочется отдохнуть от мыслей, которые то и дело загораются в голове яркой лампочкой и начинают перебивать одна другую.
В особняке Романа Николаевича мама сразу обнимает меня и принимается говорить, что мы справимся со всем, но я даже не сомневалась, что именно так всё и будет. Теперь всё будет хорошо, и мы со всем справимся… И мне не нужны деньги отца, пусть мама мягко пытается убедить меня в обратном.
Сев за стол, где стоят мамины фирменные булочки и горячий ароматный чай, я тут же набрасываюсь на еду, потому что вчера так и не успела поужинать, а желудок начинает урчать как трактор, от стоящих на кухне ароматов.
Роман Николаевич улыбается, а потом внимательно смотрит на своего сына. Он медленно делает глоток чая и тяжело вздыхает, и я понимаю, что сейчас нам всем предстоит непростой разговор. Кожу покалывают мурашки, но я решаю увлечь себя такой вкусной и пока ещё горячей едой. Нежнейшее тесто тает во рту, а ванильная сладкая начинка вызывает активное выделение слюны. Какая же голодная я была оказывается!
— Влад, я должен признать кое в чём. Теперь, когда опасность миновала, я могу рассказать правду: я не собирался жениться на Насте! — начинает Роман Николаевич.
Влад моментально поднимает голову, смотрит на своего отца, а его глаза горят, как два небесных фонарика. Кажется, что в эту секунду в его душе загорается надежда. Но на что? Тот факт, что его отец не собирался жениться на мне, ничего не меняет в наших отношениях с ним — у нас с Владом нет и не может быть будущего! Или во мне просто говорят обида из-за той девушки, которую он притащил вчера, чтобы забыться и отрешиться? Чтобы выкинуть меня из головы? В висках стучит, а я делаю глоток горячего чая с тонким вкусом барбариса и немного жмурюсь, потому что тепло начинает моментально распространяться по всему телу, согревая его.
— Почему ты не сказал сразу? — спрашивает Влад с обидой, сквозящей в голосе.
— Прости, сын, но я не смог сделать этого, потому что должен был сохранить всё в секрете. Все должны были верить в то, что Настя моя невеста… Я даже ей смог признаться только, когда отправлял вас в пригородный особняк, чтобы бедная девочка не сошла с ума от мыслей, что ей предстоит стать женой старика. В любом случае, хорошо то, что хорошо заканчивается, и пусть в нашей истории исход не самый лучший… — Роман Николаевич косится на меня, но я всем своим видом даю понять, что меня не огорчила новость о смерти отца, и он продолжает: — Победа всё равно за нами. Больше не будет несправедливости, и невиновные не станут страдать… Конечно, на сцену непременно выйдут новые злодеи однажды, но пока у нас есть время, чтобы выдохнуть спокойно.
Ещё какое-то время Роман Николаевич говорит с Владом о том, что он никогда бы не позволил себе подобную глупость и не женился на такой молоденькой девушке, а потом, когда повисает тишина, я разрезаю её вопросом, от которой самой становится немного не по себе:
— Простите, раз всё закончилось, могу ли я собрать свои вещи, чтобы вместе с мамой вернуться домой?
Роман Николаевич бросает на мою маму взгляд, наполненный нежностью, и я немного смущаюсь, что заметила это. Неужели между ними пробежала искорка симпатии? Или мне просто показалось это?
— Конечно, Настенька, теперь ты вольна решать, как тебе поступать! Я бы предложил вам остаться какое-то время у нас, но если вы хотите вернуться…
— Спасибо! — улыбаюсь я и поднимаюсь на ноги. — Я соскучилась по своей комнате и по квартире, в которой выросла.
Я обещаю маме, что скоро соберу всё, потому что хочу как можно быстрее покинуть этот дом и сбежать от Влада, но он увязывается вместе со мной, пусть я и пытаюсь отказаться от его «помощи».
— Влад, пожалуйста, не говори ничего! Мы вчера всё решили: между нами не может быть ничего, потому что всё то, что было — осталось в прошлом. Сегодня утром я поняла одно — я тоже была влюблена в того мальчика, который спас меня, вытащил из озера, и не позволил захлебнуться… Это всё детская влюблённость, которая не может иметь ничего в настоящей жизни. Мы уже давно выросли… И в настоящем мы не подошли друг другу.
— А я докажу тебе обратное, — отвечает Влад, прижимает меня к стене и впивается в мои губы поцелуем, от которого становится томительно больно, и на глаза наворачиваются слёзы. Кого я пытаюсь обмануть? Я влюбилась и в этого, настоящего, Влада… Вот только я понятия не имела, что на самом деле испытывал он ко мне…
Попытка оттолкнуть его от себя терпит поражение, и Влад ещё сильнее прижимает меня к себе. Вместе с негромким стоном с его губ срываются слова, которые рвут душу на части:
— Ты моя, Настя! Ты только моя!
Вот только негромкое покашливание заставляет нас резко отпрянуть друг от друга и воззриться на мужчину, стоящего в дверном проёме.
— Простите, что прерываю вас, но я рассказал не всё, — говорит Роман Николаевич и опускает голову.