Невеста сердится

Глава 8

Эмили прошлась по спальне, дошла до двери и вернулась к окнам. Бабушка все еще сидела под дубом, лениво обмахиваясь веером и улыбаясь с таким видом, словно узнала некую тайну и не собиралась ее никому открывать.

Интересно, что могла бабушка обсуждать с этим мерзавцем? Судя по ее виду, разговор с ним не был ей неприятен. В какие-то моменты Эмили даже показалось, что бабушка едва ли не флиртует с негодяем. Она сложила руки на груди и носком туфельки принялась постукивать по паркету за краем ковра. Неужели этот тип очаровывает всех женщин?

По телу ее пробежала дрожь. Стало трудно дышать. Она ощутила его присутствие в тот самый момент, когда он вошел в комнату. Он двигался бесшумно, как тень в глухую полночь, как дикий зверь.

Она повернулась и увидела, что он стоит у двери. Волосы его были взъерошены и густыми черными прядями падали на лоб, на губах играла усмешка.

Кровь в жилах у Эмили побежала быстрее.

— Вы всегда входите без стука?

Он ухмыльнулся, и на щеке его появилась ямочка.

— В свою собственную спальню — да.

— Это не ваша спальня.

— Просто удивительно, Эм. — Ухмылка его стала кривой, но глаз под ее яростным взглядом он не опустил. — Тебе в детстве не объясняли, что надо делиться?

— Неужели я стану делиться с негодяем, который собирается меня обокрасть?

— Ошибаешься, любимая. — Он открыл дверь гардеробной и повесил свой сюртук на вешалку. — Ничего я не собираюсь у тебя красть.

— Ах, прошу прощения. — Она смотрела, как он снимает голубой шелковый жилет и кладет в один из ящиков, встроенных в стену гардеробной. — Должно быть, я спутала вас с другим негодяем. Тем самым, который вторгся в мою жизнь и разгуливает теперь повсюду, выдавая себя за моего мужа.

Саймон прислонился к косяку и улыбнулся, вынимая запонки из манжет рубашки.

— Я намерен отработать свое содержание.

— В самом деле? — Она смотрела, как он вытаскивает полы рубашки из-за пояса жемчужно-серых панталон. — Неужели вам удалось убедить моего отца в том, что вы способны принести какую-то пользу его компании?

— Между прочим, твой отец был просто в восторге, что смог заполучить меня. — Он стянул рубашку через голову и принялся разглядывать пятна крови на ней.

Она попробовала облизнуть губы, но язык у нее был сухой, как пергамент. Солнечный свет потоками лился в открытые окна и ложился золотыми полосами на его плечи.

— Мой отец не знает, что все это фарс.

Он бросил рубашку в корзину для грязного белья.

— Твой отец уже не надеялся, что появится мужчина, у которого достанет храбрости жениться на тебе.

— Храбрости? — Эмили смотрела, как он наливает воду в таз, стоящий на умывальнике, не в силах оторвать взгляда от мышц, игравших под золотистой кожей. Как странно находиться рядом с мужчиной, который совершает свой туалет! Тем более с таким мужчиной — красивым, своевольным, похожим на великолепное дикое животное, умывающееся в лесной чаще. — Вот уж не думала, что для женитьбы нужна храбрость.

— Чтобы жениться на милой, послушной девушке, храбрость не требуется. — Он склонился над тазом и принялся плескать себе водой в лицо и на грудь. — Такой, как Аннабелла.

Неужели он и вправду считает Аннабеллу намного привлекательнее, чем она? Гордость Эмили была уязвлена.

— По-вашему, большинство мужчин предпочли бы жениться на Анне?

— Сомневаюсь, что Анна полезла бы на дерево спасать кошку. — Он провел мокрой ладонью по груди, стирая засохшую кровь.

— Я полезла на дерево спасать Ливи.

— Верно. — Он взял полотенце и посмотрел на нее, кривя губы в усмешке. — Вряд ли Анна затеяла бы бой подушками.

— Вам повезло, что вместо подушки я не взяла стул.

Саймон покачал головой:

— Анне в голову не пришло бы ударить мужчину стулом.

— Совершенно верно.

Эмили перевела взгляд на туалетный столик, и на глаза ей попался томик сонетов.

В глубине души она понимала, что негодяй прав. Ну и пусть. Влюбиться в такую женщину, как она, не каждый отважится. В женщину с бешеным нравом. И уже не юную. И все же ей стало больно от его слов.

Краем глаза она увидела, что он направляется к ней. Он подошел так близко, что она ощутила исходившее от него тепло. Она подняла глаза и уставилась в зеркало, увидев отражение их обоих.

У нее перехватило дыхание. Как странно! Казалось, все это ей уже знакомо и уже стояли вот так, рядом, неустрашимый рыцарь и его дама. Только в другое время и в другом месте. Солнечный свет заливал их, струился, переливался. Казалось, ничто их не разлучит.

Она ощутила тепло его прикосновения — его длинные пальцы погладили ее щеку, дотронулись до подбородка, понуждая оторваться от отражения в зеркале и посмотреть ему в глаза. Огонь горел в их темных глубинах. Огонь, от которого внутри у нее полыхнуло пламя.

Он улыбнулся нежной и доброй улыбкой, и ей захотелось коснуться его губ кончиками пальцев.

— Думаю, Анне нелегко было бы справиться с негодяем.

Она судорожно сглотнула.

— Анна никогда не оказалась бы в подобной передряге.

— Никогда. — Он коснулся ее губ. — Только женщина, у которой внутри пылает огонь, способна выкинуть такую дерзкую штуку — взять и выдумать себе мужа.

Она смотрела в его глаза, понимая, что следовало бы держаться подальше от этого обманчиво-привлекательного мужчины. Однако ее тело тянулось к нему, как тянется нежная роза к теплым лучам солнца.

Он опустил глаза и посмотрел на ее губы.

Он был так близко. Стоило ей чуть-чуть подняться на цыпочки и протянуть губы, чтобы вновь ощутить вкус его поцелуя. Искушение было столь велико, что она задрожала.

Она положила ладонь ему на грудь, чтобы оттолкнуть его, но не оттолкнула. Все медлила, наслаждаясь прикосновением к нему. Ощущением шелковистых завитков волос, щекотавших ей пальцы.

Она чувствовала, как мышцы его напряглись под ее ладонью. Он заглянул ей в глаза, запустил пальцы в ее волосы, обхватил ее затылок, и голова ее легла на его ладонь.

— Вы могли бы соблазнить и святого, мисс Мейтленд.

Ей казалось, что она стоит на краю пропасти. Еще шаг — и сорвется вниз.

— Но вы, милорд Негодяй, далеко не святой.

Пальцы его сжались и снова разжались на ее затылке.

— Что правда, то правда.

Необходимо оторваться от него. Прямо сейчас. Но ее тело не желало прислушиваться к голосу рассудка.

— Вы, видимо, решили, что нынешнее ваше геройство что-либо изменит в наших отношениях. Не заблуждайтесь на этот счет.

— Не надо нервничать, мисс Мейтленд. — На губах его появилась медлительная улыбка, которую так и хотелось припечатать поцелуем. — Я уже не раз говорил вам: если вы сами не захотите меня, я не стану вас принуждать.

Эмили посмотрела ему в глаза. Невидимая сила грозила увлечь ее в бездну.

— Вас я точно не захочу. Никогда.

— Это вы только так говорите, миледи. — Рука его легла ей на талию, и он привлек ее к себе еще ближе.

— Я не хочу вас. Действительно не хочу.

— Неужели? — Взгляд его не отпускал ее, темный взгляд, который срывал с нее всякое притворство и обнажал все тайны, которые она пыталась скрыть.

— Правда не хочу.

Она увидела, как он наклоняет голову, как его чувственные губы раскрываются, почувствовала, как теплое дыхание касается ее щеки. Губы его коснулись ее губ, и жар занялся внутри ее и горячими угольками рассыпался по всему телу, воспламеняя на своем пути все, с чем соприкасался. Здравый смысл растаял в огне поцелуя. Мир перестал существовать. Оставалось лишь его тело, жаркое, напряженное, прильнувшее к ней.

Она провела ладонями по его груди, разглаживая шелковистые черные завитки, коснулась плеч, закинула руки ему на шею и запустила пальцы в его густые черные волосы.

Язык его осторожно коснулся ее сомкнутых губ. Она никогда не испытывала ничего подобного, но инстинктивно приоткрыла губы и впустила его язык. Ритм движений его языка вызвал внизу живота доселе неведомую ей сладостную боль.

— Смотри, что ты делаешь со мной, — прошептал он, на мгновение оторвавшись от ее губ. Ладони его скользнули вниз по ее спине, легли на округлости ее ягодиц.

Она ахнула, ощутив его возбужденную плоть даже через одежду. Это шокировало. Возбуждало. Захотелось сорвать все преграды. Захотелось коснуться его набухшей плоти.

— Эмили. Прекрасная, огненная Эмили. — Он целовал ее в щеки, подбородок, шею.

Она выгнула спину, вжимаясь в него. Его пальцы скользнули в вырез ее платья. Легкий летний ветерок, врывавшийся в открытые окна, овеял ее кожу, когда он стянул вниз тонкий муслин, и его взору предстала ее обнаженная грудь.

— Какая красота, — прошептал он, словно это был дар, повергший его в благоговейное изумление.

Пальцы его легко коснулись розового кончика груди. Ощущение было такое, что она ахнула. Он улыбнулся, склонил голову и поцеловал сначала один сосок, потом другой. У нее перехватило дыхание.

Она запрокинула голову, и волосы защекотали ей спину. Она глянула в зеркало: два совершенно чужих человека, сплетенные в объятиях. Женщина стоит в полуспущенном платье, с обнаженной грудью, а мужчина обнимает ее, его темноволосая голова склонена, его губы касаются ее соска. Это было шокирующее зрелище. Неприличное. Порочное. Вызывающее.

Ощущение, возникшее в соске, который он обхватил губами, пронзало огненными стрелами, стремилось прямо к средоточию ее женской сущности, истекавшей жарким медом. Она застонала от наслаждения, когда его язык защекотал сосок, превратившийся в тугой бутон. Он прижался щекой к ее груди и замер.

— О Господи, — прошептал он.

И вдруг отстранился от нее. Она открыла глаза и посмотрела на него.

— Тебе это не нужно, — сказал он, сжимая ее предплечье.

Она облизнула губы. Она едва видела его сквозь туман желания, густой и сладостный. Он говорил какие-то бессмысленные слова. Совершенно бессмысленные.

— Черт! — Он возился с ее платьем, натягивая рукава, дергая вверх вырез. Он тяжело дышал, руки у него тряслись, когда он натягивал муслин на ее грудь.

Она коснулась его щеки:

— Что ты делаешь?

— Проклятие! Ты еще спрашиваешь, глупая женщина. Сама, что ли, не видишь?

Эти резкие слова прорвали нежную ткань чувственности, которую он сам соткал вокруг нее. Реальность вступила в свои права. Эмили словно окатили холодной водой.

Она отступила на шаг, наткнулась на туалетный столик, опрокинула флакон с лавандовой водой, трясущимися руками поставила его на место.

— Эмили, — шепнул он, дотрагиваясь до ее предплечья.

Лицо ее исказилось, как от боли, при этом нежном прикосновении.

— Не смей прикасаться ко мне.

— Извини. — Он провел ладонью по своим взъерошенным волосам, убирая черные пряди со лба. — Я не нарочно. Просто потерял над собой контроль.

Эмили смотрела на него, сгорая от стыда. Если бы негодяй не остановился, она отдала бы ему все, что могла отдать. Но он остановился. И она знала, что поступил он так не из моральных убеждений и не из галантности. Потому как начисто был лишен как того, так и другого.

— Вы сделали это, чтобы унизить меня, да?

— Эмили, я…

— Молчите! Я не поверю ни единому вашему слову.

Она круто развернулась и решительным шагом направилась к двери. Боже правый, она готова была отдать ему все. А он отверг ее. Отбросил, как старый башмак.

Но почему? Что оттолкнуло его? На глаза навернулись слезы. Она стиснула зубы, стараясь побороть слабость. Ей нужно было оказаться на безопасном расстоянии от него, чтобы обрести душевное равновесие. Он не должен видеть ее слез.

В комнате бабушки Эмили плюхнулась в мягкое кресло, стоявшее возле туалетного столика.

— Этот тип просто невыносим.

— Как по-твоему, — леди Харриет отвернулась от зеркала и посмотрела на внучку, — румян достаточно или добавить?

— При чем тут румяна? — Эмили в негодовании уставилась на бабушку. — Ты вообще слышала, что я сказала?

— Конечно. — Леди Харриет вновь обернулась к зеркалу. Посмотрела на свое отражение, кончиками пальцев погладила щеки и продолжила: — Твой Шеридан просто животное. Ходит по твоей спальне полуголый. И вообще ведет себя так, будто он тут хозяин.

Эмили сложила руки на груди.

— Ты как-то очень оптимистически смотришь на ситуацию.

Леди Харриет покосилась на Эмили. Улыбнулась.

— Окажись я на твоем месте, Эмили, это зрелище показалось бы мне вполне привлекательным.

— Бабушка!

Леди Харриет засмеялась.

— И не надо делать вид, что я тебя шокирую. Ты не юная девица. И как не признать, что твой негодяй дьявольски привлекателен?

— Он просто дьявол во плоти.

— Он довольно необычный мужчина. — Леди Харриет склонила голову набок. — Несмотря ни на что, я уверена, что человек он честный.

— Ну какая там честность!

— Что-то есть в нем такое, какое-то благородство, которое вызывает уважение. — Леди Харриет положила руку на хрустальный флакон пульверизатора, стоявший среди прочих бутылочек и баночек на вышитой кружевной дорожке, которой был покрыт туалетный столик. — Хотелось бы узнать о нем побольше.

Эмили нахмурилась:

— А мне хотелось бы придумать способ избавиться от него навсегда.

Леди Харриет повернула флакон пульверизатора, и хрустальные грани заиграли огнями, отражая свет настенного светильника.

— Ну а если он останется?

— Бабушка! — Эмили вскочила на ноги. — Ты поговорила с ним всего несколько минут и считаешь, что я должна позволить этому негодяю, который нацелился на мое приданое, стать частью моей жизни?

— Эмили, успокойся.

— Как ты могла даже подумать, что я позволю этому человеку остаться здесь?! Это невообразимо.

— Так уж и невообразимо? — Леди Харриет улыбнулась. В глазах ее появилось понимание. — Полагаю, ты просто перепугалась, потому что тебя влечет к этому мужчине.

— Бабушка, пожалуйста, не говори чепухи. Вовсе меня не влечет к этому развратному мерзавцу.

— Да? — Мгновение леди Харриет внимательно смотрела на внучку. — Судя по тому, как ты на него смотришь, можно сделать прямо противоположный вывод.

Эмили отвернулась, чтобы спрятать лицо от проницательного бабушкиного взгляда. Снедаемая непонятной тревогой, она приблизилась к окну. Неужели ее чувства проявляются настолько явно? Что ж, значит, все видят, что она подпала под чары негодяя? Одно утешение: все по крайней мере не знают, какая она на самом деле дура. Она посмотрела вдаль, туда, где лучи заходящего солнца окрашивали алым и золотым облака над замком Рейвенвуд. — Я хочу, чтобы он исчез из моей жизни.

Леди Харриет вздохнула.

— Эмили, попробуй не думать о том, как именно он явился в твою жизнь. Попробуй познакомиться с тем человеком, который скрывается за маской Шеридана Блейка. Что-то мне подсказывает, что этот человек может тебе понравиться.

— Понравиться?! — Эмили обернулась и уставилась на бабушку. — Этот человек — отпетый негодяй.

— Не думаю, — улыбнулась леди Харриет. — Отпетый негодяй остался бы стоять под деревом, ожидая, когда ты свалишься с него.

Руки Эмили сжались в кулаки. Вспоминать о том, что негодяй спас ей жизнь, было неприятно.

— Я не просила его о помощи.

— Верно. Он сам пришел к тебе на помощь.

— Это ничего не меняет. — Эмили хлопнула ладонью по винно-красной шторе, тяжелая парча закачалась, медные кольца со скрежетом сдвинулись по медному пруту. — Этому человеку нужны только мои деньги.

— Эмили, возможно, ему нужно нечто большее, чем деньги. Возможно, ему нужен дом.

— Тогда пусть отправляется в свой собственный.

Леди Харриет помолчала недолго.

— Тебе известно, что его отправили в действующую армию, когда ему было всего двенадцать?

— Двенадцать? — Эмили повернулась к бабушке. — Боже правый, что же это за отец, который отправляет двенадцатилетнего сына на войну?

— Я тоже об этом подумала. — Леди Харриет продолжала вертеть хрустальный флакон, и яркие блики, игравшие на его гранях, слепили Эмили. — Ты только представь, каково было мальчику в столь юном возрасте оторваться от Дома и попасть в гущу сражений? Удивительно, что он вообще выжил.

Сердце Эмили болезненно сжалось. Оказаться среди чужих, сражаться за свою жизнь!

— Сомневаюсь, что этот молодой человек встречал сочувствие хоть раз в своей жизни.

— Ну, он уже давно не мальчик. И хотя обстоятельства сложились для него не слишком удачно, моей вины в этом нет.

— Верно. Однако от того, как ты поступишь теперь, зависит его будущее. И твое тоже. — Леди Харриет подняла хрустальный флакон, сжала пульверизатор и опрыскала духами шею. По комнате разлился аромат гардений. — По-моему, тебе следует найти способ ужиться с ним.

— Поверить не могу, что ты советуешь мне позволить этому типу, который вторгся в мою жизнь, взять верх надо мной.

Леди Харриет приподняла бровь и внимательно посмотрела на Эмили.

— Не думаю, что у тебя есть выбор.

— Я могу найти способ избавиться от него.

— Ты можешь найти способ ужиться с ним.

— Никогда.

Леди Харриет покачала головой:

— Мало ли что может случиться, дорогая моя девочка. «Никогда» — слишком опасное слово.

Эмили вновь уставилась в окно. На ближайшем холме высился замок Рейвенвуд, похожий на призрак из прошлого, высокий и мрачный. Не позволит она этому негодяю разрушить ее мечты.

Леди Харриет подошла к внучке и положила руки ей на плечи.

— Я желаю тебе только добра.

— Тогда пожелай мне, чтобы этот человек исчез из моей жизни. — Эмили не сводила глаз с Рейвенвуда. — Я сумею этого добиться.

— Боюсь, что сумеешь. — Леди Харриет вздохнула. — Пойдем, дорогая. Пора обедать. Попробуй улыбнуться. Притворись, будто все в порядке. Пусть все думают, что ты счастливейшая из новобрачных.

Едва Эмили отняла пальцы от своего слона, как Саймон двинул вперед одну из своих пешек. Наградой ему был полный ненависти ледяной взгляд партнерши. Он ответил ухмылкой.

— Вы так быстро делаете ходы, майор, — заметила Оливия, съехавшая на самый краешек стула, чтобы лучше видеть. — Никогда не видела, чтобы в шахматы играли так быстро. А ты, Эмми?

Эмили глянула на сестру, сидевшую рядом с негодяем, поджала губы и ответила:

— Нет.

Оливия подняла на Саймона свои большие зеленые глаза, полные обожания:

— Даже папа с трудом выигрывает у Эмми. А вы даже не очень стараетесь!

Саймон улыбнулся:

— Твоя сестра — вполне серьезная противница. Эмили дотронулась пальцем до единственного оставшегося у нее коня и зло воззрилась на Саймона.

Джейн между тем все тянула Саймона за рукав, пытаясь привлечь его внимание. Близнецы сидели по обе стороны от своего новоявленного родственника, точно так же они сидели и за обедом.

— А у Наполеона вы могли бы выиграть, майор?

Эмили убрала руку от своего коня.

— Он пока и у меня еще не выиграл.

— Пока нет. — Джейн с восхищением посмотрела на Саймона. — Но обязательно выиграет.

— Это мы еще посмотрим. — Эмили оперлась локтем о резной подлокотник кресла красного дерева, кулаком подперла подбородок и смотрела на шахматную доску с таким видом, будто судьба нации зависела от ее следующего хода.

Ей так страстно хотелось победить, что Саймон стал подумывать, не поддаться ли. Однако решил, что этой девушке не доставит радости такая победа. Как не доставила бы Радости и ему. Он откинулся в кресле и окинул взглядом комнату.

Пламя свечей, ярко горевших в настенных светильниках, играло на золоченых рамах пейзажей и портретов, висевших на стенах. Вся семья собралась в гостиной.

Родители Эмили сидели за круглым столом красного дерева возле камина белого мрамора и играли в пикет с Анной и леди Харриет. Фиби сидела в кресле рядом с ними, склонив темноволосую головку над книгой, которую читала. Почувствовав его взгляд, девочка подняла глаза, застенчиво улыбнулась и продолжила чтение.

Саймон сделал глубокий вдох и ощутил аромат роз, который вместе с вечерней прохладой легкий ветерок приносил сквозь открытые застекленные двери на террасу, и ощущение покоя снизошло на него. Много воды утекло с тех пор, как он проводил тихие вечера в уютной гостиной. Целая вечность. Но он не помнил ни одного случая, когда бы вся семья просто собралась побеседовать и приятно провести время.

Этот дом манил его. Манили эти люди. Он чувствовал, что его тянет к ним, к этому веселому семейному кругу. И влечет к женщине с золотистыми глазами, от одного ее взгляда кровь начинала бурлить у него в жилах.

Он посмотрел на свою партнершу, сидевшую по ту сторону шахматной доски. Рыжие волосы были забраны назад и уложены в замысловатую прическу. Но несколько своевольных прядей все же выбилось на свободу и падало на бледное обнаженное плечо — темно-рыжий огонь на слоновой кости. Она теребила одну прядь, пытаясь сообразить, как отрезать его короля.

Он наблюдал за ней, за движениями ее тонких пальцев, и сердце у него сжималось, ибо он смотрел на то, что было для него недосягаемым. Да, очень легко привыкнуть проводить вечера в обществе Эмили. Слишком легко забыть, с какой целью он проник в этот дом, втерся в круг этих людей. Слишком опасно.

Человек в его положении не может позволить себе увлечься этой женщиной. Нравится ему это или нет, а они Эмили Мейтленд враги. Он взглянул в глаза реальности и почувствовал, как кровь в жилах леденеет. Его больше не радовало тепло, исходившее от этого семейного кружка. Ведь не исключено, что именно он разрушит этот очаг и погубит эту семью.

Эмили сделала ход конем — одно мгновение пальцы ее задержались на деревянной фигурке, и только когда она все же решила, что это именно тот ход, который она желает сделать, она отпустила ее. Она откинулась в кресле и торжественно улыбнулась.

— Шах.

Он кинул взгляд на доску, затем на Эмили.

— Ты уверена, что хочешь пойти именно так?

Она кивнула:

— Вполне.

Саймон пошел ферзем, или, как еще говорят, королевой, и деревянная дама, перемахнув через всю доску, вдруг оказалась прямо перед королем Эмили.

— Шах и мат.

— О, — только и могла сказать Эмили, не сводя глаз со своего поверженного монарха. — А я и не увидела, как здесь открываюсь.

Саймон ухмыльнулся:

— Само собой.

— Я так и знала, что вы выиграете! — воскликнула Джейн, хлопая в ладоши.

— Вы самый лучший шахматист на свете, — сказала Оливия, глядя на него с восторгом и обожанием.

Чувство вины камнем лежало на сердце у Саймона. Но его первейший долг был перед Англией, а не перед маленькой девочкой, в чьих глазах он стал героем. И уж точно не перед прекрасной женщиной, которая вот-вот может похитить его сердце, если он не станет вести себя осторожнее. Необходимо держать дистанцию.

Эмили посмотрела на него, и ее золотистые глаза прищурились, как у тигрицы, изготовившейся к прыжку.

— Не желаете ли еще партию?

— С удовольствием, миледи. — Он вернул ей съеденные фигуры, расставил на доске свои и приготовился крепить свою оборону.