Невеста со скальпелем 1

Глава 1

Работник скорой помощи избил беременную пациентку — это про меня.

Я наугад вытянула из вороха утренних газет одну, пробежала глазами скандальный заголовок и отбросила газету прочь.

Так мерзко.

— Почему они не пишут, что у женщины была истерика? Что она расцарапала мне всё лицо и не давала сделать укол? Шлёпнуть по щеке, чтобы привести в чувства — это называется «избить»? Почему они не пишут, что вовремя оказанная помощь спасла ей жизнь?

Бросая вопросы один за другим, я не задала главный — почему Женя, мой жених, вместо поддержки вываливает на меня эти грязные почеркушки?

— Прокуратура начала в отношении тебя проверку, — словно не услышал он.

А ещё меня увольняют, угу, в курсе. Я отпила горький кофе без молока и с удовольствием откусила от ломтя хлеба с мясом.

— Тебя вообще ничего не колышет?!

— М-м-м… Вообще-то я завтракаю. А что меня по-твоему должно колыхать?

Когда-то наивная маленькая девочка нашла себе кумира. Не актёра, не певца, как это часто случается у подростков, а военно-полевого хирурга Пирогова. Девочка всей душой поверила в клятву Гиппократа, выучилась на фельдшера. Чего я только ни наслушалась за годы работы на скорой… «купила диплом», «только деньги и выманиваете», «грабительница», «убийца». Сейчас ещё жившая во мне маленькая наивная девочка умирала в муках — её мечту о белом халате растоптали окончательно.

— Скандал! Громкий, грязный скандал! — возмущался Женя.

Я сделала очередной глоток.

Точно знаю, что, работая в администрации города, Женя знаком со многими журналистами. Эксклюзивное интервью в обмен на правдивую статью — разве я многого хочу? Но поверх газет легли ещё тёплые после принтера распечатки обсуждений из Сети. Спрятавшиеся за аватарками анонимы не выбирали выражений.

Я улыбнулась.

— Твоей карьере и работе конец, ты замарана по самые уши. Чему ты радуешься?

— Тому, что несмотря ни на что, спасла жизнь?

— Да лучше бы она сдохла, чем такое спасение!

Чего-то подобного я подспудно ожидала, поэтому не отреагировала. Скажи мне кто вчера, что мой Женя… Ни за что бы не поверила и вышвырнула советчика взашей. Но всё изменилось, когда Женя своими руками положил передо мной газеты.

— Знаешь, дорогой, я тебе желаю, чтобы, когда тебе станет плохо, к тебе приехала бригада, в которой абсолютно все думают именно так, как ты сейчас сказал.

— Вот как?

— Ага.

— Надеюсь, ты осознаёшь, что при такой риторике наши дальнейшие отношения невозможны.

Да? А я думала, они стали невозможны чуточку раньше, когда я «замаралась по самые уши». Амбициозный политик не может себе позволить жениться на девушке с подмоченной репутацией хоть в девятнадцатом веке, хоть в двадцать первом. Я спокойно, продолжая улыбаться, вернула помолвочное кольцо. Не могу не признать — обставлено ловко. Якобы пришёл разобраться и помочь, а я, негодяйка, поиздевалась и напоследок пожелала смерти. Женя хороший, я плохая.

Больно-то как.

Забрав кольцо, он молча ушёл. Хлопнула входная дверь, а я так и не нашла в себе сил, чтобы подняться и запереть замок. Зато я допила кофе, доела бутерброд, задала себе новый вопрос, гораздо более интересный, чем все предыдущие — где были мои мозги, когда я влюблялась в Женю? Он казался мне современным рыцарем, сражающимся с государственной машиной ради людей, а оказался…

Боль рвала на части.

Я почувствовала странную слабость, у меня онемели кончики пальцев, в глазах потемнело. Я закашлялась, и мне всерьёз почудилось, что у меня во рту возится живая бабочка, которую я благополучно выплюнула, а вместе с ней выплюнула и свою боль. Телу вернулась лёгкость, зрение прояснилось. Я встала, плохо понимая, зачем: в таком состоянии, как у меня, надо сидеть, а лучше — лежать, бросив под язык половинку валидола. Надо…

За спиной раздался полный облегчения вдох. Я испуганно дёрнулась. Я же одна в квартире, вздыхать некому! Но вдох и выдох повторились.

Неуклюже обернувшись, кухня подозрительно медленно проворачивалась перед глазами, я увидела невозможное — себя по-прежнему сидящую за столом. Нереальное бредовое видение, однако, моргнув, я убедилась, что картинка перед глазами не галлюцинация, не игра воображения. Я действительно очутилась вне тела, чего быть, конечно, не могло, но почему-то было. Я никогда не верила байкам про свет в конце тоннеля и внетелесный опыт, переживаемый при смерти, и вот, пришлось испытать на собственной шкуре.

Только никакой смерти почему-то не было. Моё тело дышало, жило. Более того, плечи расправились, изменился поворот головы, а губы сложились в тонкую кривую линию. Мне совершенно не понравилось презрительное выражение появившееся у моего лица, я таких рож отродясь не корчила, а в сочетании с сетью вспухших багровых царапин, оставленных ногтями спасённой, гримаса смотрелась вдвойне уродливо.

Я поднялась, сгребла газеты и распечатки в кучу, небрежно смяла и бросила в мусорное ведро под раковиной, затем прошла в прихожую и заперла входную дверь. Я-настоящая продолжала наблюдать за собой из кухни, причём по ощущениям откуда-то из-под потолка. Я, которая уже не я, вернулась, неся подмышкой ноутбук. Водрузив его на стол, она заварила себе вторую порцию кофе, но на сей раз с молоком и сахаром.

— Клянусь, я больше никогда не буду такой непроходимой дурой, — сказала она, отсалютовав пустоте чашкой.

Ноутбук уже загрузился, и она открыла в «Хроме» сразу две вкладки. В первой — банк вакансий, во второй загуглила условия поступления в вузы в этом году. Я давно мечтала, хотела получить полноценный диплом… я ведь фельдшер, образование у меня считается средне специальным, а не высшим.

Ничего не понимаю… Может, у меня крыша поехала?

Я попыталась окликнуть себя сидящую, но не получилось издать ни звука. Старательно давя в себе разгорающуюся панику, я приблизилась вплотную к своему лицу, и, зависла напротив левого глаза. Что у меня с размерами?! Додумать новую мысль я не успела.

— Пошло вон, мерзкое насекомое! — яростно отмахнулась я, сидящая за столом.

Кто?!

Я инстинктивно шарахнулась от взмаха её руки, потеряла ориентацию в пространстве и со всего маха ударилась об оконное стекло. Попыталась удержаться, но стукнулась ещё несколько раз и вдруг поняла, почему вторая я обозвала меня мерзким насекомым.

В стекле бледно отражался бьющийся о него павлиний глаз. Ёжики святые…

Я никогда не верила в мистику, тем более я не верила легендам, утверждавшим, что после смерти человека его душа обретает крылья и бабочкой улетает к небесам. Я и сейчас не верю, хотя прячусь от кухонного полотенца в складке шторы.

Разве я не должна вернуться в своё тело? Ага, кто бы мне позволил. Вторая я не собиралась отступать и продолжала остервенело лупить по шторе кухонной тряпкой. Без души ей легче, лучше… Вернувшись, я заставлю её вновь испытывать боль.

Полотенце почти зацепило меня по крыльям. Я ещё хотела сопротивляться, но воздушный поток выбросил меня в приоткрытое окно, которое вторая я тотчас захлопнула. Я отчаянно забилась о стекло, но она равнодушно отвернулась, села обратно за стол, удовлетворённо откинулась на спинку стула, отхлебнула свой кофе и продолжила листать объявления в Сети.

Без души ей определённо легче…

Долго удержаться у стекла у меня не получилось. Ветер понёс меня прочь мимо чужих окон, мимо детской площадки, мимо магазина, в котором я позавчера купила на распродаже джинсы, понёс меня над незнакомыми крышами, над руслом стиснутой бетоном реки. Пейзажи окончательно изменились. Промелькнула дубрава, я увидела играющего на флейте остроухого паренька с по-девичьи нежными чертами, увидела затянутого в серебристую ткань синекожего мужчину на орбитальной космической станции, увидела построенный на облаке ледяной дворец, увидела очаг в пещере и сидящую у очага фигуристую красотку с оливковой кожей и кокетливо выпирающими из-под верхней губы клычками. Миры калейдоскопом проносились перед глазами, а ветер нёс меня всё дальше, дальше.

Глава 2

Незнакомку, бессильно рыдающую над опрокинутой корзинкой, я заметила случайно. Слишком уж странным казалось сочетание леса, лужайки черничника и пышного светлого платья. Колокол юбки гигантским цветком распластался по земле, а рукава-фонарики дополняли цветочный образ.

Я взбила крыльями воздух, присела на ручку корзины, пошевелила усиками.

— Кто тебя обидел? — спросила я, забыв, что насекомые вообще-то лишены голосовых связок, однако девушка подняла голову, посмотрела на меня воспалёнными красными глазами и хрипло кашлянула:

— Бабочка…

Диалога не выйдет.

Я раскрыла и закрыла крылья, желая нехитрым способом отвлечь девушку от слёз, и у меня получилось.

— Какая необычная, — вздохнула незнакомка с явным любопытством рассматривая вновь открытые для обзора крылья. — И почему я не бабочка? Я бы танцевала среди цветов, пила нектар и никогда больше не плакала.

— Глупо.

Калейдоскоп миров — это только вначале интересно. Быть вечным зрителем на празднике чужой жизни так себе удовольствие. Если бы мне выпал второй шанс… У той, бездушной, меня шанс есть, и, я надеюсь, теперь она счастлива и свободна.

А я-душа?

Чтобы порадовать незнакомку, я перепорхнула к ней на ладонь. И чего я точно не ожидала, так это того, что на чужой руке мне станет обжигающе жарко. Я словно в горящий факел попала. Девушка вскрикнула в унисон со мной. «Свобода?» пронеслась наша общая мысль в моём сознании. На миг мы с девушкой стали единым организмом, я увидела, как с моих пальцев взлетает белянка.

А ещё мгновение спустя меня накрыло чужой памятью. Меня словно тараном ударили два самых ярких воспоминания её детства, настолько ярких, что я восприняла их как родные, хотя умом понимала, что вижу чужую жизнь.

Разноцветные осенние листья летят в открытую могилу — мама умерла, когда мне было семь с небольшим.

Кремовые с розовым осколки разлетаются по полу — через год отец привёл мачеху и её дочь от первого брака, при отце женщина присела передо мной на корточки и угостила леденцовым петушком, а когда мы с ней оказались наедине, с усмешкой разбила мою любимую подаренную мамой шкатулку и обвинила в неуклюжести.

Начался кошмар наяву, благо он длится не слишком долго: пришло время пригласить мне учителей этикета, домоводства и прочих дисциплин, обязательных для любой юной леди. Мачеха пожаловалась, что я обижаю её дочь, и отец без колебаний встал на их сторону, даже не думая вникнуть и разобраться. В наказание за плохое поведение меня отселили во флигель, и про учителей мачеха благополучно «забыла». Впрочем, я радовалась, ведь мне больше не докучали.

Мачеха вспомнила обо несколько месяцев назад, накануне совершеннолетия. Мне приказали явиться на семейный ужин, обвинили в полном отсутствии манер, признали позором семьи и выслали в деревню — в дальнее загородное поместье. Я понимала, что уже никогда не вернусь в город, но всё равно предвкушала своё первое маленькое путешествие, мечтала увидеть кусочек мира, пусть и из окна экипажа.

Реальность оказалась жестока. Поместье? Три села, старосты платят за аренду земель приезжающему раз в год управляющему, и до выброшенной господской дочери крестьянам никакого дела нет. Двухэтажная усадьба давно нуждается в ремонте, а из слуг — только пожилая няня, вырастившая ещё мою маму, и всерьёз назвать слугой единственного родного человека язык не поворачивается. Няня и рада бы помочь, но сердце шалит и подводит нога.

По-правильному в дом следует нанять пару крепких крестьянок, для неспешной уборки хватит, но денег нам с няней в дорогу не дали, платить нечем. Какие слуги! О чём я! Еду купить не на что. Не на платья же выменивать — никаких тряпок не хватит. Кстати, платья не совсем мои. Они мамины, в своё время няня чудом сберегла, припрятав в сундуках на чердаке флигеля.

Мне со дня приезда приходится справляться самой.

Облазив подпол, кладовку и кухню, я отыскала недоеденную мышами муку, немного старых круп и початую бочку вина. Ужин, который я никогда не забуду… Сад при усадьбе зарос и медленно вымирал, а снятое с ветки яблоко оказалось незрелым и кислым — я решила, что буду добавлять дольки в воду для вкуса. Я попыталась обратиться за помощью к старосте ближайшего села, но крепкий бородач лет шестидесяти степенно возразил, что по поводу содержания следует написать господину, потому как в прошлый свой визит передавать часть арендной платы в усадьбу управляющий не приказывал. Продукты же мне готовы… продать по сходной цене. То ли из жалости, то ли в насмешку, мужчина объяснил, как сделать удочку. Кроме рыбалки я осваивала сбор ягод, так и норовивших укатиться или лопнуть в пальцах, забрызгивая мамино платье соком.

Я билась изо всех сил, но мы с няней всё равно голодали. Щедрым летом. А что будет зимой? От мыслей о скорых холодах сводило желудок и начинало тошнить. Иногда я мрачно гадала, умрём мы от голода или замёрзнем насмерть, ведь каменный дом превратится в ледник, топить его мне нечем.

Подвернув ногу и рассыпав с трудом собранную чернику, я разрыдалась.

Ой, нет, не я. Леди Милимая. Девушка, в чью жизнь я так неожиданно вошла.

Затворница из флигеля, понятия не имеющая, как выживать, она отчётливо понимала, что обречена, но это гнетущее ожидание она ещё могла выдержать, если бы отвечала только за себя. Её душа не выдержала ужаса изо дня в день видеть то же отчаяние и обречённость в глазах няни.

Но я то не Мили, я с зимовкой в усадьбе справлюсь.

Меня окатило волной облегчения. Последняя ниточка, державшая Милимаю в этой жизни, лопнула. Душа-белянка-беглянка, подхваченная ветром, пропала с глаз.

— Счастливого полёта! — крикнула я вслед и вытерла слёзы.

— Береги её, — донёс до меня ветер тихий вздох.

Клянусь. И спасибо, что подарила мне жизнь.

Второй шанс, неужели бывает? Ёжики святые, такой подарок судьбы! Я вскочила, счастливо расхохоталась, закружилась по поляне, раскинув руки. Я никогда не ощущала себя настолько живой. Я смеялась, безжалостно давила рассыпанные ягоды, танцевала с ветром, задыхалась от восторга и хватала ртом чистый лесной воздух. Ёжики святые, да, да, да! Я буду жить! И я тоже клянусь: я больше никогда не буду такой непроходимой дурой.

Голова окончательно пошла кругом, небо вертелось и качалось, словно меня кружила карусель. В какой-то момент я споткнулась и кубарем покатилась под уклон. Падение отрезвило. Я немного полежала, приходя в себя. Разошлась, красавица. Ну да, тело мне досталось симпатичное. Сочная шатенка с точёными чертами лица и выразительными тёмными глазами в оправе пушистых ресниц.

Сломать на радостях шею и помереть — глупее не придумаешь. К счастью, обошлось.

Я приподняла голову. Прикатилась я в ложбинку между двумя возвышенностями. Возможно, в русло пересохшего ручья. Не знаю, я не географ. Я глубоко вздохнула. Надо трезветь от опьяняющего ощущения жизни и включать мозги. Для начала вернуться к корзинке, собрать то, что ещё можно спасти и идти в свой новый дом разбираться с хозяйством. Зима ждать не будет.

Опёршись на локти, я привстала и невольно упёрлась взглядом в естественную нору, образовавшуюся под вывернутыми корнями упавшего дерева-гиганта. Не выдержав, я снова расхохоталась, только смех уже был не весёлый, а истеричный. Должно быть, это действительно фатум. Как я могла забыть, что судьба не дарит подарков, она шутит, причём порой очень зло.

В укрытии, полуобморочно запрокинув голову, лежал бледный до синевы парень и безуспешно прикрывал пальцами пятно растекающейся по рубашке багряной крови.

Глава 3

Смех как отрезало.

Нет, я не чувствовала за него ни капли вины — нервная реакция всего лишь. С таким же успехом я могла рыдать или делать ещё что-нибудь в этом духе.

Не вставая, я на четвереньках подползла к пациенту ближе, но трогать пока не стала. Ладони вымазаны землёй, дезинфектора нет, не говоря уже о перчатках…

С одного взгляда стало понятно, что дело у парня плохо. Причём похоже, лежит он уже давно, не меньше получаса, наверное. Я быстро огляделась, смиряясь с тем, что кроме меня, ему никто не поможет. Только вот что я могу без лекарств и инструментов? Неуверенно я попыталась оттянуть полу рубашки, благо подобие куртки распахнулось до меня и осматривать рану не мешало. Увы, тонкая ткань слиплась от крови и легко её не убрать, а лезть грязными руками недопустимо.

Проклятье! Я привыкла считать себя неплохим специалистом, и чувствовать полную беспомощность для меня в новинку. Да, бывало, что у меня умирали пациенты, всех не спасти. Но тогда я твёрдо знала, что сделала всё возможное. А сейчас? Безучастно смотреть, как он умирает? Нет, и ещё раз нет! Раз мне дан шанс, я просто обязана справиться, должна что-нибудь придумать. И для начала срезать бы закрывающую обзор ткань… Удобнее, конечно, ножницами, но хирургия твёрдо ассоциировалась у меня со скальпелем. Настолько, что я даже на миг представила, как острым кончиком поднимаю липкий лоскут и отшвыриваю в сторону.

Ладонь обожгло. Мгновение боли, словно изнутри кожу прорывает раскалённый шип, и в моих пальцах оказался самый настоящий скальпель, сияющий едва заметным холодным голубовато-синим свечением. Удивляться времени не было. Магия? Иного объяснения у меня пока нет, а после калейдоскопа миров возникший из ниоткуда инструмент уже не кажется чем-то особенным. Пусть будет магия, лишь бы работало.

Перчатки, мне нужны медицинские перчатки! Я представила одноразовые хирургические до мельчайших подробностей, на миг зажмурилась, чтобы как можно чётче нарисовать в воображении картинку.

В ответ на моё страстное пожелание скальпель засветился сильнее, синева потекла по лезвию вниз, но не пролилась на землю, а послушно растеклась по руками. Перчаток в привычном понимании я не получила, но вряд ли магический аналог уступает неопрену в стерильности.

Я смело потянула полу рубашки, полоснула удлинившимся скальпелем по шву. С лоскутом справиться легче, чем с цельной одеждой. Ну-ка. К счастью, пристать к ране ткань не успела, кровь ещё не запеклась, и после небольшого усилия ткань поддалась. Я отшвырнула лоскут прочь.

Пациент от резкого движения застонал, открыл светло-ореховые с золотыми прожилками глаза, моргнул. Бессознательная муть из взгляда пропала, сменившись осмысленностью. Парень сфокусировался на скальпеле в моих руках, кровь резко отхлынула от его и без того бледного лица. Выглядело жутковато: будто ему на кожу плеснули белил. Парень дёрнулся:

— Вместе сдохнем, — вместо суровой угрозы у него вышел надсадный хрип.

И я запоздала увидела, как парень обессиленно роняет короткий кинжал, нацеленный остриём в мою сторону. Кажется, меня опять ни за что ни про что обвинили в убийстве. А если бы метнул?! Что же мне так «везёт» на буйных неадекватов?

Точно, это шутка судьбы. Я отшвырнула кинжал подальше:

— Лежи и не рыпайся! Придурок, на кой мне тебя лечить, если вместо спасибо ножом пыряешь?

Он снова открыл глаза.

— Ты…

— Спи, болезный, — я ткнула его чудо-скальпелем в плечо, и крошечный укол отправил пациента в глубокий сон без сновидений.

Оказывается, магическая анестезия отличная штука! И парень прелесть, пока без сознания лежит и не брыкается. Спортивная фигура, шикарный рельеф мышц и даже пресловутые кубики — не отвлекаясь от работы, я всё равно оценила, когда содрала с него рубашку.

Лицо парня портила синюшная бледность, на фоне которой отчётливо выделялись лишь искусанные губы, но черты приятные, правильные, нос прямой и подбородок с маленькой ямочкой. А вот цвет волос в тени вывернутых корней толком не разобрать, то ли шатен, как я, то ли тёмно-русый.

Я щедро заливала рану синевой из скальпеля. Светящаяся полуматериальная субстанция прекрасно промывала. Под воздействием магии грязь не просто удалялась, она волшебным образом исчезала. Никогда ещё моя работа не была такой лёгкой. Закончив очищать рану, я внимательно изучила разрез, наискось перечеркнувший парню живот от правого нижнего ребра до пупка и ухмыльнулась:

— Да ты везунчик. Мало того, что я свалилась именно в эту щель, так ещё и рана не опасная.

На самом деле любое проникающее ранение в живот опасно априори, но тут парню нереально повезло: оружие распахало бок, однако внутренних органов не задело. По сути, зашивания достаточно. И волшебный скальпель в моих пальцах, откликаясь на мысли, преобразился в хирургическую иглу.

Заминка вышла с повязкой. Синева, свободно превращавшаяся и в нить, и магический аналог перчаток, становиться бинтами категорически отказывалась. Как я ни билась, как ни представляла желаемое, ничего не происходило. Пришлось изворачиваться. Я окончательно избавила парня от рубашки, быстро нарезала скальпелем полоски ткани. Получились, наверное, не совсем удачно, но меня устроило. Теперь главное тщательно очистить и дезинфицировать.

— Ну, ёжики.

Я устало села на пятки, выдохнула, бездумно глядя перед собой. Ладонь кольнуло, скальпель втянулся в руку, но сил удивляться чудесам уже не было.

В голове было пусто. С того момента, как я оказалась вне тела, меня не покидало ощущение, что я вижу слишком яркий, сюрреалистический затянувшийся сон. Сейчас, именно сейчас, когда я справилась, закончила, почувствовала приятную усталость после напряжения, на меня навалилось окончательное понимание, что всё происходит взаправду.

Пациент застонал, приходя в себя. Ресницы дрогнули.

— С добрым утром, — хмыкнула я.

Парень резко открыл глаза, в его взгляде отразилось узнавание.

Я же потёрла кончик носа. Первую помощь я оказала. А дальше? Хорошо бы у парня кто-то был. Передать весточку и сплавить с рук на руки — самое простое. А если никого не окажется? Волоком тащить из леса? Не под корнями же оставлять, а сам он вряд ли встанет, да и нельзя ему напрягаться, швы могут разойтись.

— Почему я жив? — прохрипел он, не сводя с меня глаз.

Странный.

— Даже не знаю, что сказать. А с чего тебе умирать? — озадачилась я.

— Хотя бы с того, что с такими ранами, как у меня, не живут. И я помню, у тебя был нож.

Я пожала плечами:

— Не преувеличивай, царапина. Тебя убивал кто-то косорукий, лезвие прошло вскользь. То есть… не царапина, конечно, но я рану обработала, кровотечение остановила. Не тревожить, дать зажить, и всё будет в порядке, — самое время спросить, кого позвать на помощь, передать сообщение и забыть о проблеме. Своих хватает.

Парень продолжал хмуриться, уверенности в его тоне поубавилось, зато командный тон остался:

— Не ври. Как ты могла меня лечить, если я точно помню синеву магии смерти?

Надоело.

— Ты очнулся, жив? Что тебя не устраивает? — я поднялась на ноги, угостила его взглядом свысока. — Так, я девочка слабая, а в лесу ты загнёшься. Что будем делать? Вариант первый. Устраиваем тебе лежанку из лапника, — мельком оглядевшись, я убедилась, что ели вокруг растут. — Вариант второй, ты говоришь, кого и как я могу позвать на помощь.

— Думаю, третий. Ты отведёшь меня к себе домой и вылечишь.

— О? Я по-твоему ездовая лошадь?

— Ты!

Кажется, парень непростой, привык к иному обращению. Ну да, здесь же короли водятся, аристократы, а я… Надеюсь, благодарность за спасение перевесит обиду. Извиниться? Мне не трудно, но манеры от извинений не изменятся, так что пусть лучше привыкает деревенскому стилю. Авось, злиться перестанет, смирится.

— Мальчик, начинай думать. Помнишь, что я сказала? Рану нельзя тревожить. Если я тебя попробую тащить, у тебя откроется кровотечение, что для тебя сейчас смертельно. Могу крестьян на помощь позвать.

Парень с минуту сверлил меня взглядом, потом сдался:

— Зови.

Он устало прикрыл глаза.

Я присела на корточки и потянулась к его поясу.

Ореховые глаза вновь распахнулись.

— Слушай, — я не дала ему возмутиться, заговорила первой, — а если я тебя ограблю?

— Ч-что?

Мне его даже жалко.

— А почему нет? — пожала я плечами. — Ты полудохлый, так что брыкаться не сможешь, а кошелёк у тебя приятно тяжёлый. Да не дёргайся, сказала!

— Ты…, — простонал он, сдаваясь.

Глава 4

— Мальчик, ты думаешь, крестьяне бросят дела и потащатся тебя спасать бесплатно? — посерьёзнела я. — Если ты действительно так считаешь, то я очень хочу знать, где таких наивных детей разводят.

Я открыла кошелёк и высыпала содержимое на ладонь. Так-так, чем я теперь богата? В наличии кубики: несколько мелких тёмно-жёлтых, полгорсти серебряных среднего размера и в общей россыпи попадаются редкие крупные желтовато-красноватые кубики. Я напряглась, стараясь вспомнить, что моя предшественница знала о деньгах. Знала она катастрофически мало, но понять, что жёлто-красные кубики — это медь, а чисто жёлтые должны быть золотом, я сумела. Няне платили два кубика серебра в месяц… Хм, по меркам деревни я богачка.

— Жди, что-нибудь придумаю, — обнадёжила я пациента.

— Я в долгу не останусь.

Похоже, он решил, что я тоже нуждаюсь в материальном стимуле. Нуждаюсь, да, но…

— Пфф, — я ссыпала монеты обратно и подкинула кошелёк на руке, деньги приятно звякнули. — Ты уже расплатился.

Прикинув, что карабкаться наверх нет никаких причин, я двинулась по пересохшему руслу в сторону деревни. Очень надеюсь, что память меня не подводит, и я иду туда, куда надо. Скрывшись от буйного пациента за стволами деревьев, я сбавила шаг. Во-первых, лес не парк, а я девочка городская, к буеракам не привычная, причём в обеих ипостасях, что фельдшерской, что местной. Во-вторых, обдумать моё положение стоит до того, как я доберусь до села.

Глобальные вопросы я отодвинула, благо я медик и умею сосредотачиваться на вещах практичных. Проблем у меня в ближайшем обозрении две: транспортировка пациента и полноценный обед на троих. Сама я готовить, ясное дело, не буду — на огне, без мультиварки. Мои кулинарные таланты ограничиваются выбором подходящего режима и нажатием кнопки «старт». Няня, если верить Мили, плохо себя чувствует, к плите её ставить нельзя. Остаётся нанять крестьянку. Сегодня, наверное, ограничусь оплатой продуктов, а дальше нужно подумать о полноценном найме на длительный срок — подозреваю, по деньгам будет выгоднее. Но это потом.

Второе, что нужно сделать — разобраться с пациентом. Тащить или не тащить к себе в дом даже не обсуждается. Тащить. Я всё ещё верю в клятву Гиппократа, которую дала. К тому же гонорар я получила, следует честно отработать. Стало быть, мне нужна телега или как минимум волокушка из жердей. На чём будет трясти меньше?

Но самое важное — сколько платить крестьянам? Я резко остановилась, снова открыла кошелёк, который так и не выпустила из рук. Золото показывать нельзя. Староста не ограбит, так слух пойдёт и желающие разбогатеть найдутся.

Я повторно вытрясла из кошелька наличность, пересчитала медь. Двенацать кубиков — не густо. Цены… Вроде бы, когда Мили пришла за помощью первый раз, староста предложил ей за одну медяшку пяток куриных яиц, литр коровьего молока, буханку хлеба и пару крупных реп. То есть обед и ужин на три рта мне обойдётся где-то в четыре-пять медных кубиков. Ещё пара кубиков — свежий завтрак с доставкой на дом.

Сколько запросят за пациента? В лучшем случае, сберегу пару кубиков. Пустить в ход серебро? Слишком большая переплата, и никакой надежды на сдачу. Но и медь дочиста спускать жалко… Я прикидывала так и эдак, но видела одни сплошные минусы при любом раскладе. Ладно, буду считать на месте.

Серебро и золото я ссыпала в платок, завязала концы узлами, и получился увесистый кулёк, который я отправила в декольте. В кошельке оставила лишь медь и на всякий случай один единственный серебряный кубик.

Я уже подходила к опушке.

Надо придумать, как объяснить, откуда у меня деньги. И, кстати, аристократы, этикет… Разве имеет право одинокая девушка тащить в дом левого мужчину? Значит, моей фантазией пациент превращается в нового помощника господина. Слугу прислали передать письмо и подарки. Складно же? Должно сойти.

Старосту я нашла на покосе. Бородач широко взмахивал косой, падала срезанная трава, а он шагал дальше со скоростью комбайна.

— День добрый! — я не стала ждать, когда староста меня заметит.

Он обернулся.

Крепкий, крупный, на две головы выше меня, плечи широченные, и ведь вся масса не жир, нет, сплошь мышцы, мясо.

— Барышня? День добрый.

Взгляд у старосты цепкий, умный. Изменения староста сразу почуял: в прошлый раз Мили просила, чуть ли не плакала, а я пришли полностью уверенная в себе и в праве требовать.

И тут меня осенило. Не надо медь спускать!

— Помните нашу прошлую беседу? Вы посоветовали написать господину. Из дома прислали письмо, подарки.

Я открыла ладонь и продемонстрировала серебряный кубик.

— Чего желаете, барышня? — интерес мешался с настороженностью.

Мне понравилось, что алчного блеска в глазах старосты не появилось. Может, конечно, умело скрывал…

Я сжала пальцы, прикрывая кубик.

— Вашу дочку в работницы по хозяйству. Девочка она, я видела, рукастая и чистоплотная. Загонять не буду, поможет с уборкой, стиркой, готовкой. Продукты с вас. Разнообразия блюд ни к чему, пусть будет скромно, но сытно и на обед обязательно мясо.

Староста огладил бороду:

— Дочку я через месяц замуж выдаю.

— Тем более денежка лишней не будет, — улыбнулась я.

Закинул косу на плечо — хороший признак. Некоторое время староста размышлял.

— Идёмте, барышня, будь по-вашему.

Я хмыкнула:

— Ещё кое-что, уважаемый. Господин слугу прислал, а тот в лесу навернулся, ранен. В дом надо доставить. Дело на час, больше не отнимет.

— Хм…

— Не думайте, на шею садиться не собираюсь. Если потребуются мужские руки, обговорим плату отдельно. Но раненому надо помочь, правда?

— Правда, барышня, раненому помочь надо.

Я коротко обрисовала, что требуется для переноса и где пациент остался. Конечно, я покажу и к месту отведу, но староста же должен заранее представлять, пройдёт ли в телега или нужно придумать что-то иное. Но это уже его заботы. Я серебрушку отдала, задачи поставила.

Изба встретила нас теплом печи, запахом смолы сложенных у стены дров. Хлопотливая хозяйка с усталыми глазами низко поклонилась. На фоне своего мужа-медведя она казалась тростинкой, молодой берёзкой, которая вот-вот переломится. Сложно поверить, что она мать четверых детей. Может, мачеха?

Дочка выглядит менее забитой. Рослая, высокая — в отца. Лицо глуповато-туповатое, зато пшеничные косы пышные, толстые как два каната и спускаются до колен. Ладони в застарелых мозолях, кожа грубая — работать девица умеет и пашет. Неплохо. Лишь бы не совсем дура.

— Мрысья, поди.

Ёжики святые, что за имя?!

Девица поклонилась, но как-то деревянно и совершенно неумело.

— Мрысья, с этого дня и до свадьбы служишь барышне.

— Бум.

До меня не сразу дошло, что это она так «буду» сократила.

— Добрый день, Мрысья. Прямо сейчас займись, пожалуйста, обедом. Продукты я у твоего отца выкупила на месяц вперёд. На первое — мясной бульон. На второе — мясо запечённое с овощами. Ещё к столу подай хлеб и компот. Обедать буду я, моя няня, прибывший от господина его младший помощник. И на себя, конечно, готовь.

— Буд, барышня.

Видимо, «Будет, барышня».

Девица отправилась исполнять первое указание. И мне понравилось, что начала она с умывальника, зачерпнула сероватого порошка, потёрла пальцы, ладонь, тыльную сторону, всё смыла и тщательно вытерла руки идеально белым полотенцем.

— Баршня, — позвал староста. — Идём?

Я кивнула.

Староста на помощь прихватил сына, долговязого, но в отличии от отца тощего-претощего.

— В Старый ручей, барышня, на телеге не проехать, носилки возьмём.

Вот, правильно я про место рассказа.

Главное, чтоб пациент дождался. Мало ли. Я ведь очевидное упустила: куда делся тот, кто парня ножом пырнул?

Глава 5

До норы под вывороченными корнями упавшего дерева мы добрались довольно быстро.

— Это что ли новый помощник нашего господина? — засомневался староста.

Пациента перекосило, но прежде, чем он успел возмутиться, я чётко и ясно сказала да. Пациента окончательно скрючило, зато возражать он больше не рвался, только глазищами сверкал. Пользуясь тем, что староста с сыном двинулись вперёд, а я осталось за их спинами, я в выразительном жесте приложила палец к губам и подмигнула. Мой непростой пациент отвернулся.

— Подождите, я должна осмотреть повязку, — остановила я мужчин, застеливших потёртой рогожей приколоченные к двум жердям доски. Интересно, ради меня сколотили или уже было в хозяйстве? Впрочем, нет, не интересно.

Я присела на корточки, отодвинула полу куртки, которой пациент успел зачем-то прикрыться.

— Неплохо.

Кровь запачкала обрывки рубашки, которыми я забинтовала рану, но лишь слегка. Можно быть уверенной, что швы не разошлись.

— Перегружайте, только осторожно.

— Да уж имеем понимание, барышня.

Староста подхватил пациента подмышки, сын — за ноги. Переложили бережно, но дальше…

— Барышня, так у господина живот вспорот…

— И?

— Помрёт ведь.

Если не ошибаюсь, во времена Викторианской Англии личный врач королевы с непоколебимой уверенностью заявил, что голова и живот всегда будут закрыты для вмешательства хирурга. Это же насколько в моём новом мире плохо с медициной?

— Молодой, сильный. Может и выживет. В любом случае, не бросать же здесь.

— Ваша правда, барышня.

Я ухмыльнулась.

Осталось решить, показывать ли пациента няне. Лучше бы пожилую женщину лишний раз не волновать, но взрослый мужчина да ещё и с гонором — это не приблудный котёнок, чтоб в домике из обувной коробки под кроватью прятать.

Шагая вслед за носилками, я вспоминала планировку дома. Мы с няней — пора начинать думать о себе как о Мили — разместились в спальнях на втором этаже. Логично пациента отправить в гостевую комнату, но пыль и грязь выздоровлению не способствуют, а худо-бедно убрано только у меня и у няни. Няню не трогаем. Хм, пациента ждёт очередной шок — благовоспитанная леди уложит его в свою кровать, на свою подушку, под своё одеяло, ещё и разденет. Я невольно улыбнулась, предвкушая маленькое развлечение и случайно перехватила взгляд парня. Он смотрел на меня с опаской.

Деревню мы обогнули по дуге, что меня бесконечно порадовало. Кратчайшая дорога до усадьбы вела через господский яблоневый сад, и я поразилась, каким заброшенным он оказался. Деревья не в уходе, много сухих ветвей, которые давно следовало спилить, тропинки зарастают сорной травой, под слоем гнилой прошлогодней листвы наверняка завелись вредные насекомые. Впору звать крестьян наводить порядок в обмен на треть урожая. Куда управляющий смотрит? А, ну он же у нас гусь столичный, раз в год за деньгами приезжает.

Боковой ход оказался закрыт, а ключи нам с няней отец выдал только от парадного. Пришлось обходить.

Пациент притих. Я было подумала, что парню поплохело, но нет, любопытство прорезалось. Вертит головой, таращится на сумрачный холл, на пыльные чехлы, скрывающие мебель, на грязные стёкла. Неужто никогда заброшенных домов не видел? Эх, жаль, что он больше не при деньгах, а то я бы счёт за экскурсию выставила.

— Сюда, — я повела на второй этаж. — Тише, пожалуйста, а то нянюшка приболела.

Я провела мужчин через будуар в более-менее обжитую спальню. Здесь тоже царила грязь, но встречались островки чистоты: кровать, стол, стул, комод.

Откинув с кровати покрывало, я воскликнула:

— Только не в сапогах и не в верхней одежде!

К счастью, староста с сыном восприняли это как должное. Опустили носилки на пол. Сын стянул с пациента сапоги, удивлённо крякнул, обнаружив в петельке спрятанный в голенище кинжал. Староста помог парню приподняться и избавил от куртки. Затем мужчины взялись вдвоём, переместили парня на кровать.

— Извольте, барышня, доставили.

— Благодарю. Ни я, ни господин не забудем вашей доброты.

Мужчины коротко поклонились, подхватили носилки и утопали прочь. Не обращая внимания на пациента, я смотрела на прикрытую дверь спальни и мысленно считала до десяти. Досчитав, выглянула в коридор — убедилась, что мужчины ушли к выходу, а не разбрелись по дому в поисках сокровищ.

— Как себя чувствуешь? — обернулась я к пациенту. — Кстати, как тебя звать? И более важный вопрос. Кто тебя так приголубил? — я кивнула на повязку.

Парень побледнел, покраснел.

Я аж смутилась. Всё же раненый. Может, поберечь психику? Волноваться ему сейчас противопоказано.

— Эй, не пойми меня неправильно. Твои личные дела меня не волнуют. Я лишь хочу быть уверена, что твой несостоявшийся убийца не явится следом за тобой в мой дом.

Во что я вообще влезла? С чего я решила, что парень из команды хороших ребят? А вдруг он самый что ни на есть злодейский злодей? Профдеформация сыграла против меня. Помощь должна быть оказана, а любые вопросы задаёт полиция — я действовала рефлекторно, вместо больницы, которой нет, притащила раненого домой, а теперь мозги включились.

— Вряд ли. У них было время найти меня в лесу. Думаю, потеряли след.

— Крестьянам рот даже золотом не заткнуть. Пусть и не со зла, проговорятся, если их будут расспрашивать умело. Или пригрозят чем.

Парень устало прикрыл глаза.

Мне понравилось, что он не стал разуверять меня. Честность себе в ущерб дорого стоит.

— Пить хочешь? — догадалась я.

— Да.

— Минуту.

Чтоб мне раньше о воде побеспокоиться и прихватить фляжку, когда только за ним отправилась?

Я взяла с комода перевёрнутый кверху донышком стакан и прикрытый полотенцем кувшин. В воде мокли дольки яблок — Мили утром забросила.

Прежде, чем дать воды, вызвала скальпель. Силы желания оказалось достаточно, чтобы магия сработала.

— Что ты делаешь?! — о, снова таращится.

Я залила стакан синевой:

— Обеззараживаю.

Жажда победила недоверие, парень принял из моих рук воду, присосался к стакану, торопливо заглатывая.

— Эй, не торопись. Я же не отбираю. Пей спокойно.

Он невразумительно промычал, сделал ещё два больших глотка, отпустил стакан. Его глаза снова закрылись, дыхание чуть изменилось, стало спокойнее, размереннее. Уснул…

Имя так и не назвал.

Я вздохнула, присела на край кровати и принялась аккуратно снимать повязку. Других бинтов у меня под рукой нет и в скором времени не предвидится, так что ни в коем случае нельзя рвать и портить. Буду очищать и дезинфицировать. Всех микробов и бактерий — наповал магией смерти. Что касается пятен, то кровь — это органика, «убью».

Рана выглядела обнадёживающе. Кровь спеклась, синие светящиеся нити прочно стягивали края и не давали ране повторно разойтись. Потрогав лоб, я убедилась, что жара нет. Хоть бы обошлось без воспаления. Я тщательно промыла рану всё той же синевой и восстановила повязку.

Пока пациент дрыхнет, можно заняться хозяйственными хлопотами. Куртку я с пола закинула на спинку стула, рядом поставила сапоги, чтобы на ходу не валялись. А дальше? Осмотреть дом? Чужие воспоминания никогда не сравнятся с личными впечатлениями. Или сперва обед?

— М-м-м…, — простонал парень.

— Больно? — всполошилась я.

Ответа не последовало. Наверное, просто сон плохой.

Я пару минут понаблюдала, но парень больше не стонал. Поправив укрывшее его одеяло, я тихо вышла.

Итак, начинаю с кухни. Всем нам нужно нормально поесть. Мне с няней — впервые за долгое время. Гвоздём меню станет наваристый бульон, вкусный, сытный, полезный для желудка.

Я сделала несколько шагов в сторону лестницы, кухня располагалась на первом этаже, и именно в кухне я рассчитывала найти Мрысью, если, конечно, девице не решила готовить дома и принести обед в корзине. Ёжики! Я ж оброненную корзинку на поляне забыла. Хотя… Шут с ней. Я теперь могу несколько тысяч таких корзин купить.

— Мили? Мили, это ты? — раздался из соседней комнаты слабый голос.

— Нянюшка!

Я проскочила будуар, ворвалась в спальню, широко улыбнулась пожилой уставшей женщине. Теперь у нас обязательно всё будет хорошо, я устрою.

И лишь увидев, как волнение няни сменяется недоумением, сообразила, что настоящая Милимайя улыбалась крайне редко и исключительно уголком губ. Она никогда не демонстрировала зубы, в то время как я выставила на обозрение все тридцать два.

Упс.

Глава 6

— Нянюшка, ты не поверишь! У нас теперь есть деньги закупить дрова, забить на зиму кладовку, нанять слуг. Скоро пообедаем. Как я соскучилась по мясу!

Вроде бы весомое объяснение необычному поведению.

Удивление не исчезло полностью, но его потеснила обеспокоенность.

— Мили, откуда у нас могут быть деньги?

— Нянюшка, не волнуйся, — я взяла себя в руки и постаралась копировать сдержанности Милимайи. — Собирая чернику, я наткнулась на раненого человека. За помощь он щедро расплатился.

— Вот как?

Я кивнула. И ведь почти не соврала.

— Нянюшка, отдыхай пока. Я скоро позову.

Не дожидаясь ответа, я сбежала. Из-за двери послышался тяжёлый вздох.

Как бы няня себя ни чувствовала, немедленной помощи ей не требуется.

Я скатилась по лестнице, свернула в хозяйственные помещения, принюхалась, но ни намёка на приготовление пищи не уловила. Заглядывая во все помещения подряд я находила грязь, грязь, грязь. На кухне, как и в спальне, в море грязи отыскались островки чистоты. Так, похоже Мрысья готовит дома. В принципе, если вспомнить, руки она для этого мыла.

Я продолжила обход.

В принципе, дом производит впечатление надёжное. Толстые каменные стены, окна и двери без щелей, разве что петли поскрипывают, но это лечится закапыванием масла. Другое дело, что обогревать такую громаду зимой умаешься. Я почесала кончик носа. Обогревать только жилую часть? Проще назначить старостину жену в экономки, и пусть разбирается. В хозяйстве она смыслит поболее меня.

Я вернулась в холл, приподняла ближайший чехол. Несмотря на защиту, стул поседел от пыли, просочившейся сквозь ткань, но если отмыть…

За спиной раздались шаги.

— Брышня?

Имя Мрысья девице удивительно подходит.

Я обернулась. Мрысья, глядя на меня безучастно-выжидательно, застыла посреди холла, одной рукой она обнимала увесистую корзину, другой — поддерживала под дно.

— Очень хорошо, — улыбнулась я. — Сегодня мы пообедаем в комнатах на втором этаже.

Мрысья никак не отреагировала, но стоило мне шагнуть на первую ступеньку, молча потопала следом.

Я искоса наблюдала за девушкой. На лице ни тени эмоций, выражение всё такое же тупое, к окружающему ни капли интереса. Даже то, что именно ей всё это предстоит отмывать, её, похоже, не трогает. Или она ещё не осознала масштабов бедствия?

Войдя за мной в спальню, она с порога поклонилась.

— Нянюшка, знакомься, — представила я. — Мрысья будет нашей помощницей.

— Ох…

Мрысью нянина растерянность не смутила. Переведя взгляд на меня, Мрысья послушно поставила корзину туда, куда я указала, и отступила на шаг.

— Ты уже обедала? — спросила я.

Я, конечно, за всеобщий мир и равенство, но сомневаюсь, что сажать девушку с нами за один стол хорошая идея.

— Ны.

— Тебе удобнее готовить дома и приносить, как ты сделала сейчас, или готовить на кухне?

Вопрос для девицы оказался слишком сложным, она пожала широкими плечами и осталась стоять столбом.

Я решила зайти с другой стороны:

— Ты должна будешь принести ужин.

— Ум, — Мрысья согласно кивнула.

— Где ты будешь готовить?

— Как прикаж, брышня.

Ух…

— А если я не стану давать указаний?

Мрысья снова пожала плечами, но, к счастью, не молча:

— Мамка сготовит, пока я курей, поросей и корову обиходю.

Ох, ёжики святые! Ну кто же нанимателю признается, что в рабочее время посторонними делами будет заниматься? Зато выяснили, что длинные фразы Мрысье тоже даются.

— Тогда можешь идти обедать, но через час я тебя жду в холле.

— Буд.

Девица, поклонилась отдельно мне, отдельно няне и послушно ушла.

Я быстро размотала полотенце. В корзине нашлись два чугунка. В первом, как я и заказала, мясо с овощами, во втором — бульон. Правда, я рассчитывала на что-то условно диетическое, а тут поверхность закрывает слой жира — отрабатывают переплату. Хлеба целая буханка, в крынке компот, посуды нет.

— Нянюшка, проходи к столу. Сейчас вернусь!

— Мили, мы не спустимся в столовую?

И снова прокол.

— Нянюшка, стоит ли в деревне строго следовать правилам столицы? Остывает. Давай поговорим позднее? Со мной та-акое случилось! Я тебе расскажу.

Няня смотрела на меня уже не с удивлением, а с откровенным изумлением, но я решила не пытаться притворяться той, кем я не являюсь. Я ни разу не шпион, а няня знает Мили как облупленную. Проколы будут следовать один за другим, притворство сделает только хуже. Уж лучше совру, что получив деньги, получив надежду, я многое переосмыслила и стала другим человеком.

Тарелки, ложки, вилки — всё, тщательно вымытое Мили, я нашла в посудном шкафу на кухне. На всякий случай прошлась магией. Открывшиеся способности я воспринимала очень естественно, как будто они со мной были всю жизнь. Впрочем, отчасти так и есть: скальпель и синиий дезинфектор у меня в первую очередь ассоциировались с медициной, а не с волшебством.

Нагрузившись посудой, я вернулась в комнату:

— Приятного аппетита, няня, — я разлила бульон по миска с тем расчётом, чтобы хватило пациенту.

Работая ложкой, я присматривалась к пожилой женщине. Грузная, даже расплывшаяся, начисто седая. Морщин на удивление мало, а вот пигментных пятен в избытке. Мешком висит второй подбородок.

Наверняка, хронических заболеваний целый букет.

Бульон мы доели почти одновременно, и я разложила по тарелкам мясо.

— Мили, стоит ли так тратиться?

— Няня, не еде экономить не стану — там при самых скромных подсчётах одного серебра на полтора года хватит. — Знаешь… Когда мне улыбнулась такая удача, — я подкинула кошелёк, и кубики звякнули, — когда я осознала, что мы получили второй шанс…

— Удача на чужой крови? — непонимающе нахмурилась няня.

— Почему? Для раненого наша встреча стала, возможно, ещё большей удачей, — без его денег мне было бы трудно, но я бы в конечном счёте справилась, а вот он умирал. — Нянюшка, как насчёт того, чтобы посидеть на крыльце и подышать свежим воздухом, пока Мрысья убирается?

— М-м-м…

— Тогда сделаем по-другому. Мрысья приведёт в порядок будуар, ты устроишься на время на диване, а Мрысья вымоет спальню. Как тебе?

— Когда ты стала такой деловой, Мили?

— Как из столицы вырвались, так и стала. Няня, сегодня я решила, что отныне мы должны жить хорошо. Хватит терпеть обиды.

— Ох, Мили.

— Увидишь, — мягко пообещала я, поднимаясь из-за стола.

Компот я оставила, остальное загрузила обратно в корзину. Чугунки ещё хранили жар печи, так что пациента накормлю тёплым.

Когда я вошла в свою спальню, парень ещё спал. Я водрузила корзинку на стул, присела на край кровати, откинула одеяло, снова проверила лоб.

Парень дёрнулся, перехватил меня за запястье до боли сжав неожиданно крепко.

— Эй! — возмутилась я.

Вот же буйный.

Парень несколько раз моргнул, взгляду вернулась осознанность.

— Клешни разожми, — попросила я и свободной рукой легко щёлкнула его по пальцам.

Я не то чтобы испугалась… Да, чёрт побери, я испугалась! Не когда он схватил меня, а когда я вспомнила нацеленный на меня нож, который парень по счастливой случайности выронил от слабости. Что у него за рефлексы?! Убийственные…

Хватка разжалась.

— Никогда так не делай больше, — предупредил он вместо извинений.

Хотелось сказать что-нибудь резкое, но я сдержалась. А к предупреждению стоит отнестись со всей серьёзностью. Я кивнула в знак, что услышала и приняла к сведению.

Достав чугунок, спросила:

— Суп будешь… сам или с ложечки?

Глава 7

Парень возмущённо сверкнул глазами, побуравил меня взглядом, словно прикидывая, как я отреагирую, выбери он вариант «с ложечки». Нормально отреагирую — зачерпну бульон и накормлю.

— Сам, — буркнул он.

Я не спорила, отставила чугунок, помогла парню приподняться, подложила под спину две туго набитых подушки. Не высоко, чтобы рану не тревожить.

Вручив парню ложку, я пододвинулась ближе. Больничного откидного столика у меня нет, придётся чугунок держать самой.

Недовольно поморщившись, парень придержал все капризы при себе и принялся за еду. Ел аккуратно, несмотря на неудобное положение, ни капли не пролил. Ложка шкрябнула по дну. Бульона оставалось ещё на пару глотков, но парень качнул головой.

— Второе? — предложила я.

— Воды.

Воды не жалко.

Парень не стал геройствовать, позволил мне держать стакан, лишь чуть направлял мою руку. Я невольно обратила внимание на его пальцы: длинные, ногти светло-розовые с лёгким естественным блеском, подстрижены коротко без единого уголка. Кисть изящная. Уж точно не крестьянская медвежья лапища.

— Не скучай, загляну попозже, — пообещала я.

Заметно, что парень устал, сходу скормить ему второе не получится.

— Угу.

Спустилась я как раз вовремя. В холл вернулась Мрысья.

Я мысленно потёрла руки. Немедленно дадим грязи первый решительный бой! Себя назначаю генералом, а Мрысья будет моим солдатом.

— Как я уже говорила, ты будешь помогать мне по хозяйству. Сама видишь, дом не убирали годами, поэтому день за днём будем отмывать комнаты одну за другой. Распорядок простой. Утром через два часа после восхода ты приносишь завтрак и приступаешь к уборке. После полудня прерываешься, приносишь из дома обед и возвращаешься к уборке, пока не придёт время ужина. Ужинать мы с няней хотим на закате. Всё понятно?

— Ум.

На самом деле «ум» или нет, покажет только практика.

— Вёдра, швабры, тряпки есть в помещениях рядом с кухней, бери и пользуйся, вечером возвращай на место. Уборку начнём с комнаты…

— Брышня, с крыльца надоть.

Я моргнула. Возражений я ожидала, но раз говорит, что надо с крыльца… Может, верования какие? Память Мили молчала.

— Хорошо, с крыльца, — кивнула я, пяток ступеней, перила и небольшая площадка перед входом много времени не отнимут, — А потом…?

Девица пожала плечами:

— Как прикаж, брышня.

— Спальню нянину запомнила? Перед спальней комната. Вот ею и займёшься после крыльца.

— Бум, — энергично кивнула девица и потопала в сторону кухни.

— И не забудь про ужин, — напомнила я ей.

Отлично, только осваиваюсь, а кое-что уже двигается.

Но первый успех — не повод расслабляться. Я вернулась на второй этаж и, ориентируясь на воспоминания Мили, отыскала рабочий кабинет, толкнула дверь.

Принадлежит кабинет хозяину, отцу Мили, и заходить без разрешения я не имею права. Ага, как же, буду я запреты соблюдать. Папаша вызывал у меня недоумение и чувство брезгливости. Кем надо быть, чтобы отправить родную дочь умирать? Я готова допустить, что дело не в преступном умысле, а в безответственности, но опять же преступной.

Я не рассчитывала найти документы, уверена, из усадьбы вывезли всё более-менее важное и интересное. Я стащила чехлы с рабочего стола и деревянного кресла за ним, села, прошлась по верхним ящикам. Писчие принадлежности, как и стопка пожелтевшей от времени бумаги отыскались, практически, сразу.

Кстати, а Мили хоть грамотная? Память подсказывала, что большую часть времени девушка проводила за вышивкой. Я аж подпрыгнула, сообразив, что швейные наборы для неё няня покупала на свою зарплату, спуская на шёлк всё до последнего медного кубика. Ёжики святые! Мили, где были твои мозги?! Ты же не совсем идиотка, вон сообразила и сбором черники заняться, и яблоки в воду бросить, и рыбалку осваивала. Впрочем, где уже не важно, всё равно никакой Мили больше нет — испарилась, улетучилась.

Так, грамотная или неграмотная? Я потёрла виски. Учителя счёта и чистописания девочке пригласили, когда мама была ещё жива, и уроки вроде бы продолжались после похорон. Да, помню, отец выговаривал Мили за то отсутствие прилежания. Ещё и упрекнул, мол, мама с неба смотрит и расстраивается. Мили тогда очень плакала… Азы мне преподали, а «продвинутых» учителей стараниями мачехи уже не пригласили. Няня пыталась приносить мне книги из домашней библиотеки, но Мили, после мучительных уроков недолюбливавшего её старика, ненавидела чтение, и вскоре няня сдалась. Мда. Ну, по крайней мере, у меня есть надежда, что по слогам я текст разберу. Если справлюсь, то беглое чтение освою за пару дней.

Я чиркнула на листе галочку и покрутила в пальцах ручку. Похожа на обычную перьевую, заправка антрацитово-чёрная, и, что удивительно, за прошедшие годы не засохла.

Напротив галки я кириллицей написала «дом» и дважды обвела.

Начинать надо основательно и с фундамента.

Усадьба, господский яблоневый сад, земли, арендованные крестьянами, прилегающий лес и невесть, что ещё — это не моё хозяйство. Всё, до последней песчинки принадлежит отцу. Дальше хуже. Точно также ему будет принадлежать всё, чего я достигну в будущем. Оно мне надо? Да ни разу! А как быть?

И вопрос архиважный. Я могу вложиться в дом и застрять в деревне. Могу…

Я поставила на лист вторую галку и рядом размашисто вывела «документы, права». Мила о подобном не задумывалась. Я выругалась, осознав глубины открывшейся мне бездны невежества. Мне удалось вспомнить, что роль паспорта в этом мире играют благословлённые в храме Батиты металлические пластинки, на которых обязательно выгравированы личное и родовое имя, а также обозначение сословной принадлежности. Фишка пластинок — в руках истинного владельца гравировка светится. Нам с няней «паспорта» в дорогу отдали, помню, что у нас их проверяли на выезде из столицы. Я с удовольствием нарисовать на листе жирный плюс.

Права? Тут память Милимайи пасовала. Если мыслить логически… До совершеннолетия прав у меня точно нет. Стоп. А зачем мне память несчастной затворницы, когда у меня есть пациент?

Я почти вскочила, чтобы немедленно отправиться расспрашивать, но пересилила себя и осталась в кресле. Медикам суета ни к лицу.

На листе появились третья галочка и приправленная двумя восклицательными знаками надпись «деньги». Подхожу к главному. Я богачка по меркам деревни. В мелком провинциальном городе тоже не пропаду. Только вот деньги имеют свойство заканчиваться независимо от локации.

Мне необходим пусть небольшой, но стабильный доход. Я бы не отказалась открыть собственный травмпункт. В том, что я могла бы конкурировать с местными медиками, я уже убедилась на примере своего раненого. Остаётся выяснить, как получить лицензию, как оформить разрешение на частную практику. Список вопросов стремительно пополнялся.

Окинув хаотичные записи взглядом, я подвела черту. Выводы. Во-первых, дом отмываю. Кому бы здание ни принадлежало, жить в свинарнике отказываюсь. Во-вторых, из пациента, пока он не поправился и не удрал, всеми доступными способами тяну информацию. В третьих, месяц живу в усадьбе, осваиваюсь, готовлюсь. А ровно через месяц я отправляюсь покорять большой мир.

Составленный план мне понравился, и, не откладывая, я отправилась воплощать в жизнь второй пункт.

В спальню я буквально ворвалась. И застыла на пороге. Ёжики, какие планы?! Парень лежал запрокинув голову и тяжело дышал, лицо покрылось испариной. От одеяла он избавился, столкнув на пол.

Глаза закрыты.

— Эй? — позвала я.

Парень не отреагировал.

Ничего не понимаю. Всё же в порядке было. Что не так?

— Эй! — повторила я требовательнее.

Нет ответа.

Вздохнув, я помянула нехорошим словом врачебный долг и вопреки предостережению, прикоснулась.

Глава 8

Парень вздрогнул всем телом, застонал, но схватить меня не пытался. Или пытался, но так вяло и бессильно, что я не заметила.

Ладонь буквально обожгло жаром. Чёрт! Температура под сорок, а может уже и за сорок, близится к критичной отметке. Почему вдруг, да ещё так стремительно?! Меня ведь не было каких-то полтора-два часа: пока по дому бродила, пока Мрысье объясняла, что от неё требуется, пока кабинет искала, пока предавалась воспоминаниям и размышлениям, пока планы сочиняла… Думала я на ходу — рванула в ванную, дверь которой оказалась приоткрыта.

Так он вставал?!

Убью. Нет. К кровати привяжу, чтоб знал, как постельный режим нарушать.

Но прежде надо во что бы то ни стало сбить температуру, пока не загнулся.

Обогрев воды в доме не работал, но намёк на цивилизацию присутствовал. Не нужно бегать с вёдрами в колодец, вода подаётся по трубам. Я набрала таз, притащила в комнату, сбегала за полотенцами и бросила в воду, одно сразу же достала, отжала и, сложив, шлёпнула парню на лоб. Второе отправилось на грудь.

Брюки мешают циркуляции воздуха, так что долой, благо пациент не сопротивляется. Третьим полотенцем обмотала лодыжки, выдохнула.

Эх, мне бы парня обтереть водкой, но где я её возьму? О парацетамоле можно только мечтать. Магию задействовать? Скальпель послушно вышел из руки, но трансформироваться в термометр отказался, нацедить волшебное лекарство тоже не получилось. Почему?

Не тратя драгоценное время на пустые попытки, я втянула скальпель.

Ничего не понимаю… Не мог один поход по нужде так его подкосить. Если бы швы разошлись, то повязка пропиталась бы кровью, но ткань чистая. Отравление? Бульон я съела первой, ничего дурного не почувствовала. Индивидуальная непереносимость? На аллергию слабо похоже, скорее на воспаление.

Я уже снимала повязку…

Ёжики святые! Рана, ещё полтора часа назад выглядевшая чисто и аккуратно, изменилась до неузнаваемости. Воспаление, как оно есть. Но почему с такой скоростью?!

Я вернула скальпель, быстро продезинфицировала руки синевой и склонилась над раной. Сшитые края побагровели, а кожа вдоль разреза отмирала, причём пятнами, будто грязь попала точечно. Ничего не понимаю… Картинка получалась странной, даже если не принимать в расчёт скорость, с которой всё протекает. Основное воспаление идёт вдоль раны, линия разреза в относительном порядке.

Разгадка ударила по моей уверенности в себе, как в фельдшере. Аккуратность с новыми лекарствами — вещь очевидная. Какого чёрта я оставила синие нити?! Парень же тогда сходу определил, что моя магия — это магия смерти. Вот чтоб мне об этом хоть минуту подумать? Режущий скальпель к стихии смерти отнести можно, безобидный термометр — нет, дезинфекцию — да, заживление — снова нет. Так просто и так глупо с моей стороны.

Воспаление полыхает только потому, что я допустила врачебную ошибку.

— Сейчас…, — пробормотала я.

Уберу магию — разойдётся рана.

Так, не паниковать. Хирургических нитей на замену у меня нет, но можно использовать тот же шёлк, о котором я вспоминала. Правда, вышивки в багаж не вошли, зато у меня есть мамино шёлковое платье — выдерну оттуда.

Вредит, как я понимаю, именно постоянное соприкосновение кожи и магии смерти: из центра каждого участка омертвелой кожи выходит синяя нить. Дезинфекция безопасна, а точечные прикосновения скальпеля… условно безопасны. В любом случае, лучше пустить в ход скальпель, чем рыться в вещах в поисках неудобных швейных игл. Хватит того, что пришлось искать платье.

Навыки шитья неожиданно пригодились. Я сумела вытянуть и не оборвать довольно длинную нить.

— М-м-м…

Как не вовремя пациент открыл глаза.

— Потерпи, сейчас поправим, — пообещала я, стежок за стежком удаляя убивающую парня магию, — Сейчас…

Алгоритм действий прежний: убрать магическую «грязь», вызвавшую воспаление, очистить рану, убрать некроз, зашить, но уже обычными нитями.

Парень вновь застонал.

— Ещё капельку, ещё… Готово. У меня для тебя отличные новости — помирать отменяется.

Я медленно распрямилась, зажмурилась, отгоняя кошмар. Я чуть собственноручно не угробила пациента.

— Пить хочешь? — предложила я.

Обильное питьё тоже помогает снизить температуру.

Парень послушно сделал три глотка, дыхание сбилось. Я догадалась, что пульс участился. Отняла стакан, отставила к корзинке. Взгляд зацепился за чугунок. Куда деть остывшее мясо? Отдам Мрысье — решит, что приносить можно меньше, а меня это не устраивает. Мысль мелькнула и пропала, я полностью сосредоточилась на пациенте.

Помирать парень к моему величайшему облегчению передумал. Дыхание восстановилось, стало размеренным.

Поколебавшись, я убрала полотенце с груди. Сбить температуру и устроить переохлаждение — вещи разные. С лодыжек тоже стоит убрать, а вот на лбу пусть компресс лежит. Я даже повторно окунула полотенце в воду и отжала.

Потрогала шею, локтевой сгиб ближайшей ко мне руки, внутреннюю сторону бедра — медленно, но температура спадает.

— Ты… что…

Надо же было ему очухаться в самый неподходящий момент!

— Лечу, как умею. Ты, знаешь ли, у меня первый.

Первый, не только в смысле применения магии вместо химии, но и первый «стационарный» пациент. На скорой я была частью бригады, мы оказывали экстренную помощь и доставляли пациента в больницу, задумываться о длительном лечении мне не доводилось.

— Как самочувствие?

— Лучше.

— Вернусь через пять минут.

Про няню и оставленную без присмотра Мрысью забывать нельзя.

Начала я с соседней комнаты и, открыв дверь, остолбенела от изумления. Мрысья подошла к делу с неожиданным размахом и шуровала намотанной на щётку влажной тряпкой по потолку и стенам. Мебель крепкая девица в одиночку сдвинула и уничтожала грязь в самых труднодоступных закутках, куда слуги не заглядывали даже в лучшие годы усадьбы.

Хм, я бы не отказалась девочку при себе оставить. Может, предложить? Ладно, дальше видно будет.

Мрысья не обратила на меня ни малейшего внимания, и я прошла мимо.

— Нянюшка? — постучалась я в спальню.

— Мили…

— Нянюшка, боюсь, Мрысья не успеет сегодня отмыть твою спальню, но ночь ты сможешь провести в будуаре. Видела, как Мрысья старается?

Няня осторожно кивнула:

— Старается, спору нет. Но девица со странностями. Разве было хорошей идеей выбирать её?

— Нянюшка, она десятерых стоит, вон как шкафы ворочает.

— Ты изменилась, Мили.

Я чудом не вздрогнула.

— Няня, это плохо?

— Мили… Это замечательно. Но я беспокоюсь о тебе.

— Нянюшка, не стоит. Нам улыбнулась большая удача… Небесная удача, — поправилась я, с трудом выуживая из памяти куцые обрывки знаний о местной религии. — Можешь быть уверена — не пропадём. Тебе бы свежим воздухом подышать.

Няня покачала головой, и я не стала спорить. Достаточно взглянуть на её ноги. Никакое платье не помешает увидеть — ноги толстые, как у слона, распухшие, отёкшие. И сама няня грузная. Тут медиком не надо быть, очевидно что у неё серьёзные проблемы с обменом веществ. Возможно, застой лимфы. Варикоз — почти наверняка.

— Няня, поужинаем здесь? Или тебе не понравилось?

— Чудесно, Мили.

— Я могу для тебя что-нибудь сделать?

Няня качнула головой.

— Тогда не скучай. Если я понадоблюсь, пошли за мной Мрысью.

Уборка полным ходом, няня не жалуется, удочку на тему небесной благодати я закинула…

Бегом к пациенту!

Оставлять парня без присмотра теперь откровенно страшно.

Глава 9

Волновалась я зря. Парню было заметно лучше. Он даже умудрился дотянуться до одеяла и затащить его себя. Спрашивается, чем простынка не устроила? Я нашла в комоде и перед уходом укрыла.

— Знобит? — уточнила я, хотя трясущимся от холода парень не выглядел.

— Нет.

— То есть ты решил вскипеть?

Полностью стаскивать одеяло я не стала, откинула до половины, коснулась кожи рядом с багровой полосой. Горячо, но уже в рамках приемлемого.

— Ты сменила магию нитками?

Заметил.

— Да, сменила. В лесу без магии смерти я бы не справилась, а дома… Я ошиблась, моя магия тебя убивала.

Скрывать я не собиралась, как и оправдываться.

Моя ошибка меня напугала, заставила сомневаться в своём профессионализме, но вины за собой я не чувствовала. Я сделала всё, что могла, помочь пыталась от чистого сердца, и благодаря магии в тех условиях сделала во сто крат больше, чем рассчитывала. Что касается ошибки… Увы, даже самые опытные медики от них не застрахованы. Впредь буду умнее.

— Естественно, что магия смерти убивает.

— Я об этом ничего не знала. Я вообще о магии ничего не знаю. Пользуюсь исключительно интуитивно, формулирую мысленно задачу, и либо срабатывает, либо нет.

— Ты странная.

— Угу. Укрыть?

— Укрой.

— Ужин через час, отдыхай.

Я утащила корзину и, чтобы остатки обеда не пропадали, смолотила их в кабинете — компенсирую полуголодный образ жизни, который Мили пришлось вести в деревне.

Расспросы касательно законодательства пришлось отложить. Эх, а ведь так зудело… Я вернула корзинку Мрысье. К моему приходу девушка разгромила гнёзда пауков, изничтожила пылищу на потолке и стенах и успела переключиться на мытьё окон.

— Брышня, ужин мамка сготовит.

— Хорошо.

Бедная женщина… Заездят её в этой семейке медведей.

До вечера ещё пара часов, надо потратить с пользой.

Я отправилась на поиски библиотеки. Как минимум, выясню, насколько плохо у меня с грамотностью. Не смогу читать — заставлю парня рисовать мне алфавит. Эх, ещё же каллиграфию осваивать. Не скажу, что у меня «врачебный» почерк, пишу размашисто, в меру понятно. Но здесь то искусство выведения букв оттачивают годами! Хотя… Поклоны, реверансы тоже оттачивают, а я даже элементарных формул вежливости не знаю. Очень, например, сомневаюсь, что мой пациент из тех, кому можно «тыкать». Но попытаюсь перейти на «вы» и начать раскланиваться, смотреться будет просто глупо. Да и не злиться он уже, как мне кажется. Отчасти привык, отчасти понял, что иначе у меня просто не получается.

Библиотека ждала меня на первом этаже и встречала полупустыми стеллажами. Как я и предполагала, всё ценное из усадьбы выгребли, но кое-какие книжки остались.

Я открыла стеклянную дверцу книжного шкафа. Пальцы тотчас посерели от пыли. Книги такие же грязнули? Похоже. Я вытащила первую попавшуюся и подошла с ней к окну, открыла створку, раскрыла книгу.

На первый взгляд убористые закорючки совершенно не знакомы, не кириллица, и не латиница. Но если постараться абстрагироваться от привычных букв, попытаться окунуться в воспоминания Мили, как мама представила ей строгого старика, как он положил перед ней чистый лист бумаги, лихим росчерком начертил кружок с двумя кривыми палочками и одной петельной, а затем заставил повторять, даже не объяснив, что букву можно «разбить» на составные. Я поморщилась. То, что отец нашёл абы кого, я не удивлена. Но почему мама за учителем не проследила?

Я смотрела в текст, и постепенно отдельные значки обретали смысл. Больше всего меня порадовало, что запись звуко-буквенная, то есть близка к привычной мне. Никакой клинописи, никаких иероглифов.

Сколько в алфавите букв? Память молчала. Почесав кончик носа, я вернулась к шкафу, сгребла с полки пять книг, добавила к ним взятую раньше шестую и потащила в кабинет. Разбираться буду за столом, буду выписывать отдельные слова, слоги, буквы, а напротив помечать привычный аналог. Частично вспомню, частично догадаюсь, частично пациента напрягу.

Кстати, он так и не назвал мне своего имени. Спросить? Хотел бы представиться, представился бы, а раз хочет сохранить инкогнито, пусть. У меня своих забот хватает.

Я взяла два листа. На первый в столбик перерисовывала буквы из книги — получится полный или почти полный набор. На второй лист я выписывала буквы и слоги, которые удавалось вспомнить. Забуксовала, когда сообразила, что буквы в разных буквосочетаниях обозначают разные звуки, но постепенно мой второй лист пополнялся записями. Я медленно продвигалась.

Спохватившись, помчалась проверять пациента. Опять я на те же грабли наступаю: увлеклась и забыла. К счастью, в этот раз обошлось без сюрпризов.

Парень дремал, при моём появлении открыл глаза. Красивые такие, орех с золотом.

Но лучше не засматриваться.

— Как самочувствие?

Я проверила рану.

— Неплохо. Ты говорила, будет ужин?

— Аппетит — к выздоровлению. Скоро принесут.

Пристать с вопросами или не нагружать пока? Пока я выбирала между эгоизмом и альтруизмом, парень определился сам.

— Ты странная.

— Помню, ты говорил.

Он хмыкнул:

— Я говорил, а ты сбежала от ответа.

— Может быть, я предпочитаю сначала поговорить о твоих странностях? Богатый путешественник без охраны зачем-то забрался в нашу глушь, был ранен…

— Ещё недавно ты уверяла, что мои личные дела тебя не волнуют.

— Я говорила, что они на волнуют меня до тех пор, пока не угрожают мою благополучию и благополучию моих близких. Няни. Но мне скучно, когда вопросы односторонние. Разве не прекрасна взаимность?

— Пфф…

Вот и поговорили. Иного я хотела, но его поползновения в сторону моей «странности» мне совсем не нравятся.

Неожиданно, но он заговорил:

— Ты напрасно выдумываешь загадки там, где их нет. Обсидиановая Пещера.

Понимания на моём лице он не увидел, нахмурился. Видимо, к бесконечному списку странностей добавился ещё один пункт.

— Ты не знаешь? — спросил он.

Я покачала головой.

— Обсидиановая Пещера — это очень известное место паломничества. Не думал, что есть кто-то, кто о нём не слышал. По легенде в той пещере ровно сто лет и один день прожил безымянный аскет. Он никогда не выходил к людям, но принимал одиночек, искавших ясности ума. Гость оставался в пещере с восхода до восхода, и, когда солнце показывалось над горизонтом, к человеку неизменно приходило озарение. Он обретал решение проблемы, которая ещё вчера казалась непреодолимой. Однако, если искатель ясного разума являлся не один, а со слугами, аскет отказывал. Исключение касалось лишь телохранителей. С собой можно было привести не больше одного защитника. Однажды аскет исчез, никто не знает, умер он или тайно ушёл, но до сих пор, проведя сутки в пещере, люди получают ответы на свои вопросы. Условие, что сопровождать искателя может только один защитник, тоже сохранилось. Нас перехватили у выезда на Большой тракт. Их было слишком много. Мой телохранитель сковал их боем, но четверо прорвались, и один из них меня ранил. Я справился ними, сумел уйти. Дальше ты знаешь.

— Хорошо, клинок не был отравлен.

— Чёрные Коты не используют яд, они убивают только в бою лицом к лицу. У них… своеобразная философия.

— Тебя найдут? Может быть, я могу послать кому-то сообщение?

— Уже не терпится от меня избавиться? — хмыкнул он.

— Ни в коем случае. Но ведь о тебе, наверное, волнуются.

— Ничего не выйдет. Условие аскета. Я должен вернуться домой сам. Не хочу лишиться разума. Условие — это же не пустые слова.

— Ясно.

Я хотела задать следующий вопрос, но парень меня опередил:

— Теперь твоя очередь.

И не оспоришь. Впрочем, кое-что рассказать я всё равно собиралась.

— Мачеха уговорила отца отправить меня в деревню, чтобы я не позорила семью своим отвратительным стилем общения и негодным для благородной девушки характером. То ли стараниями мачехи забыли, то ли никто изначально не собирался выделять мне содержание. Экипаж доставил нас с няней в усадьбу, возничий развернулся и отбыл, даже на лишнюю минуту не задержавшись. Ни слуг, ни медяшки денег, ни указания старостам нам помогать… Если говорить откровенно, нас обрекли на голодную смерть.

Парень молчал не меньше минуты. Выглядел он шокированным.

Я не торопила.

— Даже не знаю, что меня пугает больше, — наконец произнёс он, — то, что кто-то способен поступить так с родной дочерью или то, с каким безразличием ты об этом рассказываешь.

Я пожала плечами.

— Моя очередь спрашивать?

Расскажи мне уже о моих правах.

Глава 10

Прежде, чем я успела задать вопрос, в коридоре послышались тяжёлые шаги. Мрысья? Дожидаться, пока девушка войдёт, я не стала. Она, конечно, не болтлива, но незачем ей знать, что я разместила раненого в своей спальне? Мало ли, как отреагирует, она со странностями.

— Я скоро, — пообещала я.

Впрочем, Мрысья протопала прямиком к нянюшке, а я успела пройти следом до того, как няня отправит её на мои поиски. Мрысья водрузила корзину на стол, развернулась и дважды поклонилась:

— Доброй ночи, брышня. Доброй ночи, гспжа.

— Доброй ночи, — попрощалась я, и Мысья, не задерживаясь, ушла.

Напоминать девушке про завтрак я не стала, убедилась, что Мрысья обстоятельная и простые распоряжения исполняет с дотошной тщательностью.

Я переключилась на корзину.

— Няня, как ты? — улыбнулась я, выгружая чугунок.

Жена старосты порадовала нас гречкой с мясом, пирогами с картошкой и грибами, горячим травяным отваром и сладкими малиновыми пирожками. Я разложила порции по тарелкам, оставив треть каши парню парню.

Указание принести ужин на закате Мрысья исполнила буквально. Когда я выбирала время, в первую очередь думала о правильных интервалах в питании, ну и о том, что в темноте ужинать не получится. Тот факт, что пациенту предстоит ужинать «во вторую смену» я благополучно упустила. И с освещением разобраться не успела. Люстры заправлялись специальной алхимической смесью, которой у меня не было. Мили ещё в первые дни нашла небольшой запас, но та смесь слишком долго пролежала в кладовой и давно испортилась. Завтра же позабочусь о свечах и лучинах.

Глотать как удав вредно, и обычно я стараюсь соблюдать правила, но в этот раз я смела свою порцию с рекордной скоростью.

— Нянюшка, тебе что-нибудь нужно? — уточнила я, отодвинув тарелку.

— Да нет, Мили.

— Тогда ты не будешь против, если я уже пойду? Я что-то немного устала, честно говоря.

— Конечно, Мили. Отдыхай, моя хорошая.

Я чмокнула няню в щёку:

— Спасибо! Спокойной ночи.

Корзину с остатками ужина я прихватила с собой.

Интересно, как долго я смогу скрывать от няни, что через стенку от неё живёт мужчина?

— С ложечки? — бодро предложила я.

Парень сверкнул глазами:

— Издеваешься?

— Самую малость.

Я отставила корзинку и первым делом проверила рану. Есть можно и в сумерках, а вот оценить насколько всё хорошо или плохо я в полутьме не смогу.

— Не накаркать бы, но ты уверенно идёшь на поправку, — вынесла я вердикт.

Шуровать по чугунку ложкой я не стала, вместо этого накрыла чугунок тарелкой, перевернула и медленно подняла. Гречка осталась на тарелке ровной горкой. Пациент вполне окреп, чтобы держать тарелку самостоятельно. Я догадалась вытащить один из пустовавших малых ящиков комода и поставить его дном вверх на кровать — будет столиком. Напомнив парню, чтобы берёг рану, вручила ложку, а сама вернулась на стул и и сцапала пирожок.

Поели мы молча и как-то уютно.

Я почти ничего не знаю о парне, даже то, как его зовут, но сижу рядом, и возникает приятное тёплое чувство. То ли потому что с ним можно быть более открытой, то ли потому что его зацепила история Мили. Он не сочувствовал мне на словах, не возмущался громко, но по мелькнувшему в его глазах мрачному обещанию, я поняла, что он не останется равнодушным.

Съев абсолютно всё, что я предложила, парень посмотрел на меня с лёгким недоумением:

— Ты же не собираешься остаться на ночь?

Пфф!

— Вообще-то, это я моя спальня и моя кровать. А если быть совсем точной, то, когда тебя принесли, я и бельё поменять не успела.

— Ты!

Что я, парень так и не сказал.

— Как насчёт вечерней страшной сказки? — предложила я.

Парень выгнул бровь. Видимо, удивился предложению.

— Согласен, рассказывай, — он поудобнее устроился на подушке.

Наивный.

— Я надеялась, что рассказывать будешь ты, — улыбнулась я.

Полуприкрытые глаза широко распахнулись. В этот раз парень ничего не сказал. Наверное, постепенно вырабатывает иммунитет. Скоро совсем перестанет реагировать. Эх…

Я улыбнулась шире:

— Расскажи мне страшную сказку о законодательстве в области семейного права. Скоро наступит моё совершеннолетие. У меня будет право самой выбирать место жительство? А если нет, то что мне грозит за ослушание?

— Но куда ты поедешь?

Парень аж на локте приподнялся. Рано я решила, что привыкает, вон как подпрыгнул.

— Я ещё размышляю над этим. Навскидку — в город, желательно, не самый захолустный. Меня вполне устроит областной центр. Я бы начала собственную врачебную практику, благодаря особому подходу к оказанию первой помощи быстро сделала бы себе имя, постепенно стала бы высокооплачиваемым специалистом.

Если в этом мире место женщины за плинтусом…

— Я смотрю, у тебя грандиозные планы.

Он усмехнулся, откинулся на подушку. Зря он не хочет воспринимать мои слова всерьёз. Он просто напрашивается, чтобы я его «добила».

— То, что я озвучила — самое начало. Скопив денег, я бы открыла собственную школу лечения травм, затем — больницу, затем собственную больницу в каждом крупном городе. Единое название, интерьер в одном стиле, фирменное приветствие, одинаковые цены…

Для мира, не знающего «сетей» звучать должно революционно и гениально.

Парень смотрел на меня во все глаза.

Я мысленно потёрла руки. Если я сумею «зацепить» его, то он обязательно захочет продолжить знакомство.

— Расскажешь сказку? — подтолкнула я.

— Ты очень здраво рассуждаешь о законах, но не знаешь самых простых вещей…

— Мы же договорились: я очень странная.

Парень качнул головой:

— Всё равно не понимаю, как ты можешь не знать очевидного. Не имеет значение, сколько тебе лет. Родительская власть будет над тобой до замужества, устроенного главой семьи.

Ёжики святые…

Мало мне, что папаша сам по себе проблема, так ещё и закон на его стороне.

— Он не станет выдавать меня замуж, не зря же он выкинул меня сюда накануне вступления в брачный возраст, — и потом, сменить власть отца на власть мужа так себе размен, шило на мыло. Кого мне может выбрать папочка?

— Это его право…

В голосе парня послышалось сомнение. Привычное положение вещей внезапно показало свою уродливую изнанку. Сюрприз, однако.

Я дала ему пять минут на осмысление, про себя досчитала до трёхсот.

Раз закон не на моей стороне, зайдём с другого бока:

— Пары золотых хватит на фальшивые документы? Сирота-простолюдинка, сама себе хозяйка, будущая состоятельная госпожа-коммерсант. Мне нравится.

Парень переменился в лице. Это было видно даже в густом вечернем сумраке. Только вот если раньше моя смелость его скорее восхищала и поражала в положительном смысле, то сейчас он смотрел на меня так, будто я предложила утопить новорожденных котят.

— Что ты говоришь?! Имя освящается Небесами.

Я никак не могла взять в толк. Парень настолько религиозный, или что-то за этим стоит? Я ведь, например, в перерождения не верила, а оно вон как оказалось, попала в другой мир и в другую жизнь.

— Я надеюсь, ты действительно не поняла, что сказала. Отказаться от имени означает отказаться от Небес, от установленной Небесами власти Цароса, в конечном счёте от самой жизни.

— В мыслях не было отказываться от власти Цароса, — заверила я.

Парень следил за моей реакцией, но видеть он мог только искренний испуг. Бунтовать против правителя в мои планы точно не входило! Жуть, как подставилась.

Наконец, он медленно кивнул:

— Будь осторожнее.

— Обязательно, — пообещала я.

Он ещё раз кивнул.

Я уже была не уверена, что разговор стоит продолжать — слишком опасно. Однако парень продолжил сам.

— Власть родителей подразумевает ответственность. Я уверен, что суд тебя поддержит.

— Я могу избавиться от опеки? — встрепенулась я.

— Нет, — надежда была убита в зародыше. — Суд может обязать твоего отца обращаться с тобой надлежащим образом. Также, если правда станет известна, то карьера твоего отца будет разрушена. Как он может занимать пост и отвечать за что-то в стране, если не способен позаботиться о собственной семье? Но ты должна помнить, что твоя репутация тоже пострадает, ведь ты дочь такого человека.

— Пфф!

— Есть менее очевидный путь. Если ты сможешь ярко проявить себя, то тебе начнут оказывать покровительство при дворе. Кто-то высокопоставленный намекнёт твоему отцу, что прежнее пренебрежение больше недопустимо, и что твои желания следует учитывать. С твоим необычным подходом к лечению у тебя есть все шансы блеснуть.

— Хм…

Я ещё подумаю об этом в спокойной тишине кабинета, но, похоже, мои мечты о свободе не вписываются в местные монархические реалии. Я представила, как кто-то посторонний бесцеремонно вмешивается в мою жизнь, а я не имею ни малейшего права сопротивляться. Меня внутренне передёрнуло.

Нет, господа. Не дождётесь. Я осмотрюсь, досконально изучу местные реалии, а потом… Потом так или иначе я стану хозяйкой своей судьбы. Например, как насчёт заграницы?

Я не успела отдаться фантазиям.

Внезапно от окна отделилась тень. Кто-то бесшумный шагнул в комнату.

Глава 11

Я лишь запоздало вздрогнула.

Тень плавно приблизилась и поклонилась. Раздался тихий мужской голос:

— Мой господин, я счастлив найти вас живым. Я виноват, что не смог защитить вас как должно.

Я выдохнула. Когда тень отделилась от окна, я первым делом подумала об убийцах, которые всё-таки выследили, добрались. Но это всего лишь телохранитель. Только что он несёт. Он был один, о нападавших Кошках парень рассказывал во множественном числе.

— Я не виню тебя. Их было слишком много.

Хоть у кого-то голова в порядке. Если в новом мире всё так плохо, как я подумала, то парень демонстрирует потрясающее здравомыслие.

— Благодарю вас за милость, господин. Какие будут указания?

Надо же, милость.

Я постаралась не выдать своего отношения к происходящему. Взаимоотношения господина и его слуги меня не касаются. Хотя слушать надо, привыкать, подмечать мелочи, думать.

— Пока никаких указаний. Госпожа оказала нам гостеприимство, чем мы и воспользуемся.

Телохранитель поклонился, а мне стало очевидно, что из спальни в соседнюю комнату его не спровадить. С одной стороны, хорошо — не мне помогать парню с физиологическими нуждами. С другой стороны, плохо — я рассчитывала спать в своей кровати, благо места на троих хватит. Но парень уже почти родной, а телохранитель чужак чужаком.

Ночь почти лишила меня зрения, но мне показалось, что телохранитель повернулся ко мне.

— Госпожа, я могу спросить, кем вы приходитесь барону Фамиану Дарсу?

— При чём здесь этот слизень? — удивился парень.

— Барон Фамиан Дарс приходится мне отцом.

Комнату словно выморозило.

Я застыла, чувствуя, как колеблется парень, как готов отношение к моему папаше — надо же, знакомы — распространить на меня и отвернуться. Или всего лишь разыгралось подстёгнутое страхом воображение?

— Старшая дочь? — уточнил парень.

— Старшая дочь от предыдущей жены.

— На балу барон в качестве старшей дочери представил дочь от своей нынешней супруги. Как интересно, — сказано было явным осуждением.

Темнота больше не давила, страх временно отступил, но ощущение я запомнила накрепко. Одна случайная ошибка — и мне конец.

— Осталось два пирога и компот, — озвучила я, вернувшись к теме гостеприимства.

Больше мне в спальне делать нечего, под недружелюбным взглядом телохранителя я всё равно не усну, а он недружелюбный — как бы господин ко мне ни отнёсся, я остаюсь родственницей неблагонадёжного человека.

— Доброй ночи.

Я ушла, прихватив с кресла плед, дошла до конца коридора, привалилась к стене. Грязная, ну и чёрт с ней. Как же мне… Я благодарна судьбе за второй шанс, и у меня нет ни малейшего права роптать, но как же мне тяжело.

Из собственной спальни меня выжили. Куда податься? К нянюшке не желательно, в других комнатах я просто не сориентируюсь, тем более их никто в порядок не приводил.

Я прислушалась к себе. Спать пока не хочется. Усталость хоть ведром черпай, а сна нет, в голове пусто. Ничего удивительного — слишком много всего произошло за неполные сутки. Да какие сутки? Я стала Мили незадолго до полудня. Ещё и сходу вместо того, чтобы постепенно свыкнуться, развела бурную деятельность.

Выбравшись на террасу над парадным входом, я закуталась в плед и плюхнулась в плетёное кресло-качалку. Мили вытащила его из дома ради няни. Занести обратно не догадалась. А если дождь? Мысли текли вяло. Я смотрела на звёзды чужих небес. Я никогда не увлекалась ни астрономией, ни астрологией. Из созвездий могла найти разве что Большую Медведицу. Но даже я видела, что звёздный рисунок отличается от привычного. А ещё с неба призрачным голубым светом сияла неземная луна.

Свежий воздух, наполненный запахом травы и вечерних цветов, помог почувствовать себя лучше. Я плотнее закуталась в плед, сильнее оттолкнулась ногой. Лёгкое покачивание убаюкивало. Сна по-прежнему не было ни в одном глазу, но я всё же сумела расслабиться.

Итак… Мои первоначальные планы наткнулись на глухую стену законов и традиций моей новой родины. И я не дура, чтобы громить стену. Разобью лоб, но никак не вековую кладку. А раз ни обойти, ни перелезть нельзя, то надо выдохнуть, смириться и пристроить к большой стене три собственных поменьше, добавить крышу — получится чудесный домик. Парень ведь не зря суд упомянул. Власть над судьбой дочери уравновешивается обязанностью эту самую судьбу обустроить наилучших образом. Тут, главное, правильно подать историю.

Что касается покровительства… Если я правильно поняла, речь не о том, чтобы затесаться в любовницы, а о том, чтобы показать себя как уникального специалиста по травмам. Самая смелая фантазия — стоящей за мной школой заинтересуется лично Царос. Мне поручат передать уникальные знания лекарям, а в награду, я, допустим, смогу попросить устроить мой брак в обход отца. Только вот Царос в столице, а я в провинциальной глуши.

Кстати, о вдовстве не стоит забывать. Чисто договорной брак с пожилым мужчиной, который на постельные игрища уже не способен, меня устроит более, чем полностью. Я делаю всё, чтобы поддержать здоровье мужа, а он обеспечивает мне комфорт. Только надо выяснить, получает вдова пусть относительную, но свободу, или власть над женщиной получает пасынок?

Да, обдумать стоит… Вопросы множатся, от них пухнет голова.

Я задремала, и сама не заметила, как отключилась.

Проснулась на рассвете. Меня разбудили утренняя сырость и холод. Тело затекло. Несколько часов, скрючившись… Я с трудом разогнулась, потёрла озябшие ладони, затем плавно выполнила несколько хватательных движений, разгоняя кровь. Затем вращения кистями, и одновременно медленные наклоны головы. Я неспешно выполнила полный комплекс разминочных упражнений.

Начать бы раннее утро с горячего чая. Но на чём я воду вскипячу? Дров у меня как не было, так и нет. Я потянулась, уже не ради физкультуры, а в удовольствие. Что же, заменим пищу телесную пищей духовной, посвящу начало дня разбору закорючек… Алфавит, книги… Хотя бы час ежедневно стоит тратить на медицину. Фельдшерский опыт — моё главное сокровище, но если знаниями не пользоваться, они начинают забываться, а мне ни крупицы терять нельзя, поэтому буду тщательно записывать. Чтобы не украли — шифром. То бишь кириллицей.

В освоении алфавита я продвинулась.

Можно сказать, я совершила качественный скачок. Во-первых, я выписала все буквы и знаки препинания, роль которых исключительно разного вида чёрточки, ставившиеся над буквой подобно тому, как обозначается ударение. Сложность заключалась в том, что пробелов в системе знаков не было. Короткая чёрточка обозначала конец слова, длинная — конец предложения, а запятая-переросток заменяла знак вопроса. Постепенно я приноровилась. Не просто приноровилась! Я разобрала три предложения подряд. Немного практики, и беглое чтение у меня в кармане.

Мне безумно хотелось продолжать. Кто-то совмещает полезное с приятным, а я собиралась совместить полезное с полезным. Практиковаться в чтении желательно на учебнике обществознания. В идеале. Где бы его найти…

Я собиралась до завтрака разобраться со всеми книгами, принесёнными из библиотеки. Ненужные верну, оставшиеся перелопачу.

В дверь два раза стукнули и, не дожидаясь разрешения, открыли.

— Доброе утро, госпожа.

По голосу я узнала телохранителя.

— Доброе. И раннее.

От важного занятия пришлось оторваться, и это слегка злило. Я старалась не показать недовольства, оно неуместно и, более того, глупо.

Я прошлась по мужчине оценивающим взглядом. Выше среднего, но не дылда. Худощав, атлетичного сложения. На ногах мягкие кожаные полусапоги, из-за голенища виднеется рукоять кинжала. Тёмные брюки, длинная кожаная куртка застёгнута наглухо и подхвачена широким поясом. В ножнах короткий меч. Я добралась до лица. Крупные скулы и широкий подбородок контрастировали с тонким прямым носом и узкими, будто выщипанными, бровями. Глаза глубоко посажены, тёмные, почти чёрные. Волосы тёмные, подстрижены коротким ёжиком.

— Господин желает вас видеть, — сухо сообщил он.

— Что-то случилось?

Опять плохо?!

— Нет.

— Тогда можете передать, что завтрак доставят позднее, — пожала я плечами. Зачем ещё я внезапно могла понадобиться именно сейчас, я не представляю, а отвлекаться не хотелось. Я ведь только приступила к названию первой книги.

— Господин спрашивал вас, — с нажимом повторил телохранитель, и я поняла, что откажусь идти — меня потащат силой.

Глава 12

Желание возмутиться беспардонностью было и пропало. Эмоции для меня сейчас непозволительная роскошь. Я хорошо запомнила, что парень сказал о моём отце — слизень. А кто может себе позволить столь свободно и безбоязненно оскорбить барона? Только тот, кто стоит выше. Намного выше. Заоблачно высоко. А стало быть, парень имеет право и приказывать, и требовать. Но для меня дело не только в иерархии.

Я взяла деньги за лечение. Как частный фельдшер, получивший за свои услуги щедрую оплату, я обязана явиться на зов клиента, даже если это будет каприз.

Но я почему-то не верю, что парень станет дёргать меня по пустякам.

Я отложила книги, поднялась из-за стола и последовала за телохранителем.

Когда мы дошли до моей спальни, до моей бывшей спальни, я окончательно взяла себя в руки:

— Доброе утро.

Я даже улыбнулась.

Парень хмуро осмотрел меня с головы до ног:

— Ён доложил, что вы ночевали на террасе. Из-за меня…

Неужели сожалеет, что доставил мне неудобства? Как по мне, не его вина, что дом в безобразном состоянии. Просто обстоятельства сложились не в мою пользу.

— Из-за вас? — переспросила я удивлённо. — А… Да, вы заставили меня многое осмыслить заново. Я вышла проветриться.

— И всю ночь проветривались?

— Сколько понадобилось, — ответила я ровно, но интонацией намекнула, что парень перегибает.

Он мог проигнорировать намёк, но не стал.

— Госпожа, я попросил вас прийти…

Попросил? Как мило.

А ещё я осознала, что при телохранителе мы перешли на «вы», а ведь так уютно «тыкали» друг другу.

— Чем могу быть полезна?

— Ён перехватил предназначавшийся мне меч. Я прошу вас осмотреть его рану.

Только сейчас?!

Да я бы всю деревню подняла, добилась бы дров, достаточного света. Какой идиот откладывает обработку ран на треть суток?!

— Господин…

Эй, ни за что не поверю, что телохранитель боится врачей. Что за протест.

— Ён, я сказал дать госпоже осмотреть твою рану.

Телохранитель зыркнул на меня неприязненно, но больше возражать не смел. Я жестом указала на окно, и мужчина подчинился. Стараясь не смотреть на меня, он поднял левую руку. Кисть скрывала грязная тряпица, которую я издали принимала за перчатку. Грязное. На рану. Начинаю понимать, почему простейшие царапины считаются смертельными.

Ён медленно, словно нарочно оттягивая момент, разматывал тряпку.

— Вот.

Тряпка пала на пол.

Я ругнулась. Тихо и непечтно. Ёжики святые…

А затем я подняла голову, посмотрела в глаза мужчине и без всякого стеснения рявкнула:

— Ты идиот! А ты чем думал? — напустилась я на парня. — Чудо, что промедление не стоило ему жизни!

Парень зло сверкнул глазами. Видать, к выговорам не привык. Но мне было всё равно. Меня несло. Когда во мне включается фельдшер, всё остальное отключается, потому что, оказывая первую помощь, врач должен быть сосредоточен на пациенте, и пусть все миры вселенной ждут.

— Я узнал только сегодня, — парень не только быстро успокоился, но и зачем-то решил объясниться.

Его реплику я отметила лишь краем сознания. Меня полностью занимал Ён. Точнее, его мизинец и безымянный палец на его левой руке. Не знаю, что он делал с мечом. Вряд ли я вообще смогу понять, настолько пальцы распухли.

Кожа посинела, приобрела фиолетовый оттенок, кое-где уже переходящий в чёрный. Я подушечкой пальца тронула фалангу мизинца. Послышался характерный хрустящий звук. А ещё от поражённых пальцев шёл гнилостный запах. Ошибиться с диагнозом просто невозможно — влажная гангрена.

— Даже группа сильнейших целителей не смогла бы справиться. Господин, я подвёл вас, я больше не достоин следовать за вами. Я лишь надеюсь, что смогу доставить вас домой до того, как умру.

Он попыталась забрать у меня руку!

— Идиот, — повторила я. — Стоять!

— Выполняй приказы госпожи, как мои, — поддержал меня парень.

— Госпожа… Вы можете мне помочь?!

— Твой господин вчера тоже утверждал, что обязательно помрёт. Смотри, живее всех живых.

Я подтащила к окну кресла, велела Ёну сесть.

И вызвала скальпель.

— Магия смерти?! — дёрнулся Ён.

Кажется, он собирался вскочить.

— Сидеть!

— Сидеть! — получилось слаженно, будто мы с парнем репетировали.

Почему в последнее время мне так не везёт на пациентов? То истеричка отрезвляющую пощёчину назвала избиением, то парень в меня ножом кидался, теперь очередной буйный пациент. Мысли проносились фоном, не задерживаясь в сознании. Я работала.

Я повторила трюк с усыплением — уколола Ёна в плечо, и он безвольно обмяк, запрокинув голову. Я перехватила его руку за запястье, ещё раз осмотрела, уже внимательнее.

— Да он счастливчик, — фыркнула я.

Подоконник вместо хирургического стола…

Я метнулась к комоду. Бинты и шёлковые нити я ещё вчера с небольшим запасом приготовила. Как чувствовала, что пригодится.

— Почему? — парень наблюдал за мной с нескрываемым интересом.

— Потому что поражены только концевая и средняя фаланги, основная — лишь частично.

— Хм…

Я отмахнулась.

Чёрт, туплю!

Мокрым полотенцем я быстро избавила подоконник от пыли, затем обеззаразила, щедро залив синевой. Дезинфицировала нарванные ленты ткани, будущие бинты. Подготовка к операции закончена, и можно приступать.

Я удобнее перехватила скальпель. Осилю перебить обе кости разом? Нет, лучше по одной — кровопотеря будет незначительной, так что небольшая задержка обойдётся без последствий. Я примерилась.

— Э-э-э…, — вчерашний пациент подозрительно завозился. Если бы не вред от магии смерти, его бы тоже стоило отправить поспать. Слишком уж он впечатлительный, на войне суров, а при виде девочки с хирургическим ножиком напрочь теряет хладнокровие.

Хлоп.

Я вложила в удар всю силу, сработала магия. Скальпель рассёк и мягкие ткани, и кость, не встретив сопротивления. Некрозный мизинец отделился, хлынула кровь.

Зря я сомневалась, можно было смело чикнуть оба пальца сразу.

Хлоп.

Готово.

Теперь антисептическая обработка… Всё же магия потрясающе универсальна! Скальпель опережая мысленный приказ превратился в хирургическую иглу, и я быстро зашила обе раны. Осталось приложить стерильный тампон, которым послужит плотно свёрнутая полоска ткани, и слабо забинтовать.

По-моему, я превзошла себя.

Я втянула скальпель обратно в ладонь. Движение кажется настолько привычным, что боль в момент прокола кожи почти не чувствуется.

— Ты отрезала ему пальцы!

Ампутировала. Только вот произнести правильное название никак не получалось. В лексиконе Мили его просто не было! Или вообще в языке?

— А как бы я иначе спасла Ёна?

Парень моргнул.

— Эй, ты же сам видел поражение, рана загнила, зараза грозила очень быстро захватить всё тело. Поскольку обернуть омертвение вспять я не могла, я пресекла распространение. Вроде бы очевидная вещь.

— Никогда о подобном не слышал.

Я пожала плечами.

— Мили, — он впервые на моей памяти обратился ко мне по имени.

Учитывая, что я личным именем не представлялась… Ён выяснил и доложил?

— Да?

— Мили, это гениально! Потрясающе, феноменально, божественно!

— Всё гениальное просто, — изрекла я книжную мудрость и, застеснявшись незаслуженных похвал, ведь не я хирургию придумала, поспешила сменить тему. — Признаться, я не понимаю, почему целители не делают ничего подобного.

— Потому что они все без исключения маги жизни. Ты не знаешь, в чём суть целительства?

Я отрицательно мотнула головой.

— Маг отдаёт пациенту жизненные силы, которых даже у слабого целителя всегда переизбыток, и тем самым целитель в разы ускоряет процесс естественного заживления. Но в случае Ёна с заражением никакая ускоренная регенерация не справилась бы.

Ха? Ёжики святые, получается, что медицина в этом мире вообще не развита?! С ума сойти.

Пока я осмысляла высокие материи, Ён открыл глаза и уставился на свою руку.

Глава 13

— Не болит, — зачарованно протянул он, глядя на повязку.

Уверена, что рана ноет, но в сравнении с тем, что было, конечно, не болит. Удивительно, как он вообще мог терпеть. Ён перевёл взгляд на меня, поднялся и низко поклонился:

— Благодарю вас, госпожа Дарс.

— Это было нетрудно, — хмыкнула я, потянулась убрать оставшиеся неиспользованными полоски ткани и нитки.

Ён невольно проследил за моим движением, и кроме ниток, естественно, увидел оставшийся после операции «биологический материал». Он перевёл взгляд на свою кисть, на тканевую «нашлёпку», слишком короткую, чтобы скрывать пальцы, снова на подоконник.

— Либо так, либо сгнить заживо, — пояснила я, прежде, чем он что-либо сказал.

— Госпожа отрезала мне пальцы?

По-моему, Ёна этот факт поразил настолько, что он даже не осознал, что лишился этих самых пальцев. Смотрел он на меня с каким-то священным ужасом. А потом его взгляд метнулся к господину.

Парень ещё и масла в огонь подлил:

— А мне вы внутренние органы случаем не удалили?

— Нет, но, если понадобится, я всегда к вашим услугам.

Парень кашлянул и развивать тему резко передумал.

Ён всё ещё осмыслял перемены. Первый шок, похоже, прошёл. Он снова смотрел то на руку, то на подоконник. Я вызвала скальпель и прицельно выплеснула концентрированную синеву. Стоило сделать это до того, как Ён проснулся.

Смерть в считанные секунды уничтожила органику, обратив в бурый прах с вкраплениями белых костных обломков. Я распахнула окно пошире, полотенцем вымела порошок на улицу и захлопнула створку.

— Госпожа, благодарю вас за спасение моего телохранителя, — одной этой фразой парень лишил Ёна права на какое бы то ни было возмущение. Ёну не оставалось ничего, кроме как смиренно повторить:

— Благодарю вас, госпожа.

— Могу я дать добрый совет?

Ён явно не горел желанием слушать, но за него снова решил парень:

— Разумеется, госпожа.

— Думай об этом иначе. Ты отделался малой ценой. Ещё бы немного, и мне бы пришлось отнять не пальцы, а кисть полностью.

Ён побледнел.

Я пожала плечами и обернулась к парню. Он так и не назовёт мне своё имя? Спрашивать принципиально не стану. Дождусь. Или не дождусь, что вероятнее.

— Господин, раз уж я здесь, раздевайтесь.

Перевязку никто не отменял.

Рана подживала на удивление хорошо, я быстро очистила «бинты», обработала кожу вдоль бордовой полосы. Шрам, наверное, останется.

Закончить я успела удачно, как раз к приходу Мрысьи.

Заслышав шаги, я выскочила в коридор. Девица к моему внезапному появлению отнеслась как всегда равнодушно. Она согнулась в поклоне с неспешной обстоятельностью, выпрямилась, поздоровалась и замерла в ожидании указаний. Я подтвердила вчерашнее распоряжение и отправила её на первый этаж за швабрами и тряпками — домывать будуар. Согласно угукнув, Мрысья отдала мне корзину и утопала вниз по лестнице.

Дождавшись, когда она отойдёт подальше, я вернулась в спальню, чуть больше половины принесённой снеди отгрузила мужчинам. Сколько времени голодал Ён, я не знаю, но в любом случае его организму нужны силы на восстановления. Как и организму его господина, кстати.

Нам с няней я приберегла молочную кашу, пару яиц и холодное мясо на хлебе. Важно есть досыта, а не переедать. И вообще, стоит задуматься о правильном питании.

— Мили? Ты снова сама не своя.

— Нянюшка, разве я могу быть прежней после всего, что на нас обрушилось? Нам с тобой нужно тщательно подготовиться к зиме. Не хочу ничего упустить.

— Ох, Мили… Ты слишком радуешься. Ты помогла раненому, он отблагодарил тебя деньгами, и это позволит нам продержаться некоторое время, но деньги однажды закончатся.

— Я понимаю. Но что нам делать?

— Если бы подаренной тебе суммы хватило пригласить жреца…

— Зачем? — не поняла я.

— В окрестностях нет храма. Жрец мог бы провести церемонию прославления небес во благо крестьян, живущих на землях барона. Увидев, в каком мы бедственном положении, и получив пожертвования, жрец, возможно, помог бы тебе. Например, пригласил в школу при храме. Мили, ты не любишь книги, но чтобы избежать голода…

— Нянюшка… Пригласим мы, но поможет он только мне? Даже обсуждать нечего. Я тебя не брошу.

— Мили…, — из глаз пожилой женщины потекли слёзы.

— А ещё мы обязательно позаботимся о твоём здоровьем, — пообещала я, обнимая.

Няня всхлипнула и окончательно разрыдалась. Я чувствовала себя странно. Обещаю от чистого сердца, и к пожилой женщине, вырастившей Милимаю, я отношусь с теплотой. Вот именно, с теплотой и сочувствием, к которым примешивается рациональное «я поклялась», отчего появляется кислый привкус обмана. Да, обмана, потому что я знаю, что любовь пожилой женщины предназначена не мне. Я невольно краду. И ответную любовь я лишь изображаю.

Ох, к ёжикам такие мысли. Не моя вина, что настоящая Милимая оказалась настолько слаба, что бросила няню. Лично я как раз делаю всё возможное!

Но сейчас оставаться с няней выше моих сил.

— Нянюшка, не плач, — поцеловала я её в щёку. — Всё будет хорошо. Если что-то понадобится, сразу же посылай за мной Мрысью. Она скоро закончит убирать твой будуар, я помогу тебе перебраться в него, а она займётся спальней. Договорились?

От няни я сбежала в кабинет.

Сев за стол, я уткнулась в сложенные перед собой руки. Не железная я… Бесправное положение, острое одиночество — душит. Сто, девяносто девять… Я бездумно отсчитала до нуля, затем выпрямилась, придвинула к себе лист и трижды чиркнула ручкой. Напротив линий написала: «Хозяйство», «Книги», «Пациент».

С пациентами, их два, проблем не предвидится, пункт можно считать самым безобидным. Изучение книг — работа на будущее. А прямо сейчас придётся подумать о благоустройстве дома. Да, я не собираюсь задерживаться в деревне больше, чем на месяц, но этот месяц я собираюсь прожить с достойным комфортом, насколько это возможно. Интересно, Мрысья до вечера успеет отмыть не одну, а две спальни? А если нет, то где мне ночевать?

Я побарабанила ногтями по столешнице. Под рукой очень не хватало чашки кофе. Я согласна даже на чай. Надо озаботиться: кипяток из деревни — это смешно. Но на чём кипятить воду, как? Памяти Мили катастрофически не хватает.

Взгляд вернулся к первой надписи, и меня осенило:

— Травница!

Магов жизни в деревне нет, но люди-то болеют. К кому они обращаются, чтобы сбить температуру, унять боль? Думаю, знахарка должна быть, и мне не помешает с ней познакомиться., как минимум, купить лекарственные травы. Ванночки для ног с отваром череды и ромашки хотя бы частично помогут няне снять отёк. Кое-что из трав, скорее всего, придётся собирать самой.

Идею я записала, но займусь этим скорее всего завтра, а то и послезавтра. На сегодня план проще: до обеда читаю, потом смотрю, как далеко продвинулась Мрысья и даю ей новые указания, обедаю, а после обеда иду в деревню на разведку и за советом, про кипяток обязательно спрошу.

Только вот строить планы было крайне наивно.

Первая половина дня обошлась без сюрпризов, я продиралась через буквы, слепленные в лишённый пробелов единый «брикет», отбраковала три книги. Ни разведение охотничьих собак, ни изящное стихосложение, ни жизниописание основателя Лионийского монастыря меня не заинтересовали. Жизнеописание я, правда, отложила. Если не найду ничего лучше, хоть какие-то крохи информации водою.

За полдень, удерживая тяжёлую корзину с нашим обедом, я вошла в «палату», как я стала мысленно звать помещение, ибо «моя бывшая спальня» звучит обидней.

И застала сцену, моим глазам вряд ли предназначавшуюся.

Глава 14

В спальне танцевала полуобнажённая нимфа. А как ещё назвать девушку, наготу которой едва прикрывают юбка и топ из пучков осоки? Сочная зелень и молочный шоколад загара, в сочетании с копной рыжих кудрей… Нимфа гнулась подобно молодому дереву на шквальном ветру, извивалась змеёй, откровенно демонстрируя соблазнительные формы, но почему-то танцевала только телом, ни взмахов руками, ни ударов ногами, будто она и правда древесный ствол с кроной-волосами. Рыжие кудряшки подпрыгивали при каждом резком повороте головы, на пол осыпались вплетённые в волосы цветы.

Я опешила. Откуда взялась эта… развратница? Целомудренным танец точно не назвать. И не только танец. То бедро чуть ли не до талии откроется, то грудь мелькнёт.

Нет, правда, откуда? Такие прелестницы в нашем захолустье не водятся как класс. Значит, магия?

Оригинально пациенты досуг скрашивают.

Только вот парень на танцовщицу особо не смотрел, точнее смотрел, но не на неё, а на сахарно-белый комок меха, который она к себе во время танца прижимала. Танцовщица замедлилась, и я смогла рассмотреть некрупное тело, тонкие ножки, оканчивающиеся аккуратными копытцами, изящно изогнутую шею, округлую мордочку. Я поначалу заподозрила, что у нимфы в питомцах карликовая лошадка, но, присмотревшись, поняла, что это кроха-оленёнок, но почему-то с витым рогом во лбу, будто единорог. Глаза большие, чуть раскосые, влажные.

Телохранитель занимался странным.

Ён сидел на полу, скрестив ноги, и на мелкой тёрке строгал узловатый корень неведомого растения. Капающий сок источал терпкое зловоние, и я невольно скривилась. Всю комнату мне провоняли… Судя по сваленной в таз горе мелко нашинкованной стружки, Ён уже не один час «пилит дрова». Он покосился на меня с досадой, взглядом показал уйти, но ни звука не издал и действа не прервал.

Нимфа, как и парень, моё появление проигнорировали, разве что бросили в мою сторону по паре быстрых взглядов.

Хм…

Я не к месту, это однозначно, и раз Ён намекает, что я должна уйти, я уйду, хотя и любопытно, но не настолько, чтобы лезть в чужие тайны. Я попятилась, чтобы вернуться в будуар.

Не успела.

Мы встретились с оленёнком взглядами, он вздрогнул всем телом, яростно брыкнулся и прыгнул вперёд. Танец прервался, нимфа растерянно замерла. Цокнули по полу копытца. Я испугалась прыти неведомой зверушки и ещё больше — нацеленного на меня рога. Я шарахнулась, но оленёнок, пригнув голову, упорно шёл ко мне. Воображение живо нарисовало, как единорог стреляет в меня цветным лучом, этаким всепрожигающим лазером. Нет уж!

Я рванула прочь. Почти.

Длинный прыжок, и оленёнок уже у двери блокирует мне отход, а из зрителей никто не спешит помочь, даже хозяйка-нимфа, которая только стоит и растерянно хлопает ресницами.

— Что происходит? — я не выдержала.

Телохранитель отшвырнул тёрку в одну сторону, огрызок корня — в другую, вскочил и, не стесняясь в выражениях, выругался. Хорошо, хоть шёпотом, помнит, что няня за стеной не должна ничего услышать.

Парень сжал кулак, но тотчас бессильно расслабил пальцы, откинул голову на подушку и, прикрыв глаза, обречённо вздохнул:

— Мили, ты сорвала нам ритуал, — голос парня прозвучал отстранённо. Видимо, в отличии от телохранителя, сдерживает рвущиеся на язык грубости.

Оленёнок дёрнул ухом, будто прислушивался.

Какой, ёжики святые, ритуал?!

В конце концов, это мой дом! Моего папаши… И без моего ведома, тайком… Впрочем, с эмоциями я справилась быстро. Просто напомнила себе, что у парня статус заоблачный, позволяющий ему открыто называть барона слизнем. Окажись здесь отец, думаю, был бы на положении слуги.

Поэтому я сказала то, что следовало сказать, однако от «шпильки» удержаться не смогла, хоть и сгладила её в последний миг:

— Очень сожалею. Если бы я знала, что заходить нельзя…

Честное слово, трудно ли дотумкать, что я принесу обед?

Парень упрёк принял и даже объяснил:

— Я надеялся, что мы успеем до вашего появления, Мили. Я бы и рад предупредить, но, к сожалению, абсолютное молчание одно из непреложный условий. Мили, не поймите неправильно. Я ни в коем случае вас не виню, но я расстроен.

— Мне жаль, — повторила я.

Интересно, что за ритуал. Но любые расспросы будут неуместны. Раз старались, значит нужен.

Оленёнок топнул, привлекая моё внимание, мотнул головой.

Теперь, когда он стоял спокойно, я почувствовала себя очень глупо. Кроха же! Чего я испугалась? Я присела на корточки, отставила тяжёлую корзину, с которой так и не рассталась, и протянула оленёнку ладонь. Он благосклонно обнюхал, пощекотав тёплым замшевым носом.

Охнула нимфа. Я почувствовала сначала укол, за ним обжигающую боль. Ладонь перечеркнула алая полоса, алым окрасился кончик рога оленёнка.

Всё-таки невинный вид обманчив, не зря боялась.

Прежде, чем я успела отнять ладонь, оленёнок высунул язык и слизнул мою кровь.

Я отняла руку, вскочила, но больше оленёнок агрессии не проявлял, переступил с ноги на ногу и повернулся боком словно предлагая погладить.