Невесты песчаных прерий

Глава 21

Из дневника. Август 1852 года.

Наконец-то и у меня появилось будущее. Оно преближается. И я сщастлива. Я преготовила кукурузные пиченья, чтобы поблагодарить тех, кто шил мне свадибное платье. Я научилась писать буквы лутше, чем научилась читать. Но я уже читаю понимношку. Я исчу чиловека, деньги которова украла Августа.

Кора Троп.

— О Мем! — У Перрин подкосились ноги, и она уселась прямо на глыбу затвердевшей лавы. Слезы радости блеснули в ее глазах, она сжала руки Мем, расчувствовавшись до такой степени, что не могла больше вымолвить ни слова. — Я так рада за вас, — наконец прошептала она.

Улыбка, озарившая лицо Мем, была такой счастливой, что, казалось, рядом с ней меркло само солнце.

— Мы сказали Бути и Коуди и хотим, чтобы и ты знала, но мы не собираемся делать официального заявления о нашей помолвке до конца путешествия. Мы считаем, что уже поженились, но для мамы Уэбба и его друзей в Англии состоится еще одна церемония.

— Я знала, что отец Уэбба — англичанин, но не имела ни малейшего представления о том, что он граф. Значит, Уэбб унаследовал титул и… Мем, ты — графиня! — воскликнула Перрин.

Мем закружилась на месте, ее юбки кружились вместе с ней. Когда она остановилась, ее карие глаза сверкали, точно драгоценные камни.

— Я знаю. Разве это не чудесно? — Она громко рассмеялась, и на ее лице появилась озорная улыбка. — Бути до сих пор не может прийти в себя от изумления. Ей трудновато изменить свое предубеждение против «этого индейца», который оказался лордом Олбани. Но Бути согласилась принять приглашение Уэбба и поехать с нами в Англию. Ты бы видела ее лицо, когда мы…

Мем, переполненная планами и перевозбужденная от счастья, села на землю, обхватив руками колени. Она рассказала Перрин, что они с Уэббом поженились по индейским обычаям, потом написали его матери, сообщив эту новость. Она взахлеб рассказывала о поместье Олбани, об их городском доме в Лондоне и о вилле в пригороде Рима.

— Я не могу в это поверить, — закончила Мем, и ресницы ее увлажнились от избытка чувств. — О, Перрин, я думала, что выхожу замуж за человека без гроша в кармане, а оказалось, что он — состоятельный граф. Это так… это просто…

— Удивительно, — закончила за нее Перрин.

— И теперь меня не мучают головные боли! — воскликнула Мем.

Женщины посмотрели друг на друга и рассмеялись. Они смеялись над пылью, покрывающей их лица и одежду, смеялись над своим лагерем с видавшими виды фургонами, смеялись над тем, что Мем стала леди Олбани, смеялись над удивительными поворотами судьбы.

Еще долго после того, как Мем, не чуя под собой ног от радости, вернулась к своему фургону, Перрин неподвижно сидела на глыбе застывшей лавы и смотрела, как солнце скрывается за зазубренной линией гор Бойсе. Она искренне радовалась за Мем, но блеск чужого счастья только подчеркивал тьму ее собственной жизни.

Любовь или честь — выбор, который предоставила ей Сара, не переставал ее преследовать. Независимо от обстоятельств, в которых она пребывала в то время, сам факт, что она стала любовницей Джозефа Бонда, был позором. Из всех причин, по которым Перрин решилась предпринять это путешествие, возможно, самой веской была попытка убежать от позорного прошлого и восстановить свое доброе имя. Разве могла она знать, что судьба уготовила ей встречу с Коуди Сноу? Грудь ее приподнялась от глубокого вздоха.

Время от времени она заставляла себя думать о своем суженом. Она надеялась, что Хорас Эйбл — мужчина представительный, надеялась, что он окажется хорошим человеком и она сможет полюбить его.

Но сердце шептало ей, что это невозможно. Она не любила Джэрина Уэйверли, не любила Джозефа Бойда и никогда не полюбит Хораса Эйбла. Она могла отдать свое сердце мужчине только один раз и навсегда.

И когда Перрин увидела вдруг Коуди, направлявшегося к ней, увидела его лицо, освещенное скупыми лучами заходящего солнца, она поняла, что выбор сделан. Вот мужчина, образ которого врезался в ее сердце. Этого мужчину она будет искать в каждом темноволосом незнакомце, в каждом проницательном взгляде прищуренных глаз. Она будет слышать его смех до последнего своего вздоха. Любовь к нему станет тайной трагедией всей ее жизни.

И любовь к нему станет самым искренним ее раскаянием, потому что тот новый человек, которым стала Перрин во время этого путешествия, не пойдет на сделку с собственной совестью. Больше никогда!

— Гек сейчас чинит ось вашего фургона. Застывшая лава крайне вредна для копыт мулов, но Майлз считает… — Коуди замолчал, когда увидел ее лицо. — Когда ты на меня так смотришь… — Отвернувшись от нее, он выругался и взглянул на фургоны. — Господи Иисусе, Перрин! Что же, черт побери, мы делаем?

Перрин сжала кулаки.

— Мы стараемся избегать друг друга, чтобы не совершить еще одной ошибки, — сказала она, думая о Мем и Уэббе. Перрин искренне радовалась за Мем. Но, к ее стыду, камешек зависти лежал у нее на сердце.

Коуди посмотрел ей в лицо, возвышаясь над ней во весь свой рост. Первая ясная звездочка появилась и запуталась у него в волосах.

— Я не могу спокойно тебя слышать и видеть. Меня сразу же охватывает возбуждение. Я вспоминаю, как обнимал тебя, вспоминаю вкус твоих поцелуев и… — Тихий стон вырвался из его горла. Он закрыл глаза на целую минуту, затем пристально посмотрел на нее. — Мне не больше, чем тебе, нужны все эти осложнения. Я каждую минуту борюсь с мыслями о тебе. Все время напоминаю себе, что ты упрямая и вздорная. Я говорю себе, что ты была любовницей другого мужчины. Я говорю себе, что ты равнодушно отнеслась к тому, что было между нами.

— Ты прекрасно знаешь, что это не так, — прошептала Перрин. — Я набросилась на тебя, потому что думала: ты видишь во мне лишь развлечение на время долгого пути, я для тебя — пропащая женщина, женщина для постели.

— Это утверждение задевает нас обоих, — бросил Коуди. — Что касается развлечений во время путешествия… — Он провел пятерней по волосам и покачал головой. — Мне пока нечего предложить тебе, кроме любовной связи на время. — В его синих глазах полыхнула гроза. — И не смотри на меня так, я же говорил тебе, что у Эллин был любовник. Я презираю себя за то, что рассказал тебе об этом, но не могу избавиться от мысли, что ты была любовницей другого мужчины.

Перрин пристально взглянула на него и опустила голову.

— К сожалению, не могу изменить своего прошлого. Ни своего, ни твоего…

— Я не хочу, чтобы из меня во второй раз делали дурака.

Поднявшись на ноги, Перрин посмотрела ему в глаза:

— Коуди, тебе следует знать, что не все женщины предают своих мужей. Неужели ты думаешь, что Мем когда-нибудь предаст Уэбба? Или Сара — неужто она предаст человека, за которого выйдет замуж? Или Хильда?

Коуди сжимал и разжимал кулаки; ему хотелось обнять ее, но их могли видеть из фургонов. К тому же они знали, что за ними постоянно кто-то наблюдает.

— Ты однажды сказала, что мужчины всегда берут. Неужели ты и обо мне так думаешь, Перрин? Как о человеке, который берет и ничего не дает взамен…

Он взял ее любовь и не предложил ничего взамен, но Перрин не стала говорить ему об этом.

— Ты не взял того, чего бы я не хотела тебе отдать, — сказала она тихо.

— Ты ошибаешься. За все нужно платить, — хрипло сказал он, с вожделением глядя на ее губы. — Я плачу за ту ночь, желая тебя все больше с каждым своим вздохом. Я спрашиваю себя об Эллин, о самом себе, о том, что я давным-давно считал уже решенным делом раз и навсегда. Я смотрю на тебя и не знаю, черт возьми, куда это меня заведет.

— Я не стану твоей любовницей, Коуди Сноу, — упрямо прошептала Перрин, уставившись на него. — Если я сдамся, мне придется расплачиваться за это всю свою жизнь. И это не будет незаслуженным позором, потому что, если мы уступим нашей страсти… это не будет порывом, это случится намеренно. Если об этом узнают, моим наказанием станет пожизненное одиночество. Я этого не вынесу!

— Пропади все пропадом! Перрин, ты же знаешь, что я не стану подвергать тебя такому риску. — Засунув руки в задние карманы штанов, Коуди стоял в последнем отблеске догорающего заката. Он хмурился, глядя на Перрин.

— Значит, мы зашли в тупик, — сказала Перрин, глотая слезы.

Он пристально посмотрел на нее:

— Хотелось бы мне, чтобы я ничего не слыхал об этом проклятом Джозефе Бонде, гори он ярким пламенем!

Река Бойсе, питающаяся горными потоками, густо поросшая по берегам красивыми тополями, представляла собой заманчивое зрелище после двух недель пути, когда перед глазами были только известковая пыль да хромающие мулы. Путники с трудом перебирались через потоки с отвесными берегами, шумно струящиеся по застывшей лаве. Они были едва живы от укусов комаров, гнуса и оводов. Они преодолели скалистые холмы, заплатили грабительскую цену за переправу на плоту через Снейк-Ривер и добрались до Бойсе, вконец измотанные, с натянутыми как струны нервами.

Когда Коуди объявил о трехдневном отдыхе, все были настолько утомлены, что даже не радовались.

Августа рухнула на свою постель без ужина и проспала двенадцать часов кряду. Она проснулась и обнаружила, что в лагере никого нет, если не считать охранников у фургона с оружием. Очевидно, все ушли в форт Бойсе — в поисках новых лиц и смены декораций.

Позевывая и с радостью предвкушая целых три дня отдыха, три восхитительных дня, за которые она успеет переделать все свои недоделанные дела, Августа готовила себе на завтрак свежий турнепс, которым запаслась в форте Холл, разминая его с куском масла, купленным у Тии. Счастливица Тия! Ее корова — единственная выжившая за время путешествия.

Закалывая шпильками свои волосы перед зеркалом, висящим сбоку фургона, Августа размышляла, не купить ли и ей корову, если они продаются в форте Бойсе. И даже если владелец запросит большую сумму, пусть в пятнадцать долларов, как приятно будет иметь свежее молоко, когда захочешь. А масла всегда не хватает!

— Ой! — выдохнула Августа и вздрогнула, когда из-за ее плеча в зеркале показалось незнакомое лицо с бакенбардами. Обернувшись, она увидела высокого, ширококостного мужчину, стоящего прямо перед ней. Одежда его была потрепана; в неухоженной бороде и усах застряли хлебные крошки. Даже в такой ранний час от него разило дешевым виски.

— Кто вы и что вам нужно? — нахмурилась Августа.

Она бросила взгляд на другие фургоны, но никого не увидела. Фургон с оружием находился в дальнем конце лагеря. Августа сразу же поняла, что охранники были у шумной быстрой речки, они не услышат ее, даже если она закричит.

— Вы ведь Августа Бойд, не так ли? — спросил мужчина, глядя на ее светлые волосы.

— А вы кто?

У него были такие холодные глаза, которых ей еще не доводилось видеть, — мертвые глаза, глаза человека, который никогда никого не любил. Даже Джейк Куинтон не напугал ее так, как этот мужчина. Под его немигающим, мертвым взглядом Августа задрожала.

— Меня зовут Джон Иглстон, — рявкнул мужчина. Губы его превратились в тонкую линию, когда она, задохнувшись, отступила назад. Он громко хмыкнул. — Имя тебе знакомо. Провалиться мне на этом месте, она была права.

— Она? — прошептала Августа. Кромка подножки уперлась ей в спину; дальше отступать было некуда.

— Я разыскивал этот караван невест с тех пор, как прочел записку Сноу у Чимней-Рок. А тут какая-то бабенка в форте стала расспрашивать, не знает ли кто человека по имени Иглстон. Сказала, что мисс Августа Бойд знает все о моем брате и его женщине, знает все о моих деньгах. — Мужчина шагнул ближе, лицо его выражало угрозу. — Где мои деньги?

— Ваши деньги? — пролепетала Августа.

«Кора, — подумала она в ужасе, — Кора послала этого мужчину на поиски денег».

Он резко выбросил вперед руку и схватил ее за лиф платья. Рывком он подтянул ее к себе так близко, что Августа поморщилась от резкого запаха гнилых зубов и давно немытого тела, провонявшего потом.

— Отпустите меня! — Ее голос прозвучал словно писк перепуганного зайчонка.

— Ты мне устроила веселенькую охоту, барышня. Прочитав послание вашего караванщика, я поехал назад и нашел фургон Эда. Нашел могилы. Нашел ямку, где, должно быть, Эд закопал шкатулку с деньгами. Но, клянусь дьяволом, я не нашел никакого золота! С тех пор выслеживаю ваш караван. Похоже, я попал по назначению, ведь эта девка говорит, что мои денежки должны быть у тебя. — Он с силой встряхнул Августу, от чего ее голова замоталась из стороны в сторону. — Отдавай их мне, девочка. И сейчас же! — Отпуская ее, он так стукнул несчастную спиной о подножку, что удар вышиб последний воздух из ее легких.

Задыхаясь, уставившись на него в ужасе, Августа пыталась восстановить дыхание, пыталась сообразить, что же ей делать. У нее осталось всего сто пятьдесят восемь долларов из двухсот шестидесяти двух золотых монет, которые она взяла из зарытой Иглстоном шкатулки.

Августа не мигая смотрела в мертвые глаза Джона Иглстона и понимала: он не примет никаких ее объяснений о недостающих деньгах.

— А откуда мне знать, что эти деньги ваши? — прошептала она, прижав руку к горлу, где бешено колотился пульс. Если она сможет отвлечь его внимание хоть на минутку, может быть, ей удастся придумать, как от него избавиться.

Рука мужчины схватила Августу за горло, его пальцы впились в ее кожу, оставляя синяки. Он наклонился к ней так близко, что в лицо ей полетела его вонючая слюна.

— Слушай меня внимательно, шлюха! Я убил двоих, чтобы заполучить эти деньги. Моя ошибка, что я оставил их на сохранение Эду. Больше я не совершу подобных промашек. — Его холодный взгляд пронзил ее насквозь. — У тебя мои шестьсот долларов. Либо ты отдаешь мне их, либо я тебя убью. Все очень просто. Шестьсот долларов!

Его толстые пальцы перекрывали доступ воздуха к ее легким. Августа задыхалась. Тут она сообразила, что кто-то еще нашел шкатулку и взял все оставшееся золото. Но этот человек считал, что это сделала она.

— Пожалуйста, дайте мне сказать.

Он не отпустил ее, но чуть ослабил хватку. Его безжалостный взгляд не смягчился.

Неразборчивые слова полились потоком с губ Августы. Она рассказала ему о том, как нашла шкатулку, сказала — все же сообразила, — что взяла только сто пятьдесят восемь золотых монет, которые сохранила для него в целости и сохранности. Она клялась, что кто-то другой украл большую часть его денег.

Губы мужчины искривились в припадке гнева. Он не поверил ей. Небрежно, словно убивая комара, он поднял руку и ударил ее по лицу. Хруст отозвался у Августы в ушах, а в голове разлилась боль. Кровь хлынула у нее из носа и окропила лиф платья. Она услышала булькающий звук и увидела, что он снова занес руку для удара. Ужас парализовал ее. Он убьет ее!

Перрин просыпалась медленно, потягиваясь, зевая, не отказывая себе в удовольствии подремать еще несколько минут. Когда она наконец выбралась из своей палатки, солнце светило прямо над головой и лагерь был пуст, если не считать мулов, стоящих внутри квадрата фургонов, да ленивого жужжания насекомых. Редкая возможность побыть днем в полном одиночестве манила, как сверкающая драгоценность.

Довольная перспективой побыть наедине с собой, Перрин разогрела кофе, который оставила ей Хильда, и не торопясь отщипнула корочку кукурузной лепешки, с удовольствием прислушиваясь к тишине.

Завтра она приберется в фургоне, хорошенько все вымоет и вычистит. И еще нужно устроить стирку накопившегося белья и напечь хлеба впрок. Но сегодня она будет заниматься только собой. Возможно, немного почитает — удовольствие, которого она была лишена многие недели. Или же сможет заполнить свой дорожный дневник, а может, посидит у реки и помечтает о Коуди Сноу. Ей есть о чем подумать.

С Коуди происходила какая-то перемена, она видела это по его глазам, чувствовала по развороту его плеч, когда они встречались, чтобы обсудить события дня. Иногда она даже смела надеяться, что он влюбляется в нее. Иногда же, напротив, считала, что он преодолевает свои чувства к ней.

Перрин замерла с чашкой кофе, поднесенной к губам, мысли ее были далеко. Прошла целая минута, прежде чем она поняла, что смотрит на Кору Троп.

Кора направлялась к фургону, горделиво вышагивая; она имела вид чванливый и высокомерный. И при этом отщипывала кусочки от подгоревшей сдобной булки, завернутой в клочок промасленной бумаги.

Вдруг Кора резко остановилась. Глаза ее расширились, подгоревшая булка выпала из ее рук. Затем обе ее руки метнулись к губам. Кора в испуге уставилась на Перрин.

— Скорее! — закричала она. — Он ее бьет! Похоже, он убьет ее!

Перрин понятия не имела, о чем говорила Кора, но истерические нотки в ее голосе побуждали к действию. Схватив лопату, стоявшую у колеса фургона, Перрин бросилась за Корой, которая побежала к фургону Августы.

Августа? Кто-то бьет Августу?!

Когда Перрин свернула за угол одного из фургонов, она увидела то, что издалека видела Кора.

Бородатый мужчина зверского вида методично избивал Августу Бойд, осыпая ее ударами и выкрикивая что-то насчет денег. Августа трепетала в его ручищах как тряпичная кукла, не оказывая никакого сопротивления. Ее лицо и лиф платья были залиты кровью. Перрин показалось, что Августа потеряла сознание.

Потрясенные, женщины остановились. Перрин не поверила собственным глазам. Она не знала, сколько времени простояла так, ноги ее словно приросли к земле. Возможно, это были всего лишь секунды, но ей показалось, что прошла целая вечность. В какой-то момент глаза Августы открылись, и взгляд ее встретился со взглядом Перрин.

Перрин вспомнила оскорбительные замечания, которые слышала от нее на улицах Чейзити, припомнила все обиды и позор, который обрушила на нее Августа и во время этого путешествия.

Она наконец поняла правду, которую не могла осознать раньше. До последнего вздоха Августа Бойд не даст шанса Перрин Уэйверли начать новую жизнь. Через неделю после того, как караван прибудет в Кламат-Фоллс, каждая уважающая себя женщина узнает, что Перрин была любовницей Джозефа Бойда. Августа очернит ее имя, позаботится о том, чтобы ее облили презрением и наказали одиночеством.

В этот жуткий момент она смотрела в вылезающие из орбит глаза Августы и понимала: та не ждет, что Перрин вступится за нее. Августа никогда бы не стала подвергать себя опасности ради кого бы то ни было, не ждала она этого и от других людей. Она смотрела на Перрин угасающим взглядом, полным презрения и ненависти даже сейчас.

Только слепой инстинкт самосохранения заставил ее прохрипеть:

— Помогите!

Перрин глубоко вздохнула и бросилась вперед, остановившись за спиной бородача. Он был так занят расправой с несчастной, что не слышал приближения женщин. Перрин, собравшись с силами, обрушила лопату на мужчину. Удар пришелся ему в висок. Негодяй рухнул на землю. Перрин, не удержавшись на ногах, упала рядом.

Мужчина, стоя на коленях, обхватил свою окровавленную голову обеими руками. Ярость исказила его лицо, такое же безобразное, как те ругательства, что он изрыгал. Одна его рука потянулась к пистолету, висевшему у него на ремне.

— Считай себя покойницей.

Но тут Кора оглоушила противника, ударив его обломком гранита по голове. Перрин же, устремившись вперед, впилась ногтями в его руку, ищущую пистолет. Если бы его пальцы не были скользкими от крови — своей собственной и крови Августы, — ей не удалось бы выхватить у него оружие. Впрочем, помогла и Кора, камнем еще раз ударившая его по плечу. Наконец пистолет оказался в руках Перрин, и она поднялась на ноги. Но мужчина ударил ее кулаком в солнечное сплетение, и она согнулась пополам, из глаз ее брызнули слезы.

Пистолет выстрелил.

Когда облачко дыма рассеялось, Перрин, задыхаясь, в ужасе смотрела на алое отверстие с рваными краями на груди у незнакомца. Остекленевшие, ничего не выражающие глаза смотрели на нее; он оскалил зубы, а потом медленно опрокинулся на спину прямо в грязь. Кора прыгнула вперед, шумно дыша и всхлипывая. Она молотила бездыханное тело камнем — снова и снова, пока голос Перрин не привел ее в чувство.

— Ради Бога, прекрати! — Перрин задыхалась. — Он мертв.

Пистолет, весивший сто фунтов, выпал из ослабевших рук Перрин. Пошатываясь, она пошла прочь от фургона; ее вырвало в невысокую сухую летнюю траву. Она застреляла человека! Насмерть! Она даже не знала его имени.

Когда Перрин выпрямилась, держась за живот, лицо ее было белым как полотно. Кора стояла рядом с трупом, тяжело дыша и по-прежнему сжимая в руке камень.

Августа лежала, распростершись у колеса фургона, обливаясь кровью. Нос у нее был сломан, губы разбиты. Глаза затекли и опухли, на шее чернели ужасные синяки. На мгновение Перрин подумала, что Августа мертва. Потом грудь Августы приподнялась. Она дышала.

— Господи Иисусе! — К ним сломя голову бежали Майлз Досон и еще один погонщик по имени Фрэнк.

Подбежав к женщинам, мужчины замерли, ошеломленные открывшимся им зрелищем.

— Что здесь произошло? Вы все ранены?

Только сейчас Перрин заметила, что ее руки в крови. Алые потоки залили ее юбку и блузку. Красные брызги покрывали лицо и руки Коры. Августа же обливалась кровью.

— Это я виновата! — Кора закрыла лицо руками и разрыдалась. — Я просто хотела напугать ее, вот и все. Я никогда не подумала бы… Я даже представить не могла, что он…

Перрин изо всех сил старалась унять охватившую ее дрожь. Она схватила Майлза Досона за плечо и проговорила тихо, но решительно:

— Поезжайте в форт и разыщите Коуди. — Она посмотрела на Августу. — Привезите врача, если найдете.

— Мы не можем оставить фургон с оружием без охраны, — ответил Майлз.

Перрин вонзила ногти в его плечо.

— Делайте, что я вам говорю, черт возьми! Найдите Коуди!

Досон бросился к лошадям. Перрин взглянула на Фрэнка.

— Можете оставить фургон с оружием без присмотра на некоторое время, чтобы принести несколько ведер воды. И мне нужна помощь — надо перенести Августу в фургон. Не стойте тут, несите воду!

Кора вытерла глаза и нос подолом своего платья. Она наклонилась над Августой, задрожав при виде крови.

— Она будет жить? О Господи, если только я буду виновата в ее смерти…

— Кора, возьми одеяло и накрой его. Пожалуйста. Я не могу смотреть.

Опустившись на колени, Перрин осмотрела Августу, которая тяжело дышала. Травмы на ее лице приводили в ужас. Перрин с трудом сглотнула, потом прошептала:

— Августа! Не пытайся говорить, просто слушай. Как только Фрэнк вернется с водой, мы устроим постель в твоем фургоне и перенесем тебя туда. Майлз отправился в форт за доктором. — Она погладила Августу по плечу, затем выпрямилась.

Кора уже вернулась с одеялом и набросила его на мертвеца.

— Подумай, Кора! Ни у кого в караване нет настойки или чистого опия? Не знаю, больно ли ей сейчас, но у нее будут сильные боли. Очень сильные. И еще… Нам нужны чистые тряпки, чтобы обмыть ее. И нам нужно снять с нее это мокрое от крови платье. Если Майлз не сможет найти врача… — Но она решила не думать об этом сейчас.

Бесформенное тело под одеялом притягивало взгляд Перрин словно магнит. Она убила человека! Невероятно! Она выстрелила прямо ему в сердце. Желчь наполнила ее рот. Безмолвный крик звенел у нее в голове: «О, Коуди! Поторопись! Ты мне так нужен!»

В то мгновение, когда Коуди увидел Майлза, въезжающего в форт и спрыгивающего с коня, он сразу же понял: случилось неладное. На Майлза Досона можно положиться, он не стал бы оставлять свой пост у фургона с оружием без веской причины. Коуди отошел от мужчин, беседующих под тополями, и принялся высматривать Уэбба. Тот, нахмурившись, шел из дальнего конца гарнизона. Они подошли к Майлзу Досону.

— Успокойся, сынок, и валяй по порядку.

— Я знаю немного, — начал Майлз, — там на земле валяются какой-то мертвый сукин сын и мисс Августа. Думаю, что и она мертва. Еще мисс Троп и миссис Уэйверли… На них кровь, но, похоже, они не сильно пострадали. Миссис Уэйверли послала меня за вами и за врачом, если он тут есть. Фрэнк остался присматривать за фургоном с оружием.

Коуди взглянул на Уэбба. Уэбб кивнул, затем вернулся к зданию гарнизона. Выражение его лица было совершенно спокойным, шаг — чуть быстрее и решительнее, чем обычно. Это было похоже на Уэбба. Если в форте есть врач, он непременно его разыщет. И узнает, что за тип этот убитый, еще до наступления ночи. Он сделает все это, не привлекая к себе излишнего внимания.

— Спокойно. — Коуди положил руку на плечо Майлза. — Я возьму свою лошадь, и мы поедем отсюда чинно и благородно, словно ничего не произошло. Понятно? Мы не хотим, чтобы кто-то беспокоился, пока сами не поймем, в чем дело.

— Никогда не видел, чтобы женщину так жестоко избили, капитан. Мисс Августа была самой красивой женщиной, которую мне только доводилось видеть…

— Кончай болтать. Поговорим позднее. — Коуди окинул взглядом мужчин, бесцельно убивающих время в тени, на дощатых тротуарах. Высмотрев Гека, он жестом указал ему на лошадей. — Задержи наших здесь еще на три часа. Фургоны готовы к отправлению?

Брови Гека поднялись полумесяцем:

— Я считал, что мы отдохнем еще денек-другой.

— Мы отправимся через три часа, как только ты приведешь всех женщин к фургонам и мы сможем тронуться в путь.

— Что…

— Не сейчас. — Коуди повернул свою лошадь и поскакал к Майлзу Досону, в отчаянии скрипя зубами — он многое бы отдал, чтобы побольше знать о случившемся.

Перрин! Ранена ли она? При этой мысли ему стало плохо. Он хотел пустить свою кобылу в галоп, но понимал, что глупо терзаться, пока ничего толком не узнал. Они скакали неторопливо, пока не свернули за поросший травой холмик. Тут Коуди взял галоп и помчался к фургону Августы.

Спрыгнув с лошади, он бросил поводья Майлзу.

— Ступай к фургону с оружием, к Фрэнку, — приказал он. — Я позову тебя, если понадобишься.

Если бы это была предательская уловка, то к этому моменту фургона с оружием здесь уже не было бы. Поэтому, увидев фургон на прежнем месте, Коуди вздохнул с облегчением.

— О, Коуди!

Перрин бросилась к нему в объятия, она приникла к его груди, а он проводил руками по ее дрожащим плечам, по лицу. Она была забрызгана кровью, но, по-видимому, это не ее кровь, слава Богу! Коуди крепко прижал ее к себе, шепча благодарственную молитву.

Перрин принялась рассказывать, но Коуди слышал только обрывки ее рассказа. Впрочем, он понял, что она убила незнакомого мужчину, который напал на Августу. Обнимая Перрин, гладя по волосам, он посмотрел поверх ее головы на тело, покрытое одеялом.

За ними наблюдала Кора, в удивлении открыв рот, но Коуди было не до нее.

— Кто он?

Кора сглотнула, и слезы брызнули у нее из глаз.

— Он сказал, что его имя — Джон Иглстон. — Она заломила руки. — Я просто хотела напугать Августу, вот и все. Я просто хотела слегка отомстить ей за тот низкий поступок. Клянусь, я не знала, что он попытается ее убить!

Перрин задрожала, крепче прижимаясь к Коуди, словно хотела растаять в жаре его тела.

— Иглстон. Иглстон. — Нахмурившись, Коуди попытался вспомнить, откуда знает это имя.

Слова потоком полились с губ Коры, и он вспомнил о мужчине и женщине, которых они похоронили.

— Я думаю, Августа нашла какие-то деньги или в их фургоне, или рядом с ним, но я не знаю наверняка, — закончила Кора. — До того как мы остановились, чтобы их похоронить, у нее было всего несколько золотых монет, я видела, но потом у нее оказалось достаточно денег, чтобы наполнить тулью ее.парадной шляпки доверху. Значит, я подумала… но, может быть, все было не так. Я не знаю. Просто…

— Где сейчас Августа?

— Мы положили ее в фургон. — Кора показала бутылку. — Я ходила поискать что-нибудь, чтобы облегчить ее боли.

— Уэбб разыскивает врача. А сейчас я хочу, чтобы ты осталась с Августой. Мне нужно переговорить с миссис Уэйверли.

Едва Кора залезла в фургон Августы, Коуди слегка отстранил Перрин от себя и внимательно посмотрел на ее лицо, залитое слезами.

— Первое. С тобой все в порядке?

— Нет, — прошептала она, глядя на него своими огромными светло-карими глазищами, обрамленными густыми ресницами. — Коуди… я убила человека! Я застрелила его из его же пистолета. О Господи, думаю, мне опять станет плохо.

Он пошел за ней в заросли черемухи. Затем проводил обратно к ее фургону, зачерпнул воды, чтобы она сполоснула рот, и усадил ее на складной стул. Сам же встал перед ней на колени, взяв ее за руку.

— Расскажи мне все, что произошло.

Когда Перрин прервала свой рассказ, было похоже, что ее вот-вот снова вырвет. Во всей истории осталось много неясного, но главное Коуди понял.

— Перрин, послушай. Если бы вы с Корой не проявили необычайную храбрость и не набросились на Иглстона, он убил бы Августу. А поскольку и вы вмешались в это дело, он убил бы и вас тоже. Выстрелив в него, ты спасла Августе жизнь, а возможно, свою и жизнь Коры.

Перрин посмотрела на него сквозь слезы:

— Но я же убила человека!

— Да, это нелегко, — кивнул Коуди, убирая локон темных волос с ее щеки. Никто не может забыть, как в первый раз стреляет и убивает человека, и никому не удается остаться прежним после этого. — Но ведь ты спасла три жизни. Подумай об этом, Перрин.

Она прижала кончики пальцев ко лбу. Он видел, что она пытается овладеть собой.

— Что нам теперь делать?

— Я собираюсь позвать Майлза и похоронить Иглстона. Как только врач сделает для Августы все возможное, мы отправимся в путь. Ты же смой кровь с рук и юбки и вели Коре сделать то же самое. Слишком много людей знает об этом… может, нам удастся сохранить все в тайне, пока мы не оставим форт Бойсе. Я не хочу, чтобы тебя арестовали и подвергали допросам по поводу смерти Иглстона.

Лучистые глаза Перрин постепенно прояснялись. Он понял, что она уже в состоянии рассуждать здраво. Она глубоко вздохнула.

— Меня обвинят в убийстве? Коуди пожал плечами:

— Возможно. Но мы не допустим, чтобы это случилось.

— Кора видела, как я бросилась в твои объятия, верно? — Подняв голову, Перрин посмотрела на небо. — Я не подумала об этом. Я знала только одно: ты мне очень нужен!

— Я хочу тебе кое-что сказать, но не сейчас.

Когда Перрин снова взглянула на него, Коуди мысленно выругался — ведь она могла неправильно истолковать его слова.

— Это касается денег.

— О?!

Но почему он не может сказать, что любит ее? А любит ли? Если он ее и в самом деле любит, то готов ли разрушить свои прежние планы и изменить свою жизнь?

Коуди провел ладонью по лицу.

— Ничего, если я оставлю тебя сейчас?

Перрин пристально посмотрела на него.

— Да. — Вставая, она пошатнулась. — Я переоденусь и умоюсь, потом пойду к Августе, чтобы Кора смогла… — Она покачала головой. — Я убила человека!

— Слава Богу, что он не убил тебя.

Коуди заставил себя уйти.

Доктор Фолкенберг наполнил водой таз и вымыл руки у подножки фургона.

— Я сделал все что мог. И оставил две бутылки болеутоляющего. — Он вытер руки и, прищурившись, посмотрел на Коуди и Уэбба. — Мисс Бойд подверглась жестоким побоям, джентльмены. Ей нужен уход по крайней мере в течение двух недель. Но она поправится.

— Она была красавицей, — заметил Коуди. — Она будет обезображена?

Доктор Фолкенберг пожал плечами:

— Я сделал все что смог с ее носом, но он будет теперь с горбинкой. Она потеряла два зуба. Но больше…

Вложив «золотого орла» в руку лекаря, Коуди с Уэббом отошли от фургона, чтобы проследить, как доктор Фолкенберг отправится в обратную дорогу — в форт Бойсе.

— И что ты узнал?

— У него было несколько имен. Джон Иглстон, Джон Райленд, Джон Снид.

Коуди посмотрел на хмурое лицо Уэбба:

— Райленд? Похоже, это тот Райленд, что останавливался в форте Бриджер и спрашивал, сколько заплатит ему Конклин за фургон с оружием и порохом.

Уэбб кивнул:

— Почти наверняка этот Райленд, или Иглстон, входил в банду Куинтона, Но догадываюсь, что случившееся тут имеет отношение только к нему лично. Иглстон расспрашивал о нашем караване еще до того, как мы сюда приехали. Но не болтал насчет оружия, а говорил о шкатулке, полной золота. Когда Иглстон напивался, у него развязывался язык. Следовательно, почти все знали, что Иглстон и его братец ограбили банк в центральном Миссури, а потом разбежались, намереваясь встретиться в Ларами. Братец вез награбленные деньги.

— Об остальном нетрудно догадаться, — сказал Коуди, проглотив остатки своего кофе.

— Иглстон и его жена умерли по дороге. Мы остановились, чтобы их похоронить. Возможно, Августа нашла деньги Иглстона, а может, и нет, но Кора решила, что так оно и было. Кора, желая отомстить, начала разыскивать любого, кто проявлял интерес к Иглстонам. Она послала его припугнуть Августу.

— Кора не нашла Иглстона раньше только потому, что он все время находился впереди нас.

— Иглстон, вероятно, новичок в банде Куинтона, иначе он нашел бы нас тогда же, когда и этот негодяй.

— Он разыскивал нас. Возможно, он вычислил, что тот, кто похоронил его братца, взял и денежки. Но нам важно знать одно: Иглстон поджидал в форте Куинтона. Значит, Куинтон находится недалеко от нас. — Коуди подумал с минуту. — Как только Куинтон приедет в форт Бойсе и начнет расспрашивать, кто-нибудь вспомнит, что Иглстон нанес визит к нам в лагерь и исчез. У Куинтона появится еще одна причина, чтобы отправиться за нами в погоню.

В их тихом смехе не было веселья.