Невозможная

1

Эн

Только в сказках после «и жили они долго и счастливо» можно ставить финальную точку. Окончательную и бесповоротную. И так ведь понятно, что всё будет отлично, что ещё вам нужно, читатели?

Поэтому я и не любила сказки. В них один сироп и ни капли правдоподобности. Над «долго и счастливо» необходимо усердно работать, не ленясь и не оправдываясь, и делать это вместе. Вдвоём.

Мы с Бертом начали работать над нашим «долго и счастливо» с первого дня совместной жизни, когда я примчалась к нему после разговора с императором. И работа эта была сложной, несмотря на наши искренние чувства друг к другу. Сложной во всём — начиная от занятий магией, на которых Берт был вынужден вновь учиться колдовать, как дети учатся ходить; заканчивая его нежеланием ночевать со мной в одной кровати до принятия закона о титулах и нашей свадьбы. Я была категорически не согласна с этими приступами благородства поначалу, но потом…

Я не помню точно, в какой момент вдруг сообразила, что Берт пытается таким образом сохранить самоуважение. Он, потеряв магию, любимую работу и возможность быть тем, кем хотел быть с детства, находился в состоянии самоуничижения. Он был дезориентирован, как был бы дезориентирован любой человек, неожиданно вынужденный заново всему учиться и менять профессию. Берт не отчаивался, старался не унывать, и вообще вёл себя так, что я гордилась им каждую секунду. Но он считал, что пользуется моими знаниями и умениями, и не желал пользоваться ещё и телом, не имея на него официальных прав. Что-то подобное он говорил каждый раз, когда я пыталась настаивать, и я сердилась и обижалась, но в итоге осознала, с чем это связано. И перестала уговаривать его.

Мы тренировались почти каждый день, невзирая на другие дела — после зимних каникул Берт вновь начал исполнять обязанности ректора Высшего магического университета Грааги, а я по-прежнему трудилась в Императорском госпитале и писала магистерскую работу вместе с Байроном Асириусом. После переломного открытия, что родовая магия способна влиять на восстановление энергетического контура, а заодно и физиологических повреждений, дело пошло в гору. И я бы, наверное, летала на крыльях счастья после всех наших с Асириусом совместных опытов, если бы не Берт.

Ему не помогало ничего, что я пыталась применить. А я пыталась, в том числе и после Дня Альганны. Штудировала книги в библиотеке университета и даже пролезла в дворцовую библиотеку, причём получив туда направление от недовольно пыхтящего Берта — он сам подписал необходимые бумаги у Арена, учитывая моё нежелание встречаться с императором.

Нет, я больше не злилась на его величество. И не ненавидела. Как можно ненавидеть человека, который осознанно рисковал собственной жизнью, чтобы принять многострадальный закон о титулах? Столько поколений императоров до Арена сидели на троне и отводили глаза от происходящего, лишь углубляя конфликт между аристократией и нетитулованными. Они ничего не хотели делать, потому что их это не касалось. Какая разница тому, кто носит фамилию Альго и обладает самой могущественной в нашей стране родовой магией, до множества магов, вынужденных мириться с несправедливостью, платить налоги за дар, унижаться на работе перед аристократами, иметь многочисленные ограничения по медицинскому обслуживанию и другим социальным благам? Правильно — никакой. «Аристократии — всё, нам — ничего!» — возмущался Рон, и мы с ним были уверены, что ситуация не изменилась бы к лучшему, если бы не Арен.

Как я могла продолжать ненавидеть его? Разумеется, у меня это больше совсем не получалось. Но и видеть его величество лишний раз совершенно не хотелось. Видеть — значит, вспоминать, что он когда-то сделал, и болеть неприятной мыслью о том, что Берт ничего не знает, и никогда не узнает. Я не стала бы рассказывать ему о «проверке» императора и его желании сломать меня, даже под страхом смерти не стала бы. Однако эта тайна причиняла мне неудобство, как мозоль на пятке. Вроде бы и ходить можешь, но неуютно…

И я постоянно чувствовала себя виноватой перед Бертом за неё. Несмотря на то, что изначально у меня не было выбора: Арен поставил печать молчания, запретив мне рассказывать о той ночи.

Но потом всё изменилось, и мне пришлось делать этот выбор.

2

Эн

В тот день, когда Арен снял с меня свою печать молчания, я вернулась домой поздно. Для последних дней это было нормально: нам всем оказалось не до отдыха, в том числе Берту, который был вынужден усмирять разбушевавшихся студентов. Но, в отличие от всех предыдущих вечеров, я чувствовала себя почти счастливой оттого, что у нас получилось вернуть Софию Тали. Девушка, спасшая принцессу Агату, заслуживала жизни. Желательно, счастливой, но это уже от меня не зависело.

Я была взбудоражена. И не только успехом своего сомнительного предприятия, но и тем, что неожиданно, увидев сидящего на диване в библиотеке Берта, вспомнила о снятой печати молчания…

— Ты ужинал? — спросила я с неловкостью и, подойдя ближе, погладила мужа по коротким тёмным волосам. Сбоку, возле корней, виднелся белый шрам — напоминание о том дне, когда Берт шагнул в Геенну. Такие шрамы были рассыпаны по всему его телу, тонким рисунком расчерчивая кожу — теперь я это знала. За месяц нашего брака с Бертраном Арманиусом я изучила его тело во всех подробностях.

— Нет, — вздохнул Берт, перехватывая мою руку, и прижался к ней щекой. — Ждал тебя. Ты опять поздно, но я и сам недавно пришёл.

— Снова драки?

Муж покачал головой.

— Нет, просто стычки и ссоры. И в целом… Такое впечатление, что университет в последнее время находится не на обычной ровной земле, а на вулкане. Малейшее слово — и будто на воздух взлетаем.

— Зато тебе не скучно, — засмеялась я, наклонилась и поцеловала Берта. — Пойдём на кухню, приготовлю что-нибудь.

Я любила совместные вечера с Бертом. Впрочем, не только вечера — я любила с ним всё без исключения. Но теперь, именно сегодня, наше время оказалось чуть подпорчено моими постоянными мыслями о снятой печати молчания.

И я почти не слушала рассказы мужа о творящимся в университете безобразии. О моих госпитальных делах Берт даже не спрашивал — ещё в первый день, когда Арен принёс на руках Агату, опутанную абсолютным щитом, в который превратилась София, я сказала мужу, что речь идёт о государственной тайне и я совсем ничего не могу сообщить.

— Кто бы сомневался, — хмыкнул тогда Берт. — Там, где появляется Арен, тут же возникает какая-то тайна. Он уже поставил на тебя печать или ещё нет?

— Пока нет, — ответила я тогда, помедлив. Я ждала, что поставит, но император не сделал этого. Даже наоборот… снял одну…

Удивительно, но если раньше на меня давила невозможность говорить о случившемся, то теперь я страдала из-за возможности, но нежелания говорить. Я будто балансировала на канате. Что перевесит? Возможность или нежелание?

Арен решил оставить мне свободную волю, но в итоге только добавил проблем. Впрочем, я всё равно считала, что он поступил правильно.

— Ты сегодня какая-то рассеянная, — сказал Берт, когда мы уже сидели в столовой и заканчивали ужин. — В облаках витаешь. Точно всё в порядке?

— Абсолютно, — я постаралась улыбнуться. — Просто в госпитале произошло почти чудо. А может, и не почти — просто чудо.

— Кто-то когда-то говорил мне, что чудес не бывает, — пошутил Берт, и я засмеялась.

— Не чудес, ты путаешь. Невозможного. Невозможного не бывает!

— Протестую! — муж схватил меня в охапку и под тихий смех перетянул к себе на колени. — Ты — невозможная. Самая невозможная на свете! Моё чудо!

Берт начал целовать мою улыбку, и я, отвечая на его поцелуи, приняла окончательное решение: пусть то, что было между мной и Ареном, навсегда останется только между нами.

Как он сегодня сказал?

«Мне хотелось бы, чтобы той ночи никогда не было».

Пусть будет так.

3

Берт

Если бы ещё несколько месяцев назад кто-нибудь сообщил Берту Арманиусу, что он начнёт радоваться своим обязанностям ректора, он бы не поверил. Столько лет бегать от них — и в итоге с ними один на один и остаться.

Даже на заместителя теперь не понадеешься — Велмар Агрирус погиб во время Дня Альганны, и пусть он был предателем, Арманиусу было его жаль. Он слишком хорошо помнил, каким был его высочество Аарон, поэтому осознавал, что у тех, кого выбирал принц в качестве сообщников, порой просто не оставалось выбора. Точнее, выбор был, но весьма незавидный.

Берт погрузился в ректорство с головой сразу после Дня Альганны, даже толком не дожидаясь окончания каникул. Каникулы — они всё же для студентов, а у преподавателей и руководящего состава всегда есть работа. У Берта она была даже в тройной степени, поскольку ему ещё было необходимо найти себе нового заместителя. Учитывая тот факт, что преподавание и административная работа — это совсем не одно и то же, пришлось попотеть, перебирая кандидатов. Причём несколько человек — из тех, про кого Арманиус думал изначально, — как услышали о смерти Велмара, так сразу сообщили, что на место его не претендуют ни за какие коврижки. Вот и пришлось голову ломать, пока работа окончательно не встала.

В итоге, утвердив в должности проректора одного из старейших преподавателей артефакторики — архимага Розу Салтон, — Берт впервые в жизни почувствовал удовлетворение не из-за своих обязанностей охранителя, а от работы в университете. И даже начал подумывать о том, а не взять ли ему на следующий год курс преподавания по боевой или охранительной магии? И дал себе зарок: если вернёт статус архимагистра, то на самом деле будет преподавать, благо, знания и опыт имеются. А если не вернёт… Значит, продолжит заниматься одной административной работой.

Очень помогала Эрта — секретарь, с которой Арманиус раньше разговаривал в лучшем случае раз в месяц. Теперь он общался с этой девушкой почти каждый день, не считая выходные (впрочем, по выходным тоже бывало), и не мог не признать — с секретарём ему сказочно повезло. Хотя он ясно видел, что Эрта изначально отнеслась к новости о том, что Берт теперь будет полноценным ректором, весьма скептически. Но постепенно её настроение изменилось, и она начала смотреть на Арманиуса почти с благоговением. Особенно когда он при ней начал строить пространственный лифт.

— Архимагистр?.. — выдохнула секретарь в тот день, тараща глаза. — Вы… можете… но ваш резерв!..

— Что вас смущает, Эрта? — Берт иронично поднял брови. — Не вы ли однажды расхваливали мне мою будущую жену? Она тоже умеет строить пространственные лифты, несмотря на свой мизерный резерв.

— С Эн всё ясно, — махнула рукой секретарь. — Но она родилась такой, архимагистр. Гораздо проще быть кем-то с рождения, чем меняться потом, будучи уже состоявшимся человеком. Я не думала, что вы способны творить магию, после того, что случилось. Несмотря на статус архимагистра.

— Думала, его оставили мне из вежливости?

Эрта смущённо кивнула и нервно поправила тёмный пучок на затылке.

— Не уверен, что наш император способен на поступки исключительно из вежливости, — пошутил в тот день Берт, достроил пространственный лифт и перенёсся по месту назначения.

Да, с того дня Эрта серьёзно переменилась к Арманиусу. И порой, наблюдая за её круглыми глазами — неизменную реакцию на колдовство Берта, — он думал, что нечто подобное ждёт многих из его окружения. И нужно привыкать к тому, что все будут восхищаться его способностью творить магию при низком резерве энергетического контура.

Возможно, Берту тоже нужно было гордиться подобным, но не получалось. Наоборот — он чувствовал себя униженным.

.

На следующий день после того, как возле Императорского музея вспыхнула портальная ловушка, в университете случилась массовая драка. Арманиус плоховато помнил историю университета, но вроде бы последние лет триста ничего подобного не происходило. Конечно, аристократия и нетитулованные всегда конфликтовали друг с другом, но чтобы нетитулованные собирались и шли бить аристократов организованно — такого не было.

Берт ощутил неладное родовой магией. Магия Дома всегда подсказывала ему, что происходит на территории университета, и, осознав, что для раннего утра перед общежитием собралась слишком большая толпа, Арманиус немедленно отправился на работу.

Университет поглощает лишнюю магию, собирая её в себе, функционируя как батарейка — но, к сожалению, он не способен защищать тех, на кого эта магия направляется. Поэтому на его территории всегда находилась охрана, но в то утро и охранники, бывшие сплошь нетитулованными, решили закрыть на всё глаза.

Берту понадобилось время, чтобы добраться до общежития, поэтому совсем без пострадавших не обошлось, но серьёзных повреждений ни у кого не было. И потом, загоняя студентов в актовый зал и читая им лекцию по самоуважению и недопустимости подобного поведения, Арманиус неожиданно ощутил странное.

Он работал охранителем не один десяток лет — и каждый раз, находясь на севере и борясь с демонами, чувствовал себя на своём месте. А вот в университете это ощущение пропадало. Здесь Берт всегда чувствовал себя чужим, каким-то самозванцем, занявшим чужое место.

Но в то утро, выступая перед хмурыми студентами, Арманиус вдруг осознал, что находится именно там, где должен находиться. Делает то, что нужно делать. И никто не справится с этой работой лучше, чем он.

«Никто не справится с этой работой лучше, чем я», — произнёс он мысленно и даже едва заметно усмехнулся подобной мысли.

Когда-то Арманиуса называли демонски плохим ректором. Но, может, пройдёт время — и начнут называть демонски хорошим?

По крайней мере удовлетворение от своей работы Берт уже был способен получать. Значит, он на правильном пути.