Незабываемая ночь

Глава 2

Шейборн долго не двигался с места после ухода Селесты, ожидая, когда значительный отрезок времени окончательно отделит их друг от друга. Ради безопасности обоих действия должны быть выверенными и хорошо продуманными. Да, и необходимо предупредить Макферсона. Работа их почти закончена, однако он еще не выполнил то, что надеялся успеть за время пребывания в Париже. Через Макферсона он передал Уэлсли немало важной и нужной информации, она будет полезна политикам и военным стратегам. Возникшие проблемы могли помешать достойному завершению операции.

Наполеон со своей Великой армией сейчас с России, и генерал Уэлсли двинулся на восток, на Францию, с целью догнать остатки французского войска под командованием генерала Сульта.

Шейборн решил, что надо ехать на север Испании. Неприятно лишь то, что придется остаться в этом мундире. Все недели во Франции он носил его, как и обещал, а данное слово он никогда не нарушал, тем более оставаясь в военной форме.

Однако была еще одна проблема – Селеста Фурнье. Если она его нашла, значит, могут и другие. Кроме того, ее предложение было более чем соблазнительным. Саммерли хотел выяснить, почему она так внезапно покинула Суссекс, почему не нашла его позже и почему скатилась до теперешнего положения, как оказалась в мире жертв, предательства, ухищрений и ловушек.

Шейборн вышел через ресторан на улицу позади него и пошел переулками к Монмартру.

Квартира Макферсона была на полпути к улице Абес. К счастью, ювелир был дома – вставлял в золотое кольцо крупный бриллиант.

– О нас известно организации тайной полиции и военному министерству. Собирайтесь и немедленно уезжайте.

Серые брови поползли вверх.

– Каннингем говорил то же самое при нашей последней встрече. Его предупредил Белый голубь.

– Белый голубь?

– Женщина, которая иногда передает нам предупреждения. У нее столько имен, что я и не вспомню настоящее. По слухам, ее отца шесть лет назад убили англичане.

– А где была она сама, когда это случилось?

– Здесь, в Париже. Еще одна потерянная душа в этой огромной империи.

Шейборну стало не по себе. Неужели он говорит о Селесте? Она была рядом с отцом, когда его убили? Видела все собственными глазами?

– На кого она сейчас работает?

– На всех и ни на кого. Я хорошо плачу ей за то, что она помогает Британии на пути достижения благих целей и успеха. Впрочем, иногда она сообщает ложные сведения, так что не могу с уверенностью сказать, что она на нашей стороне. Осмелюсь предположить, она работает на одну из групп тайной службы, что возглавляют не вполне чистоплотные, но занимающие значительное положение люди Наполеона. Как и всем нам, этой женщине нужны средства для существования.

Бог мой, все, что он знал о Селесте, перевернулось с ног на голову. Теперь это была порочная, импульсивная, надменная женщина, по-прежнему красивая, похожая на свою мать, но более эффектная. Зачем она приходила к нему, подвергая себя риску? Он что-то упускает, отчего головоломка не складывается.

Одежда, которую она теперь носила, вызывала еще большее удивление, ведь Август Фурнье был богат, некогда наряды его дочери были предметом обсуждений во всем графстве. С таким состоянием Селеста должна была вести светский образ жизни, могла выйти замуж, за кого пожелает, и не знать бед. И все же по какой-то причине она поступила иначе.

Однако Макферсон не закончил, после минутной паузы он продолжил:

– Дело в том, что эта женщина наделена качествами, которые сразу не разглядеть. У нее добрая душа. Прошлой зимой, когда я болел, она неожиданно принесла мне лекарство, а на днях пыталась спасти семью, которая случайно оказалась на переднем плане в политических играх.

Теперь Шейборн был уверен, что речь о Селесте, она упоминала тот же случай.

– И как?

– Она предупредила их об опасности. К ним пришли, когда они уже были готовы уехать.

– В чем была их вина?

– Муж убил человека, оскорбившего его жену. Вы понимаете, понятия о чести сейчас изменились, большинство парижан запутались в нитях правительственных интриг. При всех свободах, объявленных Наполеоном, инакомыслящих преследуют.

– Каким был этот Феликс Дюбуа?

– Ах, вы слышали об этом? У Белого голубя свои понятия о чести, но если уж я знаю о ее причастности, то наверняка и остальные. В доме Дюбуа были найдены документы, свидетельствующие об их помощи британцам. Поговаривают, что их передала именно эта загадочная женщина. Ей надо проявить осторожность, иначе во всем обвинят ее. Если она еще жива.

Шейборн молил Бога, чтобы посыльный пекаря добрался до дома в целости и сохранности.

– У меня есть сведения, что меня разоблачили, ваше имя тоже упоминалось. Не играйте с судьбой, Джеймс, уезжайте в Англию, Каннингем так и сделал. Могу предложить вам уехать завтра.

Пожилой мужчина лишь покачал головой.

– Ради чего? В Шотландии для меня больше нет места, я так долго живу во Франции, что она стала мне домом.

– Это уже не тот дом, что прежде, здесь все изменилось. Страна в сложном положении, Наполеону через несколько лет будет еще хуже. Ваше имя наверняка занесут в список тех, кого надо допросить в первую очередь…

– Я с самого начала знал, что меня ждет в конце, но это ничего не меняло ни тогда, ни теперь, Шейборн.

– Вы поверили басням Наполеона?

– Нет, разумеется. То, во что я верил, давно умерло. Мне осталось лишь молиться о милости Бога к душам людей, павших на этом пути, как и к тем, кто взывает к мести, кто верит в правду и справедливость.

– Это будет не ваша битва, Джеймс, она слишком опасна.

Глухие стуки внизу заставили обоих подняться и одновременно направиться к дальней стене комнаты. Они готовились к этому, ждали много недель, с того дня, как Наполеон покинул Париж, оставив за собой хаос и неразбериху во всех сферах. Несмотря на множество фракций, жаждущих власти, страна находилась в вакууме.

– Вы первый. – Мужчина попытался возражать, но Шейборн подтолкнул его к открывшемуся в стене ходу и опустил небольшую платформу, закрепленную на толстых веревках. Подождав, пока послышится звук удара дерева о камень, подтверждающий, что доска скатилась вниз, он закрыл ход и повернулся к нему спиной. Скрип лестницы и топот шагов внизу подсказывал, что враг уже близко.

Оглядевшись, он взял табурет и развернул его, закрываясь, будто щитом, сжав в другой руке толстый кусок каната.

Вошедшие были не в форме, значит, военные не имеют к этому отношения, но по их виду нельзя было определить принадлежность к какой-то организации. Все еще можно было исправить, получи он возможность произнести хоть слово, но выстрел раздался мгновенно, и в правом бедре взорвалась боль. Тело охватил холод, перед глазами все поплыло. Последней мыслью была догадка, что пуля задела артерию или кость, потому что он больше не чувствовал ногу. Его одолела невыносимой силы тяжесть, и мир померк.

Шейборн очнулся в темном помещении, привязанный к стулу. И крепко привязанный. Перед ним сидели двое мужчин. Один только что вылил ему на голову ведро холодной воды, что и привело его в сознание.

– Кто ты?

– Капитан Джон Бартон, пехотный полк, один из тех, кого послал президент Мэдисон.

– Ложь. Ты майор Саммерли Шейборн из Одиннадцатой бригады и служишь генералу Уэлсли, ты два года шпионил для него в Испании.

– Не понимаю, о чем вы.

– Не понимаешь, майор?

Перед глазами замелькали люди, потом перед ним появилось лицо одного из солдат, конвоировавших его в Испании после захвата французами в северо-западной провинции.

– Волосы этого англичанина темнее, сэр, но манеры не изменились. Это он, я уверен.

– Благодарю за службу. Свободен.

Затем последовал удар в челюсть, усиленный вспышкой ярости, странный звук в голове и опять боль. Возможно, сместилась кость. Шейборн тряхнул головой, чтобы вернуть себе ясность видения. Второй удар был мягче и нанесен в нижнюю часть спины сзади, третий пришелся на поврежденную ногу. Пытка – вещь простая, но эффективная.

– Признавайся, что ты майор Шейборн, и мы оставим тебя в покое.

«До повешения», – подумал Саммерли. Хотя, возможно, ему просто воткнут нож в горло.

Судя по земляному полу, они находятся в подвале, такой пол быстро впитает кровь и уничтожит все следы.

– Кто… вы? – с трудом выговорил Шейборн.

Ему никто не ответил. Это не люди Савари, те бы не упустили возможность козырнуть положением, учитывая наблюдавшийся перевес сил во власти. Скорее всего, они не из военного министерства. Такое отношение к человеку в форме – не их почерк. На него вышла тайная служба Наполеона, о которой говорил Джеймс Макферсон? Конечно, он слышал о них, но немного, поскольку они были засекречены даже для самой разведки. Что ж, надо попробовать включиться в их игру.

– Наполеон до наступления зимы войдет в Россию, для него это сейчас в приоритете. Ситуация в стране позволит англичанам вернуть Испанию.

Ответом был еще один удар, теперь в ухо. Слух резко ухудшился: лопнула барабанная перепонка.

– Жозеф Бонапарт и его маршалы будут выброшены из Мадрида, а за победами Наполеона одно за другим будут следовать поражения.

Еще удар. Во рту появился вкус крови. Если так пойдет дальше, он умрет раньше, чем его планируют убить. И все же Шейборн продолжал говорить:

– Уэлсли погонит Сульта туда, где ему место, потом Британия войдет во Францию, их никто не остановит, потому что во французской армии нет никакого порядка. Это будет триумфальный путь на Париж, к победе.

Их ярость нарастала с каждой секундой. Он понимал, что приказ Мармона убить его, отданный много недель назад в Испании, все еще в силе, тем более здесь.

Он посвятил всю жизнь службе Англии, и умрет за свою страну. Удивительно, но он испытывает спокойствие и даже некоторую отстраненность, будто все происходит не с ним. Возможно, он уже где-то между жизнью и смертью, он слышал об этом чувстве от солдат на полях сражений в Европе.

Дверь отворилась так резко, что он вздрогнул и повернулся. В горло хлынула кровь, смешанная со слизью. Потрясло его то, что в помещение вошла Селеста Фурнье. На ней был наряд потаскухи, красные волосы – цвета крови, огня и предательства – волнами опускались до талии. Разбитая и опухшая губа, на руке повязка.

– Бенет велел мне прийти и опознать его. – Она повернулась к нему, в глазах при этом не было ни сострадания к увечьям, ни намека на то, что она его знала. Только прежняя настороженность, смешанная теперь со злобой.

«Нет, они вовсе не за тех, которые носят синие мундиры», – подумал Шейборн. Эта группа похожа на серо-стальную с пурпурными бликами грозовую тучу над горами.

Он краем глаза оглядел Селесту, отметил впалые щеки и рот, который странным образом оставался соблазнительным. Когда она говорила, на зубах виднелась кровь. Он напрягся и отвел взгляд.

– Знаешь этого английского ублюдка? – Вперед вышел самый высокий из мужчин.

– Видела однажды, но очень давно. Это точно он. Я его хорошо помню.

Она оглядела его с головы до ног, остановившись на мгновение на ране на бедре. Шейборн хорошо мог читать по лицам людей и сейчас видел лишь отвращение.

– Уверена? Готова жизнью поклясться, Брижит?

Она шагнула ближе и наклонилась вперед.

– Мармон приказал убить его. А Бенету нужна информация. В любом случае Шейборн не выйдет отсюда живым. От тебя зависит, как много он расскажет, Гай. Я бы взяла для убедительности нож. Прошлась бы им здесь. – Она похотливо рассмеялась и указала на промежность. – Даже герои наделены тщеславием, как я полагаю.

Она кокетливо прильнула к стоявшему рядом мужчине. Лиф ее платья скорее подчеркивал достоинства, нежели скрывал их; чтобы выглядеть распутной, ей не надо было прикладывать никаких усилий. Шейборн уловил в ее манере стремление угодить, раболепие, оно отчетливо ощущалось под выставляемой напоказ похотью. Перед ним была обычная проститутка, готовая удовлетворить клиента в ближайшем к Лез Аль переулке. До него доносился аромат духов, его никак нельзя было назвать дорогим и тонким. За ним следовал удушливый запах пота.

– Может, я смогу его разговорить, Гай? Оставишь нас на несколько минут? Пусть это будет мне наказанием за глупость.

Шейборн поморщился, услышав приглушенный смех ее кавалера. Рука его скользнула за край лифа и сжала грудь.

– Приятно видеть, что ты пришла в себя, ma chérie. Следовало чаще тебя поколачивать все годы совместной жизни, раз это то, что нужно. Ты всегда быстро училась.

Он наклонился и схватил губами ее сосок, а Селеста запустила пальцы в его волосы, будто намеревалась продолжить ласки.

Глаза Шейборна налились кровью.

Внезапно мужчина стал заваливаться на бок. Метнувшись в сторону, Селеста вонзила нож в другого. Еще через пять секунд связывавшие Саммерли веревки были перерезаны.

– Можешь встать?

Он кивнул, ведь иного пути нет. Если он не сможет, они оба умрут. Его внесли в подвал без сознания, и он не представлял, что увидит за дверью.

– Тогда за мной. Времени нет.

Она направилась в противоположную от двери сторону, указала на отверстие в стене и велела пролезать первым.

– Дальше коридор повернет налево, в ста ярдах будет лестница на улицу. Жди меня в церкви Святой Евгении на рю де Ришер. На гвозде у входа найдешь коричневый плащ. Постарайся не привлекать внимания. Если через двадцать минут меня не будет, уезжай из города, лучше на восток. Они уверены, что ты направишься в Испанию, и перекроют все дороги. И не появляйся у Джеймса Макферсона, он уже уехал.

– А ты? Как ты выберешься?

Она потянула за ремешок шнуровки на лифе и улыбнулась.

– Так же, как вошла.

Задрав юбку, она показала на флакончик, привязанный к бедру. Не выдержав, Шейборн выругался, но все же на несколько мгновений задержал взгляд, любуясь совершенной формой ноги и белой, словно алебастр, кожей.

– Если тебя схватят, советую драться до последнего, может, удастся победить. Второго шанса бежать не будет.

Многозначительно посмотрев на него, она поставила на место решетку, которая теперь разделяла их, и принялась ножом прикручивать ее к стене.

Шейборн не мог не заметить, что повязка на ее руке пропиталась кровью.

Селеста едва взглянула на тело Гая Бернара, он всегда представлял для нее угрозу, к тому же был бандитом, потому не заслуживал сострадания. Она не жалела, что так поступила, свои долги ему она уже выплатила сполна. Второй мужчина, напарник Гая, нравился ей еще меньше, впрочем, она была уверена, что рана его не смертельна. Конечно, очнувшись, он сможет все рассказать, но времени заканчивать с ним не было, к тому же из сердца улетучилась ненависть, необходимая для убийства.

Селеста потерла ладонями лицо, несколько раз выдохнула, стараясь успокоиться. Ничего не помогало, пульс был сумасшедшим, дрожь усиливалась, обрести сейчас равновесие она сможет, лишь применив волю. Если хоть что-то в ее облике будет наводить на мысль об испытываемом страхе или чувстве вины, она не выйдет из следующей комнаты живой.

Мартин Блан поднял на нее взгляд, а затем снова уткнулся в стол, но лишь после того, как поверил в то, в чем она хотела его убедить, – она видела это и не сомневалась.

Отточенным движением она подхватила пальчиками шелковую ткань и чуть приподняла юбку.

– Допрос заставляет Гая считать, что все женщины мечтают с ним переспать. Ему надо поменьше думать об этом, он становится утомительным.

Мартин встал и, как она ожидала, подошел к ней. Тяжело переведя дыхание, она вытерла лицо рукавом и уставилась на Блана. Раньше, когда ей была нужна информация, она позволяла ему многое, но на этот раз его нужно только отвлечь.

– Гай сказал, английский майор оказался крепким парнем, а я не хочу оставаться там и наблюдать за пытками. Еще он сказал, что потребуется время, и просил не входить, пока сам не позовет. – Селеста дернула плечом и оперлась на край стола. – Пожалуй, выйду на улицу, глотну свежего воздуха. Не проводишь меня? – Она покосилась на свой плащ, лежащий тут же на стуле, и порадовалась, что сможет прикрыться им.

Мартин взял ее под локоть, провел мимо группы мужчин, игравших у выхода в карты, и вытолкал наружу. Они прошли несколько шагов по улице, и Селеста увлекла спутника за собой в заброшенный магазин, дверь которого была открыта нараспашку. Там, прижав к косяку, она умело надавила ему на шею, применив прием, которому учил ее отец и что всегда срабатывало. Блан, конечно, очнется, но она будет уже далеко. Поразмыслив мгновение, она отволокла его дальше от входа, усадила на деревянный пол спиной к прилавку и подняла ворот куртки.

– Прости, – шепнула она, выбежала на улицу и быстрым шагам пошла прочь от злосчастного места, подставляя лицо освежающему ветру.

Стоило ей переступить порог церкви, как из тени навстречу вышел Саммерли. На носу запекшаяся кровь, правый глаз опух так, что почти закрылся.

– Пошли, только прикрой лицо. – Она старалась не касаться его и не позволила этого ему.

Они прошли через улицу и направились в ту часть города, где она бывала редко. Адрес своей квартиры она решила оставить в секрете, к тому же этот дом ближе. Мельком взглянув на Шейборна, она заметила, что он сильно хромает, а лицо, полускрытое капюшоном, исказилось от боли. Тем не менее он не отставал. Пошел дождь, и Селеста обрадовалась ему: вода уничтожит следы, смыв капли крови, которые наверняка оставались за ними.

В квартире она первым делом направилась в ванную, где ее вырвало над раковиной. Выдававшие ее звуки она даже не пыталась скрыть. Убийства всегда давались ей тяжело.

«Путь жизни мудрого – вверх, чтобы уклониться от преисподней внизу». Отец часто повторял эту строчку из Книги притчей Соломоновых, и Селеста верила, что это истинно так. Она покачала головой. У нее не может быть надежд взлететь к ангелам. Единственное, на что она может надеяться, о чем молить, – быстрый и скорый конец.

Вытираясь сухим полотенцем, она посмотрела на себя в зеркало. Казалось, кровь Гая Бернара впиталась в кожу, во рту до сих пор ощущается омерзительный привкус железа. На светлой ткани остались красные капли.

Селеста знала, что именно так все закончится, или приблизительно так.

В корзине лежала аккуратно сложенная запасная одежда, и она стала быстро одеваться: платье, одно из тех, что носила в прошлой жизни, шляпка, ремешок, ботинки. Пистолет она сунула в кобуру под юбкой, рядом пристегнула нож, предварительно отмыв лезвие и приготовив для следующего раза. Она готова и вооружена. Все, как ей нравится.

Измазав гуталином лицо и руки, она не забыла поскрести ногтями грубый пол ванной комнаты. Успех зависит от деталей. Она выросла, слушая истории об аристократах, которые шли на гильотину с идеальным маникюром.

Теперь Селеста чувствовала себя более уверенно, внутренняя дрожь утихла. Как бы давно он ни был покинут, но это ее мир. Осталось завершить последнее дело.

Появившаяся в комнате молодая женщина не имела ничего общего с той, что недавно исчезла за дверью ванной.

– Здесь жил твой отец?

– Да. Арендовал эту квартиру в центре Парижа, когда мы только вернулись. Но это было его тайное убежище, тайная жизнь, о которой знали немногие. Место на случай необходимости скрыться от всех, в этом районе он не встретил бы тех, кто мог его узнать.

– Это было необходимо, потому что он погрузился в политику распадающейся империи?

– И еще он много пил. – Эту фразу она произнесла с меньшим энтузиазмом. – Расплата за рухнувшие надежды. Он встретил мою маму здесь, в Париже, потом они долгие годы жили в Суссексе. Похоже, вернувшись, он понял, что ему уже нет места в этой жизни.

Оглядев комнату, Шейборн увидел много доказательств, что здесь обитал Август Фурнье: книги, трубка, мебель во французском стиле, а также скрипка и полдюжины пыльных бутылок вина и других спиртных напитков.

– Ты бывала здесь с ним?

Селеста покачала головой.

– После смерти папа я оставила эту квартиру за собой на случай, если придется прятаться.

– К тому времени ты уже поняла, насколько опасно дело, в которое втянул тебя отец?

– В его защиту скажу, что он искренне верил, что Наполеон изменит мир к лучшему.

– Изменил? Хотя бы для тебя?

Под маской равнодушия он заметил проблеск гнева и даже порадовался этому.

– Ты ничего не знаешь о том, какой я стала, майор. Тебе повезло, если ты принадлежишь к тем немногим счастливчикам, которые никогда не разочаровывались в жизни.

– Хочешь сказать, с тобой такое случалось?

– Хочу сказать, что надо уезжать из города, пока о нас не стало известно каждому агенту всех разведок. Я молю Бога, чтобы все, что о тебе говорят, оказалось правдой.

– А что обо мне говорят? – Он вскинул бровь.

– Что ты самый хитрый из всех врагов Франции, что можешь исчезнуть быстрее, чем обычный человек выдыхает.

– Лестно, хоть и глупо. – Он отвернулся, видя, как она улыбается. – У тебя найдется здесь веревка?

– Да.

– А Библия?

Она подошла к шкафу и взяла с полки два тома.

– Католическая или англиканская?

Потянувшись за Вульгатой, он заметил, что ноготь на мизинце ее правой руки сорван, а палец кровоточит.

Ее мысли всегда было трудно понять, даже в юности, когда они вместе гуляли по лугам Суссекса. В шестнадцать она позволила ему себя поцеловать. В семнадцать взяла за руку и привела в сарай в Лэнгли, где легла на солому и призывно подняла юбки. Под ними ничего не было, только кружевная подвязка на бедре. На следующий день она сообщила, что уезжает с отцом в Париж. Немногим позже его отправили в Лондон для поступления в полк. Сейчас ей двадцать пять, ему двадцать шесть.

Они шли по жизни разными дорогами. Интересно, она когда-нибудь о нем вспоминала?

Она была дочерью знатного человека, которую принято вывозить в Лондон на время светского сезона. Шейборн помнил, что сестры у нее больше не было, а с матерью что-то случилось. Единственное, что объединяло ее с прежней Селестой, – наличие силы воли.

– Ты знаешь латынь? – тихо спросил он.

– Да.

Мысли о прошлом отступили, им на смену пришли заботы о насущном.

– Fallaces sunt rerum species.

– Вещи не всегда такие, какими кажутся, – парировала Селеста.

Шейборн улыбнулся. Хорошо, что Август был ученым человеком и передал дочери все, что знал.

– Уехать я планирую завтра в полдень. В это время на улицах больше всего людей.

Собрав все необходимое, он устроился на балконе, прислонившись спиной к стене. Нагретый за день камень быстро остыл и теперь приятно холодил кожу. Их никто не выследил, никто не знал, что они здесь. Шейборн подумал о том, как верно Август выбрал место – на окраине оживленного мира.

Селеста вышла и села напротив, поджала ноги и обхватила колени. Костяшки на руках стали неестественно белыми.

– Мне не следует ехать с тобой дальше, майор. Меня многие знают, тебе будет легче исчезнуть одному. Я спасла тебя от ястребов и не желаю скормить волкам.

Он поднес ко рту сигару, одну из тех, что нашел в коробке на столе ее отца. Ее горящий конец мог быть виден в темноте, и он на всякий случай прикрывал его ладонью.

– Кто ты? Кто ты сейчас? – Он говорил нежно, еще не забыв, что произошло в подвале. Вглядываясь в ее лицо, которое было так близко, что его без труда можно было хорошо разглядеть, он не находил ничего от той девушки, что знал много лет тому назад.

Селеста молчала.

– У тебя обручальное кольцо? Ты вышла замуж? – Он попробовал изменить вопрос, чтобы добиться ответа.

– В этом мире женщине трудно одной, майор.

– Он хороший человек?

– Когда-то я так считала.

– А теперь?

Она закрыла глаза и прислонилась головой к стене, давая понять, что больше ничего не скажет. Шейборн решил сменить тему.

– Какой настоящий цвет твоих волос? Я видел их седыми, черными, красными. А помню золотисто-коричневыми.

Она подняла руку и сняла шляпку.

– Вам многое неизвестно обо мне, майор Шейборн, и цвет волос в том числе.

– Когда-нибудь я буду знать все, мадемуазель Фурнье. – Он сделал ударение на слове «мадемуазель». – Я пришел на следующий день, чтобы благодарить за щедрость, которой ты удостоила меня в сарае в Лэнгли, но мне сказали: ты уже уехала.

Селеста почувствовала, что щеки ее краснеют от стыда против ее желания.

– Едва ли мою девственность можно считать большим призом. – Да, она смогла произнести это вслух. Слова повисли в тишине между ними. Правда была во много раз тяжелее значимости для него такого подарка.

Однако Шейборн не собирался отступать от темы.

– Иногда я задавался вопросом…

Она резко повернулась, и лицо ее оказалось совсем рядом.

– Каким вопросом, майор?

– Ты знала, что отец увезет тебя в Париж на следующий день после?..

– После того, как я отдалась тебе? Да.

– Я думал, ты уехала из-за меня.

Горло сжалось, и она с трудом сглотнула. Сейчас, когда их везде ищут и хотят убить, не лучший момент для исповеди и признаний. Если Шейборну суждено выбраться и жить дальше, то одному, точно без нее.

– Вам не стоило так думать, месье. Мир был открыт для меня, в нем меня ждали встречи с множеством любовников.

От колких высказываний ей становилось еще хуже, чем было раньше. Глубоко вздохнув, она принялась медленно считать про себя. Один… два… три… На двадцати немного полегчало.

Шейборн заметно побледнел, сейчас следы ударов Гая на лице проявились отчетливее, однако от них лоб не должен покрываться испариной; годы, полные опасности, научили ее распознавать серьезные повреждения. Поднявшись, Селеста внимательно оглядела мужчину.

– Ты ранен? Куда?

Он указал на бедро, и она, переведя взгляд, увидела, что пятно на брюках увеличилось, склизкая жидкость, смешанная с кровью, пропитала ткань. А она-то решила, что это кровь из носа или изо рта.

– Нож?

– Пуля.

– Она еще внутри?

Его длинные пальцы коснулись места раны, и он скривился от боли.

– Да.

– Иди в дом, я посмотрю.

Помедлив мгновение, Шейборн все же встал, прошел за Селестой в комнату и принялся расстегивать брюки. Рубашка в нескольких местах была залатана его руками, о чем поведал неумело выполненный кривой шов. «Все же есть вещи, в которых он не силен», – подумала она и поморщилась.

– Вот. – Шейборн приподнял ногу. Рана посредине бедра была теперь хорошо видна.

Селеста вытащила нож и плюнула на лезвие.

– На счастье, – объяснила она в ответ на его удивленный взгляд. – Однажды цыган в Кале сказал нам с папа, что слюна может снять воспаление. Мы ему поверили.

Пуля застряла на глубине в дюйм. Селеста коснулась ее кончиком ножа, раздался скрежет металла, и она понимала, что это причиняет серьезную боль.

– Пуля врезалась в кость, но не повредила ни вену, ни артерию. Тебе повезло, еще на дюйм в сторону – и ты бы здесь не сидел.

Селеста подцепила пулю, и та выскочила из раны. Маленькая, чуть деформированная посланница тьмы.

Подойдя к корзине с одеждой, она достала большой кусок муслина. Отец всегда говорил, что главное для раны – чистота. Она хорошо усвоила его уроки.

– Прежде нож надо опустить в кипящую воду или подержать над огнем, а потом наложить чистую повязку. Не стоит прикасаться к ране без острой нужды, ведь любая попавшая в нее грязь повышает риск смерти от заражения.

Сам Август черпал знания из книг и личного опыта, он был начитанным и по-хорошему любопытным человеком. Несчастье его было в том, что он выбрал в спутницы по жизни не ту женщину; все годы их брака были дорогой к полному разочарованию.

Мэри Элизабет Фолкнер. Селеста даже не могла определить, какой она была матерью.

Она принялась, с большей яростью, чем следовало, разрывать ткань на полоски и скручивать в аккуратные клубки. Нагреть нож в воде или над огнем нет возможности, придется обойтись слюной.

Шейборн откинулся на спинку кожаного кресла, предоставив Селесте заботу о своем теле. Руки ее были теплыми и умелыми. Закончив, она завязала кончики ткани и встала.

– Хорошо бы приложить мазь, чтобы снять боль, но у меня здесь ничего нет.

– Спасибо тебе.

Его сердце было готово разорваться от боли, но он сжал губы, прикусив страх, ему нельзя дать вырваться. Если рана начнет гноиться, он умрет, но и долго передвигаться с такой ногой не сможет. Разумеется, Шейборн не собирался делиться мыслями с Селестой, вместо этого он попытался отвлечься.

– Расскажи мне об этом мальчишке, – попросил он, кивнув на одежду посыльного булочника, и улыбнулся, видя, что она готова включиться в игру. Мрачные думы сменили мысли о выдуманной легенде.

– Меня зовут Лоран Ру, я с юга. У отца небольшое хозяйство недалеко от Сент-Этьен-дю-Гре, мы выращиваем овощи и возим на рынок в Сен-Реми. Правда, сейчас отец болеет.

– А что ты делаешь в Париже? Что заставило вас перебраться в большой город, месье Ру?

Последнюю фразу он произнес с мелодичным акцентом Прованса. Селеста была впечатлена его способностью непринужденно и ловко переходить с одного диалекта на другой. Он знает несколько языков не хуже родного, к тому же обладает острым умом. «Не человек, а клад», – усмехнулась она про себя. Вероятно, именно эти способности помогли ему пробраться в Испанию и добыть информацию, спасшую Англию. Перед ней совсем не тот юноша из Суссекса. Этот мужчина суровый, чужой и очень опасный. Только вот ставшие темными волосы еще больше подчеркивают золотисто-янтарный цвет глаз.

Она была настороже, но все же не отказалась от игры, а лишь продемонстрировала еще лучшую подготовку – этого он точно не ожидал.

– Я приехал, потому что хотел научиться кожевенному делу, поступить учеником. – Она заговорила на диалекте, который встречался так редко, что был почти никому не известен. – Но у меня нет денег, которые требует мастер, и отец велит возвращаться домой.

– Так бывает со многими. Неприкрашенная правда часто воспринимается как ложь.

Селеста улыбнулась и перешла с мягкого прованского французского на более привычный ей парижский.

– А вы прекрасны в своей роли, майор Шейборн. Все здесь ненавидят вас за мастерство. Знаешь, твое имя возглавляет список врагов новой Франции Наполеона? Тебя называют правой рукой Уэлсли и неуловимой ищейкой. Это лишь два из множества эпитетов, которые здесь применяют.

Он сидел, потупив глаза, и ковырял пальцем дырку в кресле, из которой торчал внутренний материал.

– Я лишь один из многих. В Испании дюжины групп сопротивления, их поддерживают и помогают тысячи сторонников, у них тысячи глаз и ушей. Это и священник в церкви, хозяин таверны, женщина, продающая букеты цветов на улице. Мальчик с фермы, который передает сведения военным, когда приносит им молоко. Смотритель маяка, который всегда заметит корабли там, где их не должно быть.

Лицо Шейборна выглядело совсем уставшим. Последние лучи заходящего солнца потухли, уступив место серости приближающейся ночи. «Мрак помогает многое скрыть», – подумала Селеста. Сейчас это на руку.

– Многие в Париже верят, что император уничтожит бедность и болезни, что благодаря ему жизнь и условия труда станут лучше, и ради этого они готовы на любые жертвы.

– И ты во все это веришь?

Селеста пожала плечами.

– Намерения Бонапарта трудно понять, еще и поэтому он так силен. Миротворец, всякий раз идущий на конфронтацию. По правде говоря, он уже не такой, как несколько лет назад, когда я готова была жизнь отдать за его идеи.

– Вероятно, так размышлял твой отец, принимая решение вернуться во Францию.

– Все было не так просто. Папа мучился сомнениями, они не давали покоя… – Внезапно она замолчала.

«Пока не убили. Щупальца развращенной власти опутали нас, тряхнули и вздернули. Так поступают с рыбой – бросают наживку, подсекают, и она висит в воздухе с открытым ртом».

– Тебя терзают те же сомнения?

Она печально покачала головой.

– Мне всегда приходилось непросто. Надо было как-то выживать. Я продавала тайны за деньги. Выставила свои навыки на рынок жадности и справлялась.

– Все время скрываясь? – Шейборн обвел взглядом комнату. Внезапно она увидела ее глазами майора – жалкой и обветшавшей. – Живя в темноте? Добывая информацию и обходя то, что может заставить дрожать от страха?

Движение ее головы выразило больше, чем она бы хотела.

– Девушка, которую ты знал, умерла вместе со своим отцом. Уже много лет меня зовут Брижит Герен. Я не та, какой была, майор.

– Все люди меняются, Селеста. Никто в эти трудные времена не может позволить себе роскошь остаться прежним. – В тон ей, он говорил спокойно, почти равнодушно. – Кто научил тебя владеть ножом?

«Что, а не кто», – подумала Селеста и резко встала, чтобы было легче дышать и бежавшая по жилам ненависть – сильная, до тошноты – не вырвалась наружу, окрасив слова ненужными интонациями. Это уже нельзя будет изменить.

– Пора спать.

Шейборн кивнул, поднял подбородок выше и закрыл глаза. Лунный свет падал на волевое лицо, обезображенное следами ударов у глаз и рта. Селеста засомневалась, не помешают ли они бежать из страны, но сразу возразила себе: если это вообще под силу человеку, то справиться может только Саммер. Она сама уйдет отсюда, как только убедится, что он спит. Она исчезнет, затеряется в большом Париже, чтобы не стать обузой майору.

Она мечтала остаться, но есть вещи, которые ему не стоит знать, в которых она не посмеет признаться.

Все люди меняются.

Было время, когда она верила, что добро всегда побеждает, что плохой режим обязательно сменится хорошим. Так было ровно до той поры, когда белые и черные превратились для нее в серых, и она отлично знала их истинную суть.

Сейчас рядом нет никого, кто бы мог ей помочь. Это ей нравится. Не будет встречных обвинений. Ничего, что позволило бы майору Саммерли Шейборну смотреть на нее с отвращением или жалостью. Все, кто знал ее тайну, мертвы. И это ее устраивало.

К полуночи Саммеру стало хуже, и она поняла, что не сможет бросить его, уйти, оставив лежать, обратив к потолку остекленевшие глаза.

– Тебе надо пить. – Щеки его раскраснелись, ввалились, кожа была сухой и горячей.

Селеста зажгла свечу, развязала шейный платок, расстегнула несколько пуговиц рубашки и сразу увидела знакомый шрам. Саммер как-то сказал ей, что в детстве старший брат столкнул его с крыши сарая, и он, падая, зацепился за ветку лимонного дерева. Воспоминания. Их невозможно хранить, как и вычеркнуть из памяти.

Он сделал небольшой глоток вина из открытой ею бутылки, но она заставила его выпить больше.

Селеста размышляла о том, что будет, если люди Бенета найдут их здесь. Гай ничего не знал об этой квартире, она сама приходила сюда редко, едва ли кто-то мог выследить ее. Можно переждать здесь пару дней, неделю, если повезет. Селеста задернула плотные бархатные шторы, но не посмела разжечь камин. Она сама так не раз вычисляла людей, прятавшихся в пустом доме и уверенных, что их никто не найдет, позабыв, вероятно, что из трубы клубится дым. Крыши Парижа помогали раскрыть немало тайн, и она не хотела, чтобы одна из них была ее.

– Оставь меня здесь, – внезапно пробормотал Шейборн. Жар немного спал, и взгляд его стал осмысленным. – Если нас найдет…

– Какое-то время мы в безопасности, но…

– Кто они? – перебил ее майор. – Те, кто меня взял?

– Шевалье. Они подчиняются членам тайного штаба Наполеона.

– Рыцари? И ты с ними?

Селеста не ответила, и он попытался приподняться и сесть, а потом обхватил голову руками.

– А бородатый мужчина в подвале?

– Гай Бернар. Он был моим мужем.

Шейборн тяжело задышал. Находясь всего в трех шагах от него, она не ощущала тепло его дыхания. То, что шок от услышанного отразился на его лице, ей даже нравилось. Должно быть, дело в тяжелом состоянии, ведь сложно поверить, что майор Шейборн позволил увидеть то, что не хотел показывать.

– Я вышла за него после смерти папа. Париж опасное место для одинокой женщины.

– С ним тебе было спокойно?

– Какое-то время.

– А потом…

– Ты видел, какой он.

– Черт, – выпалил Шейборн резко и со злостью.

– Я совершила ошибку с Дюбуа, это было предупреждение.

– Беззаконие в логове бандитов, иного и ожидать нельзя.