Бианка с минуту глядела ему вслед. Какой привлекательный мужчина — предупредительный, деликатный, с изысканными манерами, совсем не похожий на американцев. Она отправилась домой, тяжело вздыхая в предчувствии долгого пути, который ей предстояло проделать пешком. И в этом тоже был виноват Клей. Стоило ей завести речь об экипаже, как он поднимал ее на смех и говорил, что не собирается прокладывать дорогу только потому, что его жена слишком ленива.
Весь долгий путь под палящими лучами солнца она, не переставая, думала о своем новом знакомом. Почему она не вышла замуж за кого-нибудь вроде него, почему ей достался в мужья человек с низменной душой и отвратительными манерами? А ведь с таким мужем, как Жерар, она могла бы быть счастлива. Она несколько раз вслух повторила его имя. Да, с ним ее жизнь была бы совсем иной. Он не стал бы насмехаться над ней и говорить гадости.
Лишь только Бианка переступила порог дома, от хорошего настроения не осталось и следа. Дом был невообразимо запущен. За целый год в нем не было ни одной настоящей уборки. С потолка кое-где свисала паутина. Везде валялись клочки бумаги, одежда, засохшие цветы, рисунок и цвет паркета стали неразличимы из-за толстого слоя грязи. От каждого шага из ковров поднимались облака пыли.
Сначала Бианка пыталась следить за порядком и вести дом, но Клей сводил на нет все ее усилия, настраивая против нее прислугу. А через месяц после того как они поженились, он вообще отказался от домашней прислуги и заявил, что у Бианки слишком дурной нрав, чтобы испытывать его на ни в чем не повинных людях. Она пыталась объяснить ему, как следует обращаться со слугами, но он, как всегда, презрительно пропускал ее слова мимо ушей.
— А-а, вот и ты, моя дорогая — не осмелюсь произнести малютка-женушка… — приветствовал ее Клей. Он стоял, лениво привалившись к лестнице напротив двери в столовую. Некогда белая, а теперь грязно-серая рубашка даже не была застегнута, а просто небрежно заправлена за широкий ремень; на высоких сапогах засох слой глины. В руке он держал стакан с бурбоном, без которого его в последнее время никто не видел. — Так и знал, что к обеду ты не опоздаешь. Одно упоминание о пище — и ты тут как тут.
— Ты просто мерзок, — надменно усмехнулась Бианка, вплывая в столовую, где стол ломился от еды. Мэгги была одной из немногих слуг, которые еще оставались с Клейтоном. Бианка плавно опустилась на стул и расстелила на коленях салфетку, жадными глазами оглядывая стол.
— Какой голодный взгляд! — не унимался Клей. — Право же, если бы ты была способна так смотреть на мужчин, они все были бы у твоих ног. Но мужчины тебя не интересуют, правда? Тебя интересуют только еда и твоя собственная персона.
Бианка невозмутимо положила на тарелку три куска рулета.
— Ты меня мало знаешь. Так вот, некоторые мужчины находят меня весьма привлекательной.
Клей презрительно фыркнул и глотнул из стакана:
— Вздор! Вряд ли можно сыскать такого идиота, по крайней мере, надеюсь, что я — единственный, кто на тебя польстился.
Бианка продолжала поглощать пищу. Ее челюсти двигались с равномерностью часового механизма.
— А ты знаешь, что твоя Николь спит с Исааком Симмонсом? — Она торжествующе улыбнулась, глядя на его изменившееся лицо. — Она всегда была потаскушкой. Она встречалась с тобой даже после того, как ты женился на мне. Николь из тех женщин, которые и дня не могут прожить без мужчины, все равно какого. Готова поспорить, что между ней и Эйбом тоже что-то было — это я им помогла, оставив вдвоем на острове.
— Я тебе не верю, — с трудом выговорил Клей. — Исаак еще ребенок.
— Вспомни себя в шестнадцать лет. Теперь, когда ты ей не мешаешь, она может вытворять все что угодно и с кем угодно. Я уверена, что ты успел научить ее своим грязным маленьким штучкам, а теперь она наставляет милого, невинного Исаака.
— Заткнись! — крикнул Клей и швырнул стакан ей в голову. То ли он был слишком пьян, то ли она научилась уворачиваться, но он промахнулся.
Он бросился вон из дома, миновал контору, куда в последнее время почти не наведывался, добежал до конюшен, прихватил новую бутыль бурбона и направился к реке.
Он уселся под деревом у кромки воды и прислонился спиной к шершавому стволу. Отсюда были хорошо видны поля Николь. Дом и мельница скрывались за деревьями, и это его радовало. Смотреть на это благополучие, возделанную, ухоженную землю, богатый урожай и так было достаточно тяжело. Его неотступно терзал вопрос, думает ли Николь о нем. Может, совсем забыла? Мэгги говорила, что чуть ли не все женщины в Виргинии судачат о Николь и этом французике. То, что сказала Бианка об Исааке, конечно, чепуха. Бианка просто слабоумная.
Он поднес бутыль к губам. С каждым днем ему требовалось все больше этого пойла, чтобы забыться. Иногда он видел во сне родителей, Джеймса, Бесс. Они обвиняли его в том, что он забыл их, разрушил все то, что они оставили ему, и тогда он просыпался с новой надеждой, верой в будущее. Но потом встречался с Бианкой, видел заброшенный дом, поросшие сорняками поля, слышал из-за реки веселые детские голоса, и рука его непроизвольно тянулась к бутылке. Спиртное на время разгоняло тоску, притупляло чувства, позволяло ничего не видеть и не слышать.
Клей и не заметил, как на ясном небе появились первые облака, как постепенно они превратились в тяжелые, темные тучи, медленно, но неуклонно застилавшие небосвод. На горизонте засверкали яркие вспышки молний. Ветер унес дневную жару, пробежал по полям пшеницы и ячменя, набросился на Клея, стараясь сорвать с него расстегнутую рубашку. Но тому было тепло от выпитого. Он не сдвинулся с места, когда упали первые крупные капли. Дождь расходился не на шутку. Вода собралась на широких полях шляпы, потекла по лицу Клея, рубашка намокла и облепила тело, но он не чувствовал холода. Он сидел и пил.
Николь посмотрела в окно и вздохнула: дождь шел уже вторые сутки подряд, не прекращаясь ни на минуту. Им пришлось остановить мельницу, потому что вода слишком поднялась. Исаак уверял ее, что посевам ничего не угрожает — каменные стенки, которые они возвели зимой, сдерживали и усмиряли потоки воды, стекающие с террас в реку, но на сердце все равно было неспокойно — ведь вода уносила драгоценную почву и размывала берег.
Раздался громкий стук в дверь. Николь вскочила и бросилась открывать.
— Уэсли! — обрадовалась она. — Ты же совсем промок. Входи скорее!
Он стянул с себя плащ из вощеной ткани, встряхнул его и передал Дженни, которая повесила его перед очагом.
— Как ты отважился выбраться в такую погоду? — спросила она. — Что-нибудь стряслось?
— Еще бы! Не найдется ли в этом доме глотка кофе? Я продрог до костей.
Николь налила ему кофе в огромную кружку. Уэсли подошел к огню. Жерар безучастно сидел в углу, молча и недружелюбно разглядывая гостя. Сверху доносились голоса близнецов и, по-видимому, матери Николь, которую Уэсли еще ни разу не видел.
— Уэс, мы ждем, — настойчиво повторила Дженни. — Почему ты здесь?
— Вообще-то я направлялся к Клею. Если в ближайшее время дождь не прекратится, будет наводнение.
— Наводнение? — переспросила Николь, побледнев. — Это повредит Клею?
Дженни бросила на нее быстрый взгляд.
— Ближе к делу. Не повредит ли это нам? Уэс смотрел на Николь.
— Земле Клея всегда угрожали наводнения, по крайней мере, в пойме. Я помню настоящий потоп — мы тогда были еще детьми. Вода покрыла нижние поля. Но, конечно, тогда у мистера Армстронга были засеяны и все остальные.
— Я не понимаю.
Уэс встал на колени и обгорелым концом щепки начертил план, на котором изобразил реку и земли Клея и Николь. Сразу за мельницей река круто изгибалась в направлении плантации Клея. Вода подмывала высокий берег, где были расположены поля Николь, разрушала его и уносила частицы земли ниже по течению, оставляя их на низком и плоском берегу Клея. Почва там была богатой и плодородной, но именно туда и устремлялась в первую очередь река во время наводнений.
Николь подняла глаза от рисунка.
— Значит, река вымывает мою землю, добавляет землю Клею, и при этом уровень ее постоянно поднимается?
— Что ж, можно посмотреть на это и так, но вряд ли тебе стоит винить себя в том, что Клей потеряет урожай.
— Потеряет? Весь?
Уэс перечеркнул план кочергой.
— Он сам виноват. Он прекрасно знает о наводнениях. Конечно, земля поймы самая плодородная, но каждый год он рискует. Нельзя рассчитывать только на эту землю. Отец Клея всегда считал удачей, если ему удавалось снять с нее урожай.
Николь поднялась.
— Но в этом году у него нет других посевов.
Уэс подошел к ней.
— Он же знал, что такое может случиться.
— Наверняка можно что-нибудь сделать. Я не хочу, чтобы он все потерял.
Уэс положил руки ей на плечи.
— Ты же не в состоянии повелевать стихией. Если бы в твоей власти было прекратить дождь, это спасло бы Клея, причем это единственное, что может ему помочь.
— Я чувствую себя такой беспомощной. Как бы мне хотелось что-нибудь сделать.
— Уэс, — перебила ее Дженни. — Готова поспорить, ты голоден. Не хочешь ли перекусить? Он усмехнулся.
— С величайшим удовольствием. Расскажите, что у вас тут делается. И могу ли я повидать близнецов? Дженни подошла к лестнице.
— Его светлость герцог Уэсли с визитом к их королевским высочествам.
Уэс, не веря своим ушам, взглянул на Николь. Она закатила глаза, покачала головой, вздохнула и беспомощно воздела руки. Уэс подавил смех. Близнецы скатились с лестницы и повисли у него на шее. Уэсли кружил их, подбрасывая в воздух, а они визжали и заливались счастливым смехом.
— Тебе надо жениться, Уэс, — с убийственной серьезностью сказала Дженни, бросив многозначительный взгляд на Николь.
— Непременно женюсь. Как только ты согласишься выйти за меня, — засмеялся Уэс. — Мет, совсем забыл — я же помолвлен с сестренкой Исаака.
— Хорошенькое дело! — фыркнула Дженни. — Нет уж, сделал мне предложение — теперь не отвертишься. Оставь этих сорванцов и садись есть.
Уэс ел, отвечал на вопросы близнецов и посматривал на огорченное лицо Николь. Он знал, о чем она думает. Уэс потянулся через стол и взял ее за руку.
— Все образуется, вот увидишь. Мы с Тревисом позаботимся о том, чтобы он не потерял плантацию. Николь вскинула голову.
— Что значит «потерял плантацию»? Потеря одного урожая не означает потери плантации. Уэс и Дженни обменялись взглядами.
— Как правило, не означает. Потому что у людей редко пропадает весь урожай целиком. Но он должен был засеять верхние поля.
— Даже если у него пропадет весь урожай, у него есть деньги, чтобы продержаться. Никогда не поверю, что хозяйство может погибнуть за один год.
Уэс оттолкнул тарелку. Дождь барабанил по крыше.
— Тебе лучше знать правду. В прошлом году Клей оставил урожай гнить на полях, но такому крепкому хозяйству это не причинило большого ущерба — слишком хорошо потрудились его отец, брат и он сам. Но Бианка… — он запнулся, взглянув в глаза Николь. Она старалась казаться безразличной, но он не мог не видеть, что это имя причиняет ей боль. — Бианка, — продолжал он, — по уши залезла в долги. Я виделся с Клеем месяц назад, и он сказал, что она занимает деньги направо и налево под обеспечение плантацией и пересылает их отцу в Англию. Очевидно, хочет возродить родовое гнездо.
Николь подошла к очагу, задумчиво поворошила угли кочергой. Она помнила парк, который был когда-то собственностью Мейлсонов, и слова Бианки о том, что она вернет все, что им принадлежало.
— И Клей позволяет ей так поступать? Это на него не похоже.
Уэс помедлил с ответом.
— Да он сам на себя не похож. Николь, он очень изменился. Ему все равно, что происходит с плантацией и с ним самим. Он не расстается с бутылкой. Когда я пытался его урезонить, он даже не слушал меня. И это самое страшное. У Клея всегда был сильный характер, он был человеком действия, а теперь… — Уэс замолчал, не закончив фразы.
— Значит, Клей потерял прошлогодний урожай, а теперь еще и этот. Ты хочешь сказать, что он разорен?
— Нет. Мы с Тревисом говорили с кредиторами и поручились за Клея. Но я предупредил его, что он должен удержать Бианку от новых трат.
Она резко обернулась, взглянула ему в лицо.
— И ты сказал ему, что вы собираетесь покрыть его долги?!
— Конечно. Я хотел его успокоить.
— Мужчины! — с возмущением воскликнула Николь, а потом пробормотала по-французски что-то, от чего у Жерара, все так же молча сидевшего в углу, удивленно поднялись брови.
— Что бы ты почувствовал, если бы Клей сказал тебе: «Ты не в состоянии справиться с хозяйством, но ничего, я о тебе позабочусь?»
— Это было совсем не так! Мы друзья, мы всегда были друзьями.
— Друзья помогают, а не уничтожают своей жалостью.
— Николь, — предостерегающе сказал он, начиная сердиться, — я знаю Клея всю жизнь и…
— И теперь ты бросаешь ему милостыню, как нищему, вот что ты делаешь!
Уэсли поднялся, вцепившись в край стола. Лицо его покраснело от гнева.
— Сейчас же прекратите, — вмешалась Дженни. — Вы ведете себя, как дети. Хуже, чем дети, потому что близнецы ничего подобного не вытворяют.
Уэсли взял себя в руки.
— Прошу меня простить. Я вышел из себя. Но, Николь, твои обвинения ужасны.
Она отвернулась к камину и водила по полу кончиком кочерги, снова рисуя изгиб реки и не отрывая глаз от чертежа.
— Я не хотела тебя обидеть. Все дело в том, что Клей очень гордый и так любит свою землю, что ему легче отказаться от нее, чем потерять.
— Не вижу смысла в твоих словах.
— Наверное. Может быть, я недостаточно ясно выражаю то, что чувствую. Уэс, неужели ничего нельзя сделать, чтобы спасти его земли от потопа?
— Разве только молиться. Если дождь прекратится, вода отступит.
— Почему этот участок не заливает каждый год, а только иногда?
— Русло реки меняется. Дед Клея как-то говорил, что, когда он был мальчишкой, никакой поймы не было. Каждый год река слегка перемещалась и понемножку намывала ее.
— Покажи здесь то, о чем ты говоришь, — сказала Николь, указывая на план.
Он снова опустился на колени перед камином.
— Я думаю, река старается изогнуться. Раньше в этом месте русло было прямее и шире, но с годами оно изменилось.
Она разглядывала карту.
— Ты хочешь сказать, что река съедает мою землю и несет ее Клею?
Уэс удивленно взглянул на нее.
— Не думаю, что тебе есть о чем беспокоиться. Пройдет лет пятьдесят, прежде чем это станет заметно. Николь не обратила внимания на его взгляд.
— А что, если отдать речному богу то, что он хочет?
— Да о чем ты говоришь? — пробурчал Уэс, подумав, что она беспокоится о своей земле.
— Николь, — вмешалась Дженни, — мне не нравится этот разговор.
Николь взяла щепку.
— Что случится, если отрезать мою землю вот так? — Она начертила линию от одной излучины реки до другой.
— Земля влажная, а берег крутой, так что, может быть, этот кусок сползет в воду.
— А как это повлияет на уровень воды?
Уэсли начал понимать, что она задумала, и вытаращил глаза.
— Николь, это невозможно. Здесь надо копать по меньшей мере несколько дней, а земля, которая обрушится в реку, упадет вместе с твоей пшеницей. — Но ты не ответил на мой вопрос. Вода спадет?
— Может, и спадет. Русло-то расширится. Откуда мне знать?
— Я просто хочу узнать твое мнение.
— Черт побери! Какая разница реке, чью землю глотать, твою или Клея? Проклятой воде это все равно.
— Прошу тебя избегать подобных выражений в присутствии детей, — строго заметила Николь. — Значит, нам понадобятся кирки, лопаты и…
Уэс перебил ее.
— Ты видишь, что творится за окном? Этот ливень может быка свалить с ног, а ты говоришь о том, чтобы под ним работать.
— Я не знаю другого способа выкопать ров. Не можем же мы копать дома, где сухо и тепло.
— Я не позволю тебе жертвовать землей, — устало сказал Уэс. — Клею можно помочь и без этого. Мы с Тревисом одолжим ему денег, а на следующий год он поправит дела. Николь окинула его ледяным взглядом.
— Почему ты думаешь, что он захочет поправлять дела на будущий год? Посмотри, что мы с ним сделали. Клей — человек, которому нужна семья. Он был счастлив, когда у него были родители, Джеймс, Бесс, близнецы. Потом они ушли от него один за другим. На короткое время я дала ему любовь, но потом отняла ее — вместе с близнецами. — Она указала рукой в сторону Эрандел Холла. — Когда-то это был счастливый дом, полный веселья, полный людей, которые любили его и которых он любил. И что у него осталось? Даже его племянники живут с чужими людьми. Мы должны показать ему, что заботимся и думаем о нем.
— Но мы с Тревисом…
— Деньги… Ты похож на мужа, который предлагает своей жене новые туалеты вместо любви и внимания. Клею не нужны деньги, ему нужно знать, что его любят, что он не одинок в этом мире. Все — и Уэс, и Дженни, и близнецы — не сводили с нее глаз. Только Жерар со скучающим видом уставился в пол.
— Ты уверена, что Клей чувствует именно это, — тихо спросил Уэс, — или ты просто переносишь на него собственные чувства? Может быть, это ты нуждаешься в заботе и любви?
Николь попыталась улыбнуться.
— Я не знаю… Сейчас не время предаваться размышлениям. Каждую минуту вода отвоевывает еще полоску его земли.
Уэс внезапно заключил ее в объятия и крепко прижал к груди.
— Если мне когда-нибудь доведется встретить женщину, которая будет любить меня хоть вполовину так сильно, как ты любишь Клея, я буду держаться за нее обеими руками и никуда не отпущу.
Николь вырвалась из его объятий и смахнула слезу.
— Не смей открывать мои секреты. Кроме того, я уверена, что вы вели бы себя не менее глупо, чем мы с Клеем.
В это время Дженни уже сняла передник и натягивала на себя плащ Уэса.
— Дженни, куда ты? — спросил Уэс.
— Пока вы тут болтаете, я собираюсь приступить к делу. Прежде всего, я пойду и попрошу Исаака одолжить какую-нибудь одежду. Бегать в платье по такому дождю, да еще с лопатой… благодарю покорно. Потом я привезу Клея.
— Клея?! — в один голос вскричали Уэс и Николь.
— Конечно. Может, вы и считаете, что он уже ни на что не годен, но я-то его лучше знаю. Он может копать не хуже, чем все остальные, и у него еще осталось несколько работников. Хорошо бы еще добыть Тревиса. — И, поскольку Николь и Уэсли все еще смотрели на нее открыв рот, она добавила: — Вы что, к стульям приросли? Николь, идем со мной на мельницу, а ты, Уэс, наметь края канавы.
Уэс схватил Николь за руку и потащил к двери.
— Идем скорее, пора за работу!