Ирина, жена погибшего редактора ток-шоу «Перевертыши», только что вернулась с кладбища. Мужа похоронили… Так быстро, так поспешно! Эта поспешность казалась ей позорной. И она никак не могла прийти в себя, понять, что его больше нет и не будет. Три дня назад он еще был здесь, с ней… Как всегда, приехал с работы в начале первого часа ночи. В газетах написали – был убит шестнадцатого. А на самом деле – семнадцатого, в час ночи. Но она уже никого не поправляла – разве не все равно? Муж приехал, поднялся в квартиру, она открыла ему дверь. Тот даже не переступил порога, сразу сказал:
– Ириш, прицепи Плюшке поводок, я с ней пробегусь. Она прицепила поводок к ошейнику Плюшки – любимой собаки, старой белой болонки с кривыми ревматическими лапками. Он взял собаку и ушел. Минут через пять она, разогревая на кухне поздний ужин, услышала на улице громкий звук. Похоже было на выстрел. Чайник давно искипелся, она его выключила, а Костя все не возвращался. Потом она услышала за входной дверью собачий лай и громкое царапанье когтей. Бросилась открывать… Плюшка была одна, поводок волочился за нею по бетонным ступеням лестницы. Собака влетела в квартиру и забилась в дальний угол. Никакими силами нельзя было ее оттуда вытащить. Ирина выглянула в подъезд, позвала мужа:
– Костя?
И еще раз покричала, но негромко, чтобы не разбудить соседей. Она уже в тот миг поняла – что-то случилось. Набросила на халат пальто и прямо как была, в тапочках, побежала вниз. На улице – пустота, в лужах блестят огни фонарей. И ни души, никого. Она побежала направо, налево, металась туда-сюда, не понимая, где его искать, куда он пропал. И нашла его наконец за торцом дома. Он лежал под стеной, повернувшись на живот, согнув ноги. Подумала сперва, что у него плохо с сердцем или что упал, сломал ногу, руку…
– Костенька! – Она пыталась растолкать его, поднять, посмотреть в лицо. А муж молчал. Потом она увидела кровь – много крови. Поняла, что надо вызывать «скорую», милицию… Но как она могла его тут бросить? Одного?!
Потом она все же каким-то чудом оказалась дома. Как туда прибежала – не помнила. Стала звонить в милицию, потом в «скорую», потом опять в милицию, потому что ей казалось, что они очень долго не едут. Побежала назад, к мужу… Потом вокруг нее оказалось много народу. Мигали синие огоньки на машинах, слышались громкие переговоры по рации. Она стояла в ледяной ноябрьской луже, утонув в ней по щиколотку, и не чувствовала холода. Потеряла тапочек, наклонилась, нашла его, обулась, пошла домой. Вот и все. А потом был следователь, бессмысленные вопросы, звонки с телестудии, деньги, собранные Костиными сослуживцами. И такие быстрые похороны, все на скорую руку… Никто из его сослуживцев не остался на поминки, хотя она всех звала, на кладбище заглядывала каждому в лицо, говорила:
– Пожалуйста, зайдите…
Все врали, отводя глаза, что срочная работа, что они не смогут, что теперь, когда выпускающего редактора нет, наваливается новый груз забот… Она вернулась домой одна. И вот только теперь, стоя в пустой квартире, обнаружила, что Плюшка пропала.
Ирина ходила по квартире, искала в самых немыслимых местах, звала:
– Плюш, Плюш, Плюш… Ничего не понимаю! Плюшенька…
Она пыталась вспомнить, когда в последний раз видела собаку, когда с ней гуляла. В голове был полный сумбур. Сходила на кухню, где стояла Плюшкина еда. Проверила миску – полно засохшей гречневой каши. А когда она варила кашу? Как раз в тот день, когда Костю убили. Плюшка получила свежую порцию… И не успела ее съесть. Значит, собака убежала тогда же, вскоре после того, как вернулась домой без хозяина… Убежала с волочащимся поводком… Ведь квартира долго стояла открытой. А Ирине в ту ночь, конечно, было не до собаки.
– Еще и собака! – сказала она, и это как будто прорвало плотину – женщина опустилась на табурет и разрыдалась. Все эти дни не получалось заплакать, ходила, будто каменная. А вот теперь – удалось… Она плакала с наслаждением, она изголодалась по слезам, ей это было необходимо.
Зазвенел телефон. Ей не хотелось подниматься, вытирать слезы, отвечать. Но она все же сделала это. Услышала знакомый мужской голос:
– Ирочка, ты одна?
В первый момент она не нашлась, что ответить. Потом все же выдавила из себя:
– Ты что – газет не читал?
– А что? – удивился звонивший. – Война, что ли, началась?
– Хуже.
– Ир, что случилось?
– Костю убили.
– Костю?! – на том конце провода с трудом усваивали новость. – Твоего, что ли?
– Моего?! Он сейчас уже ничей! Ничей! Никому он не нужен! Никто из этих… Оттуда… Даже на поминки не остался!
– Так ты одна? – настаивал звонивший.
– Да! – истерично выкрикнула Ирина. – Да, я теперь одна – радуйся!
И бросила трубку. Ее трясло, но слезы высохли. Она знала – тот приедет. Не знала только, открывать ему дверь или нет. И в конце концов, чтобы не мучиться этим вопросом в последний момент, подошла к двери и отперла все замки. Оттянула в сторону защелку, зафиксировала ее и оставила дверь приоткрытой сантиметра на три. После чего вернулась в спальню, открыла шкафчик для постельного белья и вынула из-под стопки отглаженных простыней плоскую бутылку виски. Отвинтила крышку, присосалась к горлышку. Стало как будто полегче. К таким «утешениям» она привыкла уже давно, но алкоголиком себя искренне не считала.
Ирина легла на постель, закрыла глаза. Света она не зажигала. На улице почти стемнело, день выдался очень пасмурный, черный день. Во всех смыслах черный. Она замерзла на кладбище, и чтобы согреться, еще раз основательно приложилась к бутылке. Теперь ей было совсем хорошо.
– Ты с ума сошла?!
Она так и подскочила, услышав над собой резкий голос. Оказывается, ей удалось задремать, и она не заметила, как он вошел. Над кроватью маячило темное пятно, пятно потянулось к изголовью и включило настенное бра. Ирина зажмурилась, закрыла глаза ладонями, отвернулась:
– Убери!
– Ты с ума сошла, – повторил он, скидывая пальто и садясь рядом с ней на постель. – Открыла дверь настежь, я думал – тебя тоже убили!
– Глупости.
– Никакие не глупости, надо быть осторожнее! Что ты говорила про Костю? Это правда?
– Его убили. Это было во многих газетах. Ты прозевал такое событие… – Она села на постели, все еще стараясь отвернуться от света. – Голова просто раскалывается.
Он увидел бутылку рядом с ней на одеяле, поднял, поболтал, понюхал крышку:
– Виски?
– А ты думал – чай?
Он поставил бутылку на пол и слегка тряхнул Ирину за плечи:
– Ты напилась?
– Ничуть. Я бы напилась, если б компания нашлась. Но никто с телевидения на поминки не остался. Саш, а ты как насчет этого? Помянем?
Он все еще держал ее за плечи и разглядывал в упор. Потом отнял руки, отвернулся, достал сигареты. Ирина услышала его голос:
– Как это случилось?
– Его застрелили. – Механическим голосом заговорила она. Эту историю ей уже пришлось рассказывать раз двадцать. – Он вернулся с работы, пошел с Плюшкой гулять и получил пулю в голову. Умер сразу. Кстати, Плюшка пропала.
– Не понял?
– Сбежала в ту же ночь.
– А… Найдется, – равнодушно бросил тот. – Собаки часто выкидывают такие штуки.
– Мне кажется, она убежала навсегда.
– Может, украли?
– Кому она нужна, такая старая? – возразила Ирина.
– И красотой не блистала… Ты лучше скажи, что обо всем этом думаешь?
– Ну, пулю в голову никто просто так не получает, – рассудительно сказал Саша.
– Следователь думает так же. Спрашивал, не было ли у него врагов.
– А ты что сказала?
– Я ответила, что это предстоит выяснять им самим. Потому что я никого не знаю.
– Что ж, ответила так, чтобы не создавать себе лишних проблем. – Вздохнул тот. – Но ты на самом деле не понимаешь, кто и за что мог?..
– Откуда? – поморщилась она. – Я знаю одно – с тех пор как он пошел работать на телевидение, все у нас резко изменилось. И если раньше у него точно не было врагов, то теперь…
– Ну, понятно. В это лучше не лезть.
– А я и не лезу. Только это был не того масштаба теледеятель, чтобы кто-то с ним так разбирался. Да кто он был такой? И платили не так, чтобы много…
– И все же ты думаешь, это кто-то из тамошних господ?
– Ничего я не думаю. – Она прижалась лбом к его спине. – Сашенька, я так боюсь…
– Чего?
– Что это все будет продолжаться.
– И оставляешь дверь открытой? И говоришь следователю, что ничего не знаешь? Ирина! Ты что – даже мне не хочешь все рассказать?
Вместо ответа она всхлипнула. Тут мужчина наконец обернулся и обнял ее:
– Ну, прекращай. Не хочешь говорить – молчи. Только пеняй потом на себя!
– Знаю… Тебе все равно, что будет со мной. Ты бы даже хотел, чтобы я исчезла…
– Ну, это уже истерика! – рассердился он. – Знаешь, тебе лучше отсюда на время уехать. Уж это ты можешь сделать!
– Уехать? Куда? – горько спросила она. – К тебе, что ли?
Этот вопрос ему не понравился:
– Не надо иронизировать.
– А я и не иронизирую. Ты дал совет уехать, а я только спросила… Представляю, как бы обрадовалась твоя Наташа, если бы я приехала к вам с вещичками… А что? Может, это нам знак свыше, чтобы все разорвать?
– Ира, я тебя очень прошу! – Он сразу замкнулся, как всегда, когда она заводила подобные речи. – Сколько мы об этом говорили?
– Много, ты прав. Но все же недостаточно. Помнишь, как мы прятались друг за друга, в первый наш год? Кому из нас сделать первый шаг? Кому первому поставить перед фактом свою половину? Видишь, я свой шаг сделала…
Она не ожидала от него такой реакции – он резко отодвинулся, глаза стали бешеными:
– Думай, что болтаешь!
– Это была шутка, – она едва шевелила помертвевшими губами. – Что – пьяная вдова не имеет права пошутить?
– Ты следователю такое не скажи!
– Не бойся, я ему даже про тебя не сказала. А ведь могла. Могла сообщить, что ты давно мечтал устранить моего супруга, чтобы жениться на мне. Только вот… Версия неправдоподобная. Ты ведь женат. И вообще – не такая уж я красавица, чтобы из-за меня убивать человека.
– Иришка, успокойся, – беспомощно попросил мужчина. – Прости меня…
Они были ровесники, в этом году им исполнилось по двадцать девять лет. Дни рождения они отмечали отдельно друг от друга. Саша – с друзьями из Киноцентра, которые знали Ирину, но не знали, в каких она отношениях с Сашей. Она – с двумя подружками, которые ничего о Саше не знали. Об их отношениях вообще мало кто знал. А длились эти отношения вот уже пятый год…
Саша и Ирина познакомились во ВГИКе восемь лет назад. Оба тогда учились на актерском отделении, но у разных мастеров. Ирина тогда носила гриву распущенных рыжих волос, спутанных в мелкие колечки. Грива доходила до пояса, и в ней сломалась не одна расческа. У нее была сухощавая, спортивная фигурка так называемого американского покроя, причем спортом она никогда не занималась, отчаянно курила и спокойно объедалась при каждом удобном случае. А вот Саша, напротив, был помешан на спорте. Невысокий, подвижный, веселый парень, не очень похожий на актера… Познакомились они на вечеринке в общежитии ВГИКа, на чьем-то дне рождения.
Ира тогда напилась. Напивалась она быстро и тогда начинала творить и говорить несуразные глупости. Потом ей всегда было стыдно.
– Ма-ла-дой человек! – кричала она, протягивая пустую кружку. – Я кого прошу?! Да, тебя, именно тебя, в белой рубашке! Налей вина, и дай мне вон тот бутерброд!
Парень, к которому она обращалась, беспрекословно выполнил ее требования и сел рядом, на казенную кровать с продавленным матрацем. Оглушительно играл магнитофон, «АББА» была слышна во всем коридоре. Ира хлебнула из кружки дешевого красного вина, поморщилась, и со словами: «Как можно давать гостям такую гадость!», выбежала из комнаты. Ей внезапно стало плохо.
Минут через двадцать, когда она умылась в туалете и привела в порядок платье, ей было уже невыносимо стыдно. Она протрезвела и голова постепенно прояснилась. Кажется, она орала, танцевала на столе, разбила несколько предметов сервировки, оскорбила подружку, назвав ее «Мерилин Монро е….я». Ну и что с того, что эта девчонка старается подражать легендарной кинозвезде? А кто не старается кому-то подражать? Ира с досады чуть кулаком по зеркалу не стукнула. У нее начинался похмельный приступ самокритики, когда все представлялось в черном свете… И в довершение всего ей придется сейчас вернуться в комнату, потому что она забыла сумочку, а без сумочки никуда не денешься. Там лежат все ее деньги, проездной, косметика, расческа, в которой очень нуждались ее волосы…
Ира обреченно побрела обратно. В коридоре неподалеку от той самой комнаты она увидела смутно знакомого ей молодого человека в белой рубашке. «Наверное, из той компании, – подумала она. – Надо воспользоваться случаем».
– Извини, ты мне не вынесешь мою сумочку? – спросила она его. – Хочу уйти по-английски.
Парень даже «ладно» в ответ не сказал – он просто вошел в комнату и через минуту вернулся именно с тем, что она просила. Ей даже не пришлось описывать сумочку, чтобы он не перепутал. А ведь так трудно описать какую-то вещь мужчине!
– Мерси, – она старалась не смотреть ему в лицо, потому что смутно помнила – с этим парнем она, кажется, тоже поругалась, или что-то в этом роде. Ира уже совсем собралась уходить, как вдруг он неожиданно предложил:
– Проводить тебя?
– А, не стоит… – Ей хотелось исчезнуть отсюда как можно скорее, а этот парень ей был совсем не нужен.
– Ну, все равно, пойдем вместе. – Парень был настойчив и не слушал ее слабых возражений. – Мне это все уже не нравится. Там началась дикая оргия. Скоро будут морды бить.
Они вместе вышли из общаги, и тут он снова проявил заботу:
– Поймать тебе машину?
– Мне? – удивилась она. На свежем воздухе Ира окончательно протрезвела и вспомнила – этот парень тоже может иметь к ней претензии, ему она тоже что-то такое сказанула… Вздохнула и извинилась: – Ты прости, если я там, наверху, что-то… На меня иногда находит.
– Тебя Ира звать? – спросил он, вместо того чтобы принять ее объяснения.
– Да.
– А почему ты так трагично это говоришь? – улыбнулся он.
– Да нипочему, так… Настроение плохое. А тебя как звать?
– Саша.
– Ты тоже на актерском?
– Это надо понимать так, что и ты актриса? – переспросил он и взял ее под руку.
Это было кстати – физическая и моральная поддержка ей бы не помешала. Ира шла рядом с ним по вечерней Москве, стараясь не подвернуть ногу – в тот раз на ней были туфли на невообразимо высоком каблуке. В этих туфлях она была выше своего кавалера, но это ее не смущало. Она была выше не только кавалера, но и таких предрассудков. Она была вообще высокого мнения о себе. Особенно в тот вечер. На ней было новое джинсовое платье, бледно-голубое, на плече болталась черная сумочка на золотой цепи… Туфли были тоже черные, лакированные, на подкованных золотом «шпильках». Если бы ей кто сказал, что все эти вещи не подходят друг к другу, она бы страшно удивилась. Но в тот сумбурный год ее такие вопросы вообще не волновали. Да и денег на наряды не было, если уж на то пошло… Все это было не главное! А главное то, что она молода, красива и талантлива!
– А что – ты не заметил, что я актриса? – спросила она. – Видел, как я изображала пьяную?
– Ты была пьяной.
– Изображала! Конечно, я выпила – не отрицаю. Но я вовсе не была такой невменяемой.
– Знаешь, что я тебе скажу? – возразил он. – Если актер пьян, он никогда не сыграет пьяного. Получится полная чепуха.
Некоторое время они шли молча. Потом она стала колебаться – как поступить дальше? Принять его предложение поймать ей машину? Уехать домой? А если уехать, то как – с ним или без него? А если с ним – как отнесется к этому мама? А папа? Ой, нет, о папе лучше вообще не думать… Так она его к себе и не пригласила, и они как-то незаметно спустились в метро, где и распрощались. Потом они встречались во ВГИКе, здоровались, болтали на лестнице, ходили друг к другу на курсовые показы. Но дальше дело никак не заходило. Ирина в то время как раз переживала ряд любовных приключений.
Первое приключение было платоническим – она влюбилась в своего мастера. А мастер взаимностью не ответил. Она чахла, сохла, смотрела на него собачьими глазами, пока не сказала себе, что это глупость. И любовь немедленно прошла. Потом предметом ее увлечения стал парень с художественного отделения. Он водил ее к себе в мастерскую, где они часами целовались, потом выпивали бутылку вина и… Разъезжались по домам. Ей было как-то неясно, любовь это или нет? Потом она все же решила, что любовь, и в один прекрасный вечер поехала к нему на дачу, куда он давно уже ее звал.
Этот роман протекал бурно, у всех на глазах. У художника оказалась невеста – некая Валерия, не из ВГИКа, но с большими претензиями. Эта Валерия отравляла им жизнь, приезжая на дачу без приглашения, вламываясь к ним в мастерскую. Это была уже «их» мастерская. Кончился очередной визит Валерии очень некрасивой сценой… Ира с ней подралась, но Валерия ушла победительницей, унося в сжатом кулачке пару прядок рыжих волос. А художник, глядя, «как бабы цапаются», бешено хохотал, развалившись на поломанной тахте для натурщиков…
После этого Ира остригла свои злосчастные волосы, обесцветила их большим количеством перекиси и всему институту объявила, что любовь кончилась. В ту пору она пила больше, чем обычно, ей уже не нужен был повод и компания. Почти забросила учебу, мастер стал забывать сперва ее имя, потом – ее лицо. Ира нашла нового обожателя, никак не связанного с миром кино. Он приезжал за ней в институт на машине и увозил на весь вечер веселиться, пропивать шальные деньги. У него было несколько коммерческих ларьков на Ленинском проспекте и труднопроизносимое восточное имя… С Сашей она тогда совсем не виделась. Она даже забыла, что он есть на свете. Их столкнул очередной случай…
Это было незадолго до сдачи курсовых лент. Ира между пьянками и истериками успела сняться в короткометражной художественной картине одного из выпускников. Роль у нее была небольшая – она должна была изображать грубую официантку, которая обслуживает какую-то влюбленную пару в ресторане. Наступил день показа. Пришло много гостей, на первом ряду кинозала уселась приемная комиссия. Ира волновалась, хотя всем говорила, что ей наплевать. Среди гостей она заметила Сашу. Он на нее не обращал внимания, и она решила, что он ее забыл. Погасили свет, начался показ. Показывали три ленты, тот фильм, где снялась Ира, должен был идти третьим. Наконец, она дождалась…
То, что она увидела на экране, было так страшно, жалко и бездарно, что она закрыла глаза, чтобы не смотреть… Там, у всех на виду, всем на потеху, двигалась размалеванная идиотка в черном платье и передничке. Идиотка говорила фальшивым напряженным голосом, смотрела пустыми глазами, постоянно поворачивалась к камере задницей… Те грубости, которые отпускала идиотка, должны были всех рассмешить – ведь роль характерная… Завидная роль! Но никто не смеялся… От этой дуры всех должно было стошнить! И это была она!
Показ закончился, и студентов с гостями попросили выйти. В зале осталась только комиссия, чтобы принять решение, кому какие выставить баллы… Ира, едва оказавшись за дверью, рванула дальше по коридору, чтобы быстрее оказаться на улице, позвонить приятелю и напиться. Кто-то схватил ее за локоть, она резко обернулась…
– Не так уж плохо, – сказал Саша.
– Смеешься?! – рявкнула она. – Пусти, придурок! Пусти, говорю!
– Да ты что?! – поразился он. – Даже результатов не дождешься?!
– О, ну ты и дурак! – Ее корчило от стыда. Хотелось убежать, и все же первый запал уже исчез. – Какие тебе еще нужны результаты? Результаты были на экране!
– Да все нормально. Ты неплохо сыграла.
– Неплохо? И ради этого я училась?
– Да постой же, – он крепко удерживал ее за локоть, и она перестала вырываться. – Постой… Куда ты собралась?
– Никуда!
– Я пойду с тобой, ладно? Только результатов дождемся!
– Нужен ты мне! Нужны мне твои результаты! У тебя-то все прекрасно! – Она вдруг разревелась. Тогда он быстро отвел ее за угол, чтобы никто не видел этих слез и предложил:
– Уйдем вместе, прямо сейчас?
– Пошел ты… – она вытерла слезы и спросила: – Тушь потекла?
– Немножко. Ты очень красивая. – Это был первый комплимент, который он отпустил в ее адрес.
Она немного растерялась:
– Скажешь тоже… Красавица, мать вашу! Нашел время подлизываться. Все равно мне за красоту не выставят хорошего балла…
– Это не важно. Все равно сейчас в России фильмов никто не снимает. Чтобы сняться, нужны такие знакомства… Особенно нам – выпускникам.
– Ладно, это я наизусть знаю, – она уже совсем успокоилась и пришла в себя. – Что же получается – мы с тобой зря учились?
– Получается, что зря. Я теперь жалею, что пошел на актерский.
– Серьезно?
– Да. Хотя, знаешь, мне вроде бы дадут небольшую роль в сериале… В большом историческом, отечественном, но по Дюма… Только ты никому не говори, ладно? Пока это секрет!
Она ему не поверила. Но факт остался фактом – вскоре его действительно пригласили участвовать в одном проекте… Проект был большой, впечатляющий… И она увидела Сашу на экране. В роли… Лакея! Саша стоял с подносом в углу шикарно декорированной комнаты и был в кадре ровно полторы минуты… Потом, правда, он появился еще раз… В роли безымянного дворянина, проколотого шпагой…
Но все это было куда позже, года через полтора-два. А к тому времени их роман развивался полным ходом. Ира была уже замужем. Замужество произошло так стремительно, что она оглянуться не успела. Но замуж она вышла не за Сашу. А Саша… Саша женился. И тоже, естественно, не на ней. Все это было довольно дико, если учесть, что со своими будущими супругами они познакомились уже после того, как стали любовниками…
– Да ты что – сдурел? – растерянно спросила она, когда Саша сообщил ей, что вчера был в ЗАГСе. – Чего тебя туда понесло?
– А я там роль играл, – спокойно ответил он.
– Роль? Ты сейчас снимаешься? И кого ты там играл?
– Не поверила она.
– Жениха.
– Нет, правда?
– Правда. Я женился.
Она посмотрела на его пальцы. Кольца не было. Саша понял этот взгляд и пояснил:
– Не люблю обручальные кольца. Жене купил, а вот себе не стал.
Слово «жена» из его уст прозвучало так страшно, что она зажмурилась и простонала:
– Сашка, черт, ты что сделал? Я же собиралась с Костей развестись!
– Врешь! – Его серые глаза стали жесткими. Ей показалось, что он ее теперь ненавидит, и она совсем потеряла почву под ногами. Даже упрекать его больше не могла. Да и как она будет его упрекать, если полгода назад сообщила ему такую же новость – была в ЗАГСе, выступала в роли невесты… Он тогда учинил скандал. Не желал с ней встречаться. Не понимал, что ее побудило к такому шагу – ведь она даже не была беременна от этого парня…
А она сама не могла ему объяснить, что с ней случилось. Появился на горизонте некий Костя. Хороший парень. Симпатичный. Обеспеченный. Образованный. Смертельно в нее влюбленный. Родители говорили: «Торопись, пока в тебя еще может влюбиться какой-то дурак…» И она вдруг испугалась. Как и всем актрисам, и великим, и бездарным, ей был присущ дикий страх перед старостью, перед своим возрастом. И хотя она была молода, каждое утро выискивала на лице признаки увядания. Почему? Не знала. Психоз какой-то. Костя сразу предложил замуж. А вот Саша никогда о законном браке не заикался. Им просто было здорово вместе, тепло, хорошо и уютно… Но это было похоже на какую-то игру, на фильм про любовь. Вот они сыграют свои роли, уйдут со съемочной площадки… А что будет в реальной жизни – неизвестно…
– Саш, она что – беременна от тебя? – только и смогла спросить Ирина после долгой паузы.
– Да ты что? – цинично усмехнулся тот. – Она уже давно родила.
– Шутишь?
– Чистая правда. Помнишь время, мы с тобой познакомились? У меня тогда была девушка. Мы встречались, ну не железный же я. Она в меня влюбилась, можно сказать, сама напросилась… Потом я с ней расстался – надоела. А она мне вдруг сообщает, что беременна. Я отшучиваюсь. Она маму свою присылает, звонит, плачет по телефону… К институту ходила меня караулить, делала вид, что случайно мимо шла. Да много чего там было! Очень хотела, чтобы я женился, конечно. Но я отказался. Только деньгами изредка помогал. Когда у меня деньги были… У нее сын.
Он сказал «у нее сын», как будто этот ребенок не имел к нему никакого отношения. Ире неожиданно стало полегче. Она решилась спросить:
– Твоя… Твоя жена красивая?
– Хуже тебя, – последовал короткий ответ.
– А лет ей сколько?
– Какая разница? На год меня младше.
– А… Что же ты только сейчас женился? Ребенку-то, наверное, года три?!
– Два с половиной. А решился потому, что ты замуж вышла. Глупо все это было. Подумал – раз у нас с тобой не получается, пусть будет другая семья. А я вообще не думал жениться. Даже на тебе. Это я так… Со злости.
И с тех пор в ситуации ничего не изменилось. Ира так ничего и не сказала мужу, Саша не стал травмировать жену… Они встречались не слишком часто. Иной раз по две недели не виделись. Зато часто перезванивались. Ира не могла звонить ему домой – жена была слишком ревнива, устраивала сцены. Ведь она так долго добивалась звания жены, и теперь малейшая угроза семейному благополучию приводила ее в ужас. Саша теперь работал в киноцентре. На подхвате, что называется. Определенных обязанностей у него не было. Платили до смешного мало… Роль лакея в телесериале больших денег ему не принесла, и он не любил вспоминать об этом «успехе». Семью содержала жена, которая продавала обувь на оптовом складе.
Ира не работала нигде. Все ее появления на экране кончились со времен той дипломной работы… Никто ее никуда не приглашал, да она особо и не лезла в киномир… Тем более в российский киномир. Иру содержал муж, кое-что подкидывали родители. Ей было скучно. Денег мало. Делать нечего. Работы по специальности нет. Подруги есть, но надоели! Был только Саша. Была старая облезшая собака Плюшка. Ну, и Костя, конечно, был… И как ни странно, она его тоже любила. Как-то, напившись, она в слезах призналась Саше:
– Это так непонятно… Но я вас обоих люблю!
– Проспись! – посоветовал он ей.
– Нет, честно… Только его – по-другому… Не так, как тебя… Как-то спокойней…
– Только проститутки любят всех!
– Нет, нет… Проститутки, как раз, никого не любят, – возразила она. – А мне, можно сказать, очень повезло.
После этих слов он отвесил ей пощечину. Да, в последнее время Саша сильно изменился. Забросил свой спорт. Начал курить, да еще как – по пачке в день. Не отказывался от выпивки. Ходил, как оборванец, брился через день. Мог поднять на Иру руку… Когда она ему сказала, что муж устроился на телевидение, в новое ток-шоу, страшно завидовал. Да, он стал завистливым, грубым, неуравновешенным… Но она его не упрекала. Он все равно был ей необходим. Всегда. И особенно – теперь, в пустой квартире, откуда исчезли все – и муж, и собака…
– Как же она тебя отпустила? – спросила Ира, глядя на часы. – Ведь поздно…
– А я не заходил домой, – мрачно ответил он.
– Ну, так иди к ней. Ведь ждет!
– Не хочу. Могу остаться ночевать у тебя, если надо, – он все еще не смотрел ей в лицо.
Ира рассердилась:
– А я тебя не принуждаю! Можно подумать – это такая тяжелая ноша – сочувствие к ближнему! Да чем ты лучше его приятелей с телевидения?! Они все тоже его ненавидели!
– Серьезно? – спросил он, и она прикусила язык. Мужчина заинтересовался: – А следователю ты об этом не говорила?
– Нет.
– Надо было сказать.
– У меня нет никаких доказательств. Не хочу выглядеть дурой. Достаточно глупостей… – И внезапно у нее вырвалось: – Саша, мне очень страшно!
– Это я уже слышал. Что ты скрываешь? Ты ведь что-то знаешь, кого-то должна подозревать! Не стреляют просто так в голову человеку!
Ира нервно передернулась, обхватила себя пальцами за локти, покачала головой:
– А незачем говорить кому бы то ни было. Все бесполезно.
– Ты считаешь?
– Да.
– Но при этом также считаешь, что и тебе грозит опасность? – настойчиво продолжал он.
И она решилась:
– Ладно, не хотела я тебе об этом говорить… Чтобы ты еще больше нам не завидовал. Понимаешь, Косте в какой-то момент надоело быть редактором. Он решил попробовать писать сценарий этого бездарного ток-шоу, тем более что сценарист приболел. Грипп у него случился. Заготовки у них были, конечно, и этот сценарист, хотя и в гриппу, все равно через каждые полчаса туда звонил, работал… А Костя написал свой сценарий.
Он напряженно слушал, не перебивая, пожирал ее жадными глазами.
– Я читала этот сценарий, – еще тише проговорила она. – Мне он не понравился.
– Почему? – выдавил он.
– А я скажу. Слишком все откровенно, не для нашего телевидения. Ты обращал внимание, что в этих ток-шоу все известно заранее? Все отрепетировано, все просчитано. Ты ведь помнишь, как построено это шоу, эти дурацкие «Перевертыши». Глупости, в сущности. Сперва появляется какой-то известный человек – артист, политик, ну, спортсмен какой-нибудь. Сидит этот несчастный, и помимо ведущего на площадке появляется кто-то, кто этого человека знает. И начинает о нем что-то рассказывать, якобы какие-то тайны. Смешно слушать – никакие это не тайны. Зал может задать пару вопросов участникам. Потом появляется еще один знакомый главного лица и начинает рассказываеть о нем что-то прямо противоположное. Ну, если первый говорил, что это хороший семьянин, то второй вдруг вспоминает, что у этого человека пять штук любовниц. Зал охает, ахает… Ведуший делает вид, что слышит это в первый раз. Остренькая такая передачка. Но насквозь фальшивая. Потому что ничего по-настоящему важного ни первому, ни второму свидетелю сказать не дадут. Так мало того, идея передачи содрана с других шоу, более известных.
– Ну, ну? – жадно подгонял ее Саша.
– А вот Костя решил внести новую жизнь в эту передачку. Он хотел, чтобы она стала по-настоящему острой. Он мне говорил, что если шоу будет и дальше делаться в таком роде, то скоро весь проект заглохнет… Я не знаю – ему виднее. Он показал свой сценарий начальству. Они, конечно, отклонили… Сказали ему, что не нуждаются в услугах другого сценариста и чтобы он лучше добросовестно делал свою работу и оставил свои планы при себе.
Она внезапно замолчала. Саша, не дождавшись продолжения, недоверчиво спросил:
– И это все?
– Все.
– Не может быть! Да это же чепуха! Его убили, ты понимаешь – убили! А он еще и шагу не сделал, он даже не дернулся! Его не за что было убивать!
– Я рассказала тебе только то, что он рассказывал мне! – отчеканила она.
– А есть еще что-то?
Она кивнула:
– Я выложила тебе все факты, которыми располагала. Теперь пойдут пустые слова. Мои мысли, мои наблюдения… Все, что я никому не скажу. После этой истории со сценарием он стал бояться. Не знаю, кого и чего. Но он боялся страшно. Ты же знаешь, что Костя всегда возвращался поздно. Как-то вернулся в третьем часу ночи – такого еще не было. Я спросила: «Как же ты добрался? Ведь метро уже не ходит!» А он сказал, что поймал машину. Это при его-то мизерных заработках, при его рассчетливости!
– Мизерные заработки? А ты говорила, что он мечтал купить машину, – вставил словечко Саша.
– Теперь он никогда ее не купит. – Вздохнула Ирина. – Но, конечно, не это важно, а то, что он совсем в ту ночь не лег спать. Он стоял на кухне, при погашенном свете, и смотрел вниз, на улицу. Я уже спала, потом проснулась, уже на рассвете, под утро. Вышла в коридор, заглянула на кухню, тихонько позвала его… Ты бы видел, как он подскочил! Глаза дикие, больные… Я пыталась выяснить, что он там высматривал… Ничего не добилась.
– Может, ему просто не спалось? – предположил Саша. – Ты слишком впечатлительна. Ищещь повод испугаться…
– Да пошел ты! – разозлилась она. – Я что – Костю не знаю?! Не спалось ему?! Он приходил с работы, как выжатый, часто даже не умывался! Падал на постель и засыпал до часу дня! В тот вечер он выглядел еще хуже! Даже есть не захотел, так устал! И тем не менее торчал у окна всю ночь…
– Успокойся, – махнул рукой Саша. – Если это все, что ты можешь сказать…
– Не все! Ему часто кто-то звонил! – выпалила она.
– Он разговаривал с этим человеком так: «Да. Нет, я же вам сказал. Я же вам сказал, что ничего не хочу знать. Вы не имеете права предъявлять претензии. Вы ничего не докажете!»
Она так похоже изобразила отрывистую речь покойного мужа, что Саша развел руками:
– Актриса в тебе еще жива!
– А, плевать, – она закурила. – Эти звонки обычно раздавались днем, перед его уходом на работу. Он всегда был дома. Мне не удавалось снять трубку и хотя бы узнать, кто говорит – мужчина или женщина. Я даже этого не знаю – что я следователю могу предъявить?!. Телефон у нас самый простой, без определителя, так что ему волей-неволей приходилось брать трубку… А он так не хотел говорить с этим человеком! Я видела, как ему тяжело, как страшно, как он психует… Однажды он сорвался и заорал туда: «Больше чтобы не звонили! Отвяжитесь от меня!» И бросил трубку. Никогда не видела его таким разъяренным. Но мне и тогда не удалось ничего из него вытащить. Он только и сказал, что это не мое дело. Когда я спросила, не с телевидением ли связаны эти неприятности, промолчал. А с чем еще это могло быть связано?
– С чем угодно, – возразил Саша. – А что ты вообще знала о муже?
– Что? – удивилась женщина. – Да все о нем знала, до последнего времени.
– Ладно, но про звонки с угрозами ты все равно могла бы рассказать следователю! Ты что – совсем милиции не доверяешь?
– Я бы рассказала… – замялась она. – Но боюсь, что он куда-то вляпался… А если начнется расследование, мне конец.
– Почему?!
– А почему умер он? Нет, я должна молчать. Я это чувствую! Я это поняла сегодня на кладбище… Саша, эти люди работали с ним вместе, наверное, не одну чашку кофе выпили в буфете, не один час проговорили по душам… А держались, как совершенно чужие. Никого из начальства не было. Пришли только люди его уровня… Начальство даже венка не послало. А те, кто явился?! Саша, они пришли на кладбище только потому, что иначе неприлично. Они не желали туда идти!
– Знаешь, кладбище – это развлечение на любителя, – постарался он сострить, но тут же получил обжигающую пощечину:
– Не смей так говорить о нем!
Ирина будто с изумлением посмотрела на свою ладонь, нанесшую удар, прижала эту руку к глазам и истерично всхлипнула. Саша сидел на краю постели, как манекен – слишком прямо, с неестественной слабой улыбкой, С неподвижным взглядом.
– Так, – негромко сказал он. – Начинаешь идеализировать покойного мужа? В таком случае, мне лучше уйти. Я ему не конкурент. Я-то пока жив.
– И уходи! Уходи! – провизжала она, зарываясь в скомканную постель. – И никогда уже не приходи! Пусть я тут умру совсем одна, кому я теперь нужна, кому?! О-о-о, как я вас всех ненавижу, мужиков! Все вы сволочи, все, все!
Саша встал, но уйти не решился. Ждал, пока она переборет свою истерику. Побродил по комнате, отхлебнул из бутылки, посмотрел в окно. Шел десятый час, ничего не разглядеть в этой дождливой ноябрьской тьме… Женщина все еще всхлипывала, но слишком устала, чтобы закатить настоящую истерику. Он предпочитал подождать, пока та окончательно не придет в себя и хотя бы извинится…
Под руку ему попался маленький диктофон серебристого цвета, лежавший на туалетном столике. Он машинально взял его, покрутил перед глазами, увидел, что внутри есть микрокассета. Нажал на перемотку, тут же раздался сухой щелчок, кнопка выскочила. Кассета была перемотана на начало до отказа. Тогда он так же машинально нажал на кнопку воспроизведения… И комнату вдруг заполнил ясный, резкий голос:
– Если вы хотите говорить о деньгах, тогда обращайтесь не ко мне. Я эти вопросы не решаю.
Пауза. Ирина подняла голову и испуганно посмотрела на диктофон. Саша нажал «стоп».
– Извини, – сказал он. – Я случайно включил.
– Это твой? – спросила она без особого интереса.
– Мой? Откуда? Он лежал тут.
– У нас никогда не было такого, – она встала, подошла, повертела диктофон, осмотрела его и пожала плечами:
– У Кости таких игрушек не водилось. Он же никогда не брал интервью… Ума не приложу, откуда это взялось…
– Ты что – первый раз это видишь?
– Первый… А что там за кассета? Давай послушаем? – предложила она.
Саша опять перемотал на начало и включил. Женщина взяла диктофон и поднесла его к уху.
– …о деньгах, тогда обращайтесь не ко мне. Я эти вопросы не решаю. – Снова заговорил ясный резкий голос. – Предложение у вас интересное. Но денег под него вам вряд ли удастся достать.
– Вы считаете? – Это говорил Костя.
Ирина так вздрогнула, что чуть не уронила диктофон. Саша поймал его почти в полете и поставил на туалетный столик. Они слушали голос покойника, стараясь не смотреть друг на друга. Обоим почему-то было жутковато, будто они вызвали призрак…
– А я думаю, что мое предложение должно вас заинтересовать, – продолжал Костя. – Это уникальное предложение. Я пришел прямо к вам, потому что вам эти сведения дороже, чем другим.
– И я дороже за них заплачу? – без тени усмешки спросил резкий голос. – Я за них платить вообще не буду. Забирайте ваши бумажки.
Послышалось какое-то шуршание – как будто перед диктофоном листали бумаги. Потом Костя нерешительно сказал:
– Но вы должны понять, что в таком случае я пойду к другим людям…
– Я это понимаю. Вы, журналисты, не останавливаетесь на полпути, – ответил голос.
– Я не журналист.
– Мне безразлично, кто вы. Я вас не знаю. Больше уделить вам времени не могу.
– Мое дело было предложить, – отвечал Костя. – Если вы отказываетесь… В таком случае, вам не за что будет меня упрекать, когда эти сведения узнает кто-то еще. Первый, к кому я обратился, были вы!
– Убирайтесь, – спокойно ответил голос. Раздавались еще какие-то шумы. Кажется, женский голос, спрашивающий о чем-то, потом легко узнаваемый звук раскрывающихся дверей лифта… Тут запись кончилась. Дальше шла пустая пленка.
Они прослушали кассету до конца, не шевелясь, только закуривая все новые и новые сигареты, передавая друг другу зажигалку. Наконец раздался слабый щелчок – кнопка воспроизведения выскочила из пазов и встала в один ряд с другими.
– Что скажешь? – нарушил молчание Саша. – Твое мнение?
– Шантаж? – еле слышно предположила она.
– Именно. Это Костин голос?
– Конечно, его… Но с кем он говорил? – Руки у Ирины дрожали, она едва могла попасть в рот мундштуком сигареты.
Саша усмехнулся:
– А ты бы хотела узнать?
– Нет, нет! – Она ткнула сигаретой в пепельницу так, что окурок сломался. – Ничего я не хочу знать! Кто сюда принес эту гадость?! Кто посмел? Чей это диктофон?!
– А ты поспрашивай его друзей со студии!
Ирина с отвращением посмотрела на серебристую игрушку японского производства, как будто это было что-то грязное и омерзительное. Нерешительно предположила:
– Кто-то забыл, когда приходил ко мне после его смерти… Кто-то с телевидения – такие штучки обычно бывают у них… Они просто обвешиваются всякими игрушками… Но никто же не приходил!
– Совсем никто?
– Конечно, никто. Я тебе уже говорила, какая вокруг нас образовалась пустота после того, что случилось.
– А следователь эту штуку видел?
– Может, и видел. Откуда мне знать? У нас же не было обыска.
– Не было?
– Нет. Просто осмотрели квартиру, искали какие-то бумаги, из которых можно что-то понять… Постой, но как же эта вещь сюда попала?! Когда? И кто это сюда принес? Зачем?
Она вдруг стиснула голову руками и в отчаянии прошептала:
– Я не хочу, не хочу, не хочу ничего знать! Почему я должна в этом копаться?! Шантаж – подумать только… Нет, это ошибка, он никого не шантажировал! Саша!
Саша молча возился с диктофоном.
– Что ты там творишь? – резко окликнула она его. – Тебе мало того, что слышал?
– Слишком мало мы слышали. Хочу послушать другую сторону.
Она не успела его остановить. Он нажал на кнопку, и они услышали Костин голос. Затравленный, негромкий, знакомый голос. Он говорил быстро, будто боялся не успеть:
– Иришка, дорогая, не знаю, что со мной будет, я наступил на мозоль одному большому человеку. Я дурак. Но я сделал это не ради денег. Нет, вру! Не только ради денег! Я запутался, но я хотел только хорошего… Да что оправдываюсь? Я, конечно, не ангел. Поддался соблазну, пытался его припугнуть… Что со мной будет теперь – не представляю. Иришка, за мной следят. Каждый день я их вижу и чувствую, что они знают каждый мой шаг. Зачем следят? Могли бы просто убить. Но меня пока не трогают. Умоляю тебя – если меня уже нет, а ты слышишь эти слова – отвези кассету Игорю, ты должна его помнить, мы с ним раньше работали в газете… Не представляю, что говорю, впервые в жизни по-настоящему боюсь. И за себя, и за тебя тоже. Какой я негодяй, что подвергаю тебя опасности! Но лучше будет, если ты узнаешь заранее… Целую тебя. Пока.
Последние слова прозвучали как-то легкомысленно, не всерьез. Ирина плакала, слушая тишину, исходившую теперь от крутившейся дальше кассеты. Саша нажал на «стоп».
– Давай все сотрем, – сквозь слезы предложила Ирина.
– Дурочка, – ласково ответил тот. – Да ни за что на свете!