– Мне все равно, что он подписал контракт! Либо уходит он, Арт, либо я – все просто.

Арт решил заменить Стэнли в последнюю минуту и почему-то из всех мужчин на земле он выбрал именно Рубена Тернера! Стэнли – ведущий актер в постановке «Вест Энд», в которой я играю главную роль и должна практически его трахнуть, что в принципе нормально, ведь я актриса и могу абстрагироваться от всего. И даже смена актера в последнюю минуту не должна быть большой проблемой, за исключением одного маленького факта – когда-то я была замужем за Рубеном Тернером. Ни за что в жизни я не буду заниматься с ним сексом, в том числе и симулировать секс в трусиках, которые будут плотно на мне сидеть.

Черт возьми! Возможно, я когда-нибудь смогу оценить иронию того, что играю главную роль в спектакле под названием «Никогда не занимайтесь сексом со своим эксом», но явно не сегодня.

Глупый, тупой Стэнли! Кто, твою мать, катается на лыжах за пару недель до того, как сыграть главную роль в одной из самых долгожданных постановок года «Вест Энд»? Многие месяцы мы репетировали, и теперь все идет псу под хвост из-за какого-то придурка на лыжной трассе, благодаря которому Стэнли теперь в гипсе от самого бедра и выбит из строя на ближайшее время.

Я бы не возражала, но он был чертовски горяч и называл меня пустышкой, и это понятно, так как я, скорее всего, выносила бы ему мозг у всех на виду каждый день в течение следующих трех месяцев.

Но это… три месяца работать бок о бок с Рубеном... Я не могу этого сделать. И не буду! В конце нашего брака он вел себя, как придурок по отношению ко мне.

У него сексуальный ирландский акцент и сверкающие карие глаза. Женщины сходят по нему с ума настолько, что их нижнее белье словно испаряется только от одного его взгляда в их сторону. Я устала от этого.

Мы были слишком молоды для брака. Об этом говорили все и были совершенно правы. По правде говоря, Рубен уехал, когда ему предложили безусловно потрясающую работу в Голливуде, но некоторые обстоятельства заставили меня остаться здесь, в Лондоне.

О, какое-то время мы старались поддерживать отношения. На самом деле старались, у нас был виртуальный секс по Скайпу и всякие разные вещи типа этого… по правде говоря, это было забавно. Но веселье быстро прекратилось, когда Рубен переехал в Африку для шестимесячной съемки высокобюджетного фильма. Плохая связь и красивые коллеги-звезды, в конце концов, погубили наши отношения. Мы были вдали друг от друга на протяжении двух лет, в результате чего между нами появилась огромная пропасть, в которую мы оба и упали. Или упал он. Затем Рубен захотел оттуда выкарабкаться, прося меня о помощи и моля принять его обратно, чтобы снова жить вместе. Он пошел бы на все, лишь бы не расставаться.

И знаете, как я поступила? Я послала его ко всем чертям. И нисколько об этом не жалею. Если однажды Рубен позволил себя соблазнить, то это повторилось бы снова. Я всегда напоминаю себе, что спаслась от сердечной боли, послав его в тот день.

И вот мы здесь, за неделю до премьеры, и из всех претендентов, кто привел бы меня к большому успеху, по словам режиссера, Рубен смело подменил Стэнли и спас этот чертов день. А ну-ка, посторонись, Николас Кейдж! У моего бывшего мужа всегда был комплекс супергероя.

– Лизетт, нам невероятно повезло, что у нас есть он, – отчитывает меня Арт, словно маленького ребенка. – Его актерским способностям нет равных, и ты не можешь отрицать, что мужчина выглядит на сцене сногсшибательно, – широкая рубашка развивается вокруг Арта, когда тот уходит с важным видом и начинает кружить вокруг декорации.

«Рубен и в постели тоже сногсшибателен», – думаю я, а после одергиваю себя, что так легко об этом вспоминаю. Однако не отрицаю этого; никто с тех пор не смог заставить меня чувствовать себя так, как это делал Рубен. Когда мы только поженились, две пары соседей съехали из квартиры рядом с нашей, и я не сомневаюсь – это из-за того, что мы громко и часто занимались грязным, сумасшедшим и прекрасным сексом.

Если бы в этой обшарпанной квартире с одной спальней у нас были люстры, то я уверена, что они тряслись бы из-за нас.

– Ты же знаешь, что мы были женаты, да?

Арт делает взмах рукой в воздухе – 'comme ci, comme ça,' (прим.перев.: в переводе с франц.: и что?) жест, который меня раздражает. Ему хорошо быть беспечным, ведь не его сердце под угрозой.

– Кажется, уже сто лет прошло, – он закатывает глаза в стиле скучающего подростка. – И вообще, хорошо, что у вас, ребята, есть какое-то прошлое. Это добавляет остроты, – Арт пожимает плечами, нисколько не сожалея.

– Остроты? – рычу я. – Да я скорее подолью яда ему в чашку с кофе. Вот, что может произойти.

Арт ухмыляется, довольный, как слон.

– Мне это нравится, – говорит он, потирая руки в предвкушении. – Так что все, девочка, соберись и веди себя хорошо. Он прочитает сценарий сегодня в самолете, а репетиции начинаются завтра. Взбодрись.

Арт практически делает пируэт, когда спрыгивает со сцены, оставляя меня одну. Завтра. Завтра Рубен будет на этой сцене вместе со мной.

Что совсем не укладывается в моей голове. Для меня эта пьеса большая возможность, и я не могу сейчас от нее отказаться. Я бы в любом случае не смогла этого сделать. Тогда бы пострадала моя репутация, а я слишком много работала, чтобы все бросить.

Но каждый вечер работать рядом с Рубеном? Серьезно?

Я роюсь в шкафчике в поисках бренди, который по сценарию хранит там персонаж Стэнли. На самом деле в этой бутылочке не должно быть крепкого алкоголя, но Стэнли продолжает заменять холодный чай на спиртное, и сейчас я очень этому рада.

Эта пьеса… невероятно интимная. Всего два героя, только я и Стэнли. Хотя, теперь, кажется, только я и Рубен.

Я не видела его более пяти лет, но помню свои последние слова, сказанные ему, так ясно, словно это было вчера.

– Вали отсюда, Кот в сапогах. Иди по своему золотому пути, который ты выбрал и посмотри, куда он тебя приведет. Только не возвращайся сюда снова, поджав свой старый, огромный хвост, потому что я повешу большой чертов знак «проход запрещен» и буду сначала стрелять, а потом уже спрашивать.

Этот разговор нам не помог, так как Рубен на самом деле был одет в костюм Кота в сапогах. Или возможно он был Д’Артаньяном или кем-то в этом роде, но на мой взгляд, он выглядел для всего окружающего мира так, словно отчаянно собирался попасть на сцену детского спектакля. О да, он выглядел именно так. И как вы думаете, он хоть раз пришел, чтобы испытать мой дробовик после того дня? Нет, конечно. Ни разу.

Рубен исчез из моей жизни, больше похожий на джинна из бутылки, чем на Кота в сапогах, чтобы больше никогда не возвращаться. До сегодняшнего дня. Именно в тот момент, когда я собираюсь сыграть самую сложную и самую важную роль в своей жизни. Боже, я уже нервничаю. У меня практически истерика, и я прикладываюсь к бренди прямо из бутылки, что, с какой стороны не посмотри, не очень хороший способ взбодриться.

Следующим утром я специально медленно иду на работу. Не хочу встретиться с Рубеном перед спектаклем в своей гримерной для откровенного разговора или бездушного рукопожатия. Дело в том, что я все еще на него обижена. Очень сильно обижена в основном потому, что после его ухода никто так и не сумел сделать меня счастливой, никто не смог возбудить меня так, как он, и никто, кроме Рубена, не доводил меня до бешенства.

А знаете, что? Мне нравится моя нынешняя жизнь. Мне не нужна драма, и мой «парень» на батарейках не вынуждает меня вопить от разочарования. Он никогда не заставляет меня выкрикивать его имя от обжигающего удовольствия или горько плакать, хотя слез счастья тоже не бывает, но хватит об этом.

Не поймите меня неправильно, я хочу быть профессионалом, но единственное, что я планирую сказать ему на протяжении всей этой постановки – это слова из сценария. Чьи-то слова. Не мои. И уж точно не хочу услышать ничего от него.

Вообще-то, у меня есть план. После бессонной ночи, доедая тост с джемом этим утром, я пришла к заключению, что лучший способ пережить сложившуюся ситуацию – представить, что он – Стэнли.

Здорово. Я справлюсь.

Черт. Но Рубен не Стэнли, и мне будет тяжело.

Он только что вышел на сцену и ни за что в жизни я не смогу представить вместо него кого-то, кроме Рубена-Секса-На-Палочке-Тернера – моего бывшего мужа, любимца миллионов женщин и даже нескольких мужчин за его сексуальное тело и убийственную улыбку. Я не могу дышать. Никто не заметил? Позовите врача, позвоните в скорую, вызовите священника! Я, черт побери, не могу дышать, люди! Я что, умираю? Поворачиваюсь и стараюсь выровнять свое дыхание, поскольку Арт представляет Рубена всей группе. Он подходит к каждому, пожимая руку или целуя в щеку, и обменивается с ними улыбками. Рубен всегда такой. Всегда легко сходится с людьми, заставляя их чувствовать себя, словно каждый из них особенный, хотя в комнате полно людей.

Рубен приближается ко мне.

«О Боже, только не подходи».

К сожалению, он не слышит мой внутренний монолог и направляется в мою сторону. Может убежать со сцены? Я могла бы, но тогда я привлеку внимание к себе, к нам, а я не хочу, чтобы это произошло. О, я в курсе, что все знают о нашей с Рубеном истории. Конечно же, знают. Несомненно, это были самые обсуждаемые сплетни в кафетерии сегодня, и я уверена, что не схожу с ума, когда говорю, что этим утром в театре персонала намного больше, чем должно было быть. Господи Боже, да здесь практически столько же народа, как в ночь премьеры спектакля.

«Давай, возьми себя в руки, Лиззи», – настраиваюсь я и заставляю себя расправить плечи и не обращать внимания на перешептывания.

Рубен по-прежнему приближается. Между нами остается три человека. Два человека. Один человек. Это похоже на самый мучительный процесс подсчета овечек перед сном. Черт, сейчас я бы предпочла оказаться в постели, проваливаясь в сон, чем быть здесь на сцене, собираясь встретиться со своим бывшим мужем в первый раз за несколько лет.

– И ты, конечно же, знаком с Лизетт, – громко кричит Арт и практически толкает Рубена на меня, пока я не делаю шаг назад, чтобы не столкнуться со своим бывшим мужем.

Я поднимаю взгляд на его лицо. Он опускает свой – на мое.

«Не смотри на меня так, словно я особенная и единственный человек в комнате, я на это не поведусь».

О, Боже. Я что, единственный человек в комнате?

– Да, – говорит Рубен. – Мы с Лиззи давно знакомы.

Киваю и стараюсь слегка улыбнуться, но на самом деле это больше вызывает боль, так как я очень сильно сжимаю челюсть. Я ничего не отвечаю, потому что это будут слова не из сценария.

Такое чувство, что каждый в этой комнате смотрит на нас с некоторой заинтересованностью, и я отказываюсь плодить еще больше сплетен.

– Тогда, знакомство окончено, – громко и весело произношу я, хлопнув в ладоши для пущего эффекта, и отступаю вглубь сцены. – Давайте перейдем сразу к делу, у нас много работы и очень мало времени. Начнем с самого начала?

Арт прищурившись смотрит на меня, будучи в замешательстве, ведь режиссер – он, и я вроде как выполняю сейчас его работу, но слава Богу он ничего не говорит, а берет дело в свои руки и расставляет каждого по местам.

Я в постели со своим бывшим мужем. Вот уж не думала, что такое скажу. Но, черт возьми, это странно, не правда ли?

Спектакль начинается с того, что мы находимся в кровати, и я должна проснуться первой. Приглушенный свет предназначен имитировать рассвет осеннего лондонского утра. Я должна смотреть на партнера с обожанием. Изучать его спящее лицо. Я стараюсь представить, что Рубен – это Стэнли.

А кто такой Стэнли? Похоже, все без толку, потому что я смотрю на Рубена, и моя голова забита только мыслями о нем. Он спит, вернее должен притвориться спящим перед зрителями. Белые простыни на кровати скомканы, и Рубен с обнаженным торсом лежит слегка на боку лицом ко мне, одна рука небрежно закинута за голову.

Простынь прикрывает его бедро, и понимаю, что не имеет значения, как я выгляжу в этот момент, потому что все взгляды в этой комнате устремлены на его великолепную, загорелую грудь. Без сомнения, так будет продолжаться постоянно, начиная с этого момента пьесы и до ее конца. Я решаю слегка что-нибудь изменять каждый раз после премьеры, делать что-нибудь произвольное, чтобы посмотреть, заметит ли кто-нибудь разницу. Я бы поставила хорошие деньги на то, что никто не обратит внимание.

Итак, Рубен спит, и я изучаю его спящее лицо. В пьесе моя героиня очень сильно влюблена в этого мужчину, и так как я чертовски хорошая актриса, то тоже позволяю себе снова влюбиться в него в этой постели.

Не разрешаю себе вспоминать ничего хорошего о Рубене с тех пор, как угрожала подстрелить его жалкую задницу, если он вернется. Но ради своей карьеры и этой постановки, я вспомню все хорошее, что было связано с ним.

Такое чувство, словно кто-то ударяет меня в грудь.

Эмоции выливаются, словно из ниоткуда, и слепят меня. Я рада, что в этой сцене нет слов, потому что просто не смогла бы произнести их сейчас.

Мне нужно к нему прикоснуться. По сценарию я должна протянуть руку и провести пальцами по его телу. О Боже, на самом деле я и не задумывалась об этом.

Когда тянусь к нему рукой, она дрожит, и я уверена, что Рубен почти незаметно вздрагивает, почувствовав нежное прикосновение моих пальцев к его скуле. Интересно, размышлял ли он обо всем этом, и не кажется ли ему происходящее странным и сложным, как и мне. Уже почти десять утра, мы расстались крайне неудачно и ни разу за все эти годы не разговаривали, а теперь же мы здесь, в кровати, на виду у трех десятков человек.

Сегодняшний день не похож на мой привычный вторник.

Его кожа, о Боже, его кожа. Она невероятно теплая от софитов и ох, он такой великолепный. Я провожу рукой по его лицу, а затем по подбородку. Он вздыхает, и совсем немного приоткрывает рот. Господи, не думаю, что смогу это сделать. Глядя на его губы, я вспоминаю, как Рубен невероятно целуется. Этот мужчина точно не знает, что такое простой поцелуй.

Сейчас моя рука покоится на его плече, теперь я должна скользнуть ею под простыни и прижаться к нему своим телом. На мне надета маленькая, черная комбинация без бюстгальтера. И я в трусиках «танга», потому как настояла на том, что не буду играть роль полностью обнаженной, даже ради искусства. А Арт хотел, чтобы я была голой. Вот мудак. Я не собираюсь светить своими прелестями перед всеми только ради того, чтобы все выглядело подлинно. Единственное, чем я хочу прославиться, играя в этой постановке – это своим актерским мастерством, а не тем, что я исправно делаю эпиляцию у себя между ног.

Когда-то я спала с Рубеном полностью раздетая.

Картины прошлого проясняются по мере того, как я медленно дюйм за дюймом придвигаюсь к нему по кровати. Я вижу, как дергается его кадык, когда он сглатывает, и оказываюсь достаточно близко, чтобы почувствовать тепло его кожи. Я вдыхаю знакомый запах, воспоминания мгновенно возвращаются ко мне, вызывая чувство похоти и нужды. Эти эмоции могут быть для меня плюсом, как для актрисы, но, Боже, они губительны для меня, как для женщины.

Мы со Стэнли хорошо отработали эту сцену. Он вообще не шевелится, пока я не прижимаюсь к нему своим телом, а потом начинает двигаться и притягивает меня к себе за бедро. Я снова думаю о сценарии, который ужасно скудный.

До сих пор я не придавала ему значения. На самом деле мы со Стэнли оценили тот факт, что Арт очень доверяет нам и разрешает в этой сцене больше импровизировать. Это самая откровенная и сексуальная сцена во всем спектакле, которая создает нужную атмосферу для всей остальной пьесы.

Нам не нужно закреплять на себе микрофоны, так как в этой сцене нет слов. И я рада, потому что не смогла бы скрыть свое учащенное дыхание, и бешено стучащее сердце. И вот я здесь, на кровати, мне нужно закончить маневр и прижаться к его теплой коже.

Я не хочу. Нет, хочу. Я должна. Так написано в сценарии.

Закрыв глаза, я делаю это – скольжу рукой по его талии и оказываюсь у теплой, знакомой и твердой груди.

Ох, боженьки, я это чувствую, чувствую его тепло. Я помню, помню, помню. Ведь делала это бесчисленное количество раз, ложась с ним в постель по выходным и сворачиваясь клубочком в тепле его тела под одеялом.

Это безумие. Я едва дышу от неожиданных слез, а горло сжимается. Моя голова покоится на груди Рубена, и понимаю, что его собственное сердце стучит так же быстро, как и мое. Даже быстрее. Мне нужно вылезти из этой постели и убраться со сцены, но мои ноги меня не слушаются.

И вдруг Рубен медленно убирает руку из-под своей головы, опускает ее и касается моей, скользя по волосам. Пальцами он нежно гладит меня, в то время как другой рукой обнимает за плечи, притягивая ближе.

Я ненавижу его. Повторяю себе, что ненавижу, но в этот момент не испытываю таких чувств к нему на самом деле. Я люблю его так же, как и раньше, будто не было этих прошедших лет и всех тех проблем. Я словно просыпаюсь с ним в нашей спальне, как и когда-то.

Рубен обнимает меня так, как может только он. Это такой кайф, такое облегчение, будто я ждала этого с момента его ухода, но сама даже и не подозревала об этом.

Что будет дальше? Если бы вы заглянули в сценарий, то увидели, что наши персонажи должны «заниматься медленной и нежной любовью». И это все, что там написано. Нет никаких деталей типа: «он делает это, а она делает то. Он скользит рукой туда-то, а она задирает свою ногу сюда». Мы просто должны медленно и чувственно предаваться любви, любым способом, каким захотим. Будучи вместе мы иногда занимались подобным сексом. Конечно, у нас чаще всего был жесткий и быстрый трах, он даже иногда граничил с насилием, но когда мы делали это нежно, то все было очень эротично.

Теперь Рубен обнимает меня за шею и опускает свою голову, чтобы поцеловать меня в макушку, будто пробуждаясь медленно и с удовольствием.

Я закрываю глаза, и касаюсь ресницами мягких волос на его груди.

Рубен слегка смещается, приподнимает немного простынь, укутывая ею нас, и внезапно меня накрывает паника, потому что в отличие от меня и Стэнли, Рубен решил послушаться советов Арта и полностью раздеться. Твою ж мать.

Его член прижат к моей промежности, и он супертвердый.

Губами Рубен скользит по моим волосам вниз к уху.

– Давно не виделись, Лиззи.

Я слышу скрытую иронию в его голосе, а слова настолько банальны, что сама не понимаю, то ли ахаю, то ли усмехаюсь, и все это происходит в относительной тишине, так как подразумевается, что сцена эротичная и нежная.

– У тебя нет случайно пистолета в кармане? – мурлычу я. – Потому что если есть, то я пристрелю тебя за все.

Глажу его по спине, строго придерживаясь движений, которые мы отрабатывали со Стэнли.

– Нет карманов, нет пистолета, – говорит Рубен. – Я просто очень, очень рад видеть тебя снова. И вновь ощутить тебя.

– Ты должен поцеловать меня сейчас, – говорю я соблазнительно, следуя сценарию, и мой партнер по сцене стонет еле слышно даже для меня.

– Иисусе, мне так нравится, когда ты доминируешь, – шепчет Рубен, после чего внезапно опрокидывает меня спиной на кровать и придавливает своей грудью.

«Не по сценарию! Не по сценарию!», – хочется закричать мне, но если издам хоть звук, то нам придется остановиться и начать все с начала… а я не хочу останавливаться.

Я открываю свои глаза и встречаюсь с его темным взглядом, который внезапно становится серьезным, в паре дюймов от моего лица.

– Я думал о том, как поцелую тебя, каждый гребаный день последние шесть лет, – произносит Рубен, затем опускает голову и касается губами моего рта. – Я повзрослел, Лиззи, – шепчет он между поцелуями. – Уже не глупый мальчик и в этот раз знаю, как не разбить твое сердце.

Когда-то я заставила себя забыть о Рубене, чтобы спать по ночам, но как только он начинает меня целовать, то все вспоминаю и уступаю ему, открываю рот и впускаю его язык.

О. Мой. Бог. Сначала Рубен начинает нежно, но создается впечатление, что мои губы как будто охвачены похотью, потому что я чувствую его растерянность, когда отвечаю на поцелуй. Я не могу остановиться. Такое ощущение, словно я крепко спала последние несколько лет, и Рубен только что меня разбудил. Я Спящая Красавица в его объятиях, за исключением того, что Прекрасный Принц не прижимался возбужденным, горячим членом между ног Красавицы.

Рубен переплетает наши пальцы на подушке, пока другая его рука зажата между нашими телами.

Он гладит мой сосок через комбинацию.

Я не могу совладать с собой. Он языком скользит в мой рот, а вес его тела очень приятно ощущается на мне. Мы больше не играем наши роли.

Эта сцена, пусть даже неуместная, наше воссоединение.

– Я так скучал по тебе, – шепчет Рубен, чтобы слышала только я, и дотрагивается губами до моей шеи, облизывая и покусывая. Мне нравится, когда он касается моего лица своей щетиной.

– Я не могу сделать этого, – сопротивляюсь я, но мое тело говорит об обратном. Оно приветствует его, жаждет и словно само по себе обвивается вокруг него, как плющ вокруг ствола дерева.

– Нет, ты можешь. Ты должна. Это есть в сценарии, – мягко отвечает он, а пальцами скользит под нижнее белье и начинает играть с моим соском. Его прикосновение очень интимное, словно изящная пытка электрическим током, такое приятное, что я закусываю губу, сдерживая стон.

– Стэнли никогда такого не делал, – задыхаясь, говорю я.

– Значит Стэнли был полным придурком, – тихо произносит Рубен. – Никто не видит, что мы делаем. Представь, что здесь только я и ты, Лиззи, как раньше.

Он говорит все это, перекатывая мой сосок между своим большим и указательным пальцами, и все, о чем я мечтаю – чтобы вместо пальцев он припал своим ртом к моей груди. Я поглаживаю волосы Рубена, когда он целует меня снова. Его язык беспрепятственно скользит в мой рот, пока я не начинаю стонать и покачивать своими бедрами.

Я знаю, что наша команда нас не видит, так как мы под простыней, и я молю Бога, чтобы все в этом помещении думали, что Рубен в шортах, потому что мы больше не играем.

Рубен целует меня словно мужчина, только что избежавший смертной казни – жадно и неистово, после чего своим коленом раздвигает мои ноги и запускает руку под простыню.

Мне следовало бы прекратить это. Конечно, все же понимают, что здесь творится? Я репетировала это сцену со Стэнли перед командой десятки раз, и единожды или дважды я немного переходила за грань, но никогда как с Рубеном. Я занимаюсь сексом со своим бывшим, и несмотря ни на что, он просто задрал мою комбинацию до талии и прямо в эту секунду подцепляет пальцами мои трусики и сдвигает их в сторону.

– Стэнли проделывал такое с тобой? – Рубен облизывает мой рот горячо и сексуально, а затем проникает пальцами между моих ног, раздвигая губки моей киски, чтобы коснутся влажного, горячего местечка.

– Никто, кроме тебя, – говорю я, и он потирает мой клитор в награду.

– Хорошо. Потому что меня убивает мысль, что ты можешь быть с кем-то еще.

Я не в состоянии отвести взгляд от его глаз, которые сконцентрированы на моем лице.

Рубен знает, как обращаться со мной в постели, и мне хочется, чтобы он сорвал с меня шелковую комбинацию, и тогда я смогу почувствовать тепло его кожи. Он касается меня пальцами, неторопливо играя с клитором, словно мы лежим в кровати ленивым воскресным утром. И скользит пальцами внутрь моей киски, в поисках точки G.

– Или тебе это нравится, или ты очень хорошая актриса, – усмехается Рубен, зарывшись лицом в мои волосы, затем немного смещается, ложась на меня сверху своим весом, и его твердый пульсирующий член оказывается у меня между ног.

Я обнимаю его, моего Рубена, и он обхватывает ладонями мое лицо, целуя.

– Скажи, чтобы я трахнул тебя, Лиззи, – шепчет он.

– Нежно, по сценарию, – отвечаю я, потому что где-то в уголке моего подсознания надеюсь, что команда не заметила, как перед ними разворачивается настоящее секс-шоу, а не обычная репетиция.

– Я могу быть нежным, – заверяет Рубен голосом полным эмоций. Затем двигая своими бедрами, он входит в меня на всю длину своего члена до тех пор, пока мы полностью не соединяемся друг с другом, и пока наши бедра не соприкасаются.

– Я всегда любил тебя, – яростно шепчет он, медленно касаясь меня губами и запуская руки в мои волосы.

– Боже, Рубен, – выдыхаю я, скользя пальцами по темным волосам и притягивая его голову к себе. – Что происходит?

Небольшая меланхоличная улыбка появляется на его лице, а взгляд становится мрачнее. Даже грустнее.

– Это я, трахаю женщину, которую очень сильно люблю, Лиззи. Это я, придерживаюсь плана, которого и должен был всегда, вместо какого-то стремного сценария фильма ужасов о череде женщин, которые с тобой не сравнятся. Ни одна.

Рубен двигается во мне медленно и чувственно, нашептывая только для меня. Толстое основание его члена касается моего клитора, и с каждым толчком я приближаюсь к разрядке. Сжимаю его своей киской, отчаянно желая, и дрожу от того, насколько сильно его хочу.

– Так достаточно нежно? – Рубен снова целует меня, теперь уже мягко, затем скользит рукой между нашими телами и его волшебные пальцы находят мой клитор.

Я сжимаю руками простынь на его спине, выгибаясь. Я собираюсь кончить. Собираюсь кончить прямо сейчас и чувствую, как внутри моего тела разливается обжигающее тепло, которое перетекает от кончиков пальцев моих рук и ног к его пальцам на моем клиторе и к члену, похороненном глубоко во мне.

– Ты разбил мне сердце, – тихо выдыхаю прямо ему в губы.

– Обещаю, что все исправлю, – быстро отвечает Рубен, и его тело напрягается, потому что он сам уже близок к оргазму. – Каждый чертов день я буду все исправлять, Лиззи.

Прижимаю лицо к его плечу и кусаю, чтобы не выкрикнуть его имя. Меня накрывает оргазм, и я ничего не могу поделать, кроме того, как таять от соприкосновения наших тел. Он касается моего клитора, пока жестко вколачивается в мою киску. Его горячий член пульсирует. Покусывая мою губу, Рубен выглядит очень сексуально, когда кончает через несколько секунд после меня. Мы почти бесшумно совокупляемся, крепко держась друг за друга, пряча лица в шеях друг друга и мучаясь от необходимости громко закричать, застонать и зареветь.

Я чувствую себя странно, будто бы нахожусь в одной из тех замедленных сцен в фильме «Матрица», знаете, когда вы видите застывшие изображения героев? Передо мной мелькают изображения нашей с Рубеном свадьбы, нас, занимающихся здесь сексом, изображения остальной команды, рассеявшейся по всему театру и наблюдающей за нами. Если бы кто-нибудь уронил булавку, то вы бы, несомненно, услышали.

– Что дальше, Лиззи? – шепчет Рубен, восстановив, наконец, свое дыхание.

Под простыней он выходит из меня, и я уже по нему скучаю.

Кто-то кашляет, и Арт гордо выступает вперед.

– Нам, возможно, надо будет еще раз повторить, ребята, – говорит он, нахмурившись, и смотрит в сценарий. – Как думаете, в следующий раз вы сможете сделать менее очевидным, что трахаетесь на самом деле? Это вам не Амстердам, ребята. Передохните, – Арт снова садится, щелкая пальцами и подзывая помощника. – Замените простыни, пожалуйста, – он кидает на нас свой темный взгляд, затем снова поворачивается к помощнику. – Тебе стоит запастись простынями.

Наверно мне должно быть стыдно, но знаете, что? Нет, не стыдно. Арт просил остроты. Возможно, в следующий раз он будет осторожен в своих желаниях.

– Думаешь, он будет благодарен, что мы такие добросовестные актеры? – смеюсь я дрожащим голосом и поднимаю взгляд на Рубена.

– Завтра, в то же самое время, на том же самом месте? – спрашивает он, в его темных глазах пляшут смешинки, и я замечаю в них что-то похожее на любовь.

За его головой я вижу новую неоновую вывеску, висящую в фойе.

Никогда не занимайтесь сексом со своим эксом.

Да. Кстати об этом…

Загрузка...